Текст книги "Поправка Джексона"

– Все? Высказался? Ты лучше детективы пиши, чем в программисты лезть. А маме знать ни к чему. Ее инфаркт хватит. А так я ей завтра шубу верну – и всё тут.

Нина сняла шубу и протянула ее Илье, но Броня перехватила ее, надела и сразу же в ней утонула.

– Шикарно, – комментировала Броня, крутясь перед зеркалом. – Немножко длинновата.

– Илюша, скажи наконец, ради чего весь этот сыр-бор? – спросила Нина.

– Чапай, объясни им как таксист, что такое Мэдисон-авеню в Нью-Йорке, – обратился Илья к Васе.

– Там самые шикарные магазины и галереи.

– Правильно, – подтвердил Илья. – Но самое главное, Мэдисон-авеню – центр рекламы. Самые известные рекламные агентства в мире находятся там.

– Спасибо за информацию, профессор. И что дальше? – спросил Саша.

– А дальше… Вы в Южном Бронксе когда-нибудь были?

– Чего там делать? Одни развалины и чебурашки, – сказала Броня.

– Броша права, – согласился Вася. – Негры и сплошные развалины, как Сталинград после войны.

– Вот именно! – воскликнул Илья. – То, что нам надо.

– Нам?! – удивился Саша. – Лично нам с Ниной уже ничего не надо. У нас шуба одна чего стоит.

– С шубой-то не скачи. Всё, наигрались. Снимайте шубу, мадам, – обратился Илья к Броне.

– С какой стати!? – возмущенно ответила та.

– Броша! – угрожающе воскликнул Илья, протягивая руку.

– Жадина! – презрительно ответила Броня, сняла с себя шубу и бросила ее Илье.

– Итак, с чего начнем? – спросил Илья, запихивая в мешок шубу. – Пожалуй, с того, что я себе почти обеспечил интервью.

– Ну и вечер сегодня – одни сюрпризы, – сказала Нина, подошла к Илье и поцеловала. – Поздравляю, Илюша.

– Где интервью? – спросил Саша.

– Это еще не на сто процентов, так что тьфу-тьфу-тьфу, – стучит Васю по голове, – чтобы не сглазить. В «Дейли ньюс». В одной из лучших газет Нью-Йорка.

– В Нью-Йорке их всего пять, – говорит Вася.

– Я и говорю, в одной из них. Теперь встает вопрос портфолио. Вы знаете, я человек скромный и не скажу, что был лучшим фотографом в Союзе, хотя многие так считают. И мои портреты известны по всей стране. Но вы же не будете отрицать, что мои городские этюды – это маленькие шедевры, можно сказать на грани гениальности.

– Почему на грани гениальности? За гранью, – поправил Илью Саша.

– Илья, это возмутительно – так себя недооценивать, – сказала Броня.

– Страдаю ведь из-за этого, – пожаловался Илья. – Короче, я пересмотрел свое портфолио и остался им недоволен. Кому здесь нужны всякие Смоктуновские, Доронины и прочие советские деятели. Я оставляю только городские этюды и портрет Ростроповича – его здесь все знают. Но главное – портфолио нужно начать с чего-то взрывного, чтобы сразу привлекло внимание и хотелось смотреть дальше.

– Хочешь взрывное, – предложила Броня, – Васютка в такси со своей баночкой…

– Блестящая идея, – согласился Илья, – но я придумал еще лучше. В поисках натуры меня недавно занесло в Южный Бронкс. И там, в одном из самых жутких районов, я обнаружил указатель «Мэдисон-авеню».

– Ну и что? – спросила Нина.

– А то, что мы все завтра рано утром едем в Южный Бронкс. Нина надевает шубу, и я на фоне разбитого дома у указателя «Мэдисон-авеню» делаю потрясающие этюды. Дошло?

– Нет, – ответил Саша. – Но зато мне очень нравится это «Рано утром», и особенно «Мы все».

– В черное гетто я не поеду, – категорично заявила Броня.

– Вас никто и не зовет, мадам Грицацуева, – успокоил ее Илья. – Оставайтесь дома и завидуйте.

– Мы с Ниной тоже останемся завидовать дома, – категорична заявил Саша. – Бери Чапая и делай этюды с ним.

– Я хотел завтра подольше поспать, а потом поехать поработать, – стал возражать Вася, но потом, сообразив, удивился: – Что значит этюды со мной?

