Текст книги "Скажи нам правду"

Глава семнадцатая

Дафна, занятая подготовкой праздника в честь Мигеля, предложила мне доехать до Бойл-Хайтс на метро.

Система метро Лос-Анджелеса была для меня чем-то сродни летающим машинам – фантазия, которая никогда не реализуется. Но метро существовало, оно лишь не обслуживало знакомый мир Вестсайда, поэтому никто на нем не ездил, как и на автобусе.

Я попросил Леонарда подбросить меня до станции Ред-Лайн на Вермонт-авеню. Идти туда от дома было слишком далеко – еще дальше, чем до «Второго шанса».

– А что будет на конечной станции? – спросил он.

– Девушка, – улыбнулся я.

– Это я понял.

– Правда?

– Зачем еще субботним утром парень надевает свою лучшую рубашку?

– Честно говоря, это моя единственная рубашка.

– В день, когда я встретил твою мать, на мне была водолазка.

– Хорошо, что она никогда не следила за модой.

Леонард засмеялся:

– Твоя мать не была похожа ни на одну женщину, с которыми я прежде встречался, и вдобавок у нее был непослушный маленький сын. Но вот дела! Я был от нее без ума. – Леонард подъехал к тротуару и посмотрел на вход в метро: – Мне всегда хотелось на нем прокатиться.

– И что тебя останавливает? – усмехнулся я.

Леонард пожал плечами:

– Жизнь, полагаю.

– Если бы я мог водить, я бы тоже не пользовался метро.

– И что тебя останавливает от получения прав?

– Жизнь, полагаю.

Леонард вытащил кошелек и протянул мне двадцать долларов. Я попытался было отказаться, но отчим сунул деньги в мою ладонь и сжал руку:

– Веселись, малыш. Позвони, если что-то понадобится.

На Юнион-Стейшн я пересел с красного поезда на золотой и вышел на Мариачи-Плаза, где ждала меня Дафна, чтобы отвезти в парк. С платформы я шагнул на эскалатор, держа в руке подарок Мигелю.

В этом мне понадобилась помощь Натали. Хотя я знал, что восьмилетняя девочка и десятилетний мальчик – это практически разные виды, Натали была очень наблюдательной, и я решил, что она может знать, чем в наше время интересуются мальчики.

– Я знаю, что он любит «Майнкрафт».

– У, «Майнкрафт»! Это скучно.

– Так что ему подарить?

– Может, домашнее животное?

– Это будет слишком.

– Маленькое животное. Ящерицу или рыбку. Все любят питомцев.

– Нет, Натали, вряд ли. Что еще любят все, но при этом оно не требует ухода?

– Фломастеры.

– Фломастеры?

– Да. Все любят хорошие фломастеры. Особенно наборы с разными цветами и кончиками разных размеров.

Я купил Мигелю фломастеры, блокнот для рисования и всю поездку к Мариачи-Плаза беспокоился, что выбрал неподходящий подарок, потому что проще было тревожиться о фломастерах, чем о том, что я не понравлюсь огромной семье Дафны.

Из недр станции я вышел на солнечный свет, который проникал сквозь стеклянные цветные панели в форме ромбов над моей головой. Я взглянул вверх. Панели образовывали крыло орла или, быть может, ангела, простертого над городом, – прекрасная архитектурная деталь.

Прямо перед собой я увидел Дафну, купавшуюся в разноцветном свете. Она улыбнулась, и я подумал:

ЭТО: Дафна в радуге.

ЗДЕСЬ: я вижу счастье.

СЕГОДНЯ: я ее поцелую.

Девушка посмотрела на подарок:

– Что там у тебя?

– Подарок для Мигеля.

– Об этом говорит оберточная бумага с шариками.

– Фломастеры. И бумага. Неплохие фломастеры. И неплохая бумага.

Дафна кивнула:

– Хороший выбор.

– Пытаешься меня подбодрить?

– Нет. Мигелю понравится. Он любит рисовать комиксы.

