Текст книги "Дурни вавилонские"

– Да, понял. Тебе нужно поместить в голову счетное устройство Самариаха, – ответил я.

– Да. Ты правильно сказал. Я должен научиться работать с числами. Сейчас мы получаем жалкие бляшки за то, что работаем с тачками, и не понимаем, откуда деньги у тех, на верхних ярусах. А они просто умеют работать с числами. Из трех чисел они делают четвертое, из него – два новых, выворачивают числа наизнанку – и рождаются деньги! Настоящие деньги, монеты!

– Как-то ты загадочно говоришь…

– Ты не понял. Деньги только у тех, кто покорил числа. Нужно изловить мерзавца и заставить его говорить. Теперь я уже сумею отличить вранье от правды.

– Каким образом?

– А я сравню числа! Посмотрю, как они друг другу соответствуют. А потом я научусь работать с большими числами – теми, что на тридцатом ярусе и выше. Если ты всю жизнь хочешь гонять тачку или таскать носилки – твое дело. А если нет, то ты мне поможешь.

– Чем тебе не угодили мои носилки? – спросил я. – Мне достался хороший хозяин. У меня есть свой угол. Правда, он мал, и я не могу привести туда Лиш…

– И я не хочу обнимать женщину, от которой пахнет сальными подгоревшими тряпками!

Я хотел дать ему по уху, но передумал. Во-первых, бить человека, чьи руки заняты тачкой, нехорошо. А во-вторых, вот он и проговорился. Вся эта чушь с цифрами овладела им, хуже демона, из-за Таш.

Мы отлично знали, что она вербовщица, переманивающая людей из башни в башню. Она высматривала простых парней, заманивала их, собирала вместе, рассказывала им всякие сказки, нас вот водила на Первую Башню. И ей за это платили. Только не всё у нее получалось. Те двое, которые копались в Первой Башне, наверняка были ее неудачей, она привести-то их привела, а убедить, что там нет сокровищ, не сумела.

И мне, скажем, не нравится, когда у женщины волосы, как красная овечья шерсть. Мне не нравятся женщины, которые сегодня – в платье жрицы Асторет с открытой грудью, завтра – в тунике стражника, а потом – в закрытом до горла и расшитом узорами одеянии царской жены. Такие женщины подозрительны. В жены они уж точно не годятся.

Гамид всё это знал не хуже меня.

Но он вечно лез куда не надо. И вечно ему требовалось не то, что обычным парням. И сейчас у него в голове была путаница – нам уже незачем было убивать Таш, поскольку она расплатилась и сделала для нас доброе дело, но она сделала это дело напоследок, на прощание, она красиво рассталась с нами, вот что для него было хуже всего. Он охотнее гонялся бы за ней с ножом, чем знал, что больше никогда ее не увидит. Разве что издали, когда он будет вкатывать по дороге тяжелую тачку к площадке перед воротами норы, а ее пронесут мимо в богато убранных носилках.

Так я всё это понял.

Мы подошли к куче, парни встали в очередь, первым – Тахмад. И я задумался – ведь ему ничего не нужно делать для того, чтобы его считали старшим и слушались. Если выяснится, что тот же Гугуд умнее, Гугуд старшим не станет. А умен ли Тахмад – это еще вопрос. Он просто привык быть старшим, а привычка и ум не одно и то же.

Тахмад словно подслушал мои мысли. Он повернулся и сделал рукой знак, чтобы мы все подошли к нему.

– Зубастый прав, нужно поблагодарить госпожу, – сказал он. – Мы вечером поднимемся на тринадцатый ярус, чтобы поклониться ей.

– Я не пойду, – отрубил Гамид. – Идите без меня.

– И я не пойду, – неожиданно высказался Абад. – Меня ждет невеста.

– Тогда и я не пойду, – добавил Левад. – Пока на тринадцатый ярус добредешь да пока вниз спустишься – рассвет настанет. А у меня нога болит, я хотел вечером отлежаться.

Гугуд посмотрел на меня. По старшинству ему полагалось говорить последним, но я молчал.

– Я тоже не пойду. Я не хочу нюхать ее подошвы!

Я невольно усмехнулся. Хотя Гамид и опозорился в этом деле с кашей, но странным образом его уважали больше, чем Тахмада, – наверно, за то, что он хотя бы пытался сделать нашу жизнь лучше.

