Текст книги "Поправка Джексона"

– Яша, не дурите. Ей только шесть лет, – протестовала Инна.

– Самое время начитать. Правда, солнышко? – держа Ларису на руках, спросил он у девчушки.

– Правда, – кивнула Лариса и, обняв его за шею, чмокнула в щеку.

Лариса настолько привязалась к Яше, а он к ней, что Инна уже не представляла, как она сможет их разлучить. «А может, и не надо разлучать?» – уже не в первый раз подумала она. Вернувшись в Ленинград, они договорились на следующий день созвониться. Но позвонил он тем же вечером, сказав, что уже соскучился. И она позвала его к себе в гости. А еще через день он сделал ей предложение. Оказалось, что влюбился он в нее моментально, в тот миг, когда она, выходя из воды, прошла рядом с ним, и он увидел на ее ресничке капельку моря. Услышав такое романтичное признание в любви от профессионального спортсмена, прошедшего всю войну шофером грузовика, Инна отмела сомнения, и вскоре они поженились. У Яши была однокомнатная квартира, у Инны – комната в коммуналке, и они, сделав двойной обмен, въехали в большую двухкомнатную квартиру на Восьмой линии Васильевского острова.

Яша с первого дня окружил беззаветной любовью не только Инну, которую боготворил, но еще больше Ларису. Откуда только бралось столько любви у этого человека. Причем любви не к родной дочери, а к приемной. Природа словно ожидала, что ему придется себя тратить на любовь, и наградила недюжинной силой, как физической, так и духовной. И он целиком отдал себя этой любви. И большего счастья ему было не надо.

Яша оказался превосходным мужем и необыкновенным отцом. Он отвозил Ларису в детский сад и забирал ее оттуда, по дороге заходя в магазин за продуктами. Инна заниматься домашним хозяйством не любила, поэтому всё на себя взял Яша. Когда она приходила после работы домой, ее уже ждал накрытый стол. При всем этом Яша еще был невероятно рукастым, и когда они въехали в новую квартиру, то он сам сделал в ней ремонт. Ну и конечно же, заботы о Ларисе и само воспитание малышки он полностью взял на себя. Инна этому не сопротивлялась.

* * *

Цифры Лариса любила с раннего детства. Она сама не знала почему, но они словно заворожили ее. Лариса всегда была отличницей по математике, впрочем, как и почти по всем остальным предметам. Когда она сказала родителям, что собирается поступать в университет на экономический факультет, Инна Рафаиловна заволновалась.

– Ларисонька, родная, но почему не на математический? И почему в университет? Ты же знаешь, что евреев туда практически не берут.

– Мамуля, я не хочу быть математиком. Мне нравится экономика, и я хочу стать экономистом. А в университет меня примут.

– Я тоже в этом уверен, – поддержал дочку Яша.

В том, что поступит в университет, Лариса не сомневалась. Она вообще в своих силах никогда не сомневалась. И не потому, что была самоуверенна. Просто она знала цену своим способностям. Ей всегда все давалось легко. У нее была необыкновенная память, которая в сочетании с врожденным любопытством делала ее необыкновенно эрудированным человеком с разнообразными интересами во всех аспектах жизни. Она была настоящим киноманом и театралом, обожала живопись и архитектуру, очень много читала, и не только художественную литературу. И если ее что-то заинтересовало, она не успокаивалась, пока не доходила до сути, даже если ей приходилось просмотреть огромное количество материала. В дополнение ко всем описанным выше достоинствам она была очень хороша внешне. Но во всех этих необыкновенных ее качествах был и свой минус: в институте, а еще раньше, в старших классах школы, она была предметом постоянного внимания со стороны мальчиков, а затем юношей и взрослых мужчин. С некоторыми она даже соглашалась на встречи, но продолжались они день, максимум два – на большее ее не хватало. Ей просто было с ними скучно.

