Текст книги "Скажи нам правду"

Глава девятнадцатая

Я начал со знака. Я спросил, случалось ли им переживать такой момент, когда Вселенная как будто шагнула им навстречу, остановила на полпути, взяла управление на себя и сказала: «Это. Здесь. Сегодня».

Мама и Леонард взглянули друг на друга и кивнули. Мне хотелось думать, что они вспомнили, как Леонард, одетый в водолазку, получил заявку на ремонт офиса и согласился, хотя работы там было меньше, чем обычно, поскольку так ему показалось правильным.

Я рассказал им, что случилось после того, как я пришел на первую встречу, и закончил встречей с Дафной и Хуаной на бейсбольном поле. Я сказал, что могу понять, почему миссис Броквэй считала, будто я сочинил какой-то безумный план по своему возвращению в жизнь Пенни, но ее догадки были невероятно далеки от истины.

– Ну и путаницу ты создал, – сказал Леонард, словно я этого не понимал.

– Ты наказан, – добавила мама.

Я сидел и кивал: у меня не было силы защищаться, я знал, что мама считает себя обязанной что-то сделать, и это было гораздо лучше, чем отправлять меня к Сандре Броквэй с объяснениями или заставлять унижаться как-то иначе.

– Я забираю у тебя телефон.

На лице Леонарда мелькнула тень недовольства, но отчитывал меня не он. Хотя он присутствовал в моей жизни уже одиннадцать лет, некоторые разговоры вела только мама.

– Хорошо. – Я протянул телефон, в последний раз взглянув на экран: вдруг Дафна мне все же написала?

Мама встала и вышла из комнаты, а Леонард ненадолго задержался.

– Ты все уладишь, Ривер. – Он провел рукой по лицу и погладил подбородок. Я его утомил. – Выход есть даже из самых запутанных ситуаций.

– Леонард… я хочу, чтобы ты знал… то, что я гуглил своего отца… я…

Отчим взял меня за плечи, притянул к себе и обнял:

– Не беспокойся, мальчик. Выход есть всегда.

На следующее утро Пенни ждала меня в раздевалке у шкафчика. Приблизившись к ней, я замедлил шаг:

– Привет, Пен!

– Ривер, это же с ума сойти.

– Да.

– Поверить не могу. Я ничего не знала. Когда ты начал принимать наркотики? Мы были еще вместе?

Я вздохнул:

– У меня нет проблем с наркотиками.

– А Дафна? С ума сойти.

– Ага.

– Значит, когда я тебя бросила, ты решил приударить за дочерью Хуаны? А если бы у меня была сестра? Ты бы попытался встречаться с ней?

То, что Пенни рискнула сравнить Дафну с сестрой, демонстрировало совершенно иной уровень ее решимости. Она видела меня с Дафной на дискотеке, но не знала, что это дочь Хуаны, поскольку за те два года, что Хуана работала на Броквэев, никто и никогда не просил ее показать фотографии членов семьи.

– А ты знала, что у Хуаны есть дети?

– Да. Я знала, что у нее несколько детей. Мы выдавали ей премии на Рождество и другие праздники. Чтобы она могла купить подарки.

– Вы прямо молодцы.

– Как ужасно, что ты пытался встречаться с ее дочерью.

– Как удобно льстить себе, когда это никак тебя не касается.

Глаза Пенни стали холодными; такой взгляд я видел всего несколько раз, когда она полагала, что я уделял слишком много внимания кому-то другому или говорил грубость. До этой самой минуты я никогда намеренно не грубил Пенни.

– Если это не имеет ко мне отношения, тогда что это вообще?

– Это имеет отношение ко мне, Пенни. Это то, чего я хочу.

– И так случилось, что ты захотел дочь Хуаны?

– Ее зовут Дафна. И я не хочу ее, она все-таки… не знаю… не вещь какая-нибудь. Я хочу как можно больше быть с ней, хочу узнать ее так, как никогда не знал тебя.

