Текст книги "Дурни вавилонские"

Я честно пытался понять, о чем они спорят, почему мой добрый хозяин, обычно спокойный и насмешливый, чуть не плачет, и почему эти три старика так злобно и ехидно смеются. Мне хотелось вбежать и треснуть каждого из них палкой по лбу.

– Но ведь мы всё сделали правильно, и на верхних ярусах оборот денег не такой, как на нижних, и их там в сотни раз больше, а потом все это перестает работать, и люди покидают башню, и она рушится! Всё как вы сказали! – убеждал их хозяин. – Вы были правы во всем – и насчет башен, и насчет устройства Самариаха! А теперь скажите, что нужно, чтобы оно хранило и показывало картинки?

– Кто первый сказал это слово «башня»? – вдруг спросил сердитый Дишон. – Жить нам осталось немного, и я хочу перед смертью уничтожить этого олуха, этого болтуна, этого тупицу! Из-за него от нас полвека ждали каких-то открытий! А мы кто? Мы – три парня, которые сидели на самом нижнем ярусе своей башни и выдавали людям деньги, получая от них таблички…

– Говори за себя! Я был наладчиком… – и тут опять прозвучало непонятное слово, а может, и несколько слов, я не разобрал.

– Был! Пока у вас всё не рухнуло! И ты чуть не намочил штаны от счастья, что тебя взяли к нам работать с клиентами! – продолжал буянить Дишон.

Я запомнил новое слово и решил потом спросить у хозяина, что такое штаны.

– Ты бы, Осейф, лучше потолковал с Ровоамом и Амалеком, которые скоро запустят печатню, – сказал Ришарид. – Они приходили к нам, и мы опять рассказали всё, что помним про печатающее устройство. А что мы можем помнить? Мы же в него не лазили.

– Они поставили слишком простую задачу, – ответил мой хозяин. – А я знаю, что счетное устройство должно решать сложные задачи. Поэтому я здесь. Я наконец-то нашел вас, и у меня столько вопросов. Ведь мы так давно не виделись…

– За встречу! – дружно закричали старики.

– Я пришел поговорить о деле!

– Пусть демоны унесут все дела!

Они еще немного покричали друг на друга, потом стали мириться, потом выпили наконец столько, чтобы начать петь песни. Причем пели те старики, и на неизвестном языке, а мой хозяин восклицал:

– Нет, врете, не для того я всю жизнь учился строить башни! Врете! Посмотрите на Другую Башню – где еще вы увидите такую Трубу? Я сам рассчитал уклон Трубы, сам, без этого вашего Самариаха! И я построю новую башню – Новую Башню! Уберите вашу кружку! Меня мутит от черного вина!

А потом он, пьяный и горестный, вышел ко мне..

– Веди меня отсюда, – сказал он. – Зачем это всё? Зачем я придумал, как нам обмениваться письмами, если они не хотят мне ничего рассказывать? Они, мои учителя?

Он кинулся обратно.

– Отдайте мне бронзовое кольцо! – закричал он. – Я думал, что по натянутой веревке будут подниматься таблички с мудрыми числами! А вы что прислали? Приглашение на стакан вина?

– Оставь нас! – ответили ему. – Мы недолго проживем, жизнь не состоялась, и мы не хотим тратить последние дни на возню с числами!

– Я еще приду к вам, когда вы протрезвеете.

– Мы маленькие люди, – сказали старики, – мы просто маленькие люди, которые влипли в большую историю. И мы больше ничего не хотим.

– Я ваш ученик! – гордо заявил он.

– Мы хотим домой! Мы хотим домой! – ответили они.

И они опять вспоминали какие-то давние события, многих слов я не понимал, и в конце концов они расстались.

– Веди меня, – пробормотал хозяин.

– Куда, господин? Я не знаю дороги.

– И я не знаю. Веди куда-нибудь.

Мы пошли по коридорам, прямым и округлым, и он висел на моей руке, как женщина, которую повели рожать.

– Я вернусь и поговорю с ними иначе. Я забыл сказать главное – ведь можно сделать бронзовые таблички на шесть и даже на восемь дырок. Они будут тонкими – и такая табличка окажется легче глиняной… – бормотал он.

