Текст книги "Совесть негодяев"

Глава 17

Прибыв в Москву, он прямо с вокзала позвонил Родионову, но телефон не отвечал. Решив, что семья сестры полковника уехала на дачу, Дронго не стал набирать вторично номер. Он понимал – если его узнали в Ташкенте, вполне вероятно, что его смогут вычислить и в Москве. Поэтому нужно было соблюдать необходимую осторожность и не попадаться на глаза соратникам Валдиса, которые действовали достаточно профессионально.

Выбрав небольшую гостиницу «Останкино», расположенную достаточно далеко от центра, он снова позвонил сестре Родионова, и снова никто не ответил. По договоренности он не имел права звонить непосредственно домой полковнику, и поэтому приходилось ждать. Позвонив еще раз и не получив ответа, он позвонил по резервному телефону полковнику Иваницкому. Трубку сняли почти сразу.

– Слушаю вас, – сказал уверенный голос.

– Мне нужен товарищ Иваницкий, – все-таки в России никак не приживалось это забытое слово «господин».

– Я вас слушаю.

– Вам привет от Петра Петровича.

Наступило долгое молчание.

– Вы меня слышите? – спросил Дронго.

– Когда вы приехали?

– Сегодня утром, – его начинала нервировать подобная манера разговора.

– Вы были в… командировке? – спросил Иваницкий. Вот это школа, подумал Дронго. Он не спросил, где именно был его собеседник.

– Да, я только что вернулся из командировки.

– Вы долго отсутствовали?

– Четыре дня.

– Нам нужно увидеться, – решил Иваницкий.

– Прямо сейчас?

– Завтра утром, на проспекте Мира. Мы встретимся…

– Я знаю. – Обычно встречи назначались у здания бывшего союзного Комитета защиты мира. В советские времена Комитет защиты мира служил своеобразным прикрытием для политических целей Советского государства, там всегда бывали сотрудники МИДа и КГБ.

– Тогда завтра утром в десять.

– До свидания, – Дронго положил трубку. Что-то случилось, подумал он. Произошло нечто исключительное.

Было уже половина седьмого вечера. Он посмотрел на часы и заторопился на проезжую часть. Остановил попутную машину и поехал в сторону бывшего издательства «Молодая гвардия». Доехав до места, где несколько дней назад они должны были встретиться с Родионовым, он осмотрелся. Конечно, здесь не было ничего необычного. На углу стояла продавщица мороженого. Он точно помнил, что несколько дней назад, проезжая мимо этого места в аэропорт, он обратил внимание на эту немолодую женщину. Подойдя к ней, Дронго протянул деньги.

– Мороженое, пожалуйста.

– Выбирайте, – приветливо предложила женщина.

– Выбирайте сами, какое-нибудь не очень сладкое.

– Тогда фруктовое.

– Да, так лучше.

Женщина протянула ему мороженое.

– Не любите сладкого?

– Жизнь такая стала, что не до сладкого, – сказал он, вовлекая женщину в разговор и протягивая деньги.

– И не говорите, – вздохнула женщина, – такие вещи иногда случаются, просто ужас.

– У меня вчера соседа зарезали прямо во дворе, – махнул рукой Дронго, – такой беспредел везде.

– Вы правы, – оживилась женщина, – вот у нас здесь четыре дня назад среди бела дня человека застрелили.

Господи, только не это, содрогнулся Дронго, а женщина между тем продолжала:

– Подъехала машина. А я стою, даже внимания не обращая. И вдруг какой-то чернявый к машине подбежал. Наклонился так и что-то спрашивает. А потом трах, как будто кто из хлопушки бабахнул, потом еще раз бабахнуло, и я смотрю, человека убили. Вот такой ужас у нас творится. Уже на улицах людей убивают. Милиция приехала, спрашивает меня, что я видела. А что я могла видеть? Ничего. И даже если бы видела, не сказала бы ничего. У меня уже внуки есть. Зачем мне такие неприятности? Потом этот бандит меня и порешит. Ну, я им ничего и не сказала.

– Да, – мрачно сказал Дронго, – да, действительно безобразие.

Он отошел от продавщицы и выбросил мороженое в мусорный ящик.

