Текст книги "Городские легенды"
Автор книги: Чарльз де Линт
Жанр: Зарубежное фэнтези, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
– У меня что-то совсем крыша поехала, – призналась Венди.
– У тебя? Крыша поехала? Проверь-ка пятый столик – там клиент уже три раза заказ менял. Последний вариант отдам на кухню минут через пять, не раньше, а то вдруг он опять передумает.
Венди улыбнулась:
– А он будет жаловаться на медленное обслуживание и чаевых тебе не оставит.
– Да он и так не оставит.
Венди положила ладонь на плечо Джилли:
– Ты занята сегодня?
Джилли мотнула головой:
– Нет, а что?
– Мне поговорить с кем-нибудь надо.
– Всегда рада служить, – ответила Джилли и присела перед Венди в шутливом реверансе, так что та чуть не прыснула от смеха, потом перевела взгляд на пятый столик и резко выпрямилась. – О господи, он снова меня зовет!
– Дай-ка мне его заказ, – сказала Венди. – Я сама с ним разберусь.
Ночь была тихая, так что после смены подруги решили никуда не ходить, а поговорить прямо на улице за рестораном. Они свернули в узкий проулок между домами и вышли на крохотную лужайку, которая спускалась прямо к реке. Там они забрались на каменный парапет и уселись, болтая ногами над медленно текущей водой. Кругом не было ни звука. Благодаря какому-то особому свойству этого места шум машин на Баттерсфилд-роуд казался отсюда не более чем далеким шелестом, словно берег реки отделяла от оживленной улицы глухая стена, а не обыкновенное здание ресторана, откуда только что вышли девушки.
Несколько минут они просидели молча, нисколько не тяготясь тишиной, пока наконец Венди не спросила:
– Помнишь тот раз, когда мы ходили на пикник с ночевкой? Ты, я и ЛаДонна? Ну мы еще истории страшные друг другу рассказывали у костра, когда стемнело?
– Конечно, помню, – ответила Джилли. По голосу чувствовалось, что она улыбается. – Ты тогда пересказывала нам Роберта Айкмана и другие истории из книг.
– Зато вы с ЛаДонной утверждали, что ваши истории – чистая правда, и как я ни старалась заставить вас признать, что это не так, вы все равно стояли на своем.
– Потому что это и была чистая правда, – ответила Джилли.
Венди вспомнила рассказ ЛаДонны о том, как та повстречалась в Катакомбах с бигфутом, и истории Джилли о духах земли по имени геммины, с которыми она свела знакомство где-то в другой части города, и еще о человечках наподобие гоблинов, живущих в подземных развалинах Старого города, над которыми сегодня ходят поезда метро.
Она оторвала взгляд от реки и посмотрела на подругу:
– Ты и правда веришь во все то, о чем рассказывала тогда?
Джилли кивнула:
– А как же иначе? Ведь это правда. – Она умолкла и придвинулась поближе к Венди, точно пытаясь по лицу прочесть, о чем та думает. – А почему ты спрашиваешь? Что случилось, Венди?
– Да ничего, просто сегодня днем я, кажется, тоже наткнулась на что-то необыкновенное.
Джилли ничего не ответила, и Венди выложила ей всю историю своей встречи с чародеем.
– Я, конечно, знаю, почему его прозвали чародеем, – закончила она. – Я сама не раз видела, как он достает цветы у людей из-за уха и всякие другие фокусы проделывает, но это было что-то совсем другое. Все время, пока он был рядом, меня не оставляло ощущение, будто воздух дрожит от магии, настоящей магии, которая исходила от него, а потом я увидела… не знаю, что это было, наверное, видение дерева… В общем, я даже не знаю, что обо всем этом думать.
Она говорила, не отрывая взгляда от чернильной тьмы на том берегу реки. Но теперь повернулась и посмотрела Джилли прямо в лицо.
– Кто он такой? – задала она вопрос. – Или, может, лучше спросить, что он такое?
– Мне он всегда представлялся чем-то вроде духа, – ответила Джилли. – Мифическим героем, который затерялся и отстал от других, когда они уходили туда, куда обычно уходят мифы, в которые люди перестали верить.
– Вот и он говорил что-то подобное. Но что это значит? Откуда он взялся?
