Текст книги "Дурни вавилонские"

– Бубук убежал, чтобы читать таблички про евнухов, – пожаловался я. – Его какие-то жрецы Асторет сбивают с толку.

– Он вздумал стать евнухом? – уточнил хозяин.

– Да, господин.

– Не так уж это глупо. С его способностями ему нужно стать жрецом, а это – единственный способ. Он ведь из обнищавшей семьи, осленочек мой.

Я понимал, что отвечать нельзя, и всё же ответил:

– Он сто раз пожалеет об этой глупости, господин!

Хозяин засмеялся.

– У тебя, конечно, есть подружка? – спросил он.

– У меня невеста, господин. Мы хотим пожениться. Если тебе надоест женщина Фош, то моя Лиш будет стряпать и стирать не хуже. Она работы не боится.

– Понятно… Слушай. Ты запомнил Евера, человека, который стоял на лестнице?

– Я не разглядел его лица, господин.

– Ничего. Ступай в харчевню на пятом ярусе, он там, наверно, один такой – с пропуском разумного на шее. На пропуске знаки Мардука… впрочем, ты их не знаешь. Главное – крестовина. Запомни – крестовина с дыркой посередине для столба! Если он не очень пьян, то приведи его ко мне.

– Иду, господин.

Арбуку и Абдаду не очень нравилось, что хозяин выделяет меня. Ведь я появился в доме позже них. Но они не могли ничего поделать – он так решил.

Это была та самая харчевня, где трудилась Реш, поэтому я сразу подошел к ней и объяснил, кто мне нужен. Я мог свободно с ней разговаривать – она ведь уже была невестой нашего брата.

– Человек с необычным пропуском на шее у нас иногда бывает, – сказала она. – Хорошо одет, ни с кем не разговаривает, песен не поет, простой каши не ест, берет пиво и сушеную рыбу.

– Похоже, это он.

– Сегодня был, выпил немного и пошел вниз, это я знаю точно.

– Откуда, Реш?

– Он сказал: пойду, с горя утоплюсь. А где ж ему топиться, как не в прудах?

– Он что, уже пробовал?

– Мне кажется, да. Он, как выпьет, топиться любит – каждый раз эти слова говорит. Поищи его у прудов. Он из тех людей, что любят сидеть в одиночестве, а там есть скамейки.

Я поспешил вниз – не по норе, а по лестницам. Стража не любит, когда по лестницам расхаживают простые парни, ступеньки – для богатых, но у меня был хороший пропуск.

Спустившись на первый ярус, я вышел возле помещения стражников и спросил у них, не проходил ли человек с пропуском разумного. Они посмотрели на мой пропуск и вежливо ответили – проходил, пошел вон туда. И, когда я вышел на дорогу, меня сзади окликнули. Это возвращались наши с пустыми тачками.

– Мы сейчас сдадим тачки, вымоем руки и пойдем в харчевню, – сказал Тахмад. – Идем с нами. Возьмешь там у разносчика лепешек с сыром.

Я посмотрел, где Гамид. Гамид шел последним. Наверно, у наших опять был спор о старших, и всё вернулось к старому правилу: старший тот, кто прежде родился. Абад гнал тачку предпоследним – видимо, сохранил верность Гамиду. Я отстал немного, чтобы поравняться с ним. Я хотел показать ему, что наша дружба не зависит от мелких ссор среди парней из Субат-Телля.

– Давай палки. Я сегодня весь день отдыхал. Только снес хозяина вниз, на третий ярус, и поднял наверх, – сообщил я.

– Он болен? – спросил Гамид, передавая мне палки.

– Не столько болен, сколько тоскует. Всё в мире делается не так, как ему нравится. Вот сегодня на третьем ярусе был праздник, запустили печатню, его позвали, оказали уважение и почет, и что же? Он опять недоволен. Сперва не хотел идти, потом бурчал. Мне жаль его, Гамид.

– Что же его жалеть? Он никогда не гонял тачек, не махал лопатой, он – главный строитель, ему платят за его ум, и мне кажется, что он не тратит всех денег, которые получает.

– Ему хватает двух носильщиков, помощника, скорохода, женщины для стряпни и порядка, и еще у него есть Бубук, который вдруг решил стать евнухом.

Гамид расхохотался.

