Текст книги "Поправка Джексона"

В последующем разговоре Броня участия не принимала и только бросала на Васю долгие взгляды. Вася делал вид, что он этих взглядов не замечает.

– Я могу камеру продать, – убитым голосом сказал Илья.

– Нет, фотоаппарат в последнюю очередь – это твоя работа, – отрезала Нина. – Нам продавать нечего. Если только машину. Но Саше надо будет на интервью ездить…

– Я кадиллак продам, – с готовностью подхватил Илья. – Он мне все равно не нужен.

– Он никому не нужен, – съехидничал Саша.

– Ленька возьмет. Он сказал, что я хорошо купил, – возразил ему Илья.

– Нашел кого слушать, да он…

– Ребята, вы все о какой-то мелочи говорите, – прервала Сашу Нина. – Ну купит ваш Ленька у Илюши кадиллак, ну заплатит он вам триста долларов. Но это же капля в моря. Нам нужна по меньшей мере пара тысяч.

– А мы сейчас у Васеньки спросим, – вступила в разговор Броня, молчавшая с тех пор, как зашла речь о деньгах. – Может быть, у него есть какие-нибудь мысли по этому поводу? Васюта, ты не стесняйся, поделись.

– Броня, давай не сейчас. Дома поговорим, – ответил ей Вася, но при этом отвел глаза в сторону.

– Вася, ты что?!

– Ничего… Я все тебе объясню дома.

– Что тут объяснять? И почему дома? Что-нибудь случилось?

– Ничего. Нам сейчас некогда, надо по квартирам идти, вернусь – поговорим. Ты пока напиши объявление. Пошли, ребята. Я с первого по пятый, Илья с шестого по десятый, Саша, ты с одиннадцатого по семнадцатый, – командовал Вася, и друзья направились к двери.

– Вася, стой! – уже приказывала ему Броня. – А вы, ребята, подождите его у лифта.

– Не поддавайся, старик. Если что, свистни, – сказал Саша.

Саша с Ильей вышли из квартиры.

– Пойду поставлю чайник, – проговорила Нина и пошла на кухню.

– Вася, что случилось? Почему ты не предлагаешь деньги? – растерянно спросила Броня.

– Потому что у меня их нет.

– Что?! Как нет? Всех?!

– Да, всех. Ты не волнуйся, пожалуйста, ничего страшного. Вернусь – дома поговорим, – повторил Вася и вышел из квартиры.

– Вася, подожди, – вслед ему кричала Броня, но Вася, не отвечая, закрыл за собой дверь.

Вдруг из кухни выбежала Нина.

– Они уже ушли? – спросила она.

– Да, только что.

Нина открыла входную дверь и крикнула в коридор:

– Илюша, вернись на минутку, а вы подождите его у лифта.

– Что случилось? – спросила Броня.

– Кое-что пришло в голову, сейчас расскажу Илье.

– Нина, я только настроился, – начал Илья, но Нина его перебила.

– Послушай, я знаю, у кого можно одолжить! – возбужденно говорила она. – Как мне это сразу в голову не пришло! У Моисея Марковича, Екатерины Владимировны ухажера. Илюша, ты сам говорил, что у него есть деньги.

– Ну конечно! – обрадованно вскрикнул он. – У него точно есть. И наверняка куча. Как я про него забыл?! Но он гад – может и не дать…

– Откуда у него деньги? – поинтересовалась Броня

– Он в Москве большой махер был, чуть ли не подпольный миллионер.

– А сюда он их как перевез? – спросила Броня.

– Ему из Союза деревянных орлов присылают, и он их на барахолке продает. По сорок долларов штука. Мамаша говорит, у Штейнов вся квартира коробками заставлена.

– Поговори с мамой, – предложила Нина, – пусть она у него одолжит под проценты. Моисейка – это единственный вариант. Я больше не знаю, у кого есть такие деньги.

– Зато, кажется, я знаю, – проговорила Броня.

– С вами, девушки, не соскучишься. Вдруг разбогатели. Ну, я пойду пока шубу с ребятами искать, – сказал Илья и ушел.

– А я все-таки поставлю чайник. – Нина вернулась на кухню.