Джилли пожала плечами:
– А может, не так уж важно, что он такое, главное, что он просто есть. – Встретив озадаченный взгляд Венди, она продолжала: – Не знаю даже, как объяснить. По-моему… Короче, тот он или не тот, за кого себя выдает, неважно, суть в том, что он не отказывается говорить об этом. И верит в то, что говорит.
– Почему?
– Ну он же тебе сказал. Люди больше не слышат друг друга, они разучились разговаривать. Нам нужны истории, потому что только они и могут сделать нас ближе. Раньше люди все время что-то рассказывали – сплетни, анекдоты, смешные истории, сказки. Общение шло беспрерывно, люди постоянно поддерживали между собой связь.
Вот и искусство для того же самого существует. Мои картины, твои стихи, рассказы Кристи, музыка Джорди – это тоже способы общения. Только все меньше и меньше людей прибегает к ним, ведь телевизор включить куда проще, чем заговорить с другим человеком. Люди поглощают информацию, которую скармливает им телевидение, а зачем – сами не знают. Разговоры стали поверхностными: «Эй, как дела, приятель? Ничего себе погодка!» Оригинального мнения ни от кого не дождешься, как людям сказали по телевизору, так они и думают. При этом все, конечно, считают себя образованными и просвещенными, а сами только и делают, что повторяют слова разных телеведущих да комментаторов. А на то, что говорят живые люди, никто больше внимания не обращает.
– Да знаю я, знаю, – ответила Венди. – Но какое отношение все это имеет к тому, что чародей показал мне сегодня?
– Просто он – приверженец старых ценностей, вот, наверное, как лучше сказать.
– Прекрасно, но от меня-то он чего хочет?
Джилли долго молчала. Ее взгляд устремился за реку и утонул в той же густой тьме, которая, казалось, зачаровала Венди, когда она рассказывала о своем приключении. Раз или два Венди хотела прервать молчание вопросом, но что-то ее удержало. Наконец Джилли сама повернулась к ней.
– Наверное, он хочет, чтобы ты посадила новое дерево, – сказала она.
– Но это же просто смешно. Я и понятия не имею, как это делается. – Венди вздохнула. – Я даже не знаю, верить в само Дерево Сказок или нет.
Но тут она вспомнила странное ощущение, которое не оставляло ее во время разговора с волшебником: как будто все, о чем он говорил, она хорошо знала раньше, а не слышала впервые. И потом, это видение…
У нее вырвался еще один вздох:
– Но почему я?
Казалось, она обращается к бархатной ночи вокруг, а не к подруге, но ответила на ее вопрос именно Джилли. Ночь хранила загадочное молчание.
– Я у тебя кое-что спрошу, – сказала она, – а ты ответь мне сразу, без подготовки. Что первое придет в голову, то и скажи – ладно?
Венди неуверенно кивнула:
– Давай.
– Если бы тебе позволили загадать желание – какое угодно, хоть самое сумасшедшее, но только одно, что бы ты попросила?
Помня, что происходит вокруг, Венди без всяких колебаний заявила:
– Чтобы всегда был мир, везде.
– Ну вот тебе и ответ, – сказала Джилли.
– Не понимаю.
– Ты спрашивала, почему чародей выбрал именно тебя, – вот тебе и причина. Многие на твоем месте начали бы ломать голову, что бы им такое пожелать для себя: ну там кучу денег или вечную жизнь, что-нибудь в этом роде.
Венди тряхнула головой:
– Но он же меня совсем не знает.
Джилли соскочила с парапета и потянула Венди за собой.
– Пошли, – заявила она. – Посмотрим на твое дерево.
– Это не дерево, а пень.
– Ну и что, все равно посмотрим.
Венди не могла понять, почему ей так не хочется туда идти, но, как и несколько часов тому назад, покорно зашагала вслед за Джилли к университетскому городку.
Ничего не изменилось, разве что стемнело, отчего пустырь показался Венди еще более унылым, чем раньше.
Джилли рядом с ней молчала. Но вот она шагнула вперед, присела возле пня на корточки и провела по нему ладонью.
– Я и забыла совсем про это место, – прошептала она.
«Ну конечно», – подумала Венди. Джилли ведь тоже здесь училась, и примерно в то же время, что и она, только тогда они еще не были знакомы.
