Текст книги "Поправка Джексона"

– Конечно нет. Но вспомнить лучшие годы тоже было приятно.

И Володя рассказал о компании «Компьютерленд».

– Ну тогда тебе нужно к Сашке Яковлеву. Помнишь такого? Ты с ним до Веры за одной партой сидел.

– Конечно помню, – ответил Володя. – Он хорошим засранцем был.

– Он и есть засранец. Только сейчас он очень богатенький засранец.

– А как он им стал? Он же тупой.

– Это он к физике с математикой тупой был. А в нашей новой стране оказался пронырой.

– Ты уверен, что на него стоит тратить время? – спросил Володя.

– Безусловно. Он, чтобы перед тобой выпендриться и показать, какой он крутой, для приличия, конечно, поторгуется, но из кожи лезть не будет.

– А откуда у него столько бабла? – поинтересовался Володя.

– Ты про нашу приватизацию, конечно, знаешь. Так вот. Его отец перед самой приватизацией продвинулся в большие партийные начальники. Когда Ельцин всю эту херню затеял, тот сразу за гроши набрал кучу акций какого-то огромного завода и на следующий день проснулся мультимиллионером. То есть полноправным владельцем завода. А потом еще несколько заводов прибавил. Когда отец отдал душу, Сашка стал единственным наследником. Так что твой «Компьютерленд» для него семечки.

– Тогда поехали. Ты знаешь, где он сейчас живет?

– Сейчас он на своей даче в Новоалександрове. Это даже круче, чем Барвиха.

– Далеко от Москвы?

– Да нет. Километров восемь от кольцевой. Я могу тебя отвезти.

– У тебя все тот же москвич? – поинтересовался Володя.

– Обижаешь. У меня ваш американский «фордяга-скорпио».

В этот же вечер Эдик созвонился с Яковлевым и рассказал о приезде Володи. Сашка, как передал Эдик, искренне новости обрадовался и потребовал, чтобы завтра же тот Володю к нему привез.

Дача Яковлева была огромная и походила на миллионные вилы в богатых районах Нью-Йорка и Нью-Джерси. Она стояла в глубине за решеченным железным забором, ворота которого были закрыты, а у входа стоял охранник в кожаной куртке и в черных очках. Володю рассмешил его вид, напоминающий рэкетира из русских криминальных фильмов. Эдик назвался, и охранник, видимо ожидавший их, сразу открыл ворота. Они подъехали и вышли из машины. Дверь в усадьбу была открыта, но там никто не стоял. Они поднялись по ступенькам и вошли во внутрь. Яковлев ожидал их в огромном холле, по стенам которого вперемешку с довольно безвкусными аляповатыми картинами в дорогих рамах были развешаны набитые чучела оленьих голов. Они не виделись с Яковлевым с окончания школы, и Володя с трудом узнал его. Тот раздобрел, приобрел второй подбородок. Держался он непомерно важно, но и сейчас улыбался им своей неприятной, если не сказать мерзкой улыбочкой, которая была видна уже издалека. Широко раскинув руки, он стоял на месте, ожидая, когда они к нему подойдут. Затем, положив одну руку Володе на плечо, а другой похлопывая его по спине, сказал:

– Здорово, здорово. Не забыл старого друга?

– Как видишь, – тоже выдавливая из себя улыбку, только и смог ответить Володя.

– Ну пошли, выпьем за встречу.

Создавалось впечатление, что он намеренно игнорирует Эдика.

– А мне где изволите-с подождать? – с издевкой спросил Эдик. – В ваших покоях или в машине?

– Кончай дурить! Пошли, – бросил ему Яковлев.

– Премного благодарствую, – продолжая глумиться, ответил Эдик.

Проходя мимо развешанных чучел, Яковлев не удержался и похвастался.

– Мои. Ты-то охотишься?

– Нет, – ответил Володя. – Я любой вид стрельбы не переношу.

– Я вижу, ты таким же выпендрежником и остался.

Володя отвечать не стал и лишь пожал плечами.

