Текст книги "Поправка Джексона"

11. Шуба. Продолжение

Следующий день был настолько насыщен событиями, что ни у Нины, ни у Ильи, казалось, не было времени вернуться воспоминаниями во вчерашнюю ночь. Но воспоминания эти, помимо их воли, жили в них своей жизнью, словно окруженные непроницаемой стеной от всего внешнего мира. Не их мира. Мира, до которого после этой ночи им не было никакого дела. Но жизнь все же брала свое. Илья, после того как наконец заставил себя выбраться из комнаты, сразу встретился с реальностью – позвонил Моисей Маркович и сказал, что через час он переезжает к Кричевским. Илья с матерью насчет переезда Моисейки – так он теперь за глаза того называл – еще не говорил, лишь слегка намекнул и тут же нарвался на скандал. Теперь ему предстояло поговорить с матерью о переезде этого засранца уже конкретно. Можно было только представить, что она устроит сейчас. И это после вчерашней ночи! Ночи счастья.

Как он и ожидал, услышав, что Моисей Маркович сегодня к ним переедет, мать устроила скандал. Со слезами, с заламыванием рук, с сердечными каплями. Как сын ни старался объяснить матери, что проживание в их квартире Моисея Марковича дело временное, а замужество, так это вообще на пару месяцев, Екатерина Владимировна ничего не хотела слушать. Она кричала, что он, мерзавец, решил за ее счет выкарабкаться из дерьма, в которое сам себя загнал. Что знать она его не желает и вообще больше он ей не сын. Потом она выгнала его из комнаты и стала нарочито громко рыдать. Не придумав ничего лучше, Илья пошел на кухню, достал бутылку водки и огурец, сел за стол и в одиночку выпил рюмку, чего никогда раньше не делал. За ней вторую. Потом взял бутылку и стакан и переместился на диван, поставив бутылку рядом на пол. И моментально заснул – сказалась бессонная ночь.

В то время пока Илья напивался, Нина поздравляла, вернувшегося после интервью Сашу. Домой он пришел совершенно ошалевшим от успеха: ему сразу сделали предложение с зарплатой в двадцать одну тысячу долларов в год. Событие это Саша потребовал сегодня же отметить. Нина попыталась перенести вечеринку на завтра, мотивируя это элементарной нехваткой времени. Саша укоризненно посмотрел на нее и посоветовал обратиться за помощью к Бронe, которая, как настоящая еврейская женщина, всегда найдет время устроить праздничный стол по такому важному случаю, даже если это не ее муж, а муж подруги. Нина позвонила Рубинчикам. Вася еще крутил баранку, а Броня, на счастье, сегодня взяла отгул. Затем Нина позвонила Илье, но на звонки никто не отвечал. Встревоженная, она побежала к нему. После продолжительных звонков в дверь Илья наконец открыл. Вид у него был сонный и слегка пьяный.

– Илюша, ты выпил?

– Я выпил пару рюмок и сразу заснул. Сама понимаешь почему.

– И больше, пожалуйста, не надо. Сашу приняли на работу. Он хочет это обмыть. Так что напиться ты еще успеешь.

– Поздравляю. Отлично! Только, Нина, пожалуйста, давай сделаем это у нас. Мне надо мамашу как-то отвлечь. К вам она не пойдет, а если у нас, то у нее выхода не будет. И Моисейку позовем. Пожалуйста, Нина, умоляю.

– Хорошо, а как мы ей это объясним?

– Мы скажем, что у тебя и сервиз хуже, и вообще ты плохая хозяйка. Разве нет?

– Нахал, – засмеялась Нина. – Ладно уж, говори.

– Не, я попрошу Броню. Мамаша ее уважает.

– Хорошо, я пошла, – сказала Нина. Затем произнесла: – Я люблю тебя, – и пошла к лифту.

– Я тебя тоже люблю, – вдогонку крикнул ей Илья. И добавил: – А пью от счастья.