Она присела рядом с Джилли и вздрогнула, когда та взяла ее руку и положила на пень.
– Слушай, – сказала Джилли. – Как будто шепот… эхо последней истории…
Венди поежилась, хотя ночь была теплая. Джилли повернулась к ней лицом. Звездный свет зажег в ее голубых глазах огоньки, сделав похожей на чародея.
– Ты должна это сделать, – заговорила она. – Ты должна посадить новое дерево. Тебя не только чародей выбрал, дерево тоже с ним согласилось.
У Венди голова пошла кругом. Сумасшествие какое-то, но Джилли послушаешь, так вроде все в порядке. У нее вообще дар такой – и не один, кстати, – она умеет даже самые безумные вещи преподносить так, что они начинают казаться нормальными. Правда, Венди не знала, дар это или что другое, но у Джилли он был, и это факт.
– Может, пусть лучше Кристи этим займется, – предложила она. – Он же как-никак истории пишет.
– Кристи – милейший человек, – согласилась Джилли, – но иногда его больше заботит, как сказать, чем что сказать.
– Ну так и я не лучше! Иной раз часами из-за четверостишия голову ломаю, а то и из-за одной строчки.
– Чтобы все видели, какая ты умная? – спросила Джилли.
– Нет. Просто знаю, что есть только один правильный вариант, вот и ищу его.
Джилли зарылась пальцами в жесткую щетину коротко подстриженного газона, который считался здесь лужайкой. Нащупала что-то, подняла, вложила в руку Венди. Та, не глядя, поняла, что это желудь.
– Ты должна это сделать, – повторила Джилли. – Посади новое Дерево Сказок и подкармливай его историями. У тебя получится, правда.
Венди оторвала взгляд от сияющих глаз подруги и посмотрела на пень. Вспомнила свой разговор с чародеем и видение дерева. Сомкнула пальцы и почувствовала, как желудь своей шершавой шляпкой вжался ей в ладонь.
«Может, у меня и в самом деле получится», – неожиданно для себя самой подумала она.
В ту ночь, когда она простилась с Джилли и вернулась к себе домой, на Феррисайд, у нее родилось стихотворение – целое, законченное, совершенное. Оставалось только взять ручку и записать.
Потом она долго сидела у окна с тетрадью на коленях и желудем в руке. Медленно перекатывала его на ладони. Наконец положила и то и другое на подоконник, встала и пошла в свою крохотную кухоньку. Порылась в шкафах, нашла под раковиной старый цветочный горшок, вынесла его на задний двор и наполнила землей – жирным суглинком, таким же таинственным и темным, как то загадочное место внутри нее самой, откуда изливались и складывались в строчки слова и которое сегодня днем безошибочно отозвалось на призыв волшебника.
Вернувшись к окну, она села и зажала горшок между колен. Вырвала страницу с новым стихотворением из тетради, бережно завернула в нее желудь и опустила в землю. Потом полила его так обильно, что земля в горшке превратилась в жидкую грязь, поставила на подоконник и пошла спать.
В ту ночь ей снились геммины, о которых рассказывала Джилли: хрупкие духи земли толпились перед домом и заглядывали ей в окно, чтобы рассмотреть цветочный горшок. Утром, встав с постели, Венди рассказала желудю о своем сне.
Осень сменилась зимой, а у Венди все было по-прежнему. Она работала в ресторане, писала стихи, встречалась с друзьями, завела роман с парнем, с которым познакомилась на вечеринке у Джилли, но через месяц у них все закончилось.
Короче, жизнь шла своим чередом.
И только в цветочном горшке на подоконнике постоянно что-то менялось. Крохотный зеленый росток пробивался из земли, и, точно возлюбленному, Венди каждый день рассказывала ему все, что происходило с ней или вокруг нее. Она перечитала ему все свои любимые рассказы и даже интересные статьи из журналов и газет. Она постоянно теребила друзей и знакомых, требуя от них все новых и новых историй, которые растеньице по большей части слышало в ее исполнении, негромком, но выразительном, хотя иной раз герои этих историй уступали просьбам Венди, приходили и рассказывали все сами.
Все, кроме Джилли, ЛаДонны и братьев Риделл, Кристи и Джорди, решили, что она спятила. Не то чтобы сильно, но все-таки.