Тахмад посмотрел на меня – я развел руками. Тогда он отвернулся. Он не понимал, что происходит. Наверно, если бы при нем стала рушиться Другая Башня, он ощутил бы такое же смятение. Когда Гамид устроил всю суету из-за каши, и Тахмаду пришлось отступить – это одно. А когда за Гамидом, проигравшим, идут все парни – это совсем другое, непонятное и страшноватое.

Если бы он сказал «Я пойду один», он бы мог, пожалуй, одолеть Гамида. Люди обычно уважают тех, кто делает то, что должен делать, невзирая на глупость родственников. А он промолчал.

Тут настала наша очередь подставлять тачки, чтобы парни с лопатами навалили в них глины. И потом я пошел вместе со своими к норе.

Гамид шагал последним, я рядом с ним.

– Узнай у своего хозяина, где учат работать с числами, – сказал Гамид. – И не говори, что этому учат только сыновей богатых подрядчиков с шестнадцатого яруса! Это я и сам знаю.

– Хорошо, – ответил я, – но почему бы тебе не спросить об этом самому? Ведь мой хозяин скоро опять позовет нас. Он затеял что-то непонятное, его ум нашел способ действовать, но сам лазить по узловатому канату он не может. Вот когда мы ему понадобимся, тогда и спросим о науке чисел.

– Да.

Он был сильно недоволен, хотя все согласились с ним, а не с Тахмадом. Я понимал, в чем дело, но вопросов не задавал.

У входа в нору я попрощался с парнями и отправился к харчевне, где трудилась Лиш, рассказать удивительную новость. Меня там все знали, сразу позвали мою Лиш, и она, услышав про сикль, пришла в восторг.

– Если бы еще несколько сиклей! – сказала она. – Подожди меня у пруда, поговорим об этом деле побольше.

Ждать пришлось долго. Я решил прогуляться по тем местам за прудом, где раньше не был. Башню окружал целый городок, а я уже знал: чем ближе к главной дороге, ведущей к норе, тем в харчевнях и пекарнях всё дороже. А чем дальше – тем, видимо, дешевле. Я хотел купить для Лиш обжаренных в меду орехов там, где их готовили, и хотел еще узнать насчет бронзовых накладок на сандалии. Где-то завелся умелец, мастеривший их в виде цветков лотоса. Разносчик предлагал их на третьем ярусе – пару за «ногу», а на шестом – пару за две «ноги». Я же понимал, что если брать без посредника, то можно сторговаться по «кувшину» за пару.

Я обошел малый пруд, у которого по вечерам назначались встречи, полюбовался, как рыбаки тащат полные сети из большого пруда, пошел еще дальше, в неведомые места, мимо загона для овец, и загона для верблюдов, и большой печи для обжига кирпича, и целой деревни рыбаков и пастухов. Орехов я не нашел – их готовили по другую сторону от дороги, и умелец тоже куда-то запропастился. Я пошел назад и между прудами увидел Таш.

Она стояла с мужчинами, одетая в легкую и очень широкую тунику из тончайшей голубоватой ткани, собранную на плечах многими складками и заправленную в длинную темно-алую юбку, такую жесткую и так расширенную книзу, что она была словно высечена из камня. Волосы Таш, распущенные, как у статуи Асторет, падали на плечи и были искусно подобраны возле ушей, казалось, что ее виски закрывают два пушистых полушария. На голове у нее было легкое покрывало.

Одного из мужчин я узнал – он ездил с нами за корзинами. А двоих увидел впервые. Таш беседовала с ними и смеялась. Меня она не заметила.

А чего меня замечать? Таких как я, вокруг башни сотни бегают, все суетятся, все что-то куда-то тащат.

Тот мужчина взял ее за руку. Брать чужую женщину при людях за руку нехорошо, разве что возле храма Асторет, чтобы отвести ее в укромное местечко. Ну так там девицы деньги для храма зарабатывают. Выходило, что Таш – женщина этого мужчины. Я это давно подозревал.

Потом трое мужчин ушли, а Таш пошла к пруду, где уже появились первые искатели встреч. Она села на скамейку и задумалась. Задумался и я: кого она ждет? Неужели опять ей потребовались дурни для каких-то тайных и непонятных дел?