– Каких только чудес не услышишь в башне! Если бы в Субат-Телле кто-то решил стать евнухом, его бы связали и не кормили, пока не поумнеет.

– И еще новость! Помнишь тех двоих, которых мы вытаскивали из дыры? Во-первых, они вернулись, а когда возвращались, чуть не утонули в канале. А во-вторых, девице сразу нашли жениха двумя ярусами ниже. И уже зовут гостей на свадьбу!

– Откуда ты знаешь?

Я стал рассказывать про таблички на веревочке, про то, как их делают, потом про праздник, и перешел к делу, по которому меня послали.

– Пойдем, поищем этого Евера вместе. Может, он не настолько пьян, чтобы жевать слова, и я отведу его к хозяину.

– Пойдем, – сразу согласился Гамид.

Пока он мыл руки и ел свою кашу, я прогулялся у малого пруда. Там уже собиралась молодежь. На скамейках сидели только девушки. Я вернулся, уговорился о встрече с Лиш, дождался Гамида, и мы вместе пошли искать Евера.

Он действительно был у пруда, только у самого дальнего, от которого расходились в четыре стороны канавы. В том пруду можно было купаться, и из воды торчали мужские головы без повязок, а другие мужчины сидели на берегу. Евер устроился на краю канавы и опустил ноги в воду. Мы подошли и убедились, что у него на шее пропуск разумного, с изображением знаков Мардука и крестовины.

– Господин, ты не очень пьян? – спросили мы.

– Я пьян, – честно ответил он. – Чего вы хотите?

– Нас прислал господин Осейф Гумариэль, чтобы привести тебя, но сказал – если ты не слишком пьян.

– Я слишком пьян. Но я запомнил… я его найду…

– Зачем твоему хозяину этот человек? – спросил Гамид.

– Этот человек обижен разумными. Наверно, хозяин хочет услышать его жалобы.

– Странное желание.

– Я больше ничего не знаю.

– А раньше твой хозяин не хотел слушать жалобы? Это желание одолело его лишь сегодня? После праздника?

– Откуда мне знать про его желания! Мы увидели этого несчастного на лестнице, он не желал идти пировать вместе со всеми, а потом пошел на пятый ярус, в харчевню.

– Ладно, это не наше дело, – сказал Гамид. – Как у тебя с Лиш?

– Она не хочет до обряда. Послушай… у нее есть хорошенькие подружки… Кеш, которая трудится в пекарне, она племянница жены пекаря… и Диш, дочь торговца, который привозит овощи с огородов… ну?..

– Не хочу, – хмуро ответил Гамид. И я понял, что у него одна Таш на уме.

– Ты же не собираешься всю жизнь гонять тачки? – на всякий случай спросил я.

– Мне предстоит гонять тачки еще почти десять лет!

– Прости…

Мне стало стыдно – я ведь мог тогда прибежать раньше, пока мои братья не поставили печатей в договоре.

– Послушай, мы придумаем наконец, что нам делать с теми резными ложами? – Я задал этот вопрос уже не в первый раз. Сам я ничего изобрести не мог.

– Не знаю. На нижних ярусах они же никому и даром не нужны. Мы спрашивали у носильщиков, у разносчиков, у женщин, которые шьют мешки. На средних тоже, мы даже младшего жреца спросили. Самая бесполезная вещь, какую я только видел!

Гамид сердился, но из-за чего, я понять не мог.

– Ты видел людей на празднике? – наконец спросил он.

– Да, я стоял у двери и многих видел.

– Там женщины были?

– Были жрицы и просто богатые женщины… – тут я сообразил, что он хочет услышать про Таш. – Но тех, кто в глубине храма, я не видел! Там поперек стояли столы с угощением.

– Видел… – тихо сказал он. – Чего уж там, говори, как есть… Они были вместе?

– Откуда я знаю? Я не следил. Там вообще было не протиснуться. А я потом ушел на лестницу и заснул.

– Это на тебя похоже…

Разговор складывался как-то нелепо, и я обрадовался, увидев издали бегущую к нам Лиш.

