Текст книги "Совесть негодяев"

– Но вы ведь слышали, что сказал генерал.

– Это не доказательство.

– Хорошо, – разозлился незнакомец, – позвоните по другому номеру.

– Не буду я больше никуда звонить, – спокойно ответил Комаров, – вполне достаточно и одного звонка. В Америке подследственным как раз разрешают сделать один звонок. Вы не предъявили нам никаких документов, и мы не можем считать, что вы тот человек, за которого себя выдаете. Идемте с нами.

– Подождите, – поднялся незнакомец, – мои документы в спальной комнате во внутреннем кармане пиджака. Он висит в шкафу.

Комаров кивнул Пахомову, и тот прошел в спальную. Увидеть шкаф, найти пиджак, вытащить документ было делом нескольких секунд. И через полминуты он с удивлением узнал, что майор Климатов является сотрудником Главного управления охраны президента.

Глава 29

Впервые осмелившись позвонить Другу, Хаджи непривычно робел.

– Что случилось? – несколько недовольно спросил Друг.

– Нам нужно увидеться, – уже более твердо попросил Асланбеков. У него просто не было другого выхода.

– На прежнем месте, сегодня в пять, – сказал Друг и положил трубку.

Хаджи знал, что от цифры, которую ему говорят, нужно всегда отнимать два. И ровно в три часа он приехал в тихий московский дворик, чтобы подняться на седьмой этаж и постучаться в дверь обычной московской квартиры, соединенной с другой, из которой можно выйти в соседний блок. Это была явочная квартира бывшего КГБ. Хаджи Асланбеков уже достаточно давно сотрудничал с контрразведкой КГБ, закрывавшей глаза на его «художества» ради получения ценной информации по различным делам.

Асланбекова «вел» бывший полковник КГБ Вениамин Самсонов. Именно он и был тем самым Другом, к которому звонил Асланбеков. И именно с ним встречался на явочной квартире Хаджи всегда, когда эта встреча нужна была обеим сторонам.

В этом не было ничего необычного. Собственно, вся активная агентура КГБ, МВД, да и вообще всех правоохранительных органов во все времена и у всех народов состояла из подобных людей. Наивные люди полагали, что осведомителями органов могут быть только голубоглазые идеалисты и внедренные агенты. На самом деле все было гораздо проще. Многочисленные примеры в истории свидетельствуют, что среди агентов правоохранительных органов, как правило, бывали люди яркие, работавшие активно против самой системы, которую они, казалось, должны были защищать. Чтобы отвести от себя подозрение, такие люди просто обязаны совершать более чем экстраординарные поступки, выделяясь из общей безликой массы. Такая практика приводит к выдвижению в среде недовольных и соответственно большому объему информации, которым можно делиться с завербовавшей тебя системой. Происходит своеобразный перекос. С одной стороны, это настоящий стукач, умело предающий своих друзей и бывших единомышленников. С другой – страстный борец против системы, непримиримый трибун, активный анархист, террорист или революционер. И чем дальше, тем больше протекает это трагическое раздвоение. Государственные органы не трогают своего агента, чтобы не терять такого ценного осведомителя, а товарищи по борьбе или по банде видят в нем достойного героя и не могут поверить в его неискренность. Наиболее яркий пример в истории широко известен. Знаменитый террорист Азеф был одновременно агентом царской охранки и одним из опаснейших террористов в царской России.

Современная история также предоставила много примеров, когда «революционные вожди» созданных повсюду народных фронтов вдруг все как один оказались агентами и стукачами КГБ. Особенно много таких оказалось в Прибалтике и Закавказье, когда министры и депутаты уже национальных правительств вдруг оказывались бывшими осведомителями КГБ, дававшими подписку о сотрудничестве. Многие фамилии широко известны, и о них не стоит даже вспоминать.

Такие типы, как Азеф, одновременно внушали ужас и отвращение. Их боялись и ненавидели. Их услугами пользовались, но знали, что в любой момент они могут выкинуть нечто исключительное. Хаджи Асланбеков был из подобной категории лиц. Он сотрудничал с российскими спецслужбами, когда ему было выгодно, расправляясь со своими конкурентами и врагами. Объективно он устраивал и службу контрразведки. Исправно сдавал своих врагов – опаснейших террористов и контрабандистов правоохранительным органам. Он использовал получаемую информацию для расправы с конкурентами. Умел узнавать самые спрятанные тайны и выдавать в нужный момент отдельных преступников. За это он пользовался некоторой свободой действий, мог безнаказанно вытаскивать своих людей из труднейших ситуаций, мог грабить и убивать во имя прикрытия своего собственного имиджа. И делал это с большим удовольствием.