– Вот чего у моего мужа не отнять – это тонкого чувства юмора, – прокомментировала Броня.

– Чапай, я бы тебя вообще не трогал, – сказал Илья. – Но я боюсь туда на кадиллаке ехать, а вдруг он там не заведется.

– Не заведется?! – удивленно воскликнул Саша. – Ты шутишь? Он же почти новый, только ногами надо отталкиваться. Да и вообще, сэр, ты в курсе, что Южный Бронкс – один из самых опасных жилых районов в Америке.

– Саша прав: туда лучше не соваться, – согласился Вася.

– Ну прямо красные дьяволята! – воскликнул Илья. – Поберегите нервишки! Я все продумал. Во-первых, мы будем выглядеть как съемочная группа, и никто нас не тронет. Но чтобы всем было легко на душе, с нами поедет Ленька. Я ему уже заплатил пять баксов.

– Что же ты сразу не сказал? С Ленькой нам не страшен черный волк, – съехидничал Саша.

– Ленька-шмонька… Мне еще пожить хочется, – сказала Броня. И добавила: – И Васька не поедет. Его я сама убью. Мне для этого в Южный Бронкс переться не надо.

– Видишь, как получается, – развел руками Саша, – мы с Нинком с радостью бы поехали, но если большинство против… Ничего не поделаешь.

– Эй, господа хорошие! Вы чего это?! Шутить изволили? – по-настоящему испугался Илья.

– Какие могут быть шутки, – сказал Саша.

– Илюша, по-моему, это глупая затея. Неужели ты ничего другого придумать не можешь? – спросила Нина.

От этого, казалось бы простого, вопроса Нины у Ильи подкосились ноги, и он, держа мешок с шубой в руках, сел на стул. Он вдруг почувствовал – после слов Нины, потому что доводы других его не волновали, – что его твердая уверенность в себе рассыпалась, как карточный домик. На каком основании он решил, что здесь, в Америке, где сосредоточились лучшие фотографы со всего мира, он сможет пробиться? Что, если это не что иное, как присущая ему самонадеянность, его вечный апломб? Чем он тогда отличается от того, что Нина говорила о Сашке?

И с этим признанием действительности его уже во второй раз после приезда в Америку охватило паническое чувство страха, ранее ему незнакомое.

– Не знаю, – ответил он. – Я это придумал, и искать что-то новое… Опять уйдет куча времени. А у меня его сейчас нету, этого времени. Я чувствую, что у меня почва из-под ног уходит… Мы здесь два месяца, а я только сейчас понял, что мне показывать нечего.

– Ты убежден, что эти этюды с шубой – именно то, что тебе надо? – спросила Нина, взяв его за руку и глядя ему в глаза с таким пониманием и с такой нежностью, что все его страхи растворились, словно они ему только мерещились.

– В том то и дело, что да! – возбужденно заговорил Илья. – Ведь такая удача! Смотрите: вчера выпал сильный снег, и у Эйба оказалась шуба из чернобурой лисы. Поэтому пленку я буду использовать только черно-белую – никакого цвета. Я так и вижу эти этюды: белые снежные сугробы, разрушенный, как во время войны, дом, пустые черные прогалины окон, фонарный столб с указателем одной из самых известных улиц в мире. И на фоне всего этого около столба одинокая фигура русской красавицы. Распущенные волосы каскадом падают на шикарную шубу. Неужели вы не можете себе это представить?

– Могу, – милостиво согласилась Броня, – но только в том случае, если эта русская красавица – я.

У Ильи словно гора с плеч свалилась. Он радостно заулыбался и, прижав Броню к себе, громко чмокнул в щеку.

– О чем речь, Броша! – сказал он. – Но, если в Союзе узнают, что ты русская красавица, может разразиться международный скандал.

– Я в международных скандалах участия не принимаю, – заявил Саша.

– Не слушай его, – отмахнулась от Саши Нина. – Поедем мы все в твой Бронкс, куда мы денемся.

– Я все-таки хотел бы немного поработать, – неуверенно сказал Вася, заискивающе глядя на Броню.

– А я сейчас как дам, – ответила Броня, нахмурив брови, но потом ласково улыбнулась и пухленькой ладошкой взъерошила его волосы.

– Броня, мясо уже, наверное, готово. Пойдем нарежем овощи, – сказала Нина.

Нина с Броней вышли, а Вася, взяв со стола бутылку с водкой, вопросительно посмотрел на ребят.