Но Венди это не беспокоило.
Где-то в большом мире существовали другие Деревья Сказок, но их, если верить чародею, было совсем немного. А она ему верила. Без всяких доказательств, просто верила, и все, но, как ни странно, этого оказалось вполне достаточно. Вера заставляла ее еще заботливее, чем прежде, печься о благополучии зеленого питомца.
С наступлением зимы бездомных на улицах стало меньше. Те, у кого была хоть какая-нибудь крыша над головой, пережидали стужу там, другие, наверное, отправились зимовать в теплые страны, как ласточки. Но самых стойких Венди время от времени встречала. Бумажный Джек исчез, зато старушка в платьях от Лоры Эшли каждый день кормила своих голубей, а немецкий ковбой угощал публику напыщенными монологами – правда, теперь в основном на станциях метро. Видела она и чародея, но всякий раз лишь мельком, издали.
К весне зеленый росток превратился в настоящий маленький саженец сантиметров тридцать высотой. В теплые дни Венди выставляла его на заднее крыльцо подышать свежим воздухом, погреться в лучах полуденного солнышка. Правда, что делать с деревцем потом, когда оно перерастет свое горшечное убежище, она по-прежнему не представляла.
Однако со временем у нее появилась идея. В парке Фитцгенри был уголок, посвященный памяти поэта Джошуа Стэнхолда, его называли «Сады Силена». Туда она и решила отнести свое деревце.
Как-то раз в погожий денек на исходе апреля Венди, облокотившись на руль своего десятискоростного, стояла напротив публичной библиотеки в Нижнем Кроуси и любовалась ярко-желтыми брызгами нарциссов на фоне серой стены и вдруг почувствовала – не увидела, а именно почувствовала, – что у самой кромки тротуара прямо за ее спиной притормозил старый красный велосипед. Обернувшись, она увидела чародея, чье лицо так и лучилось весельем.
– Никак весна настала, – сказал он. – Самое время забыть стужу и метель и думать о лете. Джон уже слышит, как разворачиваются листочки на деревьях и цветы открывают свои чашечки. Небо улыбается всему, что растет под ним.
Венди сначала почесала Пряника за ушами и только потом подняла глаза, чтобы встретить синюю молнию чародейского взгляда.
– А Дерево Сказок? – спросила она. – Его ты тоже слышишь?
Чародей ответил ей радостной улыбкой:
– А как же, его в первую очередь. – Он умолк, поправил шляпу, потом хитро покосился на Венди. – Этот ваш Стэнхолд, – добавил он. – Отличный был поэт и рассказчик, каких поискать.
Венди и в голову не пришло выяснять, откуда он узнал о ее задумке. Она только улыбнулась чародею в ответ и спросила:
– А у тебя есть для меня история?
Чародей почистил рукавом пуговицу своей ярко-голубой куртки.
– Думаю, найдется, – сказал он. Потом положил руку на старый коричневый ранец, привязанный к багажнику велосипеда. – Здесь, в этой сумке, у Джона есть термос лучшего на свете чая. Давай-ка найдем уютное местечко, присядем, нальем по чашечке, и я расскажу тебе, как ко мне попал вот этот велосипед.
Он покатил прочь, не дожидаясь ее ответа. Девушка некоторое время глядела ему вслед, а крохотный терьер, сидя торчком в своей корзинке, не сводил взгляд с нее.
И тут самый воздух вокруг наполнился звоном, от которого у Венди запело в груди. Легкий ветерок налетел, взъерошил ей волосы, игриво бросил несколько прядок в лицо. Отводя назад растрепанную челку, она вдруг вспомнила деревце, сидящее в горшке на заднем крыльце ее дома, и поняла, что отныне ветер сам будет приносить ему истории и ей больше не надо их рассказывать.
Зато по-прежнему хочется слушать.
И тогда она вскочила на свой десятискоростной и бросилась чародею вдогонку.
Маленькая смерть
Всех нас объединяют именно эмоции, то, что мы чувствуем перед лицом испытания, а не само испытание.
Анаис Нин
– У меня такое чувство, точно мы где-то уже встречались.
