Текст книги "Механика хаоса"

12

Американское посольство, Триполи, Ливия

Брюки цвета хаки, босоножки на платформе, майка от Valentino, синий бронежилет с крупной надписью «Пресса» на груди и на спине и сдвинутые на лоб солнечные очки – в таком виде Жаннет вышла на раскаленный аэродром Триполи из самолета «Бичкрафт», в котором летела в компании итальянских бизнесменов.

Ей следовало быть готовой к тому, что у нее защемит сердце. Она часто – быть может, слишком часто – приезжала сюда в годы своего знакомства с Вождем. Она не испытывала ни ностальгии, ни сожалений, но ее охватило чувство одиночества, а в голове промелькнула мысль о том, что в ее жизни нет и никогда не было порядка, а мир продолжает изумлять своей абсурдностью.

Аэропорт оставался практически закрытым; количество рейсов сократилось до минимума, но она заметила несколько турецких самолетов (после падения Вождя Ливию наводнили турки и катарцы), а также пару «Ту» с характерным низким расположением крыльев. Значит, сюда вернулись русские? На таможне ее остановили три бородача, долго вертевшие в руках ее паспорт.

Жаннет приехала в Триполи в надежде на сенсацию. Она хотела взять интервью у одного из новых главарей местных боевиков, судя по всему полного психа (как, впрочем, все прочие и вообще все отметившиеся в истории преступники), засевшего в американском посольстве. «Кто сказал, что я – has been? Этот придурок из римского отделения АФП. Если я сейчас добьюсь успеха, этот урод зачахнет от огорчения, как же: Жаннет снова в Триполи! После интервью с Хабибой я как минимум на несколько месяцев снова окажусь на плаву».

В таможенную зону бесцеремонно вошла группа боевиков, посланных команданте Мусой. Они забрали пассажирку и усадили ее в черный «мерседес».

Команданте Муса ждал журналистку в подвальном помещении с телевизионным пультом в руках, переключаясь с одного американского или британского канала на другой. По BBC без конца передавали интервью с разными людьми, которые обсуждали ответственность Тони Блэра, в 2003 году присоединившегося к Бушу в решении направить войска в Ирак. Адъютант предупредил его, что Жаннет – звезда французской журналистики. В его воспаленном мозгу мгновенно созрел сценарий карамболя от трех бортов. Он поговорит с француженкой, но обратится к американцам, в частности к ЦРУ. Цель? Спасти свою шкуру. Он должен дать им понять, что на самом деле работает на них. Не зря же он занял именно их посольство. Версия выглядела хило и не слишком правдоподобно, но ничего умнее ему в голову не приходило.

Вот уже несколько недель в хаосе его мыслей упорно плел свою паутину страх. Американцы вели себя все более угрожающе и вводили в действие отряды спецназа, тогда как его собственные позиции в противостоянии с племенами Мисраты и бывшими друзьями из Аль-Каиды заметно слабели. Кстати, он узнал, что Али, его адъютант, уже сговаривается у него за спиной с придурками из Тобрука.

Масла в огонь подлил один из его родственников, приславший ему на смартфон фотографию Сейф аль-Ислама, сына Вождя и его незаконного наследника, как ни в чем не бывало гуляющего по улицам Эз-Зинтана. «Почему его не прирезали сразу, как папашу? Эта гнусная порода еще способна вернуться и сесть нам на шею». Из-за страха он находился в постоянном напряжении и раздражался без причины. У него снова заныли давно зажившие раны – последствие пыток, которым его подвергли после похищения в Каире.

Прислушиваясь, он ловил чутким ухом звуки, в которых, как ему казалось, узнавал жужжание несущегося прямо на него дрона. Революция швырнула его в мир, населенный людьми, ненавидящими друг друга. Ненависть служила тем мотором, с помощью которого он выстраивал свою вселенную. Его повседневность состояла из криков, оскорблений, воя сирен, взрывов осколочных бомб и автоматных очередей. Он вспоминал те дни, когда началось его восхождение к власти. Деньги текли к нему рекой, и он мог изображать из себя Великого Поборника Справедливости, не боясь, что его деяния вернутся к нему бумерангом.

