Текст книги "Грехи матери"

«Спасибо, мама! – набрала она. – Яхта потрясающая! Участвуем в полном составе. Девочки будут в восторге! Целую, Лиз».

Перечитав ответ, она кликнула команду «Отправить». Ее участь была решена. «Опять двадцать пять!» – подумала Лиз. Ей нечего было надеть, но ведь можно кое-что одолжить у дочерей… Она оставалась такой же миниатюрной, какой была и двадцать лет назад. Лицо постарело, но фигура не изменилась.

Ответив на приглашение матери, она взяла блокнот и вышла в сад. Там стояли два сломанных шезлонга с рваными подушками, но если сесть осторожно, они выдержат. У Лиз появилась забавная идея книги для детей. Она для них никогда не писала, но вдруг решила: «Может, это меня отвлечет и развеселит?» Других дел у нее не было, в ближайшие шесть недель писать большой американский роман она не собиралась, так что можно было сочинить что-нибудь веселое, для себя. Детская книжка никого из ее родственников не впечатлит, но теперь это не важно. Она в очередной раз смирилась с ролью неудачливого, необразованного члена семейства Грейсон.

Сара Грейсон в перерыве между занятиями побежала домой, чтобы взять оставленные там книги. В уютном домике поблизости от Принстонского университета стояла тишина. Джон находился на работе, их сын Алекс – в школе, а золотистый лабрадор спал, растянувшись на солнышке. Он приподнял голову, когда вошла Сара, и опять ее опустил. Пес был слишком утомлен, чтобы двигаться, – только вильнул хвостом и снова погрузился в сон.

Сара проверила свою электронную почту – посмотреть, нет ли писем от студентов по поводу домашних заданий или с просьбами о помощи, а вместо них обнаружила сообщение от свекрови. Она быстро его открыла и ахнула, увидев фотографию «Леди Удачи».

– Господи! – воскликнула она и присела, чтобы быстро прочесть всё остальное. «Потрясающе. Алекс, а может, и Джон будут в восторге», – подумала она. Эти летние путешествия были интересными, но всегда ее несколько напрягали. Родители Сары были серьезными людьми, либералами и активистами, отец – профессор биологии университета Беркли и один из основателей движения за гражданские права, а мать преподавала феминологию с тех пор, как этот курс стал модным. Они, как, впрочем, и Сара, понимали, что у Джона есть деньги, но не знали, сколько именно и что это может означать. К счастью, Сара и Джон имели схожие политические взгляды и единую жизненную философию. Каждый год они раздавали большую часть дохода Джона на благотворительные цели и собирались воспитывать сына на ценностях, не основанных на личном благополучии или культе денег.

Они предпочли жить в небольшом доме и общались с университетским сообществом. Алекс был в курсе, что бабушка у него обеспеченная, но размер ее состояния ему не был известен, как и то, что его отцу предстояло в будущем унаследовать четвертую часть этих немалых средств и что у того уже накопилось изрядно средств. Джон с Сарой тщательно следили за тем, чтобы не выставлять этого напоказ. Джон ездил на работу на «тойоте», Сара же водила старенькую «хонду», которую купила у студента за тысячу долларов, а когда Алекс захотел горный велосипед, родители посоветовали ему подрабатывать после школы и самому накопить денег на покупку. Сара не хотела, чтобы сын был испорчен громадным состоянием Грейсонов. Семейные летние поездки были для них чем-то вроде посещения Диснейленда. Алекс многие годы оставался еще недостаточно взрослым, чтобы представлять, сколько стоит аренда замков и вилл. Но зафрахтованная Оливией яхта – это было нечто иное. Алексу не просто будет это объяснить. По мнению Сары, Оливии следовало бы раздать деньги нуждающимся, а не тратить на шикарные каникулы на Средиземном море. Единственное, что ее обычно утешало, это заверения Джона, что «Фабрика» ежегодно жертвует огромные суммы на благие дела. Но было очевидно, что в этот раз летние каникулы обойдутся Оливии в целое состояние.