С Юрой все было наоборот. Он оказался на редкость эрудированным человеком. Кроме географии у Юры была еще одна страсть – книги. Причем разные: по искусству, художественная литература… Его любимыми, много раз перечитываемыми писателями был Гоголь, Тургенев, Анатоль Франс, а из современников – Трифонов, Айтматов, Хемингуэй. У Юры была еще одна особенность, которая привлекала к нему людей, – его красноречие. Когда он начинал что-нибудь рассказывать и увлекался, его можно было слушать до бесконечности. Правда, по натуре сдержанный, увлекался он достаточно редко, только с близкими. Вот красноречием и глубокими знаниями того, о чем говорил, Юра и покорил Ларису. А еще своей добротой и отзывчивостью. И конечно же, своим интеллектом. Они стали встречаться. Как-то Лариса пригласила его к себе в гости. Предварительно они с Яшей приготовили обед. Юра сразу понравился и Яше, и Инне Рафаиловне. А Лариса, в свою очередь, сразу понравилась Яшиной маме. Дина после того, как Юра пошел провожать Ларису домой, почувствовала, что теперь может быть спокойна. Ее сыну повезло так же, как когда-то повезло ей с его отцом. Юра наконец встретил того единственного человека, который ему был предназначен. И, глядя на Ларису, Дина была уверена, что та точно так же думает о Юре.

Когда Юра сделал Ларисе предложение, она сразу же ответила согласием. Они расписались 5 января 1977 года, а уже через несколько месяцев Лариса заговорила об эмиграции. У нее было много аргументов, и все они были те же, что и у многих тысяч еврейских интеллигентов, покидающих советскую родину не по материальным соображениям, а из-за тотальной лжи, полного отсутствия свободы и жизненных перспектив из-за нарастающего в стране антисемитизма, как бытового, так и государственного. Ларисе долго убеждать Юру не пришлось. Ему неприятие советской системы перешло родителей, так же как тем от их. К тому же в последнее время он стал все чаще и чаще чувствовать проявление государственного антисемитизма по отношению к себе. С тех пор как он прочел лекцию в университете, где познакомился с Ларисой, вуз перестал его приглашать. Его также перестали приглашать в другие высшие учебные заведения и даже в старшие классы школ. Он стал читать лекции в клубах, в вечерних школах, на предприятиях. Его статьи перестали принимать журналы. Он больше не видел в Стране Советов для себя никакой перспективы и мог безболезненно ее покинуть. Единственное, что смущало Юру в будущей эмиграции, – его совершенно непригодная профессия. Лариса была с ним согласна. Ему придется учиться заново, например программированию. Сама же Лариса была уверена, что в Америке добьется успеха. Когда она говорила, что в чем-то уверена, то уже никто в этом не сомневался, в том числе и Юра. Дина без разговоров сразу же решила эмигрировать с ними, а вот Инна Рафаиловна колебалась. Все сомнения мамы по поводу эмиграции Лариса отвергла простой лестью:

– Мамусенька, уж кто может сомневаться в своем успехе в чем-либо и где-либо, так только не ты. Я убеждена, что ты сразу найдешь, чем тебе заниматься.

Яша, который ни секунды не сомневался в правильности решения любимой доченьки, с ней сразу согласился. И Инне Рафаиловне ничего не осталось, как к ним присоединиться.

В феврале 1980 года их семья, ожидавшая прибавления – Лариса была беременна, – оставив Ленинград и прошлую жизнь, покинула советскую родину.

* * *

Дорога в Америку для них оказалась иной, чем у подавляющего числа эмигрантов. В Вене Лариса родила дочь, которую назвали Леной и с которой Яша, взяв ее в первый раз на руки, долго не мог расстаться. Его большое сердце легко приняло еще одну любовь – Ленусеньку, его новое счастье. Они остались на несколько месяцев в Вене, в которую сразу влюбились, и дали себе слово при первой же возможности сюда вернуться. Ленусенька автоматически стала гражданкой Австрии, а затем ее ждало американское гражданство и блестящее будущее в этой великой стране. С английским языком у младшего поколения семьи проблем не было, особенно у Ларисы, английский которой был настолько хорош, что она перед отъездом полгода давала уроки.

