Текст книги "Лавочка мадам Фуфур"

Глава 21
Зелёные перегоны философии

Время и монорельс соревновались в скорости. Дни мелькали, и я не успевал замечать, как остывает утренний кофе. Вот только что был горячим – а уже вечереет.

Я ехал домой, и пустой вагон, покачиваясь, шёл по открытой части эстакады. За окнами плыли слабо-оранжевые облака, из подступающих от моста сумерек надвигались силуэты недостроенных кварталов. Вдоль перегона было тихо, свежо и красиво. Весной, летом и даже глубокой осенью здесь буйствовала пышная зелень – снабжение монорельса проходило совсем рядом, а эстакада пролегала совсем невысоко над землёй. Поэтому вокруг постоянно было тепло. Такая же картина царила по берегам второго открытого перегона в южной части Полиса. Оба перегона называли Зелёными.

Вблизи станции, посреди Западного Зелёного, рассыпались гроздья розовых и рыжих огней. Я вспомнил, как мы ехали тут с Катариной, – поезд нёсся сквозь весенний тоннель веток, и листья хлестали по стёклам, прорываясь в вагон запахами черёмухи, яблони и мокрой травы. А теперь уже вновь стояла осень. Скоро первый снег и почти год, как всё это началось…

На горизонте росли трубы. Берёзовые кружева маскировали их, и казалось, будто спички просвечивают сквозь гофрированную бумагу.

Я ни о чём не задумывался, и мысли свободно плыли, покачиваясь в такт составу: такие же дёрганые, дискретные, сквозные… Веник. Катя. Крестики яблонь. Кушка с её апельсиновым мальком. Его гладкая короткая шерсть, всегда немного влажная, как у всех драконьих детёнышей. Драконья Ярмарка. Прошлая осень. Зима. Весна. Веник. Катя. Крестики яблонь…

⁂

Остыло ещё семь чашек кофе: неделю спустя я вновь ехал по открытому перегону. В последнее время это стало колдовским кругом. Сегодня небо было розовым, с нежными широкими полосами сирени. Ласковое и усталое солнце закатывалось за дальние небоскрёбы. Сияли стволы берёз.

Крутой склон у рельсов усы́пали поздние одуванчики – последнее живое золото. Над рекой стоял вечерний туман, и внутри вагона уже зажгли лампы. Странное ощущение: не погасший за окнами день и вечерний уют светящихся комнат… Так монорельс и ехал – вереница искусственных огней неторопливо пронизывала спокойный, угасающий живой свет.

⁂

Я сбился со счёта кофейных чашек. Зима уже переминалась на пороге, и глубокая осень баловала Полис надсадным дождём. Он падал крупными косыми струями, которые почти горизонтально ложились на стёкла вагонов. В тоннеле было прохладно, ясно чувствовался петрикор, но на поверхности стояла духота. Воздух казался плотным, словно его можно резать, как густое желе. Дождь был красив и туманен. Тонули в каплях-пикселях расплывчатые силуэты, дрожали плоские пластинки листьев. Было тихо, глухо и тепло.

Я думал о том, что, как и всегда, одна маленькая неудача способна повергнуть меня в пучину уныния и заставить потерять веру в себя.

…Перечитывая дневник пару месяцев спустя, я даже не мог вспомнить, что так сильно расстроило меня тогда, – ещё одно прекрасное доказательство нашей забывчивости… Но главное оставалось прежним: Катя. Веник. Крестики яблонь как знак прекрасной и уверенной весны.

Глава 22
Тоша решает размяться

В последние месяцы Вениамин норовил сбагрить все дальние командировки мне. Сам он выскакивал с базы, как только расправлялся со срочными делами, и тут же бежал к своей Иляне. Коллеги добродушно посмеивались, называли это любовной горячкой, но в целом были рады за Веника. А я сидел на работе допоздна, разъезжал по другим реальностям и всячески пытался укоротить одинокие вечера. Помимо прочего, стал частенько наведываться в Край Мира – почти как к себе домой. Оказалось, к тамошней атмосфере можно привыкнуть, особенно если брать с собой двух драконов и побольше шоколада.

Лес в «военном мире», на который указала Ракушка в день рождения драконыша, оказался краеугольным камнем всех технических и транзакционных вопросов. Оказалось, это была реальность, бывшая в употреблении, если так уместно говорить о мирах. Несколько столетий назад там случился коллапс – раскол пространственно-временного континуума. Из-за этого перестроился общий фон и сместились закономерности развития.