Броня постояла в растерянности около двери, потом вернулась к столу, села на стул и уставилась на только дверь. Она пыталась понять, почему не испытывает не только гнева, но даже обыкновенной злости на своего Васю. Ведь у них есть деньги. Вася копит их на медальон. И то, что он сейчас сделал, было совершенно неестественно для него, абсолютно не соответствовало его очень щедрой и доброй натуре. Значит, не надо делать поспешных выводов, нужно дождаться его и выслушать. Тем более что сегодня Вася показал себя совершенно с другой стороны. Он, самый кроткий и нерешительный из тройки, сегодня принимал все решения. Хотя самую надежную идею все же предложила Нина, которая была уверена, что деньги надо одалживать у Моисея Штейна.

9. Моисей Штейн

Моисей Штейн всегда был очень деловым человеком. Родился он в Перми в бедной еврейской семье портняжки, работающего на знаменитого портного Исайю Багермана. Прожив все детство в нищете в подвальной комнате богатого дома Багерманов, Моисей эту нищету возненавидел. И уже тогда дал себе слово, что, когда подрастет, он уйдет из дома и обязательно разбогатеет. И еще он решил, что всегда будет свое слово держать. Портной Багерман обратил внимание на расторопного и смышленого сына своего подмастерья, когда тот был еще подростком. Тогда же он решил научить маленького Моисея шить пояса. Мальчишка оправдал ожидания и, несмотря на юный возраст, довольно скоро овладел новым мастерством. А достигнув совершеннолетия, стал делать пояса лучше мастера, который его этому ремеслу и научил.

Моисей рос настоящим педантом. Он уже давно расписал свою будущую жизнь и четко представлял, что ему нужно будет дальше делать. Шаг за шагом. Достигнув, как он считал, совершенства в изготовлении различных поясов, он решил, что настало время выбираться из Перми. Идея пришла к нему, когда он узнал, что у его никчемного отца был родной брат, который много лет назад перебрался в Москву и теперь занимал там какое-то высокое положение. Брат умер, но у него остался сын, Борис Штейн. Моисей был уверен, что тот не откажет ему, своему двоюродному брату, в помощи. У евреев принято помогать всем нуждающимся, и уж естественно, тем, кто вошел в их дом, и тем более родственникам. Короче, попрощавшись с родителями и Багерманом, Моисей укатил в Москву, твердо убежденный: навсегда.

* * *

Штейны жили в самом центре Москвы в большой трехкомнатной квартире. Аркадий Штейн, ныне покойный дядя Моисея, был довольно известным адвокатом в городе. Отсюда и квартира, и шикарная обстановка, и молодая красивая жена. Она-то и открыла дверь Моисею. Оказалась она не только красивой, но и очень гостеприимной и радушной, правда немножко легкомысленной. По крайней мере, так показалось Моисею. Узнав, что Моисей единственный племянник ее покойного мужа, она засуетилась и сразу потащила его на кухню покормить с дороги. Боря, ее сын и двоюродный брат Моисея, пошел по стопам отца и учился в университете на юридическом факультете. Моисей от всего этого неожиданно навалившегося на него и незнакомого ему ранее благополучия совершенно растерялся. Но за тарелкой настоящего украинского борща с рюмкой водки он довольно быстро пришел в себя и твердо решил, что с этого момента его жизнь будет направлена на то, чтобы окружить себя таким же благополучием. Что касается способов приобретения благополучия, то они могут быть разными. И совсем не обязательно для этого потребуется университетское образование и адвокатская работа. Для этого нужны только деньги, а заработать их можно многими путями, в том числе и изготавливая женские пояса для платьев. А если подойти к этому правильно, то можно делать намного больше денег. В том, что подойдет к этому правильно, Моисей нисколько не сомневался. Пообедав, он извинился перед тетей Кирой и, сказав, что скоро вернется, вышел на улицу. Побродив немного, он зашел в первое попавшееся ателье и спросил, где находится мастерская по изготовлению поясов. Оказалось, где-то на окраине города. Рассматривая центр, Моисей зашел еще в пару ателье. Оказалось, все они заказывают пояса у того же мастера где-то на окраине. Уезжая из Перми, Моисей прихватил несколько поясов своей работы. В каждом ателье, куда он заходил, он показывал свои пояса, и все готовы были давать ему заказы. В одном из наиболее приглянувшимся ателье Моисей поговорил с заведующим, и тот согласился сдать ему закуток для мастерской.