Из большого холла они перешли в застекленную гостиную, из которой открывался вид на начинающий расцветать сад. Около двери, ведущей туда, на стенке висело несколько норковых шуб.

– Это для гостей, которые решат погулять по саду посмотреть павлинов, – уловив Володин удивленный взгляд, пояснил Яковлев.

Словно для подтверждения его слов, невдалеке заорал павлин. К нему сразу же присоединился еще.

– Хочешь на них посмотреть?

– Нет, спасибо, – покачал головой Володя. – У нас в Нью-Джерси есть парк, по которому гуляет десяток павлинов.

– Так это в парке. А у него в собственном саду. Ты разницу чуешь? – не унимался Эдик.

– Ну как там ваша сраная Америка? – не обращая внимания на глумление Эдика, спросил Яковлев.

– Почему ты решил, что она сраная? Ты хоть раз там был? Или тебе по телику показали?

– А если и по телику? У нас-то по телику правду показывают. В отличие от вашего.

«Несмотря на свои миллионы, как был кретином, так им и остался», – подумал Володя.

– Ладно, хватит о политике, давай о деле поговорим, – отбросив мысли, сказал Володя.

– Согласен. Здесь мы с тобой сойдемся, Володя.

– Надеюсь.

– Мне Эдька сказал о твоем предложении. Ты просишь сто пятьдесят тысяч долларов за долю во франшизе. Я даю семьдесят.

– Ты сдурел, Яковлев! – Володя никак не мог заставить себя обращаться к нему по имени, хотя и понимал, что ребячество. – Сто двадцать пять.

– Сто – и по рукам, – Яковлев протянул руку.

Володя сделал вид, что обдумывает, хотя с самого начала решил, что сотня его устроит.

– По рукам, – наконец ответил он, пожимая руку Яковлева.

На журнальном столике, явно приготовленное заранее, в ведерке со льдом стояло дорогущее французское шампанское «Дом Периньон». Яковлев небрежно разлил шампанское по бокалам, и они выпили за сделку. Затем, как Сашка ни уговаривал их остаться на его фирменный шашлык, Эдик, сославшись на болезнь жены, отказался. Они распрощались, договорившись встретиться завтра с адвокатами и подписать все бумаги. Еще в Штатах Володин адвокат созвонился со своим знакомым в Москве, и тот согласился представлять Володю. На следующий после подписания бумаг день Володя улетел домой. Любимая им когда-то Москва стала ему надоедать.

В начале 1994 года компания МВЛ, в правление которой входил Володя, договорилась с главным офисом фирмы «Компьютерленд» о компьютерном обеспечении международных Игр доброй воли, которые должны были 23 июля этого года открыться в СССР. Володя опять полетел в Москву и, сразу же встретившись с Яковлевым, подписал с ним еще один контракт, уже на двести сорок тысяч долларов.

* * *

Ирландка Анна появилась в их компании через несколько месяцев после окончания Игр доброй воли. Познакомился с ней Володя в Питере. Он сидел в баре, попивая шотландский виски. Рядом с ним за стойкой сидела высокая рыжая женщина, похожая на ирландку и тоже попивающая виски. Она и оказалась ирландкой. Володя, выпив стаканчик, заказал еще один. Ирландка, посмотрев на него, тоже себе заказала. Он ей улыбнулся и в знак приветствия поднял свой стакан. Ирландка ответила улыбкой и приветствием. Они вместе выпили, и Володя представился. Ирландка назвалась Анной. Они выпили почти целую бутылку виски. Пока пили, успели рассказать о себе. Анна возвращалась из Индии, где работала на IBM. В Ирландию ей не хотелось, и она остановилась в Питере. Просто отдохнуть, полюбоваться городом, где у нее было много знакомых, а дальше будет видно. Узнав, что Володя с друзьями владеют в России франшизой «Компьютерленд», она поинтересовалась, не собираются ли они заняться чем-нибудь еще. У нее много связей, в том числе в России, и она может им подобрать еще какую-нибудь франшизу. Не будут же они всю жизнь заниматься только компьютерами. Человек покупает компьютер один раз. Ну, может, когда круто поменяется технология, купит новый. А вот жрать человек должен минимум два раза в день. Например, она может устроить им в Петербурге франшизу ресторана «Пицца хат».

