Текст книги "Доказательство виновности"

Глава 10

На сей раз Ратлидж не стал ждать, когда мисс Уитмен выйдет из дому. Он постучал в дверь и стал терпеливо ждать.

Через несколько минут она открыла сама, и Ратлидж спросил, можно ли ему войти.

– Это обязательно? – спросила она.

– Вряд ли вам захочется, чтобы соседи перешептывались у вас за спиной, подслушав то, что я должен вам сказать.

Она молча воззрилась на него. Он сразу понял, что она разрывается между желанием прогнать его и желанием услышать, что он ей скажет. Наконец, она открыла дверь и впустила его в дом.

В гостиной стояла добротная старая мебель – должно быть, она досталась ей в наследство. Расцветка штор, ковров и обивки кресел радовала глаз. Гостиная была выдержана в светло-зеленом и кремовом тонах; Ратлидж заметил, что висящие на стенах картины тоже весьма неплохи.

Предложив гостю сесть, хозяйка встала у камина, ясно намекая на то, что не собирается затягивать разговор.

Ратлидж снова обратил внимание на то, как сильно Валери Уитмен отличается от мисс Таунсенд. И поведением, и внешностью, и темпераментом. Жаль, что приходится подозревать ее…

Он протянул ей платок со словами:

– По-моему, это ваше.

Она подошла взглянуть. Все было написано у нее на лице; и еще до того, как она подала голос, он знал, что именно она у него спросит.

– Где вы его нашли? – осторожно спросила Валери.

– Насколько я понял, его вышивала некая мисс Делейни.

– Да, да, – досадливо ответила Валери. – Но где вы нашли его?

– Платок был найден под водительским сиденьем в машине Луиса Френча.

– Где?! С какой стати у Луиса мой платок?

– Не знаю. Платок лежал под сиденьем. Возможно, он не видел, что платок там оказался.

– Что ж, раз вы нашли его автомобиль, его и спрашивайте. – Валери Уитмен вернула ему платок.

– Я сказал, что мы нашли автомобиль. Но мы пока не нашли мистера Френча.

– Вот как… – Она задумалась и спросила: – Вы намекаете, что я имею какое-то отношение к его пропаже?

– Как видите, платок относительно свежий. Вряд ли он провалялся в машине несколько месяцев. Кстати, человек, который следит за машиной Френча, уверяет, что тщательно чистит салон перед тем, как его хозяин собирается куда-то выезжать. Он бы давно нашел платок.

– Значит, его положил туда Луис. Понятия не имею зачем… Одно могу сказать: я его туда не клала.

– Если он помолвлен с другой, зачем ему хранить ваш носовой платок?

– А я и не сказала, что он его хранил. Я не всегда бываю дома и дверь чаще всего не запираю. Такие платки покупала не я одна… Да вы спросите его самого. Я не могу ответить на ваши вопросы.

– Мисс Уитмен, если вы поможете мне, то я, в свою очередь, возможно, смогу помочь вам.

– Мне ваша помощь не нужна. Мне ничья помощь не нужна.

– Скотленд-Ярд ищет того, кто сбил насмерть человека на машине Луиса Френча. Возможно, преступник считал, что убивает самого Френча. А если Френч еще жив, преступник наверняка разыскивает его и уж во второй раз не ошибется. Кое-кто считает, что у вас имеется прекрасный мотив для убийства Френча – судя по всему, что нам известно, это вы могли по ошибке убить не того человека. Скотленд-Ярд начнет наводить о вас справки. Вскоре выяснится, почему расстроилась ваша помолвка с Френчем… Возможно, вы затаили злобу против бывшего жениха. Расскажите, что вам известно – или что произошло, по вашим подозрениям. Вы избавите себя от беды, поверьте мне.

Валери Уитмен бросила на него задумчивый взгляд.

– Вы в самом деле думаете, что я могла бы кого-нибудь убить? – Вначале голос ее дрожал, но затем она взяла себя в руки.

– К сожалению, мы пока еще не умеем отличать убийц по внешним признакам. Нельзя взглянуть на человека и сразу сказать, виновен он или нет.