В результате одна цивилизация подменила другую, и мы оказались свидетелями многослойной реальности, где современные жители, события и дела наслоились на историю более древнюю, оставившую за собой много неприятных сюрпризов, и в том числе – запрятанных глубоко в лесах импульсных блокаторов. С помощью Ракушки мы не только выяснили, в чём дело, но и обнаружили несколько этих вещиц: блокаторы представляли собой громадные земляные сооружения, в которые были упакованы устройства, действовавшие по принципу фольги – глушилки сигналов, только гораздо мощнее.

Три штуки мы распотрошили сами, а дальше у Веника закрутилось с Иляной, я не знал, что делать с Катей-Женей, у Ракушонка начали резаться зубы, и мы благополучно сбросили импульсные блокаторы на отдел технического обеспечения. Пускай они ковыряются со сложными схемами блокировок, мы своё дело сделали.

После того как парни обесточили первый десяток, я навестил КМ и поразился перемене: туман почти исчез, и всё вокруг уже не висело в воздухе, лязгая и скрежеща, а утвердилось среди холмов в горловине долины. Отключение следующего блокатора позволило отчётливо ощутить присутствие неподалёку небольшой и спокойной, стабильной реальности. А через два месяца, когда бо́льшую часть блокирующих устройств деактивировали, я смог прогуляться по Краю Мира и, с дракончиком на руках и Ракушкой на поводке, добраться до ближайшего города, который оказался сопредельной реальностью нашего Полиса.

Так что задача была выполнена – если помните, нам нужно было устранить причину транспортных блокировок…

⁂

Вечером я сидел в ожидании Веника (он обещал заночевать на прежней квартире, так как Иляна отправлялась на ночь к каким-то родственникам; возможно, выдуманным) и стилусом царапал страницу, подводя итоги. «В плюсе – два дракона. Решение проблемы. Небольшое повышение. Нежданный отпуск. Катя-Женя. В минусе – Веник съехал. Путаные амуры. Катя-Женя».

Будучи написанным на бумаге, всё это казалось инфантильным и чересчур прагматичным. Когда я услышал, как прибывший Веник копается на балконе, то быстро перенаправил тепловую энергию лампы, сгустил, сфокусировал на листах и сжёг свои каракули.

– Привет, – поздоровался друг, запрыгивая в комнату через подоконник. – Как настроение?

– Дело закрыто, – отозвался я. – Сегодня с драконами добрался из Края Мира до ближайшего города, кстати, по соседству от нас. Транзакционные проблемы решены.

– Да-да, мне уже сообщили. Мы молодцы, – вытаскивая из холодильника вчерашний кекс и впиваясь в него зубами, констатировал Веник. Вот ведь устроился! Дело закончил я, а слава обоим. Поросёнок. – Как, кстати, драконы?

– Никак не могу научиться выговаривать имя мелкого. На драконьем совершенно непроизносимо, на нашем – как-то тоже мутно. В общем, Кушка поржала надо мной и разрешила звать его Тошей.

– Хех!

В последнее время Вениамин, Ракушка и мелкий дракончик пересекались редко: когда Веник забегал домой, Тоша уже спал, а Кушка в это время всегда склубочивалась вокруг него, аккумулируя тепло и свет. Вот и теперь они уже посапывали. Из сумрака прихожей казалось, будто в углу мягко колеблется большой светящийся шар…

– Кстати… В честь закрытого дела… У меня тут вкусняхи! Я думал угостить и наших рыжих, но раз они уже почивают… – Веник, облизываясь, достал из рюкзака пузатый прозрачный пакет, полный чего-то бордово-алого. Стоило высыпать содержимое в чашку, как по кухне пошёл сумасшедший аромат.

– Черешня!

– Именно, – хитро улыбнулся Веник. – За закрытое дело!

Мы лакомились ягодами, за окном клубилась тьма, а впереди ждала целая ночь и утро без всяких будильников – как героям дня нам полагался внеочередной выходной. Одним словом, перспективы были прекрасны, пока к столу в буквальном смысле не подлетела Ракушка и не заверещала на весь дом.

– Куша, ты чего орёшь? Что случилось?

Видя, что мы даже не встали из-за стола, дракониха подскочила к нам и смела чашку с черешней. Веников горестный вздох заглушили новые Кушины вопли.

– Ракушка, что стряслось? Объясни толком!

Она неразборчиво бормотала и швыряла хвостом туда-сюда так, что кухня через минуту оказалась бы в руинах, не обхвати я её за гребень.

– Ну?!

Ещё несколько неразборчивых пыханий и наконец более-менее разборчивый драконий.

– Что? Тоша пропал? Опять?! Прямо у тебя из-под бока? Задремала, а он улизнул?..

Вот так вместо того, чтобы спокойно поболтать, мы бросились разыскивать дракона, и на этот раз знакомые ребята из Поиска уже не смогли взять след: Тоша вырос, а по следу можно мониторить только драконих и совсем крохотных малышей.