Мысль об аморальности подобных действий обеих сторон никому не приходила в голову. За информацию нужно было платить, и Хаджи получил в виде платы индульгенцию на будущие преступления. И это была очень высокая плата, которая устраивала обе стороны в этом кровавом торге.

Хаджи вопреки обыкновению приехал на встречу с одним водителем. Отпустив машину, он приказал парню заехать за ним через час и пошел в дом. С другого подъезда в дом уже входил Самсонов, с которым они и должны были встретиться. У обоих были ключи от «своих» квартир. И оба пришли почти одновременно. Самсонов не любил и откровенно злился на своего подопечного. В свою очередь, Хаджи просто презирал полковника и никогда этого особенно не скрывал. Правда, обычно во время телефонных разговоров он сильно робел. Разумом он понимал, что совершает нечто недостойное, встречаясь с полковником, но откровенная выгода от подобной встречи всегда перевешивала робкие позывы совести. Они оба были нужны друг другу. И поэтому, расставаясь каждый раз, они твердо знали, что встретятся снова.

– Зачем пришел? – спросил Самсонов, уже сидевший на стуле, когда вошел Асланбеков.

– Дело есть, очень важное, – Хаджи прошел и сел напротив своего собеседника.

Хаджи его назвал в детстве отец, сосланный в Казахстан и оставшийся там умирать. Его мечта правоверного мусульманина когда-нибудь посетить Мекку, чтобы стать настоящим «хаджи», так и осталась всего лишь мечтой. Поэтому он и назвал сына Хаджи, посчитав, что сын сможет когда-нибудь сделать то, чего не смог его отец. Но сын, ставший бандитом и убийцей, даже не вспоминал о воле отца, привычно нося столь почитаемое в мусульманском мире имя – Хаджи.

– Вы слышали про «Жар-птицу»? – спросил Асланбеков.

– Да, конечно. Это люди Гурама Хотивари там были. Они и наняли иностранных студентов. Тебя только это интересует?

– Не только. Кто убил Сапунова?

– Двое наемных убийц. Они приехали из Грузии. Один сван, другой гуриец. Сейчас мы их ищем.

– Лучше бы вы мне заранее сказали, – проворчал Асланбеков, – я вас, кажется, всегда заблаговременно предупреждал. А вы мне рассказываете, уже когда все случилось.

– Мы этого не знали. Хотивари кто-то сообщил об этом ночном клубе. Кто-то его навел, – пояснил Самсонов.

– Поищем, – равнодушно ответил Асланбеков, – но я здесь не поэтому. Мне нужна голова Гурама. И пока ее у меня не будет, я не смогу спокойно жить. Понимаете?

– Он заявляет примерно то же самое.

– Но у него нет таких Друзей, как у меня? – спросил Асланбеков. – Или есть? Может, вы работаете на нас двоих одновременно?

– Не работаем. Но мы же не можем убивать Хотивари за вас. Это ваше личное дело.

– Личное! – разозлился Асланбеков. – А когда банкиров убивать, тоже личное? Когда для вас работаешь, все в порядке. А как только немного выйти в сторону хочешь, уже не дают.

– Не нужно кричать, – поморщился Самсонов, – лучше толком объяснить, что конкретно мы можем сделать. А потом я скажу наши условия.

– Торгуетесь, да?

– Конечно, торгуемся. Голова Гурама Хотивари стоит целого стада баранов. Это очень умная голова, Хаджи. И мы это помним.

– Что вы хотите? – прохрипел чеченец.

– Сначала ты скажи, что вы хотите, – предложил Самсонов.

– Очень просто. Вы его вызываете куда-нибудь на допрос. В ваше центральное здание, например. Он придет туда обязательно один и без оружия. А мои люди его там и встретят.

– В нашем здании? – прищурился Самсонов. – Потом мы все за это вылетим с работы. Представляешь, что именно напишут газеты?

– Не обязательно в вашем, – возразил Асланбеков, – можно вызвать его в здание прокуратуры.

– Это мы сделаем. А твои люди как оружие в прокуратуру занесут? Там ведь все проверяют.