– Наливай, – скомандовал Илья и, бросив мешок с шубой в кресло, сел за стол.

Вася разлил водку, они выпили, немножко закусили и, блаженно потянувшись, закурили.

– Старики, – сказал Саша, понизив голос, – у меня проблема.

– Рады слышать, – широко улыбаясь сказал Илья. Вася с готовностью закивал головой.

– Другого и не ожидал. Ты помнишь Лильку? – спросил Саша у Ильи.

– Это которая?

– Я с ней твоей хатой пользовался перед самым отъездом, – все также, понизив голос, сказал Саша. – Помнишь?

– А-а-а, такая тощенькая, блондинка…

– Ты у меня брюнеток видел? – чуть ли не возмутился Саша.

– Завязывал бы ты, – посоветовал Вася. – Нина классная баба. Что тебе еще надо?

– Чапай, не лезь в разговоры взрослых, – отмахнулся от него Саша. – Короче, она мне вчера позвонила.

– Из Союза?! – поразился Илья.

– Из какого Союза? Она в Квинсе живет, – безнадежно ответил Саша. – Приехала совсем недавно и тут же меня нашла.

– Как? – удивился Вася.

– Какая разница как… Главное, что я влип.

– Почему? – удивился Илья. – Если хороший человек, можешь отдать Чапаю, он и не таких обламывал.

– Мне?! Я обламывал?! – искренно возмутился Вася.

– Не тот случай, – отмахнулся Саша. – Она псих. Она из-за меня в Америку приехала и еще родителей привезла.

– О-о-о! – покачал головой Илья. – Но ты же не можешь просто переспать с бабой. У тебя обязательно должна быть любовь до гроба. Надо бросаться на колени, ломать руки, глухое рыдание, глаза из орбит…

– Всё, всё, мы поняли, – остановил его Саша. – Разошелся… Давайте думать, что делать. Она же не успокоится. Она и к Нине пойдет. Еще в Союзе грозила.

– Ну, Сашка, – хлопнул его по плечу Илья, – доигрался! Бросит тебя Нинка. Но ты за нее не переживай. Я ей хорошую жизнь как-нибудь обеспечу.

– Кончай трепаться, – прервал его Саша. – Мне не до шуток. Ты лучше скажи…

Но договорить он не смог – в комнату вкатилась Броня, а за ней вошла Нина с большим блюдом в руке, на котором лежало невероятно красивое жаркое, по краям которого были разложены широкие зеленые листья салата, на которых, в свою очередь, лежали маленькие горки тушенной картошки, чернослива и орешков. Над блюдом повис легкий парок, источающий тонкий дурманящий запах.

– Мясо – рехнуться можно, – закатив глаза, сказала Броня. – Нинка вкуснее делает кисло-сладкое жаркое, чем моя еврейка мама. Подставляйте тарелки.

– Нинка то, Нинка это. А Броня Рубинчик к этому еврейскому блюду приложила свой еврейский пальчик? – спросил Илья.

– Я, между прочим, следила, чтобы соблюдался кошер, – возмутилась Броня.

Наконец, после Илюшиных наставлений, Нина стала раскладывать мясо.

– Чапай, разливай! – предложил Саша.

– С удовольствием, – полез за бутылкой Вася.

– Ты-то куда? – возмутилась Броня. – У тебя уже глаза в противоположные стороны смотрят.

– А мы их сейчас соединим, – успокоил ее Вася,

– Посмотрите на моего Васютку. Вы помните его в Союзе? Это же был ангельский человек: тихий, спокойный, слова лишнего не вытянешь.

– Я и сейчас не замечаю, чтобы он особенно болтал, – возразила ей Нина.

– Ты ж понимаешь, – сказала Броня. – Я где-то читала, что самые опасные болтуны – это которые молчат.

– Как это? – не поняла Нина.

– Чтобы я знала… – пожав плечами, ответила Броня.

– Раз я такой болтун, тогда я скажу тост за дружбу, – вставая из-за стола, произнес Вася.

– Ты же уже говорил тост за дружбу, когда Илюша прилетел, – ехидно улыбаясь, сказала Броня.

– За такую дружбу, как наша, говорить можно бесконечно! – торжественно ответил Вася.

– У кого-нибудь есть платок? Мы сейчас все изрыдаемся, – сказал Илья.