– Я никого не убивала, – хрипло проговорила она. – Пожалуйста, уходите. Прошу вас!

Выругав себя за вынужденную грубость, Ратлидж встал.

– Если вам понадобится помощь, дайте мне знать. Сейчас я должен ехать в Лондон; меня можно найти через сержанта Гибсона в Скотленд-Ярде. Обещаете, что позвоните?

Он терпеливо ждал, но она отвернулась и молчала. На ее лицо падала тень, и он не мог видеть, какие чувства она переживает. Пришлось уйти – ничего другого ему не оставалось.

Когда он возвращался к машине, Хэмиш неожиданно подал голос: «А знаешь, если бы она попыталась убить его, а вместо него прикончила другого, бывший жених наверняка помог бы ей избавиться от трупа».

Бывает, люди совершают и не такие странные поступки. И все же Ратлидж не мог себе представить Луиса Френча способным на такое. Если только он не пришел к выводу, что у него остался единственный выход.

– Тогда почему он потом пропал? – вслух спросил Ратлидж.

«Потому что раздумал жениться на той, второй девице».

Версия Хэмиша казалась слишком уж гладкой и потому не устраивала Ратлиджа. Луис Френч действительно мог избавиться от трупа, подбросив его в Челси, а затем бросить автомобиль в карьере, чтобы сбить полицию со следа. Тогда понятно, откуда на мертвеце часы Луиса Френча. Френч рассчитывал, что после окончания следствия часы – семейную реликвию – вернут законному владельцу.

Но где он сейчас? Почему не обратился в полицию с рассказом о том, как его ограбили, угнали его машину, а его оглушили и он не сразу пришел в себя?

И почему Хэмиш вдруг встал на защиту Валери Уитмен?

Ратлидж заехал к Френчам, чтобы узнать, не получала ли Агнес Френч вестей от брата.

Как он и ожидал, вестей она не получала.

Агнес язвительно заявила:

– Он никогда не думает ни о ком, кроме себя. Майкл был не таким эгоистом, как Луис. Правда, родители вечно носились с Луисом из-за его припадков. Он думает, что и я буду обращаться с ним так же. Но я отказываюсь потакать его прихотям!

– Если он даст о себе знать, пожалуйста, сообщите в Скотленд-Ярд, что с ним и где он.

– Если хотите узнать о местонахождении моего брата, ищите его сами. Я не буду сторожем брату моему даже ради Скотленд-Ярда.

Ратлидж воздержался от ответа и отправился в Кембридж.

Как оказалось, клиника на окраине города, куда в свое время поместили Диаса, была небольшой частной лечебницей для душевнобольных. Подъезжая к главному корпусу, он вдруг подумал: Хауард Френч и его сын Лоренс поступили очень разумно, отправив незваного гостя в изолированную частную клинику, где его не найдут посторонние. Отсюда Диасу некуда было бежать; в Англии у него не было ни родных, ни друзей.

А может быть, ничего не подозревавшие Майкл или Луис Френч бездумно отказались платить за содержание совершенно незнакомого человека? Поэтому врач и не уведомил их, что выписывает излечившегося пациента. Если в завещании покойного Лоренса Френча не было распоряжений касательно Диаса, а сыновья ничего не знали о давнем вторжении в их дом, их поведение вполне понятно. Более того, после перенесенного инсульта Френч-старший вполне мог забыть о существовании Диаса.

Лечебница выглядела ухоженной и больше напоминала загородное поместье, чем клинику для душевнобольных; она стояла посреди красивого парка, который не портила высокая ограда. Идеальное место, в котором можно скрыть от посторонних глаз семейные проблемы. Даже король держал в лечебнице молодого принца Джона[6]6
  Имеется в виду младший сын короля Георга V и королевы Марии (1905—1919). Был болен эпилепсией, что и послужило причиной его кончины в тринадцатилетнем возрасте.


[Закрыть] до тех пор, пока о нем почти не забыли.

В таком месте почти не ожидаешь найти блудного сына португальского фермера.