– Придумаем что-нибудь. Главное, вы его в здание вызовите. Остальное сделают мои люди.

– Хорошо, – пожал плечами Самсонов, – мы завтра все организуем.

– Когда мне позвонить?

– Утром в десять.

– Договорились.

– У нас тоже есть небольшая просьба, – попросил Самсонов.

– Знаю я вас, – разозлился Асланбеков, – опять кого-нибудь убрать нужно. И сразу обо мне вспоминают.

– Вот фотография, – Самсонов бросил на стол фотокарточку.

Асланбеков с интересом посмотрел.

– Где-то я его видел. Что он сделал?

– Пока ничего, но сделает. Вчера утром он вылетел в Лондон и, по нашим сведениям, сегодня или завтра вернется обратно. Это бывший эксперт ООН. Недавно он был в Ташкенте и попортил там много крови нашим людям.

– Где он остановится?

– Не знаю.

– Он будет один?

– С ним, возможно, будет девушка, но ее трогать нельзя.

– Хорошо, – сказал Хаджи, еще раз внимательно посмотрев на фотографию, – мы уберем и его.

– А мы поможем вам закончить ваш затянувшийся конфликт с батоно Гурамом, – улыбнулся Самсонов. – Видишь, как быстро мы можем договориться.

– Завтра, – не дав остынуть его улыбке, жестко сказал Хаджи.

– Что завтра?

– Завтра нужно убрать Хотивари.

– Это невозможно, – подумав, ответил Самсонов, – конечно, он мерзавец и сукин сын. Но нельзя нам всем так выставляться. Все поймут, с кем ты работаешь. Это трудно будет скрыть.

– Завтра, – упрямо повторил Хаджи.

– Да пойми ты, – разозлился Самсонов, – это нужно подготовить, сделать как-нибудь иначе. Нельзя человека убивать в здании прокуратуры. Возьмите его на улице.

– Завтра, – в третий раз упрямо повторил Асланбеков.

– Ну и упрямый ты. Как хочешь. Завтра так завтра. Весь мир будет знать, как мы с тобой работаем вместе. Ты этого хочешь? Хорошо, хорошо, не нужно опять повторять. Сегодня его вызовут в прокуратуру на завтра. Постараюсь тебе это организовать.

Асланбеков встал. И, не попрощавшись, вышел. Хлопнула дверь.

– Сукин сын, – гневно сказал Самсонов и подвинул к себе стоявший на столе телефон. Набрал нужный номер. Включил небольшой аппарат, подсоединенный к телефону, и начал говорить:

– Добрый день. Это говорит Самсонов. Все в порядке. Он согласился.

– Ничего не просил взамен? – спросил его собеседник.

– Просил опять помочь. С его грузинским другом. Тем самым, который «жар-птицу» выпустил.

– Ты обещал?

– Сказал, что посмотрим.

На телефоне был цифровой скремблер, обеспечивающий почти идеальную защиту от подслушивания, но Самсонов не доверял никакой технике, предпочитая говорить коротко.

– Напрасно. Грузинский друг порядком всем надоел. Давно менять нужно. Он становится иногда просто неуправляемым. Наш друг прав. Давай поможем ему и в этот раз. В конце концов, это и в наших интересах.

– Я так и подумал.

– А насчет английского друга говорил? Он такое учинил в Ташкенте, что лучше не вспоминать.

– Говорил. Даже фотографию дал, чтобы он знакомился.

– Это правильно. Что нужно сделать?

– Чтобы нашего грузинского друга завтра вызвали бы в центральный аппарат Закона.

Так они называли на своем профессиональном сленге здание прокуратуры России.

– Когда?

– Утром. В одиннадцать-двенадцать.

– Я устрою. Он будет тебе звонить?

– В десять часов.

– Позвони ему вечером и скажи, что мы согласны. Завтра нужно наконец избавиться от грузинского друга. Нужно с ним расстаться. Мы слишком все к нему привыкли.

– Понимаю.

– Ты скремблер включил перед тем, как начал разговаривать?

– Сам проверил.

– Это хорошо. Никому не доверяй. Ко мне только что звонил какой-то следователь. Они на нашу квартиру вышли. У Киевского вокзала. Я ему сказал, правда, чтобы не валял дурака, но на всякий случай послал туда людей. Так что будь осторожен.