– Ты меня знал.

– Я просто хотел тебя радовать. И делал все, чтобы тебя удержать. Я был в ужасе от того, что ты можешь меня бросить. Потому что, как ты и сказала, у меня проблемы.

– Значит, ты ухаживал за дочерью Хуаны не для того, чтобы быть ближе ко мне?

– Пенни… я тебя любил. А ты разбила мне сердце. Я делал все, чтобы тебя вернуть. Все. Поэтому я постоянно приходил к тебе домой то с подарками, то с сестрой – старался, чтобы ты вспомнила, каким хорошим парнем я для тебя был. Да, я был в отчаянии, но не настолько, чтобы преследовать дочь Хуаны. И что это вообще за стратегия? Это же глупость. Верь или нет, но моя встреча с Дафной – совпадение, случайность. Это произошло в группе поддержки, куда я ходил, притворяясь наркоманом, – история длинная, и я расскажу ее как-нибудь в другой раз, – но важно то, что я ее люблю. Я любил тебя, но люблю ее. И теперь я понимаю, почему ты меня бросила, понимаю, потому что ты была права: я не тот человек, которого ты заслуживаешь. Я ни о чем не думал, просто делал все, чего ты хотела, а кому это надо? Настоящие отношения не такие. Проблема в том, что я не уверен, тот ли я человек, которого заслуживает Дафна, и это меня невероятно огорчает.

Прозвенел звонок, но мы стояли у шкафчика, глядя друг на друга. И именно сейчас – а не посреди озера, не у пристани, где я вцепился в веревку, не тогда, когда она отказалась от супа, который я принес, и не тогда, когда я видел, как Пенни танцует с Эваном Локвудом, – я почувствовал, что мои отношения с Пенни Броквэй закончились навсегда.

Из школы я должен был идти прямо домой – это являлось частью моего наказания. В тот первый день меня подвозила Мэгги, и, быть может, потому, что она видела меня в процессе всех глобальных жизненных перемен, она была тем самым другом, которому мне хотелось выложить абсолютно все. Всю жизнь Мэгги казалась мне мудрой старшей сестрой.

Я не спешил. Несколько миль мы ехали очень медленно – Мэгги не смогла бы внимательно слушать, набирая скорость. Когда мы остановились перед моим домом, я еще не начал рассказывать о том, что Дафна – дочь Хуаны. Я говорил о встречах во «Втором шансе», о том, почему соврал об аккаунте в «Инстаграм», об арестах Дафны за воровство и о своей псевдозависимости от марихуаны.

– В последний раз, когда ты курил травку, мне пришлось плеснуть тебе водой в лицо. Когда ты обдолбан, ты ужасно раздражаешь, – улыбнулась Мэгги.

– Знаю, – согласился я.

Мэгги въехала на парковку и выключила двигатель:

– Не понимаю, как тебя вообще могли принять за наркомана.

Я вздохнул:

– Они меня не знали. Я мог быть кем угодно.

– Ты мог быть кем угодно… и вот кого ты выбрал?

Мэгги открыла дверь, чтобы выйти из машины.

– Я наказан, – усмехнулся я. – Тебе ко мне нельзя.

– Что? Почему тебя наказали?

– Я как раз к этому перехожу.

Мне было важно не нарушать маминых правил (из школы сразу домой, никаких друзей, никаких телефонных звонков и сообщений), и я нашел выход, оставшись с Мэгги в машине перед домом еще на сорок пять минут. Я рассказал ей все, закончив беседой с Пенни у шкафчика.

– Это просто катастрофа. – Мэгги казалась очень расстроенной.

– А у меня нет даже зонта, – пошутил я.