Мы заблудились, но всё же вышли туда, где спал Гамид. Я через дыру потыкал его палкой.

– Тащите меня, ослятки, – пробормотал хозяин. – Вот так, хорошо. Нужно чем-то заткнуть это отверстие, из него наверняка дует, как бы эти порождения крокодилов не заметили движения воздуха на лестнице…

Мы с трудом доставили его наверх и уложили. Последнее, что он нам обещал, звучало так:

– Я разгромлю это счетное устройство и сделаю бронзовое!

– О чем это он? – спросил Гамид. – И где обещанные деньги?

– Деньги он отдаст. Пойдем, я расскажу тебе, что там было. Кажется, я видел людей, которых принесли демоны.

– Почему ты так решил?

– Потому что они собирались намочить штаны… – Я задумался и осознал, что из всех умных речей точно понял только это.

– Что такое штаны?

– Это я узнаю завтра. Слушай…

Мы взяли мешок, принадлежавший искателю правды, спустились вниз и кое-как заткнули дыру. Потом мы вышли из будки и сели у стены.

– Башни научились строить в далекой стране, откуда родом эти, принесенные демонами. Они прибыли сюда и научили Осейфа строить. Раньше он возводил храмы, а потом стал возводить башни.

– И что, неужели он один их все построил? И Нашу Башню, и Другую Башню, и Узкую Башню, и Двойную Башню, и Полосатую Башню? – спросил Гамид.

– Вот этого я не знаю. Вряд ли… Наверно, у них были и другие ученики. Я так понял, что разумные, которые пришли вместе с нами из Нашей Башни, тоже их ученики. И им почему-то можно встречаться с этими людьми, а хозяину – нельзя. Вообще там трудно было что-то понять.

– Жаль, что он взял тебя, а не меня.

– Надо что-то придумать, чтобы взял тебя.

– Говоришь, принесенные демонами?

– Они сами так сказали. Принесенные из далекой страны, где говорят не по-нашему.

– А зачем?

– Не знаю. Они выше, чем должны быть обычные люди, и все трое – плешивые. Помнишь Амалека Бади, разумного? Так они даже выше него. И они носят платья, которые запахиваются спереди и подпоясываются.

– Странно всё это…

На том мы и разошлись.

На следующий день мой хозяин разболелся. Крепкое вино не пошло ему на пользу. Женщина Фош отпаивала его травными настоями, а он бормотал, что без его присмотра Трубу выведут криво. Ясно было, что мы никуда его не понесем.

Я пошел на третий ярус, чтобы подождать там своих, встретил их и пошел с ними вниз, а потом сгонял тачку вверх и вниз вместо Гамида.

– Что-то вы уж очень подружились, – сказал Левад.

– Я и с тобой дружу, и с Гугудом.

– Но нам ты не предлагаешь поработать на своего господина.

Потом я поднялся наверх и убедился, что хозяину не нужен. А вечером случилось еще одно приключение.

Я повел Лиш на прогулку. У меня были два пирожка – из тех, что покупал в большом количестве, но забывал съесть хозяин. Я хотел угостить ее пирожками на берегу рыбного пруда и отвести куда-нибудь подальше, в рощу, где можно было бы по крайней мере целоваться в губы, пока я не уговорил ее на другое.

Чтобы развлечь ее, я рассказал любовную историю о юноше и девице, которые сбежали с верхних ярусов, чтобы пожениться в Вавилоне. Лиш разволновалась и просила богов помочь этой паре. Она, как всякая женщина, желала всем на свете разбиться на пары и вступить в законный брак.

За рощей начинались огороды и поля, пересеченные вдоль и поперек каналами и канавами. Я долго не мог понять, откуда берется столько воды, пока жители Другой Башни не объяснили: весной разливается река, и давным-давно она затопляла поля, пока люди не научились отводить воду в каналы и сохранять ее до засушливого времени. После этого урожаи стали огромными, и у людей появилось богатство. И они построили Вавилон со всеми его храмами, царским дворцом, огромными стенами и статуями быков с человечьими лицами, в два и в три мужских роста.

Лиш держалась настороженно – она и хотела гулять со мной, и боялась, что мы вместе чего-нибудь натворим. Так получилось, что мы очень быстро прошли рощицу и вышли к краю ячменного поля. Местность была безлюдная, земледельцы уже разошлись по домам, и в полной тишине слышались только крики каких-то водяных птиц да жужжание насекомых.