Зои Брилл подняла взгляд. Знакомое начало, прямо как голос в телефонной трубке, когда первая фраза уже произнесена и отступать некуда – участь всякого ночного диджея в большом городе, где многие не спят и, чтобы скоротать время до рассвета, названивают на радио. Всем кажется, будто они сто лет тебя знают, всякому ты друг. Обычно ее это устраивало, поскольку она искренне любила людей, но, как говорила ее мать, в семье не без урода. И иногда у нее возникало такое впечатление, будто этих уродов, всех до единого, к ней как магнитом тянет.
Молодой человек, который притормозил у ограды уличного кафе, чтобы заговорить с ней в тот вечер, напомнил ей лису. Тонкие, заостренные черты лица, темные глаза, утолки губ приподняты в плутоватой усмешке, волосы рыжие, как у нее самой, но не такие длинные. И кожа, в отличие от ее собственной, смуглая, что наводило на мысль о каком-нибудь итальянце, арабе или даже индейце, который, покачивая ногами, расположился на одной из веточек его семейного древа. Самоуверенностью от него разило за версту, что всегда раздражало Зои, хотя в остальном он был вполне безобиден. Типичный неженатый молодой яппи, каких пруд пруди, наверняка поклубиться вышел; глядя на него, Зои прямо-таки слышала заводной ритм дискотечного хита от «Фул Форс» «Двигай телом до утра».
Одевался он хорошо, как и подобает всякому Лотарио: небрежно, но не без шика; вряд ли на нем есть хотя бы одна вещь дешевле двухсот долларов, подумала Зои. Ну разве что носки.
– Если бы мы встречались раньше, я бы наверняка запомнила, – недовольно процедила она.
Но он, похоже, принял ее слова за чистую монету.
– Да, меня немногие забывают.
– Повезло вам.
Стоял один из тех редких, волшебных вечеров поздней осени, теплых, с легким ветерком, которые вклиниваются иногда между неделями минусовых температур накануне зимы. По всей Ли-стрит, из одного конца рынка до другого, кафе и рестораны распахнули свои веранды и патио, радуясь последним погожим денькам.
– Нет, нет, – приставала наконец сообразил, что он ее вовсе не интересует. – Это совсем не то, о чем ты подумала.
Длинным тонким пальцем Зои постучала по раскрытой книге, которая лежала перед ней на столе, рядом с бокалом красного вина.
– Я сейчас занята, – сказала она. – Может, в другой раз как-нибудь.
Он наклонился и прочел напечатанное слева вверху название: «Исчезновение через чердачный люк».
– Это ведь О. Б. Хардисон? – спросил он. – Он еще «Вход в лабиринт» написал, кажется?
Зои вяло кивнула и без всякого энтузиазма отметила, что первое впечатление оказалось не совсем верным. «Отлично. Стало быть, ты – типичный неженатый молодой яппи, да еще и начитанный, который вышел поклубиться, но мне все равно нет до тебя никакого дела».
– Техника, – продолжал он, – вот прекрасный пример эволюции, согласна? Взять хотя бы фотоаппарат. Стоит только сравнить любую из современных моделей с лучшими из тех, что были в ходу лет тридцать тому назад, и сразу станет очевидно…
– Послушайте, – перебила его Зои. – Все это очень интересно, и я совсем не хочу показаться невоспитанной, но почему бы вам не попробовать с кем-нибудь другим? Если бы мне была нужна компания, я бы пришла сюда с другом или подругой.
Он покачал головой:
– Ты не поняла. Я же говорю, я вовсе не пытаюсь тебя склеить. – И он протянул руку. – Меня зовут Гордон Вульф.
По тому, как он произнес свое имя, Зои поняла: он уверен, что она тотчас же его узнает.
Она сделала вид, что не заметила протянутой руки. Как у всякой не лишенной привлекательности женщины, самостоятельно живущей в городе масштабов Ньюфорда, у нее давно развилось шестое чувство, своеобразный радар, который включал у нее в подсознании сигнал тревоги: да-дамм, да-дамм, прямо как в фильме «Челюсти», – каждый раз, когда ситуация грозила выйти из-под контроля и перейти во что-то нежелательное.
Гордон Вульф еще ничего такого не сделал, но ее подсознание уже послало предупреждающий сигнал.
– Тогда что же вам нужно? – спросила она.
