Текст книги "Лавочка мадам Фуфур"

Глава 32
Выпьем, амиго?

Ресторанчик ютился в полуподвале – была в этом своя экзотика и романтика. А ещё – это напоминало историю знакомства Кати и Веника. Веник-Веник…

С низкого потолка свисали синие ленты и большие бумажные цветы. Освещение было в целом приятное, но у сцены уже зажгли прожекторы, и они, вращаясь, смешивали в глазах свои флуоресцентные пятна. Я сидел за просторным столом на полукруглом кожаном диване. Стол стоял в нише, свет и музыка тут были приглушённее, чем в основном зале, но всё равно раздражали.

Это были те минуты, когда раздражает всё вокруг.

В надежде отвлечься я подумал о Кате, которая должна была прийти с секунды на секунду. И с каким-то мрачным удовлетворением понял, что в этот самый момент она мне едва ли не противна. Её улыбка, её волосы, её жесты и даже то, что она закажет, – наверняка что-то девчачье, какой-нибудь салат из воздуха и невкусной зелени. Сам я заказал себе яблочный сок и греческий бургер. Соблазнительное описание: баранина, красная капуста, свежий сыр.

А Кати всё не было.

К тому времени я был уверен точно: это наваждение, сглаз, приворот – говорите как угодно. Это навязанная симпатия.

Мне принесли стеклянную бутылочку сока и глиняную прямоугольную тарелку вроде подноса. На ней балансировала плошка с огурцами в остром маринаде и возвышался громадный бургер, прожаренный до того, что сеточка от лопатки на верхней булке была обугленно-чёрной.

Я вонзил вилку в огурец, откусил кусочек, прожевал. Почти мгновенно на глазах выступили слёзы – до того было остро; я порадовался, что вовремя заказал сок. Бургер тоже оказался острым, но съедобным. Первые куски были восхитительны, однако потом я дошёл до чего-то горького (вероятно, красная капуста) и уже не заметил ни свежего сыра, ни сочной баранины. Допил сок и заказал следующий напиток. В тот момент, когда передо мной поставили горячий апельсиновый шоколад, произошло сразу два события: со сцены грохнула иностранная музыка, а в дверях, рука об руку, появились Веник и Иляна.

«И почему все истории начинаются в тавернах?..» – с вялым интересом подумал я, разглядывая спутницу друга. Она было что-то среднее – вроде бы уже не невеста, но вроде ещё и не жена. В связи с Вениковым родом занятий брак, помимо торжества влюблённых сердец, оборачивался сложной электронной волокитой. Поэтому у Иляны заветный штамп мог появиться в любой момент, а вот у Вениамина с этим до сих пор были проволочки. Я потихоньку стыдливо злорадствовал, пока не понял, что и мне в своё время предстоит та же участь. Если я, конечно, не уволюсь или не решусь не жениться вовек, к чему я в нынешнем злом состоянии был близок, если честно.

Вениамин и Иляна застыли на пороге, оглядывая ресторан. Да, на первый взгляд тут необычно, и, кажется, вопреки моим наставлениям, Веник даже не заглянул в «Амиго» накануне. Я уже приготовился усмехнуться их уходу в какое-нибудь более тихое место, но они вдруг улыбнулись друг другу и пошли прямо в зал, сквозь толчею развесёлых завсегдатаев из громадного офиса по соседству. А пока они искали свободный столик, у меня были последние минуты тишины и соответственно время, чтобы вернуться к мыслям о тавернах и о том, почему все истории начинаются именно там.

Пожалуй, всё из-за того, что таверны стоят на перекрестье путей – либо в шумных городах, либо в больших деревнях, за частоколами и глинобитными стенами которых люди чувствуют себя в безопасности и готовы не только предаваться веселью, но и заключать союзы, проворачивать сделки, составлять планы и обдумывать злодейства. Кроме того, в тавернах тепло. В каменном очаге бушует огонь, за окном свистит ветер, на столах, словно по волшебству, появляются еда и пиво (или эль, для утончённых). Дальше дороги немного разнятся: усталых странников ждут добротные комнаты наверху, а пилигримов и сумасбродов – новые пути, ведущие от дверей таверны в тишину и шорохи леса, в порты и верфи, в подземелья и погреба, в новые города и страны. Но самый главный путь, путь к своему порогу, очень редко начинается в придорожном кабаке…

Ладно. Ладно. Тони, поспокойней, поближе к делу.