Совсем нужно обменять свой разум на ослиный, чтобы желать близости госпожи Ташахегаль, думал я. Разве она променяет того мужчину, чей чин высок, стан крепок, а руки мягки, на Гамида? У него и разум быстр, и он привык приказывать, привык думать за всех, кто под его началом, и каждому давать четкое и точное задание. А Гамид привык только гонять тачку. За Гамида только его молодость, ведь тот мужчина староват для Таш, ему все сорок лет и даже больше!

Я повел Лиш к прудам и дальше, в рощу, – целоваться.

На следующий день хозяин чувствовал себя отлично и с утра собрался наверх. Он там уже давно не был и руководил строительством через помощников. Мы с Абдадом так хорошо отдохнули, что внесли его очень быстро. А потом мы сели в норе на пол и стали смотреть на проходящих людей. Были среди них и парни с тачками, одетые не хуже, чем подрядчики на восьмом ярусе.

Мы обсуждали проходящих женщин и девушек, их походку, их бедра, их волосы, и не сразу заметили, что по норе бежит мальчишка, похожий на нашего Бубука, придерживая на груди какой-то странный груз. За несколько шагов до нас он пронзительно завопил:

– Новости, новости, новости! Горячие, прямо из печи! Богатая свадьба! Безумный развод! На тридцать втором ярусе – новый житель!

– Стой! – схватил его за плечо пожилой жрец. – Что за развод?

– Купи новости, господин! – Мальчишка снял с шеи связку табличек. – Ты узнаешь, сколько сегодня стоят серебро и золото на всех ярусах! Всего одна «нога», господин, – связка лука на храмовой кухне стоит дороже!

– Держи «ногу».

– Что это? – в ужасе спросил Абдад. – Откуда сопляк знает про свадьбы и разводы?

Я стал ему объяснять, что это за таблички, но он не поверил – как ящик может делать их, если для этого нужен писец, откуда ящику знать, какие знаки следует выдавливать? Пока он недоумевал, мальчишка исчез, зато появился другой, с такими же воплями.

– Сколько их? – ужаснулся Абдад.

– Наверно, по двое на ярус… О великие боги, где же нашли такую армию мальчишек?

– Я думаю, взяли тех, кто крутится у прудов, помогая рыбакам, и еще тех, которые на посылках у разносчиков.

От криков у меня звенело в ушах.

– Эй, молодой господин, купи новости! Великолепная свадьба! Бешеный развод! Лучшие невесты девятнадцатого и двадцатого ярусов! – выкрикнул мальчишка, подбежав к человеку, который только-только появился из арки, поднявшись по лестнице.

– Дай сюда!

И мы увидели совсем странную картину. Молодой господин, схватив нанизанные таблички, выбрал одну, прочитал и швырнул оземь всю связку, и стал ее топтать! А пока мальчишка призывал стражу, кинулся обратно на лестницу.

Я не сумел разглядеть лица, но был уверен – это Лилуэласу.

И мы довольно долго просидели, ожидая хозяина.

Он наконец вышел из арки, опираясь на руку помощника, мы вскочили и впряглись, помощник усадил его, и хозяин закричал:

– Скорее, скорее!

Вниз нести – не то что вверх, ноги сами бегут. Мы пошли быстро, уверенно, всё время ускоряя шаг, а он кричал, как будто считал нас молодыми мулами. Когда мы оказались на шестом ярусе и внесли его в жилище, он стал громко призывать Арбука. Арбук выбежал из хранилища табличек, хозяин тут же потребовал какие-то расчеты.

– Что ты копаешься? Я плачу тебе, как не платит помощнику ювелир на пятнадцатом ярусе! Опять ты спутал полки! Опять ты три дня не найдешь одну-единственную табличку! – шумел он, а бедный Арбук боялся высунуть нос из хранилища. Потом некстати показался Бубук.

– Я сам сделаю из тебя евнуха, дармоед! Боги, боги, почему я еще жив?! Фош! Где Фош?! Почему на столе нет блюда с финиками?!

Он проковылял в спальню, там закричал, призывая на помощь, я вбежал и помог ему лечь. Тут же появился Арбук с табличками. Хозяин взглянул на них – и запустил ими в дверь.

– Всё, всё, всё неправильно! – завопил он. – Так я и думал! Боги, боги, отчего эти бездельники смотрят и не видят?! Трубу перекосило! Я говорил им, чтобы они каждый шаг проверяли по отвесу! О боги, что теперь будет! Башня загнется, словно крючковатый посох бродячего лекаря! Я не могу работать с этими людьми! Я бессилен спасти эту башню!