Перед встречей с французской журналисткой он подошел к огромному зеркалу в гардеробной посла и осмотрел себя критическим взглядом. Он надел черный комбинезон, расстегнув его на волосатой груди, нацепил небольшие очки-авиаторы и нахлобучил на голову берет. Затем он попытался привести в порядок мысли, что далось ему не без труда – он и сам чувствовал, что с головой у него не все в порядке. Он боролся с подступающим безумием, горстями глотая антидепрессанты и накачиваясь виски, уже плохо понимая, зачем столько пьет: чтобы избавиться от страданий или чтобы усилить свои страдания.

Раздался звонок от охранника: кортеж проехал в ворота. Команданте уточнил, что примет журналистку в подвале, а не в кабинете. Из соображений безопасности. Это решение он принял прошлой ночью, когда на него накатил очередной приступ паранойи, и утром сообщил его подчиненным, сопроводив точными указаниями: журналистку обыскать, смартфон и камеру у нее отобрать и так далее.

Заслышав на лестнице звук шагов, он сел за письменный стол и сделал вид, что звонит по телефону. По комнате разнесся его натужный смех, мгновенно смолкший, стоило журналистке появиться на пороге. Он вспомнил, что видел ее в программе CNN, и его охватил ужас. Она брала интервью у этой гадюки Хабибы. Белокурая шлю-ха, кого-то она ему напоминала… Ну конечно же, француженка, бывшая подружка Вождя. Крупные черты лица, широкие бедра… Под тканью брюк угадывается внушительный зад… Но взгляд и улыбка не изменились. Он поднял на лоб свои авиаторы.

Она приехала, чтобы ему отомстить, мелькнуло у него.

Он никогда не входил в число ближайших телохранителей Вождя, но часто работал на полицейских, надзиравших за французами. Вот с этими французами он и видел эту дамочку, и не один раз. Он приказал своим охранникам оставить их одних.

Журналистка начала задавать свои вопросы. Его ответы она записывала в блокнот. Девчонка-сомалийка принесла им чай с мятой. Каждый вопрос поднимал в нем новую волну страха, словно он боялся дать неправильный ответ. Жаннет быстро поняла, что интервью не складывается, и, вместо того чтобы задать очередной вопрос, похвалила его форму. Команданте чуть расслабился, с лица исчезло напряжение, придававшее ему желтоватый оттенок.

«Все мужчины одинаковы. Все помешаны на том, как они выглядят. Попробовать или не стоит?» Она незаметно коснулась правой груди, надежно прикрытой бронежилетом, проверяя, на месте ли второй айфон, спрятанный в бюстгальтере. «Попробую!»

– Вы не возражаете, если я вас сфотографирую?

– Напротив. Я дам вам фотоаппарат.

– Предпочитаю снимать своим. Так я быстрее смогу переправить снимки в информационные агентства.

Она извлекла из-под майки айфон.

Он не посмел возразить.

Она попросила его сесть на стол.

– Поверните голову направо. Теперь налево. Не улыбайтесь. У вас слишком круглое и приветливое лицо, улыбка будет лишней.

Он не улыбался.

«Приветливое лицо»? Никто никогда ему такого не говорил.

Он молча повиновался ей, думая про себя, что мог бы трахнуть любовницу Вождя. И получить от нее силу, передававшуюся ей вместе с его спермой.

Жаннет не собиралась сбавлять обороты.

«А сейчас задавай ему вопросы. Один за другим. Не выпускай его».

Она стала хозяйкой положения. Он мычал, бормотал что-то нечленораздельное, потом сообщал какой-нибудь факт, но тут же сам себя опровергал, вспоминал свое детство… Наконец он рассказал о пытках, которым его подвергли американцы, хотя он был всего лишь рядовым членом ассоциации «Братья-мусульмане», одним из многих тысяч, и стремился к одному: жить в соответствии с установлениями своей веры.

– Они избивали меня до крови. Давили мне яйца. Часами держали в ванне с ледяной водой. На смерть можно ответить только смертью. Когда они вторглись в Ирак, то разбудили дьявола. Буша и Тони Блэра надо судить Международным уголовным судом. Я обращаюсь ко всему миру, ко всему американскому народу, особенно к чернокожему населению Америки, до сих пор не сбросившему цепи угнетения и расизма. Мы боремся за свое право на справедливость! Аллаху акбар!

