Текст книги "Поправка Джексона"

– Вы зря его обнадеживаете, – сказал Саша. – Чем быстрее он поймет, что у него ни черта не получится, тем для него же лучше.

– Ты так убежден, что он никогда не устроится? – спросил Вася.

– А ты сомневаешься? Здесь действительно тысячи таких, как он, только они американцев.

– А ты? – спросила Броня. – Взяли же на работу тебя, а не американца.

– Ну, знаешь… – начал Саша, но не успел договорить, как в комнату ворвался Илья. В руках у него – злополучная шуба. Нижняя ее часть мокрая, с нее на пол потоком льет вода. Сначала все замерли, а потом бросились к нему.

– Шуба!!! – триумфально кричал Илья.

– Видим, что не лифчик! Откуда?! – спросил Саша.

– Ура!!! – игнорируя Сашу продолжал победоносно кричать Илья и стал бегать вокруг стола, держа шубу в вытянутой руке. За ним, тоже крича и размахивая руками, начала бегать Броня. Где-то на третьем круге Саша перехватил Илью, а Вася с трудом остановил Броню, которая вошла в раж и не давалась.

– Успокоились. Глубоко дышим. Рассказываем, – рассудительно сказал Саша.

– Где она была? – запыхавшись после беготни, с восторгом спросила Броня.

– В стиральной машине. Где же ей еще быть? – с еще большим восторгом ответил Илья, прижимая к себе шубу.

– Ай-ай-ай, – покачивая головой, начал Саша. – Что с нами эмиграция сделала? Ведь любой неэмигрант знает, где в первую очередь надо искать пропавшую шубу. – Потом подошел вплотную к Илье и прокричал ему в лицо: – В СТИРАЛЬНОЙ МАШИНЕ!

– Чего орешь? Я еще в твой банк позвоню – недоумка на работу взяли. Вам здесь повезло, что хоть у меня голова работает. Короче. Включаю машину, жду, пока пойдет вода, и уже собираюсь закрыть крышку, смотрю – что-то не то. Сунул руку поглубже – и вытащил родимую.

– Как ты смог ее туда запихнуть? Она же огромная, – уже смеялась Нина.

– Я пьяный все могу.

– Он пьяный все может, – подтвердил Саша. – Интересно другое. Ты, когда ее запихивал, о чем думал?

– А здесь думать некогда – кругом одно ворье. Я еще для верности сверху белье набросал.

– Нам с Ниной пообещали Нобелевскую премию, если мы разгадаем ход его мыслей. Ну что, вернемся за стол? Или вы еще побегаете? – спросил Саша.

– Илья может бегать, а я все, – сказала Броня и уселась.

– Надо пол вытереть, вон какие лужи. Илюша, где у вас тряпка? – спросила Нина.

– Я заново родился, а она о лужах!

– Дай хоть шубу выжму.

– Ага, нашла дурака, – сказал Илья и и прижал шубу к себе. – Я теперь ее, родную, из рук не выпущу.

– Действительно дуралей, – рассмеялась Нина.

– А что мы время теряем? Шубу же надо обмыть, – пришла в голову Васе гениальная идея, и все сели за стол.

– Я знаю, почему шуба поместилась в стиральной машине, – поделилась всезнающая Броня. – В этой квартире раньше жили китайцы. Они у себя здесь устроили китайскую прачечную и поставили профессиональную машину. Давали на лапу в офис, и там закрывали на это глаза. Но соседям по лестнице надоел постоянный народ, постоянный запах, постоянный шум, а скорее всего, деньги, которые делали китайцы. И соседи написали в главный офис – который в Бруклине, – и их со скандалом выселили. А машина осталась. Соседи потом долго боялись китайской мафии.

– Надо было Леньке сказать. Он на китайскую мафию навел бы свою, итальянскую, и еще неизвестно, кто бы победил. Но хватит о мелочевке. – Илья встал с прижатой к груди шубой и очень торжественно произнес: – Я предлагаю поднять наши бокалы за меня и за справедливость. Она сегодня восторжествовала. Минуту назад мне грозила тюрьма, а сейчас я опять на коне. За меня и мою родную шубу.

Все выпили.

– Представляете, у меня в кармане две с половиной тысячи долларов. Наверное, не меньше, чем в твоем банке, Сашок. Слушай, хочешь пойти ко мне программистом работать? Нет, не возьму – у тебя плохой английский.