Приехав в Америку, Лариса, для того чтобы стать финансистом, решила сразу поступать в университет бизнеса Пэйс. В сентябре 1980 года она приступила к занятиям. Чтобы оплачивать ее учебу и зарабатывать им на жизнь, как и было решено еще в Союзе, Юра стал водить такси. Но движение в Нью-Йорке резко отличалось от вождения в Ленинграде, где на улицах в то время было раза в три меньше машин. Кроме того, таксисты в Нью-Йорке – это особая каста водителей. Они не признают никаких принятых нормальными автомобилистами правил движения: в Нью-Йорке на большинстве улиц и проспектов одностороннее движение, таксист, высадив пассажира на правой стороне и заметив голосующего пассажира на противоположной, может рвануть за этим пассажиром поперек улицы, лавируя между машинами и не обращая внимания на отчаянные гудки разгневанных таксистов-соперников.

Поначалу Юра нервничал, пугался, но вскоре успокоился и даже вошел во вкус. Но и уставал от этой работы безумно. Как ему не хватало его прежней спокойной работы в библиотечном зале, где, обложившись книгами, никуда не торопясь, никому не отчитываясь, он писал статьи, искал информацию. Но тут же ему вспоминалась причина, по которой эта устоявшаяся жизнь, его жизнь, закончилась, кто его всего этого лишил. Сейчас он занимается примитивным и очень тяжелом трудом. Сидеть по двенадцать часов за смену за баранкой нью-йоркского такси – непростая работа. Правда, и деньги довольно приличные. Но главное не в них. Главное в будущем, которое он себе выстраивал. Несмотря на жуткую усталость, Юра все же находил свободное время и силы, чтобы посещать курсы программистов, которые он через полгода и окончил. Теперь он с гордостью мог сказать себе, что добился, того, о чем мечтал. А главное, он утер нос этим серым костюмам, ведущим серый образ жизни в серой стране. Он смог заново родиться и стать личностью. Назло этой оставшейся разлагающейся мрази.

Через два года после окончания университета Лариса устроилась финансистом в нью-йоркскую компанию, владеющую недвижимостью, в которую входили промышленные предприятия и торговые центры в штате Нью-Йорк и Нью-Джерси. Через несколько лет она уже руководила всем финансовым отделом компании и подчинялась непосредственно хозяину предприятия. В ее же подчинении был штат из двадцати человек. Хозяин был большим любителем игры в гольф и туризма. Уезжая в очередное путешествие, он оставлял Ларисе руководство компанией. Он настолько доверял ей, так был уверен, что она справится, что во время своего отсутствия никогда с ней не связывался по поводу текущих дел или даже по поводу частенько возникавших критических ситуаций. Но когда Лариса вместе с Юрой уезжали на несколько недель в отпуск в свою любимую Европу, не проходило дня, чтобы ей не позвонили с работы, в том числе сам начальник с какими-то проблемами.

Приехав в Америку, Грановские, как и многие эмигранты того времени, поселились в Бруклине. Когда же Лариса поступила на работу, они купили свой первый дом в городе Фэр-Лон штата Нью-Джерси. Маленький уютный городок совсем недалеко от Нью-Йорка выбирали для себя в основном эмигранты из Москвы и Ленинграда. А через несколько лет Грановские переехали уже в больший дом в северной части Нью-Джерси, а потом – в большой элегантный особняк в городе Парамусе, где они продолжают жить и по сей день.

Юре после окончания курсов повезло, и он попал на работу в самую большую и самую известную авиакомпанию TWA. Работники этой компании кроме зарплаты получали возможность бесплатно вместе со своей второй половиной летать в любую точку планеты, да и к тому же первым классом. Юра с Ларисой и летали. Наконец-то после долгих лет жизни Юре удалось воплотить свою мечту – облететь когда-то подаренный ему глобус. Они вылетали из Нью-Йорка в пятницу вечером, а возвращались обратно в понедельник рано утром. Так они смогли побывать в большинстве стран Европы, пока TWA совершенно неожиданно не обанкротилась и Юра не потерял работу.