– Уф!

Держась за руки, мы шли от площади к машине Дафны, и узел в моем животе затягивался все сильнее.

– Ты нервничаешь.

– Это так заметно?

– Держать твою руку – это как держать угря.

Я отнял руку и вытер ладонь о джинсы.

– Ты часто держишь угрей?

– Только нервных.

Мы подошли к машине, и Дафна открыла дверцу. Пришлось опустить окна – внутри было не меньше ста градусов.

– На всякий случай предупрежу… я никому не говорила, что ты будешь.

– Почему?

– Мне кажется, проще прийти с тобой, чем пытаться объяснять заранее.

– Наверное.

Я чуть высунул голову наружу и подставил лицо горячему воздуху. Дафна была хорошим водителем, насколько об этом может судить тот, кто вообще не водит. Я начал немного расслабляться и откинулся на спинку сиденья. Мы стояли на светофоре, и я всматривался в профиль Дафны, профиль девушки, в которую влюблялся. Я любовался ее светящейся кожей и большими темными глазами. Ее густыми, пышными волосами. Когда мы чуть резко повернули вправо, я протянул руку, чтобы их коснуться, и у меня перед глазами качнулась фигурка, свисавшая с зеркала заднего вида. Я поймал ее и повернул к себе.

Святой Иуда.

Покровитель безнадежных дел.

– О боже! – Я повернулся и посмотрел на заднее сиденье, изогнувшись, чтобы увидеть крыло. Вновь высунул голову из машины, проверяя ее цвет. Темно-зеленая.

– В чем дело?

– Это твоя машина?

– Моей мамы. А что?

Я вновь схватил святого. Дафна проехала еще один квартал и остановилась. Я выскочил и обежал машину: на бампере была наклейка радиостанции, которую я никогда не слушал. Мне уже не надо было проверять, разбит ли левый бампер, – я знал, что это машина Хуаны. Машина, которую я не замечал, потому что никогда не задумывался о жизни Хуаны за пределами дома Пенни.

Я никогда не думал, что у Хуаны может быть семья, дочь, которая с понедельника по пятницу нежно заботится о своих братьях и сестрах, чтобы ее мать могла исполнять все желания Пенни Броквэй.

– Да что происходит?

Дафна смотрела, как я бегаю вокруг машины, пребывая, вероятно, в таком же замешательстве, как и я, когда смотрел на Пенни, сказавшую мне посреди озера: «Я так больше не могу».

Теперь я мог повторить то же самое.

Я мог сказать Дафне: «Я так больше не могу». Я мог уйти. Забыть ее, забыть все, забыть этот хаос… Если сейчас я вернусь домой, Дафна придет на праздник расстроенная, Хуана спросит, что случилось, и девушка расскажет о парне по имени Ривер, о том, как он ее огорчил, оказавшись очередным плохим выбором.

Ривер, парень с незабываемым именем.

«Ты хороший мальчик, Ривер. У тебя доброе сердце. Я это знаю».

Каковы были шансы в городе с четырьмя миллионами жителей? Каковы были эти проклятые шансы?

Мои мысли пришли в смятение.

Дафна медленно двинулась в сторону бейсбольной площадки. Шарики. Полиэтиленовые скатерти. Праздничные колпаки. Пиньята, висящая на ветке. Я почувствовал запах готовящегося барбекю.

– Дафна, погоди.

Я догнал девушку у ограды.

Она пристально смотрела на меня, теряя остатки терпения.

– Я должен тебе кое-что сказать… Я тебя люблю. Понимаешь? Я правда тебя люблю, Дафна. – Она улыбнулась, едва не выбив почву у меня из-под ног. – Но есть кое-что, что я должен тебе рассказать. Это… это очень странно и практически невероятно, и я не знаю, как…

– Ривер?

Мне не надо было оборачиваться, чтобы понять, кто это говорит. Я знал этот голос. Почти два года я слышал, как он произносит мое имя.