– Не волнуйтесь, товарищ генерал. Я этого чеченца в кулаке держу. Он у меня не вырвется.

Самсонов положил трубку и усмехнулся. Задние зубы у него были металлические.

Ни он, ни заместитель директора ФСБ, с которым он только что разговаривал, даже не могли себе представить, что, кроме телефонного аппарата, можно просто установить подслушивающее устройство. Оно и было установлено. И работало под столом у Самсонова.

Сидевшие в машине двое пожилых людей слышали каждое слово, сказанное в этой квартире. Они не могли слышать, как отвечал собеседник Самсонова, но все остальное слышали. И все поняли правильно.

– Мы можем опоздать, – сказал один из них.

– Они хотят убрать Дронго, – сказал другой.

Глава 30

Они сидели в самолете. Зоя, надев черные очки, кажется, дремала. Он с интересом читал английские газеты, иногда посматривая на девушку. Прямые волосы были аккуратно зачесаны назад и собраны на затылке. Красивый профиль, идеально прямой нос, тонкая линия красивых губ, подбородок – она могла с успехом выступать в рекламных роликах, думал он.

Когда принесли обед, она сняла очки, и он наконец рассмотрел ее глаза. Они были с каким-то синеватым отливом, иногда казались зелеными, иногда голубыми. От спиртного он отказался, попросив томатный сок с лимоном. Она, с интересом взглянув на него, заказала ликер «Бейлис» со льдом. Он почти ничего не стал есть и сразу вернул свой поднос стюардессе. Она, наоборот, с аппетитом пообедала, но не стала есть десерт. В конце он попросил чай, она – крепкий кофе без молока.

За все время в пути не было произнесено ни слова.

В Риге они делали промежуточную посадку, и на этот раз им разрешили выйти в аэропорту. Он вошел в здание аэропорта со смешанным чувством разочарования и ностальгии. Здесь все было не так, как раньше. Словно по взмаху волшебной палочки довольно заштатный аэропорт провинции превратился в крупный международный центр со своими магазинами, барами, обменными пунктами. Все было гораздо красивее, солиднее, привлекательнее. Но это была уже другая Рига. Это была не его Рига. И он отчетливо понимал это. По транзитному залу он ходил с хмурым видом, словно опасаясь услышать неприятное известие от кого-то из спешивших повсюду пассажиров. Зоя сидела на длинной скамье и смотрела куда-то в сторону сквозь свои темные очки, лишь иногда замечая Дронго.

Да, это была не его Рига. И от осознания этого факта никуда нельзя было деться. Он не знал этого чужого аэропорта, этих магазинов и баров. На мгновение он представил, как изменился сам город. Наверное, он не сможет его узнать. Он подошел к телефонному автомату, словно намереваясь кому-то позвонить. Постоял. И отошел. Звонить было некому. Да и нельзя. Телефона старой подруги своей матери он, конечно, не имел. Не звонить же в справочную, спрашивая, где находится бывший сотрудник бывшего Центрального Комитета Коммунистической партии Латвии. Это смешно и глупо. Может быть, спасительная смерть пощадила ее, и она не увидела тех перемен, что произошли на ее родине и которые она не смогла бы ни понять, ни принять.

Какие странные судьбы, думал Дронго, меря шагами зал. Родившиеся в другой Латвии, они всю свою жизнь боролись за установление Советской власти в своей республике, искренне считая, что это благо для собственного народа. Освобождали свою родину от фашистов, очищали ее от «лесных братьев», радовались ее успехам. И верили, верили в то, что они делают. Позднее найдутся лицемеры и прохвосты, которые попытаются оправдать собственное предательство ложными идеалами и общим безверием людей в ту систему, при которой эти прохвосты жили и процветали. И это будет неправдой. Ибо тысячи и тысячи людей искренне и честно проживали свою судьбу, стараясь делать это достойно и честно.

Для этих тысяч людей страшным разочарованием стал развал единого государства, крушение идеалов молодости, крах собственной судьбы. Внезапно они снова оказались в том самом государстве, из которого, казалось, уже однажды вырвались и о котором многие новые поколения знали лишь по книгам. И вся их жизнь, честно и достойно прожитая, оказалась никому не нужной судьбой, выброшенной на свалку истории. Идеалы, за которые они боролись и воевали, голодали и страдали, ненавидели и любили, оказались пустыми, ненужными и зачастую просто надуманными. Жизнь заканчивалась, так и не успев начаться. Словно не было перерыва в полвека, в котором они прожили. Неведомый рок перенес их из детства в старость, лишив молодости и судьбы, не оставляя им никаких шансов на вторую попытку. И только испытавший подобную боль мог понять, как это страшно и безнадежно.