Спрос на программистов был в те времена большой, и Юра сразу устроился в японскую компанию «Минолта». Пока он там работал, все его друзья приобрели прекрасные фотоаппараты «Минолта» с очень большой скидкой. Но затем случилось несчастье: у Юры случился инфаркт. Он после больницы довольно долго пролежал дома, но вернулся на работу. Через какое-то время – очередное несчастье: закупорка кровеносных сосудов. После пятикратного шунтирования Лариса, для которой Юра был смыслом жизни, категорически заявила, что на работу он пойдет только через ее труп. И Юре ничего не оставалось, как подчиниться. Так он был обречен на вынужденное безделье. Ему пришлось просиживать одному в огромном доме, читать книги, смотреть по телевизору его любимый европейский футбол и еще более любимый бейсбол.

Дина и Инна Рафаиловна с Яшей стали получать пособие для пожилых неимущих эмигрантов, так называемое SSI, которое обеспечивало довольно комфортное проживание советским пенсионерам, не проработавшим и дня в Америке. Дина очень подружилась с родителями Ларисы, и они все поселились в многоэтажном доме на Брайтоне, в двух шагах от океана. У Инны Рафаиловны с Яшей была просторная квартира с большим балконом с видом на океан. Дина поселилась в этом же доме в однокомнатной квартире, тоже с балконом, но этажом выше. Как и предсказывала Лариса, без дела ее родители не остались. Инна Рафаиловна сняла пустующее помещение для магазина на первом этаже дома, в котором они жили, и открыла там детский садик для русских детей. Яша оборудовал его своими руками. Инна Рафаиловна наняла воспитательниц и повара, а Яша стал закупать и привозить продукты. Так они зажили самостоятельной и продуктивной жизнью, без которой они себя не представляли. Дина как могла им помогала. В последнее время она стала неважно себя чувствовать и большую часть времени проводила на набережной, тянущейся вдоль океана.

Лена, окончив университет в Вашингтоне, проучилась три года в адвокатской школе, специализируясь на международных законах. Получив диплом адвоката и пройдя огромный конкурс, она устроилась на работу в одну из самых больших адвокатских контор в Нью-Йорке. И тут случилось несчастье: у Яши, профессионального спортсмена, в жизни не выкурившего ни одной папиросы, обнаружили рак легких. После нескольких мучительных месяцев Яша скончался. На его похоронах кто-то сказал, что те из собравшихся, кто верит в бессмертие души, абсолютно уверены, что Яшина душа сейчас в раю.

А на следующий год во сне неожиданно скончалась Дина. На ее похоронах присутствующие тоже согласились, что душа ее уже в раю.

* * *

Инна Рафаиловна совсем недавно отметила девяностолетие. Отмечали, конечно, в доме дочери, куда Юра привез ее за несколько дней до празднования. Она продолжала жить одна в бруклинской квартире, где все напоминало о Яше.

В этот день утром, как, впрочем, и утром каждого дня, она провела много времени у зеркала, занимаясь своим лицом: немного помады, немного теней, немного пудры. Удовлетворившись тем, что она видит, Инна Рафаиловна надела немного украшений, выбрав из большого количества подаренных ей за годы их совместной жизни Яшей. Она встречала гостей сгорбленная, с палочкой в руке, но одетая в нарядное платье и со своей радостной и очень женственной улыбкой. Она и в свои девяносто оставалась такой же женственной, такой же любящей и такой же любимой, как и всю свою бесконечно долгую и бесконечно счастливую жизнь, которая началась с той самой минуты, когда Яша увидел на ее ресничке капельку моря.