Сара чувствовала себя виноватой уже от одного просмотра фотографий яхты и осознания, что она с семьей окажется на ее борту. Она бы хотела, чтобы свекровь выбрала что-нибудь поскромнее, но знала, как для той были важны эти поездки и что Оливия хотела обеспечить детям и внукам лучшее. Это был жест, продиктованный добрыми побуждениями, но Сара всё равно его не одобряла, хотя предполагала, что мужу круиз понравится, что он будет рад порыбачить и походить под парусом с братом. Они становились детьми, когда оказывались вместе вне офиса. Для Сары Джон и выглядел, и вел себя как мальчишка.

Саре недавно исполнилось сорок. Замуж она вышла сразу после колледжа. Поначалу супруги собирались вступить в Корпус мира и отправиться в Южную Америку, но она забеременела во время медового месяца, и планы пришлось изменить. Они застряли в маленькой квартирке в Нью-Йорке, и Оливия убедила сына выучиться и получить степень магистра в области дизайна, раз уж ему предстоит содержать семью, и работать с ней в фирме. У него не хватило смелости отказать матери. Сара тоже в конце концов вернулась в университет и сначала получила степень магистра в области русской и европейской литературы, а потом защитила докторскую по американской литературе. В Принстонском университете она с удовольствием преподавала уже десять лет, так что считала верным шагом их переезд в Принстон и возвращение в университетскую среду. Джон всё еще мечтал стать свободным художником, но говорил, что не может так поступить с матерью. Так что его мечты оставались мечтами, возможно, навсегда, и рисовал он теперь только по выходным. Он несколько раз выставлял свои работы в местной галерее и на университетских выставках, где демонстрировались произведения преподавателей и их супругов. Его работы неизменно пользовались популярностью, что повышало самооценку Джона, но и сыпало соль на рану: успех укреплял его в желании когда-нибудь оставить работу и посвятить свое время живописи.

Легкость, с которой Сара забеременела Алексом, позволила супругам надеяться, что у них будет много детей. Сара хотела четверых или пятерых, а то счастливое обстоятельство, что у Джона были средства, означало, что они могли себе это позволить. Но внематочная беременность, которая случилась спустя два года после рождения Алекса, перечеркнула ее мечты. Сара больше не смогла забеременеть, даже с помощью экстракорпорального оплодотворения. Они пять раз пробовали этот метод, прежде чем признали поражение и сдались. Разочарование было большим, но всё же у супругов имелся сын Алекс – замечательный мальчик, радость их жизни. Они подумывали усыновить ребенка из Центральной или Южной Америки, но, закончив учебу, погрузились в работу и в конце концов решили, что одного, но прекрасного ребенка, каким был Алекс, им достаточно. Подобно своим кузинам, Софи и Кэрол, Алекс нашел взаимопонимание с бабушкой. Он с нетерпением ждал летних каникул и время от времени ездил в Нью-Йорк, чтобы с ней пообедать. Оливия обещала взять внука с собой в Китай по окончании школы – он всё время только об этом и говорил. И Сара знала, что Алекс будет в восторге, когда увидит яхту, которую Оливия зафрахтовала для их летнего путешествия.

Сара вздохнула и кликнула команду «Ответить». Яхта была, без сомнения, класса люкс, и Саре было неловко отправляться на ней в круиз со всем семейством, но она понимала, что муж и сын получат удовольствие от поездки. Она торопливо отправила Оливии ответ с благодарностью и подтверждением, что все они готовы участвовать в круизе, схватила книги, за которыми пришла, миновала спящего пса, который опять вильнул хвостом, и вышла из дома. Когда десятью минутами позже Сара входила в аудиторию, ее мысли были очень далеки от только что виденной яхты, на которой предстояло путешествовать в июле. Она думала о теме занятия, о студентах и университетской жизни, которую так любила. Как всегда, они не скажут знакомым о путешествии, особенно в этом году. Никто бы их не понял. Мир суперъяхт и средиземноморских круизов не был частью их обычной жизни.