Он скрючился, спрятав голову меж колен, и молчал очень долго.

А когда он заговорил, его голос был голосом жреца, ведущего похоронный обряд.

– Башня обречена. Башня владыки Энлиля обречена, – повторял он. – А почему? А потому, что я не мог сделать правильные расчеты! Для меня пожалели семь дней времени! Неделя была нужна устройству Самариаха, всего неделя! Ничтожная, несчастная неделя… Что смотришь, осленочек? Не понимаешь? Я выносил эту башню, как мать вынашивает младенца! Она была безупречна – была, насколько вообще может быть безупречна башня с ошибками в расчетах! Я всего лишь человек, осленок, всего лишь человек. Что мне с собой делать? А они устроили печатню, чтобы сообщать о девицах на выданье! Ровоам, ослиное охвостье! Если его запереть с устройством и не давать пива, он сделает все расчеты за три дня! Амалек, бешеная обезьяна! Я встречался с ним, я ездил в Нашу Башню, я умолял его – перестань дурачиться, займись делом! Нет! Ему хочется отнимать ложку каши у площадных шутов, которые показывают толпе голую задницу! Агенор, старый дурень! Отчего он не велел им работать над расчетами? Разве шесть корзин табличек нужны только для того, чтобы развлекать сплетниц?

И долго еще он говорил, обращаясь как будто ко мне, но знать не желая, слышу я его или заснул.

– Нет больше моей любимой башни… – сказал он наконец, и тут заглянул Бубук.

– Господин, там пришел Евер Сати.

– И что я скажу ему? Скажу, что оба мы потерпели крах? Ладно, пусть войдет.

Вошел тот, кто пьяный сидел, свесив ноги в канаву. Сейчас он протрезвел, лицо посветлело, и я понял – он мужчина в расцвете сил, лет ему даже меньше тридцати, и плечи у него широкие, не то что у Амалека Бади, и волосы густые, темные, торчащие из-под нарядной синей повязки.

– Привет тебе, наставник, – произнес он кланяясь.

– Подай господину стул, – приказал мне хозяин. – Я рад тебе, Евер. Клянусь ветром Энлиля, рад. Ты единственный в этом приюте умалишенных, кто хочет делать расчеты, а не игрушку для бездельников с тридцатого яруса.

– Я хочу уйти из Другой Башни, наставник. Тут мне делать нечего. Я прямо тебе об этом говорю. Ты меня поймешь.

– Я тебя понял. Я бы и сам ушел, только некуда. А ты куда?

– Не знаю. Я хочу съездить в город, поговорить с одним умным жрецом. Я бы мог неплохо устроиться при храме счетоводом. Дело несложное, с числами я в ладах. И забыть счетное устройство Самариаха, как дурной сон, навеянный демонами.

– Это ты хорошо придумал. Жаль, что устройство останется в дурных руках.

– Самому жаль. Ведь я – я, а не они! – всё подгонял, табличку к табличке, всё выверял, заставлял соединяться и разъединяться. А они пришли на готовое. Думаешь, они разобрали те шесть корзин? Четыре так и стоят нераскрытыми!

– Что они там делают, Евер?

– Отдыхают после вчерашнего. Ослы сегодня остались в стойлах.

Я тихонько вышел.

То, что я знал, распирало мне изнутри голову. Я должен был как можно скорее увидеться с нашими. У меня простая голова, она вмещает ровно столько, сколько нужно, чтобы жить спокойно. А сейчас в ней оказалось разом чересчур много. Я невольно стал вспоминать, как ходили к Первой Башне, как Таш рассказывала о причинах падения башен. И что же – она лгала про сорок пять, проклятое число? Ведь Другой Башне еще оставалось расти и расти до сорока пяти ярусов.

Я задумался. И в задумчивости стал рисовать пальцем по стене. Вот тридцатый ярус. Где-то на тридцать втором совершили ошибку, и Трубу, вокруг которой наращивали башню, повело в сторону. Тридцать третий ярус, тридцать пятый… когда же этот крен станет настолько явным, что верхушка Другой Башни полетит вниз?

– Сорок пять! – произнес в голове какой-то зловредный демон.