– Возьми по блату. Что стоит, – сложив у груди руки, умолял Саша.

– Сказал, нет. Ну теперь уж я развернусь! Первым делом куплю себе шикарную камеру. Увидите, какие я фотографии такой камерой буду делать – куда там Аведон… Очередной кадиллак куплю. Старый ведь Леньке решил отдать. Мамаше дубленку – она давно мечтала. Летом, естественно, во Францию…

– У вас в школе арифметику преподавали? – поинтересовалась Броня.

– А проценты на что? Ничего, считать умеем.

– Слушай, Паскаль, – начал Саша, – ты Моисею собираешься долг отдавать?

– Вот он подождет. И зачем? Он со своими орлами все равно так скоро отсюда не уйдет. Потом, у них с мамашей любовь намечается, семьей будем. Я ему галстук подарю.

При этих словах Ильи Вася посмотрел на Броню.

– Не нервничайте, старики, я вас тоже не забуду. Крутится в голове у меня одна идейка.

– Не может быть! – с надеждой и восхищением произнесла Броня.

– Не радуйся, не про вашу честь, – сразу разрушил ее надежды Илья. – Мужики, что если нам по такому поводу пойти и сделать себе обрезание? Расходы беру на себя. Мой подарок.

– Ты долго думал? – спросил Саша.

– Я с детства об этом мечтаю. Пойдем и втроем чикнемся.

– Вот ты и чикайся, – ответил Саша.

– Я сказал, оплачу. Думаю еще гитаристов нанять. Под гитару должно быть хорошо.

– Может, лучше под арфу? – с надеждой спросил Саша.

– А я даже под пистолетом не чикнусь, – убедительно произнес Вася.

– Женщин пускают посмотреть? – поинтересовалась Броня.

– Я договорюсь, – со знанием дела ответил Илья. – Я и почетные грамоты нам выбью.

– Перестаньте! Перестаньте! – закричала Нина. – Не можете без шутовства. Неужели самим не надоело?

– А ты не можешь не испортить праздник, – сказал Саша.

– При чем здесь праздник? Вы как из Союза уехали, так и треплетесь, и треплитесь… Рехнуться можно. Вы же свой страх болтовней прикрываете и думаете, никто не видит, не понимает.

– Но ты-то у нас все понимаешь, – ответил ей Саша. – Интересно, а чем ты свой страх прикрываешь? А, пардон, я же позабыл: ты ведь у нас русская – коня на ходу остановишь…

– Ты меня путаешь со своими Фролкиными и Елкиными. А я просто устала. Я просто от всего устала…

– Ребята, давайте, пожалуй, на тормозах, – остановил их Илья. – Нина права: мы меры не знаем. Ну подурачились – и хватит. Вроде взрослые. Извини, Нина.

– Хорошо.

– Как ты думаешь, к воскресенью шуба высохнет?

– Наверное…

– Тогда завтра куплю камеру, и в воскресенье с утра едем в Ньюарк этюды на Мэдисон-авеню делать. Снег, конечно, уже не тот…

– Ну что вы на это скажите? – спрашивала Нина.

– Горбатого могила исправит, – поддержала ее Броня.

– А вы что думали, на этом все? Нет, как хотите, но дело надо закончить. Я так просто не отступаюсь. Такие, как я, Беломорканал построили.

– Ты хоть знаешь, кто канал строил? – поинтересовался Саша.

– Я же говорю – такие, как я.

– Между прочим, я где-то читала, что человек от рождения зэк. Мы все узники разных правил, норм, законов. А главное – случая. Тут уж вообще ничего не поделаешь. Так что Илюша прав.

– Я всегда прав. В общем, завтра покупаю камеру – и в воскресенье за дело. Делаем этюды на Мэдисон– авеню.

– Как будто ничего не случилось… – сказала Нина.

– Вот именно! Как будто ничего не скучилось, – повторил за ней Илья.

12. Этюды на Мэдисон-авеню

В следующее воскресенье, лишь только рассвело, все собрались у Резиных в ожидании Ильи. Нина разложила по тарелкам большой омлет с помидорами и ветчиной. Вася сходил в итальянскую пекарню, расположенную в соседнем доме, и принес целую коробку мучного. Броня, поставив коробку перед собой с блеском в глазах разглядывала сдобные булочки. По комнате разносился аромат крепкого кофе. Саша стоял около балконной двери и смотрел на освещенный нижний Манхэттен на противоположенной стороне Гудзона. За окном падали хлопья снега. Светлым пятном на тумбочке горел экран маленького телевизора, из которого приглушенно доносился прогноз погоды.