Девушка вздохнула:

– Эх, Ривер…

Я знал, что последует за этим «Эх, Ривер», потому что Мэгги всегда говорила, как есть. Однажды, когда нам было по пять лет, она спросила, хотел ли бы я взять напрокат ее папу. Я ответил, что у меня уже есть папа. «У тебя нет папы», – сказала Мэгги чистую правду, и с тех пор я больше никогда не думал о своем отце, как прежде.

– …ты можешь быть такой вопиющей задницей.

– Ладно… вообще-то я не этого ожидал.

– А чего ты ожидал? Почему ты думал, что это нормально? В какой вселенной можно ходить на встречи с ребятами, у которых настоящие проблемы, притворяться наркоманом и считать, что это честно? Всем врать? Своей семье? Своим друзьям?

– Я запутался. Я пытался разобраться со своей жизнью. Найти смысл.

– Ты отлично поработал.

Я положил голову на плечо подруги. Я знал, что это смягчит Мэгги, а кроме того, мне нужно было ощутить чью-нибудь близость.

– И как ты собираешься это исправлять, Ривер?

– Не знаю. Мне кажется, цветы не улучшат ситуацию.

– Цветы никогда не улучшают ситуацию. Они вообще полная бессмыслица. И кому ты собираешься их дарить? Дафне? Разве только в ней дело? А остальные?

– Ты права. Но как мне быть? Даже не представляю.

Мэгги положила руку мне на голову и легко сжала, давая понять, что в конце концов у нас с ней все образуется. И я надеялся, что со всеми остальными тоже.

– Что тебе нужно, Ривер, так это повзрослеть.

Глава двадцатая

Проще всего было начать с очевидного. Если я хотел повзрослеть, мне надо было получить права. Я больше не мог полагаться на других. Пришло время управлять автомобилем, да и собственной жизнью тоже.

Поскольку скоро мне исполнялось восемнадцать, я мог получить временную лицензию без прохождения курсов. Леонард был настолько рад, что немедленно отвез меня за лицензией, до конца недели освободил вторую половину дня, ежедневно забирал меня из школы на своем грузовике и вез практиковаться. Это ничуть не напоминало фильмы, где отец и сын взметают пыль на грязной дороге или наматывают круги по огромной пустой парковке. Это был Лос-Анджелес. Здесь не было грязных дорог и пустых парковок.

Мы начали с нашего района и каждый день отъезжали все дальше, к концу недели добравшись до Вествуд-Вилладж, где я удачно продемонстрировал параллельную парковку, и мы отправились в магазин за весьма посредственными сэндвичами. Мы сели за столик у окна.

– Я тебе кое-что скажу, но обещай не говорить маме, – сказал Леонард.

– Хорошо, – улыбнулся я.

– Я проверяю твои сообщения.

– И?

Отчим покачал головой.

Я пожал плечами:

– Она никогда не любила сообщения. Это мне в ней нравилось. Она предпочитала разговаривать.

– Она тебе не звонила.

– Леонард, ты пытаешься меня добить, когда и так все плохо?

– Нет. – Леонард открыл банку газировки и вытянул руку. Я чокнулся с ним, ибо такова была наша традиция. – Я лишь хотел сказать, что девушка не пыталась с тобой связаться, чтобы выяснить, не игнорируешь ли ты ее.

Я отодвинул от себя сэндвич:

– Я все испортил.

– Дай ей время.

– Я думал, это судьба.

– Судьба?

– Да. Я думал, нас свела судьба. Я никогда не верил в судьбу. Звезды никогда не выстраивались в мою пользу. А потом я зашел во «Второй шанс» и встретил Дафну. Это ведь судьба?

Леонард уклончиво кивнул.

– А теперь я все испортил. Разрушил судьбу. Наплевал на нее. Или еще хуже – изменил на противоположную. Дафна больше никогда со мной не заговорит.

Отчим прожевал свой кусок.

– Знаешь, что я думаю, Рив?

– Нет.

– Что судьба здесь ни при чем. По-моему, судьба – это полная чушь. Хочешь знать настоящую силу, которая стоит за тем, что происходит в твоей жизни?