– Сорок пять, всё верно, – согласился я. – Она не солгала!

И тут же я подумал – Гамиду будет приятно узнать, что Таш сказала правду, даже если это связано с гибелью Другой Башни.

Женщина Фош позвала меня. Она хотела, чтобы я подождал в норе тачку зеленщика, который неторопливо странствовал между пятым и девятым ярусами. Еще она спросила меня, скоро ли на моей тунике вырастет репа. Я не понял, и она объяснила, что слой грязи на тунике скоро станет плодородным, и зеленые полоски слились с белым полем. А давно ли я ее в последний раз стирал? Получалось, что давно. А ведь она дорогая, стоила целых семь «ног»!

– Наденьте с Абдадом старые туники, а эти я замочу в растворе мыльного корня, – сказала она. – Пусть отмокнут, а вечером вы сами понесете их на пруд, потрете песком и прополощете.

Я подумал, что если жениться на Лиш, то не будет у меня такой заботы, как чистота туники. Жену надо брать из харчевни, где ей приходилось и стряпать, и стирать, и бить по рукам тех, кто обнаглел, и считать, и улаживать ссоры.

Евер весь остаток дня просидел у хозяина. Они немного выпили, и хозяин велел Абдаду проводить гостя вниз. Сам он после беседы повеселел, и видно было, что какая-то занятная мысль не дает ему покоя. Он подходил к стене, рисовал мелом линии и стирал их, посмеивался, и по его виду трудно было догадаться, что совсем недавно он оплакивал гибель Другой Башни.

– Арбук, ты пойдешь к погонщикам ослов и договоришься с ними. Через три дня я хочу поехать в город. Верхом, а не в повозке! Ты и Бубук поедете со мной. Фош! Приготовь нам всё в дорогу! – приказал он. И потом потребовал ужин.

Про нас с Абдадом он не сказал ничего, и я забеспокоился, что опять несколько дней ничего не заработаю, но он обо всем подумал. Нам вместе с Бурче следовало после его отъезда забирать возле печи обожженные таблички, нанизывать их на веревочки и в корзинах таскать на десятый ярус, где их заберут разносчики.

– Вы получите по три «ноги» в день, – сказал он. – Да еще все сплетни узнаете. Они там еще не наняли работников, и ваша помощь будет кстати.

После ужина я побежал к нашим. Нельзя слишком долго держать в голове такие важные новости – они рвутся наружу, как дикие ослы из загона.

Услышав, что Другая Башня должна рухнуть, Тахмад первым делом спросил, когда это случится.

– Ведь она может рухнуть нам на головы, и мы должны в это время держаться от нее подальше, – рассудил он.

– Откуда же Вагад может это знать? – удивился Левад. – Он только слышал, что Труба с какого-то из верхних ярусов наращивается с перекосом.

– Если мы уцелеем, то останемся без работы, – сказал Абад.

– А может, наоборот, работы прибавится, если захотят починить Другую Башню, – возразил Левад.

– Не слыхал я что-то, чтобы башни чинили, – мрачно заметил Гамид. – Но у нас договор на десять лет. Пусть Зубастый думает, чем нас занять после падения башни. Он этот договор придумал, он его пусть и выполняет.

– А разве сказано в договоре, что он должен давать нам работу? Помните, мальчишка читал, что мы обязаны работать на Зубастого десять лет. А о том, что он обязан давать нам работу, по-моему, не сказано ничего! – воскликнул Гугуд.

– Этого еще не хватало! – расстроился Тахмад. – Нас опять обманули.

– На то и создали боги доверчивых, чтобы их все обманывали, – утешил его Гамид. – Но, знаешь, я слыхал, что даже боги не могут создать ничего бесконечного. Всё рано или поздно рушится, как Первая Башня, иссякает и забывается, а другое появляется и вырастает. Я думаю, когда-нибудь время обманов кончится.

– Мы до этого не доживем, – сказал я.

– Доживем, – возразил Абад и стукнул кулаком по скамейке.

Мы сговорились, что никому пока не скажем об угрозе для башни. Ведь Зубастый может вспомнить, что он уже немолод, распустить нас, купить себе хороший загородный дом и уехать туда, чтобы в старости наслаждаться покоем. А мы, связанные договором, куда денемся? Мое положение тоже не самое лучшее – хозяин стар, и если он помрет, носильщики ему уже не понадобятся. Так что нужно трудиться, но внимательно ко всему прислушиваться, на всё обращать внимание и не пропустить знак, который подадут нам боги, чтобы мы смогли улучшить наше положение.