Глава 23
Ночная охота

Мы выбрались на улицу в полночь. Веник бросился расклеивать объявления, я – прочёсывать любимые места Тошиных прогулок. Ракушка носилась над городом, руководствуясь собственным инстинктом.

Договорились встретиться на станции «Перекрёст» через два часа. К этому времени Веник опросил десятки прохожих и раскидал по району сотни свежесостряпанных листовок с приметами Тоши и нашими контактами. Ракушка облетела половину города и, заплаканная, с онемевшими от усталости крыльями, сидела прямо на кафельном полу, размазывая по морде слёзы. Я побывал в нескольких кафе, куда мы начали выводить Ракушонка на выходных, наведался к городскому бассейну, где Тоша любил плескаться, прочесал парки и скверы поблизости от дома. Ничего.

Сидя на скамейке посреди платформы, мы с Веником думали, что же предпринять.

– Заявить о пропаже в розыск животных? – предложил он.

– Уже, – хмуро ответил я.

– А он не мог пойти в тот же приют?..

– Проверил. Не было.

– А та кофеенка на фабрике, где Кушка ела синабоны?..

– Туда я его ещё не водил.

Веник повесил голову, я развёл руками… Вдруг он подозвал дракониху:

– Кушка!

Она мгновенно подбежала к нам и вопросительно уставилась на Вениамина.

– Куша, у тебя есть какие-то родственники, о которых ты рассказывала Тоше?

Дракониха помотала головой.

– Ладно. Хорошо. А есть просто какие-то люди, о которых ты ему рассказывала?

Ракушка понурилась и вновь отрицательно покачала гребнем.

– Может, обещала, что мы куда-то его сводим? Что пойдём гулять все вместе в какое-нибудь место? Нет?.. Ладно. Тони, какие ещё идеи? Только попробуй сказать, что их нет!

– Есть. Одна. Самая бессмысленная, – открывшись внезапному сумасбродству, ответил я. – Он мог снова спуститься в D6.

– Зачем?!

– Ты же помнишь – в нём есть что-то от того фантома… Мне кажется, его притягивает темнота – ну, по крайней мере, что-то в этом роде.

Веник тяжело вздохнул.

– Бред какой-то. Мистика. Нам же сказали, не мог тот фантом быть папашей… Фонарь при тебе?

– Да.

Друг перешнуровал кроссовки, я потуже затянул шарф, и мы двинулись к станции «Самурайский глаз», с которой я ещё в прошлый раз пробрался в засекреченные переходы.

⁂

Добраться туда под покровом ночи не получилось. Оказалось, именно сегодня поисковики проводили рейд по временны́м коллапсам – в последнее время я часто слышал жалобы, что в Полисе их стало слишком много. Временные коллапсы, или петли, – обыкновенные провалы во времени; не знаю, зачем вокруг них устраивают столько шума. Провалиться в канализационный люк – и то страшнее. По-моему, детей нужно ещё в школе учить, как вести себя, если оказался вблизи или внутри временной петли. В таком случае, когда они вырастут и превратятся во взрослых, повсеместная паника и ажиотаж вокруг коллапсов наконец исчезнут.

Когда-нибудь. Не сегодня.

Примерно так я бахвалился и пытался себя успокоить.

…Итак, в три часа ночи, когда движение на улицах было наименее оживлённым, а бо́льшая часть поездов монорельса встали на техническую паузу, поисковые отряды начали свою работу. Мы застали первую группу ещё на подходе к «Самурайскому глазу». Вторая обнаружилась у подножия станции. Третья, под предлогом проведения опасных работ, выставила нас с платформы вон. Ракушка зевала и хныкала, сонная, дёрганая и словно не в себе от тревоги. Но что нам было делать?

Я шепнул Венику: сворачиваемся. Домой. Он, вздохнув, кивнул. Я осторожно угостил Ракушку галетой, которую она вяло облизала и выплюнула обратно. Но снотворное, пропитавшее галету, подействовало безотказно, и пару минут спустя мы с Веником уже транспортировали дракониху к дому.

– Зачем ты дал ей снотворное? – отдуваясь, спросил Веник, когда мы сгрузили её в прихожей.

– А ты думаешь, она согласилась бы пойти домой, не найдя Тошу?

– Она ж с лап падает.

– Ну вот и упала бы посреди улицы. Ты этого хочешь?

Веник пожал плечами. Я оттащил Ракушку на её пожаропрочную подстилку и накрыл пушистым пледом. Она словно сжалась за сегодняшний вечер, лежала, скукожившись, и всхлипывала во сне. В эту минуту мне остро вспомнился тот день, когда мы привели её домой впервые. Маленькая, смешная, голодная Кушка, которая сожрала ночью целую коробку шоколадных конфет… Я не смог сдержать улыбки.