– Кстати, есть от чего. Представляете, ребята, мы ведь с пятого класса вместе. Как нас только в школе ни называли: и три мушкетера, и три «хаймовича»…

– Особенно ты, Васютка, на мушкетера похож, – съязвила Броня.

– Похож, не похож – неважно. Зато мы были самыми популярными в классе: Илюша был главным выдумщиком, Саша был самым красивым, и в него были влюблены все девочки…

– Неужели не в тебя?! – схватилась за голову Броня.

– Я лучше всех учился.

– И пригодилось-таки – почетный таксист Нью-Йорка.

– Мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним, – сказал Вася и, наклонившись, поцеловал Броню в макушку. – Так вот. С тех пор мы вместе. Уже почти двадцать лет. Могли мы тогда подумать, что окажемся в Америке и, мало того, будем жить в одном доме. Ребята, я хочу выпить за то, чтобы мы никогда не расставались. Потому что пока мы вместе, все будет окей. С нами ничего не случится. Выпьем за дружбу!

Все встали и торжественно выпили.

– Сколько можно пить? – поставив на стол фужер, спросила Нина. – Хочу танцевать.

Нина подошла к журнальному столику и включила магнитофон. Тихо заиграла медленная музыка. Нина приблизилась к Илье.

– Пойдем, Илюшенька, потанцуем.

– А Сашка потом на меня кирпич из вашего окна сбросит.

– Не сбросит. Он меня не ревнует – слишком в себе уверен.

– К кому ревновать? – отмахнулся Саша, даже не глядя в их сторону.

– Вот видишь, – сказала Нина. – Пошли.

– Нарываешься, Сашок, – предупредил Илья, вставая из-за стола и обнимая Нину.

Во время танца Нина прижалась к Илье и положила голову ему на плечо. Саша, не обращая внимания, продолжил есть. Броня наблюдала за ними. Затем посмотрела на Васю, раздумывая, не потанцевать ли ей тоже. Но потом оглядела стол. Взгляд ее остановился на оливье. Она поразмышляла секунду, но, махнув рукой, все-таки наложила блюдо себе в тарелку и с удовольствием начала есть.

– Вы меня хоть убейте, но я не поверю, что в школе Василий не был бабником, – говорит она, продолжая жевать.

– Чапай? – воскликнул Саша. – Ого-го какой! Он уже в пятом классе половину школы в постель затащил.

– Я?! – вскрикнул Вася.

– Не я же, – отмахнулся Саша и, следуя примеру Брони, наложил себе в тарелку салат оливье.

– Да я был самым маленьким и толстым в классе, – оправдывался Вася.

– Тебя таки сейчас не узнать, – отрываясь от салата, сказала Броня. – Ребята, вам не кажется, что Василий Исаакович за это время как-то изменился? Немного вытянулся, возмужал что ли.

– Он, наверное, уже и бреется, – предположил Илья, продолжая танцевать с Ниной.

– Дай-ка посмотреть, – Саша оторвался от салата и потрогал Васю за лицо. – Да, вроде пушок пробивается.

Где-то около двух часов ночи Саша совершенно отключился, и Нина с Ильей отволокли его в спальню. Но расходиться Илья с Васей категорически отказались, и, пока Нина с Броней убирали со стола и мыли посуду, они решили пройтись по дому и поздравить с Новым годом соседей. Хорошо еще, что они нарвались на Леньку, того самого, который в качестве охранника должен будет завтра с ними ехать в Южный Бронкс. Ленька потащил обоих обратно в квартиру Резиных, правда, потребовал с Брони за эту услугу пятерку – по два пятьдесят за душу.

8. Шуба

Следующим утром в ожидании Ильи все собрались в квартире у Резиных. Нина предложила сварить овсяную кашу, но Вася при упоминании каши стал умолять Нину о еде вообще не говорить. Саша, который успел прийти в себя, стал разумно объяснять Чапаю, что пить надо меньше, иначе он сопьется, как спивается Илья. Броня, выслушав наставления Саши, так же не менее разумно заявила, что, если бы они вчера выпили столько воды, сколько выпили водки, все равно они были бы в стельку пьяные. После этого заявления друзья сначала скептически, а потом с гордостью переглянулись. На чай Вася все же согласился, и в ожидании Ильи, который должен был прийти с минуты на минуту, они сидели за столом и попивали чай с лимоном, изображая из себя русских аристократов. Потому как, заявил Саша, английские аристократы чай пьют с молоком.