Значит, нужно исходить из того, что Родионов убит. Как глупо он подставился. Неужели, приехав сюда, он не понимал, что за ним будет наблюдение? Взбешенные неудачами с Дронго, они, конечно, попытались взять реванш и пристрелили Родионова. Эх, полковник, полковник! А ведь он был неплохой специалист, работал поочередно то в Первом, то во Втором Главном управлении. И так просто попался. Видимо, нервы. Или возраст, все-таки он уже на пенсии несколько лет.

Полковник был одним из немногих людей, которым доверял Дронго. И вот теперь его нет. Если учесть, что в Москве они смогли выйти на их место встречи, а в Ташкенте Дронго сразу узнали, то их соперники были людьми не просто хорошо подготовленными, а обладающими очень большой, значительной информацией. И из этого следовало исходить в будущем.

Теперь легче всего было плюнуть на все и уехать. Полковника Родионова больше не было, а его друга Иваницкого он просто не знал. И не имел понятия, насколько можно доверять этому Иваницкому. Но Дронго знал, что теперь он не уедет. Нельзя оставлять безнаказанным убийство своего старого друга, если хоть немного уважаешь самого себя. Нельзя бросать поле боя в самый решающий момент. Но теперь следовало менять тактику ведения борьбы. Следовало исходить из того, что оборваны все нити и ты находишься один на вражеской территории. Как всегда, один и, как всегда, окруженный врагами.

Поздно вечером он позвонил снова по известному ему телефону полковнику Иваницкому.

– Это снова от Петра Петровича, я, к сожалению, не могу ждать, мне нужно увидеться с вами очень срочно.

– Хорошо, – не колеблясь, ответил Иваницкий, – мы увидимся с вами через полчаса. Вы можете приехать к метро «Планерная»?

– Через сорок минут, – попросил Дронго, – я нахожусь довольно далеко.

– Договорились, – положил трубку полковник.

Дронго пришлось добираться до этой отдаленной станции не сорок, а сорок пять минут, и он несколько опоздал. У входа в метро стоял высокий пожилой человек, опиравшийся на палку. Заметив Дронго, он сам подошел к нему.

– Это вы звонили от Петра Петровича?

– Да.

– Идемте со мной.

Иваницкий, чуть волоча правую ногу, пошел в сторону ближайших домов. Дронго – следом, стараясь держаться рядом. Они уже прошли шагов сто, когда наконец Иваницкий спросил:

– У вас что-нибудь случилось?

– Да. Поэтому мне нужна была срочная встреча.

– Сейчас поднимемся ко мне и там поговорим.

– Нет, – возразил Дронго.

– Что нет? – не понял Иваницкий.

– Не нужно к вам подниматься, лучше поговорим прямо здесь.

– На улице?

– Так больше шансов, что нас не услышат. У вас в доме могут быть вмонтированные микрофоны.

Иваницкий остановился, повернулся к нему.

– Почему?

– Я так думаю, – быстро сказал Дронго, – те, против кого мы действуем, либо группа «Феникс», либо очень подготовленное подразделение какой-то спецслужбы.

– С чего вы решили?

– Знаю.

– Идемте, сядем там на скамеечке. Мне трудно говорить стоя, – предложил Иваницкий, – рассказывайте, что конкретно вы имеете в виду?

Они прошли еще шагов тридцать и устроились на скамейке в глубине двора. Отсюда хорошо просматривался весь дворик. Несмотря на темную ночь, двор был неплохо освещен, и они видели, что, кроме них, в этот поздний час здесь никого нет.

– Так что вы мне хотели рассказать? – спросил Иваницкий, обхватив обеими руками свою палку.

– Они знали, что я приеду в Ташкент, – вздохнул Дронго.

– Как вы сказали? – спросил, заметно волнуясь, Иваницкий.

– Они знали, что я приеду в Ташкент, – упрямо повторил Дронго, – они даже знали, кто именно приедет к ним для проверки.

– Рассказывайте, – глухо попросил полковник.

– Мне удалось выйти на банкира Будагова, который меня принял. Но в момент встречи я обнаружил, что он знает о моем прибытии. И не просто знает, а конкретно знает, кто я и зачем туда прибыл. В результате мне с большим трудом удалось оторваться.

