Текст книги "Поправка Джексона"

Илья зашел через пару дней, подписал контракт и получил три с половиной тысячи долларов всего за час работы. Правда, этот час стоил жизни его лучшему другу. Но к будущему фотографа это уже не имело никого отношения. Он это оставил в прошлой жизни. И, вступил в новую, послал Нине телеграмму из четырех слов: «Я тебя люблю. Приезжай.». Через три недели Нина с Игорьком вернулись в Джерси-Сити. Она вернулась бы и раньше, но ей нужно было найти себе замену для Нэнси.

Когда, встретив Нину в аэропорту, Илья сказал ей, что в «Лорд энд Тейлор» ею заинтересовались как моделью, она отнеслась к этому равнодушно.

– Я хочу стать медсестрой, – ответила она.

– Нина, но деньги несравнимы.

– Ну и что? Зато работа интереснее.

Через день после ее приезда они с Ильей подали документы в мэрию, а еще через неделю расписались. Свидетелями были Вася с Броней. А затем они это событие отметили в тесном кругу дома, где кроме них и Рубинчиков были еще Моисей Маркович с Екатериной Владимировной, которой Илюша на свой первый гонорар купил маленькое колечко, но с бриллиантом. Екатерина Владимировна уже давно простила Илюше его, как она называла, мальчишеское поведение, и стала гордиться им, заявляя, что он весь пошел в отца. Но что действительно было интересно: Илюша на свадьбе не шутил, хотя несколько раз ему приходилось очень сильно себя сдерживать. Однако он заявил Нине:

– С шутовством покончено!

Что Броня, конечно же, прокомментировала: она где-то читала, что комедианты, завязавшие со своей карьерой, самые печальны люди на свете.

После свадьбы от гонорара оставались еще приличные деньги, и Илья решил воплотить мечту Нины – полететь на сказочный остров Арубу. На ту самую Арубу, где не бывает дождей и всегда светит солнце, а по белому песку на пляже важно расхаживают фламинго с подрезанными крыльями, чтобы никогда не смогли улететь. Где аборигены всегда и всем улыбаются, из-за чего остров получил свое прозвище: Аруба – «Счастливый остров».

Но Нина вдруг заявила, что Аруба может и подождать, а вот Илюшина карьера только начинается, и ждать ему некогда. Илюша ей уже давно рассказал о своей мечте взять несколько курсов в международном центре фотографии в Нью-Йорке где преподают знаменитые фотографы. Вот сейчас самое время.

– Но курсы не бесплатные, – засомневался Илья, хотя от перспективы учиться в международном центре у него даже пересохло в горле.

– У нас есть деньги, и заработал их ты.

– А Аруба?

– Подождет, – твердо сказала Нина.

Жизнь Ильи достигла вершин, о которых он еще совсем недавно мог только мечтать: он женился на Нине, а сейчас собирался пойти учиться в самую лучшую школу фотографии в мире.

В начале апреля 1981 года, когда Илья окончил курсы, они сложили чемодан, взяли Игорька, а Вася с Броней отвезли их в аэропорт.

Когда самолет приземлился в аэропорту Арубы и они вышли на трап, им в лицо сразу ударил обжигающе жаркий ветер. У трапа их ожидали две туземки в национальных нарядах и с широкими улыбками. Они надели им на шею венки из живых цветов и поприветствовали.

– Мы действительно прилетели в счастье, – придерживая разлетевшиеся на ветру волосы, сказала Нина.

– Счастье, которое мы заслужили, – ответил Илья. – Как ты считаешь, Игорек?

– Да, заслужили, Илюша, – махнув кудрявой головкой, серьезно ответил малыш.

После бракосочетания Илья официально усыновил Игоря, дав ему свою фамилию, и попросил называть его Илюша, что очень умиляло Нину.

