Текст книги "Совесть негодяев"

Глава 13

Раннее утро начиналось, как обычно, докладами начальников служб. Саркисян любил, чтобы во всем был идеальный порядок, и лично проводил селекторные совещания по утрам. Его «Континенталь-банк» вошел в десятку самых надежных банков России. По оценкам специалистов и экспертов, это был один из самых надежных банков, и Артур Ашотович этим обстоятельством очень гордился. Но в этот день ему пришлось прервать совещание, что бывало лишь в исключительных случаях. К нему в банк заявился сам Гурам Хотивари, лидер грузинских группировок в Москве, один из самых страшных и безжалостных людей, которых Саркисян знал в своей жизни. Его предшественник Михо хотя бы обладал чувством юмора, а Хотивари, в отличие от него, вообще не любил шуток и не понимал их. Его приезд очень удивил и напугал Саркисяна. Хотивари, как обычно, явился с целой свитой охраны, правда, оставил своих ребят на улице и в приемной.

К его безусловным достоинствам относилась очень большая информация, которой он всегда владел. Конечно, у него не было того объема информации, который имели Рубинчик или Гольдберг, но зато он умел узнавать, о чем говорят его конкретные противники в самый важный для себя момент. Многие утверждали, что для этих целей Хотивари выписал из Америки талантливого инженера, который при помощи новейших достижений технического прогресса умел подключаться к линиям и квартирам соперников грузинского лидера.

Саркисян распорядился подать бутылку коньяка и две чашечки кофе, после чего секретарь получила категорическое указание никого не пускать.

– Что-нибудь случилось? – любезно спросил Саркисян своего неприятного гостя.

– После ранения Багирова может случиться все что угодно, – заявил Гурам.

Саркисян помрачнел.

– Я послал в Лондон свои сожаления, – сразу сказал Артур Ашотович, – мы все очень уважаем Рафаэля Мамедовича, и нам его явно не хватает в Москве.

– Мы говорили по телефону. Он чувствует себя значительно лучше, – Хотивари не притронулся ни к кофе, ни к коньяку, и это очень не понравилось Саркисяну.

– Надеюсь, вы не думаете, что в этом инциденте замешаны мои люди? – сухо спросил он.

Хотивари молча поднял свою рюмку, выпил, поставил на стол, вытер губы.

– Не думаю. Я знаю.

– Что? Что вы знаете?

– Кто пытался убить Багирова.

– И кто же? – достаточно нервно спросил Саркисян. В условиях непрекращающейся карабахской войны, которая длилась вот уже столько лет, противостояние армянских и азербайджанских группировок в России стало бы настоящей бедой для обоих землячеств. Обе преступные группировки это хорошо понимали и сохраняли не просто нейтральные, а очень дружеские отношения друг с другом. В этом парадоксе не было ничего удивительного. В отличие от правителей обеих республик, мафия довольно быстро поняла, что война и раздоры приведут лишь к ослаблению обеих группировок, очень мощных и традиционно сильных по всей территории бывшего Союза. Поэтому Саркисян так нервно прореагировал на замечание Хотивари.

– По сведениям моей агентуры, в этом покушении замешаны люди Хаджи Асланбекова.

– Чеченцы? – удивился Саркисян. – Зачем им убирать Багирова? Они же мусульмане, единоверцы. Что они не поделили?

– Там был заказ, – выразительно произнес Гурам, – понимаете, Асланбекову заказали убийство Багирова.

– Караханов об этом знает? – спросил Саркисян.

Исахан Караханов был лидером параллельной чеченской группировки. Если Караханов поддерживал с режимом Дудаева достаточно тесные связи, появляясь даже в прежние времена в Грозном, то Асланбеков, напротив, поддерживал противников Дудаева, а некоторая часть его людей даже принимала участие в войне отрядов чеченской оппозиции против официального Грозного. Люди Асланбекова пользовались и официальным покровительством российских властей, об этом в Чечне знали все и не очень любили грозного Хаджи.

Багиров, имевший достаточно тесные отношения с Карахановым, не любил Асланбекова, и об этом знали многие. Но что Хаджи посмеет напасть на такого человека, как Рафаэль Багиров… Об этом невозможно было даже подумать.

– Наверно, знает, – пожал плечами Хотивари, – но меня не интересует, знает он или нет. Меня интересует – это правда или нет?