Я чувствовал, как внутри клубится раздражение, помноженное на усталость и злость. Уже нацелился попросить у приближавшейся официантки чего-нибудь покрепче сока, когда в кокон недовольства вдруг просочился тёплый вафельный аромат. Я с недоумением оглянулся, безотчётно вдыхая чудесный запах. И заметил за соседним столиком – точно таким же, как мой, с кожаным диванчиком в нише, – Веника и Иляну. На мгновение меня пронзила острая зависть к этой имбирной парочке, такой шоколадной, такой идеальной. Они улыбались и держались за руки, разглядывая меню. Словно искупанные в милоте.

– Привет.

Я дёрнулся так резко, что заехал локтем в глаз поздоровавшейся и неслышно появившейся Кате.

– Ой!

– Ой…

На её вскрик обернулась Иляна, следом меня заметил и Веник. Катя прижимала ладони к лицу и яростно тёрла глаз. Потянувшись к ней, я столкнул со стола бутылочку сока, и она упала, разбилась, а сок окрасил мои белые брюки, мягко говоря, в не самых удачных местах. Пока я разбирался с осколками, Катя начала шипеть и всхлипывать от боли.

– Катя? Кать?..

А дальше пошла сплошная незапланированная суета. Иляна совала Катарине салфетки, я бросился за врачом или хотя бы аптечкой, вокруг столпились посетители кафе, шум, гам, тарарам… Один только Веник заворожённо наблюдал за обеими девушками, словно сравнивая.

Он не видел Катю с тех пор, как я признался, что встречаюсь с ней. Я знал, что они созваниваются и переписываются, на день рождения она даже присылала ему подарок… Но теперь Веник, вероятно, размышлял: не прогадал ли он? Может быть, выбрал не ту девочку?..

На секунду я ощутил отвращение к самому себе за эту поганую мысль. Но продолжил ею упиваться, всё ещё во власти недовольного, злого осеннего настроения. Не так давно я кое-как справился с раздваивающейся реальностью, и доброты моему характеру это явно не прибавило…

В запале беготни я даже не до конца понял, что именно я – причина всего переполоха, Катиного опухшего глаза, испуганной Иляны, сосредоточенного доктора и каких-то бинтов и мазей, появившихся на столе посреди остатков бургера, солёных огурцов и использованных салфеток. Я даже не особо проникся ситуацией – пока не услышал голос врача.

– Госпитализируем, – категорично произнёс он, связываясь со своими коллегами и вызывая транспорт. – В глаз попало ядовитое вещество, по всей видимости, люзит. Нужно тщательно промыть и как можно скорее вколоть антилюзон.

– Так вколите сейчас!

– Люзит – редкое вещество. В стандартную аптечку антидот не входит. Он есть только в лаборатории при больнице. Я крайне удивлён, как люзит вообще попал девушке в глаз.

И тут я понял. В груди толкнулась оглушающая, ледяная волна вины. Как у всякого технаря, путешествующего по реальностям, во всей моей одежде, во всех куртках и пиджаках на локтях были предусмотрены малюсенькие, с горошину, кармашки с парализаторами. Кармашки, если надо, открывались с удивительной лёгкостью, но располагались так, что их трудно было задеть случайно. Трудно, однако возможно – заряд пришёлся ровно Кате в глаз…

Какой ужас! Люзит!

– Быстрее! Быстрее машину! – заорал я, выйдя из ступора. Подхватил Катю на руки и бросился к выходу. Иляна и доктор спешили за мной. Веник бросился вперёд, расталкивая толпу и открывая двери.

Когда мы вырвались на крыльцо, у входного балкона уже ждал транспортёр. В отличие от бесконечных поездов монорельса и моно-локомотивов, транспортёры были куда манёвреннее и быстрее. Я усадил Катю в кабину. Рядом сел врач. Мы с Веником и Иляной устроились в открытом отсеке позади водительских мест – видимо, врач сделал срочный вызов, и вместо медицинской кареты нам прислали ближайший транспортный вездеход. Ветер засвистел в ушах, на глаза опять выступили слёзы – поездка на транспортёре напоминала полёт на драконе, только в данном случае всё было куда безжалостнее.