Гостиница, в которой они остановились, находилась в самом центре маленького городка Ораньестада, который был столицей Арубы и одновременно единственным городом на всем острове. Пляж, принадлежащий гостинице, находился на маленьком вытянутом островке среди разлапистых пальм. В самом городе растительность была довольно скудная: лишь маленькие приземистые деревья, склоненные в одну сторону, куда постоянно дул сильный жаркий ветер. Этот островок принадлежал гостинице, и пускали туда только постояльцев. От гостиницы на пляж каждые пятнадцать минут шел катер. Кричевские встали рано утром и сели на первый катер, который отходил от пирса в семь утра. На борту помещалось человек двенадцать, но сейчас они были единственными пассажирами. Катерок на довольно большой скорости лихо подпрыгивал на волнах, забрызгивая пассажиров теплой морской водой. Через пять минут они уже причалили к деревянному пирсу на островке. От причала расходились две дорожки. Они выбрали правую, которая привела их на узкую полоску пляжа. Песок на пляже был действительно белый, и по нему действительно важно расхаживали семь розовых с черными клювами фламинго.

При входе на пляж Нина купила в маленьком автомате корм и сейчас она осторожно протянула этот корм птице. Та быстро зашагала к ней на своих длинных тощих ногах и, больно клюнув в протянутую ладонь, схватила корм. За этой птицей потянулись другие. Игорек тоже протянул ручку с кормом, но, когда фламинго пошагал к нему, малыш испугался и спрятался за спину Ильи. Наигравшись с фламинго, они пошли посмотреть другой пляж. Он оказался намного просторнее и уютнее, чем первый. Фламинго на этом пляже не было, но зато было намного больше пальм и больше тени. Круглые навесы от солнца, сделанные из высушенных пальмовых веток, стояли в три ряда и располагались довольно далеко друг от друга. Под ними стояли синие лежаки. Илья предложил Игорьку выбрать им места, и тот сразу побежал к ближайшему к морю ряду. Пляж представлял собой маленькую лагуну, перегороженную от моря большими валунами, так что поверхность воды была зеркальная. За валунами же море было достаточно волнистым. Сбросив шорты и футболки, они бросились в воду. Вода была теплая, ласковая, изумрудного цвета и прозрачная настолько, что были видны крошечные рыбешки, носящиеся вдоль белого песчаного дна.

Как бы не было сказочно пребывание Кричевских на Арубе, но уже к концу второй недели они заскучали по дому. Перед самым отъездом они прошлись по торговым киоскам, находящимися невдалеке от гостиницы, и выбрали красочные майки для Брони с Чапаем и поскромнее – для Елены Владимировны и Моисея Марковича. На следующий день они на час в последний раз съездили на остров, попрощались с фламинго, окунулись в воду и, отъезжая на катере, долго смотрели на отдаляющийся островок и махали ему руками, как машут, прощаясь с близким человеком.

В аэропорту их встретили Вася с Броней. Они долго обнимались, словно после продолжительной разлуки. В машине Нина с Ильей наперебой с восторгом рассказывали об Арубе, и было решено, что в следующем году они поедут на Арубу все вместе. Уже позже, за столом, после нескольких рюмок Вася торжественно заявил, что у него уже все готово для открытия нового бизнеса, а Броня уволилась со своей работы и будет у него бухгалтером.

Прошло три года, как они все оставили страну, где родились и где прожили лучшие годы жизни – детство, юношество, молодость. Это были непростые три года. И впереди их тоже ждала непростая жизнь. Но они были уверены, что придет день, и они скажут себе, что это того стоило.

От автора

Все персонажи первой части книги, так же как и события, происходившие с ними (за исключением, пожалуй, нескольких), – плод воображения автора. Что касается их дальнейших судеб, то автор предоставляет их уже воображению читателя.

Теперь несколько слов о стиле повествования. Как уже говорилось, первая часть книги – история вымышленная, с вымышленными же героями, поэтому и рассказывал я ее, придерживаясь художественного описания событий. Герои же второй части – реальные люди, имена которых, естественно, изменены. События, происходящие с этими героями, происходили и в действительности, потому в описании этих событий я придерживался более сухой, документальной формы. Очень надеюсь, что от этого образы героев не пострадали.