– Снег сильнее пошел, – продолжая смотреть в окно, сказал Саша. – Сколько они обещают?

– Прилично, – ответил Вася. – Шесть – семь дюймов, может, больше.

Броня встала из-за стола и подошла к окну.

– Как мы поедем? – встревоженно спросила она.

– Снег только начался. – ответил Вася. – Туда нормально, а обратно не знаю… Проскочим как-нибудь.

– Что значит как-нибудь? А если нет? – Броня вернулась за стол.

– Что ты от меня хочешь?

– Он сможет снимать в такой снег?

– Это его проблема, – сказал Саша.

– Мне кажется, со снегом даже лучше. Эффектнее, – вступила в разговор Нина.

– Лучше, хуже… Кого это волнует? – спросил Саша.

– Как тебе не стыдно, – возмутилась она.

– Представь себе, не стыдно. Восемь утра, воскресенье, валит снег, и, вместо того чтобы спать, я должен переться в Южный Бронкс, куда белый человек и за деньги не поедет…

– Что об этом говорить? Илье нужна наша помощь. А ты можешь идти спать.

– И пойду! Сделали из него примадонну. Помощь ему нужна!.. Ему все время нужна чья-нибудь помощь. Лично мне надоело. Кто мне помогал.

– Илья, – напомнила ему Броня.

– Это когда же? Что-то не припомню.

– Когда тебе срочно нужна была операция. Илюша тогда собирался делать портреты Вертинской и Нахапетова в Ташкенте.

– В Бухаре, – поправил Вася. – Они там снимались в фильме.

– Неважно, – прервала его Броня. – А важно то, что Илюша все бросил и помчался в Ленинград искать тебе хорошего врача.

– Потому что вечно суетится. У меня оказался обычный аппендицит.

– Ой, Саша, Саша, – покачала головой Нина.

– Что Саша?!

– Ребята, хватит, – остановил их Вася. – Сашка, как там снег?

– Идет.

– Может, мне пойти уже машину расчищать? – предложил Вася.

– Я не хочу на твоей, поедем на моей, – сказал ему Саша.

– Почему?

– Моя надежнее.

– Как хочешь.

– Потом ее расчистим – Саша отвернулся к окну. – Каждый раз, когда я выходил на балкон покурить, я смотрел на Манхэттен и думал: что со мной будет через год? неужели я когда-нибудь стану в этой махине своим? И вот уже через неделю я начинаю там работать. В самом центре Манхэттена, вон в том билдинге, около Крайслера. На двадцать девятом этаже. Вот так.

– В Союзе вся жизнь была расписана: окончил школу, потом институт, потом распределили на работу – и потекло, – размышлял Вася. – Этот год ничем не будет отличаться от следующего, а тот от следующего. И так далее, и так далее… Здесь же мы понятия не имеем, что с нами будет через месяц.

– Ну и что в этом хорошего? – спросила Броня.

– Не знаю, мне нравится.

– А если тебя уволят через месяц?

– Меня некому увольнять – я сам себе хозяин.

– А если меня уволят?

– Найдешь другую работу. Да и никто тебя не уволит. Тебя учиться посылают, а ты говоришь – уволят.

– Учиться? Куда? – спросила Нина.

– На курсы. Вечерами после работы. Еще то удовольствие.

– Ничего, зато окончишь – будешь правой рукой у босса, – сказал Вася.

– А мне хоть левой ногой…

– Мне на интервью тоже сказали, что будут на курсы посылать. Я им такие программы писать буду. Закачаются!

Саша сел за стол и, откинувшись на стуле и сложив руки на груди, посмотрел перед собой, думая о том, какой он все-таки молодец, что уехал из Союза. Что бы все ни говорили, но он был первым, кто на этот шаг решился. И сейчас он тоже первый, кто добился хорошего положения. Даже Броня не в счет. Во-первых, она приехала со специальностью. А второе – разве можно сравнить бухгалтера и программиста. Программисты сейчас считаются элитой. И он один из них. Не зря их волна эмиграции из СССР считается самой успешной из всех. Благодаря таким, как он. Его приятные размышления прервал звонок в дверь.

– Илюша, – сказала Нина и пошла открывать.