На следующий день Володя позвонил в Америку и рассказал о разговоре с Анной Майклу и Ленни. После непродолжительного взвешивания за и против, они решили принять ее предложение. Анна оказалась не только со связями, но и невероятно деятельной. Не дожидаясь получения франшизы, она стала рыскать по Питеру в поисках подходящего места. Она почти не говорила по-русски и тем не менее легко со всеми общалась. Складывалось впечатление, что у нее отсутствовали комплексы. Но зато совершенно четко проявилось другое качество – она бухала. И довольно часто. Но на работу это не влияло. Довольно скоро она отыскала помещение. Это был полуподвал, всего пару ступенек вниз на Мойке, двадцать два. Помещение был затоплено, да еще и с крысами. Но зато с очень дешевой рентой. Учитывая, что они открывают общепит, им надо было привести помещение в идеальное состояние. И здесь Анна оказалась на высоте. Наняла финских рабочих и, почти насилуя их, сделала первоклассный ремонт. На стенах повесила фотографии Нью-Йорка, американских актеров и спортсменов, расставила современную мебель, ярко одела официанток – получился настоящий американский ресторан. После открытия первой в России пиццерии «Пицца хат» туда еще долгое время было не пробиться и на улице всегда стояла длинная очередь. Со временем ажиотаж закончился, но ресторан всегда был заполнен больше чем на половину. Вскоре они открыли еще два ресторана в Питере, затем два в Москве, а всего по России шесть. У Ленни был знакомый в Румынии. Они с Володей и Анной съездили в Бухарест и открыли еще восемь ресторанов. А вскоре Анна их покинула. У нее умерла тетка в маленьком городке Кенмэре на юге Ирландии, оставив ей в наследство известный в городе паб. Володя прилетел в Питер уговорить ее остаться.

– Зачем мне ходить здесь по барам и оставлять кому-то деньги, когда я могу пить свое собственное виски, – разумно возразила Анна. – К тому же мне надоела эта сумасшедшая Россия. Да и в любом случае у меня уже пропал драйв. Так что, ребятки, чао! – закончила она, с трудом сдерживая слезы.

– Хочешь, поспорю, что самое позднее через год ты вернешься, – тоже чувствуя ком в горле, сказал Володя.

Анна покачала головой. Больше они никогда не виделись.

* * *

«Компьютерленд» и «Пицца хат» приносили большие деньги в России, и переводить их в Америку уже не было смысла – пришлось бы платить приличные налоги. Тогда они решили, что лучшим вариантом будет инвестиция денег в самой России. Стали размышлять куда. И тут судьба, как всегда, пошла им навстречу. Майкл решил поменять машину и предложил Володе съездить с ним к дилеру. С тех пор, как Володя занялся бизнесом и у него появились деньги, он стал ездить на немецкой ауди. А вот Майкл, большой патриот Америки, покупал только американский кадиллак, иногда чередуя его с линкольном. Они позвали с собой и Ленни, но тот к машинам был равнодушен и заявил, что у него найдутся дела поинтереснее. В магазине к ним тут же приклеился продавец и стал навязывать свою помощь.

– Вы знаете, что «Кадиллак» – самая распространенная в мире марка машин класса люкс? – заглядывая Мише в глаза, расходился продавец.

– Знаем, – буркнул ему Майкл, направляясь к черному «кадиллаку-эскалейд».

– А в России «Кадиллак» продается? – неожиданно поинтересовался Володя, у которого идеи рождались спонтанно.

– Понятия не имею, – ответил продавец.

– А вы пойдите в офис, поинтересуйтесь, – предложил Володя.

Продавец неохотно отошел от них и направился в кабинет менеджера. Через стекло было видно, как он что-то объясняет своему начальнику, потом тот повернулся к компьютеру. Вскоре продавец вернулся.