– Антон, познакомься, это Иляна, – прокричал Веник, перекрывая уличный воздушный шум.

Иляна кивнула и тут же кинулась ловить слетевший шарф. В ответ я пожал её руку – в конце концов, именно она первой кинулась помогать Кате-Жене.

⁂

В больнице Катю сразу забрали в интенсивное отделение. Реакция на люзит уже началась, но, к счастью, не достигла бурной фазы – её успели перекрыть антидотом. Когда состояние более-менее нормализовалось, к нам вышел врач – тот самый, что был в ресторане.

– Ей придётся провести в больнице пару-тройку дней. Когда выздоровеет, будет особенно благодарить того, кто дал влажные салфетки. Ей очень повезло, что она догадалась смыть основную массу ядовитого вещества.

Веник молча обнял Иляну. Я сглотнул, не в силах подобрать слова. Наконец хрипло произнёс, обращаясь ко всем троим:

– Спасибо… К ней можно? Что я могу для неё сделать?

– Антидот смешали со снотворным, она спит. Приходите завтра после обеда. Никаких особенных лекарств не надо, глаз промыли, антидот подействовал быстро. Надо сказать, она попала в больницу довольно своевременно – недосыпание, общее истощение. Интенсивный курс витаминов, крепкий сон – всё это ей не повредит. Она ваша знакомая?

– Да, – кивнули все трое. Я с удивлением посмотрел на Иляну – она-то Катю откуда знает? – но размышлять было некогда.

– Тогда постарайтесь проследить за режимом и питанием. Рекомендация древняя, как мир, – сказал врач, потёр глаза и скрылся за стеклянными дверьми интенсивного отделения. А Веник пробормотал краем рта:

– Тони, а теперь по-быстрому, без сантиментов, сматываемся отсюда. Пока никто не задался вопросом, откуда взялся люзит.

Уж Вениамин-то, конечно, знал о моих секретных кармашках.

⁂

Веник проводил Иляну до их дома. Мы тепло попрощались, и она совершенно спокойно отнеслась к тому, что друг вновь собрался ночевать со мной, в нашей старой квартире. Я молча подивился такой покладистости, и мы двинулись к монорельсу – на всякий случай я постоянно проверял диспетчер, боясь пропустить вызов от Кати, хоть и знал, что она сейчас крепко спит.

Уже в вагоне друг спросил:

– Ты чего такой злой сегодня? Что случилось?

– Да так, общая нервозность, – рассеянно ответил я. Злость уже улетучилась, её вытеснили адреналин и страх за Катю-Женю.

– Один совался в Край Мира? – проницательно спросил Веник.

– Ну почему же один… С Ракушкой, с Тошей…

– Понятно. – Веник не стал выпытывать подробностей. Понимал: то, где и как я провожу свой отпуск, – моё личное дело. – Как драконы?

– Да сам сейчас увидишь, – слабо улыбнулся я, витая совсем в иных далях. – Приедем, покормим их, и надо бы уложить спать. У Тоши с этим проблемы в последнее время… Совершенно не желает засыпать по вечерам. Носится ракетой, весь дом в копоти. Наверное, это оттого, что его клон продрых несколько дней кряду…

– Тоша уже научился пыхать огнём? – с интересом уточнил Веник. – Здорово! А меня узнает, как думаешь?

Я пожал плечами. Вениамин вновь перестал появляться в нашей квартире с тех пор, как мы достали настоящего Ракушонка из временного коллапса. Смылся, как только мне немного полегчало, довольный собой, с лёгкой тенью беспокойства на лице. Но я его уверил, что справлюсь. В конце концов, он и так слишком долго со мной возился.

Маленькой компенсацией за моё человеческое одиночество могло оказаться то, что Тоша его действительно не вспомнит.

Эта мысль мелькнула отголоском дневной злости. Я устыдился и сказал:

– Ничего. Попросим Ракушку познакомить вторично.