– Как он узнал?

– Там был человек, бывший майор литовского КГБ, который меня опознал. Фамилии его я не знаю. Зовут Валдис, блондин, лет сорока, спортивного вида, хорошо двигается, в общем довольно подготовленный тип. С ним целая команда профессионалов.

– Они вас узнали?

– Да.

– И они вас отпустили? – недоверчиво спросил полковник.

– Не совсем. Они очень просили меня задержаться, но я решил не доставлять им слишком большого удовольствия.

– Давайте без метафор. Я не понимаю таких вещей. Так что произошло в Ташкенте?

– В банке меня ждала целая группа подготовленных профессионалов. В общем, они готовы были меня ликвидировать.

– И вам удалось от них уйти?

– Как видите.

– Можно узнать, каким образом?

– Они убрали из банка всех сотрудников и начали охоту за мной по всему зданию, – спокойно ответил Дронго, – охота кончилась тем, что двое из них были ранены, а двое заперты на складе.

– У вас было оружие?

– Вы же наверняка знаете, что нет.

Иваницкий замолчал. Потом, наконец, спросил:

– Вы хотите сказать, что в одиночку сумели расправиться с четырьмя вооруженными профессионалами. Я вас правильно понял?

– Неужели вы думаете, что я вас обманываю? – устало спросил Дронго. – Вы ведь должны были обо мне слышать. Или хотя бы знать, как действовали эксперты специального комитета ООН. Однажды в Кампучии мы вчетвером, причем один был достаточно серьезно болен, взяли целую базу полпотовцев, освобождая своего товарища. Там их было около пятидесяти человек. Неужели и это вы считаете выдумкой?

– Теперь я вспомнил, – кивнул Иваницкий, – вы Дронго, тот самый. Живая легенда всех советских спецслужб. Странно, я считал вас намного старше. А вам, по-моему, не больше пятидесяти.

– На десять лет меньше, но это не имеет существенного значения. Да, я тот самый Дронго.

– Насчет погибшего Чешихина вы не смогли ничего выяснить?

– Нет, ничего. Я полагал важными и те результаты, которые я смог привезти. Я исходил из реальной обстановки. Кроме того, мне удалось установить, что в Узбекистане действуют две преступные группировки. К одной относятся Будагов, прокурор города Камалов и наемники типа Валдиса и всех остальных. Но у них есть очень мощный покровитель, потому что только с его ведома они могли убить начальника милиции Рахимова, члена другой преступной группировки, в которую, видимо, входит и ряд руководителей правоохранительных органов. Установить шефа Камалова – Будагова мне, конечно, не удалось, но можно не сомневаться, что таковой существует. И Рахимова по его приказу убивали специалисты Валдиса. Это все, что мне удалось узнать.

– Не много.

– Согласен. Но, учитывая, что меня хотели просто пристрелить, это достаточно много. Во всяком случае, мне пришлось бегать по этажам, изображая из себя привидение и уворачиваясь от преследователей.

– Действительно, – усмехнулся полковник, – это должно быть не очень приятно.

– Деньги у меня, – доложил Дронго, – я их почти не потратил. Родионов перед смертью, во время нашего последнего свидания, говорил, что мне нужно будет слетать и в Лондон.

– Да, – Иваницкий придвинулся к Дронго и, насколько позволяла темная ночь, посмотрел ему в глаза:

– А кто вам сообщил, что его убили? Откуда у вас такие сведения?

– Я был на том месте, где мы должны были с ним встретиться четыре дня назад. Он поехал, чтобы проверить, все ли в порядке. И там это произошло. Продавщица мне все рассказала. Убийство было совершено у нее на глазах.

– Вам сказали неправильно, – вдруг произнес Иваницкий, – полковник Родионов жив.