– А что за дело с этим Ленькой? – рассеянно спросила Броня, размышлявшая, съесть ли ей еще маленький кусочек торта. – Чем он в Союзе занимался?

– Говорят, сидел, – сказала Нина.

– Ерунда, – отмахнулся Саша, – сам слухи распускает.

– Что здесь делает? – продолжала спрашивать Броня, наконец выбрав себе торт, и далеко не самый маленький кусочек.

– Ничего, – ответила Нина. – Его жена Катя с утра до позднего вечера в парикмахерской вкалывает, а он или у дома со стариками треплется, или в синагоге околачивается.

– Грехи замаливает? – поинтересовалась Броня.

– Они с Юрченко туда питаться ходят, – сказал Саша.

– Таки умеют люди жить, – сказала Броня, покачав головкой от восхищения, а скорее, от тающего во рту произведения кулинарного искусства.

– Они же, по-моему, оба русские, – наконец присоединился к беседе Вася.

– Ну и что? Они евреям в синагоге пообещали в иудаизм перейти, – доложил Саша.

– Я вчера Юрченко в лифте встретил, – сообщил Вася. – Как всегда, бухой. Хвастался, что скоро семья приедет.

– Он это всем говорит, – сказала Нина. И грустным голосом добавила: – Они никогда не приедут. Юрченко работал завхозом в советском посольстве в Аргентине. Кажется, там проворовался и по пьянке пошел к американцам просить политического убежища. В Москве у него жена и две дочери. Их из Союза никогда не выпустят.

– А я ничего не знаю. Совсем запустила светскую жизнь, – пожаловалась Броня. И сразу без перехода: – Вам стулья нужно менять. На котором я сижу, вот-вот развалится.

– Они все скоро развалятся, – расстроенно сказала Нина. – Но сначала – новый матрас. Я уже больше не могу на пластике спать.

– Почему на пластике?

– Я не знаю, от кого эта мебель, но матрас нам принесли с третьего этажа от покойника. Я его, естественно, в пластик обернула. Так и спим.

– Подумаешь, – пренебрежительно сказал Саша. – С сексом только проблемы – Нинка все время выскальзывает.

– Пошляк! – Нине стало противно, и она покраснела.

– Ты уже это Илье говорила, – в отместку подколол Саша.

– И правильно говорила. Вы еще та троица, – встала на защиту подруги Броня.

– Вы-то почему мебель не поменяете? – поинтересовалась Нина у Брони.

– Откуда я знаю? – ответила Броня. – Мне плевать, кто спал на нашем матрасе. Я где-то читала, что мещане потому большие патриоты, что к вещам очень привязаны.

– Глупости, – отмахнулась Нина. – Хочешь еще чаю?

– Нет, спасибо. Когда наш гений должен прийти? – спросила Броня.

– Говорил, в восемь, – сказала Нина.

– Сейчас двадцать пять девятого. Если через пять минут не появится, мы идем к себе спать.

При словах Брони Вася, до этого мирно посапывавший, моментально встрепенулся, выпрямился на своем стуле и как ни в чем не бывало, бодро заявил:

– Я поеду поработаю, уж если встал.

– Какое поработать? Продолжай баиньки, мусик. Дай только слюнки утру, – проворковала Броня, вытирая его салфеткой.

– И кого ты будешь возить? Пустой город, – сказал Саша

– Тогда посплю и поеду.

– Не поедешь. Будем поправляться.

– Ты что! Даже думать не могу.

Раздался звонок в дверь.

– Вот и он, – улыбнувшись, сказала Нина и пошла открывать дверь. На пороге, тоже улыбающийся, стоял Илья.

– Привет, общество! – бодро поздоровался он, проходя в квартиру и садясь за стол.

– Глядя на ваши рожи алкогольные, есть подозрение, что вы жаждете опохмелиться, – сказал, оглядывая друзей. – Но время не ждет. Искусство, знаете, требует жертв.

Саша с Васей молча посмотрели на него.

– К вашему сведению, Ленька отказался ехать: у него, видите ли, настроение не то. И пятерку, гад, не отдает. Говорит, мы с ним о возврате не договаривались.

– У вашего Леньки на все пять долларов такса? – интересуется Броня. – Между прочим, еще несколько минут – и плакала бы не только твоя пятерка, но и твои этюды. Мы с Васюткой уже собирались домой заниматься производством потомства.

– Броша, вы после сегодняшней творческой работы такого чапаёнка сварганите! Я ему сразу коня подарю, – пообещал Илья.