Открыв дверь, Ратлидж очутился в приемной, где за небольшим, но очень красивым столом вишневого дерева сидела женщина. Она любезно поздоровалась и спросила, к кому он приехал.

– Я хочу поговорить с кем-нибудь из врачей о человеке, который раньше был вашим пациентом. Моя фамилия Ратлидж. Я из Скотленд-Ярда.

Улыбка словно замерла у женщины на губах.

– Пожалуйста, подождите немного, мистер Ратлидж, – сказала она. – Сейчас я узнаю, сможет ли доктор Милтон вас принять.

Она повернулась и скрылась за дверью. Ее не было довольно долго.

Ратлидж уже собирался последовать за ней, когда она наконец вернулась, придержала дверь и пропустила в приемную пожилого человека.

– Мистер Ратлидж? Я доктор Милтон, ведущий специалист.

Они пожали друг другу руки, и доктор Милтон предложил:

– Давайте прогуляемся по парку. Так будет лучше всего. Там вы можете говорить открыто.

«Да и самому доктору там тоже будет легче», – подумал Ратлидж.

Они вышли на солнце и зашагали по дорожке.

– Насколько я понял, вас интересует кто-то из наших пациентов. У него – или у нее – неприятности с законом?

– Насколько мне известно, никаких неприятностей с законом нет. Речь идет о человеке по имени Афонсо Диас. Во всяком случае, так он назвался.

– А, понимаю… Да, я хорошо его помню. Он довольно необычный пациент.

– Вы лечили его?

– Пытался. Не знаю, удалось ли мне помочь ему. Возможно, ему просто надоело столько лет нести в себе гнев.

– Почему он гневался?

– Долго рассказывать. Мы воссоздали прошлое по его рассказам; кроме того, пришлось послать запрос в Португалию. Тамошняя полиция больше им не интересовалась. Он отбыл свой срок, и они с радостью избавились от него. По их сведениям, он учился в университете в Лиссабоне; туда его отправил с Мадейры отец. Кажется, он входил в довольно радикальную студенческую группу, и в конце концов его арестовали, судили и приговорили к тюремному заключению. В тюрьме он провел лет десять. Когда он наконец вышел на свободу, узнал, что отец, не дождавшись его возвращения на Мадейру, продал принадлежащую им землю чужакам, точнее, фирме «Френч, Френч и Трейнор». Не знаю, что пережил молодой Диас в тюрьме. Некоторые симптомы указывают на жестокое обращение. Впрочем, и его самого не назовешь тихоней. Судя по всему, он предпочитал переносить тяготы молча. Когда его освободили, он обвинял в своих бедах всех, кроме себя. Видимо, его отец разочаровался в сыне и решил, что тот не будет заниматься землей. Может быть, он был прав, потому что вскоре после освобождения сын поклялся отомстить друзьям, которые, как он считал, выдали его полиции. Его снова арестовали; ему грозил большой срок. Диас бежал на Мадейру, где узнал, как отец в его отсутствие распорядился его наследством. По-моему, отцу не хватило смелости написать сыну в тюрьму и объяснить, почему он продал землю. Может быть, отец даже боялся сына. Как бы там ни было, Диас был убежден, что Френчи обманом вынудили отца к сделке.

– И Диас ждал удобного случая отомстить Хауарду Френчу. Деду нынешнего главы семьи.

– Вот именно, – кивнул доктор Милтон. – Очевидно, к тому времени Френч-старший больше не ездил на Мадейру. Его сменил сын. Диасу не сразу удалось наскрести деньги на билет в Англию – его отец к тому времени умер, а вторая жена, на которой отец женился, пока Афонсо сидел в тюрьме, не собиралась делиться наследством с «блудным сыном». Но наконец, лет двадцать назад, Диас все же добрался до Англии, горя жаждой мести. Он был настолько поглощен своей идеей фикс, что ни о чем другом просто не думал. Причиной всех своих бед он считал Хауарда Френча, и Хауарду Френчу предстояло за это заплатить.