– Еще бы.

– Наследственность. То, кто твои родители, кто твои бабушки и дедушки. И ты уже сейчас сопротивляешься этой силе, потому что совершенно не похож на своего отца. Ты глубоко веришь в связь, в настоящую личностную связь. Именно это произошло между тобой и Дафной. Ты обрел связь с человеком, и тебе могло показаться, что в этом участвует потусторонняя сила, судьба, назови, как хочешь, но ты принял на себя все риски, хотя и довольно глупые, открылся ей, и именно это и делает жизнь стоящей. Такие вот связи. Так что не надо обвинять судьбу, пожимать плечами и говорить: «Все было задумано иначе». Препятствия возникают и будут возникать. Тебе надо преодолевать их, потому что если ты все оставишь на откуп судьбе, то передашь контроль выдуманной силе. А ты должен верить в собственную силу.

Несколько минут мы сидели в молчании, пока Леонард доедал свой сэндвич, и я размышлял над тем, что он сказал.

– Спасибо, Леонард. За уроки вождения, да и вообще за все.

– Если ты продолжишь меня благодарить, я не стану просить твою маму вернуть тебе телефон.

Поскольку жизнь не поспевала за технологиями, мама и Леонард, как и все остальные, говорили о «дне, когда придут письма из колледжей», но еще до их прихода я мог зайти на сайты и узнать, приглашен ли я на первый курс.

Этим днем была пятница.

Конечно, я должен был считать до нее дни, но я вел обратный отсчет: прошло 13 дней, целых 312 часов с тех пор, как я разговаривал с Дафной Варгас в последний раз. Именно ей мне хотелось позвонить и сказать, что меня приняли в четыре из пяти колледжей, от которых уже поступила информация.

Мама и Леонард ждали меня в кухне. Праздничные вафли были посыпаны сахарной пудрой. Натали перепроверила написание слова «университет» для открытки, которую планировала нарисовать позже. Все это было здорово, но свое будущее я представлял сейчас в виде четырех разных точек на карте, четырех рейсов на самолете прочь из города, в котором я только учился водить автомобиль.

Пока что у меня не было информации из колледжей Калифорнийского университета. Мама училась в Санта-Барбаре, Леонард – в Беркли. Я подал заявления в оба, а также в Калифорнийский университет Лос-Анджелеса и Сан-Диего, помимо пяти частных колледжей, откуда уже пришел ответ. Мама и Леонард не отговаривали меня от Калифорнии, но считали, что раз уж обучение оплачивает Тадеус Дин, почему бы не выбрать Восточное побережье или Чикаго?

У нас был выходной. Он назывался педагогическим днем, но на самом деле администрация школы знала, что эмоции у выпускников зашкаливают, и хотела избежать накала страстей. Некоторые ребята получили желаемое. Другие были расстроены. Многие принялись пересматривать свои планы. Жизнь – это не волшебный автобус, исполняющий любые желания.

Что меня ожидало? Чего я хотел?

Я хотел, чтобы время не мчалось так быстро. Чтобы оно текло помедленнее и, может быть, даже повернуло вспять, и я бы распутал все, что наплел вокруг себя.

Мама вернула телефон. Мне разрешили отметить с друзьями поступление в колледжи.

Я позвонил им всем, но ни до кого не смог дозвониться. Я послал сообщения. Был вечер пятницы. Очень важной пятницы. Уилл, Люк и Мэгги должны были вместе строить планы на будущее.

Я зашел к Люку. Дверь открыла его мама. Она была в деловом костюме, но в шапочке Мичиганского университета.

– Здравствуйте, доктор Торрес.

– Ривер! – Женщина крепко обняла меня. – Как твои дела?

– Неплохо. Все еще рассматриваю варианты.

Мать Люка указала на свою шапочку:

– Я так горжусь Люком. Вперед, синие!

– Отличные новости.