Каналы вокруг Другой Башни были разные – одни опрятные, с открытыми берегами, на которых не спряталась бы и водяная крыса, а другие – с берегами, заросшими тростником, а в тростнике водились змеи. Так вот, как раз из зарослей тростника услышали мы голос.

– Держись, – говорил этот голос, – держись, сейчас я помогу тебе…

– О боги, кто туда залез? – спросила Лиш. – Там тонет человек!

– Или демон, прикинувшись человеком, хочет заманить нас в воду, – сказал я и, сломав длинную ветку, ободрал с нее листья. – Стой тут, я пойду посмотрю.

Шевеля веткой сперва растущий ближе к каналу ячмень, потом траву и тростник, чтобы спугнуть змей, я подошел поближе, пробрался к берегу и увидел две головы, торчащие из воды. Одна, в мужской повязке, была почти у берега, и мужчина пытался выкарабкаться, но у него не получалось. Другая, облепленная мокрым покрывалом, была, скорее всего, женская.

– Эй, человек, – позвал я. – Что ты там делаешь?

– Мы заблудились и упали в воду, – ответил он. – Во имя милосердных богов, вытащи нас отсюда и отведи к моей высокородной матери. Она живет на двадцать четвертом ярусе…

– И ее брат – жрец в храме! – продолжил я. – Вам же показали, в какой стороне город, несчастные! А вы опять возле Другой Башни, и вышли к ней с какой-то непонятной стороны, да еще из всех каналов выбрали, чтобы туда свалиться, тот, где больше всего змей!

Я вернулся к Лиш и попросил у нее большой платок. Свернув его жгутом, я пошел к каналу и кинул конец платка этому дурню Лилуэласу, а он дал этот конец в руки своей женщине и пихал ее сзади, пока я не вытянул ее из воды. Она не держалась на ногах, и я еле довел ее до островка травы, чтобы уложить. Потом я помог вылезть сыну сестры жреца.

– За это время можно было дойти до города и найти там себе занятие, – сказал я. – Вы так и не попали в Вавилон?

– Нет, – хмуро ответил Лилуэласу. – Мы с верхних ярусов, у нас нет привычки ходить пешком. Мы стерли ноги и отдыхали.

– Это те самые, – сказал я Лиш, которая, стоя на коленях, растирала холодные ноги девицы. – И что ты собираешься делать?

– Вернуться в башню.

– А ты? – спросила Лиш госпожу Илумушигаль.

– Я хочу в башню.

Им было уже не до страстной любви.

– Надо им помочь, – сказала Лиш. – Иначе они погибнут. Я могу вести девицу, а ты подставь плечо мужчине.

– Надо, – согласился я, – но только до стражи у входа. Наверх пусть добираются сами. Не в тачке же их везти на двадцать четвертый ярус.

Мы поставили девицу на ноги и кое-как повели их к Другой Башне. Они еле передвигали ноги и молчали. Но, когда мы вышли к дороге, они заговорили.

– Ты опозорил меня, – сказала Илумушигаль. – Теперь никто на мне не женится. Все знают, что я провела с тобой пять ночей.

– Ты сама хотела, чтобы это было, – ответил он. – Кто уговаривал меня бежать в город?

– Я думала, тебя там ждет место в храме Мардука. Ты же сын сестры жреца, которого знают в городе!

Лилуэласу опустил голову. Лиш посмотрела на меня с недоумением, Она еще не поняла, а я уже понял, что этот возлюбленный хвастался тем, чего на свете не было, чтобы девица его полюбила.

– Может быть, вас все-таки поженят? – спросила Лиш.

– Я с двадцать четвертого яруса, а госпожа – с тридцать первого, – сказал сын сестры жреца.

Вход в нору, где сидели стражники, проверяющие пропуска, был совсем близко. Мы с Лиш уже мечтали, как сдадим этих влюбленных, назовем свои имена и пойдем придумывать, на что потратить награду. Но они вдруг остановились.

– Нет, нет, – сказал Лилуэласу. – Не пойду. Иди ты одна.

– А ты?