– Когда он приехал в Сент-Хилари, он был вооружен?

– Да, хотя сыну Хауарда удалось разоружить его еще до приезда полиции. У Диаса при себе был нож довольно зловещего вида. Его признали психически неуравновешенным и не стали судить за нападение, незаконное вторжение в частный дом и покушение на убийство. Вместо этого его доставили к нам.

– А куда он поехал, когда его освободили?

– С возрастом он ослаб, зато полюбил садоводство. В Суррее живет супружеская пара по фамилии Беннет; они взяли его к себе младшим садовником. Не думаю, что мысли о мести по-прежнему занимают его. В конце концов, и Хауард Френч, и его сын уже умерли. А Диас заслужил покой.

– Он до сих пор живет в той семье в Суррее?

– Да, конечно. Я получаю от них отчеты каждый месяц.

– Он с кем-нибудь подружился, пока был здесь?

– Я бы не сказал… Кажется, он хорошо относился к одному из своих товарищей по несчастью, но их отношения трудно назвать дружбой. Их скорее объединяло чувство, что оба они изгои, никому не нужны и общество отворачивается от них.

– Я хотел бы побеседовать с тем человеком.

– Он умер во время эпидемии инфлюэнцы. Тогда умерло довольно много наших больных. Эпидемия пронеслась по клинике, как лесной пожар, и так же быстро прошла. Многие из наших пациентов слабы не только рассудком, но и общим здоровьем; они особенно подвержены заражению.

– Больше вы ничего не можете мне рассказать об Афонсо Диасе?

– Нет. Он был странный тип. Я до конца так и не узнал его хорошенько. Во-первых, конечно, из-за языкового барьера и из-за того, что он все время лелеял убеждение, будто другие испортили ему жизнь. Правда, горечь с годами выветрилась. И его душа словно опустела. Он так ничем и не заполнил образовавшийся вакуум.

– И все же вы решили, что его можно выпустить на свободу, к людям, которые ничего не знают о его прошлом?

– Беннетам все о нем известно, – возразил доктор Милтон. – Они убеждены, что мы должны помогать тем, кому не так повезло; они приняли к себе многих наших пациентов, а также нескольких душевнобольных, совершивших преступления, которых признали излеченными. И за все время еще никто не поколебал их уверенности.

Ратлидж подумал, что доктор Милтон поразительно наивен. Как только пациенты выходили из-под его опеки, они, вполне возможно, снова становились такими, как были до лечения. Могли сговариваться, обманывать и даже убивать. А к тому времени, как добрый доктор поймет, как жестоко он ошибался, за его наивность расплатится кто-то другой.

Он поблагодарил доктора Милтона и покинул клинику. Его приезд все же не оказался напрасным. Он раздобыл адрес Беннетов в Суррее. Переночевал он у себя дома, а утром, несмотря на моросящий дождь, отправился в Суррей. Там его встретило солнце; дождевые облака ушли на северо-восток.

Беннеты владели большим имением на границе Суррея и Беркшира. Дорожка вела по довольно густому лесу, зато ближе к дому начинался превосходный, ухоженный парк. Даже цветы на клумбах, как заметил Ратлидж, высаживали не просто так, а подбирали по цвету, чтобы издали было похоже на радугу.

Дверь в дом была распахнута; в прихожую с плиточным полом проникало солнце. Не заметив звонка, Ратлидж уже собирался постучать, когда голос из угла спросил:

– Помочь вам, сэр?

– Я ищу мистера или миссис Беннет. – Обернувшись, он заметил худого как скелет мальчишку.

– Миссис Беннет сидит на террасе и смотрит партию в крокет.

– Проводите меня к ней, пожалуйста.

Мальчишка кивнул и стал ждать, когда Ратлидж подойдет к нему в угол.

– Я Люк, – представился он. – Поправляюсь здесь от туберкулеза.

– Вот как? – ответил Ратлидж, не представившись, хотя он догадывался, что мальчишка этого ждет.

– Да. Свежий воздух и хорошее питание – вот и весь рецепт, – ответил мальчишка. – Я пью много молока.