Я не сразу догадался, что она смотрит в сторону глиняной горы и сарая, где ночью стоят тачки. Я наблюдал за ней издали и не сообразил, где что находится.

Потом она поднялась и пошла в сторону нашей харчевни. Вот уж где богатой госпоже делать было нечего! Зубастый держал харчевню для простых парней, вроде меня, а трудились там простые женщины и девушки, вроде Лиш. Кроме того, после трудового дня там же можно было выпить пива. Для многих пиво стало единственной радостью, и они вели себя непристойно – напившись, орали и задирали женщинам подолы. Девушка вроде Лиш справлялась с ними легко – две оплеухи, громкий крик, и вот уже рядом парни, которые могут защитить, а наглец пятится и бормочет, что он не это имел в виду.

Я знал, что Таш хитра, но в тот миг за нее испугался. Если госпожа попадет в неприятности возле нашей харчевни, то потом всем достанется. А я не хотел, чтобы по ее жалобе Зубастому велели перенести харчевню подальше от пруда, куда-нибудь за верблюжий загон. Словом, я побежал за ней. Я обогнул гору и увидел, что наши уже выходят из сарая без тачек и идут мыть руки к харчевне, там для этого стоит особая бадейка.

А Таш шла им навстречу, красивая, как изваяние Асторет.

Тахмад первым поклонился ей и заговорил. Другие тоже кланялись. Все, кроме Гамида. Гамид просто прошел мимо и склонился над бадейкой.

Таш слушала Тахмада и кивала, потом они разошлись: парни к харчевне, Таш к дороге. Но до самой дороги она не дошла, а сделала круг и вернулась к пруду. Тут только до меня дошло – она выслеживает Гамида.

Нужно было предупредить наших. Ведь если она ухитрится встретиться с ним наедине – всякое может случиться, и надо наконец сказать им, что Гамид собирался убить Таш. Если он ее убьет, то у всего Субат-Телля будут неприятности.

Меня не сразу впустили в харчевню – ведь я уже служил господину Осейфу Гумариэлю и носил на груди его пропуск. Я долго объяснял, что не покушаюсь на кашу Зубастого, просил позвать Лиш, но всё было бесполезно. Я отошел и стал ждать.

Наши вышли, впереди Тахмад, за ним четверо.

– А где Гамид? – спросил я.

– Сами не понимаем! – ответили они. – Вот только что сидел рядом с нами, доедал кашу, и вот его уже нет!

– Через эти двери он не выходил, – сказал я.

Мы бы, может, и разобрались, как он исчез, но к нам поднесли носилки, а в них сидел человек в длинном платье.

– Вы работаете на Зубастого? – спросил он.

– Мы, господин.

– Хотите немного заработать?

– Нет, господин! – закричали мы, вспомнив про дерьмовозов.

– Вот дурни…

Его унесли, а мы заговорили наперебой, ругая его на все лады. А что еще сказать о человеке, который принял нас за неопытных дурней?

Он вернулся вместе с Зубастым.

– Всё в порядке, парни, – сказал Зубастый. – Вы хорошо сделаете, если пойдете с этим человеком. Вы не вытащите ложку каши ни из чьего рта. Нужно всего-навсего подняться на пятый ярус, взять там груз и доставить вниз. Груз не тяжелый, но громоздкий. Каждый получит по «кувшину», это хорошая цена. Присоединяйся и ты, Вагад. А где Гамид?

– Не знаем, – ответили мы.

– Вы за ним присматривайте, парни, у него в голове какая-то дребедень. Если еще что-то придумает, вы ему напомните, как он собрался варить дешевую кашу.

– Напомним, – пообещали мы. И, пока забирали в сарае тачки, спорили, что же теперь делать с огромным котлом и с большим мешком ячменя.

Потом мы послали Гугуда пробежаться по окрестностям. Он сделал круг и вернулся. Гамида он не увидел.

– Ну его к воронам, – сказал Левад. – Пошли, Субат-Телль!

Мы поднялись на пятый ярус, там нас уже ждали парни, что гоняют тачки между шестым и девятым ярусом.

– Получайте, – сказали они, – да поскорее. Нам не хочется встречаться с теми, кто работает между третьим и шестым ярусом, да и вам ни к чему.

Мы смотрели на них с завистью – они были в туниках, выстиранных умелыми женскими руками, а не так, как стирали мы, лишь бы оттереть самые заметные пятна. И сандалии у них были дорогие, с бусинами, и головные повязки с узорами, а на шеях ожерелья!