– Может быть, если мы придем поодиночке…

– Твой разум похитили демоны! – воскликнула девица. – И с этим жалким человеком я спустилась к подножию башни, и блуждала в потемках, и умирала от жажды, и пролезала в дыры, и бродила в страшных местах, где ты весь на виду, и чуть не утонула в грязи! А теперь он боится сказать людям, что увел из родительского дома знатную госпожу!

– А в чем твоя знатность? В том, что твой дед был подрядчиком и имел двадцать тачек?

– Моя мать – дочь и внучка лугалей!

– Откуда в башнях лугали? Это в деревнях они еще есть и имеют власть, в тех, где нет своего храма и нет энси, жреца-строителя! Они правят дюжиной козопасов, эти лугали.

Я смотрел на Илумушигаль и думал, если бы мне стать подрядчиком и начать хотя бы с десяти тачек, то мои дети уже будут жить на шестом или седьмом ярусе, а внуки на двадцатом!

– Нет, мой дед и прадед были лугалями в башнях! – твердила девица. – И прочие предки тоже!

– Когда твой прадед впервые пришел в башню из деревни, мой прадед уже был там жрецом храма! И его дед был в башне жрецом храма! И дед его деда был в башне жрецом храма! – выкрикивал Лилуэласу.

– При деде твоего прадеда еще не было башен!

– Как это не было? Башни были всегда!

– Вот вход в нору, вы до него дойдете сами, – вдруг сказала Лиш. – Пойдем, Вагад.

Она взяла меня за руку и повела прочь.

– А награда? – спросил я.

– Я не хочу такой награды. Получится, будто мы виноваты в том, что эта девица не выйдет замуж, раз мы привели ее.

– Ты плохого мнения о богах, милая. Они же видят сверху, что мы тут ни при чем.

– Всё равно не хочу. Мне ее жаль. Она поверила мальчишке! А он пытается выкрутиться! Он получил от нее пять ночей! А теперь отказывается от нее!

Мою Лиш прямо трясло от возмущения. Я обнял ее, не беспокоясь, увидит ли нас кто-нибудь. В конце концов, наша свадьба уже была делом решенным.

– Я никогда не откажусь от тебя, – сказал я ей. – Даже если сама прогонишь прочь.

И мы опять пошли к роще. Пошли, не оборачиваясь. В сущности, мне было безразлично, как эти избалованные детки с верхних ярусов выкрутятся из своих неприятностей. Мне казалось более важным узнать, кто такие старики, которых держат взаперти, откуда их принесли демоны и что означают все незнакомые слова.

Но узнать было негде. Не спрашивать же у хозяина. После ночной вылазки он старался не встречаться со мной взглядом, словно был мне что-то должен. Конечно, две «ноги» я от него получил – себе и Гамиду. Но больше он ничего не затевал, был хмур, словно похоронил всех родственников, и начал болеть. Случалось, он на целый день оставался в постели. Лет ему было уже много, и никто не удивлялся. К нему спускались сверху подрядчики и строители, он что-то им объяснял, рисовал мелом на стене, а потом Арбук или Бубук читали ему вслух всякие истории, он же слушал с закрытыми глазами. Мы с Абдадом сидели почти без дела и, к сожалению, почти без денег – хозяин только велел нас досыта кормить. Что из этого выйдет, я не понимал.

Дни шли, растерянность моя росла. Я думал, что господин Осейф уже не встанет с постели. Ведь ему было очень много лет.

Однажды он позвал меня к себе.

– Ты-то мне веришь, осленочек? – спросил он.

– Да, господин.

– Ты сам видел этих троих пьяных дурней, принесенных демонами. Знаешь, что самое страшное? Чего добиваются от нас демоны подземного царства, чтобы мы покорно шли туда есть горькие лепешки и пить соленую воду?

– Нет, господин.