Терраса, идущая с западной стороны дома, выходила на травянистый газон, где полным ходом шла игра в крокет. Женщина, сидевшая в кресле под черным зонтиком, подняла голову.

– Да, Люк, ты был прав, когда сказал про автомобиль. Чудесно! А это кто?

Ратлидж поднялся на террасу и остановился.

– Моя фамилия Ратлидж.

Женщина нахмурилась:

– Мне казалось, ко мне пришлют человека по имени Мартин. Но, конечно, я могла не расслышать. Что ж, мистер Ратлидж, как видите, мы иногда вместе играем в крокет. Игра развивает командный дух и, кроме того, помогает держать себя в форме.

Глядя на игру в крокет, Ратлидж подумал, что игра развивает в здешних обитателях не командный дух, а нечто другое: соперничество, граничащее с откровенной жестокостью. Все игроки, насколько он мог судить, были мужчинами разного возраста, от пятнадцати до шестидесяти. Все они истекали потом на жаре, все хотели пить, всем было не по себе.

Самой миссис Беннет на вид можно было дать около пятидесяти. Волосы ее уже начали седеть, одета она была не по-летнему строго, хотя и сидела под зонтиком. Ратлидж не сразу заметил, что одна нога у нее искалечена; больную ногу скрывала длинная юбка.

– Да, понимаю, – сказал Ратлидж. – Скажите, пожалуйста, можно побеседовать с вами наедине?

– Я пока не собиралась возвращаться в дом, – ответила миссис Беннет. – И потом, вы ведь наверняка захотите побеседовать с моими слугами.

– Побеседовать?

– Вы же из «Таймс», разве нет?

– К сожалению, нет.

– Вот незадача! – в досаде воскликнула миссис Беннет и, обратившись к игрокам, крикнула: – Давайте устроим перерыв! Это не тот джентльмен, которого я ожидала!

Игроки с готовностью бросили игру и расселись в тени ближайшего дерева. Все, кроме Люка, который по-прежнему топтался за спиной у Ратлиджа.

– Может быть, Люку тоже больше понравится в тени, – намекнул Ратлидж.

– Люк, постой у двери – вдруг все-таки приедет мистер Мартин? Вот умница!

Люк нехотя вышел, и миссис Беннет повернулась к Ратлиджу:

– Ну вот, теперь мы, можно сказать, одни. Какое у вас ко мне дело, мистер Ратлидж?

– Меня интересует один из ваших слуг. Садовник по фамилии Диас.

– Что же вы хотите о нем узнать?

– Он по-прежнему служит у вас?

– Конечно. К сожалению, у него ревматизм, поэтому ему все труднее опускаться на колени, зато у него прекрасно развито чувство цвета, поэтому он дает указания помощникам, которые и делают всю работу.

– Миссис Беннет, где вы находите своих слуг?

– Видите ли, в том-то и трудность. Нам уже не по карману содержать прислугу. После войны все стало труднее, поэтому мы решили помогать тем, кто нуждается в поддержке, и одновременно облегчать жизнь самим себе. Мы здесь по-своему стремимся к гармонии. Не навешиваем ни на кого ярлыков, к каждому относимся по-человечески, и наши слуги отвечают нам тем же. Все мы вносим вклад в общее дело. Можете назвать наш опыт распространением доброты.

Ратлидж решил, что доброта миссис Беннет направлена главным образом на себя саму. С другой стороны, мальчик Люк, похоже, вполне доволен жизнью; если его хорошо кормят и он получает должный уход, здесь он восстановит здоровье быстрее, чем в переполненном многоквартирном доме.

– Где вы находите своих слуг? – снова спросил он.