Часть вторая

13. Мартыновы

Вернувшись с Арубы, Илья получил приглашение в газету «Нью-Йорк таймс», которая была самой значительной не только в Нью-Йорке, но и во всей Америке. Читали ее и во всех странах мира. Считалась она газетой профессионалов и, конечно же, интеллигенции, причем левой. Но Илью левизна газеты не волновала, а работа в ней фотографом – да. Работы престижнее трудно было придумать. А престижу соответствовала и зарплата.

До отъезда на Арубу Илья отнес свое уже пополнившееся портфолио в газету, и вот сейчас его попросили прийти. Означать это могло лишь одно: им заинтересовались. Так оно и оказалось. Из редакции Илья вышел уже штатным сотрудником с зарплатой, которая никогда ему даже не снилась. Теперь наконец Нина сможет пойти в Нью-Йоркский университет на двухгодичные курсы медсестер. А ему, работая в газете, будет теперь намного легче размещать художественные снимки в разных журналах. И наконец, то, что раньше казалось ему совсем нереальным, – со временем ом сможет устраивать свои выставки! Подумав обо всем этом, он даже постучал по голове, чтобы не сглазить.

Илья уже почти подходил к дому, когда из-за угла появилась молодая женщина в сопровождении двух мужчин, одного из которых она держала под руку.

– Здравствуйте. Вы живете в этом доме? – поравнявшись с ним, улыбаясь спросила она на русском.

– Да, – ответил Илья. И добавил: – Вам не кажется, что, если на нашего брата надеть рыцарские доспехи и опустить забрало, все равно можно безошибочно определить, что он русский?

– Вы правы, – женщина громко рассмеялась. – Мы завтра сюда переезжаем. Так что будем соседями. Меня зовут Марина, это мой муж Миша, – она кивнула в сторону мужчины, которого держала под руку. – А это наш приятель Вовочка. Он уже живет в нашем доме. Но у него постоянный насморк, и с ним скучно, а с вами, похоже, будет весело.

Вовочка с обидой посмотрел на Марину. Илья присмотрелся – у Вовочки действительно на носу висела капелька.

– Миша Мартынов, – протягивая руку, представился муж женщины. – А как насчет водолазного костюма? Неужели и это не спасет нашего брата?

– Ни за что! Нашему брату не замаскироваться, мистер Мартынов. Даже не пытайтесь.

* * *

Миша Мартынов родился полукровкой: русский отец и еврейская мать. Аня Израилевич еще восемнадцатилетней романтически настроенной девчонкой, начитавшейся Тургенева и Флобера, без памяти влюбилась в уходящего на войну молодого летчика Сашу Мартынова. После войны они поженились, и ровно через год после Дня Победы, девятого мая, у них родился сын, которого они назвали Мишей. После войны Саша перешел в гражданскую авиацию и стал летать на Север. Кроме повышенной зарплаты за дальние перелеты Саша еще получал чистый спирт для промывания приборов. Вот этот-то и изменило не только его жизнь, но и жизнь Ани и их сына. Наличие спирта сделало Сашу весьма популярным в северных городках. Прилетал он к вечеру, а наутро уже вылетал обратно. Но проведенной ночи хватало, чтобы Саша, который всегда был довольно равнодушен к алкоголю, стал превращаться в забулдыгу. Ну и естественно, где веселая ночная компания, там и веселые женщины. Вскоре у него появилась любовница и в Москве. Аня об этом узнала, и если пьянство мужа она, как могла, терпела, то любовницу терпеть не стала и подала на развод. Летчик и в день развода был настолько пьян, что не совсем понимал, что вокруг него происходит. Саша перешел жить к любовнице, а Аня осталась с маленьким Мишей в квартире свекрови.