– Нет, – сказал он и тут же занялся Майклом, который уже сидел в кабине кадиллака.

После продолжительной торговли сначала с продавцом, затем с его менеджером Майкл добился нужной ему цены, и они с Володей вышли на улицу.

– Послушай, – сказал Володя. – у меня, кажется, идея.

– Не может быть, – с сарказмом в голосе ответил Майкл.

– Я не шучу. Мы будем продавать кадиллаки в России. Сегодня мы втроем все обдумаем. Завтра переговорим с управляющим магазина. Он свяжется с главной конторой в «Дженерал моторс». Подпишем контракт, и мы с тобой поедем в Москву. Пора советскую элиту посадить в достойные ее автомобили.

– Нет уж. В Москву ты валишь один. Ты у нас специалист по русским столицам.

– Да какой я специалист, Мишаня. Вот товарищ Остап Бендер – тот был специалист! Палец ему в рот не клади.

– Но у нас нет товарища Бендера. Зато есть ты, товарищ Володя Коэн. Уверен, справишься не хуже.

– Да уж, придется, – ответил Володя.

Через месяц после всех переговоров со адвокатом и представителем «Дженерал моторс» МВЛ стала официальным представителем «Кадиллака» в Москве. Перед отъездом Володя позвонил Эдику, сказал, что приедет, и попросил ничего не говорить об этом Яковлеву. Этого урода с павлинами ему было более чем достаточно уже в предыдущие приезды.

В Москве после непродолжительных поисков Володя купил четырехэтажное административное здание с ремонтными гаражами и автосалоном на первом этаже. Второй этаж Володя занял под их офис, а третий сдал под офисы одной архитектурной компании. Первые машины «Кадиллака» «Дженерал моторс» транспортировал в Москву из Германии и Бельгии. Наняв менеджеров и продавцов, Володя приступил к продаже. Все машины были раскуплены за полтора месяца. Заказав очередную партию кадиллаков, Володя, переговорив с руководством «Дженерал моторс», добавил еще продажу машин марки «Опель» и «Шевроле». Через год вложенные в это предприятие деньги, сделанные на «Компьютерленд» и «Пицце хат», Володя удвоил.

Но ничто в нашей жизни не длится вечно. Впрочем, как и сама жизнь. Хорошие периоды сменяются плохими, и наоборот. Как говорят в народе – закон зебры: белая полоса, черная полоса, белая полоса, черная полоса – и далее в том же духе. Произошло так и у Володи. Настало время черной полосы. Однажды он задержался в офисе, что, впрочем, делал довольно часто. Он сидел за своим огромным столом и читал принесенную ему продавцом салона свежую вечернюю газету. В это время раздался стук в дверь, затем дверь распахнулась, и вошел высокий мужчина в длинном пальто с бобровым воротником и в бобровой же шапке пирожком.

– Владимир Маркович? – уточнил мужчина.

Володя кивнул.

– Разрешите? – спросил тот и, не дожидаясь разрешения, сел на стоящий около стола стул.

– Владимир Маркович, вы, конечно, слышали о сгоревшем в вашем районе офисном здании, примерно таком, как ваше? – улыбаясь, спросил мужчина. Он вальяжно откинулся на стуле, положил ногу на ногу и, покачивая ногой, продолжал улыбаться в ожидании ответа.

– Не припоминаю, – ответил Володя.

– Перестаньте. Вы же газеты читаете, – мужчина кивнул на газету в руке у Володи. – Короче, ближе к делу. Если быть благоразумным, то любых неприятностей можно избежать. В том числе и пожара. Так вот, завтра к вам зайдет мой адвокат, и вы с ним обсудите подробности. А с вами, я надеюсь, мы больше не увидимся, – мужчина встал со стула, приподнял шапку и направился к выходу.

– А как вас зовут? – вдогонку спросил Володя.

– Все вопросы к моему адвокату, – ответил мужчина и вышел из кабинета.