– Представляю, какие щеголи гоняют тачки на тридцатом ярусе, – с завистью сказал Гугуд.

Мы вместе переставили на наши тачки какие-то вещи, обмотанные дерюгой, и они действительно оказались большой величины. А потом мы быстро погнали тачки вниз, и выкатили их из ворот, и встали с ними в сторонке, ожидая того господина, что обещал нам по «кувшину». Но он всё не шел и не шел.

– Хотел бы я знать, что это, – прошептал Гугуд и развел руками края дерюги. Из-под нее выглянула деревянная львиная морда. Мы осторожно приоткрыли груз своих тачек и обнаружили другие львиные морды, одни побольше, другие поменьше.

Наконец появился Зубастый.

– Долго вас ждать? – напустился он на Тахмада. – До утра вы тут собрались стоять? Пошли за мной!

Он привел нас к пустырю за овечьим загоном и раздал «кувшины».

– Теперь сложите из этого груза костер и разожгите его, – велел он. – Чтобы ни кусочка дерева не осталось. И не вздумайте звать своих подружек, чтобы плясать вокруг огня. Вряд ли вас кто-то станет расспрашивать об этом грузе, но если станет – молчите. Вы ничего не знаете и никогда не бывали на пятом ярусе. Ну?

– Никогда, господин! – ответили мы и стали высвобождать из-под дерюги резные деревянные ложа на львиных лапах вместо ножек и с львиными мордами на всех выступающих частях.

– Что это, господин? – спросил Гугуд. – На этом спят?

– Нет, парень, хотя при нужде и на них можно выспаться. Видишь, какие они узкие? Это ложа для застолья. Чтобы господа с верхних ярусов могли есть жареных кур лежа, а не сидя, как вы, на лавках.

– Зачем же разводить костер из таких дорогих вещей? – не унимался Гугуд и получил тот самый ответ, какого заслужил:

– Не твое дело.

Потом Зубастый посмотрел на заходящее солнце, выругался, сказал, что если из-за нас опоздает, то всех искалечит, и быстро ушел к башне.

– Ты куда? – спросили мы Гугуда, устремившегося к заднему двору пекарни.

– За дровами, – ответил он. – Я украду там поленья, и мы разведем костер до небес. А эти ложа спрячем. Ведь они очень дорогие, одна работа на нижних ярусах обошлась бы в полтора десятка «рабов», не меньше.

– Велели сжечь – значит, сожжем, – возразил Тахмад.

Но все уже считали в уме, какую прибыль принесут пять этих резных высоких скамей с изголовьями.

– Отчего ты живешь, глядя себе под ноги и не желая посмотреть вперед? – спросил Левад. – Тебе достаточно того, что говорит хозяин, а сам ты думать не желаешь? Чем же ты отличаешься от вьючного верблюда?

Уж если всегда спокойный и избегающий ссор Левад так заговорил, то плохи были Тахмадовы дела.

– Почему я должен думать о том, в чем ровно ничего не понимаю? – вопросом ответил Тахмад. – Можешь ты понять, по каким законам живет и растет башня, откуда берутся цены на разных ярусах, в чем смысл строительства? Я не могу и не пытаюсь. Я нашел свое место в этой башне и не хочу, чтобы меня с него согнали.

– А жениться ты хочешь? – вдруг спросил Абад. – Я хочу! Если продать хотя бы одну такую штуку – хватит на самую настоящую свадьбу. Я не хочу больше ждать.

Прибежал Гугуд с хорошими сухими дровами, и мы развели высокий костер, видный издали. На резные ложа пошло не так уж много древесины, и они должны были бы сгореть довольно быстро. Оставив у костра Гугуда, мы с Левадом потащили одно ложе прочь, за верблюжий загон, подальше от башни.

– Где мы спрячем его? – спросил я.

– Не знаю, – ответил он. – Пойдем еще. Может, найдется какое-нибудь укрытие.

– Там, дальше, уже огороды.

– А вон там роща…

– А если их там найдут и унесут?

Мы тащили ложе довольно долго, пока не набрели на какую-то яму.

– Сюда! – сказали мы, опустили ложе в яму, наломали веток и забросали его. А потом бегом кинулись обратно. Нам нужно было пристроить еще четыре.