Она, не оборачиваясь, засмеялась. Когда Нина ушла, Илья позвонил Броне. После долгих объяснений и уговоров Броня наконец согласилась и пришла. Погрозив Илье кулаком, она прошла в спальню Екатерины Владимировны, а Илья вернулся на свой диван. В спальне у Брони с Екатериной Владимировной тоже состоялся бурный разговор. Вернее, шумела Екатерина Владимировна, продолжая гнуть свою линию. Линия была довольно заезженной: она уже несколько дней кричала, что она знать не желает это ничтожество, ее бывшего сына, которого она уже на веки прокляла. Броня, молча соглашаясь со всеми доводами, кивала. А потом обезоружила Екатерину Владимировну пересказом недавнего разговора с Ильей – тот якобы расспрашивал ее о здоровье своей мамы. И когда Броня сказала ему, что он довел мать своими выкрутасами до нервного срыва, он так испугался, что собрался немедленно вести мамулю к врачу. Он так именно и сказал: немедленно. И даже, нарушив закон, сделал маме задним числом страховку в своей компании. Тут Броня немного перегнула: у Екатерины Владимировны ужа была страховка, как и у всех пожилых эмигрантов. Но Екатерина Владимировна, растрогавшись историей, на этот нюанс внимания не обратила и гнев уменьшила. Но до определенного предела, конечно. Отмечать Сашин успех в ее доме – так она выразилась – она тоже согласилась. Только сразу и предупредила, что она палец о палец не ударит и даже из комнаты своей не выйдет. Тут Броня набралась нахальства и спросила про знаменитые пирожки Екатерины Владимировны. Если бы только она смогла их испечь, потому что без этих ее пирожков все остальное на столе ничего из себя представлять не будет. Екатерина Владимировна вдруг польщенно хихикнула и на пирожки согласилась. У Кричевской была редкая черта характера: она моментально загоралась, устраивая скандал, и так же моментально после него остывала, словно скандала и не было вовсе. Когда Броня уже покидала ее, Екатерина Владимировна спохватилась и поинтересовалась, почему Сашин успех отмечают в квартире Резиных? почему в ее? Броне пришлось опять льстить и говорить, что об этом попросила Нина, потому как сервиз да и вообще все кухонное хозяйство у нее не идет ни в какое сравнение с хозяйством Кричевской. Броня с Ниной, разумеется, все берут на себя, но под руководством Екатерины Владимировны. И, как уже говорила Броня, Кричевская не должна покидать кровати.

– Я где-то читала – добавила Броня, – что все великие полководцы – Македонский, Наполеон, Котовский – руководили своими войсками, даже не видя поля боя. Но по-моему, книги врут.

Так загадочно закончила свою речь Броня и, довольная, вышла из комнаты. На диване по-прежнему лежал Илюша, нетерпеливо ее ожидая.

– Ты, алкоголик, по гроб жизни со мной не рассчитаешься! – заявила Броня, входя в гостиную.

– Броша! О чем ты говоришь! С сегодняшнего дня все заботы о вашем грязном нижнем белье я беру на себя. Я замачиваю в трех водах, стираю, полощу, сушу и глажу. Причем твои панталончики, Брошенька, буду крахмалить так, чтобы стояли.

– Ты лучше учись педикюр делать. Раз в неделю я свои ножки тебе в нос буду пихать. Да и Васютка тоже. Он будет единственным в Нью-Йорке таксистом с педикюром. К нему очереди будут.

– И на педикюр я согласен, но при условии, что ты мне дашь солененький огурчик из холодильника.

– Не дам.

– Почему?

– Из принципа. Все, я пошла помогать Нине готовить. А ты кончай пить.

– Обязательно. Сразу, как только…

Броня безнадежно махнула рукой и вышла.

Как и обещал, через час пришел Моисей Маркович с чемоданом в руке.

– А постельное белье? – спросил Илья, нехотя вставая со своего дивана.

– А у вас что, не найдется?

– Найдется, – хмуро ответил Илья и повел его в свою комнату. Там он снял белье с кровати и, достав из шкафа свежее, бросил его Штейну.

– А где Екатерина Владимировна?

– У себя. Моисей Маркович, я вам уступил свою комнату, значит, моей комнатой стала гостиная, так что жить вы будете только здесь. Сегодня у меня гости, и я прошу вас нам не мешать.

– Кому нужны твои гости! Давай, мотай на свою половину.

Илья вышел, и Моисей Маркович демонстративно закрыл за ним дверь. Илья же вернулся на диван.

Ближе к вечеру Нина с Броней хлопотали, накрывая на стол, Илья же продолжал лежать. На полу рядом с диваном по-прежнему стояла уже на три четверти опустошенная бутылка водки. Илья, уже прилично пьяный, как и утром, выпрашивал соленый огурчик.

– Броня, ну неужели так трудно дать страдающему человеку паршивый огурец?

– Трудно.

– Я это запомню.