Действительно вошел Илья. В руке у него мешок с шубой, на плече сумка с камерой.

– Здорово, народ, – поприветствовал он, снял куртку и сел за стол.

– Ты когда научишься вовремя приходить? – спросила Броня.

– Да ладно тебе. Задержался на десять минут. Нина, можно я кофейку быстренько выпью?

– Конечно. Будешь омлет?

– Нет, сейчас не до омлета. Ехать надо.

– Ты видел, какой снег? – обратилась к нему Броня.

– Классно! Такие фотографии получатся! Я «Никон дэ-пять» купил. Одна из лучших камер, если не самая лучшая.

– А то, что будет восемь дюймов, тебе наплевать? – полюбопытствовала Броня.

– Не сейчас же будет. Снег недавно начался. Успею снять.

– Он все сильнее и сильнее, – говорит Вася.

– Ну и что? – пожала плечами Броня. – Главное, что Илюша успеет снять. Лично я на седьмом небе от счастья.

Все молча наблюдали, как Илья пьет кофе.

– Ко мне вчера Ленька подвалил, – прервал молчание Саша. – Вы в жизни не отгадаете, чем он интересовался.

– Какая инфляция в Индонезии? – спросил Илья.

– Это даже Чапай знает. Ленька интересовался курсами программистов. Думает поступать.

– Это здорово! – сказала Нина. – Я за него очень рада. И за Катю. Она так переживала.

– Ну, вы теперь видите, какое я имею влияние на массы. – Саша оглядел сидящих за столом.

– Может, подашься в политику? – спросил Илья. – Нет, тебе нельзя, ты очень жалостливый: чуть что рыдаешь.

– A что теперь с Юрченко будет? Тоже в программисты? – спросила Броня.

– С Юрченко уже ничего не будет. Его в пятницу нашли мертвым в квартире, – сказала Нина.

– О господи! – воскликнула Броня. – Так свою семью и не дождался. Отчего он умер?

– Никто еще не знает… Наверное, печень. Он же пил по-страшному.

– Когда похороны? – поинтересовалась Броня.

– Ты что, пойдешь? – спросил Саша.

– Не знаю, – ответила она

– Да никуда ты не пойдешь. И никто не пойдет. Может, Ленька, они вместе пили.

– Я пойду, – сказал Илья.

– Думаешь, грехи простятся? – ехидно спросил Саша.

– Да нет. Просто обожаю похороны…

– А я на похоронах никогда не был, – сказал Вася.

– Много потерял, – опять съехидничал Саша.

– Очень остроумно, – сказала Нина.

– Потому что я с юмором, – ответил Саша, садясь на диван.

– Я где-то читала, что лучше прожить жизнь несчастливым – тогда умирать легче, – сказала Броня.

– Я с удовольствием помру счастливым, – улыбнулся Илья.

– Когда будем в Южном Бронксе – ты им там только намекни, – посоветовал Саша.

– Может смените тему. Как мама себя чувствует? – спросила Илью Нина.

– Прекрасно. Я уходил, они с Моисеем чай распивали. У них сейчас такая идиллия, прямо медовый месяц.

– Вот и хорошо. Ты с ней помирился?

– Ты что, давно забыто. Я же вам сказал – она отходчивая. Я вчера Моисею весь долг отдал, так она сейчас сияет от гордости.

– Все-таки отдал. Молодец, – похвалил Илью Вася.

– Ты лучше не начинай, – предупредила мужа Броня и спросила у Ильи: – А Моисей как?

– Не знает, как меня вылизать. Такую жизнь гаду устроил. Чапай, он спрашивал, когда у тебя такси будет?

– Скоро. Я уже машину ищу. Я вам не говорил. У меня тут одна идея с бизнесом возникла.

– Двухэтажное такси? – спросил Илья.

– Кому нужно двухэтажное такси, – удивился Вася. – Хотя… Если сделать двухэтажный экскурсионный автобус по Манхэттену, и чтобы второй этаж был открытым. Это, кажется, неплохая идея, но я о другом.

– Вот видишь, какой он у нас талантливый, – с гордостью сказала Броня.

– Не помню, я вам уже говорил, что Кобзон тоже талантливый? – спросил Илья.

– Ты кроме Кобзона кого-нибудь знаешь? – интересуется Броня.

– А зачем?