– Ребята уехали полчаса назад. Ты, наверное, опоздал? Они захватили с собой пиццу. Возможно, собрались на пляж. В такую-то погоду! Ты должен знать, куда они отправились. На какой пляж.

– Да, я знаю.

– Хочешь, я тебя подброшу? – Даже мама Люка иногда подвозила меня.

– Нет, спасибо. Доеду сам.

Я сел на автобус до Санта-Моники. Солнце начало клониться к закату, когда я отыскал ребят на той самой вышке, где Мэгги плескала водой мне в лицо, чтобы я перестал спрашивать, сколько прошло времени. Они сидели, свесив босые ноги с платформы, и смотрели на закат.

Я остановился у вышки и поднял голову. Ребята уже доели пиццу и прикончили половину упаковки пива.

– Ты нас нашел, – улыбнулся Уилл.

– Это было непросто. – Я зачерпнул две пригоршни песка, и он высыпался между пальцами.

– Ты нам врал, – сказал Люк. – О многом.

– Да. – Я сел на песок. – И мне… очень жаль.

Уилл сбросил вниз банку пива, но я не стал ее открывать.

– Я бы все рассказал вам, ребята, но не знал как.

Люк перегнулся через перила:

– Неужели это так трудно? «Я притворился наркоманом, чтобы подобраться к девчонке».

– Все гораздо сложнее. Но это не извинение. Я должен был вам рассказать.

– Да, Ривер, – согласился Уилл. – Должен был.

– Знаю, – кивнул я.

– Потому что, – добавил он, – мы друзья.

– Все еще? – не поверил я.

– До тех пор, пока нас не разбросает по разным колледжам и мы не найдем там новых, лучших и более постоянных друзей. – Уилл сказал это очень уверенно.

Люк и Мэгги стукнули его.

Я забрался на вышку и сел рядом с Мэгги.

– Приятель, – засмеялся Люк. – А тебе сюда можно? Тебя не тревожат воспоминания?

– Не думаешь снова начать дымить? – наклонился ко мне Уилл. – Может, мне позвонить твоему куратору?

Последние солнечные лучи покидали небо. Перед нами был огромный темный океан. Я лежал на спине, свесив ноги с вышки, и смотрел на звезды. Их было немного.

– Слушайте, – сказал я, – мне не хочется вас пугать, но раз уж я теперь говорю правду, есть кое-что, что вы должны знать.

– Хорошо.

Ребята ждали.

– Я получаю права.

– Ух ты! – восхитился Уилл. – Представить такое еще сложнее, чем тебя в роли наркомана.

Мэгги глотнула пива:

– Это не тот мир, который я знаю. Мне даже как-то тревожно…

Я встал и начал расстегивать джинсы.

– Эй… ты что делаешь? Вот теперь я действительно тревожусь, – неуверенно проговорила девушка.

Я снял джинсы, отбросил их и остался в коротких шортах Уилла. Люк, Уилл и Мэгги с минуту таращились на меня, а потом подняли свои банки, провозглашая тост.

– Круг стыда, Ривер Дин, – засмеялся Уилл.

Я спустился с вышки и побежал к горизонту, а мои друзья одобрительно кричали мне что-то вслед.

Глава двадцать первая

Следующим вечером, в субботу, я прошел пешком весь унылый бульвар Пико до здания с выцветшим белым тентом, на котором черной краской было написано «Второй шанс».

Я ждал окончания встречи на другой стороне улицы, умирая от желания хоть на миг увидеть Дафну, хотя пришел сюда не ради нее.

Первым появился Кристофер. Он закурил. Компанию ему составил Мейсон. Остальные разошлись к ожидавшим их машинам или скрылись за углом; я уже начал думать, не пропустила ли Дафна встречу, но наконец дверь открылась, и девушка вышла на улицу.

Я ожидал, что она будет выглядеть иначе, поскольку с момента, как мы виделись последний раз, прошла целая вечность.