– Лучше скажи, где у вас салфетки. Я всю кухню обыскала.

– Не держим

– А чем пользуетесь?

– Мамаша руки вытирает о скатерть, я о штаны, а Моисеюшка вообще ничем не пользуется. Он считает, что жирные руки – это признак полного благополучия.

– Представляешь, – сказала Броня вышедшей из кухни Нине, – какой на земле наступит рай, когда у него наконец откажет язык. Пойду спрошу у Екатерины Владимировны, где салфетки.

– Слюшай, са-а-авсем уходи, да!? Надаела!

Броня обернулась, пригрозила Илье кулаком и ушла.

– Илюша… – Нина подсела к нему на диван.

– Да-а-а… Я вас слушаю.

– Мне тебе надо что-то сказать.

– Что случилось? Война?!

– Пока нет.

– Ну тогда и говорить не о чем. Ты видишь, я напиваюсь. У меня на глупости времени нет. И Бронька сейчас войдет.

– Не войдет, ее твоя мама так просто не отпустит. Ты специально напился, чтобы избежать разговора со мной. Но это же глупо.

– Какого разговора? Мы с тобой все уже решили.

– Это ты решил, а не я. Мы любим друг друга. Что здесь решать?

– Есть что. Как насчет Сашки? А? То-то!

– При чем здесь Саша? Я же тебе сказала, что все равно уйду от него.

– Он, может быть, и ни при чем, а я при чем. Я развратник и гад – соблазнил жену лучшего друга.

– Неправда, это я тебя соблазнила.

– Но я же не сопротивлялся. Очень даже наоборот…

– Потому что ты меня любишь.

– Вот привязалась. Не люблю!

– Любишь, – засмеялась Нина. – Сам сказал.

– Врал. Я врун. А вот Сашка тебя любит. Все остальные бабы у него для постели. Что я, не знаю. Я сам бабник.

– Перестань! Сашка умеет любить только себя. Вот ты меня отталкиваешь, а он бы на твоем месте глазом не моргнул.

– Да плевать мне, моргал бы он или не моргал. Пусть себе не моргает, а я подлянки делать не приучен. Да и какой из меня любовник? Я вот-вот в тюрьму сяду.

– Никуда ты не сядешь. И мне не нужен любовник. Мне нужен ты.

Помолчав, Нина добавила:

– Меня Нэнси зовет с собой во Флориду.

– Нэнси? А это еще что такое?

– Сестра Эйба, которого ты ограбил. Я у нее сиделкой работаю.

– А, ну тогда это важная личность. И что там насчет Флориды?

– Она купила там домик и зовет меня.

– На зиму?

– Сначала на зиму, но, если захочу, могу с Игорьком навсегда остаться.

– Ничего себе! И ты захочешь?

– От тебя зависит. Так что решайся, Илюшенька…

– А чего решать? – не сразу ответил Илья. – Ты уезжаешь. Я остаюсь с разбитым сердцем. Прощайте, мадам. C’est la vie[1]1
  Такова жизнь (фр.).


[Закрыть]. Выпью еще четыре рюмки кальвадоса и пойду брошусь в Сену.

– А может, не надо? Я вернусь, если позовешь.

– Не, Нинок. Мне жертвы не нужны. Да и вообще, мне теперь только негритянок подавай.

– Кому ты нужен, кроме меня?

В комнату вошла Броня с пачкой салфеток в руках.

– Екатерина Владимировна пирожки сделала. Вкусные! Я уже два съела.

– Поздравляю. А мне, между прочим, был обещан огурец.

Нина взяла со стола огурец и принесла Илье.

– Может, все-таки хватит пить. Мы еще за стол не сели, а у тебя уже язык заплетается.

– Нина, ты хоть и русский человек, но о состоянии опьянения понятия не имеешь. Ваше здоровье, тетеньки, – произнес Илья и выпил. – Я вам сейчас почитаю компактную лекцию о разнице в причинах пития между русским и евреем.

Нина направилась в сторону арки.

– Тебе что, не интересно? – поразился Илья.

– Нет, – ответила Нина и вышла.

– Я тоже обойдусь, – сказала Броня.

– Нет, это очень важно для понимания моей души, – настаивал Илья. – Смотри. Все знают, что русский человек пьет, чтобы забыться. Поэтому он и напивается до потери пульса. Еврей пьет с главной целью – в себе покопаться.

– А трезвым покопаться в себе он не может? – поинтересовалась Броня.