– Дайте договорить, – попросил Вася. – Ведь отличная идея. Вот смотрите, когда у вас что-то случится дома с электричеством, вы ищете электрика. Правильно? А если с водопроводом – водопроводчика, и так далее. Так вот, я придумал бизнес, который будет делать абсолютно все работы по дому. Я даже название придумал: All in one – всё в одном. И будет в самом начале телефонной книги, и искать никого не надо.

– У нас уже больше дюйма снега, – сказал Саша, не отрываясь от телевизора. Затем встал с дивана и подошел к окну. За ним проследовали остальные.

– Ничего себе! – встревоженно проговорила Броня.

– Поехали, ребята, а то действительно у меня ничего не получится, – попросил Илья.

– Я тебя предупреждаю, если не дай бог ты прославишься, а потом будешь интересоваться, кто мы такие, так лучше даже не думай. Потому что я брошу все – Ваську, работу, – сяду на диету и всю свою жизнь посвящу одному, – Броня вплотную приблизила свое лицо к Илье и прокричала: – Мести!

– Не волнуйся, Броша, я вас не забуду. Я запишу ваши имена на бумажке и всегда буду носить ее с собой.

– Мы едем, или будете трепаться? – спросил Саша.

– Ты же с нами не едешь, – сказала Броня.

– Почему? – спросил Илья.

– Он спать хочет.

– Ну, сон – это святое дело, – согласился Илья.

– Нашел кого слушать, – ответил Саша.

– Пока вы чистите снег и разогреваете машину, я быстро уберу со стола, – сказала Нина.

– Так вот, например, у кого-нибудь испортился туалет, – одеваясь, рассуждал Вася, – ему уже не надо будет искать водопроводчика, он позвонит нам…

– А зачем нам чужое дерьмо? – спросила Броня. – Нам своего хватает. Занимайся лучше такси.

– Так у меня же будут рабочие.

– Такси уже надоело? – поинтересовался Саша.

– Такси само собой. Это я о будущем, – ответил Вася, открывая дверь и выходя на лестницу.

За ними вышли Илья и Саша.

Нина продолжала убирать со стола. Через некоторое время раздался звонок в дверь. Нина открыла и увидела Илью.

– Ты будешь смеяться, но я забыл шубу.

– Проходи.

Илья прошел, взял мешок с шубой и направился назад к двери.

– Подожди, – сказала Нина.

– Мне надо машину помочь расчистить.

– Без тебя справятся.

– Ладно. Но если Броня начнет орать…

– Я с ней поговорю. Присядь на минутку.

Илья сел за стол, положив мешок на колени. Нина села рядом.

– Не могу дождаться, когда начнем работать, – начал Илья, любуясь Ниной. – Ты знаешь, я так чувствую эти этюды… Так четко их вижу, как будто наяву. А последний кадр я сделаю сверху, с крыши.

– Ты с ума сошел, сейчас ведь скользко, ты свалишься.

– Не свалюсь. Зато представляешь, какой кадр получится! Снег, пустынная улица. Ты поднимешь голову и раскинешь к небу руки, и твои волосы будут развеваться на ветру. И ты будешь что-то кричать небу. Я убежден, это будет лучшее из того, что я сделал.

– В какой журнал ты их отдашь?

– Еще не думал. – Илья замолчал на пару секунд. Потом продолжил: – Когда в печати появилась моя первая фотография, отец перестал во мне сомневаться. Я, кстати, тоже. А вот здесь начал. Но сейчас я уверен, что пробьюсь.

– Я тоже в тебе никогда не сомневалась.

– Ты знаешь, мне это нужно не только для себя, но и для отца. В память о нем. Надо идти, нас уже ждут.

– Я вчера была у Нэнси… Я через две недели уезжаю с ней во Флориду.

– Насовсем?

– Пока до мая. Потом вернусь, разведусь с Сашей, и дальше уже все будет зависеть от тебя. Если ты захочешь быть со мной, я останусь, нет – вернусь во Флориду.

– Ты же хотела пойти учиться.

– Буду там. Нэнси живет недалеко от Тампы, а это большой город.

– Как ты будешь добираться?

– Тебя не то волнует, Илюшенька, – засмеялась Нина. – У Нэнси машина, научусь водить.

– Нина, а зачем тебе это вообще надо? Я понимаю, поехать с Игорьком зимой. Но уезжать насовсем…

– Мне хорошо с Нэнси. Я себя чувствую с ней как дома. А потом, я люблю тепло. Всегда ненавидела ленинградский климат.