Дафна посмотрела мне через плечо:

– Мама?

– Дафна? Ривер? – Голос приближался.

Я все еще не поворачивался к Хуане. Я взял Дафну за руку:

– Об этом я и пытался тебе сказать. О твоей маме. Я только что понял, что знаю твою маму. Это безумие, но…

– Ривер?

Я повернулся.

Хуана смотрела на меня, остановившись по ту сторону сеточной ограды.

– Ривер, что ты тут делаешь?

Дафна отпустила мою руку и переводила взгляд с меня на свою мать:

– Я не понимаю…

– Ривер, почему ты здесь? Пенелопы тут нет. А ты почему здесь?

– Пенелопы? При чем тут Пенелопа?.. – Дафна замолчала. – О боже! О боже мой!

Я не мог произнести ничего связного, поэтому стоял молча, а они обе смотрели на меня.

– Ривер. Тебе здесь не место. Зачем ты пришел? – спросила Хуана.

– Мама, Ривер вроде как мой приятель, – возразила ей дочь.

– Нет, Ривер – приятель Пенелопы, – стояла на своем Хуана. – Но Пенелопе он больше не нравится. А Ривер продолжает ходить к ее дому, хотя миссис Броквэй говорит, что внутрь его пускать нельзя.

– Ты все еще приходишь к ее дому? – Дафна растерянно посмотрела на меня.

– Я… я… я туда больше не хожу, – пробормотал я.

– Ты приходил два дня назад. – Хуана была непреклонна.

– Черт! – Я знал, что Хуана ненавидела ругательства и всегда выговаривала Пенни и Бену, если те сквернословили. – Извините. Я хочу сказать…

– Думаю, тебе лучше уйти, – решительно сказала Дафна.

– Нет, подожди. – Я не знал, что делать. – Дай мне все объяснить… я не знал…

– Ты не знал что?

– Я не знал, что ты дочь Хуаны. Клянусь.

– Подожди… ты поэтому начал ходить во «Второй шанс»? Думал, что, познакомившись со мной, сможешь быть ближе к ней?

– Ривер ходит на твои встречи? – удивилась Хуана. – Ривер, у тебя тоже проблемы из-за воровства?

– Нет, мама. У Ривера зависимость от марихуаны.

– Это плохо. Миссис Броквэй говорила, что с тобой что-то не так, но я не знала, что это наркотики.

– О господи!

По мнению Хуаны это было не лучше, чем сказать слово «дерьмо». Я знал, но не мог себя остановить.

Я шагнул к Дафне:

– Я вовсе не наркоман. Я притворялся, потому что мне очень нравились эти встречи и нравилась ты.

Девушка смотрела на меня как на незнакомца или даже хуже, поскольку у нее не было причин ненавидеть незнакомого человека.

– Ты должен уйти, – сказала она.

– Но…

– Живо!

Я протянул ей подарок:

– Прошу, возьми это для Мигеля.

Девушка оттолкнула мою руку:

– Видеть тебя больше не хочу.

Она развернулась и пошла прочь, к воротам в парк.

Хуана все еще стояла по ту сторону ограды, но я чувствовал ее гнев, будто между нами не было никаких препятствий.

– Иди домой, Ривер, – мрачно сказала она. – Не приходи сюда. Не приходи к Пенелопе. Просто держись подальше. Ты меня понял?

Глава восемнадцатая

Нет нужды говорить, что тем вечером я не пошел во «Второй шанс». Я остался дома, меня лихорадило от стыда и раскаяния. Я хотел, я жаждал пойти во «Второй шанс», потому что, как выяснилось, встречи были мне нужны. Нужны больше, чем суп, который сварила мама, чтобы побороть мою мнимую болезнь, или нарисованная открытка Натали, просунутая мне под дверь: «Поправляйся, Ривер Дин /Маркс. Люблю тебя, твоя сестра».