Он вскинул руку и провел по волосам движением таким небрежным, точно это не ему дали только что от ворот поворот.
– Да вот хочу понять, откуда у меня такое чувство, будто мы уже знакомы.
Так, снова здорово.
– Мир полон неразгаданных тайн, – ответила Зои. – Наверное, и эта тоже из их числа.
Она вернулась к своей книге, но парень по-прежнему торчал у перил. Тогда Зои поискала взглядом официанта, надеясь, что тот поможет ей избавиться от приставалы, но того, как и двух девушек в белых передниках, точно корова языком слизала. Ресторанный дворик пестрел обычной богемной публикой, состоявшей из обитателей Нижнего Кроуси и просто любителей потусоваться: актеры, поэты, художники и музыканты в равной пропорции мешались здесь с теми, кто если не по роду занятий, то хотя бы по стилю одежды и поведения претендовал на место в их славной когорте. Стильно до безвкусицы, как иной раз казалось Зои. Она снова повернулась к непрошеному знакомцу, который стоял по ту сторону ограды как приклеенный.
– Поймите, дело не в том, что вы мне не нравитесь или еще что-нибудь в этом роде, – заговорила она. – Просто я…
– Напрасно ты решила со мной пошутить, – перебил он. – Я – вестник маленьких смертей. – Его темные глаза сверкнули. – В следующий раз, когда будет умирать частичка твоей души, ты меня еще вспомнишь.
С этими словами он повернулся к ней спиной и зашагал прочь, мгновенно затерявшись в потоке прохожих, который плескался на тротуарах по обе стороны Ли-стрит.
Зои вздохнула. Ну почему они вечно так и липнут к ней? Что ни придурок или чокнутый, так обязательно ее. Хоть бы раз кто-нибудь путный привязался. Она уже и забыла, когда нормальный, приличный парень пытался заговорить с ней в последний раз.
И вид у нее не то чтобы уж очень экзотический: бледновата малость, должно быть, предки подкачали, зато они же наградили ее рыжими волосами и зелеными глазами, да и вообще до той неестественной вампирической бледности, которой жаждут фанаты британских готических бэндов, от чьих альбомов, занимающих сейчас первые места в студенческих хит-парадах, ломятся полки независимых музыкальных магазинов, ей далеко. Прикид тоже далеко не так явно отдает блошиным рынком, как у многих из тех, кто оказался с ней в этот вечер в одном дворике, – высокие, до середины лодыжки, черные ботинки на шнуровке, черное платьице, ну, может, чуть коротковатое и тесноватое, зато поверх него – вытертая джинсовая куртка на несколько размеров больше.
Вид как у всякой слегка богемной самостоятельной девушки, которая по дороге на работу зашла в кафе посидеть за стаканом вина. И где, спрашивается, те слегка богемные приличные парни, которые могли бы составить ей компанию?
Она пригубила вина и сделала попытку снова вернуться к чтению, но скоро поняла, что не в состоянии сосредоточиться. Слова, брошенные на прощание Гордоном Вульфом, то и дело всплывали у нее перед глазами, точно напечатанные в книге.
«В следующий раз, когда будет умирать частичка твоей души, ты меня еще вспомнишь».
Она даже вздрогнула, как будто что-то скользкое и холодное проползло у нее по спине под платьем.
«Поздравляю, – мысленно обратилась она к недавнему приставале. – Не так, значит эдак, но вечер ты мне все-таки испортил».
Рассчитываясь с официантом, она решила, что пойдет к себе, погуляет с Рупертом и пораньше отправится на работу. Всю дорогу домой у нее в голове крутилась электронная тема со множеством глубоких, низких басовых нот, этакая помесь «Тэнджерин Дрим» с саундтреком к какому-нибудь ужастику. Казалось, Вульф рыщет вокруг, преследуя ее по пятам, но сколько она ни озиралась, никого рядом не было. Ее ужасно раздражало это состояние умеренной тревоги, которое он навязал ей на прощание, точно какой-то мерзкий подарок.
Неизвестно, кто из них двоих радовался больше, когда она объявила Руперту, что они прямо сейчас идут гулять: пес, который, разбрызгивая слюну, носился вокруг нее, или сама Зои, успокоенная тем, что добралась наконец до дома. По опыту зная, какие чудеса способна творить искренняя собачья привязанность, Зои специально выбрала самый длинный маршрут, до станции. И действительно, пока она шагала, ведя своего увальня на поводке, неприятный осадок, который остался в ее душе после стычки с Вульфом, растаял сам собой.