– А почему вы спрашиваете у меня? При чем тут я? Надеюсь, вы не считаете, что этот заказ Асланбеков получил от меня?

– Нет, конечно, не считаю. Мы знакомы уже много лет, Артур Ашотович. Я знаю, что вы можете сделать, а чего никогда не можете. Вы никогда не начнете войну с азербайджанцами здесь, в Москве. И Багиров тоже не начнет. Это я хорошо знаю. Но несколько месяцев назад, когда мы были в Америке, Рябой приготовил засаду, чтобы убрать меня и его. Тогда меня спас Рафаэль Багиров. Он вывез меня в Пекин, а оттуда через Тегеран в Баку. Я его должник, а долги я люблю возвращать. И поэтому, пока его нет, я обязан найти и наказать убийцу. Это, если хотите, долг чести.

– Но при чем тут я?

– Мне нужно проверить все счета Асланбекова. Все его компании, все его счета, в том числе и в зарубежных банках. Только вы мне можете помочь, уважаемый Артур Ашотович. А Рафаэлю Мамедовичу я расскажу, как вы мне помогли.

Саркисян пожевал губами. Налил себе коньяк и выпил еще одну рюмку.

– Что это вам даст?

– За убийство такого человека, как Багиров, не платят тысячу долларов. Здесь должны быть огромные деньги. Если это сделали его люди, то такие деньги должны где-нибудь всплыть. Вы меня понимаете?

– Ему могли передать наличными, – пояснил Саркисян, – тогда невозможно проследить ход этих денег.

– Я же не идиот, – обиделся Хотивари, – все понимаю сам. Но если ему эти деньги передали, он должен их тратить, куда-нибудь вкладывать, что-нибудь с ними делать. Если он их, конечно, получил.

– Это не доказательство.

– У меня будут и другие доказательства, – пообещал Хотивари. – Вы ведь знаете, кто погиб во время покушения.

– Конечно, знаю. Яков Аронович Гольдберг. Такой адвокат был!

– Вот-вот. Даже если я не найду, убийцу найдут люди Рубинчика. Они уже знают, что я обещал вмешаться в это дело, и с удовольствием передадут мне все свои данные. Понимаете?

– Конечно, понимаю.

Саркисян налил себе еще одну рюмку коньяка, но пить не стал. Вместо этого он встал со своего места и начал ходить по кабинету. Затем снял свой пиджак, бросив его на один из стульев. Ослабил узел галстука.

– Опять начнется война, – развел короткими руками Саркисян, – мы только успокоились. Асланбекова поддержат сразу все подмосковные группировки. Они и так ждут только повода. Никитин, Хлыщов, Миронов – все эти московские и подмосковные группировки, как волки, бросятся на нас. И вы знаете, что власти нас защитить не смогут. Багиров лежит в Лондоне. Нам придется воевать вдвоем, и я не уверен, что мы сумеем выйти победителями в этой схватке.

– Вы предлагаете отступить? Завтра начнут убивать нас, – гневно прохрипел Хотивари, – вы мне это предлагаете?

– Нет, но я предлагаю действовать осторожно. Вы когда ненавидите кого-нибудь, об этом сразу узнает вся Москва. Немного умерьте свой пыл, уважаемый Гурам. Нам нужно действовать спокойно. Не стоит пороть горячку.

Саркисян говорил по-русски свободно и без акцента, как и многие другие армяне, постоянно проживающие в России. Хотивари, приехавший из Грузии, говорил по-русски с отчетливым, характерным грузинским акцентом.

– Вы не будете нам помогать? – спросил Хотивари, не любивший долгих разговоров. – Только учтите, что, если начнут громить и убивать грузинских и азербайджанских торговцев, достанется и армянам. Для них мы все – черножопые кавказцы.

– Буду, – вздохнул Артур Ашотович, – конечно, буду. Черт с вами, Хотивари, вечно вы меня втягиваете в неприятную историю.

«В конце концов, – подумал вдруг Артур Ашотович, – на нашей стороне будет и группа Рубинчика. Они не простят смерти Гольдберга. А это очень серьезная сила. Может, они не умеют стрелять, но у них есть мозги. И есть газеты. Если Рубинчик захочет кого-нибудь выжить из города, он сделает это за пару недель. Достаточно несколько статей в крупных газетах, и на любом банкире можно ставить крест. И на его банке тоже. Это будет посильнее автоматов. Хотивари прав, нужно уметь выбирать».