Он опустил голову и снова нацепил очки-авиаторы. Руки у него дрожали. Произнесенный монолог его опустошил. Он не собирался говорить ничего подобного! Жаннет подошла к нему поближе. Теперь ей есть чем урыть этого говнюка из Рима! Она поблагодарила команданте и сообщила, что ведущие французские профессора права полностью разделяют его позицию. Ей вспомнился Муаммар Каддафи. В сущности, этот мелкий пакостник Муса мало чем от него отличался. Муаммар тоже был опасным человеком. Такой же безумец, как все эти кочевники, и такой же параноик. Тощий, с впалой грудью темно-оливкового цвета, заросшей густым волосом, и белым рыбьим животом. Но с мужским достоинством у него все было в порядке.

«Бичкрайт» отправлялся в обратный рейс в середине дня. Жаннет уже хотела попрощаться с команданте, когда у того звякнул мобильный. Эсэмэска. Что-то срочное. Чтобы ее прочитать, он отошел в дальний угол комнаты. Ему поручали направить в Париж двух опытных взрывников. Он позвонил охранникам и велел им проводить журналистку. Сомалийка, подававшая им чай, воспользовалась тем, что он на минуту отвлекся, и шепнула Жаннет, что видела ее по телевизору вместе с Хабибой, ее подружкой. Но главное, она сказала, что команданте отдал приказ убить Хабибу:

– Она слишком много слышала. Ее брата он уже убил.

Жаннет на ватных ногах дошла до «мерседеса».

Время для нее будто остановилось.

Она размышляла над тем, как лучше подать полученное интервью. От потного Мусы пахло страхом. Этот тип – просто больной, думала она. Псих, возненавидевший весь мир, пусть и не без причины. Рано или поздно американцы его уберут, но пока этого не случилось, от него можно получить важную информацию. Она улыбнулась.

Команданте Муса прыгнул в пикап и в сопровождении охраны поехал в лагерь тунисцев, подобрать двух взрывников. К вечеру он пришлет за ними машину, и они вместе с сотней мигрантов сядут на катер. Только у этого катера будет исправный двигатель, достаточный запас бензина и GPS-навигатор, с помощью которого они без труда доберутся до Лампедузы. Оттуда – в Милан, из Милана – в Париж. А там уж до Торбея – Большого Пирога рукой подать.

13

Мелита-стрит, Валлетта, Мальта

В Валлетте царило курортное оживление. От страха перед исламистами пляжи Магриба опустели, и толпы туристов хлынули сюда. Посольство Франции, расположенное на Мелита-стрит, работало в летнем режиме: с 7:30 до 14:00. Рифат демонстрировал похвальное усердие и каждый день до вечера сидел в канцелярии. Он вел по электронной почте личную переписку и слал на Набережную телеграммы – с единственной целью показать чиновникам министерства, что он на посту и делает все что может, пока болеет посол. Интересно, а депрессия заразна? Тогда ему грозит подхватить эту напасть от жены. Жена самого Рифата и трое его сыновей сбежали от жары и проводили июль во Франции. Расследование убийств продолжалось, но интерес публики к этому делу упал. Ни «Таймс», ни «Индепендент» больше о нем не писали. Тем не менее Джон Питер Салливан – атташе американского посольства, в обществе которого Рифат, оставшийся в одиночестве, проводил много времени, – настоятельно советовал ему за ним следить.

Секретарша сказала ему, что забегала Жаннет, сообщившая, что собирается на день слетать в Ливию. «Пусть едет – на свой страх и риск. Если ее похитят, вытаскивать ее никто не станет. Самое поразительное, что я узнаю об этом от своей секретарши! Когда вернется, надо будет подробно ее обо всем расспросить, а потом отправить на Набережную отчет. И поговорить с Дж. П.».

В 10 часов утра, когда Рифат явился в посольство, охранник сказал ему, что в приемной консула его дожидается какая-то пара.

– Это я их туда проводил, – добавил охранник. – Они пришли к самому открытию. У них какая-то проблема, и, судя по всему, серьезная. Ничего конкретного они мне не рассказали, но сразу видно, как они напуганы. Мужчина – француз, он показал мне паспорт. Консул на месте, но чем он занят, я не знаю. Они ждут уже больше часа.