– Не может. По крайней мере, объективно не может – мешают комплексы. Поэтому еврей никогда не отключается и даже, если внешне он кажется в хлам, на самом деле в его голове постоянно происходят аналитические процессы.

– Какие процессы происходят в твоей голове, мы уже знаем.

– Броня, мне даже обидно – так меня не понимать! Хотя что с вас взять – бабы!

Из кухни вернулась Нина и поставила на стол блюдо. В это время раздался звонок в дверь. Броня открыла, и вошел Вася.

– Привет, – пытаясь поцеловать Броню, проговорил он, но она отвернулась.

– Что я опять сделал?! – растерялся Вася.

– Старик, не обращай на нее внимания, – пришел на помощь Илья. – Ей сегодня шлея под хвост попала. Она мне паршивый огурец пожалела. И эта тоже хороша, – кивнул он на Нину.

– Почему здесь празднуем, а не у вас? – спросил Вася у Нины.

– Спроси у своего дружка.

– Мне надоело у них. Размах не тот. Я вам покажу, как надо гулять. Я разбогател. Ты видишь, сколько орлов? Я прямой наследник.

– Мне перед Екатериной Владимировной неудобно. Она явно недовольна, что у нее в квартире Сашину работу обмываем. Даже не выходит.

– При чем здесь Сашина работа? Главное – это мамашино бракосочетание. А не выходит она, потому что свадебное платье жмет.

– Втравил мать в авантюру, мог хотя бы не издеваться.

– Хорошо, что ты пришел, – обратился Илья к Васе. – У меня от них голова болит. Давай по рюмочке.

– Перебьетесь, – строго сказала Броня.

– Броня, винегрет некуда класть. Я схожу к себе за блюдом, – произнесла Нина и вышла из квартиры.

– Забыли про стулья, – спохватилась Броня. – Давай, алкоголик, догоняй Нину, поможешь принести стулья, – обратилась она к Илье.

– Я говорил тебе: у меня с ногами какие-то странности. Я сейчас непередвижной.

– Сейчас станешь передвижным, – Броня стащила его с постели и потянула к двери.

– Мама! – кричал Илья, упираясь. – Чапай, заметь, я тоже ухожу как герой! Но лучше смерть, чем унижения! Только маму с Моисейкой жалко – сиротки…

– Давай шагай, герой. О твоей маме я позабочусь. – Броня вытолкнула Илью за дверь и, демонстративно игнорируя Васю, ушла на кухню.

Вася, оставшись один, явно нервничал, не зная, куда себя деть. Когда Броня с очередным блюдом вернулась в комнату, он сражу ожил:

– День был плохой, – сказал он Броне, – десять часов отпахал, а сделал меньше сотни… Устал жутко. И есть хочу. Скоро за стол сядем?

– Звонил твой…

– Да? И чего он хотел? – перебил ее Вася. Он был явно напуган.

– Просил тебе передать, что во вторник, самое позднее в среду, надо отдать задаток за медальон… Как я понимаю, деньги ты еще не отдал и они все это время были у тебя.

– Броня…

– Что Броня? Сволочь ты!

– Броня, пожалуйста…

– Ты сейчас лучше помолчи, – перебила его Броня. – А то я спускаюсь вниз, собираю чемодан – и до свидания. То, что ты мне стал лгать и устраивать свои дела за моей спиной, – об этом мы потом поговорим.

– Какие дела, Броня? Я для нас все это делаю.

– Не надо мной прикрываться. Все, что ты делаешь, ты делаешь только для себя. Но об этом потом. Сейчас я просто хочу понять, когда ты стал мерзавцем и начал предавать своих друзей. Согласно твоей теории мы здесь не изменились.

– Я никого не предавал.

– Нет?! А как ты тогда это называешь? Пошутил? Твой лучший друг попал в беду, и все, что ему нужно было, – это вонючие три тысячи. Перечислить тебе, что Илюша сделал, чтобы их достать?

– Не надо, я и так знаю.

– Да нет, я все-таки напомню. Он одолжил у Моисея кучу денег и отдал ему свою комнату. Сам Илюша будет жить здесь, среди этих коробок. Екатерина Владимировна должна будет расписаться с этим проходимцем, чтобы он не нервничал и жил себе спокойно. Ну и совсем мелочь. Резины отдали Илюше свои последние двести долларов, предназначенные Сашке на костюм. Ты, правда, тоже отслюнил триста из трех с половиной тысяч, что у тебя были. Совесть хотел очистить? Я помню твой тост в Новый год. Так трогательно: «Пока мы вместе, нам ничего не грозит». Между прочим, Илье всего-навсего грозит тюрьма.