В том, что на него наехала мафия, не было никаких сомнений. Володя частенько думал, что это рано или поздно произойдет. И вот произошло, а он оказался к этому не готов и растерялся. Но ненадолго. Он сразу позвонил в офис «Дженерал моторс» и рассказал о произошедшем. Его внимательно выслушали, посочувствовали, но помочь не могли. Значит, он должен будет выкручиваться самостоятельно. О том, что он пойдет на уступки этому уроду, не могло быть и речи. Проявилось врожденное Володино упрямство и его непоколебимая вера в то, что зло должно быть наказано. Еще в первый приезд в Москву, когда он пошел на сделку с Яковлевым по поводу франшизы «Компьютерленд», он нанял адвоката. Яковлев привел своего – Кислянского (как потом выяснилось, одного из самых известных адвокатов в Москве, и безумно дорогого). Сейчас Володя позвонил в его офис, но было уже поздно, и Кислянского не оказалось на месте. Звонить ему домой Володя не стал – решил, что завтра он сам поговорит с адвокатом мафиози, а затем уже наймет Кислянского, сколько бы это ни стоило. Когда на следующий день Володя приехал в офис, он увидел, что входы в мастерские и салоны были завалены грудами снега. Так мафиозо сделал первое предупреждение. Пришлось Володе вызывать снегоуборочную бригаду. Адвокат мафиозо пришел почти сразу, как входы были очищены от снега. В отличие от элегантного мафиозо, его адвокат был заплывшим неряшливо одетым мужчиной, но с дорогим перстнем на левой руке. Представившись Пановым, он изложил суть дела. Чтобы избежать дальнейших неприятностей, Володина фирма должна будет ежемесячно платить ренту за здание.

– Но здание мне принадлежит. Зачем же я буду еще кому-то платить за него ренту? – наивно спросил Володя с недоуменной улыбкой на лице.

– Потому что у вас нет выхода. Или вы платите, или остаетесь без бизнеса. Снег – это только предупреждение.

– Хорошо. Дайте мне недельку на размышление.

– Два дня, – отрезал Панов и вышел из кабинета.

Володя позвонил адвокату Кислянскому и договорился о встрече.

У Кислянского был огромный офис в центре Москвы. Выслушав Володю, адвокат сказал, что возьмет его дело, но расходы будут большими и Володя должен быть готовым выложить около миллиона долларов. Володя уже закусил удила, и сумма его не интересовала. Он просто не мог струсить и повестись на шантаж. Это было недостойно его. Но он должен был посоветоваться с компаньонами и рассказать обо всем Вере. Уже когда Володин бизнес стал устойчивым, он настоял на том, чтобы Вера бросила свою работу в полиции. Она возражать не стала. Но, будучи женщиной деятельной и предприимчивой – в этом она походила на Володю, – без дела Вера сидеть не могла. Ей всегда нравились украшения, которые дарил Володя и которые она покупала себе сама. Уволившись из полиции, она стала посещать антикварные выставки, покупать там украшения, приводить их в порядок, а затем заново продавать их на тех же выставках. Большая любительница живописи, она устроилась волонтером в Метрополитен-музей в Нью-Йорке, где объясняла посетителям, как пройти в нужный зал. Когда Володя рассказал ей о своих проблемах в Москве, Вера, женщина довольно уравновешенная, вышла из себя.

– Какого хрена ты в это дерьмо ввязался?! – заорала она в трубку. – Тебя денег мало?! Ладно я. Ты о Юльке с Машей подумай. Бросай все и возвращайся домой. Немедленно.

– Верунчик, детка. Ты же меня знаешь. Дело здесь не в деньгах. Ну не могу я дать этому подонку меня поджать. Пусть я все потеряю, но он у меня сядет. А после этого я сразу вернусь домой. Обещаю.

Так оно и произошло. В этот же день после разговора с Володей Кислянский связался с адвокатом мафиозо и сообщил, что Володя подает иск. Так что любые действия, предпринятые против его клиента, с этой минуты будут рассматриваться в суде. После этого предупреждения Кислянский собрал компромат на мафиозо и на его адвоката. Состоялся суд. Мафиозо получил три года колонии, а его адвокат, почуяв, что дело проигрышное, еще до конца процесса смылся за границу. Чем и ухудшил положение своего подзащитного. Володя продал свои салоны и мастерские и вернулся домой.