Сообщение от Оливии пришло на смартфон ее младшей дочери Кассандры, когда в Лондоне было три часа дня и та сидела на совещании, где обсуждался план концертного турне одного из ее солидных клиентов. Касси Грейсон взглянула на сообщение и моментально поняла, о чем идет речь. Она увидела первое фото яхты и, не читая подробностей, закрыла сообщение. Касси задавалась вопросом, почему мать из года в год продолжала слать ей приглашения, хотя она никогда в эти путешествия не ездила, отказываясь на протяжении четырнадцати лет. Она не собиралась клевать на приманку типа замков во Франции или шикарных яхт. Это ее не интересовало. Касс уехала из Штатов в двадцать лет, после смерти отца, и неплохо устроила свою жизнь в Англии. Она попала в шоу-бизнес, стала продюсером, сама зарабатывала на жизнь, и ей ничего не надо было от родственников, в частности, от матери. С Кассандрой Оливия свой шанс упустила. Ее младшая дочь всегда говорила, что отношения с матерью для нее кончены. С Оливией у нее не было связано никаких воспоминаний – только с бабушкой и отцом. Мать была слишком занята созданием империи, чтобы уделять время своей младшей дочери. До появления Кассандры она еще хоть иногда старалась приходить с работы не слишком поздно. Касси появилась незапланированно, спустя семь лет после рождения Джона – слишком поздно и для матери, и для ребенка. То были годы наивысшей занятости в жизни Оливии. Теперь у Касси не было ни необходимости, ни желания давать ей новый шанс.

Кассандра вполне довольствовалась своей жизнью. У нее был бизнес, в котором она упорно трудилась и сделала карьеру, у нее были друзья и любимый, с которым они жили последние пять лет. Для Касси отношения с семьей, за исключением бабушки, закончились со смертью отца. Она всегда винила мать в том, что той не было с ним, когда случилась беда. После обширного инфаркта Джо цеплялся за жизнь еще двое суток. Касси была уверена, что он ждал приезда Оливии. День ушел на то, чтобы связаться с ней на Филиппинах, и еще два – чтобы она добралась домой. Он умер буквально за несколько часов до ее прибытия. Касси была убеждена, что своевременное возвращение матери спасло бы отца. Для нее это была последняя капля. Она не простила мать и спустя три месяца уехала. С тех пор она всего несколько раз виделась с братьями и сестрой. У нее с ними не было ничего общего. Она считала Филиппа вальяжным, напыщенным ничтожеством, жену его терпеть не могла, считала стервой. Касси ничего не имела против Сары и Джона, но и с ними не находила точек соприкосновения, а бедная Лиз, по ее мнению, была такой беззащитной и запуганной, что и слова сказать матери не могла. Одни лишь мысли о Грейсонах повергали Касс в уныние, и она старалась думать о них как можно реже.

Вернувшись в офис, Кассандра отправила тот же ответ, что и всегда, с отказом от приглашения. Коротко и ясно: «Спасибо, нет. Приятного путешествия. Касси».

Оливия увидела ее сообщение на своем смартфоне после интервью для «Нью-Йорк таймс». Тут же прочла его и закрыла. Такой ответ не стал сюрпризом, но всё равно было обидно. Каждый раз, когда младшая дочь отвергала ее, в Оливии словно умирала какая-то ее частица. Оливия знала, почему Касси так поступает. Она понимала. Она ее не винила, но сердце всё равно болело.

Закончив обмен посланиями, обе женщины, которых Мэрибел находила очень похожими, со вздохом вернулись к работе. Мэрибел знала их хорошо, лучше, чем кто-либо другой.

Глава 4

Перед Амандой стояли открытыми четыре чемодана, которые она паковала одновременно, когда накануне их отъезда с работы вернулся Филипп. Кроме того, в проходе стояли дорожная сумка, специальная сумка для обуви и шляпная коробка фирмы «Луи Вюиттон», в которой уже лежало несколько головных уборов. Филипп со страхом смотрел на то, что творилось в спальне.