Рифат вставил пропуск в бронированную дверь (он установил ее сам) своего кабинета, включил компьютер, отправил коллегам несколько имейлов и, наконец, набрал номер консула, чей кабинет располагался этажом ниже, прямо под его кабинетом. У консула было занято. Как всегда по утрам, консул звонил жене – молоденькой шриланкийке, на которой он женился в Коломбо, где работал до приезда сюда. Рифат сблизился с консулом, рассчитывая использовать к своей выгоде угаданные в нем слабости и получить право командовать персоналом посольства. Консул – человек профессионально некомпетентный, необщительный, скупой и внешне малопривлекательный (глубоко посаженные глазки, низкий лоб, тонкие усики над вечно вспотевшей губой), но благодаря отцу (тоже консулу) ходивший в любимчиках у начальства, – держал жену взаперти в своей квартире в Слиме. Утром, уходя на работу, он запирал ее на ключ; еду ей подавали с улицы наверх в привязанной к веревке корзине. Несчастная женщина без конца звонила ему, рыдала и грозилась выброситься из окна, если он не позволит ей вернуться к родным.

– Немедленно проводите этих людей ко мне в кабинет! – приказал Рифат в переговорное устройство, соединенное с приемной.

Секретарь привела Себастьена Гримо и Рим в просторную комнату с огромным вентилятором под потолком. Рифат не встал им навстречу и даже не поднял глаз от разложенных на столе бумаг. Гримо коротко представился («французский гражданин, проживающий в Карфагене, археолог) и представил Рим, назвав ее своим «другом». Он объяснил, что они срочно покинули Карфаген потому, что получили со стороны исламистов недвусмысленные угрозы. Рифат никогда не слышал про этого Гримо; девчонке навскидку было лет пятнадцать. Дело казалось ему ясным как день: в лучшем случае – похищение несовершеннолетней, в худшем – педофилия. Гримо, обладавший некоторым опытом общения с дипломатами, решил перейти в мягкое наступление:

– Вы давно здесь?

– Уже год.

– А раньше где работали?

– В министерстве.

– В каком отделе?

– Северной Африки и Ближнего Востока.

– Я хорошо знал вашего бывшего босса, Лорана Дютийо. Когда я работал в Александрии, он занимал пост первого советника.

– А сейчас он возглавляет администрацию министра.

Рифат ляпнул это не подумав. И тут же мысленно отбросил свои разгоряченные теории относительно этой пары и свое желание поскорее от них избавиться. «Этот ублюдок Дютийо имеет большое влияние на назначения. Он запросто может оставить меня гнить на этом острове, а то и еще хуже – запереть в кабинете на Набережной».

– Я хотел бы попросить вас сообщить ему о положении, в котором мы оказались, – продолжил Гримо. – С вашего позволения, завтра или послезавтра я ему позвоню; может быть, он что-нибудь посоветует. Лично у меня никаких проблем нет, я – француз, но Рим – другое дело. Она подаст официальное прошение о предоставлении убежища. Ее грозили убить, и она пережила страшное потрясение. В посольстве есть свой врач?

– Сейчас его вызову (Рифат схватил телефон и велел охраннику как можно быстрее привести врача: «Немедленно! Дело сверхсрочное!»). Но что же вы стоите? Присаживайтесь, прошу вас. Вы, должно быть, утомлены. Я также должен проинформировать свое начальство о вашем приезде и вашем ходатайстве. Я бы хотел представить краткую запись рассказа о ваших злоключениях. Может быть, покончим сразу с этой неприятной процедурой?

Гримо и Рим согласились на эту формальность. Секретарь Рифата провела их в кабинет посла и принесла им кофе. Рифат в это время спустился этажом ниже, без стука вошел в кабинет консула и взял у него из рук трубку стационарного телефона, по которому тот разговаривал.

– Слушайте, Монгол, вы хоть представляете себе, кого маринуете уже больше часа? Даже не догадываетесь? Друга самого министра! Он как раз собирался ему звонить, когда я пришел. Успел в последний момент. Иначе… – Он ткнул в консула указательным пальцем левой руки, а правой изобразил, что перерезает себе горло.

Во время интервью Рифат вел себя более чем предупредительно. Вопросы он задавал точные, но ни в малейшей степени не пытался давить на Рим. Она высоко оценила его «дипломатический такт». Он сообщил, что уже связался с французскими чиновниками Службы защиты беженцев, прибывшими на остров для организации переправки «лодочников» во Францию.

– Теперь они вами займутся. Не думаю, что у вас возникнут какие-либо проблемы.