* * *

Однажды, когда Юра еще учился на программиста, в их классную комнату вошел высокий широкоплечий мужчина с копной иссиня-черных волос. Приглядевшись, Юра вспомнил его. Как-то еще до наложения табу на его выступления, он читал лекцию в Москве. После лекции к нему подошел мужчина примерно его возраста с совершенно очаровательной молодой женщиной. Они представились: Володя и Вера Коэн. Коэны поблагодарили за увлекательную лекцию и пригласили его в маленькое кафе, неизвестное туристам, с необыкновенно вкусной едой. Юра принял приглашение. Удовольствие он получил не столько от еды, сколько от общения с этой парой. Они обменялись телефонами, но никогда больше не встретились. И вот теперь Володя Коэн вошел в их класс. Класс был переполнен, свободных мест за столами не было, и Володя остался стоять, прислонившись своим высоченным телом к стене. Юра не стал привлекать его внимания, решив поговорить с ним во время перерыва. Когда урок закончился и Юра поднялся, чтобы подойти к Володе, его в классе уже не оказалось. Встретились они только через несколько лет.

16. Коэны

После соединения двух школ в десятом «б» классе, в котором учился Володя Коэн, появилась новая ученица. Была она невысокого роста, худенькая, с прелестным лицом, но с довольно суровыми большими серыми глазами. Увидев ее в первый раз, Володя проводил ее взглядом и непроизвольно направился за ней, но сразу же и остановился. Он был далеко не робкого десятка, но ее суровый взгляд вдруг сделал его нерешительным. Потом Володя долго пытался разобраться, что же с ним произошло, чем она его так поразила. Девчонка как девчонка. Анюта Зинович из параллельного класса, с которой он сейчас встречался, – вот та действительно была красавица.

– Привет, – войдя в класс, сказал он девушке в спину.

Девушка остановилась и обернулась к нему.

– Привет, – ответила она и продолжила свой путь к столу учительницы.

– Хочешь сесть со мной? – опять ей в спину спросил Володя.

– Мне все равно, – не оборачиваясь, ответила она и приостановилась. – А у училки спросить не надо?

– Нет. Она у нас очень демократична.

– Хорошо, – сказала девушка. – Где твоя парта?

– Вон, – показал на свою парту Володя. – Между прочим, меня зовут Володя.

– Вера, – сказала она и направилась к парте. – Там же кто-то сидит.

– Не обращай внимания. Он временно.

Володина парта находилась почти в конце класса. Он делил ее с Сашкой Яковлевым, который усиленно втирался к нему в дружбу. Володя же делал вид, что этих стараний не замечает. Он нутром чувствовал, что Сашка с гнильцой. А нутру своему Володя доверял. И, как показала его дальнейшая жизнь, это всегда себя оправдывало. Сашка сидел за партой и с любопытством рассматривал подходящую к парте Веру.

– Садись, – Володя указал Вере на свое место.

Сашка оторвал взгляд от Веры и удивленно посмотрел на Володю.

– Старик, можно тебя на минуточку, – сказал Володя и не оглядываясь пошел к двери.

– Послушай, сделай одолжение, перебирайся к Синцову, – сказал Володя, когда они вышли в коридор.

– С какой стати? – возразил Сашка.

– А с такой, что новая девочка, которую зовут Вера, сядет на твое место.

– А с какой стати? – повторился Сашка, но уже не так уверенно. Он понял, что перебираться ему придется.

Володя был не только намного больше и сильнее него, он вообще был самым высоким и здоровым в классе, хотя никогда этой своей силой не пользовался. Он был открыт, демократичен и с совершенно неиссякаемой энергией и фантазией. Все эти качества делали его лидером среди пацанов. Девочек же пленяло в нем совсем другое. У него было необыкновенно привлекательное, с крупными чертами лицо. Иссиня-черные блестящие волосы слегка падали на широкий лоб, глубоко посаженные чернющие же глаза смотрели с легкой улыбкой. Крупный рот тоже словно всегда был раскрыт. Все это делало его лицо очень обаятельным и вместе с тем мужественным. Для девчонок он был Адонис из мифов Древней Греции, и каждая из них в своих потаенных мечтах представляла себя Афродитой. Но богиня была одна. Звали ее Анюта Зинович, и училась она в десятом «а» классе. Хотя было похоже, что сейчас для нее наступали не лучшие времена.