Объявили посадку, и он заторопился к выходу, успев увидеть, как не спеша поднимается молодая женщина. В салон самолета он пропустил ее первой. Она села рядом с ним в своем светло-бежевом костюме с удлиненной, чуть ниже колен, юбкой и искоса посмотрела на него.

Стюардесса предложила им апельсиновый сок. Он отказался. Она взяла свой стакан.

– Вы чем-то расстроены? – спросила Зоя.

– Нет. С чего вы взяли? – удивился Дронго.

– Я видела ваше лицо в аэропорту, – сказала женщина. Багиров приучил ее высказывать свои наблюдения открыто и прямо.

– Да, наверное, – согласился он, – просто думал об одной своей знакомой.

Женщина удивленно взглянула на него и ничего больше не спросила. Когда принесли очередную порцию напитков, он традиционно попросил томатный сок с лимоном, а она, отказавшись от ликера, взяла бокал шампанского. Подали ужин, и стюардесса положила подносы им на столики. Свой бокал Зоя поставила на столик, рядом с подносом. В столиках имелась одна неприятная особенность. В самом центре был довольно большой выступ, который, будучи прикрытым салфеткой, создавал обманчивое впечатление твердой поверхности. Видимо, забывшись, молодая женщина захотела положить туда свою вилку, и та едва не упала на пол. Опасаясь, что она упадет, женщина резко схватила вилку, задев при этом свой бокал с шампанским, который благополучно опрокинулся на темно-синие брюки Дронго.

– Ой, извините, – испугалась женщина, – я нечаянно.

– Понимаю, что не нарочно, – улыбнулся он, – ничего страшного.

– У меня есть платок, – потянулась она к своей сумочке.

– У меня он тоже есть, не нужно так переживать из-за обычного бокала шампанского. Во-первых, опрокинулось совсем немного. Во-вторых, я сейчас вытру, в-третьих, на темных брюках пятно все равно не будет видно.

Она улыбнулась, но ничего больше не сказала.

Он вышел в туалет и, вернувшись через две минуты, улыбнулся молодой женщине.

– Уже ничего не видно.

– Извините, – еще раз сказала она.

– Ничего. Давайте лучше поговорим о деле, – он взглянул на часы, – как раз осталось лететь около часа. Кто такой этот Керим Измайлович? Вы его хорошо знаете?

– Неплохо, – когда дело касалось ее работы, она сразу становилась уверенной и подчеркнуто собранной, – он довольно часто приезжает в гости к Рафаэлю Мамедовичу. Возглавляет крупную фирму, имеет влияние в нескольких московских банках. Все его телефоны я знаю. Я думаю, он будет встречать нас в депутатской.

– А Мурад Гасанов?

– Этого я знаю хуже. Видела всего два раза. Он в Баку ввязался в политику, и его за это даже посадили в тюрьму. Рафаэль Мамедович очень сильно ругался. Звонил жене Гасанова и кричал, что такому богатому человеку незачем лезть в политику. Гасанов переводил наши деньги в зарубежные банки.

– Вы знаете его телефон в Баку? А где вы их держите?

– Я их запоминаю, – серьезно ответила Зоя.

– Все? – не поверил он.

– Конечно, все. Никогда не ношу с собой записную книжку.

– И сколько телефонов вы можете помнить?

– Около пятисот – точно.

– Вы издеваетесь? – взглянул на нее Дронго. – Каким образом?

– В школе была чемпионкой по шахматам, – пояснила Зоя. – В детстве я была довольно некрасивым ребенком, и моя мама с горя решила отдать меня в шахматистки. Она руководствовалась обычным родительским эгоизмом. Некрасивая, так хоть умная. Вот я и стала кандидатом в мастера спорта. А после девятого класса выяснилось, что я могу быть и красивой. Тогда я забросила шахматы.

– Теперь верю. Никогда не буду играть с вами в шахматы. Его московский телефон тоже помните?

– Помню.

– Назовите.

Она сказала.

– А бакинский?

Она даже не запнулась.

– Номер телефона Керима Измайловича?

– У него несколько телефонов.