Дома он, как и обещал, зажил спокойной жизнью, целиком посвятив себя семье и друзьям. Друзей у Коэнов было много, но, как часто бывает, подобралась небольшая компания самых близких. Были среди них и Орешкины. Валера и Лера.

17. Орешкины

Отец Валеры Орешкина был профессиональным военным. Родился Андрей Степанович Орешкин в 1916 году в деревне Старобокино Рязанской губернии. Дед Валеры, Степан Емельянович, был плотником и умельцем на все руки, к тому же невероятно любознательным. Эту черту через многие годы с успехом перенял его правнук. Когда маленькому Андрюшке исполнилось четыре года, Степан Емельянович смастерил ему деревянную саблю, очень похожую на настоящую. Сабелька стала предметом зависти всей деревенской ребятни, а гордый Андрюша не выпускал ее из рук и, даже ложась спать, брал ее с сбой в постельку. Отнять ее у него никому не удавалось. Так он и засыпал, прижимая сабельку к себе. Когда ему исполнилось семь лет, папа подарил ему игрушечное ружье, тоже очень напоминающее настоящее. Первой любимой книгой, которую он прочел самостоятельно, стал «Чапаев», а самым любимым фильмом – «Всадники» о гражданской войне. Оканчивая седьмой класс, Андрей твердо заявил родителям, что будет поступать в московское Суворовское училище. Родители выслушали его, похвалили за рвение, но твердо заявили, что из дома он никуда не уедет и пойдет учиться в восьмой класс. А если он так хочет стать военным и не передумает, то после окончания школы может получать военное образование. Тем более что в Рязани есть пехотное училище. И училище хорошее, и совсем рядом с домом.

Про неудачу с Суворовским Андрей долго не мог забыть, как и долго не мог простить родителей, которые не разрешили ему туда поступать. Но эта обида на родителей помогла ему в последние годы учебы. Он чувствовал скептическое отношение родителей к его желанию стать военным и решил доказать им, что это не детская прихоть. Он стал с большим рвением учиться и из твердого троечника перевелся в твердого хорошиста с несколькими проблесками пятерок. После сдачи экзаменов с единственной четверкой по сочинению он в училище был принят. И началась для него совсем другая жизнь. В отличие от многих курсантов Андрея не раздражали ни армейская дисциплина, ни солдатская муштра. Он представлял себе, как, окончив училище, сам станет муштровать солдат, и понимал, что сегодняшняя муштра для него обязательна.

Через пять лет после окончания училища в чине лейтенанта его направили его в войсковую часть в Белоруссии. Там, когда он был уже в чине старшего лейтенанта, его и застала война. Во время войны Андрей был неоднократно ранен, несколько раз довольно тяжело, но всегда возвращался в часть и в конце концов, увешанный медалями, в чине майора дошел до Берлина. Там он и остался после завершения войны помощником коменданта. Через год его перевели в Омск. Чуть ли не на следующий день он в трамвае познакомился с девушкой.

Вагон был заполнен, но Андрею повезло, и он сидел около окна и смотрел на улицу. Изредка он поворачивал голову и рассматривал пассажиров. В очередной раз отвернувшись от окна, он обнаружил стоящую рядом в проходе девушку. Один раз посмотрев на нее, он уже не мог оторвать от нее глаз. Она была далеко не красавицей, но необыкновенно милой. С курносым носиком и искрящимися в улыбке глазами, которые потом так и улыбались ему всю его жизнь. Через несколько месяцев они поженились, а в 1947 году Зина – так звали девушку – родила сына, которому дали имя Григорий в честь знаменитого красного командира времен гражданской Григория Котовского. В 1950 году у них родился второй сын, которого назвали Валерой в честь любимого дяди Зины, погибшего во время войны.