– Броня, можно я теперь скажу?

– Если есть что.

– Есть. Во-первых, Илье тюрьма не грозит. А если бы грозила, я не думая отдал бы все деньги. Неужели ты действительно считаешь, что я подлец и предатель? Я люблю Илью, он мой лучший друг, но ты знаешь, что он всегда думает в первую очередь о себе.

– Зато ты у нас – мамаша Тереза!

– А почему я должен чем-то жертвовать, зная, что сам он палец о палец не ударит? Вот ты говоришь, вонючие три тысячи. Это для тебя они вонючие, а я их два года собирал. Вкалывал по двенадцать – шестнадцать часов в день. Ты знаешь, что такое просидеть в такси двенадцать часов?

– Мечта твоей жизни.

– Моя мечта – иметь свой бизнес. Это разные вещи. И что, я теперь из-за его легкомыслия должен с этой мечтой расстаться?

– Ничего бы не случилось, если бы ты подождал еще немного.

– Немного?! Перестань! Илья наодалживал кучу денег. Он хоть раз заикнулся, как он собирается их отдавать? Когда? Медальон каждый год поднимается в цене. Сколько лет мне пришлось бы опять вкалывать, чтобы купить его?

– А как ты думаешь, на сколько лет они вляпались в это дерьмо?

– Человек должен отвечать за свои поступки. Илья все делает, не думая о последствиях. Потому что знает: к нему всегда придут на помощь – родители, друзья, случай. Еще до нашей с тобой встречи я как-то отсидел пятнадцать суток. Драку тогда затеял и дрался Илья, а мы с Сашкой его оттаскивали. Вину тогда я взял на себя, потому что через день открывалась его первая выставка.

– Ты ждешь, чтобы я восхищалась твоим благородством?

– Ничего я не жду, – ответил Вася. И, помедлив, добавил: – Ну хочешь, я сейчас отдам все деньги?

– Смысл? Ты опоздал ровно на неделю.

Они оба замолчали. Броня машинально стала поправлять на столе посуду.

– Ты собираешься всем рассказать? – наконец прервал молчание Вася.

– Боишься?

– Да. Я себя не представляю без ребят… Можно я выпью еще рюмку?

– Да хоть залейся!

Вася налил себе рюмку и, протянув бутылку Броне, вопросительно посмотрел на нее. Броня опять его проигнорировала. Вася выпил, оглядел стол, выбирая закуску, но, встретив суровый взгляд Брони, махнул рукой, сел на диван и стал грустно рассматривать коробки с орлами. В это время открылась дверь и вошла Нина с блюдом, а за ней – Саша и Илья со стульями.

– То, что надо, – сказала Броня, забирая у Нины блюдо. – Пошли на кухню.

– Поздравляю, старик, – Вася встал с дивана и обнял Сашу. – Я не сомневался, что все будет окей.

– Только на прошлой неделе интервью было, а сегодня уже агент позвонил – предлагают позицию.

– На позицию девушка провожала бойца… – закатив глаза, запел Илья.

– Уже успел надраться? – спросил Саша.

– Я за тебя готов сутками пить!

– Сколько на старте дали? – поинтересовался Вася.

– Двадцать одну тысячу в год.

– Я говорил: перед интервью надо было как следует выпить – дали бы тридцатку. Не сомневаюсь, – Илья притянул Сашину голову и чмокнул в лоб.

– Тяжело было? – спросил Вася.

– А как ты думаешь? Меня два человека гоняли. Обычно после первого интервью приглашают на второе, а тут сходу. Нет, вы только представьте: первое интервью – и сразу взяли на работу. И в такое место! Вы бы видели, какой шикарный офис.

– Я так думаю, – начал рассуждать Илья, – если ты работаешь в банке, наши денежные проблемы уже закончились? Чапай, объясни, если я что-то не так понимаю.

– Из всей группы я первый устроился. Вот так-то! – проигнорировал высказывание Ильи Саша. Сейчас ему вообще было не до шуток. Сейчас он чувствовал себя победителем, и все это тоже должны были чувствовать. И в центре внимания должен быть он, а не Илья со своими идиотскими шуточками.

В комнату вошли Нина и Броня с блюдами в руках.

– Можно за стол садиться, – сказала Нина, ставя блюдо.