Глава 18

Два дня провел Гурам, сидя у себя дома. Два дня всю Москву лихорадило. О столкновении на его даче сказали не только все информационные агентства России. Трупы с места событий показали почти по всем каналам крупнейших зарубежных агентств. «Война мафии началась» – под такими или похожими на этот заголовками стали появляться статьи в различных газетах. Хотивари в одночасье стал не просто широко известным человеком, но и потенциальным кандидатом на ликвидацию. Всем стало известно, что он был во время перестрелки на своей даче и сумел оттуда вовремя сбежать. Приехавшие сотрудники милиции нашли на его даче полтора десятка трупов, среди которых был и убитый Исахан Караханов.

Труп погибшего Караханова демонстрировали по телевидению, и создавалось впечатление, что напавшие на дачу грузинского лидера группы чеченцев были отбиты и понесли большие потери. Такие разговоры выводили из себя Гурама. Мало того, что он потерял своего союзника и сам едва не погиб, теперь против него настраивали всех чеченцев, живущих в России и без того не очень хорошо относившихся к грузинским группировкам. Противостояние чеченцев и грузин в Абхазии всем было хорошо известно. Не бегать же по улицам с криками, что погибший Караханов был убит, когда сражался на его стороне. И именно в этот момент к нему позвонил единственный человек, который мог оказать реальную помощь. Это был Филя Рубинчик. Правда, он позвонил не сразу и не сам. Расстроенный последними событиями и скрывающийся от журналистов Гурам Хотивари сидел дома, когда ему позвонили от Рубинчика и попросили разрешения принести аппарат для разговора между Рубинчиком и Хотивари. Гурам, уже не веривший никому, приказал своему американскому инженеру проверить этот аппарат, чтобы в нем не оказалось бомбы или магнитофона. Американец добросовестно осматривал четыре часа аппарат, после чего разрешил его установку. Восхищенный американец даже заявил, что подобный прибор представляет собой прекрасное достижение технического прогресса.

В сопровождении пятерых охранников Хотивари и американского инженера аппарат устанавливал человек Рубинчика, невысокий, улыбающийся монтер. Или человек, выдающий себя за монтера. Он старался действовать очень осторожно под внимательными взглядами стольких людей. Сам аппарат представлял собой небольшой черный ящик средних размеров, в длину он был около тридцати сантиметров и толщиной около четырех. Однако он был довольно тяжелый, около двух килограммов веса.

Монтер довольно быстро установил этот аппарат, после чего обратился к Хотивари, угрюмо наблюдавшему за установкой этого аппарата.

– Это так называемый телефонный шифратор ТС-24М, лучшая модель.

– Ну и что? – спросил Хотивари.

– Говорить при ваших людях? – спросил монтер.

– Уходите все. Зураб, ты останься, – приказал Хотивари одному из своих людей, – и ты тоже останься, – разрешил он своему американскому специалисту, – послушаешь, что он скажет. – И когда все вышли, добавил: – А теперь, Зураб, вытащи свой пистолет и, если этот монтер хотя бы повернется не тем боком, сразу стреляй.

– Почему? – спросил монтер. Достаточно спокойно спросил, и это сразу выдало в нем профессионала.

– Потому, что я теперь никому не верю. Вас, конечно, обыскали, но вы все равно не делайте резких движений. А мне очень спокойно и медленно расскажите, как действует этот аппарат.

– Я уже сказал, что это телефонный шифратор ТС-24М. Здесь идет цифровая обработка, которая может трансформировать обычную речь говорящего в гамму труднопонимаемых звуков. Вы меня понимаете?

– Ничего не понимаю, но все равно говори, – разрешил Хотивари.

– Здесь есть специальный дисплей на жидких кристаллах. Вы можете менять команды, если захотите. Ваш инженер знает, как это делать.

– А как меня поймут на другом конце? – спросил Гурам.

– Поймут, – чуть улыбнулся монтер, – на другом конце стоит такой же шифратор. Мы вас поймем.

– Все о'кей, мистер Хотивари, – подтвердил американец, – я знаю, как обращаться с этим прибором. Это довольно легко. Здесь есть специальный шифр.

– А если кто-нибудь подберет этот шифр?

Человек Рубинчика снова позволил себе лишь чуть улыбнуться.

– Это невозможно. Здесь шестнадцать миллионов комбинаций. Это никак невозможно.

– В общем, теперь я могу говорить, не опасаясь, что меня подслушают, – сказал довольный Хотивари.