Весь следующий день в посольстве, не смолкая, звонили телефоны. Представители британских и американских СМИ жаждали разговора с Жаннет. Ее интервью, опубликованное одновременно еженедельным приложением к газете «Монд» и агентством Франс Пресс, вызвало множество споров. Рифат был в бешенстве. У него раскалывалась голова (накануне он лег поздно, изрядно набравшись в компании американского атташе Джона Питера Салливана), и он не знал, что отвечать звонившим. Впрочем, даже Джон Питер уже прислал ему эсэмэску с просьбой срочно устроить ему встречу с Жаннет. Уточнив, каким тиражом разошлось приложение к «Монд», Рифат яснее представил себе ситуацию. Набранный огромными буквами заголовок вопрошал: «БУША И БЛЭРА – НА СКАМЬЮ ПОДСУДИМЫХ? ЭКСКЛЮЗИВ!!!» Подзаголовок гласил: «Главарь ливийской исламистской группировки требует, чтобы они немедленно предстали перед Международным уголовным судом. Его поддерживают видные французские юристы. От нашего специального корреспондента в Триполи».

Он начал читать материал, когда ему позвонила секретарша: «Дютийо на проводе!» Он снял трубку. Какое-то время не было слышно ничего, кроме звука его собственного дыхания. Наконец раздался гневный голос Дютийо:

– Вы были в курсе этого интервью? Посольство – не турагентство, дружище, даже на Мальте!

Рифат посмотрел за окно. Французский флаг запачкался и в некоторых местах порвался. «Хорошо, что нет ветра. Никто не заметит».

– Да, господин директор, конечно. Я запланировал встречу с журналисткой сегодня днем. Отчет вышлю вам незамедлительно. Нет, разумеется, нет, из Елисейского дворца никто не звонил. Да, дело Гримо под моим личным контролем. Какой прекрасный человек! До свидания, господин директор!

Дютийо дал отбой. Рифат еще какое-то время держал трубку возле уха, слушая частые гудки. Он не заметил, как в кабинет вошла секретарша. Она махала ему руками, но, поскольку он ее не видел, не выдержала и крикнула:

– Рифат! Елисейский дворец на проводе! Звонят от президента! По-моему, у нас проблемы!

* * *

Резиденция французского посла, Зеббудж, Мальта

Вечеринка клонилась к завершению. Рифат, плохо переносивший спиртное, покинул гостей, расправлявшихся в салоне с посольскими запасами коньяка ХО, и пошел в туалет. Он умылся холодной водой, посмотрел на себя в зеркало и остался доволен. «Ужин в резиденции – блестящая идея! Браво, Рифат!» За каких-нибудь три часа он со всем разобрался. Успокоил Гримо по поводу его подруги. Ему уже звонили из Службы беженцев и подтвердили, что Рим выдадут временный паспорт лессе-пассе, с которым она сможет на законных основаниях въехать на территорию Франции. Со стороны Дютийо он больше не ждал никаких неприятностей, тем более что отправил ему подробный отчет о своей беседе с Жаннет. Копия ушла в Елисейский дворец. Он встретился с журналисткой в ее отеле, и она много чего ему рассказала об этом пресловутом команданте Мусе: его образе мыслей, его системе безопасности, его подземном бункере, его страхах и так далее. Она сообщила ему многие факты, не вошедшие в газетную публикацию. Он успел обсудить их с американским атташе, который проявил к делу огромный интерес. «Я действую широким фронтом, и это замечательно!» Жаннет согласилась на разговор с ним при одном условии: он включит Хабибу в первую же группу мигрантов, отправляемых во Францию. Ты – мне, я – тебе. «Проще простого», – ответил он. Ее протеже уедет в начале следующей недели. Но вишенкой на торте стало появление на вечеринке Левента и Эммы, которые только что вернулись с Сицилии. Еще поразительнее оказалось то, что Левент и Гримо были знакомы, и давно знакомы. История их знакомства – почти семейная – выглядела невероятной. Левента даже немного смутило, что при их неожиданной встрече с Гримо присутствовало столько свидетелей. Зато Эмма и Рим, похоже, сразу нашли общий язык и большую часть времени провели, о чем-то болтая друг с другом, как две школьницы. Вернувшись в салон, Рифат услышал, как Гримо (этот мужик и правда знал всех на свете!) говорит Жаннет, что они много раз ужинали вместе у посла Франции в Триполи:

– Вы меня не помните. Ничего удивительного: археологов всегда сажали на самый край стола.