Когда мы оказались у костра, там стояла Лиш.

– Мне сказали, что Зубастый повел вас сюда. Что вы тут делаете? – спросила она.

– Лиш! Только ты можешь нам помочь! – закричали мы. – Только ты знаешь место, где можно спрятать эти четыре ложа!

– А как они к вам попали?

Мы объяснили.

– Не надо их прятать. Пусть горят, – сказала Лиш. – На это воля богов.

– Но зачем? Зачем жечь дорогие вещи?

– Затем, что они никому не нужны. Такое в башнях бывает. Где-то на верхних ярусах мастера сделают лишнее, и хозяин мастерской не может найти покупателя на свой товар. Вы же понимаете, что такие ложа мало кому нужны. Для того чтобы их расставить, требуется очень большое помещение. И там, наверху, часто меняются вкусы. Резчики старались, потратили время и дерево, а потом вдруг оказалось, что львиные морды с закрытой пастью никому не нужны, а все хотят видеть львиные морды с оскаленной пастью. И товар стоит, занимает место, и все смеются над хозяином резчиков.

– А если снизить цену? – спросил Гугуд.

– Всё равно не возьмут. Даже за один «кувшин». Вы просто не знаете, какие нравы там, выше двадцать пятого яруса.

– А если предложить на двадцатом ярусе? – спросил Левад.

– Не возьмут. Я не знаю, почему хозяин резчиков решил избавиться от товара, но если он этого хочет – не мудрите и сожгите четыре ложа. Вам-то они и подавно не нужны.

– Мы продадим их, – сказал Гугуд. – Ты посмотри, какая тонкая работа.

– Как ты собираешься искать покупателя? Продать может только тот, кто сделал, и только богатому человеку. Они там, наверху, знают друг друга. Может быть, покупатели рассуждают так: у хозяина резчиков много товара, он должен избавиться от товара, и если несколько месяцев не покупать у него – он сбавит цену. А когда они поймут, что товара мало, и цена никогда не будет сбавлена, то придут и купят за большую цену, поняли?

– Не поняли! – ответили мы.

– Сожгите ложа, и пусть это будет вашей жертвой богам!

Она повернулась и пошла прочь. Я догнал ее.

– Лиш, – сказал я. – Одно такое ложе окупит и нашу свадьбу, и будущее жилище.

– Если моя единственная надежда выйти за тебя связана с этим ложем, то я помру девицей, – ответила она. – Вынь из головы ослиный разум, вложи туда человеческий! Вы что же, думаете, что у вас купят хоть одно ложе? Да если даже свершится чудо – об этом узнает хозяин резчиков, пойдет к Зубастому, и вас погонят от башни прочь метлами, вымоченными в навозной жиже!

– Отчего в башнях всё так сложно? – спросил я. – Прав Гамид – нужно учить числа. Нужно понимать, почему на высоких ярусах такие сложные превращения денег в деньги!

– Мой бедный Вагад, – сказала Лиш, прижимаясь ко мне, – мы этого не поймем. Я что-то знаю только потому, что слушала людей, которые жили на шестнадцатом и на восемнадцатом ярусах, и торговали, и разорились, и оказались сперва на десятом, потом на четвертом, и один из них сейчас держит пекарню – ту, возле загона для ослов, а другой нанимает рыбаков и продает рыбу. Иногда мне кажется, что башня как шелудивый пес, а мы – блохи в шкуре этого пса. Мы стараемся жить и зарабатывать деньги, но мы не знаем, в какую сторону пойдет пес, когда усядется, чтобы почесать ухо, и когда он подохнет…

– Давай уйдем отсюда, – прошептал я, – пойдем, поищем башню, в которой всё было бы просто и понятно. Где меньше чисел и больше справедливости…

– Думаешь, на свете есть такая башня?

– Должна быть. Ведь не я один хочу работать там, где не придется ломать голову над превращениями чисел и хитростями торговцев. Мы жили бы там вместе – мои братья и я, каждый взял бы себе жену, мы бы честно трудились, строили башню, а она кормила нас, неужели боги не могут позволить людям создать такую башню?