– Точно так.

– Ладно, спасибо. Зураб, проводи нашего гостя.

– До свидания, – вежливо сказал монтер или похожий на монтера человек Рубинчика, – через пятнадцать минут вам позвонят.

Оставшись один, Хотивари зачем-то потрогал установленный аппарат и отправился на кухню за бутербродом. Все занавески в его доме были закрыты, везде было включено электрическое освещение. После объявления о смерти Караханова можно было ждать любой пакости от чеченцев. Пока им объяснишь, что не убивал Караханова, пока они это поймут, переварят эту информацию, пройдет целый час. А целый час никто говорить просто не даст. Да и не любят они долго разговаривать. Очередь в живот или в голову, и весь разговор. Вот так и убьют ни за что. Караханова любили многие. И самое обидное, что в этой ситуации нельзя даже уехать. Во-первых, просто опасно. Во-вторых, прокуратура возбудила уголовное дело и требует от него не покидать Москвы. Скандал был такой громкий, что президент снял с работы сразу нескольких руководителей правоохранительных органов города.

Ровно через пятнадцать минут раздался телефонный звонок. Гурам поспешно снял трубку.

– Здравствуйте, дорогой батоно Гурам, – раздался тонкий, визгливый голос Рубинчика.

Он, наверно, с артистами и артистками тоже таким голосом общается, поморщился Хотивари, не зря говорят, что вся эстрада у него в руках.

– Добрый день, – довольно вежливо ответил он.

– Слышал о покушении на вас. Какое безобразие, – притворно возмутился Рубинчик, – это просто беспредел, куда только смотрят наши органы…

– Эх, – вздохнул Гурам, – это такой бардак был, лучше не вспоминать.

– Вы ведь, кажется, на даче были не один? – ласково осведомился Рубинчик.

Как всегда, все знает, подумал Хотивари и подтвердил:

– Да, я был не один.

– Кажется, Сеидов тоже был с вами? Говорят, вы его даже спасли.

Вот мерзавец этот Сеидов, как баба, все рассказывает, снова подумал Хотивари, но вслух произнес совсем другое:

– Никого я не спасал. Просто мы вместе с дачи ушли.

– А приехали вы туда на переговоры с Карахановым. Кажется, вы хотели от него узнать некоторые обстоятельства покушения на нашего друга – Рафаэля Багирова?

«Откуда он все знает?» – в который раз подумал ошалевший Хотивари и вдруг спросил:

– А почему это вас так интересует?

– А мы лица заинтересованные, – так же откровенно ответил Рубинчик, – вы ведь знаете, что во время нападения на автомобиль Багирова погиб наш самый большой друг – Яков Аронович Гольдберг.

– Конечно, знаю. Хороший адвокат был, – сказал Гурам, вспоминая Гольдберга, – очень жаль, что такого человека убили.

– Убили, – неожиданно очень жестко произнес Рубинчик, – вот нам и нужно так сделать, чтобы другим неповадно было.

И тогда Гурам Хотивари наконец все понял. Понял и возликовал. Теперь у напавшего на его дачу Асланбекова не будет никаких шансов. Против него выступят все – единым фронтом. Они раздавят этого мерзавца, перестреляют его людей.

– Да, – сказал он, сразу обретая привычное расположение духа, – но мне нужна будет ваша помощь.

– Чем конкретно я могу помочь?

– Все считают, что на мою дачу напал Караханов, где его и убили. Чеченцы настроены против меня. Нужно рассказать всем правду. Караханов был на моей стороне, это напал другой чеченский лидер – Асланбеков. Но вы же наверняка все знаете лучше.

– Хорошо, – быстро ответил Рубинчик, – это мы сделаем в ближайшие два дня. Это не так сложно, как вы думаете. Что-нибудь еще?

– Мне нужно знать: кто именно напал на мою дачу? – спросил уже понявший, что у них чисто деловой разговор, Гурам Хотивари.

– Люди Асланбекова, а наводку им дали в ФСБ. Больше пока, к сожалению, не знаю.

– В Багирова тоже они стреляли?

– Они.

«Вот почему он прислал этот шифратор», – понял наконец Хотивари.