– Илюша, поехали, пожалуйста. Мне сегодня надо еще поработать, – Вася от нетерпения даже встал со стула.

– Господа, за опоздание прошу извинения. Шубу, дурак, искал. Забыл по пьянке, что здесь оставил.

– Ты не оставлял, – покачала головой Нина.

– Очень смешно. Но смеяться будем потом, сейчас надо двигаться. Одеваемся, господа, одеваемся. Где шуба?

– Илюша, серьезно, ты ушел с шубой, – повторила Нина.

– Тебя, между прочим, уговаривали ее оставить, но мы для тебя воровской притон, – с вызовом сказала Броня.

– А что, нет? Возвращайте предмет, – Илья заглядывал под стол, ходил по комнате, искал. – Васька, клептоман необузданный, куда заныкал?

– Илья, я не брал.

– А твой подельник? – грозно спросил Илья, указывая на Сашу.

– Эй, выбирай выражения, – тоже грозно ответил Саша. – Засужу! У меня адвокат хороший.

– Ребята, кончайте разыгрывать. Мы время теряем.

– Послушай, алкоголик, – уже начиная злиться, сказала Броня, – тебе же говорят: шубу ты забрал.

– Да не забирал я ничего. Ее дома нет – я смотрел. Она, наверное, под диваном. Я сейчас вспомнил: я ее под диван запихнул. От вас подальше, – Илья посмотрел под диван, потом отодвинул его, посмотрел за ним. – Нету! Ребята, да вы что? У меня дома на сто процентов нет. Нина, посмотри в спальне.

– Там нет, Илюша.

– Я пойду сам посмотрю? Я мог под кровать засунуть. Я пьяный все могу. – Илья растерянно на всех посмотрел и вышел из комнаты.

– Ничего себе! – сказал Вася. – Девочки, вы точно видели, как он с шубой уходил?

– Конечно. Я дверь за ним на цепочку закрыла, – уже с беспокойством ответила Нина.

– Надо было его в квартиру отвести, – посетовал Саша.

– Я предлагала, но он ни в какую. Сказал, я антисемитка и он боится со мной в лифте ехать.

Из комнаты вернулся Илья. Вид у него был совершенно убитый. Он весь как-то сжался, сгорбился. Сел на стул, опустив между коленями сцепленные в ладони руки, посмотрел на всех растерянным взглядом.

– Нету. Е-мое! Ребята, я, кажется, влип.

– Илюша, не паникуй раньше времени, – Нина подошла к нему, присела рядом со стулом и, сочувственно глядя на испуганное лицо Ильи, спросила: – Куда ты ее мог деть? Два этажа на лифте. Ты кого-нибудь по дороге встретил?

– Нет, по-моему. Я не помню.

– Да даже если бы встретил, – предположил Вася, – не ограбили же тебя. Это бы ты запомнил…

– Вы были в состоянии что-то запомнить? – спросила Броня.

– Если бы забирали шубу, он сразу бы отрезвел, – резонно ответил Вася.

– Илюша, спустись к себе и еще раз как следует обыщи всю квартиру, – посоветовала Нина.

– Хорошо, – ответил Илья и вышел.

Когда за Ильей закрылась дверь, в комнате воцарилось молчание. Перед каждым из присутствующих в этот момент проскочили сцены, связанные с Ильей. И что интересно, если по времени они все были разными, то есть каждый вспомнил какой-то свой эпизод, то по определению характера Ильи они все сводились к одному: к его необыкновенной легкости, к его искрящемуся остроумию и, главное, к его искренней доброте и порядочности. Понятия зла, зависти, мстительности были Илюше совершенно чужды. Как были ему чужды состояния беспомощности и страха. Их ему заменяло его невероятное легкомыслие.

– Найдет дома, куда она могла деться, – сказал Вася.

– У Илюши все возможно. Помнишь, как мы Игорька у него оставили? – обратилась Нина к Саше. – Он пошел с ним к Левитиным, потом вернулся к себе, а Игорька у них забыл.

– Ему вообще не надо было уезжать из Союза, – сказал Саша.

– Почему? – спросила Нина.

– Да потому, что он у нас слишком нежный и восприимчивый.

– А ты борец? – усмехнулась Нина.

– Я – да.

– Скажи, если бы ты в Союзе знал, через что здесь придется проходить, все равно бы поехал?