Кроме внешних качеств Володя еще отличался упорством и умением добиваться желаемого. Благодаря этой настойчивости, а не физической силе и мужской привлекательности он и был популярен в классе.

– Знаешь, Сашок, – очень мягко, словно извиняясь, сказал Володя. – Я тебя никогда ни о чем не просил. А сейчас прошу. Пересядь. За мной не постоит. Ты меня знаешь.

– Нет проблем. – Саша заулыбался своей ехидной неприятной улыбкой. – Я че, не понимаю. Классная баба.

– А вот это забудь, – уже твердо сказал Володя.

Вернувшись в класс, Володя сел рядом с Верой, улыбнулся ей и открыл свой портфель.

– Ты его выгнал? – спросила Вера.

– Нет. Попросил, – ответил Володя.

– И вот он так просто согласился?

– Да. Он меня уважает.

С тех пор как Володя с Верой вошли в класс, там воцарилась тишина, и все не отрываясь следил за каждым их движением. Затем, когда Володя с Сашей вышли в коридор, класс, проводив их взглядом, сразу же перевел свое внимание на новенькую. Та, совершенно игнорируя любопытство одноклассников, открыла свой портфель, положила перед собой учебник и стала его перелистывать. Когда Володя с Сашей вернулись, все как по команде снова обратили внимание на них. Саша, собрав портфель, перебрался к Синцову, а Володя сел рядом с Верой. Все моментально от них отвернулись и начали перешептываться. Особенно зажужжали девчонки, злорадно обсуждая, как Аня отнесется к своей вероятной отставке. Володины мысли тоже были об Анюте. Встречался он с ней уже давно, около года. Она, несомненно, была красивая. Пожалуй, самая красивая девчонка в школе. И она была в него влюблена. По крайне мере, после их первого поцелуя она ему в этом призналась. Не он ей. Володе ничего не оставалось делать, как признаться ей в ответ, хоть ни о какой любви с его стороны не могло и быть речи. В его представлении любовь должна переживаться по-другому. Как? Он еще не знал. Знал только, что не так, как у него с Зинович. Может, так, как он только что пережил с Верой? Нет, это только в книжках любовь с первого взгляда. Но думать об этом он будет потом. Сейчас ему надо решить, что делать с Анютой. После школы он всегда провожал ее домой. Сейчас же, после того как он, прогнав Сашку, посадил рядом с собой Веру, он будет обязан проводить ее. Она ведь наверняка от него этого ожидает. Он должен придумать какое-нибудь оправдание и не провожать ни Веру ни Анюту. А вечером он будет думать, как ему поступать дальше.

– Вера, ты извини, но я не смогу тебя проводить после школы. Мне нужно…

– А почему ты решил, что я захочу, чтобы ты меня провожал? – не давая ему договорить, перебила его Вера. – Ты слишком самоуверен. И я, пожалуй, от тебя пересяду.

– Извини, я просто…

– Да никаких просто!

– Однако, у тебя характерец. Ты в кого такая непримиримая? В папу?

– А что, непримиримыми могут быть только мужчины? Я как раз в маму и в бабушку.

Папа у Веры был действительно очень мягким человеком. А вот у ее мамы, Марии Абрамовны, характер был железный. И у Вериной бабушки по маминой линии был такой же. Если не сильнее. Такая у них была порода. И такая у них сложилась жизнь.

* * *

Бабушка Веры, Бейла Зеэвна Вайсман, родилась и прожила свою недолгую жизнь в селе Полонное Житомирской области. Ее муж, Абрам Лейбович Вайсман, родился в самом Житомире. Его отец был управляющим в лавке торговца пряностями. Абрам с ранних лет помогал ему. Как-то ему пришлось по поручению отца поехать в Полонное к одному из поставщиков. Около дома поставщика он увидел его жену, разговаривающую с очень маленькой хрупкой девушкой с нежным лицом и суровыми глазами. Абрам поздоровался сначала с женой поставщика, а потом с ее собеседницей. Здороваясь с ней, он чувствовал, как ее взгляд пронизывает его, словно приказывает ему что-то, чему он обязан был подчиниться. Девушка распрощалась с женой поставщика. Уходя, она вдруг улыбнулась Абраму и сказала:

– До встречи.