– Ты Саше сказала? – помолчав, спросил Илья.

– Еще нет. Сегодня скажу.

– Ты скажешь только про Флориду?

– Нет. Я скажу все.

– Может быть, сейчас не надо? Он только устроился на работу. Скажешь, когда вернешься из Флориды. Какая тебе разница?

– Большая. Я хочу поехать во Флориду свободной, хотя бы внутри. Все эти годы я беспокоилась о нем. Теперь хочу побеспокоиться о себе. Ты думаешь, почему он меня притащил сюда, в Америку? Потому что ему страшно было одному ехать. А теперь он устроился на хорошую работу, будет зарабатывать большие деньги. Ничего, долго он один не будет.

– Он тебя любит.

– Опять ты об этом. Сколько можно повторять: Саша любить не умеет. А вот ты мне так ни разу и не сказал, что любишь меня.

– Зачем мне это говорить? Ты сама все время за меня говоришь.

– Теперь хочу услышать от тебя.

– Тебе как: по-французски или по-киргизски?

– Илья! – укоризненно воскликнула Нина.

– Извини. Я люблю тебя, Нинка. Безумно тебя люблю. Я люблю тебя столько, сколько тебя знаю. И даже намного раньше.

– Как это?

– Как в фильме «Девушка моей мечты». Помнишь такой?

– Нет.

Нина подошла к Илье, протянула ему руки, он взял их и поднялся со стула. Потом они долго целовались.

– Так я никуда не поеду, – мягко отстраняясь, сказал Илья.

– Вот и хорошо. Сегодня ровно неделя, а как будто вчера… Я еще чувствую твои руки. Ты считаешь меня развратной?

– Не то слово!

– Ну и пусть. Зато как было хорошо! Давай, перед тем как я уеду во Флориду, мы с тобой проведем вместе целую ночь.

– И как ты себе это представляешь?

– Это моя проблема, – сказала Нина. И добавила: – До сих пор не понимаю, почему мы не можем быть вместе?

– Потому что я идиот.

– Еще какой! Времена благородных рыцарей уже давно прошли, Илюшенька.

– Ты шутишь?! А я шпагу купил по дешевке.

– Вот и зря.

– И что же мне теперь с ней делать?

– Это уж ты сам. Я люблю тебя. Очень. Но если ты решишь, что дружба тебе важнее, тогда я вернусь во Флориду. У тебя целых четыре месяца. Решай. Надо идти. Уберу, когда вернемся.

Нина направилась к вешалке, Илья проследовал за ней и смотрел, как она одевается.

– Давай присядем на дорожку, – сказал Илья.

– Дурачок, – рассмеялась Нина, – ты же меня не провожаешь. Я уезжаю через две недели.

– Через две недели будет народ, а так мы вдвоем. Да и потом, я твои штучки знаю: сбежишь завтра с каким-нибудь гусаром в Альпы, ищи потом тебя.

– Мне не нравятся гусары, и я не люблю горы – там всегда холодно. Я люблю море. Мне Нэнси рассказывала, что в Карибском море есть маленький остров, где постоянно дует теплый ветер, а на небе всегда жаркое солнце и почти не бывает дождей.

– Красота!

– А на пляже там белый песок, и по нему расхаживают розовые фламинго с подрезанными крыльями, чтобы не улетели. Представляешь?

– Представляю. И как называется этот рай?

– Аруба. Его еще называют Happy Island (счастливый остров), потому что люди там всегда улыбаются. Обещай мне: когда твои этюды напечатают в журнале, мы полетим с тобой на этот остров. Хотя бы на несколько дней. И неважно, что у нас с тобой потом будет. Обещаешь?

– Обещаю.

– Ладно, давай присядем.

Они сели.

– Тронулись! – сказал Илья, вставая со стула.

– Телевизор выключу.

Нина подошла к телевизору и долго на него смотрела.

– Что там? – спросил Илья, подходя к ней. – Ничего себе! Почти всмятку. Погиб кто-нибудь?

– Не знаю, – ответила Нина.

– Где это?

– Где-то на севере от Нью-Йорка на Палисейд-Паркувей.

– Часа полтора от нас. Может, действительно не поедем? Смотри, что делается на дорогах.

– Поедем. Вася сказал, что успеем проскочить, – сказала Нина и выключила телевизор.