Да, мне хотелось видеть Дафну, хотелось исправить ту невероятную путаницу, которую я создал, хотелось исправить все, что между нами произошло, но также я хотел оказаться в одной комнате с ребятами из группы и рассказать им о главной трудности этой недели, случившейся чуть раньше этим днем, сказать так, чтобы услышали все: «Я ПОЛНЫЙ НЕУДАЧНИК», и увидеть жесты, говорящие: «Я связываю твои слова с чем-то истинным внутри тебя».

В дверь постучала мама:

– У тебя все в порядке, дорогой?

– Да, – прохрипел я.

Она открыла дверь:

– Почему ты не в постели?

Я сидел за столом перед компьютером. Весь последний час я просто смотрел на экран, не чувствуя, что в мире есть хоть одно виртуальное место, где меня ждут.

– Тебе надо отдохнуть. Мало таких болезней, которые не может вылечить или хотя бы облегчить хороший ночной сон.

Я кивнул.

– Ложитесь в постель, мистер.

– Ладно. Слушай, мам.

– Да?

– Помнишь, когда Натали была младенцем, мы по субботам смотрели фильмы?

– Конечно помню.

– Почему мы больше так не делаем?

Мама положила руку мне на лоб, решив, что у меня поднялась температура.

– Потому что ты вырос и у тебя другие любимые занятия.

– Давай сходим вместе в кино. В следующие выходные. Хорошо?

– Хорошо. Я даже позволю тебе заранее выбрать фильм.

Мама поцеловала меня в макушку и закрыла за собой дверь. Я посмотрел на телефон. От Дафны ничего. Я написал ей лишь однажды, с платформы Мариачи-Плаза.

Я. Извини. Я могу объяснить. Я хочу все тебе рассказать.

Она.

Я не мог написать в сообщении, что, хотя с самой первой минуты врал практически обо всем, я действительно не знал, что она дочь Хуаны, и не лгал, говоря, что люблю ее.

На моем рабочем столе был снимок татуировки Дафны, и я, как никогда, хотел, чтобы мы действительно встретились в Интернете благодаря нашему интересу к фотографиям татуировок. Простая, ничем не осложненная история.

И я хотел, чтобы у меня нашлось время, пусть несколько минут, чтобы однажды вечером на кухне у Пенни, когда Хуана будет жарить свою знаменитую картошку, попросить у нее: «Расскажи мне о своей жизни. Кто ты, когда не готовишь на кухне Броквэев?» За два года знакомства мы говорили о еде и готовке. Мы говорили об испанском, если я делал у Пенни свою домашнюю работу. Я знал, что Хуана терпеть не могла фильмы, которые нравились Пенни, и закатывала глаза, когда та не видела. Я знал, что Хуана умеет шить, поскольку однажды она подшила подол платья прямо на Пенни, и хорошо управляется с электроникой. Я ей нравился, она расспрашивала меня о родителях и сестре, но я никогда не задавал ей никаких вопросов.

Пенни была права. Я не размышлял. Я никогда не думал о жизни Хуаны за пределами этого огромного дома. Ни разу. За это Дафна вполне могла меня не простить, и я знал, что сам никогда не прощу себя за это.

Я открыл пустой документ. Может, написать Дафне письмо? Постараться все объяснить, описать человека, которым я был, человека, которым пытался быть, и то, что она для меня значит. Несколько минут я смотрел на белый лист, а потом нажал на красный квадратик и закрыл страницу.

Я зашел на нетакпростослезтьстравки. У безымянного наркомана из безымянного штата появилась безымянная девушка. Он встретил человека, который принял его, завязавшего с пагубной страстью, настоящего, честного, и его жизнь наконец начала складываться; после стольких ошибок он жил правильно. Я обнаружил его, когда искал историю, которую можно украсть, искал того, чьи проблемы завели его в тупик, а теперь… теперь мы поменялись ролями.

Последние записи безымянного парня только ухудшили мое настроение; я сидел, жалкий и озлобленный, завидуя его везению. Может, это и означало взаимосвязанность людей в цифровую эпоху?