– До встречи, – растерянно ответил Абрам.

Девушка пошла по улице, поднимая пыль своей длинной черной юбкой.

Абрам проводил ее взглядом.

– Эта Бейла Сахнович, дочка Зеэва Сахновича, самого богатого еврея в Полонном, – пояснила ему жена поставщика.

Через неделю в Житомир приехал сам Зеэв Сахнович.

– Моя дочка Бейла потребовала, чтобы я взял к себе вашего Абрама продавцом в магазин, – сразу переходя к делу, сказал Вайсману тучный Сахнович. – Она уже всю неделю ни о чем другом не говорит. Вы не знаете мою дочь. Если она сказала «да», то сказать ей «нет» уже бесполезно.

– Я очень уважаю вас и вашу дочь, – ответил Вайсман, – но я без сына как без рук.

– Переезжайте с сыном. Будете у меня управляющим, а сын будет вам помогать. Я буду вам платить гораздо больше, чем этот шмендрик.

Лейбу Вайсману на это возразить было нечего, и вскоре вся семья переехал в Полонное. Через короткое время сыграли богатую свадьбу, куда собралась чуть ли не половина поселка. А вскоре пришла революция, и Сахнович сразу лишился всего, что он с таким трудом всю жизнь создавал. И на смену его процветанию пришла нищета, а с ней и ненависть к большевикам, которые на эту нищету его обрекли. Но не меньше отца возненавидела большевиков Бейла. Но на это у нее была своя причина: она не могла смириться с тем, чтобы ею кто-то командовал. Тем более голь, которая, не желая работать, захотела властвовать. Но выхода у нее не было, и она закрыла глаза на внешний мир. Ее миром стал ее обожаемый Абраша и их крошечная дочь Мария.

Шли годы, Мария росла и все больше и больше становилась похожей на мать. В 1939 году она поступила в Одесский медицинский институт. В июне 1941 года, когда она была дома на каникулах, на страну обрушилась война. А уже в начале июля 1941 года немцы вошли в поселок. На следующий же день они начали собирать евреев. Увидев, как немцы входят в соседский дом, Бейла Вайсман бросилась к себе и стала впопыхах собирать дочкины вещи. Потом, махнув рукой, потащила Машеньку к окну во двор.

– Беги к Вере Ивановне! Она тебя спрячет.

Маша метнулась к окну, оглянулась на мать.

– А ты?!

– Я дождусь папу. Он завтра приедет, и мы соединимся. Не теряй время. Беги!

Маша выпрыгнула из окна и побежала к забору.

– Доченька, подожди! Ночи сейчас холодные. Лови, – Бейла бросила ей шерстяной плед.

Маша схватила плед, махнула матери рукой и перелезла через забор. Дом учительницы Веры Ивановны был в конце улицы, прилегающей к их огороду. Украинка Вера Ивановна Клочко дружила с Бейлой и ее семьей уже много лет. Муж Веры Ивановны погиб в сталинских чистках, и это очень сблизило ее с Бейлой Вайсман. Неприятие большевиков с воцарением Сталина у них уже перешло в настоящую ненависть ко всему советскому. Муж Бейлы Абраша, зная бескомпромиссный характер жены, просто умолял ее держать язык за зубами. Поэтому Вера Ивановна была единственным человеком, с кем Бейла могла оставаться собой.

Вера Ивановна, увидев Машу, сразу отвела ее в погреб. Через день учительница сказала Маше, что вернулся ее папа, и ее родителей расстреляли, как и всех других евреев поселка. Маша характером пошла в маму и известие о смерти родителей приняла молча. Лишь наполнившие глаза слезы и сжатые кулачки говорили о том, что с ней происходит. И даже когда Вера Ивановна поднялась из подвала и Маша осталась одна, все, что она себе позволила, – броситься на матрас, вжаться мокрым от слез лицом в подушку и беззвучно зарыдать. Хотя в подвале услышать ее было некому.