– Мы связываемся с различными исправительными учреждениями, спрашиваем, есть ли у них заключенные, которые хотели бы начать жизнь сначала. Люк Симмонс болен туберкулезом, он вырос в ужасных трущобах Манчестера. Он нуждался в чистом воздухе, которого у нас в избытке. У нас есть пациент психиатрической клиники – Афонсо Диас; как вам известно, он отличный садовник. Ему помогает Боб Ролингс, который также любит выращивать цветы и овощи. Сэм Генри водит мою машину – как вы, наверное, заметили, я калека. Гарри Брей творит чудеса на кухне. Он и Дэви Эванс-Двести-пятьдесят-два кормят нас. Эванс так долго просидел в тюрьме, что забыл, что такое нормальная жизнь без решеток, замков и надсмотрщиков. Первое время он, бывало, целыми днями бродил по парку, просто наслаждаясь свободой. Это было очень трогательно. Он был двести пятьдесят вторым заключенным по фамилии Эванс в уэльской тюрьме и предпочитает даже в разговоре откликаться на свой номер, а не на фамилию.

– Ваши слуги поддерживают связь с миром, в котором они жили до того, как их… м-м-м… лишили свободы?

– У большинства из них, кроме нас, никого нет. В том числе поэтому они здесь и оказались. Боб Ролингс иногда переписывается с братом, но, по-моему, у них мало общего. Как-то Боб признался, что они от разных отцов. – Миссис Беннет разгладила юбку кончиками пальцев. – Объясните, пожалуйста, почему вас так интересует наша небольшая семья?

– Кто-нибудь из ваших слуг недавно покидал дом на продолжительный период времени?

– Гарри регулярно ездит за покупками – ведь я не могу этого делать. Сэм заправляет машину. Не вижу здесь ничего плохого. Они всегда возвращаются не позже чем через полчаса.

– А Афонсо Диас?

– По-моему, он с самого приезда ни разу не вышел за ворота. Видите ли, языковой барьер… – Миссис Беннет улыбнулась. – Цветам и овощам как будто все равно.

Интересно, подумал Ратлидж, насколько высок этот языковой барьер?

– Если можно, я бы хотел поговорить с ним.

Хозяйка крикнула одному из сидящих под деревом:

– Пожалуйста, приведите Афонсо! Мистер Ратлидж хочет с ним поговорить.

– Наверное, будет лучше, если Люк проводит меня к нему, – возразил Ратлидж.

– Да, конечно. Тогда Афонсо не придется идти к нам. Как мило с вашей стороны!

Ратлидж направился к парадному входу и передал Люку поручение.

Мальчик тут же затрусил прочь, Ратлидж последовал за ним. Они удалялись от дома в сторону живой изгороди, видной вдали. За ней находился плодовый сад; ветви деревьев ломились от фруктов. Пройдя в калитку, Ратлидж увидел, что плодов на ветках столько, что некоторые ветви надломились. Листья на них уже пожухли.

Под деревом, прикрыв рукой глаза, стоял человек; задрав голову, он следил за своим более молодым напарником, который обрезал сухие ветви. Вот напарник отпилил ветку, и она с грохотом упала на землю.

Молодой напарник заметил:

– Жаль. Яблоки-то уже почти созрели. Возьму одно, когда слезу с лестницы… – Он замолчал, заметив в проеме между рядами деревьев Люка, который вел к ним Ратлиджа. – Это еще кто такой? – спросил он, начиная спускаться.

Второй обернулся посмотреть и что-то буркнул себе под нос.

Дойдя до них, Ратлидж кивнул тому, что помоложе, и обратился к пожилому:

– Мистер Диас?

Последовала пауза, затем пожилой ответил:

– Я. – Голос у него был глубоким, и говорил он с сильным акцентом. Но у Ратлиджа сложилось впечатление, что он говорит по-английски довольно неплохо. В конце концов, он почти двадцать лет провел в Англии; никто вокруг него не говорил по-португальски, и временами он общался с лечащим врачом. Более того, в юности Диас учился в университете; он не был неграмотным крестьянином, который с трудом читает и пишет даже на своем родном языке.

– Вы не прогуляетесь со мной? Я бы хотел поговорить с вами с глазу на глаз.

– Миссис Беннет вас знает? – прищурившись, осведомился помощник Диаса. – Она не любит, когда к ней приезжают чужаки.