Воскресенье ничего не изменило. Печальный, я оставался в своей комнате, жалея себя. Я не звонил и не писал друзьям. Я не ездил на автобусе к пляжу.

Я оставался в постели и смотрел в телефон.

Ничего.

В понедельник Уилл отвез меня из школы домой. Мэгги сидела на переднем сиденье, положив руку ему на колено.

– Выглядишь ты неважно, – сказал Уилл.

– Да, Ривер. Ты кажешься… – Мэгги наклонила голову, – измотанным.

Я сослался на мнимую болезнь и для виду покашлял. Уилл и Мэгги закрыли лица ладонями.

– Ложись в постель. Тебе надо отдохнуть.

Я вошел в дом, положил рюкзак и почувствовал: что-то не так. В доме не должно было никого быть, но кто-то здесь все же находился. Я это ощущал. Может, дело было в недавно выпитой чашке кофе или только что выключенном стерео.

– Эй? – позвал я.

Тишина.

– Есть кто-нибудь?

Я прошел в кухню, потом в гостиную, мимо комнаты Натали – ее дверь была открыта, кровать идеально убрана, поскольку Натали была аккуратисткой, – и добрался до своей комнаты. На моей кровати сидела мама, закрыв лицо руками.

Все ящики и шкафы были открыты, в них явно рылись; на столе – разбросанная бумага.

– Какого черта? – заорал я.

– Не смей на меня ругаться, Ривер Энтони Дин. Не смей даже рта раскрывать. И не стой здесь… – мама начала плакать, – с таким возмущенным лицом. Я уважала твою личную жизнь и давала тебе множество поблажек, потому что… доверяла. Я тебе доверяла.

– Мама? Что происходит? – Я ничего не понимал.

Она разрыдалась еще сильнее:

– Я доверяла тебе, Ривер. Но виновата тут я. Я пыталась быть хорошей матерью и, кажется, все проморгала.

Входная дверь открылась.

– Я дома, – сообщил Леонард. Через секунду он стоял за моей спиной в коридоре, все еще с поясом для инструментов. – Приехал, как только смог.

– Кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? – спросил я.

Леонард вошел в комнату и сел рядом с мамой на кровать. Покопался в кармане, достал скомканный платок и протянул ей. Потом посмотрел на меня своими добрыми глазами с морщинками по углам:

– Твоей маме звонила Сандра Броквэй.

– Я была на работе, – добавила мама, вытирая нос ужасным платком Леонарда, – сидела за столом…

– Она позвонила, потому что тревожится за тебя, Ривер.

– Миссис Броквэй? Тревожится? Это смешно – она же меня ненавидит.

– До нее дошла информация… что у тебя проблемы с наркотиками.

Я не смог сдержаться и начал хохотать.

– Это не смешно, Ривер, – всхлипнула мама. – Совершенно не смешно.

– Еще как смешно!

Мама посмотрела на Леонарда: СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ.

– Слушай, приятель, – сказал отчим с теми интонациями, которые означают приглашение к мужскому разговору. – Мы тебя любим. Это очень важно. И мы хотим тебе помочь.

– Мне не нужна помощь.

– Ты ходишь на встречи, и это начало… – продолжила мама.

– Я все могу объяснить. – Как же я устал повторять эту фразу!

– Мне надо было предвидеть осложнения, хотя ты всегда выглядел таким адаптированным, ответственным. Но я знала, тебе приходится непросто из-за твоего мудака-отца…

– Мама!

Моя мама никогда не ругалась и не употребляла бранных слов.

– Прости, Ривер, но я злюсь. Не на тебя – на жизнь, с которой тебе приходится иметь дело.

– Мам… погоди, пожалуйста.

Я снова начал смеяться, и она гневно воззрилась на меня.

Леонард взял ее за руку.

Я подкатил к себе стул и сел лицом к ним:

– У меня нет зависимости от марихуаны.