Внешне Миша был вылитый отец: такой же высоченный, ширококостный, с русыми волосами и мужественным лицом. Когда ему исполнилось четырнадцать, Анна Вениаминовна, которая была довольно болезненной и часто чувствовала недомогания, настояла на том, чтобы Миша как можно раньше получил специальность на тот случай, если она будет не в состоянии о нем заботиться. И Миша после восьмого класса поступил в техникум. В какой техникум он будет поступать, сомнений у Миши не было. С детства его увлекало все, что было каким-то образом связано с химией. Ему, например, было ужасно любопытно, почему, когда вода попадет на ранку, делается легче, а когда капелька лимона, то начинает жечь. Или почему, когда мама кладет ложку соды в стакан воды и сильно покрутит ложкой в стакане, получается газированная вода. Когда он пошел в школу, то уже в первом классе ему было очень интересно наблюдать старшеклассников в химической лаборатории, а с пятого класса он пропадал там сам и был любимцем у химички. Поэтому учиться он, естественно, пошел в химический техникум.

В техникуме Миша учился легко, не прикладывая никаких усилий. По окончании учебы его должны были призвать в армию, и, чтобы избежать этого, на четвертом курсе, до защиты диплома, Миша с четырьмя корешами из техникума ушел. Они сделали себе липовые справки с места работы, использовав для печати крутое яйцо, на которое скопировали печать с документа отца одного из нарушителей закона. С этими справками они поступили в десятый класс вечерней школы. Получив уже официальный аттестат об окончании средней школы, Миша поступил в Губкинский институт, или, как его все называли, в «Керосинку». Учеба в «Керосинке» его завораживала. Но это совсем не означало, что ему была чужда шумная жизнь московского двора – с Высоцким под гитару, с бутылкой дешевого портвейна, передаваемого из рук в руки, со случающимися драками. Миша был очень популярен и среди однокурсников, и среди старых товарищей во дворе. Этой популярности, кроме его легкого общительного характера и врожденной черты лидера, способствовало еще наличие собственного жилья. После развода родителей они жили в квартире бабушки, матери отца. После того как мама повторно вышла замуж и они вместе с новым мужем купили двухкомнатную квартиру, бабушка разменяла свою однокомнатную на две комнаты в коммуналках. Так Миша стал жить в собственной комнате. Иначе говоря, он стал владельцем хаты, что в те времена было бесценно и что уж точно вознесло его популярность до небес.

С этой лихой, чуть ли не хулиганской жизнью удивительно совмещалась тяга к знаниям. И не только связанным с химией. Миша запоем читал: стихи Есенина, рассказы О. Генри, историю какой-нибудь китайской династии, пособие по пчеловодству. Он был человеком чрезвычайно увлекающимся, у которого увлечение часто переходило в одержимость. И у него, естественно, всегда были девушки. Они тянулись к нему, как к магниту, – роль, которая его вполне устраивала. До тех пор, пока не встретил Марину.

С Мариной он познакомился в шестьдесят пятом году. Годом раньше его мать повторно вышла замуж, на этот раз за еврея. Официально ее новый муж работал в Союзе композиторов. Нет, композитором он не был, он вообще к музыке не имел никакого отношения. Он делал фотографии знаменитых композиторов, а также знаменитых музыкантов. Ни он сам, ни люди, работающие в его мастерской, никого, конечно, не фотографировали. Они просто перепечатывали старые снимки, которые затем в больших тиражах расходились по стране.