– Это Боб, – пояснил Люк, переводя взгляд с одного на другого.

– Сама миссис Беннет попросила Люка отвести меня к вам. – Ратлидж окинул задумчивым взглядом коротышку с широкими, крепкими плечами и воинственным видом бульдога-недоростка. – Давно вы у нее работаете?

– Четыре года, хотя это не ваше дело.

– Если честно, это как раз мое дело. – Сунув руку в карман, Ратлидж достал удостоверение и поднял так, чтобы оба могли его видеть.

Люк присвистнул:

– Ух ты! Скотленд-Ярд!

– По-моему, миссис Беннет вас ждет, – обернулся Ратлидж к мальчишке. – Ведь должен приехать фотограф из «Таймс»… Я сумею найти обратную дорогу.

– А… да! – Люк, очевидно разрываемый между чувством долга и желанием узнать, зачем явился к ним такой важный человек, несколько секунд колебался, но потом развернулся и поплелся обратно.

Дождавшись, пока мальчик отойдет подальше, Ратлидж повторил:

– Мистер Диас, пойдемте со мной.

Диас покосился на Ролингса и без звука последовал за Ратлиджем в сторону калитки.

Диас оказался совсем не таким, каким его представлял Ратлидж. У него сложился мысленный образ буяна, который вломился в дом Френчей, угрожая хозяевам ножом. Его пришлось повалить на землю и разоружить. Тот образ не имел ничего общего с действительностью.

Диас оказался невысоким и жилистым, очень смуглым. Волосы у него почти совсем поседели. Из-под длинных ресниц на Ратлиджа смотрели глубоко посаженные черные глаза, казавшиеся совсем молодыми. Правда, руки у Диаса были узловатыми, пальцы – заскорузлыми. Ходил он прямо, от его одежды пахло яблоневыми дровами.

Когда они дошли до ворот, он обратился к Ратлиджу и негромко спросил:

– Меня возвращают в клинику?

– Мне показалось, что миссис Беннет очень довольна вашей работой. Я приехал спросить, как вы относитесь к владельцам фирмы «Френч, Френч и Трейнор».

– Все давно прошло. Я состарился и устал. Мне хочется, чтобы меня отпустили на Мадейру. Там я хочу умереть. Мне очень этого хочется. Все остальное для меня сейчас не важно.

Хэмиш заметил: «Но ведь он совсем недолго прожил на Мадейре».

А ведь верно! В совсем юном возрасте Афонсо Диас уехал учиться в Португалию, там участвовал в беспорядках и там же сидел в тюрьме.

Ратлидж заметил, что для человека, который якобы почти не говорит по-английски, Диас очень ловко уклонился от ответа на его вопрос. Афонсо Диас не так прост, как кажется. Но подозрение – еще не доказательство. Оставался вопрос: изменили ли его к лучшему годы, проведенные в психиатрической лечебнице? Или в клинике он, наоборот, ожесточился? Ведь Диас не был сумасшедшим – во всяком случае, в общепринятом смысле слова. А его заперли вместе с сумасшедшими.

– После освобождения связывались ли вы с Френчами прямо или косвенно?

– Не понимаю, что значит «прямо или косвенно».

Ратлидж подумал, как получше сформулировать вопрос, хотя готов был поспорить: Диас прекрасно все понял.

– Вы писали, разговаривали – даже по телефону – или виделись с представителями семьи Френч мужского пола после освобождения?

– Не вижу в этом никакого смысла.

– Вы просили кого-нибудь писать им, говорить с ними или навестить кого-либо из Френчей?

– Я никого в Англии не знаю, кроме сеньоры, а еще врачей и санитаров из лечебницы. Кого мне просить о таких услугах?

Ратлидж сменил тактику.

– Вы считаете Луиса Френча виновным в том, что его дед решил купить землю вашего отца?

– Я не знаю никакого Луиса Френча.

Что в буквальном смысле слова было правдой. Диас не видел детей, когда много лет назад вломился в дом Френчей. Но он мог после освобождения выяснить, что стало со старшими членами семьи. Должно быть, Беннеты выписывали общенациональные газеты. И где-нибудь в них наверняка упоминалась фамилия Френч – например, в заметке о благотворительном фонде, о налогах или даже в разделе светской хроники.