– Но Сандра сказала…

– Я знаю, что сказала Сандра Броквэй. Она сказала, что я хожу на встречи группы поддержки для подростков, борющихся с какой-либо зависимостью.

– А ты не ходишь?

– Хожу, но не потому, что испытываю зависимость от марихуаны.

– А от чего тогда ты зависишь? – Мама испугалась еще сильнее. Прямо-таки ударилась в панику.

– Ни от чего, клянусь! Я ни от чего не завишу.

– Но почему ты туда ходишь?

Ответить на этот вопрос было так сложно, что я выбрал самое простое объяснение:

– Потому что мне нравятся эти встречи.

– Ривер! – Мама глубоко вздохнула, схватила мою подушку и стиснула ее. – Ты лжешь.

– Я не лгу!

– Нет, лжешь.

– Так, погодите, – сказал Леонард. – Давайте успокоимся.

Мама оглядела мою комнату, где все было перевернуто вверх дном:

– Я осмотрела все твои вещи. Может, это и нарушение твоего личного пространства, но однажды, когда ты станешь родителем, кто-нибудь позвонит тебе на работу и скажет, что твой сын – наркоман, и ты точно так же перевернешь всю его комнату в поисках доказательств.

– И что? – Я развел руками. – Ты же ничего не нашла.

– Это не совсем так.

Я быстро пробежался по тому, что прятал в ящиках стола. Там были презервативы, но их дал мне Леонард, так что из-за них я вряд ли попаду в неприятности, особенно если учесть, что ни один из них не покинул пачку. Больше мне не вспомнилось ничего такого.

– Я заходила в твой компьютер.

– И?

– И узнала, что когда ты не гуглишь своего отца, то читаешь сайт о зависимости от марихуаны.

– О!

– Вот ты и попался.

– Нет… я читаю этот блог, чтобы лучше понять, каково это – быть зависимым от марихуаны. Я читаю для вдохновения. Он нечто вроде моей музы. – Мама и Леонард смотрели на меня, потрясенные. – Понимаю, это звучит дико.

– Это звучит совершенно неправдоподобно.

– Да. – Я повернулся к столу. – Думаю, именно так.

– И ты никогда не курил марихуану?

На этот вопрос было только два ответа. Да и нет. Трудный ответ и легкий ответ. Правда и ложь. Для всех было бы проще, если бы я солгал, но, если я хотел все исправить, надо было говорить правду.

– Только дважды.

Последовала долгая пауза.

– Вряд ли это можно назвать зависимостью, – пробормотал Леонард.

– Если честно, она мне не особенную и понравилась. Первый раз было вроде ничего, а во второй все прошло довольно ужасно. И это было давно.

Еще одна долгая пауза.

– Ривер, даже если я поверю тебе насчет марихуаны, есть столько всего, о чем ты постоянно лгал…

– Например?

– Например о том, куда ты ходил по субботам. И о той девушке, с которой ты встречался, ее арестовывали за воровство в магазинах, а кроме того, она оказалась дочерью домработницы Пенни.

– Я не знал, что она дочь Хуаны.

– Сандра Броквэй сказала, чтобы ты держался от Пенни подальше.

– Я так и делаю.

– И чтобы от той девушки ты тоже отстал.

– Ее зовут Дафна, и это вряд ли возможно.

– Сандра Броквэй считает, что это недопустимо.

– Мне жаль, что она так считает, но это не ее чертово дело.

Мама вздохнула:

– Не знаю, что теперь и думать, Ривер.

– Может, сделаем перерыв? – Леонард всегда был очень уравновешенным. Иногда я думал, какой была бы жизнь без него, живи мы вдвоем с мамой. Он и, конечно, Натали дали нашей семье второй шанс. – Давайте на время разойдемся, ладно? Вечером, когда твоя сестра уснет, мы поговорим снова на свежую голову. И вот что, Ривер!

– Что?

– Ты расскажешь нам все. Больше никакой лжи. Никаких увиливаний. И никаких манипуляций правдой.