– Назовите те, которые вы помните.

– Я помню все.

– Говорите.

Она перечислила три телефонных номера, среди которых был и номер аппарата спутниковой связи.

– Вообще-то я вам поверил, – удовлетворенно сказал Дронго, – память у вас действительно феноменальная. Вас можно возить с собой вместо записной книжки. А как Гасанов оказался в Москве?

– Он бежал из тюрьмы.

– Подпольный граф Монте-Кристо? Какой молодец. Надеюсь, он не прыгал с башни в воду?

Она засмеялась, представив себе приземистую полноватую фигуру Мурада Гасанова в роли несчастного арестанта замка Иф.

– Нет, думаю, он не прыгал.

– Насчет сбежал точно?

– Точно. Шеф узнал об этом из Баку в тот же день.

– Мне нравятся ваши исчерпывающие ответы.

– Рафаэль Мамедович приказал мне помогать вам во всем.

– Он сбежал один?

– Нет, с двумя напарниками по камере. Один был генерал, бывший заместитель министра обороны.

– Ого! Это уже не граф Монте-Кристо. Это уже Матиас Шандор. Остальных схватили?

– Нет, они тоже в Москве.

– Надеюсь, за ними не охотятся правительственные агенты?

– Не знаю.

– У кого есть право подписи документов?

– Только у Гасанова и Рафаэля Мамедовича.

– А кто знал об этих деньгах?

– Только эти двое.

– Так не бывает. Должны были об этом знать бухгалтера, операторы, финансисты. И секрет, который не является секретом двоих, уже может считаться просто общенародным достоянием.

Когда она улыбалась, он замечал ее мелкие ровные зубы. И он невольно любовался ее улыбкой. Зоя была действительно красивой женщиной.

– Когда мы приедем в Москву, куда вы поедете?

– Мне нужно отвечать и на этот вопрос? – невольно нахмурилась женщина.

– Я спрашиваю об этом не для того, чтобы к вам приставать. Мне это нужно по делу. Так куда вы поедете?

– К себе домой.

– Где вы живете?

– На Кутузовском проспекте.

– Там рядом квартира Рафаэля Мамедовича. Я об этом слышал. Правильно?

Молодая женщина чуть покраснела.

– Да, – сказала она нетвердо, – да, там и его квартира.

– Простите за мою бестактность. Это одна и та же квартира?

Она вспыхнула.

– Нет, – немного резче, чем следовало, сказала она, – это моя квартира. Он живет в другом блоке и на другом этаже.

– Но вы живете в соседних квартирах? – уточнил Дронго.

– Да, мы соседи.

– Какая у вас квартира?

– Три комнаты. Обычная. Семьдесят метров полезной площади.

– А у него?

– Там объединены две квартиры. Четырехкомнатная и трехкомнатная. В этих квартирах он живет обычно один. Семья находится в другом месте. Здесь он принимает людей.

– Я знаю. Кроме него, кто-нибудь живет в этой квартире?

– Нет, но когда он дома, в прихожей обычно дежурят его помощники.

– То есть телохранители?

– Да.

– У кого есть ключи от его квартиры? У жены, детей?

– Нет, – снова чуть запнулась Зоя, – ни у кого нет.

– Даже у вас?

– У меня есть.

– У кого еще?

– Больше ни у кого. Рафаэль Мамедович довольно замкнутый человек и доверяет не каждому встречному.

– Ваш намек понял. Надеюсь, это не в мой огород?

– Не в ваш. Но если вы будете задавать такие вопросы…

– Мне нужно знать, кто может иметь доступ к его бумагам в квартире.

– Никто, кроме меня.

– Учту. Бумаги находятся там?

Она молчала.

– Вы не слышали вопроса? – терпеливо спросил Дронго.

– Я вас прекрасно поняла. Просто у меня поручение передать вам эти бумаги. И все. У меня не было разрешения рассказать вам, где они находятся.

– Хорошо, не говорите. Но как вы думаете их взять?

– Поеду и возьму.

– Одна?

– С вами.

– Тогда почему не сказать мне сразу?

– У меня нет разрешения, – немного раздраженно ответила женщина.

– Ладно, оставим это. Кто еще знает, где находятся эти списки? Кроме вас, Зоя.

– Никто.

– Гасанов тоже не знает?

– Нет, не знает.

– Керим Измайлович?

– Тоже не знает.