– Самое страшное, когда человек больше ничего не хочет. Так-то, осленочек. Пока он хочет – он жив. Я построил неплохую башню. Правда же, Другая Башня устроена очень разумно? Но я, пока строил ее, вынашивал в себе образ иной башни, более прекрасной, такой, что сами боги сказали бы: вот совершенство! Я думал, что смогу сделать расчеты на устройстве, и они получатся безупречно точными. Я думал, Агенор не хочет подпускать меня к устройству, чтобы использовать его для каких-то мелких нужд… Я думал, эти, принесенные демонами, скажут мне, чего и какими средствами можно добиться от счетного устройства Самариаха… Осленочек, ведь с них всё началось! Они рассказали нашим жрецам, как множество табличек, перемещаясь и совпадая, порождает числа! Они много чего рассказали! Там, откуда их принесли демоны, ездят не на ослах и верблюдах, а на повозках, в которые впряжены незримые демоны, они показывали нам картинки на гладких листах, склеенных вместе, лист за листом. И женщины там ходят голые, и сидят перед мужчинами, расставив колени! Я сам видел эти картинки! И там стоят башни, вроде наших, и там живут люди, которые не режут по дереву и не мастерят сандалии, не копают огороды и не следят за ячменными полями, а делают из денег деньги. И для этого у них счетные устройства размером с ларчик, и они не умеют ничего другого… Они очень тосковали по своей стране, осленочек, но вызвать демонов не умели. И тогда наши жрецы дали им учеников, и я тоже учился у них. А гладкие листы с картинками хранятся в главном храме великого Мардука… да ты слушаешь меня?..

– Да, господин.

– Они больше ничего не хотят. Они созрели для подземного царства! А может, демоны все-таки унесут их обратно… А я хочу! Я вижу перед собой лучшую в мире башню! Безупречную башню, осленочек!

– Я тоже, господин.

– Ты видишь башню?

– Да, господин.

– Какой ты ее видишь?

– Я вижу ее высокой, высокой, и во всю ее высоту – огромная дверь, и эта дверь отворяется, и я вижу все ярусы, что на каком делается, а часть этих ярусов прилепилась к отворившейся двери, господин. И там нет никакого обмана.

– Нет обмана, потому что дверь отворяется, и можно всё видеть и всё понять?

Я задумался. В своей голове я не увязывал воображаемую дверь с теми обманами, которые мы перетерпели со времени прихода в Вавилон.

– Если бы ты попался мне в руки, когда тебе еще не было двенадцати лет, мой осленочек, я бы многому тебя научил. А сейчас уже поздно – и тебе, и мне…

Тут в хозяйскую спальню заглянул Арбук и сказал, что пришли двое разумных и просят их впустить.

– Гони их прочь! Пусть Фош выплеснет им вслед помои! – закричал хозяин. За дверью раздался хохот.

– Впусти нас, почтенный Гумариэль! Мы пришли звать тебя на пир! У нас праздник, мы хотим видеть тебя на празднике! – заговорили наперебой два мужских голоса. – Впусти, мы принесли хорошую новость!

– Входите, ослиные охвостья, – позволил хозяин, и они вошли. Один был толстый, как очень богатый купец, и его зад был как у красивой женщины, которую нужно возить не на осле, а на верблюде, и его плешь, не прикрытая повязкой, была окаймлена черными волосами, как пруд торчащим тростником, а второй был гораздо моложе, худощав, с безумным взглядом и бородой, в которой застряли крошки от десяти трапез.

– Мир дому твоему, Гумариэль, – сказал толстый. – Собирайся и вели своим носильщикам нести тебя к нам на ярус.

– Я слаб и ноги меня не слушаются, – строптиво ответил хозяин. – И мой смертный час близок. Уйдите, дайте мне спокойно умереть.

– Агенор прислал нас за тобой. Без тебя мы не начнем.

– Уйди, Ровоам, я не хочу тебя видеть. И ты уйди, Амалек.

– Не уйду, – сказал тощий. – Клянусь священным скрипом нашей крестовины!

– Вы бы ее маслом смазали… – буркнул хозяин. – Слушать этот скрип – значит приближать свой смертный час и призывать бога-судьбу Намтара.

– А если смажем – спустишься? Тебя ждет целый пир, и вино, и мясо, и мы посадим тебе на колени красивых девушек…

– Убирайся, пока я не запустил в тебя скамейкой!

Амалек рассмеялся.

– Мы ждем тебя, наставник, – сказал он. – Хотя ты и против нашей затеи, но ты же честный человек – ты обрадуешься, увидев, чего мы достигли. Такого еще ни в одной башне не было. Но нас ждет тяжкое испытание – придется всем объяснять, что мы взяли на службу утукки, асакки, этимме, галле…

– Перестань перечислять чертей, мерзавец!