– Лишь бы только это знакомство прошло не столь бурно… – вздохнул Веник, намекая, что поход в ресторан мы тоже устроили затем, чтобы перезнакомить наших дам. Хотя это только он так думал. На самом деле я ждал его вердикта. Если быть честным до дна, я ждал, что он скажет: Катя-Женя – совершенно мне не пара. Хорошая, пригожая, но совсем не для меня. И тогда бы я совершенно спокойно с ней расстался – наконец-то. Но вместо смотрин у нас состоялась поездка до больницы. Как всегда. Как всегда, Антон, всё у тебя шиворот-навыворот.

⁂

Вечер мы с Веником провели так, словно вернулись в прошлое – на полгода, а то и больше, в то самое время, когда только купили Ракушку и ещё мучились с КМ.

Я привычно расправил белый кухонный диван, изогнувшийся вдоль стола. Вытащил из ящика одеяла и, отодвинув стол, устроился с книгой среди диванных подушек. Но вместо чтения глядел поверх страниц, наблюдая за Веником: как он, по своей старой неизменной привычке, взбивает подушку, разглаживает простыню и пододеяльник и, включив ночную подсветку, с размаху плюхается на диван у противоположной стены. Диван – старый, в бледный цветочек, как и множество вещей в нашей квартире, взявшийся не пойми откуда и не пойми когда, – скрипит и стонет. Веник ворочается, укладываясь, завёртывается в одеяльный кокон, ворчит, затихает. Я жду, когда из кокона появится его рука: высунется и крадучись доберётся до растрёпанной стопки книг.

У меня не хватало духу разобрать эту стопку. Я регулярно протирал с обложек пыль, выравнивал корешки, но расставлять по полкам не хотел. Эти книги будто привязывали Веника к нашему дому, не давая ему окончательно уйти. По той же причине я не разбирал его бритвы и кремы в шкафчике над раковиной.

Этот шкафчик, как и кухонная раковина, как и отсутствие раковины в нашей дико крошечной ванной, был предметом бесконечных споров. Я предлагал расширить ванную до такой степени, чтобы в ней можно было хотя бы развернуться и нормально выбриться. Веник постоянно убеждал меня, что бриться можно и в кухне – зеркало есть, полочек достаточно, света много (окна с видом на Главную улицу вдоль всей стены!). Говорил, что квартирка у нас и так крохотная, куда ещё увеличивать ванную, отхватывая кусок комнаты…

Тут я не мог не согласиться. Наша квартира, гнездо высоко над городом, была великолепна, но невероятно мала. Отдельной комнаткой была только ванная, которая впритык упиралась в лестницу на нижний этаж. Вдоль перил мы поставили крепкую стену, рядом с которой стоял Веников цветочный диван. Там же приткнулись книжная полка и платяной шкаф. Шкаф достался нам серым и безликим, но Вениамин раздобыл плёнку, которой маскируют корабли на внешних орбитах, и теперь для непосвящённых наш шкаф был натуральным кусочком большого космоса. Земное происхождение выдавали только чёрные ручки.

Под шкафом хранился старый Веников комп. Мой компьютер обитал обычно на обеденном/моём/кухонном/гостином/рабочем/общем/ единственном в квартире столе. Но в последнее время стол оккупировал Тоша, так что моё рабочее место переехало под скат крыши, где мы, вопреки строительным требованиям, выдолбили стену и устроили вполне приличный тёплый уголок – там, правда, нельзя было выпрямиться во весь рост, да и вставать приходилось с опаской: крыша покато опускалась к самому полу.

Вместо песчаного линолеума, которым была покрыта вся квартира, «под крышей» густел махровый шоколадный ковёр, а рядом – бордовая стена и серый скат, который мы поленились перекрасить. По полу были раскиданы подушки, там же стояла настольная лампа, а в крохотном ящичке хранились разномастные ручки, блокноты, скрепки, маркеры и даже кактус. Тут же в последнее время пристраивался с ноутбуком и я.