– Где мама? – спросил Вася у Ильи.

– Где она может быть? У себя в будуаре. Папуля у себя в кабинете. Все как в лучших домах Филадельфии.

– Иди зови – картошка остывает, – приказала Броня.

– Моисейка прибежит, а с мамашей будут проблемы.

– Почему? – поинтересовался Саша.

– Демонстрация протеста, – ответил Илья. – Целый день из комнаты не выходит.

– Ей, между прочим, придется с посторонним человеком расписаться. – Нина с упреком посмотрела на Илью. Тот вздохнул и обреченно пошел в комнату Екатерины Владимировны.

– Но это же временно, – сказал Саша.

– Как у тебя все легко, – покачала головой Нина.

– Приветствую молодежь, – поздоровался Моисей Маркович, входя в комнату.

– Здравствуйте, – ответили ему все хором.

– Моисей Маркович, познакомьтесь – Саша, – представила Нина.

– Герой дня. Молодец, поздравляю!

– Спасибо.

– А это Бронин муж – Вася.

– Будущий бизнесмен! – Моисей Маркович пожал, протянутую руку. – Слышал, слышал. Одобряю.

– Моисей Маркович, только честно: вы меня хоть раз вспомнили? – сразу переходя на кокетливый тон, спросила Броня.

– А как не вспомнить такую женщину!

– Вы имели в виду, необыкновенную?

– Необыкновенно восхитительную! – сказал Моисей Маркович и громко засмеялся своей шутке.

– А вы с юмором.

– У меня много достоинств.

– Екатерине Владимировне повезло – с таким юмором и с такими орлами. Редчайшее сочетание.

– Как орлы идут? – спросил Вася.

– Не идут, а просто летят! – Довольный собой, Моисей Маркович опять громко захохотал. Потом, успокоившись, обратился к Васе: – Мне с вами надо будет поговорить – у меня к вам пара вопросиков.

– Пожалуйста, – ответил Вася.

– Чапай у нас знающий. – Саша похлопал Васю по плечу.

– Почему Чапай? – недоуменно спросил Моисей Маркович.

– Долгая история, – отмахнулся Вася.

От матери вернулся унылый Илья.

– Я говорил, с мамашей будут проблемы. Ни в какую. Я ей даже предложил на брудершафт выпить. Бронислава, одна надежда на тебя. Мать тебя уважает.

– Видите, Моисей Маркович, как меня все уважают, – сказала Броня и повернулась к Илье. – Пошли, несчастный.

Они направились в комнату Екатерины Владимировны. По дороге Броня что-то сказала, Илья в ответ пьяно захохотал.

– Он уже пьяный, – возмутился Моисей Маркович. И спросил у Васи: – Вы давно его знаете?

– Со школы.

– Это хорошо. Пока они там разговаривают, зайдем ко мне на пару минут. – Он приобнял Васю за плечи и увел в свою комнату.

– За деньги свои волнуется, – сказал Саша Нине. – Представляешь, как мы теперь заживем! Даже не верится – двадцать одна тысяча! И ведь сразу взяли! Единственного из всей группы. Что ты молчишь? Как будто не рада.

– Что ты, Саша, я очень за тебя рада. Я горжусь тобой.

– Между прочим, есть чем.

– У тебя теперь все будет хорошо.

– Что это значит у меня? – не понял Саша. – У нас.

Из комнаты матери бодрым шагом, с широкой улыбкой на лице вышел Илья.

– Сейчас выйдет. Уже одетая сидела. Что я ее, не знаю… А мне теперь Броньке бутылку ставить.

– Ты Броню с Чапаем перепутал, – поправил Саша.

– Одна шайка-лейка. А куда он делся? И Моисей?

– Тебя обсуждают.

Из комнаты вышли Броня и Екатерина Владимировна. На Кричевской нарядное платье, в руках блюдо с пирожками. Она сразу критически осмотрела накрытый стол и неодобрительно покачала головой.

– Мы все на скорую руку, – заметив реакцию Кричевской, Нина сразу занервничала и стала оправдываться.

– Понимаю, – величаво сказала Екатерина Владимировна. И снисходительно добавила: – Я и не ждала изысканности,

– Ну, давайте садиться, – стала приглашать Нина. – Илюша, зови Моисея Марковича с Васей.

Илья сразу сделал серьезное лицо и пошел в свою бывшую комнату.