– Всюду, где начинают строить башню, тут же заводятся обманщики, – сказала Лиш. – Мать привела меня сюда, когда я еще не носила платка и в жаркую погоду бегала голышом. Тогда в Другой Башне было всего два яруса. При мне она росла, и чем выше становилась, тем больше тут было обманов, внезапного богатства и внезапных разорений. Самое надежное – быть внизу, сверху падать очень больно.

– Давай уйдем, – попросил я. – Иначе мы с братьями натворим глупостей. Я понимаю, раз ты говоришь, что ложа нужно сжечь, значит, так оно и есть. Но когда я вернусь на шестой ярус, я начну мечтать о том, как мы продадим их и получим кучу сиклей, представляешь – сиклей!

– А не хочешь ли ты помечтать о том, как совершится обряд и мы станем мужем и женой?

– А ты? – Я прижал ее к себе. – Слушай, Лиш… я ведь давно люблю тебя… а обряд можно и потом…

– Ты что? Решил меня опозорить?

– Ты любишь меня?

– Я так люблю тебя, что готова пойти с тобой к устью реки искать башню, где нет обмана. Но сперва – обряд… убери руки!..

– Не бойся!..

Так мы разговаривали в темноте, и я был всё смелее, и она грозилась закричать, чтобы прибежали стражники, но не кричала. И я целовал ее в губы, и мой разум помутился, так что Лиш в конце концов вырвалась и убежала, а я упал на землю, еще хранившую дневное тепло, и растянулся, счастливый, как будто мне подарили десять сиклей. Она целовала меня в губы! А потом я пошел к догоревшему костру, но не нашел там ни Левада, ни Гугуда, ни Тахмада, ни Абада, ни резных лож.

Что мне оставалось? Я отправился в свое жилище. Но на лестнице я обнаружил Гамида.

– Что тут у вас за безумие? – спросил он. – Может, ты мне объяснишь?

– А что?

– Я видел Абада, который тащил в потемках на плече что-то длинное, длинное… Я спросил его, что это. И он ответил: брачное ложе. Пока я стоял, разинув рот, он ушел. Потом я по дороге к башне нагнал Левада, и он тащил на плече похожее, длинное-длинное. Я и его спросил, что это такое. Он ответил: самая бесполезная в мире вещь, которая стоит не меньше десяти сиклей, но делиться со мной он не будет – ведь меня не было, когда эти вещи раздавали. А где твое длинное, длинное?

– Я спрятал это в яме за огородами и забросал ветками.

– Может быть, я сошел с ума? Нет, похоже, всё верно – я сошел с ума. Иначе и быть не могло. Вам раздавали какие-то длинные, длинные, а у меня в это время помутился рассудок…

Он тихо засмеялся.

– Их не раздавали, мы сами взяли их, – объяснил я. – Мы с тобой братья – и у меня помутился рассудок. Скажи, тебя когда-нибудь целовала девушка в губы?

– Да… целовала… А ты откуда знаешь? Ты подглядывал?!

И я всё понял.

– Гамид, ты среди нас самый умный, – сказал я. – Ты умнее Тахмада, и ты научишься делать деньги из чисел. Почему твой ум действует, когда дело касается денег, и спит мертвым сном, когда появляется эта женщина? Она околдовала тебя?

– Нет! Я знаю, что она уже не девица! И у нее грубая кожа на руках и на плечах!

– Так в чем же дело?

– Не знаю… она умна, может быть, это?.. Она даст мне то, чего не даст хорошенькая подавальщица из харчевни, она приведет меня на верхние ярусы…

– Подавальщица из харчевни будет тебя любить, а эта… выполняет чьи-то приказания!

– Какие приказания?

– Откуда я знаю!

– Нет никаких приказаний – просто она убежала от своего хозяина, от того мужчины, чтобы встретиться со мной.

– Она не убегала от него.

– Ты ничего не знаешь. Она получает деньги за то, что вербует парней, и очень много заработала, когда сумела увести из Нашей Башни разумных – Амалека Бади и Ровоама Бубу. И она опять вернется в город, чтобы найти еще парней, – нужны носильщики и очень быстроногие мальчишки. Но ей нужны деньги, чтобы стать главной жрицей.

– Кем?

– На восемнадцатом ярусе будет храм Асторет, сейчас она уже заказала для него изваяния. В нем будет не меньше двенадцати жриц, она – главная. Но нужно много денег. Потом, когда храм откроется и в нем будут проводить обряды, вложенные деньги вернутся.