Семен Михайлович Фельдман, который при рождении был Шмулем Моисеевичем, будучи очень предприимчивым человеком, доходы получал довольно хитрым и почти законным способом. Рулоны специальной фотопленки, которые мастерской выдавало государство для печатания фотографий, он разрезал каким-то своим мудреным способом, так что у него выходило фотографий намного больше, чем официально должно было получиться. На этой избыточной фотопленке в его мастерской перепечатывали необычайно популярные снимки Есенина, Маяковского, Хемингуэя и известных киноактеров. Деньги от продажи, вернее большая их часть, шла прямиком к Семену Михайловичу. Повстречавшись с Мишиной мамой совершенно случайно, Семен Михайлович в нее влюбился и довольно быстро сделал предложение. Чтобы не привлекать внимания, он жил в маленькой однокомнатной квартире, но, женившись, плюнул на все осторожности и купил большую двухкомнатную, которую Анна Вениаминовна обставила со всей роскошью. Через год у них родилась дочь, которую назвали Светой. Узнав о рождении сестры, Миша с криком «У меня родилась сестра!» ворвался в читальню, где обычно проводил очень много времени за книгами, и стал переходить от одного стола к другому, счастливо улыбаясь и пожимая всем руки. За одним из столов сидела высокая милая девушка.

– Привет, – подсаживаясь к ней за стол, сказал Миша. – У меня сестренка родилась.

– Я слышала, – улыбнулась девушка.

– Меня зовут Миша. Почему я тебя здесь раньше не видел?

– Потому что я раньше здесь не была.

– Резонно, – согласился Миша. – А тебя как зовут?

– Марина.

* * *

Марина родилась в семье бывшего генерала Александра Николаевича Костромина. Ровесник века, дворянин от рождения, семнадцатилетний Александр Костромин с восторгом встретил революцию. Причиной влюбленности Саши Костромина в революцию стал обыкновенный мотоцикл, который в то время был неслыханной редкостью. Мотоцикл купил себе его отец как диковинку, но, так и не сумев с этой диковинкой совладать, отдал ее сыну. Саша с восторгом подарок принял и стал гонять на мотоцикле по Красной площади вдоль кремлевской стены. Его заметили кремлевские начальники и, посовещавшись, взяли в охрану Кремля. Парнем он был смекалистым и прилежным, отчего быстро поднялся по служебной лестнице и уже в тридцать шесть лет в звании генерала был назначен начальником кремлевского гаража. Но в этой должности он пробыл всего два года, и в начале печально знаменитого тридцать восьмого его начальник и близкий друг, работавший в аппарате КГБ, которым тогда руководил Ежов, предупредил, что Сашу и его самого, скорее всего, арестуют через несколько дней. В этот же день они вместе с другом уехали в Белоруссию. В Минске Саша работал начальником автомастерских и, будучи большим любителем театра, попутно руководил художественной самодеятельностью.

Когда началась Великая Отечественная война, друзья, не думая о возможности ареста, сразу вернулись в Москву. Они, в принципе, могли вернуться и раньше, когда Ежова как врага народа расстреляли. В Москве, учитывая опыт Костромина, его сразу назначили начальником первой автобазы, отвечающей за перевозки продуктов и военных грузов. На автобазе у него был огромный кабинет и молоденькая, совершенно очаровательная секретарша Верочка. До того как работать у Костромина, шестнадцатилетняя Верочка рыла окопы, стараясь при каждом удобном случае этого избежать. Но избежать этой тяжелой, нудной работы становилось все труднее, и тут-то ей пришло в голову устроиться куда-нибудь на настоящую работу. Соседка по коммунальной квартире, работавшая на автобазе, пообещала кое-кого поспрашивать, и вскоре Верочку приняли на работу уборщицей в управление автобазы. Как-то она увидела объявление о наборе в народный театр при автобазе номер один. Верочка имела неплохой голос и на вечеринках с подружками любила попеть что-нибудь жалостливое о несчастной женской доле, например. В самодеятельность она записалась, а там ее увидел Костромин, который этот самодеятельный театр и организовал. Верочка актрисой оказалась неважной, а вот пела она действительно хорошо. Да и была она какая-то разбитная и уж больно хороша собой: маленькая, стройненькая, по-мальчишески стриженная, с зелеными глазами и курносым носиком. Костромин сделал ее своей секретаршей.