Я хотел позвать Дафну, но вместо этого спрятался в тени здания и наблюдал, как троица забралась в машину Кристофера и отправилась на восток.

Прошло еще несколько минут, свет в здании погас, на улице появился Эверетт со связкой ключей и начал запирать стеклянную дверь.

Я перешел Пико, не глядя по сторонам. Кто-то начал сигналить, едва я достиг тротуара. Эверетт обернулся.

– Привет, – сказал я.

– Привет, Ривер.

Наступила долгая пауза.

– Ты пришел объяснить, почему пропустил несколько последних встреч?

– А Дафна ничего не говорила?

– О тебе? Нет. – Эверетт прикрепил ключи к поясу, сложил руки на груди и посмотрел на меня из-под кустистых бровей. – Все это серьезно?

– Да. Мы можем куда-нибудь пойти? Могу я угостить вас кофе или чем-нибудь еще?

Эверетт посмотрел на меня так, что мне хотелось отвернуться.

– Я не пью кофе.

– Понятно.

– Я пью чай.

Мы зашли в ресторан в двух кварталах отсюда – старый стейк-хаус с красными кожаными сиденьями и грязным зеленым ковровым покрытием, о котором забыло и время, и посетители. Большинство столов были пусты, и человек в белом смокинге, который нас приветствовал, не показался ни раздраженным, ни удивленным, подавая нам один только чай.

– Большое спасибо, что согласились меня выслушать, – улыбнулся я. – Я знаю, ваше время ценно, а вы и так щедро им делитесь со всеми.

– Спасибо, что ты это понимаешь. – Эверетт склонил голову.

– Поэтому я сразу перейду к делу.

– Пожалуйста.

– Я не завишу от марихуаны.

Эверетт глотнул чай и ничего не сказал.

– Я соврал. Я врал об этом, да и почти обо всем остальном. И еще я целовал Дафну и вроде как влюбился в нее.

Эверетт не отреагировал, и я продолжил говорить. Все быстрее и быстрее.

– Жаль, что я не сказал всей правды в тот первый вечер, но я был слишком смущен. Я зашел потому, что увидел знак – в тот момент я чувствовал себя одиноким, потерянным и брошенным. Глупо, правда? У всех были настоящие проблемы, и моя казалась незначительной и банальной. Но то, что я сюда ходил… начало помогать, и не просто помогать… это стало важным, значимым. Может, я пришел в группу не только потому, что меня бросили; может, мне действительно нужна была помощь, чтобы я мог разобраться с другими проблемами. Наверное, это выглядит бессмысленным. Но мне все равно хотелось бы извиниться. Я все испортил. Дафна меня ненавидит, и остальные, думаю, тоже. Я нарушил правила. Все до единого.

– Почему ты мне это рассказываешь?

Я не понял вопроса и молча смотрел на Эверетта.

– Почему ты просто не перестал ходить на встречи? Почему не исчез? Ты не первый человек, который все бросает. Зачем мне все это говорить? Зачем угощать чаем?

– Потому что мне плохо. Ужасно. И я решил все исправить, хотя понимаю, что вряд ли смогу. Но все равно хотел попробовать. Лучшее не должно быть врагом хорошего. Я пытаюсь сделать хорошо, рассказав правду.

Эверетт усмехнулся:

– Значит… честность. Поэтому ты здесь.

– Наверное.

– Что ж, это начало. – Эверетт снова сделал глоток: – Значит, Мейсон был прав насчет тебя. Ты трепло.

– Да.

Эверетт усмехнулся:

– Не надо так быстро соглашаться. Защищай себя.

– Я не могу.

– Мне кажется, ты пришел в группу в разгар внутренней борьбы; я видел это. У тебя были сложности. Настоящие сложности. Не знаю какие и не знаю, осознаешь ли ты их сам, но ты должен в этом разобраться. Только не с нами.