Старая песня «Лавинг Спунфул», бодрая и жизнерадостная, сопровождала ее в этой прогулке. До лета еще, конечно, было далеко, зато ноябрь выдался на редкость теплым, да и вообще климат в Ньюфорде довольно мягкий.
Телефон ожил на четвертом часу ее шоу, которое называлось «Ночной шум». Музыка, как обычно, была самая разная. Итальянская ария в исполнении Кири Те Канавы плавно перетекала в нью-эйджевую кельтскую мелодию, от которой получила свое название вся программа, за ней должен был подстроиться «Тяжелый путь» Стива Эрла, и тут как раз замигала желтая лампочка телефона, показывая, что в студию поступил звонок.
– Ночной шум, – сказал она в трубку. – Зои Б. у телефона.
– Мы в эфире?
Голос был мужской, незнакомый, но теплый и доброжелательный, с едва заметной напряженной ноткой.
– Извините, – ответила она. – После трех звонки в эфир не выводятся.
С часу до трех она принимала заявки, выслушивала комментарии, просто болтала со слушателями; на это же время приходились интервью, если они вообще были запланированы. Опыт показывал, что до трех звонят нормальные люди, придурки начинают подтягиваться ближе к заре, часикам к четырем.
– Вот и хорошо, – отозвался ее собеседник. – Я как раз с вами хотел поговорить.
Прижав телефонную трубку к уху плечом, Зои покосилась на студийные часы. Едва инструменталка отзвучала, она вывела в эфир Стива Эрла и стала подбирать следующий сет, открывавшийся каверверсией Конкрит Блонд на песню Леонарда Коэна к фильму «Громче звук».
– Ну так говорите, – сказала она, снова перехватывая трубку рукой.
Она почти физически чувствовала его нерешительность. Такое часто случается. Номер набрать смелости хватает, но едва на том конце провода ответят, во рту тут же пересыхает и все заготовленные заранее фразы рассыпаются, как песок.
– Как вас зовут? – спросила она, надеясь, что это поможет.
– Боб.
– Этот не тот, который из «Твин Пикс», случайно?
– Простите?
«Явно не фанат Дэвида Линча», – подумала Зои.
– Ничего, это я так, – ответила она. – Чем могу вам помочь в столь поздний час, Боб? – «Может, сделать для него исключение», – подумала она и добавила: – Хотите, поставлю для вас какую-нибудь песню?
– Нет, я… это насчет Гордона.
Сначала Зои не поняла. Первым Гордоном, который пришел ей на ум, был Гордон Уоллер из старой британской команды «Питер и Гордон», за ним со скоростью света промелькнул великан рокабилли Роберт Гордон и, наконец, Джим Гордон, ударник, который переиграл со всеми, от Баэз до Клэптона, включая коротенькую остановку с группой «Брэд».
– Гордона Вульфа, – уточнил Боб, точно почувствовав ее замешательство. – Вы разговаривали с ним сегодня вечером в патио ресторана «Рыжий лев».
Зои передернуло. Руперт, который до этого лежал спокойно на своей подстилке у дверей студии, поднял голову и тревожно заскулил, чувствуя, что ей плохо.
– Вы… – начала она. – А вам-то это откуда известно? Вы что, шпионили за мной?
– Не за вами, а за ним.
– А.
Опомнившись, Зои бросила еще один взгляд на часы в студии и, не думая, что она делает, автоматическим движением пальцев скормила компакт-проигрывателю первую дорожку из следующего сета.
– Почему? – спросила она.
– Он опасен.
Зои вспомнила свое давешнее ощущение, как будто что-то скользкое и холодное коснулось ее спины, но ей и в голову не приходило опасаться чего-то с его стороны, по крайней мере до его прощального выпада.
«В следующий раз, когда будет умирать частичка твоей души, ты меня еще вспомнишь».
– Кто он такой? – спросила она. – Или нет, скажите лучше, кто вы такой? И зачем вы ходите за этим Вульфом?
– Это не настоящее имя.
– А какое настоящее?
– Не могу сказать.