– Поздравляю тебя, Саша, – сказала Кричевская и поцеловала его. – А что, он так не мог? Вместо того, чтобы гоняться с фотоаппаратом, – заговорила она уже об Илье.

– Илья будет прекрасно зарабатывать, – говорит Нина.

– Я тебя умоляю! А заработает – в этот же день проспорит или проиграет в карты.

– Он вам что, еще не сказал? – удивилась Нина.

– А что он мне должен был сказать?

– Да нет… Ничего, – замялась Нина.

В это время вернулся Илья, а за ним – Моисей Маркович и Вася. При виде Моисея Марковича Кричевская сразу приняла надменный вид, высокомерно осмотрела его с ног до головы и гордо отвернулась.

– Давайте уже за стол, – нетерпеливо проговорила Броня.

Все расселись, причем Кричевская ждала когда сядет Илья, и только тогда села с противоположной стороны стола. Моисей Маркович устроился рядом с ней. Все накладывали себе еду. Вася разливал напитки.

– Пирожки берите, – предлагала Кричевская. – По-моему, удались.

– Вкуснее ничего не ела, – с полным ртом сказала Броня.

– Как всегда, первый тост – мой, – Илья встал и поднял рюмку. – Скажу коротко и от всей души. Александр, мое мнение, что тебя взяли в банк только потому, что ты скандалист и они не захотели с тобой связываться. И все.

– Спасибо, Илюха. Другой бы не от всей души, а ты от всей. Потому как друг!

– Не за что. Ладно, Сашка, ты сам знаешь, что ты проделал. У меня, как у нормального человека, в голове это не укладывается. Ты герой, Сашка. За тебя! За твою удачу.

Все выпили и закусили.

– А где ваши родители? – спросил Сашу Моисей Маркович.

– Они с сестрой в Израиле.

– Почему не с вами?

– Сестра с мужем захотели в Израиль.

– Разбиваются семьи… Я своей дочери написал про вас. Она у меня в школе преподает географию. Предмет никчемный, но зато английский знает. Не хочет ехать, дура. Могла бы как вы…

– Ну знаете, это совсем не просто. У нас столько отсеялось… Я первый получил работу.

– Молодец!

– Сашка сказал, что, когда он на интервью шел, его у самого банка на улице вырвало, – с гордостью сказал Илья.

– Фу, Илья, за столом… Не комильфо, – повела плечами Броня.

– Он здесь совсем в жлоба превратился, – с презрением глядя на Илью, сказала Кричевская.

– А что я такого сказал? Человек нервничал, понятное дело. Я имел ввиду, что женщине-то будет еще труднее, чем Сашке, но зато всегда можно сослаться на беременность.

– Вы поняли, при чем здесь беременность? – спросил у Кричевской Моисей Маркович.

– Кто на него вообще обращает внимание.

– Самое страшное еще впереди, теперь надо будет как-то работать. Ну ничего… Справимся. – Саша по-прежнему игнорировал шутки Ильи, хотя уже начинал сердиться на этого шута. Ему казалось, что тот намеренно переключает внимание на себя. Потому что завидует.

– Вы сюда уже приехали с языком? – продолжал допрос Моисей Маркович.

– Да. Я в Союзе занимался английским.

– Вот как надо. Язык здесь – это главное. Я все уговариваю Екатерину Владимировну со мной на английский в Еврейский центр ездить, она ни в какую.

– Мой английский лучше, чем у них у всех вместе взятых, – отмахнулась Кричевская.

– Да? – спросил Илья. – А кто недавно в магазине для сумок потребовал вместо сумки автобус показать? И главное, настаивал. Хозяин хотел полицию вызвать.

– Шут гороховый, – сказала Кричевская и повернулась к Моисею Марковичу, забыв, что она его игнорирует. – Забыла, что сумка – это «бэг», а автобус – «бас».

Оба в унисон засмеялись.

– Зря все-таки в центр не ходите, у нас там весело, – чувствуя, что лед тронулся, обратился к ней Моисей Маркович. – Жалко только, Ленька перестал ездить.

– Мне своего шута хватает, – ответила ему Кричевская.

– А вы знаете, что Ленька в Союзе был воздушным гимнастом? – сказала Нина.

– Ты шутишь! – воскликнула Броня.

– Нет, мне вчера Катя сказала. Я с ней с работы в автобусе ехала. Они в Союзе оба в цирке работали воздушными гимнастами. И были довольно известными.