Встреча с двоюродным братом оказалась не слишком радостной. Тот не проявил родственного интереса, которого ожидал Моисей. Причина была видна сразу: братья находились на разных социальных ступенях. Но Моисею на отношения с братом было наплевать. Он, как считал, поймал рыбку поважнее. Где-то через две недели пребывания Моисея в доме Штейнов, когда он уже каждый день ожидал, что тетя Кира намекнет ему, что пора заняться поисками собственного жилья, та забралась к нему в постель. Моисей в свои восемнадцать был еще девственником, и красивая, с пышными формами женщина минимум вдвое старше его стала еще одной ступенью к достижению цели в его новой жизни. С плотским удовольствием тетя Кира принесла в его жизнь так необходимую ему стабильность. Как-то, когда они обедали вдвоем, он сказал ей, что занялся поисками жилья. Кира от удивления даже не донесла ложку до рта. На ее вопрос почему, он ответил, что дело не в ней, а в Боре, которому он явно надоел. Кира облегченно засмеялась и с удовольствием положила ложку в свой пухленький капризный ротик.

– Вот это пусть тебя не волнует, милый. Квартира пока еще моя.

И в подтверждение своих слов она прописала Моисея в этой квартире.

В своей мастерской Моисей проработал около десяти лет. Он уже давно съехал от Киры и на накопленные деньги, используя ее же связи, оставшиеся после покойного мужа, заплатил кому надо и получил однокомнатную квартиру. Когда ему стукнуло тридцать, Моисей решил, что пора остепениться и завести семью. А еще пора расширить свой бизнес. С расширением бизнеса было проще, чем с поисками подходящей жены. Для нового бизнеса, который теперь считался артелью, Моисей снял большое помещение и нанял пять человек на работу. Людей он взял с фабрики, производящей одежду, в том числе пояса для платьев. Людей он привлек большей зарплатой и более спокойной обстановкой, чем на фабрике. То есть без всяких производственных планов: сколько сделал, столько и заработал. С женой пока ничего не получалось. Он искал себе достойную женщину, обращая внимание главным образом на характер и практичность. Претендентка повстречалась, как всегда это бывает, совершенно случайно. Один из его рабочих – кстати, единственный еврей в артели, кроме него самого – отмечал сорокалетие. Среди гостей Моисей заметил молодую женщину, не красавицу, но довольно милую, с добрым лицом и большими карими глазами. Она была явно без мужчины, потому что сидела между двумя женщинами. Моисей сидел наискосок от нее и постоянно на нее поглядывал. Что его особенно привлекло в ней, так то, как она на его поглядывания реагировала. Она явно была смущена ими и, уловив момент, когда он отвлекался, сама бросала на него заинтересованный взгляд.

Когда в застолье образовался перерыв, Моисей подошел к ней и представился. Женщина смутилась настолько, что даже покраснела. Это смущение еще больше привлекло его к ней. Он уже начал про себя складывать ее плюсы. Звали женщину Эсфирь – так она и представилась и так в дальнейшем называл ее Моисей вместо упрощенного Фира. Эсфирь была сестрой его работника, которого звали Мишей. Это родство тоже облегчало его задачу и шло в плюс Эсфири, так как Миша был очень добрым покладистым человеком и отличным старательным работником. Эсфирь работала медсестрой в поликлинике, что в глазах Моисея говорило о ее человеколюбии и, естественно, шло в плюс. В общем, плюсов уже в день знакомства набралось достаточно, и Моисей предложил проводить Эсфирь домой. Она опять покраснела и согласилась. Около парадной он попытался поцеловать ее, но она отстранилась и с укором на него посмотрела. Плюс, плюс, плюс!

Они начали встречаться, и плюсы потекли один за другим. Она оказалась не требовательной, не расточительной, но и нежадной и вместе с тем очень тактичной. Когда он пригласил ее в ресторан, она долго рассматривала меню, выбирая блюдо, и наконец выбрала не самое дешевое, но близко к этому. В жены она явно подходила, и Моисей сделал ей предложение. Она попросила немного подумать, но уже при следующей встрече согласилась. От наряда невесты она категорически отказалась, как и отказалась от пышной свадьбы в ресторане. Друзей Моисей в Москве так и не приобрел, поэтому на свадьбу пригласил самых лучших работников своей артели. За все годы в столице Моисей написал родителям пару писем и позвонил, только когда открыл свое дело. Но сейчас по просьбе Эсфирь он позвонил им снова, и они приехали на свадьбу. Своих родителей у нее не было, они умерли не так давно, один за другим. Он долго думал, приглашать ли ему Киру. И решил пригласить. Не потому, что она приютила его в самые тяжелые в Москве годы и была все эти годы его любовницей. Это осталось в прошлом и к его настоящей жизни никакого отношения не имело. Все же он не хотел с ней рвать окончательно. У нее по-прежнему оставались связи покойного мужа, и они могли ему когда-нибудь пригодиться. Но ее сына Бориса, своего двоюродного брата, он приглашать не стал. Накопилась злоба на пренебрежительное отношение этого выскочки. Жить они с Эсфирь стали в его однокомнатной квартире, но вскоре он разменял свою однокомнатную и комнату Эсфирь на большую двухкомнатную в новом доме. Доплатив, разумеется.