Бок о бок с «подкрышным» уголком вырисовывалась кухня – пожалуй, самая просторная часть нашей квартиры. Кухня мало чем отделялась от комнаты, разве что плиточным фартуком на полу. В нише у стены приютились холодильник и плита, между ними – рабочий стол с шоколадоваркой и раковиной. По ящикам прятались не столько столовые приборы и посуда, сколько наши личные вещи – книги, шампуни и тёплая одежда, которая не вмещалась в шкаф. По всей стене, вдоль которой стоял кухонный гарнитур, тянулись ореховые окна с частым переплётом. Два центральных наполовину выходили на крышу, зато через два крайних Полис был виден как на ладони. Мы любили ужинать именно здесь, игнорируя изразцовый антикварный обеденный стол чуть поодаль. Устраивались на высоких барных табуретках и потягивали шоколад, заваренный любимой Вениковой шоколадоваркой «Свежак». Шоколад всегда получался переслащённым, но тут уж мы, по крайней мере, были уверены: Фуфур и не пахнет…

Ровно в ореховые окна кухни глядели другие стёкла – громадные окна в чёрных деревянных рамах, выходящие на балкон. А там, на балконе, у нас было совершенно пусто, за исключением сливового дерева. Живые, свежие сливы обожали мы оба…

Не захламлять балкон было негласной договорённостью. Мы могли как угодно ворчать, упихивая вещи в шкафы и шкафчики и стонать по поводу маленькой ванной, но на балкон никогда и ничего не выносили. Слива, несколько светильников и узкие стеклянные перила по пояс. Всё остальное пространство было отдано под зону перехода, чтобы спокойно перемещаться к дому, не выцеливаясь филигранно на крохотный доступный для перехода пятачок, как бывало в иных высотных малогабаритных квартирах.

Ну и конечно, мы любили просто стоять на балконе и глядеть на город. Это впечатляло, особенно когда начинался крупный снег и на наших глазах заметало и далёкий Полис, и близкое сливовое дерево. В такую погоду мы сгущали вокруг деревца тепло или просто накрывали его прозрачным колпаком.

После снегопада Веник обожал сбрасывать вниз снежный валик, образовавшийся на перилах. Снег улетал, теряя форму, распадаясь на комки и снежинки, и добирался до асфальта в двадцати четырёх этажах внизу только белыми хрупкими крохами. Вениамин называл всё это – снег, летящий вниз, заснеженный Полис, накрытую колпаком сливу – печальным очарованием вещей.

Ракушка тоже, ещё с первого дня, оценила вид с балкона и самостоятельно и категорично перетащила свою подстилку из центра комнаты, куда мы её положили, к простенку между окном и кухонным/моим диваном. Там же обустроились её игрушки – огнеупорные резиновые курицы и маленький медведозаяц. Она укладывала их с собой спать, пока не обзавелась Ракушонком; теперь это игрушки Тоши. Но, кажется, для него временные петли и косметика Иляны интереснее резиновых куриц…

– Когда вы были у нас в гостях, он разбил у неё пудреницу, – проворчал Веник, дотянувшись наконец до первой попавшейся книги и утащив её под одеяло. – И попытался съесть серёжки. Так что ты Катю-Женю предупреди. Если переедет к тебе, пусть бережёт украшения.

– Да не знаю я, что делать…

– Что? – рассеянно отозвался друг, вряд ли расслышав, что я сказал.

– Я не знаю, что делать с Катариной. Всё это началось с вранья. Теперь ты, конечно, всё знаешь… Но такое ощущение, что враньё не закончилось. Веник, не знаю почему, но мне с ней странно.

– Прошла романтика? – проницательно поинтересовался Вениамин.

– Нет. Что-то пошло не так. И дело даже не в том, что это была твоя… девушка.

Веник что-то бормотнул, но я проигнорировал.

– В общем, Вень, – собравшись с духом, виновато произнёс я, – мне кажется, она непростая мадемуазель. Мне кажется, ей что-то нужно – от нас обоих. Сначала от тебя, потом от меня. Иначе почему бы она так быстро, так просто переключилась с одного на другого?.. Я уверен, это неспроста.

Друг потёр лоб.

– Что-то больно сложно. Тони, ты чокнутый какой-то. Временные коллапсы повлияли тебе на мозги, – растерянно проговорил он.

А я выдохнул с облегчением. Сказал – словно шипы из себя вытащил. Но сказал «а» – говори и «б».

– Есть у меня теория. Будто в ней есть что-то искусственное.

– Тони, ты бредишь, – произнёс Веник. – Ты переволновался за неё сегодня. Ты устал. Ты ещё не отошёл от близости временной петли. Давай ты просто попробуешь успокоиться и уснуть. А утром уже поговорим.