И мы трудились, а башня росла. По вечерам мы уходили подальше, смотрели на нее и гадали, в какую сторону получается перекос. Я и Лиш откладывали деньги на свадьбу. Тахмад сказал, что подарком для нас будет большой котел – всё равно продать его не удается, а если Лиш захочет открыть свое дело, то начало уже положено. Узнав про это, Лиш обозвала Тахмада всякими заковыристыми словами, которые я услышал впервые. Так я узнал, что ее отец служил на большом речном судне, и в доме часто бывали его приятели.

Мой хозяин дважды ездил в город и в первый раз вернулся недовольным, во второй – довольным, привез цветные мелки и заперся в спальне. Женщина Фош хотела его покормить, а он приказал ей встать у ослиного загона и задрать подол – может, найдется милосердный осел и разрушит ее девственность. Тогда она обозвала его старым, выжившим из ума, переполненным червями верблюдом и скормила нам четверым отличную жареную рыбу, чтобы не дать ей остыть. В это время Бурче бегал к печи за обожженными табличками, и ему не досталось.

Вечером, когда я, опять не получив за труд ни бляшки, а только дневное пропитание, собрался спускаться вниз, хозяин позвал меня.

– Иди сюда, осленочек мой, – сказал он. – Ты сущее дитя. Надо оценивать вещи по их качествам, а не по стоимости. Иди, взгляни! Как тебе это?

Я вошел в спальню и увидел на стене чудо!

– Как ты проник в мою голову, господин? – спросил я. – Как ты вынул из нее ту башню, которая там была, только очень маленькая, и как ты нарисовал ее – с огромной, во весь рост, дверью, и со светлой норой, и с причудливыми окнами, и с венцом сверху, и с широкими лестницами посередине, которые перекрещиваются и расходятся? Как ты это сделал, господин?!

– Это моя последняя башня, осленок. Она и будет самой лучшей. Она останется стоять после моей смерти, которая уже скоро, – я видел во сне Эрру и Гештинанну. А бог чумы просто так не является. И Гештинанна показала мне то место в списке мертвых, где должно быть мое имя. Но башню я построю, и по самым точным расчетам.

– Как бы я хотел строить эту башню, господин! – воскликнул я.

– И для тебя там дело найдется, осленок. Если ты начнешь с самого начала, то к тому дню, когда станут возводить пятый ярус, ты уже будешь помощником подрядчика. Ведь в каждой башне начальниками становятся те, кто был на строительстве с первого дня. Потом приходят новые люди и становятся работниками, а эти – подрядчиками. Смотри, какая красавица! И мы будем строить ее правильно – сначала точные расчеты. Первым делом возведем помещение для счетного устройства Самариаха – оно будет в просторных комнатах, а не в кое-как приспособленных, и крестовину поставим не в Трубе, а снаружи. Ладно, ступай, не твоя это забота. Вот тебе «нога», выпей пива за Новую Башню. Погоди! Вот табличка. За пекарней есть дом, где живут женщины стражников, там в пристройке сидит хромой человек, плетет корзины. Отдай ему вот эту табличку. Зовут его Элиав.

– Да, господин.

При выходе я столкнулся с Евером, который нес хозяину очередную корзину табличек. В последнее время хозяин совсем загонял бедного Бурче – он только и знал, что бегать к печи и обратно. В хранилище уже не осталось свободного места, и три корзины с табличками стояли на кухне, две – в спальне. Мне казалось, что их количество увеличилось в десять раз. Евер то приносил таблички, то уносил, Бурче только приносил свеженькие, и я боялся, что скоро мы будем проползать между корзинами, как змеи. А если Элиав, получив заказ от хозяина, сплетет новые, то нам придется ходить по стенам, как жукам и паукам.

Евер прибегал в самое неожиданное время, иногда днем, иногда ночью, несколько раз оставался с хозяином до рассвета, но чаще врывался с корзиной и сразу же удирал. Я не успел спуститься до третьего яруса, как он нагнал меня и влетел в ту дверь, закрыв ее почти бесшумно.