Вскоре после рождения второго сына вся семья переехала на Крайний Север, куда перевели Андрея. Там они пробыли вплоть до 1953 года, когда Хрущев затеял сокращение армии. После сокращения семья вернулась в Омск, где жили родители Зины. Людьми они были малоразговорчивыми и замкнутыми. Обычно в нормальных семьях бывают очень добрые бабушки и суровые мамы. У них в семье все было наоборот. Перед высоченной, даже выше папы, бабушкой трепетала вся семья. А особенно Андрей, которого на службе боялись все солдаты и младшие офицеры. Перед тещей же он просто тушевался. «Она мне не оставляет места для маневров», – жаловался он жене. И Валерой полностью занималась его мама. Бабушка лишь сурово на него поглядывала. Когда позднее Валера вспоминал детство, ему казалось, что бабушка ни разу его не поцеловала. Зато мама его постоянно баловала, принося то конструктор, причем рассчитанный на более старший возраст, то книгу. Книги были, как правило, тоже для детей чуть постарше. Читать она научила Валеру, когда ему только исполнилось пять лет. Еще до школы его самой любимой книгой стала «Книга джунглей» Киплинга. За ней последовала «Алиса в Стране чудес». Уже позже «Всадник без головы» Майна Рида и «Последний из Могикан» Фенимора Купера. Когда он начал читать Джека Лондона, он подумал, что намного интереснее было бы прочесть его на английском. В школе у них изучали английский, но уровень занятий был настолько примитивным, что Валера решил заниматься языком самостоятельно. Когда он поделился этим с мамой, она, не говоря ни слова, на следующий же день принесла ему несколько учебников английского языка. Так, сам того не сознавая, Валера определил свое будущее.

В школе Валера учился посредственно, активистом тоже никогда не был. И когда его единственного из всего класса не приняли в комсомол, он особенно и не расстраивался (а зря). Школу он окончил с единственной пятеркой – по английскому. После школы он, естественно, решил поступать в институт иностранных языков. Но тут произошла осечка: потребовалась рекомендация из комсомола. Тогда он забрал документы и поехал в Горький, где в университете был переводческий факультет, один из лучших в стране. Там его ожидала та же история: необходимо членство в комсомоле. Вернувшись в Омск, он устроился на работу лаборантом в автодорожный НИИ. Чтобы покончить с комсомольскими проблемами, сразу вступил в ВЛКСМ. На следующий год с комсомольским билетом в кармане он опять поехал поступать в Горьковский университет. На этот раз документы у него приняли, но произошло совершенно непредвиденное – он провалил экзамены. Вернее, его сознательно завалил преподаватель.

– Ну что, молодой человек, – обратился к Валере преподаватель истории, – расскажите-ка мне об истории правовых законов Российского государства начиная со времен Ивана Грозного.

– Ивана Грозного? – не веря своим ушам, переспросил Валера.

– Вот именно, – коварно улыбаясь, сказал преподаватель.

Валера повернулся и вышел из аудитории. Почему историк его завалил, он понять не мог. У него была идеальная биография: из военной семьи, комсомолец, русский. Что еще надо? Он решил, что преподаватель в тот день встал не с той ноги или узнал, что ему изменяет жена. Тогда, чтобы не испытывать судьбу, он опять вернулся в Омск и легко поступил в педагогический институт. Окончив первый курс, Валера опять вернулся в Горький поступать на переводческий в университет. В этот раз он наконец поступил.

На переводческий факультет девочек не принимали, поэтому учились там только мальчики. Курс был небольшой, из тридцати студентов, по десять человек в группе. Естественно, их всех курировало КГБ. Всех, кроме Валеры. И здесь он должен был сказать спасибо своему старшему брату Грише. Гриша своего революционного имени не оправдал и еще с юных лет рос независимым борцом за правду. Читал подозрительную литературу, например Булгакова, создал самодеятельный театр, где поставил запрещенную тогда пьесу Эрдмана «Самоубийца». Короче, Гриша ходил по острию ножа, и на него была заведена картотека в КГБ. Поэтому, когда гэбэшники в университете собирались завербовать Валеру, биография брата сразу всплыла. И Валера оказался для них профнепригодным, а в его карточке было проставлено: «невыездной». Так что, когда после окончания университета все его сокурсники стали выезжать за границу, Валера, будучи лучшим студентом на кафедре, не мог выехать даже в Болгарию.