– Что ты пристала?! Поехал бы, – огрызнулся Саша. Потом, подумав, добавил: – Не знаю. Может быть, и нет. Да какая разница? Сейчас мой дом здесь.

– Мне однажды снился сон, что я приехала в Союз и родители уговаривают меня остаться, а я им говорю, что не могу. Мне обязательно надо домой, в Америку. Я так плакала, когда проснулась, – сказала Нина.

– Такие сны всем эмигрантам снятся, – подтвердил Вася.

– Вы будете смеяться, – вступила в разговор Броня, – но я бы, скорее всего, не поехала. Я где-то читала, что прежде чем отправляться на поиски счастья, надо сначала как следует порыться в собственных карманах.

– Ты бы не поехала?! – удивленно воскликнула Нина. – Ты же так рвалась сюда, так все там ненавидела.

– Тогда ненавидела, а сейчас. Встреть я сейчас Васину маму, я бы ей на шею бросилась.

– О да! – иронически воскликнул Вася.

– Ну хорошо, – согласился Саша, – не хватает Васиной мамы, это можно понять. А что еще?

– Себя. Мне не хватает себя, Брони. Здесь всем приходится рождаться заново, а из меня получился выкидыш. Я заставляю себя улыбаться людям, а мне хочется, чтобы они все сгорели. Я заставляю себя думать по-английски, а в голове родные русские матюги. Я послушно стою в очереди на автобус, а хочется всех растолкать и быть первой. Я не живу, а играю роль. Но я таки плохая актриса. Я Броня, и Брайны из меня не получается.

– А мне бы только моих сюда, и моей ноги в Союзе бы не было, – твердо сказала Нина, и в глазах у нее блеснули слезы, как всегда, когда она вспоминала родных.

– И по Ленинграду не скучаешь? – спросила Броня.

– Нет. Абсолютно. Что я там забыла? Я прожила нормальную жизнь всего несколько лет, когда за Сашку вышла. И то, когда я гуляла во дворе с Игорьком, все на меня смотрели и за спиной называли жидовствующей. А до женитьбы я жила в огромной коммуналке, где по утрам в туалет выстраивалась длинная очередь. Постоянные поиски денег до получки. Стояние в очередях после работы. И вечная охота, неважно за чем: за сапогами, кофточками, лифчиками. Как говорила моя подруга: «Стыдно под трамвай попасть, такое белье носим». Да что я тебе говорю, Броня, ты сама через это прошла. Когда мне здесь бывает совсем плохо, я все это вспоминаю.

– Мы жили в коммуналке в одной комнате с Васиными марксистами, – начала свои воспоминания Броня. – На работе я могла хоть танцевать на столе, мне тоже ничего не светило. Хотя если какие-то проблемы, то звали Броню. В общем, не жизнь, а полумрак.

– И вот этого тебе не хватает?

– Потому что я дура. Вспомню вот такую жуть – головой понимаю, что жуть, а эмоций никаких. Зато расплываюсь от всякой ерунды: как с папой слушали по радио «Угадай-ку», как с классом ходили на демонстрацию, университетские вечеринки.

– Это ты по детству скучаешь, по юности. При чем здесь Союз?

– Мы там жили.

В это время раздался звонок в дверь.

– Илюша! – вскрикнула Нина и подбежала к двери. – Нашел? – спросила она, впуская Илью.

Илья прошел в комнату, и по его лицу сразу стало ясно: нет, не нашел.

– Нигде нету. Всё, конец, – сказал Илья и обессиленно сел на стул.

– Илюша! – в ужасе вскрикнула Броня.

– Перестаньте паниковать, – проговорила Нина, села рядом с Ильей и взяла его за руку.

– Куда она могла деться? Не могла же она раствориться, – стал рассуждать Вася.

– Не знаю, – качая головой, ответил Илья. – Ее нет – и все.

– Успокойся, Илюша, – продолжая держать его за руку, сказала Нина.

– Тебе легко говорить.

– Попытайся вспомнить, как ты вчера шел домой, – посоветовал Вася.

– Я пытался. Я ничего не помню. Меня теперь посадят?

– Что ты мелешь! – воскликнула Нина и, как ребенку, дала ему подзатыльник.

– Старик, мы не в Союзе, – попытался успокоить его Саша.