– Все, – решительно сказал он, – Хаджи больше не жилец на этом свете. Такие вещи не прощаются.

– Я тоже так думаю, – очень спокойно сказал Рубинчик, – успехов вам.

– Спасибо.

– Кстати, вместе с чеченцами Асланбекова действовала и подмосковная группировка Хлыщова. Вы меня понимаете?

– Да.

– До свидания.

Гурам положил трубку. Как трудно работать в этой Москве. Здесь все перемешалось. Чеченцы и русские, объединившись, убивают других чеченцев, а заодно с ними грузин и азербайджанцев. Разберись в этом запутанном клубке. Но теперь он знает имена нападавших, и пощады не будет никому.

Раздался еще один звонок. Гурам, решивший, что звонит Рубинчик, очевидно, что-то позабывший сказать, быстро снял трубку.

– Батоно Гурам, – услышал он характерный с придыханием голос Саркисяна, – мы знаем о нападении на вашу дачу. Все ваши друзья возмущены. Моя семья просит передать соболезнования семьям погибших.

– Людей ты мне даешь? – спросил Гурам, забыв, что у Саркисяна нет такого шифратора, как у него.

– Что? – изумился банкир. Вести такие разговоры по телефону было не просто опасно, а настоящим безумием.

– Слушай, – горячо сказал Хотивари, – не говори ничего. Только послушай. Мне сейчас люди нужны будут. Много людей. И твоих в том числе. Не бойся, мой аппарат подслушать не могут. Только скажи мне «да» или «нет».

– Да, – сказал банкир и сразу отключился.

Гурам опустил трубку своего телефона, но затем, что-то вспомнив, быстро набрал номер. Номер не набирался. Он занервничал, заорал на весь дом:

– Зураб, принеси мне спутниковый телефон. И найди моего американского специалиста. Пусть подключит мне этот аппарат к другому телефону. Я по этому ничего не могу набрать.

– Он уехал, – сообщил появившийся Зураб, – вы ведь сами его отпустили.

– Тогда закажи мне разговор, – разозлился Гурам, – вот по этому телефону. Чтобы срочно дали Лондон. Понял? Очень срочно.

Через десять минут он уже разговаривал с Багировым.

– Вы слышали, какие у нас неприятности, – сразу начал он, – этот сука Хаджи решил разделаться с нами со всеми, на мою дачу напал.

– Ты откуда говоришь? – спросил изумленный Багиров. – Такие вещи по телефону не говорят.

– Говорят, не беспокойся. У меня аппарат тут стоит, никто не поймет, что именно говорю. Поэтому ты слушай и не отвечай. Мне Рубинчик звонил, они тоже проверили. Это люди Асланбекова на тебя напали. И на мою дачу тоже. Они там своего, Караханова, застрелили. А теперь на меня сваливают. Но у них ничего не выйдет. Рубинчик обещал.

– Как Сеидов? – спросил Багиров.

– Мокрая курица. Это не ты, дорогой, совсем не ты.

– Я так и думал, – разочарованно пробормотал Багиров, – придется его менять. Это я завтра решу.

– Поправляйся, дорогой, здесь дел очень много.

– Я здесь письмо напишу, – решил Багиров, – завтра к тебе привезут. Но учти, письмо важное. Пусть моего человека встречают в аэропорту. Мои ребята там тоже будут.

– Обязательно. Прямо у трапа встретим. Не волнуйся.

– Мои ребята его в лицо знают.

– Все понимаю, родной, все сделаю.

– И еще… – попросил в конце Багиров.

– Да, – насторожился Гурам.

– Не жалей никого, Гурам, – вдруг открытым текстом сказал Багиров, – это не тот случай, дорогой.

Хотивари сжал кулаки так, что хрустнули костяшки пальцев.

– Не буду, – пообещал он свирепо и положил трубку.

Уже на следующий день сразу в нескольких центральных газетах появились заметки о дружбе Хотивари с Карахановым, об их сотрудничестве. В «Литературной газете» вышла даже статья об их дружбе. Журналист, очевидно, получивший какую-то информацию, писал о встрече на даче Хотивари, считая, что разоблачает таким образом лидеров грузинской и чеченской мафии. Честный дурачок не понимал, что такое разоблачение очень нужно Гураму. Правоохранительных органов Хотивари не боялся давно, но все чеченцы должны были узнать, что между ними не было вражды.