Декан факультета, прекрасно к нему относившийся, оставил его в аспирантуре, а затем предложил работу преподавателя. Валера стал ассистентом у известного ученого профессора Головина, который организовал отделение математической лингвистики. Через два года профессор неожиданно скончался. Декан факультета предложил Валере поехать преподавать английский в Индию, в Делийский университет. Валера был уверен, что первый отдел его не выпустит, но декан имел вес в научной среде, с ним считались, и он поставил вопрос ребром: ему нужен Орешкин. В первом отделе, еще раз прочесав его дело, увидели, что с братом он никаких связей не поддерживает, а сам ни в какой незаконной деятельности не замечен, и дали Валере на Индию добро.

В Индии он проработал четыре года. За это время он съездил пару раз в отпуск в Союз. В первый свой приезд он познакомился с девушкой, дочерью новой подруги его матери. Девушку звали Тоня. Была она довольна хорошенькая, с изящной фигурой. Они стали встречаться и быстро сошлись. Отпуск у Валеры был всего две недели, и на продолжительные ухаживания времени у него не было. Через месяц Валера получил от Тони письмо с поздравлением – скоро он станет отцом. Валера расстроился, но не сильно. Хотя о чувствах к Тоне не было и речи, но детей Валера любил, и мысль о том, что у него скоро будет ребенок, была ему приятна. Тоне же он написал, чтобы она не волновалась. Он постарается поскорее приехать, и они распишутся. Затем она подаст документы на визу в Индию, и они с ребенком прилетят к нему. У Тони, которая приготовилась к жизни матери-одиночки, вдруг появилась перспектива не только выйти замуж, но и жить за границей – мечта миллионов заурядных жителей Союза.

В 1980 году контракт с Делийским университетом закончился, и Валера с семьей вернулся в Горький, где опять стал преподавать в университете, писать статьи, читать лекции. Прошло уже много лет, как Валера занялся преподавательской работой, поэтому она стала ему надоедать. Он не хотел посвятить ей всю жизнь и начал подумывать о переходе в министерство внешней торговли. Но для этого было существенное препятствие: он не был членом партии. О вступлении в партию сейчас не могло быть и речи. Туда брали в основном рабочих и ненадежную интеллигенцию отодвигали в сторону. Пришлось Валере опять возвращаться в родные края. В Омске он устроился на нефтеперерабатывающий завод оператором установки. Через год стал кандидатом партии и в конце 1981-го вступил в нее. Тоня оставила его, как только они вернулись в Омск. Одно дело быть женой преподавателя университета и жить за границей, пусть даже и в Индии. Но рабочий в Омске – это уже совсем другое, дур нет. Валера с облегчением вздохнул и развелся с ней. Он дал слово исправно платить алименты, но с условием, что Тоня никогда не будет препятствовать ему встречаться с сыном. Тоня не была глупой и на условие согласилась. Разведясь, Валера вернулся преподавать в Горьковский университет, не оставляя своей мысли о работе в министерстве.

В Москве у Валеры жила двоюродная сестра Жека. Он виделся с ней лишь раз, когда она приезжала в Омск в командировку. Сейчас Валера решил съездить в столицу, где он был пару раз лишь проездом, когда устраивал дела с Делийским университетом. Сейчас он решил посмотреть город, а заодно и обстановку в министерстве внешней торговле. Он собирался снять номер в гостинице, но Жека настояла, что бы он остановился у нее. Сестра она в маленькой квартирке с пятилетним сыном. Замужем она никогда не была. Отец ребенка, узнав, что Жека беременна, моментально сгинул. Валера приехал к ним рано утром. После завтрака Жека стала собирать сына в детский садик.