* * *

Через год у них родилась дочь. Эсфирь попросила назвать ее Эммой – в честь своей покойной мамы. А еще через год у Моисея была уже не артель, а маленький заводик, который изготовлял не только женские пояса, но и крючки и молнии. Тут опять пригодились связи покойного мужа Киры адвоката Штейна. Кира свела Моисея с одним высокопоставленным гэбэшником, который после встречи в ресторане «Прага» стал его покровителем. Не за красивые глаза, конечно. Деньги потекли к Моисею рекой. Наступило время не просто обеспеченной, а по-настоящему богатой жизни. Двухкомнатная квартира была разменяна с очередной доплатой на трехкомнатную в самом центре. В квартире появилась дорогущая мебель, хрустальные люстры, пышные ковры, безвкусные картины, зато в дорогих рамах. Причем, зная скромность своей жены, обстановкой Моисей занимался самостоятельно. Эсфирь, глядя на всю эту роскошь, тяжело вздыхала, но возражать не стала. Она любила Моисея и закрывала на его пристрастия глаза. Она на многое закрывала глаза. Единственное, что она не стала бы игнорировать, – это измены. Но их не было. Моисей был хорошим и верным мужем. Как уже говорилось, друзей у Моисея не было, но роскошь, которой он себя окружил, требовала восхищения не только его собственного, но и общественного. Поэтому он начал приглашать к себе домой и руководителей предприятий с супругами, и тех высокопоставленных лиц, с которыми его знакомила Кира. Пышной обстановке соответствовали и пышные столы. Эсфирь уже с этими приемами не справлялась, и Моисею пришлось нанять домработницу. Эммочка подрастала, и было куплено пианино и нанята учительница музыки. Эммочка и пианино, и учительницу, и сами занятия ненавидела. Между прочим, она молча, про себя не переносила и отца, отдав всю любовь мамочке.

Шли годы. Старели Моисей и Эсфирь. Взрослела Эмма, которая уже заканчивала торговый институт, куда ее заставил поступить отец. Она еще подчинялась ему, только чтобы не огорчать мать. Но тут произошла большая беда. Эсфирь, благодаря которой и держался этот ей уже самой давно не милый дом, заболела раком и очень быстро сгорела. Моисей и Эмма остались одни. И жизнь Моисея в одночасье полетела под откос. Началось с того, что Эмма, учась на последнем курсе института, вдруг выскочила замуж. Ну черт с ним, выскочила. Но выскочила-то за русского. Вот это было для Моисея настоящим ударом. Хотя он и не был набожным евреем – он и в синагоге-то не разу не был, разве что в младенчестве один раз с отцом, – но все близкие ему люди были евреями, и другого он себе не представлял. И вот пожалуйста. Эмма никогда не была близка с отцом, а теперь окончательно отдалилась. Если бы зять был евреем, Моисей, естественно, предложил бы молодоженам поселиться с ним в его огромной, но теперь уже совершенно пустой квартире. Но жить под одной крышей с русским. Нет! Ни за что!

Вскоре у Эммы родился сын, и жизнь Моисея снова повернулась. Внук, как считал Моисей, был его копией. И опять вспыхнула любовь в его, в общем-то, сухом и эгоистичном сердце, любившем за всю свою жизнь лишь свою Эсфирь. Внука назвали Николаем, совсем уж по-русски. Но и это не повлияло на чувства Моисея к внуку. После его рождения Моисей сразу же предложил дочери с семьей переехать к нему. И к его удивлению и радости, она согласилась. Казалось, что жизнь Моисея наладилась, но тут последовал еще один удар, и довольно серьезный.