– Если бы вам предложили вернуться на Мадейру, вы бы согласились немедленно покинуть Англию?

Что-то блеснуло в глазах пожилого человека. Ратлидж готов был поклясться, что это улыбка.

– Да.

Потому что дело сделано и Френч мертв?

В последние два года войны в ней принимали участие и португальцы, но Ратлиджу не довелось с ними общаться. Ему говорили, что они хорошо сражаются и у них своеобразная, мрачноватая музыка.

Ничто не помогало ему понять человека, который стоял перед ним и терпеливо ждал следующего вопроса.

Диас приехал в Англию один, почти не зная языка, и все же как-то пробрался в Дедхэм, чтобы потребовать то, что, как он считал, принадлежало ему по праву.

– Когда умер ваш отец, он оставил вам часть денег, вырученных за продажу фермы на Мадейре?

– Когда меня посадили в тюрьму, отец сказал, что ничего мне не должен.

А вот это уже интересно, подумал Ратлидж. Если Диас лишился наследства из-за того, что впал в немилость, это было задолго до того, как семейные виноградники продали английской фирме. Возможно, он приехал в Англию по совершенно иной причине, а не по той, какую назвал сам. Наверное, когда он только приехал, языковой барьер действительно существовал, но Ратлидж был уверен, что члены семьи Френч бегло говорили по-португальски. Ведь им приходилось вести дела на Мадейре и в материковой части Португалии. Что бы ни говорили Френчи врачу и полицейским, Хауард и Лоренс наверняка точно знали, зачем Диас приехал в Англию. Землю купили до того, как у Диаса появилась возможность искупить вину перед отцом. А отец после продажи оставался непреклонен в том, что касалось наследства.

Почему Хауард Френч или его сын не сообщили властям всю правду?

Покушение на убийство… попытка отомстить… привели бы Диаса в зал суда. Но они предпочли запереть его в психиатрической лечебнице.

Ратлидж понял, что они, наверное, очень боялись Диаса. Кроме того, они боялись, что после суда распоряжаться судьбой Диаса будут не они. Вот почему единственный безопасный выход они видели в том, чтобы навсегда спрятать его от общества.

И насколько понимал Ратлидж, разглядывая суровое лицо стоящего перед ним человека, у него имелся самый лучший мотив для убийства Луиса Френча.

Теперь ему предстоит самое трудное: все доказать.

Как Диасу удалось покинуть имение так, чтобы его отсутствие прошло незамеченным и чтобы Беннеты не сообщили о нем в клинику?

Да и стали бы они сообщать? Их «опыт» шел успешно потому, что все получалось. Если кто-то из их прислуги совершит преступление, их удобствам конец.

Диас еще ждал следующего вопроса; он явно не спешил закончить разговор; ему нечего было скрывать.

Ратлидж кивнул:

– Спасибо. Если у меня появятся еще вопросы, я вернусь.

– Мне нечего скрывать, – сказал Диас и, подумав, добавил: – Сэр.

Когда Ратлидж вернулся на лужайку, игра уже закончилась. Миссис Беннет уединилась с фотографом и просила ее не беспокоить.

Ратлидж повернулся к Люку и спросил:

– Кто-нибудь из условно освобожденных покидает пределы имения?

– Нет, сэр. Даже если кто-нибудь заболевает, доктор сам приезжает к нам.

– Как его фамилия?

– Доктор Берджесс.

– Кто-нибудь из здешних обитателей пишет письма или получает их?

– Почти всем и писать-то некому, – ответил мальчик. – И еще меньше тех, кому хочется писать нам. Миссис Беннет всегда говорит, что теперь мы – ее семья. Больше нам никто не нужен.

– Она очень добрая.

Мальчик удивил Ратлиджа своей практичностью, ответив:

– Добрая-то она добрая, только, по-моему, она понимает, что нам больше некуда идти.