Гурам, выйдя из банка в сопровождении охранников, сел в свой «Мерседес» и приказал водителю:

– На дачу, быстро.

Достав спутниковый телефон, он набрал номер.

– Да, – раздалось на другом конце.

– Зоя, это ты? – спросил Хотивари, знавший, что рядом с Багировым неотлучно находится его личный секретарь.

– Да, кто это говорит?

– Гурам Хотивари говорит. Может Рафаэль Мамедович взять трубку?

– Сейчас передам.

– Здравствуй, Гурам, – послышался голос Багирова.

Он и раньше называл так Хотивари, хотя тот обращался к знаменитому скульптору с мировым именем только на «вы». Лишь после их почти чудесного спасения в Америке и бегства через Пекин и Тегеран Хотивари стал обращаться к Багирову на «ты».

– Здравствуй, Рафаэль. Как ты себя чувствуешь?

– Не очень. Но врачи говорят, дело идет на поправку.

– Это самое главное. Поправляйся скорее.

– Постараюсь, мне еще нужно будет долги вернуть. И за Гольдберга тоже вернуть все долги, с процентами.

Хотивари понял без лишних слов, что имел в виду его собеседник.

– Я тут встречался с Артуром Саркисяном. Сегодня утром.

– Это не он.

– Я знаю. Но он обещает помочь.

– Спасибо. Передай ему привет.

– Ты знаешь, кому надо отдавать долги?

– Хаджи?

– Так говорят, Рафаэль, так все говорят.

– Нужно узнать точнее. Мои люди пытаются выяснить.

– Мои тоже.

– Спасибо тебе, Гурам, ты настоящий друг.

– Да нет, я ведь твой должник. Слышал, в Баку, говорят, посольство Грузии открылось.

Послышался смех Багирова.

– С ума сошел. Какое посольство?

– Настоящее посольство. Дипломаты приехали. Теперь в Баку будет грузинский посол.

– Издеваешься, да? – довольным голосом спросил Багиров. – Я всегда считал тебя лучшим послом Грузии.

– Правду говорю. Приехал настоящий посол, его Шеварднадзе послал в Баку. Он теперь там будет работать.

– Как его зовут?

– Георгий Чантурия.

Последовал новый взрыв смеха.

– Я же понимал, что ты шутишь, Гурам. Георгия Чантурия убили еще год назад. Тогда, помню, все газеты писали, я и тебя спрашивал, не было ли там твоих ребят. Молодец, повеселил меня.

– Честное слово, посла зовут Георгий Чантурия. Это другой человек, молодой парень. Это не тот Чантурия, это другой. Настоящий посол, правда.

– Когда посольство открылось?

– Уже две недели.

– Так, – сказал Багиров, он, очевидно, что-то обдумывал, – а наше, азербайджанское посольство есть в Грузии?

– Пока нет.

– Хорошо, что сказал. Я поговорю с кем нужно в Баку, чтобы туда послали умного человека. Слава нашим богам, у нас еще сохраняются хорошие отношения. Я всегда из-за этого переживаю. Если бы не Карабах, какой рай был бы на наших землях. Три республики – Азербайджан, Армения, Грузия – могли бы объединиться в одну конфедерацию, как в Швейцарии. Тогда бы и абхазскую проблему решили. Спасибо, что сказал, Гурам, это очень здорово.

– Поправляйся быстрее, Рафаэль. Мы здесь постараемся твои долги вернуть кому нужно.

– Только не увлекайтесь. Вместо меня там сидит Рауф Сеидов. Ты его должен знать. Если нужно, он может тебе помочь.

– Договорились.

– Гурам, – позвал его снова Багиров, – только все выясни точно.

– Конечно.

– Я с похорон ехал, Гурам. Это может быть связано с убитым Сергеем. Понимаешь? – он имел в виду Сергея Караухина.

Хотивари понял и этот намек.

– Все понял, дорогой.

Положив трубку, он откинулся на сиденье. Конечно, Багиров, как всегда, прав. Нужно очень осторожно выяснить, кто именно и почему покушался на Багирова. Хотя его люди уверяют, что это были киллеры Асланбекова. Но зачем чеченскому лидеру нужно было убивать Багирова? И выбирать для этого день похорон Караухина. Нет, нужно все более тщательно проверить.