– Собирайся, Гумариэль. Ведь ты не хочешь, чтобы я упал на колени? Если я упаду, то пролечу сквозь пол на третий ярус и тебе придется чинить башню…

– Убирайся, Ровоам! В твои годы пора поумнеть!

Такую беседу вел с гостями мой хозяин, и они наконец ушли. Тогда он сел на постели, свесив ноги, и задумался.

– Для чего этот молодой блудливый козел перечислял чертей, как ты думаешь, осленочек? – спросил он.

– Не знаю, господин.

– Что они там такое затеяли?

Я ничего не ответил. Что я мог ответить?

– Принеси мне тушеной свеклы с подливкой.

Я сходил на кухню к женщине Фош и принес.

– Мне кажется, пахнет жареной рыбой, – сказал он.

– Да, Фош готовит еду для Арбука и Бубука, господин.

– Знаешь что… Принеси мне рыбы… А свеклу унеси!

Я унес и принес.

Он уставился на рыбу – и в его взгляде была тайная ненависть.

– Я понял, – сказал он. – Я не хочу рыбы, я хочу орехов. Пускай Фош очистит мне целую миску! А эту мерзкую рыбу ешь сам!

Дважды приказывать ему не пришлось.

Потом он долго смотрел на миску с очищенными орехами.

– Знаешь ли ты, осленок, что это такое, похожее на внутренности человеческой головы? – спросил он. – Откуда тебе знать! У вас в деревне они не растут, а в Вавилоне это пища жрецов, простым людям их есть запрещается. Вот что – съешь несколько штук. Они прибавляют человеку разума и памяти.

– А боги не покарают меня, господин?

– Нет, потому что разум тебе нужен. Если ты не получил его при рождении, то нужно добывать как-то иначе, осленочек.

Я съел горсть орехов, но никаких перемен в голове не почувствовал.

Хозяин сгрыз один орех и, судя по лицу, разуму у него прибавилось сразу.

– Что я сижу тут, словно грешный дух в подземном царстве? – спросил он. – Эй, Фош, Арбук, ступайте сюда, помогите мне одеться!

На него надели белое длинное платье, а сверху синее платье, а сверху красное с желтым, так что его тело совсем в этих платьях потерялось. И ему намотали на голову повязку, и спустили длинные концы на грудь, и обули его в сандалии с серебряными бусинами и накладками, и дали ему в руки высокую трость. Мы с Абдадом впряглись в носилки, но он сказал:

– Нет! Пусть Вагад возьмет меня на спину и снесет по лестнице. Я хочу появиться внезапно. Чтобы они не успели меня обмануть. Слышишь, осленочек? Может, орехи помогут тебе понять эту уловку. Появись там, где тебя не ждут, и узнаешь много любопытного.

Я взял его на спину и понес вниз по лестнице. Впереди шел Бубук со светильником.

У двери, ведущей в небольшой храм и к счетному устройству, стоял человек, опираясь лопатками о стену и низко опустив голову.

– Ты что тут делаешь, Евер? – спросил хозяин, встав на ноги.

– Стою.

– Отчего ты не на празднике?

– Это не мой праздник! Кто я теперь при устройстве Самариаха? Никто! Тень! Песок летящий!

– Тебя обидели? – участливо спросил господин Осейф.

– Нет… да! Как будто ты не видишь!

Этот человек, если судить по голосу – совсем не старый, говорил с хозяином грубо.

– Я многое вижу, – согласился хозяин. – Когда я был там в прошлый раз, я видел всех, только не тебя.

– Они не хотели, чтобы я им помогал налаживать печатню. Они вообразили себя богами! Еще бы! Их переманили из той башни за три сотни сиклей!

Я подумал, что ослышался. Три сотни сиклей! Только за то, чтобы они ночью, с мешками за плечами, прошагали несколько часов!

– Я думал, они привезут что-то полезное, – сказал хозяин. – Но в их корзинах с табличками для меня ничего не нашлось. А я так хотел сделать настоящие расчеты по строительству…

– Я знаю, наставник…

И оба они затосковали на лестнице, возле закрытой двери.