Вера Ивановна была далеко не молодой женщиной, но у нее было двое малолетних сыновей. Младшему Васе было шесть лет, старшему Глебу – одиннадцать. Мальчикам было строго наказано: про тетю Машу в погребе никому не слова.

Для Маши началась бесконечная подвальная жизнь, которая продлилась почти год. Когда все-таки эту жизнь пришлось прервать, и Вера Ивановна и Маша удивились лишь тому, что это не произошло намного раньше.

Младший из сыновей, Вася, стойко державшийся все это время, вдруг по секрету похвастался своему маленькому дружку по дворовым играм, что у них прячется тетя Маша. Тот малыш, в свою очередь, за обедом уже без всякого секрета рассказал про тетю Машу. За столом сидел сын полицая, друживший со старшим сыном хозяйки. Сразу после обеда напуганная хозяйка побежала к Вере Ивановне и предупредила ее. Вера Ивановна бросилась к своей подруге Настасье Дяченко, муж которой был связным у партизан. Дяченко велел, как стемнеет, привести Машу, после чего ближе к ночи он отведет ее к партизанам. Все время до наступления сумерек Вера Ивановна с Машей были как на иголках: полицаи или сами немцы могли прийти в любую минуту. Наконец уже достаточно стемнело, и они, прихватив небольшой узелок, собранный Верой Ивановной для Маши, чуть ли не крадучись пошли к Дяченко. Там их уже ждали. Настасья усадила их за стол – подкрепиться на дорожку, да и дождаться ночи. Так будет безопаснее. Наконец Серго Дяченко, посмотрев на часы, дал знак Маше – пора. Вера Ивановна прижала ее к себе и долго не отпускала. Когда она наконец оторвалась, Маша увидела, что ее лицо мокрое от слез. На пороге Вера Ивановна перекрестила Машу и долго смотрела ей вслед.

Лес, в котором жили партизаны, был сразу за поселком. Стало очень холодно, и Маша укуталась в плед, который ей на прощание отдала мама. После года, проведенного в подвале, Маша не могла надышаться прохладным чистейшим лесным воздухом. Ночное небо было затянуто облаками и в лесу царила почти непроглядная тьма. Тем не менее Дяченко уверенно шел сквозь чащу, ни разу не споткнувшись, ни разу не остановившись для того, чтобы выбрать правильное направление. Шли они уже больше трех часов, когда вдруг откуда-то сверху, вероятно с густой кроны дерева, раздался громкий окрик:

– А ну-ка стой! Пароль.

– Это ты, что ли, Колёк? – вместо ответа, задрав голову, крикнул Дяченко.

– Я, дядя Серго. Но пароль все равно надо.

– «Казбек».

– А кто это с вами, дядя Серго?

– Дивчина. Машей зовут. В отряде будет.

– Это хорошо. Привет, Машенька!

– Здравствуй, Коля, – тоже задрав голову, крикнула Маша.

– Скоро увидимся. Проходите.

Минут через двадцать они вышли на небольшую поляну, по краям которой паслось несколько лошадей, а в центре были установлены защитного цвета палатки. Сбоку от них стояла полевая кухня, рядом с которой на пне сидел высокий, тощий, как палка, дядечка с длинными усами и чистил картошку. С другой стороны на земле расположилась группа партизан, играющих в карты.

– Где Оскарыч? – спросил Дяченко.

– У себя, – ответил мужчина. По всему видно, повар.

Дяченко пошел к стоявшей в стороне от других большой палатке. Маша следовала за ним.

– Погодь тута, – сказал Дяченко и вошел внутрь.

Через минуту раздался дикий рык командира.

– Какого хера ты еще одну бабу в отряд приволок! – орал он. – Мне Елены Казимировны мало?! Так та хоть санитарка, твою мать! А ты кого притащил? Жидовку?! Тащи ее обратно!

Тут повар не выдержал, вскочил, бросил в ведро неочищенную картофелину и пошагал на своих журавлиных ногах в командирскую палатку.