Они с Ильей направились к двери.

– Я еще один классный кадр придумал, – выходя на площадку, начал Илья. – Ты ляжешь на снег…

Со съемок они возвращались, когда уже начинало темнеть. Снег валил так, что с трудом можно было разглядеть дорогу. Саша ехал очень медленно, вцепившись в руль с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Когда они уже подъезжали по Сто тридцать девятой улице к Восемьдесят седьмой скоростной дороге, на мостовую выскочила маленькая собачонка, запорошенная снегом. Саша автоматически нажал на тормоза. Машину занесло на запорошенной и с уже заледеневшими промежутками поверхности дороги, и он вылетел на встречную полосу и врезался в кузов ехавшего навстречу грузовика.

Скорая и полиция, несмотря на продолжавшуюся усиливаться снежную бурю, приехали очень быстро. Кроме погибшего Саши, ни у кого из находившихся в машине не оказалось и царапины. Тело Саши положили в одну скорую, остальных рассадили в другую. Все были в шоке, и только Вася рассказал полицейским, что произошло. Машина, с которой они столкнулись, уехала, даже не остановившись.

Сашу похоронили на еврейском кладбище в городе Парамусе штата Нью-Джерси. Броня настояла, чтобы вызвали раввина. Происходящее на кладбище для друзей было страшным сном. Особенно для Ильи, который как оцепенел, увидев вдавленного в руль Сашу, так до сих пор и оставался безжизненным, с застывшим лицом и мертвыми глазами. Впервые при скоплении людей Илья не произнес ни слова. В эти тягучие дни у него в голове все время крутилась одна мысль: «Сашка в понедельник должен был выйти на работу. Он должен был выйти на работу…» Правда, неожиданно возникала и другая: «Теперь Нина моя». Но ему моментально от этой мысли стало настолько гадко, что он решил уехать навсегда. А еще лучшее – покончить со всем и присоединиться к Сашке. Но эти размышления были настолько пафосны и банальны, что ему стало стыдно, и больше он к ним не возвращался. Ни на кладбище, ни на поминках, ни даже когда Вася, сказав о Саше, попросил сказать пару слов Илью. Тот просто промолчал, даже не покачав головой. Нина все это время испуганно смотрела на него, но заговорить с ним не пыталась, и лишь когда все стали расходиться, она просто взяла его за руку и задержала в комнате.

– Илюшенька, ты казнишь себя, я понимаю, но это был просто несчастный случай. Ты здесь ни при чем.

– Нет? – впервые за несколько дней Илья заговорил. – Ты считаешь я ни при чем?! Это Сашка сам захотел покататься в снежней буре?! Это ему надо было срочно делать эти чертовы снимки?!

Нина попыталась ему что-то ответить, но Илья освободил руку и пошел к двери.

– Это мне наказание, – сказал он, открывая дверь и не глядя на Нину. – Мне нельзя было прикасаться к жене лучшего друга. Я даже думать о тебе не имел права.

Больше он ничего не произнес и вышел из комнаты.

Оказавшись на улице, Илья спросил у первого попавшегося полицейского, где здесь ближайшая синагога. Оказалось, что совсем недалеко, и он пошел, следуя указаниям.

Илья хоть и родился в еврейской семье, но религиозными они никогда не был, несмотря на то что его отец в детстве посещал хедер. Но закончилось детство, и отец распрощался с хедером: началась новая жизнь, которая отметала любую религиозность, будь то иудаизм или православие. Правда, на стене в их квартире висела очень старая икона, купленная Львом Борисовичем в Прохоровке, украинской деревушке, где они много лет назад провели сказочный месяц, купаясь в Днепре, попивая парное молоко, наслаждаясь настоящими украинскими галушками с вишней, которые им пекла хозяйка хаты баба Ульяна (о ней отец говорил: «Полна пазуха цицок»). Так что вся жизнь Ильи проходила, не соприкасаясь с религией. До гибели Саши он в синагоге никогда не был. Когда он подошел к дому, в котором должна была быть синагога, то засомневался – настолько здание не отличалось от других, окружавших его. И лишь еврейская звезда, могендовид, и надпись на иврите говорили ему, что он пришел по адресу.