– Если бы главным был я, а не Агенор, я бы сделал для тебя расчеты, но сейчас я не могу считать даже ночью, ведь они наладили устройство только для нужд печатни, наставник.

– Я так и думал. Слишком мало табличек?

– Те таблички, что были у нас, не поладили с теми, которые привезли Ровоам и Амалек, пусть бы их унесли демоны.

– Вот почему они так долго возились. А мне ни слова не сказали.

– Им запретил сам знаешь кто.

– Да, знаю… Пойдем всё же, посмотрим, что там у них получилось.

– Я видел, как это работает, и держал в руках пробные оттиски. А ты ступай, наставник. Когда увидишь, что у них получилось, то поймешь, из-за чего вся суета и кому это нужно.

– А ты так и будешь стоять на лестнице?

– Я пойду вниз и потом поднимусь на пятый ярус, в харчевню. Лучше пить в харчевне с честными носильщиками и разносчиками, чем с этими…

И он поспешил вниз по лестнице.

– Отворяй дверь, осленочек, – сказал хозяин. – Этот человек меня раззадорил. В самом деле, на что они употребили всю силу счетного устройства? Ты, Бубук, постарайся никуда не совать нос, иначе выставлю, и будешь меня ждать на лестнице. И если стянешь хоть одну табличку – скажу Арбуку, чтобы он тебя хорошенько выпорол. А ты, Вагад, просто стой у самой двери.

Мы вошли.

Оказалось, что между помещениями, где разместилось счетное устройство Самариаха, и теми помещениями храма, которые примыкали к Трубе, была перегородка, и ее убрали. Это не были его главные залы с алтарями, но изваяний Мардука и крылатых богов хватало. Там были накрыты столы, а между окнами, выходящими в Трубу, я увидел большое сооружение с колесами и веревками, достигающее потолка. Рядом с ним стоял длинный стол, у стола – огромное корыто с сырой глиной.

Все, кто в тот миг стояли в храме и готовились сесть за столы, были ярко и красиво одеты. Я заметил среди них несколько женщин, из которых только две были одеты как жрицы, и одна из них оказалась Таш, чему я совершенно не удивился. Она держалась возле того мужчины, а он вел себя как хозяин храма, хотя рядом стояли и шестеро жрецов. Я их не знал, Я за то время, что трудился в Другой Башне, побывал только в храме Асторет на седьмом ярусе и чувствовал себя там очень неловко: седьмой все-таки, туда богатые люди ходят, ткачи и гончары, даже наш Зубастый.

А что было на столах! Я никогда не видел столько жареного мяса и таких больших жареных рыб! Стояли блюда с такими лакомствами, что я даже не знал, как они называются, а на женщинах были платья таких цветов, какие я видел впервые, и голоса у них были звонкие, нежные, певучие, не то что у бедной Лиш, которой приходится целый день кричать в своей харчевне.

– Наконец-то! – сказал господин Агенор Лути. – Как хорошо, что мы еще не возлегли за столы! Эй, Аршак! Покажи наставнику Гумариэлю, как работает печатня. Гляди, друг, такого ты еще не видал!

Пожилой мужчина в переднике, как у гончара, подошел к сооружению и стал крутить большое, двух локтей в поперечнике, колесо. От него тянулись толстые веревки к другим колесам, и всё закрутилось, заскрипело, большой деревянный ящик, бывший на уровне моей головы, поехал вниз. Аршак ловко подвел одной рукой под него раскатанную в ровную полосу сырую глину, ящик опустился, поднялся, и я чуть не вскрикнул – поверхность стола поехала влево. Это была натянутая плотная ткань, на ней и лежала глиняная полоса. А на ткани я увидел свеженькую табличку с выдавленными знаками.

– Что это? – спросил мой хозяин, и тут же ему по знаку того мужчины поднесли странную вещь – несколько табличек, связанных веревкой так, что их можно было носить на шее.

– Вот уже обожженные, – сказал тот мужчина. – Почитай на досуге, это смешно. Их будут продавать с двенадцатого яруса до последнего, и цена такой связки – «нога».

Но разве же мой хозяин отложит в сторону то, что можно прочитать немедленно? Он уставился на верхнюю табличку, и его лицо исказилось, как будто он увидел живую ядовитую жабу.