– Хорошо. Но я хочу попытаться все исправить. Сказать правду, попросить прощения. Может, ребята меня простят. Не Мейсон, конечно, но, может, другие?

Эверетт наполнил свою чашку из чайника, стоявшего между нами.

– Ривер, когда ты извиняешься, то признаешь, что причинил кому-то боль. В этом все дело. Ты не можешь просить прощения, ожидая, что тебя простят. Ты должен извиниться просто потому, что хочешь этого.

Эверетт был прав. Целиком и полностью. Поэтому он был лидером группы, а я – мошенником.

– Значит, будет нормально, если я приду на следующей неделе? Я не хочу никому мешать. Я уже и так помешал.

Эверетт откашлялся.

– Ривер… – Он помолчал. – Погоди, тебя действительно зовут Ривер?

– Невероятно, но да.

– Ривер, ты любезно приглашен в следующую субботу на встречу группы для подростков «Второй шанс». Просьба прибыть на место строго в шесть сорок.

– Но встречи начинаются в половине седьмого.

– Я окажу тебе услугу и всех предупрежу.

Я не сказал Эверетту, что в следующую субботу собирался отмечать свой день рождения. Восемнадцать лет мне исполнялось в четверг, а в субботу мама и Леонард планировали устроить праздничный ужин с моим друзьями. Я спросил, можно ли перенести вечеринку на пятницу. Натали расстроилась:

– Но мы уже договорились на субботу. Я выбрала бумажные тарелки.

– И что? Пятница даже раньше. А твои бумажные тарелки будут одинаково замечательными что в субботу, что в пятницу.

– Мне надо будет поменяться на работе… – сказала мама. – А что не так с субботой?

Мне показалось, что она скорее любопытствовала, чем тревожилась.

– Дело в том, что я хочу пойти во «Второй шанс».

Мама метнула взгляд на Леонарда. В нем читалось: «Видишь? Я же тебе говорила, что парень – наркоман».

– Боже, мам! Клянусь! Повторяю еще раз: я не принимаю наркотики. Не знаю, что еще сказать. Хочешь, пописаю в чашку?

– Зачем тебе писать в чашку? Гадость какая. И почему мама думает, что ты любишь наркотики?

На миг я забыл, что в комнате находилась Натали и что ей всего восемь лет.

– Я шучу, Нат. Я никогда не писал в чашки. По крайней мере, в те, из которых ты пьешь. – Я состроил рожицу. – А мама дразнит меня наркоманом, потому что мне нравится ходить на встречи, где помогают людям с проблемами.

– Это странно, – протянула Натали.

– Мама странная, – улыбнулся я.

– Эй! – возразила мама.

– Но, Ривер, – сказала Натали, – у тебя есть другие проблемы, о которых ты можешь рассказывать на этих встречах.

Я положил руку на голову сестренке. Моя ладонь все еще могла накрыть ее целиком, хотя это не будет длиться вечно.

– Ты права, Нат. У меня действительно проблемы.

– Ничего. Они есть у всех.

– Но не у тебя. Ты идеальна.

В свой день рождения я узнал новости из колледжей Калифорнийского университета. Меня приняли во все, кроме Беркли, где, как я надеялся, нашлось место для Мэгги.

Я сразу же ей позвонил.

– Я сейчас не могу говорить, – прощебетала девушка. – Я с Уиллом. Я прошла. Прошла! С днем рождения, Рив!

– Спасибо, Мэг.

Я посмотрел на экран телефона. Прокрутил все свои контакты, помедлив на имени Дафны. Я писал сотни сообщений и удалял их; каждое было вариантом «Прости», «Позволь мне объяснить» или «Дай мне шанс».

Это был день моего рождения, и с сердцем, полным бессмысленной надежды, я думал: может, она позвонит или напишет? Что-нибудь простое.

Таким было мое желание, загаданное в день рождения, и оно не осуществилось.