– На сколько дней она нас приглашает? На год? – спросил он озадаченно. – Я вижу семь сумок.

– И еще одна с туалетными принадлежностями, – напомнила Аманда, – раз их нельзя брать с собой в салон самолета.

– Ну, слава богу, – сказал Филипп, искоса взглянув на жену. – Я думал, ты возьмешь десять. А мы уложились в восемь.

– Я же не могу на такой яхте ходить в джинсах и футболке, – раздраженно произнесла Аманда, глядя, как Филипп ставит на кровать свой чемодан. Его потребности в одежде были гораздо скромнее: пара брюк цвета хаки, белые джинсы, синие джинсы, несколько рубашек, блейзер, кроссовки, шлёпанцы, мокасины, двое плавок и галстук – так, на всякий случай. Этого хватит на все возможные случаи – от ужина в ресторане до купания. И всё поместится в один чемодан.

Аманда с досадой взирала на то, как запихивает вещи Филипп. Через десять минут он был готов, а она застряла на середине процесса укладки шелковых платьев и прочих нарядов, в том числе совершенно новых. Она не собиралась надевать каждый вечер одно и то же. Аманда знала, что и свекровь не будет так поступать. Лиз и Сара – это другое дело; по мнению Аманды, обе всегда плохо одевались, хотя дочери Лиз обычно смотрелись мило.

– Ну, знаешь, это же не конкурс «Кто возьмет больше вещей». Моя сестра никогда не берет с собой больше одного чемодана.

– Это потому, что она носит одежду своих детей!

«И выглядит смехотворно, – хотела добавить Аманда, – в вещах вроде купальников для подростков». А с Сарой была просто беда. Она продолжала носить купальники того же фасона, которые носила перед замужеством восемнадцать лет назад и весила значительно меньше. Она по-прежнему придерживалась студенческого стиля и обожала одежду из комиссионок, что Аманда считала омерзительным. Ей было непонятно, как может так вести себя женщина, которая замужем за Грейсоном. Новые вещи для путешествия сама она приобретала в магазинах «Сакс», «Барнис» и «Бергдорф». Еще она купила три шляпки. Аманда избегала солнца, если не была надежно защищена солнцезащитным кремом и широкополой шляпой, благодаря чему выглядела гораздо моложе своих лет. Пока что ей, сорокачетырехлетней, успешно удавалось бороться с возрастом. Она регулярно посещала косметолога, еженедельно ходила на пилинг и несколько раз в неделю делала маски дома. Аманда не позволяла себе преждевременно стареть или плохо одеваться.

– Ты ела? – поинтересовался Филипп. Он проголодался, но Аманда не собиралась готовить ужин. Она никогда этого не делала.

– Я ела салат в офисе перед уходом, – ответила она, укладывая в чемодан очередное открытое платье. Филипп прикинул, что если жена на протяжении двух недель будет по четыре раза на дню менять наряды, то всё равно не обновит всего, что накупила.

– А ты голоден? – спросила Аманда. По выражению лица было видно, что она надеется на отрицательный ответ. Не до кухни сейчас. Завтра отъезд, надо рано встать.

– Я сделаю себе сандвич, – ответил Филипп и заметил: – Думаю, Джон и Сара полетят с нами одним рейсом.

Видно было, что эта перспектива его радовала. Братья хорошо ладили, несмотря на все различия между ними.

– Учитывая, сколько твоя мать потратила на аренду яхты, можно было бы оплатить и чартер для нас. Теперь перелет обычными рейсами превратился в кошмар.

Аманда заявила это таким тоном, будто всю жизнь летала только частными самолетами, хотя на самом деле никогда на них не летала, но очень хотела бы.

– Это было бы страшно дорого, – назидательно произнес Филипп. – Я потратил бы скорее деньги на круиз, чем на перелет спецрейсом.

Чувствовалось, что это говорит благоразумный и предусмотрительный финансист.