В этот день прилетел человек Багирова из Лондона. Он привез в конверте решение босса азербайджанской группировки. Через три часа после этого в кабинет ресторана Сеидова, где он принимал своих гостей, вошли двое прилично одетых молодых человека и из автоматов буквально изрешетили самого Сеидова и его гостей. Багиров самостоятельно решал, когда именно нужно отправить «на покой» того или иного из своих заместителей.

В конверте было и имя нового человека, отныне заменившего Рауфа Сеидова на его месте. Это был Керим Алиев, президент одной из самых процветающих компаний России, работавший в сфере обслуживания. Уже вечером этого дня новый заместитель позвонил Хотивари, предложив услуги трех сотен своих боевиков.

На следующий день появилось еще несколько сообщений о нападении на дачу Хотивари. На этот раз тон был совсем другой. И. о. прокурора, осмелившегося возбудить уголовное дело, в том числе и против самого Хотивари, начали поливать грязью. Появились заметки о его нечистоплотности, о связях его супруги с сомнительными фирмами, о его родственниках и знакомых. Шла целенаправленная пропаганда против и. о. И хотя сам и. о. не вызывал особых симпатий, тем не менее никому даже в голову не пришло поинтересоваться – почему вдруг началась такая массированная пропагандистская акция.

В воскресенье сразу две аналитические программы – на первом канале «Останкино» и в программе НТВ – передали материалы о нападении на дачу Хотивари, рассказав на этот раз всю правду. Журналисты искренне считали, что выполняют свой долг, не понимая, что работают на мафию. Опытная рука Рубинчика направляла все их действия.

И наконец из Грузии начали прибывать отборные боевики. Сам Давид Гогия, узнавший о нападении на дачу Гурама Хотивари, прислал своих людей. Теперь Асланбеков почувствовал неладное. Он вдруг обнаружил, что остался совсем один. Даже те чеченцы, которые всегда поддерживали его в силу общей клановости и землячества, начали отходить от него. Исахан Караханов был героем, воевавшим на стороне Дудаева против российских войск. Хаджи Асланбеков был соглашателем, решившимся поддержать оппозицию в ее борьбе против официального Грозного. И, кроме всего прочего, все теперь знали о нападении на дачу Хотивари, совершенную боевиками Асланбекова и людьми Хлыщова.

В эти последние дни Хаджи начал лихорадочно метаться. Он обратился за помощью к крупной казанской группировке Мансурова, но получил решительный отказ. После смерти Лазарева, убитого в здании Государственной думы, благоразумный Мансуров не хотел портить ни с кем отношений.

Все попытки Асланбекова встретиться с Михаилом Никитиным также потерпели крах. Никитин хорошо представлял себе настроение своих людей по всей Москве, которые никогда бы не поняли его переговоров с чеченскими боевиками. Асланбеков, внезапно оказавшийся вообще без поддержки, понял, что драться придется в одиночку. И за собственную жизнь.

В воскресный день Хлыщов обычно приезжал в центр города и обедал в ресторане «Токио». Он, выросший на кухне у матери, которая работала кухаркой в одном из затрапезных кафе Подмосковья, почему-то полюбил именно этот ресторан. Может, потому, что здесь было нечто особенное, отличавшее его от других ресторанов. В кабинетах и в залах столы располагались буквой «п», а в пространстве между столами стояли плиты, на которых подошедшие повара прямо при вас готовили различные блюда, заказанные по вашему желанию.

Может, этот ресторан просто напоминал Хлыщову его детство, и привычные кухонные запахи как-то успокаивали его мятежную душу. Кроме всего прочего, он был наркоманом, а в отдельных кабинетах ресторана можно было сочетать приятное с полезным.

Оба больших «Мерседеса» Хлыщова подкатили к зданию гостиницы «Россия», где был ресторан. И, хотя с этой стороны въезд был запрещен, машины, заехав с восточной стороны, спокойно проследовали мимо всего здания гостиницы на западную сторону, обращенную лицом к Кремлю, и остановились. Хлыщов вышел из автомобиля в обществе двух девиц. Сразу три охранника из второго автомобиля сопровождали его. Водитель остался у машин.