Перед высоким и интересным начальником Верочка устоять, конечно же, не смогла. Когда война закончилась, Верочка, которой только исполнилось двадцать лет, объявила ему, что она беременна. Костромин, не думая, повел ее в ЗАГС, а через шесть месяцев у них родилась дочка, которую они назвали Мариной. С рождением Марины у Костромина, которому только исполнилось сорок лет, все ушло на второй план: и работа, и самодеятельность, и молодая жена. Маришка стала его жизнью. Росла она девочкой веселой, подвижной и очень сообразительной. В школе училась легко и хорошо, но удивила его, когда, окончив восемь классов, вдруг заявила, что хочет пойти в медицинское училище. На все доводы отца о важности высшего образования она, проявив неожиданное упрямство, твердо заявила, что хочет посвятить жизнь уходу за одинокими стариками в старческих домах. Костромина решение дочери огорчило, но не более того. Закончит медучилище, поработает со своими стариками и поступит в мединститут. Слава богу, об армии думать не надо. Намного больше его беспокоило то, что его малышка дочь превратилась в красивую, с прекрасной фигурой девушку, которую ему надо будет оберегать. Причем так, чтобы не нарушать ее свободу. Марина была девушкой гордой и независимой. Единственное, что утешало Костромина и даже льстило ему, – когда ей нужен был совет или просто хотелось пооткровенничать, она шла не к матери, а к нему. Поэтому, кода он заметил, что Марина уже несколько дней ходит с каким-то загадочным выражением лица, которое частенько без видимой причины озаряет счастливая улыбка, он встревожился. Через несколько дней он не выдержал.

– Мариша, ты ничего не хочешь мне рассказать? – обратился он наконец к дочери, когда жена вышла по делам из дома.

– Почему ты решил, что хочу? – невинно глядя на него, ответила Марина.

– Потому что вижу, что с тобой что-то происходит.

– Я познакомилась с одним мальчиком, – не сразу ответила Марина. – Он учится в Губкинском институте. Ты не представляешь, какой он хороший и умный.

– Это хорошо. Почему сразу не рассказала? – спросил Александр Николаевич и тут же пожалел о своем вопросе. Она совсем не обязана сразу бежать к нему и все рассказывать. Этим он только подрывает доверие между ними. Но было уже поздно.

– Вот сейчас рассказываю. Какая разница, – пожав плечиками, ответила Марина и вышла из комнаты.

Прошло всего две недели с тех пор, как она познакомилась с Мишей в читальне, но Марина была уже твердо уверена, что влюбилась. В принципе, Миша был ее первым мальчиком. И не потому, что она была такой недотрогой. Просто ребята и в школе, и в медучилище боялись к ней подступиться. Почему – она и сама не знала. Миша же сразу предложил пойти с ним в кафе, где они и просидели до позднего вечера. И уже с утра следующего дня Марина не могла дождаться вечера, когда они увидятся. А те часы, что она проводила без него, она думала о нем и была уверена, что может думать до бесконечности. Что же это тогда такое, если не любовь? Любит ли он ее? Она была уверена, что да. Она знала, что он живет один на свою стипендию, и однажды принесла ему бутерброды. Принимая их, он посмотрел на нее с такой любовью, а потом, взяв ее руку, с такой нежностью прижался губами к ее ладони, что никакие слова были не нужны.

Они встречались два года, в течение которых почти не расставались. Вопреки воли родителей Марина как-то собрала вещи и категорически заявила, что будет жить с Мишей.

– Может быть, все-таки сначала распишитесь? – грозным тоном спросил отец, хотя прекрасно понимал, что никакой тон не поможет.