Филипп прошел на кухню за едой, а когда вернулся, чемоданы Аманды всё еще были открыты. Жена делала вид, что следует определенному методу отбора вещей, но, по существу, она действовала по принципу «бери всё, что у тебя есть». Филипп никак не мог понять, что она будет делать со всем этим на яхте. Но такой Аманда оставалась и на суше. В прошлом году на каникулы в замке, название которого она уже не помнила, она взяла с собой двенадцать чемоданов и сумок.

– Твоей маме всегда нравится, как я одеваюсь, – заметила она обиженно и повелительным жестом указала на чемоданы: – Теперь можешь их закрыть.

Это было напоминание Филиппу о том, какой предстоит круиз: Аманда будет выпендриваться, одеваться в новые вещи и смотреть свысока на его сестру и невестку, считая их скучными и плохо одевающимися особами. Аманда никогда не предпринимала никаких усилий, чтобы подстроиться под остальных. Филиппа она расценивала как достойную добычу, остальные же ее не интересовали, и это было заметно. Филипп не решался приказать жене быть любезной с другими, поскольку это привело бы к взрыву. В отпуске она вела себя с ним теплее, но только когда у нее бывало настроение и когда они оставались наедине. Она не любила показывать на людях симпатию, он тоже, но допускал, что яхта вроде «Леди Удача» располагает к романтике, даже притом что Аманда казалась вовсе не чувствительной к подобным проявлениям чувств. Филипп понимал, что жизнь состоит из компромиссов, и всегда снисходительно относился к тому, что, не обращая внимания на вежливость его родственников, жена не пытается выстроить с ними добрые отношения.

Аманде нравилось быть в центре внимания, в противном случае она чувствовала себя несчастной. Однако в данной ситуации главная роль принадлежала матери Филиппа. Это она зафрахтовала яхту для всех и собиралась отметить на ней свой день рождения.

Только к полуночи Аманда полностью собрала вещи и предоставила Филиппу возможность перетащить багаж в прихожую. Когда он попытался это сделать, то обнаружил, что чемоданы и сумки весят целую тонну.

– Что у тебя там? Кирпичи? – спросил он.

– Нет, туфли, – ответила Аманда с невинным выражением лица.

– Не забывай, в проспекте сказано, что в туфлях по палубе ходить нельзя.

– Не буду, – пообещала она, собираясь принять горячую ванну.

Филипп был так взбудоражен предстоящим путешествием с Амандой, что его охватило романтическое настроение, когда она пришла в спальню. Но Аманда не проявила интереса. Она заявила, что устала и утром надо рано вставать. Филиппу пришлось повременить с проявлениями страсти до прибытия на яхту. Даже накануне отъезда Аманда была, как всегда, недотрогой. Но в ту ночь это его не возбудило. Он почувствовал себя слегка униженным, повернулся к жене спиной и заснул.

Как можно догадаться, в доме Джона и Сары вечером накануне отъезда царил хаос. Джон поздно вернулся с работы, а Саре надо было еще проверить контрольные работы и ответить на миллион электронных писем от студентов летнего семестра. Алекс пригласил десяток друзей на пиццу и искупаться в бассейне. Повсюду стояли чемоданы, и ничего не было упаковано. Сара знала, что придется всю ночь стирать полотенца после ухода друзей Алекса. Она попросила сына хотя бы собрать и принести их ей, чтобы полотенца до утра, до их отъезда в аэропорт, успели высохнуть. Из экономии она отпустила дом-работницу на две недели, на время их отсутствия, и не хотела, чтобы по возвращении из Европы дома их ждали заплесневелые полотенца.

Она даже не задумывалась, что из вещей брать с собой: первое, что попадет под руку в гардеробной, с тем и поедет. А Джон только что получил письмо с приглашением принять участие в художественной выставке в Принстонском университете в октябре и находился в комнате-студии, просматривая последние работы. Он хотел удостовериться, что их достаточно для приличной экспозиции. Когда дело касалось творчества, он забывал обо всем.