Я же нашел корзинщика Элиава и отдал ему табличку.

– Когда приходить за готовыми корзинами? – спросил я, убедившись, что он прочитал знаки.

– Передай своему господину, что я сам найму осла и приеду к нему, – сказал Элиав. И посмотрел на меня, прищурившись, – так, как будто оценивал мои руки и плечи.

Тогда я отправился к нашим.

– Сегодня я угощаю пивом, – сказал я.

– А какой повод? – спросили они.

– Повод? Я увидел то, что было в моей голове, на стене.

– Его нужно отвести к лекарю, – сразу решил Левад.

– Нет, лекарь не поможет. Если внутренности человеческой головы размазаны по стене, значит, душа уже в подземном царстве, – возразил Гамид. – Помните, что было, когда тащили канатом камень и упустили канат?

– Но внутренности этой головы еще на месте, – Абад для надежности пощупал мне лоб и уши.

– Нет, вы не поняли. Мой хозяин наконец нарисовал на стене лучшую в мире башню – ту, которую я видел во сне, очень красивую. И он дал нам «ногу», чтобы мы выпили пива за нее.

– Он показал тебе башню? – удивился Гугуд.

– Да, и объяснил кое-что важное. Оказывается, наши подрядчики стали подрядчиками потому, что были на строительстве Другой Башни с самого начала. Они сами носили корзины и гоняли тачки, а когда пришли новые люди – их уже сделали надзирателями, а потом они стали подрядчиками. Вот почему Зубастый знает, как сделать, чтобы недогруженная тачка выглядела полной!

– Хорошо, если бы Зубастый нанялся строить Новую Башню и взял нас с собой… – мечтательно сказал Тахмад.

– А что, твой хозяин уже твердо знает, что будет строить Новую Башню? – спросил Гамид.

– Я его не спрашивал. Но он очень хочет.

– Для такого дела нужно сразу много денег, Вагад.

– Может быть, он для того и ездил в Вавилон, чтобы раздобыть денег.

Я сам не понял, как у меня выскочили эти слова. Просто хотелось показать всем, что у меня хозяин не простой, а умеющий добывать большие деньги.

– Да, в Другой Башне мы подрядчиками не станем, – сказал Гугуд. – Другие станут, а мы так и будем гонять тачки, пока строители не доберутся до сорок пятого яруса и люди не разбегутся.

– А может, и нет, – загадочно сказал Гамид.

После этого у нас появилась игра. Мы, собравшись по вечерам, мечтали о Новой Башне и о том, как выкупим у Зубастого договоры. Однажды Тахмад спросил его, возможно ли это.

– Разве вам плохо живется? – спросил Зубастый. – Вы вспоминаете о договорах только потому, что вам нечем занять по вечерам свои головы. Но имейте в виду, у меня их больше нет.

– Где они, господин?

– Они в большом хранилище, куда все подрядчики сдают свои таблички. Попасть в хранилище непросто – оно на втором и на третьем ярусах. Представляете, какое оно огромное? Если бы вы захотели найти там таблички с договорами, пришлось бы платить большие деньги хранителям.

Тахмад передал нам этот разговор. И нам стало грустно.

Несколько дней спустя хозяин позвал к себе Абдада. Они говорили, закрыв двери, и Абдад вышел с таким видом, будто его поставили главным жрецом большого храма Мардука. Он нес мешочек и держал его так, будто внутри дорогая стеклянная посудина. Хозяин выглянул вслед и прикрикнул, чтобы он поторапливался. Абдад выбежал в нору и пошел скорым шагом, неся мешочек перед собой на вытянутой руке.

– Если он помнет глину, я выкину его в окно, – сказал хозяин, и я понял, что там такое: необожженная табличка. Выходит, он послал кому-то письмо, очень срочное письмо, так что некогда было обжигать… или же такое, которое при опасности можно сразу смять в ком!

Потом Абдад вернулся, точно так же неся мешочек, и я понял: там ответ! И тоже на сырой глине!

Хозяин прочитал и засмеялся.

– Еще один, еще один! – произнес он. – Я сумею тебя уговорить, птенчик, воробушек, гусеночек!

Вскоре хозяин позвал меня к себе.

– Послушай, осленочек мой, если бы я начал строить Новую Башню, вот эту, ты со своими братьями пошел бы ко мне работать?