Когда Илья вошел в здание, его поразило, что внутри оно оказалось таким же простым, как снаружи, без намека на украшения, не говоря уже о роскоши, отличающей православную церковь. В отличие от витражных окон католических церквей, окна в синагоге пропускали много света. Илья сел на скамью у самого входа в помещение. На другом конце, у противоположенной стены, стоял небольшой закрытый шкафчик. Там, вероятно, хранилась Тора – самые основы иудаизма Илья всё же знал. В противоположенном конце, недалеко от шкафа с Торой, около окна собралась группка из трех евреев в кипах. Они что-то вполголоса, но очень оживленно обсуждали, иногда поглядывая на Илью. Он думал, что ему надо бы помолиться о Саше, но он не знал как. Он просто закрыл глаза и сказал одними губами: «Прости меня за гордыню мою». Просил ли он прощения у Саши или у самого Бога Илья не знал. Скорее всего, у всех: и у Нины, и у Васи, и у Брони, и у Игорька, которого он лишил отца.

Потом его мысли оставили Сашу, его смерть и все, что было с ней связано, и как-то само собой перешли к Богу и еврейской религии. Илья почти не знал законов иудаизма, но ему нравились некоторые очень важные аспекты религии, в том числе и общение евреев с Богом. Евреи никогда на встают на колени перед Ним. Они всегда общаются с Ним стоя. Словно на равных. Молясь, они немного покачиваются. Почему – Илья не знал. Выходя из синагоги, он подумал, что навряд ли он когда-нибудь туда вернется. А если каким-то образом почувствует необходимость с Ним пообщаться, он это сделает один на один. В своей голове.

Через две недели, как и было оговорено, Нина с Игорьком и Нэнси уехали во Флориду. Перед отъездом Нина зашла попрощаться с Ильей, но тот, чувствуя, что она придет, уехал бродить по Манхэттену. Прощаясь с Васей и Броней, Нина оставила им адрес Нэнси. Обещала часто писать и попросила их о том же. А еще попросила передать ее адрес Илье. Так, на всякий случай.

* * *

Прошло больше года после аварии, когда Илья вдруг почувствовал в себе первые признаки жизни. Случилось это так. В своих бесконечных и совершенно бездумных кружениях по Манхэттену он вдруг обратил внимание на витрину магазина «Лорд энд Тейлор». Огромный четырехэтажный универмаг считался одним из самых дорогих и самых больших в Америке. Первый этаж занимали огромные стеклянные витрины. В одной из них был выставлен манекен с точно такой же шубой, в которой он снимал Нину в тот злосчастный день. Но что было удивительно, впервые после аварии он сразу подумал не о Саше, а о том, какие, наверное, получились отличные фотографии – этюды на Мэдисон-авеню, как он их всегда называл. Ведь он так и не достал ту пленку из фотоаппарата. И вот эта мысль о пленке логично подвела его к следующей: настала пора продолжать жизнь. Потому что до этого момента он думал о том, что, будь он христианином, а не евреем, он, скорее всего, ушел бы в монастырь. Так сильно, до боли он ощущал свою вину. Затем последовала более очевидная мысль: опять пойти в синагогу, просто постоять там и подумать о том, что произошло. А потом проявить пленку. И посмотреть на Нину и на Сашу вместе с ребятами где-то за полчаса до катастрофы.

Илья отпечатал только кадры с Ниной в шубе. Фотографии, которые он снял потом и на которых был Саша с ребятами, он печатать не стал. Не сейчас, подумал он. Еще слишком рано. Потом. А пока он рассматривал фотографии этюдов и думал о Нине. О том, как же сильно он любит ее. И ничего, абсолютно ничего даже смерть Сашки в этой любви не изменила. Он по-прежнему будет любить ее. До конца своих дней.

На следующий день Илья взял фотографии и пошел в «Лорд энд Тейлор», где нашел контору менеджера и показал ему их. Менеджер долго рассматривал фотографии, отобрал три, сказал, что составит контракт с адвокатом о том, что «Лорд энд Тейлор» приобретает все права на эти фотографии и мистер Кричевский обязуется передать пленки с этими кадрами в пользование фирмы. А взамен «Лорд энд Тейлор» выплатит мистеру Кричевскому гонорар в размере трех с половиной тысяч долларов. Еще менеджер сказал, что его также очень заинтересовала манекенщица, позирующая мистеру Кричевскому, что у нее очень естественное лицо, которое так ценится у людей ее профессии. И если она согласится, то «Лорд энд Тейлор» готова сотрудничать и с ней, и с мистером Кричевским в дальнейшем.