Сара пошла на поиски мужа и увидела Джона. Он прислонился к стене и с неодобрением разглядывал свои работы. Ему нужно было отобрать для выставки двенадцать недавних полотен. Он даже не заметил жену, когда она вошла, а когда все-таки увидел, то удивленно посмотрел на нее.

– Просто не знаю, – пробормотал он.

Курчавые волосы Сары растрепались, на ней были обрезанные под шорты джинсы, шлепанцы и майка. Ей бы хотелось сбросить перед поездкой пару-тройку лишних килограммов, но было уже слишком поздно. Впрочем, она знала, что Джон любит ее и такой. Со времен колледжа и все восемнадцать лет брака они были без ума друг от друга.

– А ты как думаешь? – с озабоченным видом обратился к ней Джон. – Я не уверен, что вот эта работа вполне закончена. Я бы хотел, чтобы они дали мне больше времени на подготовку к выставке. Я не готов.

– Ты всегда так говоришь, – заверила Сара мужа, подошла к нему сзади и обняла за талию. – У тебя громадный талант, на каждой выставке все твои работы раскупают. Ты, возможно, и находишь их «не вполне законченными», но другим так не покажется. Мне нравится этот новый поворот в твоем творчестве. Это сильно.

Его палитра стала смелее. Он был хорошим художником. Дизайн был просто работой, живопись же была его любовью. Ну, и Сара, конечно. Она была любовью его жизни. Их обожаемый Алекс был плодом этой любви, а Сара – ее источником. Джон и Сара часто признавались друг другу, что ощущают себя двумя людьми с одной душой. Они чувствовали благодать в том, что нашли друг друга.

– Ты всегда говоришь, что тебе нравятся все мои работы.

Он обернулся и улыбнулся жене.

– Какая удача, что я тебя встретил!

– Слепое везение, по-моему. Я не хочу проявлять неуважение к сомнениям великого художника, но если мы не соберем вещи, то рискуем прогуливаться нагишом по потрясающей яхте, зафрахтованной твоей мамой.

Со сборами она всегда тянула до последней минуты. Во-первых, потому что не была уверена, что именно от нее требуется, а во-вторых, потому что была очень занята занятиями со студентами и терпеть не могла думать о том, что надеть, особенно для окружения, в котором жила ее свекровь. То была словно другая планета. Саре же нравился стиль жизни ее семьи. Хотя их дом в Принстоне был старым и потрепанным, он им подходил. Особенно ей.

Джон, выросший в иных условиях, чувствовал себя свободно в высших сферах, где обитала его мать, но был попросту счастлив, живя в среде университетской богемы. До брака с Джоном Сара не попадала в тот, иной мир. Ее родители были преподавателями и их друзья тоже. Она не могла вспомнить, чтобы отец когда-либо надевал галстук, а у матери обувью для выхода служили босоножки. Сара имела такие же привычки, но для Оливии приходилось немного меняться. Раньше это ее травмировало – она боялась допустить какую-то оплошность или использовать не ту вилку на званом ужине у свекрови. А теперь Сара знала, что Джон не придает этому значения и любит ее и такой.

Оливия воспитывалась в атмосфере аристократизма, несмотря на то что семья ее матери обеднела. Мэрибел унаследовала красивые серебряные столовые приборы и фарфоровую посуду. Сара ничего не знала об этом мире. А Джон в любой обстановке оставался интеллигентным, вежливым и обаятельным. Сара моментально в него влюбилась, когда они познакомились. Она понятия не имела, кто он и каким огромным состоянием владеет его семья. Он был простым, без претензий, лишенным зазнайства молодым человеком, добрым со всеми, богатыми или бедными, в отличие от его брата Филиппа, которого Сара считала снобом. Их матери снобизм был чужд, но она стала такой могущественной и успешной, что мир оказался у ее ног. Саре приходилось погружаться в этот мир только на летних каникулах и иногда во время званых обедов в доме Оливии в Бедфорде, что, впрочем, случалось редко, поскольку Оливия большую часть времени бывала в отъезде. В конечном итоге для Сары было важно только, что средства Джона обеспечивали им уверенность в завтрашнем дне, крышу над головой и хорошее будущее для Алекса. Всё остальное она расценивала как шальные деньги, в которых она не нуждалась. Она любила мужа, а не мир, из которого он вышел.