Хлыщов со своей компанией прошел внутрь. В кабинет вместе с ним вошли девицы и начальник его охраны. Оба других охранника остались дежурить в коридоре. Официанты уже знали знакомого завсегдатая, оставлявшего в ресторане каждый раз не одну тысячу долларов.[3]3
  Западному читателю такие цены кажутся невероятными и надуманными. Однако в России возможно все, что угодно. В Америке действительно невозможно потратить при желании в ресторане тысячу долларов, даже самом дорогом. В Москве это нормальная плата за неплохой обед в элитарном ресторане.


[Закрыть]

Все было приготовлено, как обычно. Охранники, увидев идущего повара и его помощника в белых халатах, даже не удивились, что на этот раз их двое. Они спокойно открыли двери кабинета и, пропустив поваров, снова закрыли кабинет, встав у входа.

– Заходите, ребята, – крикнул им Хлыщов, уже успевший попробовать горячей японской водки «сакэ», – покажите этим девочкам, как вы умеете готовить. Вы, наверно, новенькие, я вас раньше не видел.

Оба повара улыбнулись и, переглянувшись, поставили свои корзинки рядом с собой.

Начальник охраны Хлыщова, пивший, как обычно, меньше своего хозяина, кажется, что-то понял в последний момент.

Повара оправили свои белые халаты.

Первый из них кивнул второму.

Девочки в этот момент заулыбались.

– Вы будете готовить нам что-то вкусненькое? – спросила одна из них – маленькая грудастая брюнетка.

Повар улыбнулся.

– А он симпатичный, – добавила другая.

В этот момент Хлыщов вытащил свой телефон и начал набирать какой-то номер. Звонить ему не хотелось, просто удовлетворение от сознания своей собственной значимости и возможности в любой момент связаться с кем угодно переполняло его. Большинство внезапно разбогатевших на воровстве или грабежах «новых русских» любили разговаривать именно из роскошных салонов своих автомобилей. Как правило, такие звонки были не срочными, да зачастую и вообще ненужными. Но чувство собственного превосходства над остальными диктовало этот выбор. И они продолжали звонить, словно всем одновременно необходимо было срочно вызвать слесарей по причинам неисправного унитаза. Во всех остальных случаях можно было подождать до приезда домой или на работу. Хлыщов набрал номер и поднес телефон к уху.

Оба повара выпрямились почти одновременно. Хлыщов даже не сумел понять, каким образом это произошло, когда раздался первый щелчок и его начальник личной охраны уткнулся лицом в свой салат. Хлыщов встал, и в этот момент второй повар начал стрелять прямо в него. Первый же выстрел оказался роковым. Хлыщов сполз на пол, оставляя на стенке размазанные мозги и кровь. Остальных трех выстрелов он уже не слышал. При этом стрелял второй повар, а первый, приложив палец к губам, просил девушек не кричать, подкрепляя свои просьбы большим пистолетом с надетым на него глушителем.

Хлыщов и его охранник были уже мертвы, когда стрелявший вторым повар удовлетворенно кивнул своему напарнику и, положив пистолет в корзинку для продуктов, уже собирался выйти из кабинета.

– Подожди, – попросил его другой.

И, обращаясь к грудастой брюнетке, жестом показал ей на платье и на грудь.

Она, не понимая, чего от нее хотят, бледная от ужаса, только судорожно кивала головой.

Повар снова показал на ее грудь уже более нетерпеливым движением.

– Дура, – сказала другая, постарше, быстрее пришедшая в себя, – сними ты платье, он груди твои видеть хочет.

Девушка, дрожа от страха, опустила бретельки платья, обнажая свою грудь без лифчика.

Повар, удовлетворенно кивнув, покачал головой от удовольствия и только потом, убрав пистолет, заторопился за своим товарищем, жестом еще раз предупредив девочек, чтобы они молчали. Они обе были достаточно опытными проститутками и знали, что в некоторых случаях молчание означает жизнь.