– Теперь вы должны ответить мне на очень важный вопрос. Только подумайте и потом говорите. Вы знаете всех знакомых и друзей Рафаэля Мамедовича? Или у него есть знакомые, которые вам не известны?

– Может, и есть, – снова почему-то покраснела женщина, – но я знаю почти всех.

– Сколько лет вы с ним работаете?

– Уже полтора года.

– Сколько вам лет, Зоя? – неожиданно даже для самого себя спросил Дронго.

– Двадцать, а почему вы спрашиваете?

– И вы нигде не учитесь?

– Это тоже имеет отношение к нашей поездке в Москву? – ядовито спросила Зоя.

– Нет. Это имеет отношение к вашей собственной жизни.

– Я как-нибудь позабочусь о себе сама.

– Не сомневаюсь. Но почему вы не учитесь?

– Я учусь на заочном, – возразила девушка, – в МГУ. Поступила в прошлом году на исторический.

– Тогда конечно, – печально сказал он. Эта женщина принадлежала Рафаэлю Багирову душой и телом. Только он был полновластным хозяином Зои. Видимо, это нравилось и самой женщине. Или ей казалось, что нравится. – Вспомните, Зоя, к вам никогда не звонил и не приходил бывший министр безопасности Баранников? Может, вы слышали такую фамилию?

– Конечно, слышала. Но нам не звонил никогда. Это точно.

Странно, подумал Дронго, покойный банкир Караухин был другом бывшего министра безопасности. Но почему именно Багиров, почему именно он?

И почти сразу он услышал то, о чем мучительно размышлял последние несколько дней.

– Но Рафаэль Мамедович всегда говорил о нем с большим уважением. Ведь Баранников работал в Баку первым заместителем министра внутренних дел Азербайджана. Они были знакомы еще тогда.

– Как вы сказали? – замер Дронго.

– Он работал в Баку.

– Откуда вы знаете?

– Об этом говорил сам Багиров, – удивилась она, – а разве вы не знали?

– Баранников работал в Баку заместителем министра? – возбужденно спросил он.

– Конечно. Об этом все знали.

«Как я мог об этом забыть! Конечно, работал. – Он застонал от неожиданно нахлынувшей злости и отчаяния. – Как все это глупо! Конечно, они познакомились, когда он работал в Баку. И во время событий осени девяносто третьего Баранников, опасавшийся ареста, передал документы не только Караухину. Тот был его другом и вполне мог засветиться. На всякий случай он передал копию документов и своему старому знакомому, человеку вне политики Рафаэлю Багирову, рассчитывая, что, если пропадет один экземпляр, уцелеет второй. У себя он оставить ничего не мог. Уже понимал неизбежность ареста. Как же я мог забыть об этом факте?»

Теперь все вставало на свои места. Он обязан был вспомнить об этом обстоятельстве. Но, похоже, кроме него об этом вспомнили и другие. Раз они вышли на Багирова через его банкира, значит, сумели вычислить Рафаэля Мамедовича. Как тяжело будет задержать их хотя бы на два дня. Они все правильно просчитали.

– Зоя, – обратился он к сидевшей рядом женщине, – положение даже серьезнее, чем я предполагал. Думаю, нас будут встречать в аэропорту. Нам нужно что-нибудь придумать.

– Конечно, будут. Керим Измайлович…

– Не только он. Там будут и другие. У Керима Измайловича есть охрана, свои телохранители?

– Есть.

– Они вооружены?

– Обычно да. Я видела у них пистолеты.

– Сколько человек?

– Двое.

– Этого мало.

– Вы думаете, на нас нападут прямо в аэропорту? – тревожно спросила Зоя. Она давно знала и понимала, чем занимается ее хозяин и благодетель. Но считала, что нужно выполнять правила игры. В конце концов мафия – это такое же коммерческое предприятие, как и все остальные.

– Не знаю, но нам надо быть готовыми к худшему. Если вдруг мы расстанемся, как я вас смогу найти?

– Позвоните мне домой.

– Назовите номер вашего телефона.

Она сказала. Он кивнул, поморщив лицо, словно запоминая, и вдруг быстро сказал:

– Проверим остальные телефоны, – и стал подряд перечислять номера телефонов, услышанные им полчаса назад от Зои. Она восхищенно смотрела на Дронго. Кажется, он был таким же хорошим шахматистом, как и она.

Через пять минут самолет пошел на посадку.