На дачу, куда он направлялся, уже должен был приехать человек, к мнению которого Гурам мог прислушаться. Это был Исахан Караханов – лидер чеченской группировки, враждовавший с Асланбековым. От его мнения зависело и решение самого Хотивари.

На даче его действительно ждал Караханов, приехавший туда в сопровождении целого отряда охранников. Караханов воевал в Чечне на стороне дудаевских войск, и он был объявлен в розыск как командир одного из наиболее крупных соединений. Правда, Караханов воевал не очень много. Поняв, что война затягивается, он не стал дожидаться мирных переговоров, а снова переехал в центральную часть России, где были сосредоточены группы, подконтрольные ему лично. Теперь на дачу его привез Сеидов, заменивший Багирова на время его отсутствия.

Рауф Сеидов был владельцем целой сети ресторанов и баров. Он был очень маленького роста, но из-за этого страдал «комплексом Наполеона», пытаясь доказать всем свою значимость. Ставший одним из самых доверенных лиц Рафаэля Багирова, он отличался вместе с тем умением ладить с лидерами различных группировок, которые не трогали его заведения.

Сама встреча на даче получилась достаточно сдержанной. Чеченские отряды воевали на стороне абхазов в войне против Грузии, и Гурам Хотивари знал, что в числе воевавших были и люди Караханова. Правда, и его люди были в Грузии и Абхазии, когда, пользуясь моментом, они переправляли наркотики и торговали оружием, но это было не самое важное в сегодняшней встрече.

– Вы можете узнать через ваших людей, кто именно стрелял в машины Багирова? – спросил сразу Хотивари, не страдавший особой дипломатичностью.

– Мы узнаем все, – пообещал Караханов, – но с условием. Если это Хаджи, вы его оставляете мне. Я сам с ним должен разделаться. Договорились?

Ему нужно укрепиться и быть единственным лидером в России среди всех преступных чеченских группировок, понял Хотивари, пусть делает все, что хочет. Это даже хорошо. Пусть они сами воюют друг с другом.

На даче находилось около десяти человек чеченцев, человек пять грузинских охранников и столько же азербайджанцев, когда вдруг начались выстрелы. Хотивари даже сначала не поверил, решив, что охрана просто балуется. Кто мог решиться на такое, но через секунду, когда раздался взрыв гранаты, он понял, что такой смельчак нашелся. И не один.

Сеидов, испугавшийся больше всех, озирался по сторонам. В комнату ворвались одновременно помощники Караханова и Хотивари. Чеченец что-то крикнул своему лидеру. Тот, вытащив свой пистолет, бросился на улицу.

– Что случилось? – зло крикнул уже ему вслед Гурам.

– Батоно Гурам, – сказал его помощник, – давайте быстрее, мы можем не успеть. Быстрее уходить. Их очень много.

– Кого? Кого их? – заорал Хотивари, но в этот момент ударившая в окно автоматная очередь уложила их всех на пол. Когда Гурам поднялся, его помощник уже не дышал. Везде шла стрельба.

– Господи, – прошептал Сеидов, – что это такое? Здесь настоящая война.

Он никогда не займет место Багирова, с сожалением подумал Хотивари, вспоминая, как решительно и четко действует Рафаэль Мамедович в сложных ситуациях. Гурам, наклонившись, поднял автомат своего помощника.

– Будем прорываться, – сказал он, – иначе нас здесь зажарят. Быстрее на улицу.

Слышались взрывы гранат.

В окно снова ударила автоматная очередь. Хотивари выбежал первым, за ним бросился Сеидов.

Нападавших действительно было больше. Неизвестно откуда появившиеся, они успели расстрелять большую часть охранников Хотивари и Сеидова. Но имевшие боевой опыт чеченцы Караханова сумели залечь и организовать нечто вроде круговой обороны, спасая жизни руководителям преступных кланов. У людей Караханова, привыкших к любым неожиданностям, был джип. Там уже сидели сам Исахан и его водитель.

– Сюда, – закричал он, увидев выбежавших Хотивари и Сеидова, – быстрее сюда!

Они бросились к его автомобилю. Залезли в машину. Чеченцы продолжали отстреливаться, но нападавшие снова пошли в атаку.

– Быстрее! – приказал Караханов.

Водитель, заведя машину, рванул автомобиль. На том месте, где они только что были, разорвалась еще одна граната.