– Я каждый раз нервничаю, когда надо собирать вещи для этих поездок, – призналась она, хотя Джон это и так знал.

– Ты прелесть, я тебя люблю, – сказал он, обернувшись и поцеловав ее. Они долго обнимались. Сара сладко вздохнула. Жизнь с Джоном была настоящим блаженством.

– Для меня не важно, как ты одета. Для моей матери тоже. Ей просто хочется, чтобы нам было приятно и весело. Думаю, в этом году будет здорово.

Джон с Алексом были в восторге от перспективы путешествия на этой яхте. Сару же она пугала. По крайней мере во французском замке, который снимала свекровь, можно было поразмышлять о его истории. А яхта – это были только деньги и демонстрация благополучия, что Саре не могло нравиться.

– Ты просто хочешь порыбачить со своим братом, – сказала она.

Джон по-мальчишески ухмыльнулся. Саре он всё еще виделся студентом, а не сорокаоднолетним мужчиной, занимающим важную должность. «Какой же он скромный и симпатичный!» – подумала она. А Джон подумал, что его жена – чуткая и блистательно умная женщина.

– Это правда, – признался он. – Мы с Филиппом говорили об этом сегодня утром. Кстати, мы летим в Ниццу одним рейсом.

– Надеюсь, твоя мама заказала нам места в эконом-классе? – обеспокоенно спросила Сара, пока Джон старательно убирал свои картины и гасил свет в студии. Отбором работ для выставки придется заняться по возвращении. Сегодня на это нет времени. – Мне противно, что она тратит такие деньги на бизнес-класс.

Сара наотрез отказывалась летать даже первым классом. Она говорила, что это безнравственно, и не хотела, чтобы Алекс набирался плохих привычек или забывал об истинных ценностях.

– Думаю, стоит ожидать, что она заказала бизнес– или первый класс, – мягко произнес Джон, стараясь подготовить жену. Он знал свою мать. Оливия ни за что не отправит их во Францию эконом-классом. Она заботилась об их комфорте и хорошем обслуживании на всем пути. И он рассмеялся, думая, насколько его жена отличается от жены Филиппа. – Держу пари, что Аманда ворчит, что мама не заказала для нас спецрейс. Каждый год одно и то же.

– Это безумие, – воскликнула Сара неодобрительно. Но для Аманды это было характерно. Сара смирилась с невесткой, однако каждый год той удавалось досадить ей. – Я бы частный самолет не нанимала. Твоей маме следовало бы раздать эти деньги бедным.

– Не беспокойся, она жертвует достаточно.

Сара это знала, иначе бы не согласилась на путешествие. Ей не по душе была сама идея траты таких денег. Она не могла, да и не хотела, себе представить, сколько пришлось заплатить за аренду яхты. Мысль об этом приводила ее в содрогание.

По пути из студии в спальню они зашли на кухню и увидели в окно Алекса с друзьями. Гостей собралось много, мероприятие стало походить на вечеринку. Шестеро мальчиков играли в бассейне в водное поло. Сара вышла через заднюю дверь к бассейну и напомнила, чтобы они не играли грубо. Потом вернулась на кухню, где Джон уплетал пиццу, и тоже взяла себе кусок. Это было подобие ужина, а Саре еще предстояло собрать свои вещи и вещи Алекса. Она знала, что Джон справится сам.

– Да не беспокойся ты за них, они хорошие ребята, – пожурил ее Джон, но у Сары вид был весьма озабоченный.

– Не хочу, чтобы кто-то из них получил травму. Они играют слишком резко. Каждый год кто-то из детей знакомых получает травму в бассейне. Благодарю покорно, только не у меня.