– Какая гадость! – воскликнул он, и все рассмеялись.

– Отчего же гадость? Очень радостная новость! – Мужчина прочитал вслух: «Господин Аддилиблут Большой, сын знатных, с тридцать первого яруса, отдает дочь Илумушигаль за господина Имикиса Первого, владельца двадцать девятого яруса. Кто знает препятствия к браку, сообщи в храме Мардука победоносного на тридцатом ярусе»».

– На что вы переводите глину? – сердито спросил мой хозяин.

– Это очень выгодное дело, спроси своих учителей. Они давно рассказали нам, как в их стране распространяются новости. И это правильное дело, наставник, – сказал тот мужчина. – Тут верно написаны все имена. А ты сам знаешь, сколько сплетен и слухов возникает, пока новость спускается с двадцатого яруса на десятый. Но если ты не хочешь читать про свадьбы, разводы, кражи и находки, скажи, что бы ты охотно прочитал?

– Сборник нравоучений, – сразу ответил хозяин.

– С величайшей охотой! Это у нас уже есть. Ровоам, найди наставнику то, что он просит.

Ровоам и Амалек подошли к другому сооружению, стоявшему подальше. Это был длинный и узкий стол, из которого торчали плоские дощечки, как зубы чудовища. Ровоам нажал одну и прислушался к тому, как внутри сооружения скрежещет и стучит незримый демон. Потом он нажал другую, и на веревке сверху опустились четыре таблички. Он выбрал одну, вставил ее в щель, табличка пропала в ней, и опять загремело, заскрипело и смолкло.

Так он колдовал довольно долго, а потом пошел к устройству с сырой глиной и стал крутить огромное колесо. Аршак подвинул полосу глины, ящик опустился и поднялся, по столу поехала свеженькая влажная табличка.

– Читай, наставник, только в руки не бери, – сказал Агенор. Мой хозяин подошел к столу и прочитал вслух:

– «Бывает, скажут о чем-то: смотри, это новость! А уже было оно в веках, что прошли до нас».

– Теперь видишь, как это удобно? – спросил Ровоам. – Нет нужды нанимать писца, который переврет всё, чего не поймет своим скудным умишком. Если бы ты как следует расспросил наших стариков, то узнал бы о печатне много любопытного. Просто ты помнишь те их листы с голыми женщинами, а они нам рассказали много другого, помимо голых женщин. Вечером сюда стекаются новости, а утром уже готовы связки табличек, и скороходы бегут с ними наверх.

Мой хозяин молчал.

Потом он посмотрел на ту часть счетного устройства Самариаха, которая была ему видна, и сказал скорбно:

– Вся эта сила, вся эта мощь – для того, чтобы радовать сплетниц? Вот оказывается, для чего столько лет строили устройство?

К нему подошел Агенор.

– Мы сейчас употребили всю силу устройства для печатни, но скоро Амалек с Ровоамом придумают, как добиться того же малыми средствами. Главное начать, – вот что пообещал он своим грубым голосом, а хозяин несколько раз кивнул, но весь его вид выражал недоверие. Мы с Бубуком, стоя у дверей, прекрасно это видели.

– К столу, к столу! – сказал мужчина, при котором была Таш. И он первый улегся на ложе, а она села у него в ногах, как жена. Я подумал, что именно этого нельзя рассказывать Гамиду, – ведь опять схватится за нож. Странно было, что женщина в одежде жрицы ведет себя как замужняя, ведь им всё позволено, только не брак. Но тут собралось даже на мой взгляд причудливое общество, и Аршака, не дав ему стереть глину с рук, при общем хохоте поместили рядом с Агенором.

Чтобы не ронять слюни, как пес в жару, я решил выйти потихоньку на лестницу и взять с собой Бубука. Но его нигде не было.

На лестнице я сел на ступеньку и задремал, прислонившись к стене.

Проснулся я оттого, что кто-то, стоя у распахнутой двери, кричал:

– Да вот же он, спит, как младенец!

Я вскочил и поспешил к хозяину.

– Домой, осленочек, – сказал он. – Домой…

И я понес его с яруса на ярус, сперва ступеньки освещались снизу, потом стало совсем темно.

В спальне я усадил его на постель.

– Устал я, – признался хозяин. – А где Бубук?