– Она все-таки жрица?

– Да.

– Значит, она никогда не выйдет замуж?

– Не знаю…

Я тоже не знал. И мы сидели на темной лестнице, и мне было немного стыдно за то, что я могу жениться на Лиш и быть с ней счастливым, а Гамид жениться на Таш не может.

– Пойдем наверх, – сказал я. – Мы переночуем в моем углу. У меня там припрятаны сухие лепешки и орехи.

– Нет, я пойду к нашим. Пора спать. У них я сразу засну, а с тобой буду еще разговаривать.

– Как знаешь… Тс-с-с…

Я не сомневался, что в Другой Башне водятся крысы. Где запасы зерна, там и они. Я только не знал, что они так громко скребутся.

– Вот тут, – Гамид показал на стенку.

– Странно. Обычно зерно хранится возле харчевен и пекарен. Мы сейчас на уровне самого первого яруса, тут ничего похожего нет, – сказал я.

– А может, есть, только мы не знаем. Молчи…

Мы прислушивались очень старательно. За стенкой что-то грохнуло.

– По-моему, эти крысы величиной с собаку, – заметил я.

– По-моему, эти крысы разговаривают…

– Знаешь, кто это может быть?! Тот подлый землезадый червяк, который наврал нам про кашу! Ему ведь негде жить, и он ищет себе убежище во всяких тайных уголках! – воскликнул я.

– Прекрасно, брат! Вот тут он нам и попался! – прорычал Гамид, разом вспомнивший свой позор. – Как бы его оттуда вытащить? Знаю! Жди меня здесь и слушай внимательно, я сейчас прибегу.

– Но он там не один!

– Мы возьмем его женщину и на деревенский, и на городской лад!

Я сильно сомневался, что это жалкое существо обзавелось женщиной. Скорее уж к нему прибился такой же, как он сам, горемыка, не имеющий жилья.

Замысел Гамида стал ясен, когда мой брат примчался с киркой и лопатой. Он притащил их из будки, где хранили свое имущество землекопы, углубляющие и расширяющие ров.

– Ты украл разум у дикого осла? – спросил я. – Ты хочешь прокопать дыру? А если тут за слоем глины – камень? А если ты обрушишь лестницу?

– Скажи еще – обрушу башню! – огрызнулся он. – Беги наверх, добудь светильник. Я проучу его!

Желание Гамида было мне понятно, я только сомневался, что он доберется до того мерзавца. Вряд ли мерзавец станет ждать, пока мы вылезем из прокопанной дыры и схватим его. Но за светильником я пошел.

Наверху все уже спали, и хорошо еще, что дверь оставили открытой для меня. Один лишь Бубук сидел в закутке со светильником и читал таблички.

– Ты что не ложишься? – спросил я.

– Я думаю, – ответил мальчишка. – Вот, смотри, тут про евнухов в храме Асторет.

– На что они тебе?

– На восемнадцатом ярусе будет храм. Я говорил со жрецами. Вот думаю – не пойти ли мне в евнухи?

Дурь Гамида, собравшегося ночью прокапывать дыру в стене, показалась мне мудростью по сравнению с дурью Бубука.

– Покажи мне жреца, который тебе это предложил, – сказал я. – Мы с братьями оторвем ему ноги, и зажарим, и заставим его их съесть.

– Евнухи очень хорошо живут, у них у всех золотые ожерелья, а в храмовом хранилище множество табличек.

– Разве мужчине нужны в жизни только таблички?

– Ты про женщин? Они все дуры.

– Поговорим об этом завтра, – и я, твердо решив пожаловаться на жрецов господину Осейфу, зажег огонь в светильнике и пошел вниз.

Гамид ковырялся в потемках. Хорошо еще, что он не догадался наугад бить киркой в стенку. Обязательно бы ударил себя по ноге.

– Там кто-то есть, он то появляется, то исчезает, – прошептал Гамид.

– Тогда это не наш подлец. Наш бы улегся, заснул и захрапел.

– Но кто это? И чего ему нужно на нижнем ярусе?

– Может быть, сбегать за стражниками? У меня пропуск господина Осейфа Гумариэля, я могу ходить по этой лестнице. А ты спрячешься.

– Нет. Попробуем вместе разобраться, что это значит.

– На что тебе?