– Уходим через лес, – приказал Караханов, и в этот момент впереди раздался взрыв. Кто-то выстрелил из гранатомета. Водитель резко свернул направо и перевернул автомобиль.

Хотивари, морщась от боли, вылез из машины. Рядом стонал Сеидов. Его просто выбросило в момент взрыва из машины, и он остался жив. У Хотивари была ранена нога. Когда он заглянул в автомобиль, то понял, что все кончено. Караханов был мертв.

– Быстрее, – сказал он устало, – иначе мы сейчас будем покойниками.

Пригибаясь и уходя в лес, они еще слышали, как нападавшие ворвались в дом и начали все крушить.

Только через одиннадцать часов, голодные и уставшие, они выбрели на трассу и нашли попутную машину. Перед этим Гурам наконец выбросил автомат своего помощника. Уже сидя в машине, он думал, что второй раз чудом избежал смерти. Но мысли его были далеки от Бога. Он был обращен к дьяволу. Хотивари поклялся начать войну против тех, кто посмел напасть на его дачу. Теперь это была его кровная месть. Сеидов молчал, потирая уставшие ноги. Он впервые с ужасом понял, что положение лидера мафии имеет целый ряд неприятных моментов. И осознал, что никогда не сможет стать Рафаэлем Багировым. Для этого он должен был научиться убивать и не бояться собственной смерти.

Глава 14

Он сидел прямо на земле и ждал поезда. Часы, видимо, ударившиеся о какой-то предмет во вчерашнем ночном бдении, не работали, и он не мог определить, какое сейчас время и когда конкретно придет поезд. Но он знал, что поезд обязательно придет и, обходя этот холм, в двух километрах от станции обязательно начнет торможение. И только тогда он сумеет наконец забраться в этот поезд, умыться, выспаться и отдохнуть.

Дронго не сомневался, что его сейчас ищут по всему Ташкенту, пытаясь вычислить, куда именно он мог сбежать. А он находился в двухстах километрах от столицы Узбекистана и ждал поезда, чтобы вернуться наконец в Москву.

Он сразу понял тогда, в кабинете банкира, что его вычислили. Это было видно по лицу Будагова, это ясно читалось в каждом его движении. Из этого следовало сделать вывод, что, во-первых, здесь действовали профессионалы достаточно высокого класса, если смогли так быстро его разоблачить, а во-вторых, что Будагов связан с некими людьми, для которых само присутствие Дронго в Ташкенте крайне нежелательно. И хотя сам Дронго так и не сумел выяснить, почему Чешихин приезжал в Ташкент к Будагову, само наличие этих двух очень важных фактов давало достаточную пищу для размышлений. Но в кабинете банкира в первую очередь нужно было думать о своем спасении. Бежать было нельзя, Дронго видел этот лихорадочный блеск гончей собаки в глазах Будагова и понимал, что его встретят на улице, едва он покинет здание банка. Оружия у него не было. Оставалось придумать нечто спасительное.

В кабинете Будагова было несколько встроенных шкафов довольно большого объема, и он, быстро приняв решение, спрятался в одном из них. Когда банкир обнаружил, что его нет, он принялся громко орать, даже не догадавшись спросить у своего секретаря-девушки, выходил ли гость из кабинета или не выходил. Впрочем, представить себе, что человек спасается от смерти, спрятавшись в твоем собственном шкафу, – это действительно невероятно. Но после того, как все выбежали в коридор, Дронго перешел в комнату отдыха банкира, где расположился с большим комфортом.

Он понимал, что его будут искать. Особенно этот блондин Валдис, выделявшийся своей кошачьей походкой и цепким, запоминающимся взглядом голубых глаз. Так вскоре и получилось. Из банка удалили всех сотрудников, а четверо людей Валдиса начали осмотр помещения. И тут их подвела самоуверенность. Все четверо были вооружены. И все четверо знали, что преследуемый объект не имеет оружия, а значит, в какой-то момент все четверо потеряли привычное чувство опасности, несколько переоценив свои возможности. Если бы у него был пистолет и они об этом знали бы, все могло сложиться гораздо труднее для Дронго. В таком случае они передвигались бы по зданию банка с очень большой осторожностью, опасаясь за свою жизнь. Но прекрасно зная, что оружия нет и не может быть, они действовали спокойно, нахально, даже бесцеремонно. И, конечно, поплатились за это.