После переезда потекли, а вернее, понеслись лучшие дни Марининой жизни. Их комната всегда была полна народа, всегда было невероятно шумно и весело. Говорили одновременно все, но, когда своим громким убедительным голосом начинал говорить Миша, все постепенно замолкали. Миша в этой компании был авторитетом. Они ходили в походы, во время которых Марина научилась разжигать костер и готовить уху из пойманной рыбы. После ухи возле медленно угасающего костра пели песни под гитару, на которой играл Миша. Они плавали на байдарках, и Марина поначалу замирала от страха. Но когда страх прошел, она научилась управлять байдаркой ничуть не хуже остальных.

В феврале шестьдесят седьмого года, под облегченные вздохи родителей, они наконец расписались, а в мае Марина родила девочку, которую они назвали Анечкой.

Марина после окончания медицинского училища, как и говорила раньше отцу, поступила на работу в дом престарелых. Но проработала она там недолго. Увидев, в каких жутких условиях живут несчастные старики, с каким пренебрежением и даже хамством к ним относится персонал, Марина довольно скоро поняла, что в одиночку она ничего изменить не сможет, – она не Дон Кихот. И через несколько месяцев из дома престарелых уволилась. Следующая ее работа была в лаборатории медицинского НИИ. Ее задачей было определение количества гемоглобина у подопытных кроликов. Помимо зарплаты Марина приносила домой столько кроличьего мяса, что им объедалась не только семья, но и все их родственники и друзья.

Миша же после окончания института получил распределение младшим научным сотрудником в научно-исследовательский институт Медполимер. Миша быстро продвигался по службе и вскоре стал руководителем группы физико-химической лаборатории. Его заметили в кругах Академии наук и пригласили защищать кандидатскую в институт физической химии при академии. После защиты ведущий профессор института Емельянов предложил Мише работу в Академии наук. В отделе кадров Миша, заполняя анкету, в графе национальность написал «русский», а в графе, касающейся родителей, написал фамилию и отчество мамы.

– Что же вы за нация такая? – посмотрев на Мишу уничижительным взглядом, сказала кадровичка. – Всюду пролезете.

Миша протянул руку и вырвал у нее анкету. Он, естественно, знал об антисемитизме в стране. Его мама и дядя Сеня не раз сталкивались с ним и в быту, и на работе. Миша же лично столкнулся с ним впервые.

Кода Анечка однажды, придя со школы, гордо заявила, что они в классе выучили песню про дедушку Ленина, Марина сказала, что у нее есть только два дедушки, и их обоих зовут «дедушка Саша». Потом они еще долго возмущались промыванием детских мозгов, хотя в их детстве было абсолютно то же самое.

Еще со школы Миша всегда был в центре мальчишеских компаний. Это продолжалось и в техникуме, и в институте. Но в институте в их разговорах появилось вольномыслие, стали передаваться книги самиздата. Все это не афишировалось, но и страха, что донесут, тоже не было. На работе Миша продолжал вести себя так же открыто, пока в компании друзей ему не посоветовали быть осторожнее с высказываниями – мол, так и загреметь можно. Однажды в большой смешанной компании, где не все хорошо знали друг друга, разгоряченный Миша вдруг в угаре заявил, что пора кончать заниматься болтовней и перейти к настоящей борьбе, в которой не страшно будет и руки замарать. Услышав такие призывы, больше половины присутствующих под предлогом и без оного быстренько разбежались.

Подобные случаи складывались один к другому, и как-то Миша заявил Марине, что надо из этой страны сваливать. Марина сама уже давно подумывала об эмиграции. В лаборатории, где она работала, несколько сотрудниц-евреек и жен евреев уехали в Америку. О своей карьере Марина не думала, а вот Мишу она считала большим ученым и была уверена, что в Америке он добьется гораздо большего, чем здесь.

Однажды вечером, когда Анечка заснула, Миша заговорил об эмиграции.

– Давай я эмигрирую первым. Устроюсь, а затем приедете вы с Анечкой, – предложил он жене.

– Нет, мы поедем все вместе, – твердо ответила ему Марина.

– Хорошо, поедем вместе.