Я безнадёжно вздохнул:

– Вень, прости меня. Совсем тебя запутал. Как жаль, что я так и не знаю, Ваня ты или нет…

Он глянул на меня весьма обеспокоенно:

– Не болит голова?

– Нет, спасибо. Я знаю, ты думаешь, у меня опять галлюцинации. Не надо врача. Я знаю, что мне пропишут. Я перепробовал много антигаллюциногенов.

Напарник молчал, вопросительно подняв брови.

– Я, кажется, упоминал, как после первого знакомства с временной петлёй меня отправили в лечебницу? Ну, в психушку? Меня пытались убедить – таблетками, беседами, разным другим, – что это всё выдуманный бред. Нет никакого второго Полиса, а управлять временем тем более невозможно. И я верил какое-то время после лечебницы. Верил, даже когда время начало резонировать. Верил до тех пор, пока не встретил тебя – помнишь, в первый рабочий день? Ты потушил сигналку, когда я вошёл. Сказал, что конденсация – это у тебя природное. У Ваньки точно так же было. Тогда я и перестал сомневаться. В тот раз таблетки не отбили память, так что не выйдет и теперь… Поэтому не надо врача, Вень. Просто я теперь чувствую, что с Катей что-то не так и что со мной всё неправильно. В конце концов, даже если мои сомнения – бред, даже если она самая прекрасная девушка на свете, как она будет жить со мной? Ты же видишь, меня постоянно перекидывает во времени, выворачивает набекрень. Я не знаю, что делать дальше. Я боюсь. Не знаю, что буду делать один, когда ты уйдёшь к Иляне. Конечно, со мной будут Ракушка и Тоша, но…

Веник снова вздохнул.

Помолчали. Поглядели друг другу в глаза.

– Какой-то невесёлый у нас с тобой вечер, Антон. Давай, что ли, по шоколаду…

Десять минут спустя мы снова сидели, глядели друг на друга, пили шоколад, и сна не было ни в одном глазу, а в головах роились сплошные сомнения и тревоги. Наконец я встряхнулся и связался с больницей.

– Вчера вечером к вам поступила девушка… Катарина-Женевьева… Я её… друг. Как её самочувствие?

Меня спросили, какая у Кати фамилия. А я ведь даже не знал. Так и ответил. Но сведения о ней всё-таки нашли – имя редкое.

– Как? Пропала? Ушла? Сама? Так пропала или ушла? Что с ней?!

Связь прервалась. Мигнул и погас свет. Несколько мгновений мы сидели в темноте, растерянные и сбитые с толку. Вдруг что-то грохнуло в стекло со стороны балкона. Зазвенел охранный импульс: несанкционированное вторжение.

…Словно и не было этих дней мутной пустоты в голове, тошноты и путаницы. Всё стало ясным. Интуиция дочертила картинку, с которой не справлялся здравый смысл, ещё тогда, в детстве, придушенный таблетками.

– Веник. Быстро! Свяжись с Иляной. Отправь к вам драконов. Скажи, пусть Иляна активирует все ваши охранные системы, пусть попросит помочь Ракушку. Мне кажется, Катя нас раскусила. Только что. Мне кажется, у неё какая-то связь со мной. Возможно, она нас слушает.

– Тогда замолчи и передавай по коду. – Веник, спотыкаясь в темноте, кинулся к своему рюкзаку. Поковырялся в карманах и вынул кубик связи, в который шёпотом передал Иляне срочные указания. Я и не знал, что у них есть такие… Универсальное средство связи, неподвластное заглушкам, метеоусловиям и техническим сбоям. Венец электроники, коррелированный с импульсами того отдела мозга, который отвечает за симпатию. Мы с Веником задумывались приобрести такие, но так и не решились. Видимо, постремались признать себя столь близкими друзьями. Вот дебилы.

А они с Иляной решились. А ведь ещё даже не женаты толком.

В стекло со стороны балкона снова ударило что-то мутное и чужое. Сквозь тончайшие щели к нам просачивался мрак – не какая-нибудь игрушечная угроза, не простенькая тренировочная мгла, а настоящий, холодный и расчётливый призрак врага, стремящийся отрезать нас от мира, запереть и уничтожить.

Вот какая ты, Катя-Женя…