– Ну и что? – воскликнул Илья. – Шубы-то нет. – Он обвел всех взглядом, словно ища поддержки и, не найдя ее, продолжил: – Почему у меня здесь все так получается? Одно за другим. Рок какой-то. С самого отъезда. Отец ни за что не хотел уезжать, а мать… Сколько я умолял ее не оставлять его и не ехать со мной, она ничего слышать не хотела. А когда отец наконец начал соглашаться, он вдруг умер от инфаркта. Слава богу, хоть в Риме была небольшая передышка. Затем здесь эта дурацкая работа. Хожу по магазинам и буквально умоляю купить дешевую страховку и, если повезет и удастся уболтать, получаю грошовые комиссионные. И когда наконец у меня намечается интервью, вдруг пропадает шуба. Получается, что я приехал в Америку сидеть в тюрьме? – у Ильи стал дрожать голос, и он замолк.

– Илюшенька, не надо, успокойся, – тоже со слезами в голосе проговорила Броня.

– Хватит говорить о тюрьме, – резко сказал Вася. – Давай думать, куда шуба могла деться.

– Ты мог ее оставить в лифте, – размышляла Нина. – Вошел в лифт, положил сумку на пол, когда приехал на свой этаж, вышел и забыл ее взять.

– Вполне возможно, – согласился Вася. – Интересно, сколько она может стоить? Наверное, не меньше тысячи.

– О чем ты говоришь! – махнула рукой Броня. – Такая шуба – три тысячи минимум.

– Сколько?! – в ужасе воскликнул Илья.

– Ничего себе! – подхватил Вася.

– Тебе говорили вчера, что идиотская затея, – наконец присоединился к разговору Саша. – Сколько тебя можно учить: прежде чем что-то затеваешь, посоветуйся с нормальными людьми.

– Хватит нотации читать, – оборвала его Нина.

– Мастерская открывается во вторник? – спросил у Ильи Вася.

– Она неделю будет закрыта. Эйб поехал к дочери во Флориду, – ответил Илья.

– Это меняет дело, – сказал Вася. – За неделю мы что-нибудь сделаем.

– Ты думаешь? – с надеждой в голосе спросил Илья. – А что можно сделать?

– Еще не знаю. Но неделя – это много, – ответил Вася.

– Конечно много! – подхватила Нина. – Не найдем шубу – найдем деньги.

– Ну да… Естественно, – уже бодро проговорил Илья. – Я об этом сразу и не подумал. Я все объясню Эйбу и заплачу ему. Какая ему разница? Все равно продавать. В конце концов, это только деньги. Только где мы их возьмем? У меня нет ни копейки.

– О деньгах потом, сначала подумаем, как мы шубу будем искать, – сказал Вася.

– А если не найдем, будем искать деньги. Да? – спросил Илья, обводя всех взгядом.

– Конечно. Не волнуйся, Илюша, в тюрьму мы тебя не отправим, – успокаивала его Броня. – Найдем деньги. Правда, Васёк?

– Надо внизу у лифта повесить объявление и еще по квартирам пройтись, – не отвечая Броне, сказал Вася. – Вдруг благородная душа попадется. Мы, старики, втроем пойдем, по пять этажей на каждого.

– Этот Эйб нормальный мужик? – спросила Броня Илью

– Да. По-моему, нормальный, – ответил он.

– Он очень хороший, – сказала Нина. – Я у его сестры работаю, и он часто приходит. Добрый, всегда шутит. Не бойся, он тебя не посадит. Отдадим деньги, и всё.

– Легко сказать, – недоверчиво проговорил Илья.

– Давайте думать, где их искать, – предложила Нина. – Такую сумму ни у кого сразу не найти – надо собирать. У нас около двухсот есть – мы в понедельник собирались Саше костюм купить для интервью, ну и портфель для солидности.

– А в чем я на интервью пойду? – недовольно спросил Саша.

– Одолжишь у кого-нибудь, – ответила Нина.

– Можешь мой взять, – предложил Вася. – Почти не ношенный. Перед отъездом Броня купила – для профессорской должности.

– И кто меня возьмет на работу в твоем костюме? Меня охранник даже в здание не пустит.

– Брюки можно выпустить, – неуверенно сказал Вася.

– А пиджак? – ехидно спросил Саша.

– Ты пальто не снимай – скажешь, что замерз, – посоветовал Илья.

– Мы выкладываемся, а он тут хохмит, – раздраженно проговорил Саша.

– Я не хохмлю, просто вырвалось, – стал оправдываться Илья. – Я у мамаши спрошу – ну сколько у нее может быть, сотня, не больше. У меня лично – шиш.