– Да, господин! – воскликнул я. – Но мы не можем! У нас договор с Зубастым на десять лет. Мои братья приложили к нему печати. И Зубастый отдал этот договор в большое хранилище.

– Он вам так сказал?

– Да, господин.

– А если я найду ваши таблички с договорами и отдам вам?

– Мы их сломаем и разотрем в пыль, господин.

– Другого ответа я не ждал. Ты правильно мыслишь, осленочек. Передай братьям, что эту заботу я беру на себя. Люди, которых я попрошу, вынесут таблички из хранилища.

Радость наша была огромна.

– Он умный и щедрый, – сказал я. – Он возьмет нас в Новую Башню, которую мы построим с самого основания!

– Скажи своему господину, что я – пыль под его подошвами! – воскликнул Гамид.

– Это невозможно, – сказал, одумавшись, Тахмад. – Все-таки мы дали слово…

– Ну что ты болтаешь! Разве мы знали, под каким враньем ставим печати? – напустился на него Гамид. – Оставайся, если ты совсем уж деревенский дурень! А мы пойдем за господином Осейфом! И в Новой Башне станем большими людьми! Пойдем, братья?

– Пойдем! – закричали мы. – Эй, эй, Субат-Телль!

– Субат-Телль, если не перестанете орать, придем и отведем в яму! – отозвались из темноты стражники.

А потом я встретил у харчевни Лиш. Ее сменщица заболела, и ей пришлось работать за двоих. Она устала, и спина у нее болела.

– Ничего, скоро я заберу тебя отсюда, – шептал я ей, обнимая. – Мы построим Новую Башню и станем там большими людьми. И у тебя, и у Реш будут служанки. Ты будешь приказывать: подайте мне мясо с гранатовой подливкой, подайте мне пирожки! Ты будешь спать, сколько захочется, и лежать днем в тени, и купаться, когда пожелаешь, и у тебя будет столик с притираниями и благовониями…

– Но сперва нам придется много работать, и я подурнею, и мое тело станет сухим и жилистым, и ты перестанешь меня любить, – отвечала она.

– Как я могу не любить тебя? Ведь ты моя жена, – говорил я.

– Но сперва – обряд, – отвечала она.

Мы чувствовали близость перемен. Мы не тратили деньги на мясную похлебку, а покупали то, что понадобится в Новой Башне, – запасные сандалии для работы, теплые накидки, миски и кувшины.

– Вот и пригодится ваш котел, и мешок ячменя тоже пригодится, – сказала Лиш. – Когда это будет?

– Когда скажет господин Осейф.

Я ждал от него всего одного слова «завтра», чтобы мчаться к своим и передать это слово.

Но всё оказалось не так просто.

Вечером, когда все отдыхали и нора была уже пуста, по лестнице поднялся к нам тот мужчина, любовник Таш.

– Привет тебе, наставник, – сказал он. – Прости, что так поздно. Дела, дела… Хочу поговорить с тобой.

– Приходи завтра, Авенир, – ответил ему хозяин.

– Завтра может быть уже поздно. Нам есть что обсудить. Я хочу помочь тебе.

Этот разговор они вели в комнате, где хозяин обычно работал с Арбуком и Бубуком.

– Я не нуждаюсь в помощи.

– Боюсь, что ты ошибаешься. Предложи мне сесть. Разговор, возможно, будет долгим.

– Вагад, принеси из спальни стул, – распорядился хозяин.

– Ты живешь небогато – может, всё дело в этом? – задумчиво спросил гость. – Твой носильщик прислуживает в комнатах. Что же ты молчал? Я думал, скромная жизнь тебе по нраву.

– У меня есть всё необходимое, Авенир, – отрубил хозяин. – И много ли нужно в мои годы?

– Много, наставник, много.

Этот мужчина улыбался, но мне его улыбка не нравилась. Хотя сам он имел очень достойный облик, невзирая на пожилой возраст. Обычно мужчины старше сорока отращивают живот, а некоторые и зад, и пухлую грудь, и толстую шею. Этот же был бодр и строен. К тому же я видел, как он держится в седле, как командует и как дерется. Вот только снисходительная улыбка – словно бы он приготовил неприятность хозяину и сейчас предастся злорадству…