– На то… Мне стыдно, понимаешь? Стыдно! Женщина рассказывает мне, как устроена Другая Башня, как устроен храм Асторет, что такое счетное устройство Самариаха! А я ей что расскажу? Как правильно держать палки тачки? Мы вытащим тех, кто там скребется, и узнаем, что они там делают. Может, это какие-то опасные люди? Может, они подкапывают Другую Башню?

– Кому нужно подкапывать Другую Башню? – удивился я.

– Да хотя бы людям из Нашей Башни! Мало ли вреда принесла Другая Башня Нашей Башне? Лучших переманила! Шесть корзин сокровищ! Ты вспомни!

– Ну, хорошо, там скребутся злодеи. И ты хочешь идти на них с лопатой и киркой?

Гамид потрогал край лопаты.

– Ничего, – сказал он. – Ногу этим не отрубишь, а разрезать брюхо так, что вывалится требуха, можно. А кирка в мужских руках – хорошее оружие.

– Вот ты и режь врагу брюхо! – Я ухватился за кирку. При одной мысли о человеческой требухе меня чуть не вывернуло наизнанку.

Мы прислушались. За слоем кирпичей из необожженной глины что-то происходило.

– А если это тайные дела храма на третьем ярусе? – спросил я. – Если это связано с вращением крестовины? Тогда не мы, а нам распорют брюхо!

Гамид задумался.

– Вот что, – сказал он. – Давай-ка не будем подкапывать стенку, а выцарапаем один-единственный кирпич. Тогда мы расслышим, что там происходит, и придумаем, как быть дальше.

Это меня немного успокоило. Мы примостили светильник на ступеньке, выбрали подходящий кирпич и стали дробить сухую глину в пазах вокруг него. Работа эта была нудная, пыльная, и я надеялся, что Гамиду она скоро надоест. Но он не успокоился, пока кирпич не стал колебаться. Тогда мы поддели его киркой и вытащили.

За ним оказалось совершенно темное пространство.

– Тихо… – растерянно сказал Гамид. – Что же это было?

– Крысы, братец!

– Чтоб им сдохнуть… Но они же говорили!

– Померещилось.

Гамид вздохнул. Ему очень хотелось треснуть кого-нибудь лопатой по лбу, и победить в драке, и доказать всей Другой Башне, что он настоящий боец и мужчина, а не безликий и бессловесный парень, гоняющий тачки. Главным образом – доказать это Таш…

Вдруг он схватил меня за руку.

Где-то в черной глубине, очень далеко, раздался слабый голос:

– Боги, заберите нас отсюда…

Мы молчали, не зная, что на такой призыв можно ответить.

– Я больше не могу… Давай ляжем и умрем…

– Если бы смерть пришла сразу…

– Их двое, – прошептал Гамид.

– Пить…

– Вставай, идем. Где-то же есть выход.

– Пить…

– Мужчина и женщина. Женщина совсем ослабла, – сказал я. – Они попали в беду.

– Позовем их?

– Позовем!

И мы закричали – негромко, но так, чтобы эти люди услышали:

– Эй, эй! Сюда, сюда!

Я догадался и поставил в дыру от кирпича свой светильник.

– Боги, боги! – таков был ответ.

– Сюда, сюда! – звали мы.

– Кто вы? – спросил незримый человек, судя по голосу, очень молодой.

– Мы простые парни, сидим тут на лестнице, через дыру в стене слышим вас.

– У вас есть вода?

– Сейчас принесем, а вы подойдите к дыре.

Все разносчики питьевой воды давно спали, поэтому я помчался наверх и вернулся с кувшином и кружкой. За это время Гамид, всё время разговаривая с теми двумя, добился того, что они пришли на его голос и встали по ту сторону дыры от кирпича.

– Они заблудились под башней, – сказал Гамид. – Оказывается, там есть разные ходы, о которых мы и не подозревали.

– Если они есть на седьмом ярусе, то почему бы им не быть и на первом? – спросил я. – Вот кружка с водой. Они могут до нее дотянуться?

– Мы попробуем, – ответили из темноты – Да будут милостивы к вам все боги, и древние, и нынешние – и владыка воздуха Энлиль, что не дал нам тут задохнуться, и его супруга Нинлиль, и великий мудрый Энки, владыка подземных вод, и древняя Инанна-воительница, носительница страстей, и Утту-Солнце…