– Почему, черт побери?
– Не потому, что не хочу, – быстро ответил Боб. – Не могу. Я сам его не знаю. Знаю только, что он опасен и не следовало вам его сердить.
– Господи, – сказала Зои, – только этого мне и не хватало. – Снова взгляд на студийные часы: песня Стива Эрла подходила к концу. – Секундочку, Боб. Рекламу поставить надо.
Она перевела телефон в режим ожидания и вывернула громкость своего микрофона.
– Это был Стив Эрл, – сказала она, – с песней из его последнего альбома, а вы слушаете «Шум ночи». Музыку для всех сов и совушек крутит Зои Б. Горячий металлический сет на подходе, его откроет «Туз пик» команды «Моторхед». А уж они-то, дорогие мои, далеко не новые парни на этой улице. Но сначала, хоть час у нас и поздний, дадим слово спонсорам.
Она запустила кассету с обязательным для каждой получасовки рекламным блоком и отключила свой микрофон. Но когда она повернулась назад к телефону, лампочка уже не горела. На всякий случай она все же сняла трубку, но услышала только короткие гудки.
– Черт, – ругнулась она. – И когда они от меня отстанут?
Руперт снова посмотрел на нее, потом встал, прошлепал через всю студию и ткнулся большим влажным носом ей в ладони. Папа у него был золотистый лабрадор, мама – немецкая овчарка, а сам он – сентиментальная туша семидесяти фунтов весом.
– Ну не ты, милый, не ты, – обхватив обеими руками его башку, она потерлась носом о его шерстяной нос. – Ты моя большая детка, правда?
Кассета с рекламой закончилась, наступил черед «Моторхеда». Выбирая другие диски для того же сета, она то и дело поглядывала на телефон, но линия входящих звонков больше не оживала.
– Да, странно, – кивнула Хилари Карлайл. Заправила за ухо беглую прядку волос, лукаво улыбнулась Зои. – И в то же время вполне предсказуемо, разве нет?
– Спасибо тебе большое.
– Я не говорю, что ты их подначивала, но эта история – просто вся твоя жизнь в миниатюре: заведи тебя в комнату, полную абсолютно незнакомых людей, и можно гарантировать, что через десять минут самый тронутый парень из всех окажется с тобой рядом. У тебя просто дар какой-то. – И она насмешливо ухмыльнулась.
– Этот парень меня и правда напугал.
– Который – Гордон или Боб?
– Да, по правде говоря, оба.
Улыбка Хилари померкла.
– Тебя это и вправду так достает?
– Если бы не этот звонок, я бы просто забыла встречу в «Рыжем льве», и все.
– Думаешь, между ними есть связь?
– Ну конечно, а как же?
– Нет, я понимаю, что есть, – сказала Хилари. – Я хотела сказать, ты думаешь, они и правда договорились?
Зои считала именно так. Она вообще не верила в совпадения. По ее мнению, все на свете было связано со всем, даже если эта связь не видна с первого взгляда.
– Только вот зачем им это? – спросила она.
– Ладно, убедила, – заявила Хилари. И тут же добавила: – Хочешь, оставайся у меня на пару дней.
Они расположились у Хилари в гостиной, выходившей окнами на фасады старинных особняков Стэнтон-стрит, в южной части которой, на первом этаже просторного тюдоровского дома, и жила подруга Зои. Всякий раз, видя Хилари в этой комнате, Зои вспоминала «Концерт ля-минор» Мендельсона – та же безупречная гармония солирующего инструмента и оркестра. Картины, занавеси, ковры, мебель – на всем лежал отпечаток причудливого, слегка скособоченного взгляда Хилари на мир: импрессионисты висели у нее бок о бок с полотнами, которые точностью воспроизведения элементов действительности напоминали скорее фотографии; антикварный шкаф служил прибежищем вполне современной стереосистеме; зеркальные полки ломились от старых книг; окна украшали старинные темные портьеры из набивного ситца и отороченный кружевами тюль; куски разных орнаментов взрывами ярких пятен расцвечивали ковер на полу. Деревянные части кушетки, на спинку которой элегантно опиралась Хилари, щетинились тончайшей резьбой из листьев и завитушек; офисное кресло Зои выглядело так, будто в нем зимовал медведь.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.