– Ну вот скажите, пожалуйста, о чем они думали, когда из Союза уезжали? – вмешалась Кричевская. – Денег больше захотелось? Или как ему, – кивнула на Илью, – славы дома не хватало? Хорошенькая слава – Ленька целыми днями со стариками околачивается, а она в парикмахерской вкалывает.

– Они уехали, потому что у них дочка тяжело болела, и они надеялись ее здесь вылечить, а она по дороге умерла. Катя говорит, что Ленька в Союзе был совсем другим… А дочку он просто боготворил.

Все замолчали.

– Вот тебе и Ленька, – прервала это молчание Броня.

– Отдам ему свой кадиллак, – сказал Илья. – Я серьезно. Мне машина все равно больше не нужна будет.

– Вдруг благородным стал! – фыркнула Кричевская.

– У меня есть тост, – сказал Илья, вставая. – Васька, налей-ка молодым.

– Паяц несчастный, – презрительно сказала Кричевская.

– Мамуля, я тебя люблю. Я ведь до сих пор помню, как ты меня рожала. Предлагаю выпить за мою мамулю. И вообще за новую семью!

– Илюша, перестань, – Нина пыталась посадить его на место. Илья сопротивлялся.

– Горько! – уже не в силах остановиться, кричал Илья и опрокинул рюмку.

– Всё! С меня хватит! – гневно воскликнула Кричевская. – Дуру из матери сделал. Знать тебя больше не хочу. – Она бросила на стол салфетку и, отодвинув стул так, что тот упал, вышла из комнаты.

– Ну и шутки у тебя. С родной матерью так! Пойду успокою, – сказал Моисей Маркович, вставая из-за стола. – Так ты, оказывается, еще и шикер. Ничего, должок все равно вернешь.

Моисей Маркович проследовал за Кричевской.

– Сука ты, Илья! Взял и испортил мой день! – возмущенно крикнул Саша.

– Да, ладно, big deal[2]2
  Без проблем (англ.).


[Закрыть]. Я с мамашей помирюсь, она у меня отходчивая. А вам я сейчас подниму настроение, – сказал Илья и, достав из кармана деньги, протянул их Саше. – Вот, возвращаю должок. Двести долларов Резиным. И Рубинчикам триста. На, Чапай. Всё! Думали, не отдам?

– Откуда деньги? – спросила Броня

– У Леньки забрал. Нет, забыл, Леньку я больше не трогаю.

– Илюша! – воскликнула Нина.

– Откуда взял, тебя спрашивают! – вскрикнул Саша.

– Камеру продал. После денег за шубу еще стольник остается. Я его пропью, а Моисею – фигу.

– Ты что, рехнулся?! – не могла поверить Броня.

– Зачем было продавать? Мы же не просим у тебя сейчас, – словно оправдываясь, сказал Вася.

– Илюша, что с тобой? – испугано спросила Нина.

– Ничего… Мечте идиота капут. Маниловщина это все. Не устроиться мне никогда. Чапай купит такси, буду у него ездить. Чем я хуже других? Или лучше? Как правильно будет? Что-то у меня не получается сегодня напиться, – Илья налил себе рюмку и выпил.

– Слушай, сколько можно себя жалеть? Ты лучше пить прекращай, – сказал Саша чуть ли не с презрением смотря на Илью.

– Я вчера был в Гринвич-Виллидж на выставке. Вы бы видели эти фотографии! Энсел Адамс, Ричард Аведон, Роберт Франк… Ну куда я лезу после них со своим убожеством? Я был на высоте в СССР, а здесь…

Илья не успел закончить, как в комнату заглянул Моисей Маркович.

– Как там у вас стиральная машина включается? Мама просит, а я не знаю.

– Сейчас включу, – сказал Илья. Моисей Маркович кивнул и вышел.

– Ты, наверное, перечислил лучших фотографов Америки, – сказала Нина. – Их по пальцам можно пересчитать. А сколько просто хороших фотографов работает… И отлично зарабатывает. Наверное, тысячи. Ты, может быть, не великий, но ты очень хороший фотограф, Илюша.

– И что дальше? Мне скоро уже тридцатник… Сашка программистом начинает работать, у Васьки свой бизнес вот-вот будет, а что я такое? Безработный фотограф? Мамаша права. Надо знать себе цену. Начну с нуля. Ничего, так даже интереснее. Пойду стиральную машину включу.

Илья вышел, и в комнате воцарилась гнетущая тишина.

– Я его таким никогда не видела, – нарушила молчание Нина.