Для первой пары он просто натянул провод в коридоре. Один сразу упал, другой обернулся и получил сильный удар по голове. Причем удар был действительно сильный, и Дронго даже потом встревоженно проверял пульс лежавшего в коридоре преследователя. Меньше всего ему хотелось кого-то убивать.

Второго из нападавших он отнес в склад, где связал и оставил. Пистолеты обоих он забрал себе. Но затем ему пришла в голову еще более оригинальная мысль, и он оставил оба пистолета рядом с телами нападавших. Можно было представить себе лица остальных преследователей. Все получилось, как он рассчитывал. Валдис и его напарник ворвались на склад на четвертом этаже, где сидел их связанный товарищ. Пока они пытались его освободить, Дронго нарочно уронил стул на третьем. Валдис, опять забыв об осторожности, ведь все пистолеты были у них, ринулся вниз. А он, поднявшись с другой стороны, просто потянул веревку, привязанную к ручке двери склада, запирая двоих оставшихся там людей.

Пока Валдис решал, что ему нужно делать, Дронго демонстративно прошел в одну из комнат, где все уже было приготовлено к «приему гостей». Валдис, взбешенный неудачами и зная (все-таки психология в таком деле самая главная вещь), что у Дронго нет оружия, попытался сам ворваться в комнату и выстрелил в замок, после чего взрывной волной на него опрокинулась дверь.

Выйти из здания было проще простого. К этому времени в банк уже ворвались десятки работников милиции и врачей. Были среди них и сотрудники банка. И, конечно, никто никого не знал. В наступившей панике он спокойно ушел и, поймав попутную машину, почти сразу выехал за город, не сожалея об оставшейся у Юсуфа-ака зубной щетке. Возвращаться к старику было никак нельзя. Можно было подвести и самого старика, и его семью. А этого Дронго очень не хотелось.

И вот теперь он уже второй час сидит прямо на земле под жарким осенним солнцем, ожидая, когда наконец сюда подойдет этот злосчастный поезд. И думать в такую жару почти невозможно. Но если сидеть просто без дела, то вообще можно сойти с ума. Приходится заниматься хоть чем-то.

Можно уверенно сказать, что преступная цепочка Будагов, Камалов и этот Валдис не ограничивается тремя лицами. Там есть еще кто-то, от кого цепочка идет и дальше, и выше. Судя по всему, цепочка представляет собой достаточно сильную цепь, если было принято решение о ликвидации начальника милиции Рахимова. На такие дела мафия обычно в одиночку не решается. Здесь нужна санкция очень большого человека, который сможет в случае необходимости прикрыть всех. И это даже не прокурор города Камалов, а некто еще повыше.

Он сидел на земле и ждал поезда. Это было одно из редких мгновений его жизни, когда можно было просто сидеть и ничего не делать. Не бояться очередного выстрела в спину, не ожидать внезапного телефонного звонка, не опасаться предательства. Наделенный душой и способностью чувствовать человек, думал Дронго, всегда остается один. Едва осознав себя как личность, он уже пытается осмыслить мир через призму собственного восприятия, собственного поиска смысла жизни. Может, поэтому все наши попытки по построению идеального человеческого общества обречены на неудачу, ибо невозможно переделать человека – его страхи и сомнения, его пороки и добродетели.

Впервые в жизни он думал не о конкретном задании, которое нужно выполнить, а вообще о смысле своего существования на этой земле. Все идеалы, под знаменем которых проходила его молодость, оказались либо ложными, либо преданными. Университет, в котором он учился, уже назывался по-другому. Раньше он носил гордое имя пламенного революционера, теперь назывался именем его идеологического противника, вовремя успевшего сбежать на Запад и оттуда проклинать собственную страну, считая, что можно пойти даже на соглашение с фашистами «третьего рейха» в надежде свалить существующую на своей Родине систему.

В партию, в которую Дронго вступил в двадцать четыре года, уже не верил никто. Даже новые лидеры партии видели в ней лишь инструмент для достижения собственных амбициозных целей, а не средство защиты трудящихся. Первые годы после развала Дронго еще верил, что огромная страна, которой он отдал свою жизнь и судьбу, еще восстановится. Но реальность, в которую не хотелось верить и которая была слишком очевидна для такого блестящего аналитика, как Дронго, давала о себе знать. Страна, в которую он верил и защищал, больше не существовала. И никогда не могла возродиться в том состоянии, в каком она прежде пребывала. И это тоже была реальность, с очевидностью которой нужно было считаться.