Благодаря связям в ОБХСС проблем с заводиком у Моисея не было. До сих пор. Но вдруг там произошли какие-то перемены, и Моисея предупредили, что покрывать его больше не смогут, и единственное, что он может сделать, – как можно быстрее эмигрировать. Это была для Моисея настоящая катастрофа. Он понимал, что Эмма с русским мужем никуда уезжать не захочет, а это значит, прощай, Коленька! Его опасения оправдались: Эмма сказала однозначное нет, и у Моисея осталась лишь надежда, что в дальнейшем она свое мнение изменит. В Москве, да и во всей стране эмиграция евреев уже давно стала массовой, и кто знает, может, она захватит и его дочь с ее русским мужем. Но сначала надо было разделаться с делами и постараться каким-то образом перевезти как можно больше денег в Америку.

То, что поедет не в Израиль, а в Америку, сомнений у Моисея не было. Америка – страна деловых людей. Но еще одним немаловажным доводом было то, что его двоюродный брат, сын Киры Боря Штейн, уже давно туда эмигрировал. Хоть у них и были натянутые отношения, на отвальную Боря Моисея пригласил. Так что, если Моисей приедет на первое время к брату, тот ему, скорее всего, не откажет. Все-таки родная кровь не водица. Но сначала надо было решить вопрос с деньгами.

Моисей стал разыскивать людей, имевших родственников за границей и желающих им помочь. Он передавал им рубли с условием, что, когда он прибудет в Америку, ему вернут его деньги в долларах. Он, конечно же, рисковал, но, стараясь свести риск к минимуму, договорился с Эммой, что оставит деньги ей и будет из Америки сообщать, сколько и кому передать. Потом ему пришла еще одна идея, которая показалась ему разумной. Один из его бывших знакомых, эмигрировавший в Америку, написал родным, что там идут на ура фигурки деревянных орлов, продающиеся в советских сувенирных магазинах. В Союзе довольно большие фигурки со вставными крыльями стоили всего десять рублей, а спрос на них в Америке большой – так что назначай цену по своему усмотрению. Моисей подумал и решил, что на орлах будет стоять ценник в десять долларов, а дальше будет видно. Моисей договорился с Эммой, что она будет покупать орлов и присылать их ему в Америку. Эмма сначала стала сопротивляться, но отец напомнил ей, что оставляет ее семье обставленную трехкомнатную квартиру и что надо иметь совесть. В конце октября 1978 года самолет рейса Рим – Нью-Йорк с Моисеем Марковичем Штейном на борту приземлился в аэропорту Кеннеди. В зале ожидания его встречал двоюродный брат Борис Штейн. У Моисея Марковича оказалось довольно много багажа: огромный чемодан и две большие картонные коробки. На вопрос Бориса, что в коробках, Моисей загадочно ответил: «Сувениры».

Из аэропорта Борис повез двоюродного брата в Джерси-Сити к ожидавшей их жене Бориса Любе, которая еще с московских времен относилась к Моисею Марковичу, мягко говоря, сдержано. На ее вопрос, что в коробках, Моисей ответил уже более конкретно: «Орлы». И добавил: «Сувенирные». Ровно через неделю вслед Моисею Марковичу пришла первая партия коробок с орлами, которые затем стали приходить регулярно и заняли почти всю комнату, где поселили Моисея. Он прожил у брата чуть больше месяца, но Люба уже начинала намекать мужу: или я, или твой братец со своими коробками. Вот тут-то и пришел к Моисею Марковичу Штейну Илья со своей просьбой.

Моисей знал о существовании Ильи от его матери, которая дружила с его невесткой Любой и с которой он встречал Новый год. Екатерина Владимировна произвела на Моисея Марковича хорошее впечатление. Она держалась слегка высокомерно, но он был знатоком женской натуры и сразу понял, что ей понравился. Просьба Ильи была для Моисея Марковича как никогда кстати. Сумма, которая была нужна Илье, для Моисея была смехотворной, чего он, естественно, не показал. Деньги Моисей одолжить согласился, но при условии, что Илья будет держать у себя коробки с орлами до тех пор, пока Штейн не получит свою квартиру в этом комплексе. В каком-либо другом месте Моисей Маркович жить категорически отказывался. Дома их комплекса были самыми хорошими по качеству и самыми удобными по расположению. Деньги он Илье одалживал следующим образом: двести долларов безвозмездно, а восемьсот на год под процент на один меньше банковского.

Илья очень гордился сделкой, но отношение к ней его друзей, а особенно Брони, было весьма скептическим.