Сара беспокоилась за сына и за других подростков. Год назад одного из ее студентов парализовало после столкновения в бассейне. Такое случалось, и она не хотела, чтобы подобное повторилось.

– Они просто дурачатся.

Алекс любил спорт. Он входил в школьную сборную по плаванию, играл в футбол и баскетбол и был спортивным от природы. В семнадцать лет он больше увлекался спортом, чем девочками, что в некотором роде было облегчением для родителей. Драмы, несчастная любовь, разбитые сердца – это было не про него. Он любил тусить с друзьями и приглашать их к себе. Иногда у них собиралась дюжина его приятелей и полдюжины студентов Сары, это скопище располагалось на кухне, в гостиной или устраивало барбекю на заднем дворе. Дом Сары и Джона был открыт для молодежи. Такую жизнь они сами выбрали.

Когда они пришли в спальню, Сара со страхом посмотрела на пустые чемоданы. Она, как всегда, понятия не имела, что в них класть. Джон засмеялся, видя это, и потянул жену на кровать. Он скользнул ладонью ей под майку и стал поглаживать полные груди. Он любил тело Сары, любил всё в ней. Аккуратно, мягко он принялся стаскивать с нее шорты. Сара тут же отстранила его, вскочила и закрыла дверь, защелкнув на замок.

– В доме дети! – напомнила она мужу.

Тот рассмеялся:

– А когда их нет?

У них получилось завести только одного ребенка, но чужие дети постоянно мельтешили под ногами. Жизнь и смех наполняли комнаты, молодежь была везде. Такой дом Джону хотелось бы иметь в детстве: дружелюбный, неформальный, в котором не приходится тосковать по родителям, потому что они почти всегда рядом.

Закрыв на замок дверь спальни, Сара вернулась в кровать, и они стали с жаром целоваться и ласкать друг друга, в считанные минуты сбросили с себя одежду, Джон погасил свет, и они дали волю безудержной страсти. Потом, спустя долгое время, они лежали, переводя дух, исполненные счастья, прильнув друг к другу, словно спасшиеся в шторм пловцы.

– Ух ты! – произнес Джон с хрипотцой.

– С тобой всегда «ух ты»! – радостно ответила Сара в темноте. – Я надеюсь, мы никогда не будем слишком старыми для этого.

– Думаю, никогда, – сказал Джон, поворачиваясь на бок, чтобы посмотреть на жену при свете луны. Он подумал, что Сара – самая красивая женщина, какую он когда-либо видел, и такой она была для него все двадцать лет брака. Он и раньше, и сейчас так считал. – Думаю, я буду затаскивать тебя в постель, когда нам будет по девяносто. Как только Алекс уедет учиться в колледж, я буду каждый вечер гоняться за тобой голый вокруг кухонного стола.

– Жду не дождусь, – улыбнулась Сара, садясь и включая свет. Чемоданы были на прежнем месте и не упаковались чудесным образом сами, пока их владельцы занимались любовью. – Черт, нам же надо собираться!

Еще следовало отвести собаку к соседям, которые обещали о ней заботиться в их отсутствие. Дел у Сары в тот вечер было еще много.

– Отведешь Джеффа?

– Конечно! – добродушно произнес Джон. – Соберу свои вещи, когда вернусь.

– Только, будь добр, откажись от вина, если предложат, а то просидишь у соседей всю ночь! – предупредила его Сара.

Джон улыбнулся, натягивая джинсы. Душ можно принять по возвращении. Ему очень нравилось ощущение того, что всего несколько мгновений назад их тела были соединены в одно целое.

– Да, босс! – пошутил он, открывая дверь.

Их кровать была в беспорядке, и любой, кто зашел бы, мог догадаться, что тут происходило. В их доме это было делом обычным. Они часто не могли устоять перед страстью и были известны своей привычкой «пойти вздремнуть». Теперь Сара с Джоном надеялись на возможность проводить много времени наедине в своей каюте на яхте.