Даже те службы, с которыми он работал, уже больше не существовали. Теперь оставшаяся часть этих служб размещалась в другом государстве, и он формально мог быть даже обвинен в шпионаже в пользу чужой страны. Чужой. Москва уже не была столицей его родины, Таллин и Киев, Ташкент и Рига уже не были городами его страны. Во многие из этих столиц теперь нужно было получить визу, если ее, конечно, еще захотят дать. И так было во всем.

Из блестящего эксперта с очень большими перспективами он превратился, по существу, в лицо без профессии. Нельзя было серьезно считать профессией его работу в журнале, где он появлялся на несколько часов в день.

Прожив полжизни, он потерял все – свою страну, любимых женщин, с которыми не мог быть до конца откровенен в силу своей профессии, саму профессию, которая оказалась ненужной в его маленькой, но суверенной стране.

Конечно, можно было успокаивать себя тем, что его деятельность объективно принесла пользу очень многим людям – он ловил торговцев наркотиками и контрабандистов, боролся против национальных мафий и бандитских групп, разгадывал трудные кроссворды зарубежных разведслужб и разоблачал иностранных агентов. Но все это вдруг начинало казаться мелким и ненужным. Сама его жизнь – сложная и богатая приключениями, вдруг оказалась пустой, словно в ней не было того стержня, на котором могла состояться его судьба. Не было семьи, которую он так и не создал за годы своих странствий, и не было страны, которую он так любил и защищал. И это был подлинный итог его нелегкой судьбы, словно та нелегкая плата за успехи, коими он мог гордиться.

По-настоящему он любил только одну женщину в своей жизни – Натали Брэй. Она погибла осенью девяносто первого, спасая ему жизнь. В этом было какое-то роковое совпадение. Осенью девяносто первого окончательно развалилась страна, в которую он верил и которой служил. Он встречал после этого много женщин, но ни одна из них не была похожа на Натали. Впервые они познакомились в Вене двенадцатого ноября восемьдесят восьмого года. И уже спустя менее чем месяц – третьего декабря расстались в Буэнос-Айресе, так ничего и не сказав друг другу. Вернее, сказав все в последнюю минуту. И именно тогда он узнал ее настоящее имя – Натали.

Потом было его тяжелое ранение и несколько лет, проведенных дома. Когда наконец они снова увиделись, была поздняя осень девяносто первого. Там они впервые любили друг друга. И там он потерял Натали. Все женщины, с которыми он потом встречался, напоминали ему Натали. Или он хотел, чтобы они были немного похожи на Натали. Он вспоминал известную фразу: «Если у тебя было много женщин – значит, ты не знал женщину. Если у тебя была одна женщина – значит, ты знал женщину». Натали и была той единственной, в которую можно влюбиться только один раз в жизни. И после смерти которой ты чувствуешь свое самое страшное одиночество во всей Вселенной.

Он сидел на земле и ждал поезда. Даже выходя победителем из тяжелейших положений, в опасных схватках с труднейшими противниками он не чувствовал полного удовлетворения. Словно что-то ушло, что-то сломалось. Раз и навсегда. Может, поэтому он и не брал пистолеты нападавших на него в банке преследователей, словно еще и еще раз пытаясь сыграть в рулетку с судьбой, пытаясь обмануть самого себя, пытаясь выйти победителем при неравных условиях.

Дронго чувствовал, что с ним происходит медленная трансформация. Из азартного, увлеченного, веселого человека он становился меланхоликом и циником. Он знал, что скоро подойдет поезд и он снова превратится в супермена, прекрасного аналитика и лучшего эксперта, который снова и снова будет разоблачать негодяев, бороться против мафии, ловить чужих шпионов и помогать собственным разведчикам. Но все это будет только тогда, когда сюда подойдет поезд. Тот самый, которого он ждет.

А пока он сидит на земле и, подняв голову, ловит лучи уходящего солнца. Может быть, эти приступы меланхолии – та необходимая доза лекарства, которое, собственно, и лечит его. Может быть, это наркотик, позволяющий забывать на мгновение, кто он и где он.

Он сидел на земле и ждал поезда…