Первым шагом был разговор с родителями. Миша был уверен, что с мамой и дядей Сеней, как он называл ее мужа, проблем не будет, и они сами эмигрируют, если не сейчас, то позже. В Маринином случае было сложнее. Александр Николаевич скончался год назад, а ее мама – Марина была в этом убеждена, и Миша был с ней согласен, – скорее всего, откажется. У Марины был брат, можно сказать, алкоголик, и мама ни за что его одного не могла оставить.

Начать Миша и Марина решили с Мишиного родного отца. Он должен был дать справку, что к сыну никаких претензий не имеет и против его отъезда в Израиль не возражает. Официально эмиграция была в Израиль, хотя власти прекрасно знали, что подавляющее большинство уезжает в Америку. Отец на удивление их отъезд даже подержал, сказав, что делают они все правильно и из этого дерьма надо по возможности убираться. Единственное, чего он не понимал, – почему в Израиль? Он продолжал жить в пьяном угаре и совсем позабыл, что Мишина мать была еврейкой. Но получить у него разрешение на отъезд они все равно не могли из-за его работы в Аэрофлоте. Тогда отец проявил благородство, заявив, что уйдет на пенсию, тем более что он уже давно собирался, но им придется подождать еще несколько месяцев. Мишу это вполне устраивало, так как он еще не разобрался с главным – со своей работой. Зная своего начальника как порядочного человека и его хорошее к нему отношение, Миша напрямую рассказал тому о своем желании эмигрировать. Как он и ожидал, начальник, посетовав, что теряет отличного сотрудника, ответил, что палки в колеса ему ставить не будет и поможет во всем, что от него потребуется. У них в НИИ было правило, что каждый начальник группы имеет право на один библиотечный день. Начальник дал Мише четыре месяца библиотечных дней, так что, когда придет время увольнения, он избежит обязательного производственного собрания, на котором его будут обличать как предателя Родины. Кроме того, в справке об увольнении начальник напишет, что Миша не имел доступа к секретным материалам и работам.

Сперва Миша использовал библиотечные дни для завершения своей работы над диссертацией. Но ему неожиданно позвонил его профессор Емельянов, откуда-то узнавший, что Миша собирается эмигрировать, и посоветовал работу над диссертацией прекратить, иначе, если он защитится по своей теме, у него появятся проблемы с выездом из страны. Миша без всякого сожаления работу бросил. У него уже начал вырисовываться технический замысел, который он собирался воплотить в Америке, и диссертация для этого была совершенно не нужна.

Миша продолжал отсиживать свои четыре библиотечных месяца с пользой: занимался английским, который и так был у него довольно приличным еще со школы. Позанимавшись языком, он брался за чтение свежих газет, которые до этого никогда не брал в руки. Сейчас же он перечитывал их от корки до корки. Он хотел напоследок насладиться бредом, который там печатали. Дома он с этой же целью не выключал радио и с чувством мазохизма слушал тот же бред. Особенное удовольствие ему доставляли советские песни, такие как «Мой адрес – Советский союз» или «Комсомольская песня».

Марина же тем временем устроилась на работу в Дом пионеров, где, как Миша рассчитывал, ей тоже удалось избежать изобличительного собрания. Наконец четыре месяца прошли, и они стали собирать документы для ОВИР. Документов было много, и сводились они в основном к подтверждению того, что граждане Мартыновы не имеют задолженностей, например в районной библиотеке, или гражданин Мартынов не подлежит к вызову на сборы. Миша и тут пошел на ухищрение. Знакомая машинистка под копирку напечатала заявление, в конце которого стояло: «Дано для выезда гражданина Мартынову на постоянное жительство за границу», и карандашом была поставлена точка. После того как документ был подписан, карандашная точка стиралась и впечатывалась фраза: в государство Израиль. Когда все документы были собраны, Мартыновы сдали их в ОВИР и стали ждать разрешения на выезд. В начале 1977 года они это разрешение получили и с десятилетней Анечкой покинули СССР.