– Вень. Вот мы дураки. Надо было предупредить поисковые отряды о Тоше…

Друг хлопнул себя по лбу.

– Бегу!

Он вернулся к рассвету, мрачный как туча. Молча сунул мне свежую газету – типографский макет в непросохших чернилах.

«За одну ночь поисковым отрядам удалось найти и ликвидировать одиннадцать временны́х петель. В нескольких из них были найдены останки людей и животных. Одна из петель близка к нестабильному состоянию и немедленной ликвидации не подлежит. По словам специалистов Поиска, в ней находится живое существо. Контур импульсного излучения указывает на то, что существо, по всей видимости, является драконом. Меры по ликвидации временной петли будут приняты компетентными сотрудниками, уже вызванными на место. К вечеру текущего дня планируется обнаружить и ликвидировать ещё двенадцать временных коллапсов».

Глава 24
Дыра под ногами «Белки»

Первые несколько секунд в голове царила гулкая пустота. Затем, как водоросли или редкие рыбы в большом аквариуме, поплыли несвязные обрывки мыслей. Когда был набран макет газеты? Сколько времени понадобится специалистам по ликвидации, чтобы прибыть на место? Как именно они проводят ликвидацию? Достаточно ли наших с Веником связей, чтобы вмешаться в процесс? Куда бежать, кому трезвонить первым делом? Как быть с Ракушкой?..

Она между тем всё ещё спала. Я подозрительно покосился на Вениамина. Он рылся в компьютере и на меня не смотрел.

– Веник, ты давал Ракушке какие-то ещё медикаменты или вещества, кроме галет?

Друг не ответил, с сумасшедшей скоростью клацая по клавиатуре.

– Веник, говори сейчас же.

Молчание.

– Вентяй!

Он наконец оторвался от экрана и дерзко вскинул голову.

– Да. Дал ей успокоительного.

– Ты дебил?!

– Её лихорадит! – взорвался он. – Разве не видишь?!

– У неё до сих пор не прошёл до конца почесун! Эльфы же ясно сказали: никаких лекарственных препаратов, кроме снотворных и обезболивающих в крайнем случае! Любая таблетка может спровоцировать обострение! И в санатории сказали то же самое!

Веник притих, но не отступился:

– А ты предлагаешь тащить её с собой?

– Куда?

– Искать мелкого!

– А что, ты уже придумал, как его искать? – Я хотел, чтобы это прозвучало издевательски, но от усталости и злости голос сорвался на визг.

Веник открыл рот, потом закрыл. Потом снова открыл, но не произнёс ни звука.

– Ну? – обозлённо заорал я. – Что ты выдумал?

– Мы переоденемся ликвидаторами и прямо сейчас поедем к той временной дыре, в которой застрял Тоха.

Это был самый безумный план, который нам когда-либо приходилось воплощать. Притвориться ликвидаторами… Ну что ж…

⁂

Раздобыть форму и оборудование было самым простым. Главным оставался вопрос, как вытащить Тошу из временной петли. Мы много раз сталкивались с коллапсами пространства, но никогда не имели дела с коллапсами времени. Тут запросто и самим пропасть… Запросто… запутаться…

Я в последний раз оглянулся на спящую Ракушку, захлопнул окно и сиганул с балкона. Как бы мне хотелось, чтобы краткий полёт разогнал страхи… Но они живучие, наши страхи. Так просто с ними было не сладить.

Я нагнал Веника уже у самой станции.

– Наше лучшее дело, – серьёзно заметил он, когда мы уселись в пустом, самом первом утреннем поезде.

Я посмотрел на него и вдруг понял, что момент настал.

– Вень, я тебе так и не сказал, как зовут мою девушку. Катарина-Женевьева.

Он как-то странно сморщился, а потом хлопнул себя по лбу и с великолепнейшим сарказмом произнёс:

– А я и не догадывался!

⁂

– Мы вас так рано не ждали, – поздоровался диспетчер поискового отряда.

– Мы вас вообще не ждали. – Глава отряда хмуро пожал нам руки. – Не знаю, зачем вас прислали сюда. Лучше бы отправились помогать коллегам.

– А что стряслось? – Голос Веника прозвучал как обычно; друг всегда мастерски владел собой – если хотел, конечно.

Венику (уж не знаю как) удалось раздобыть свежую карту, на которой оранжевыми галками были отмечены все найденные накануне коллапсы. Мы обвели точки, показавшиеся самыми подозрительными, и в первую очередь решили посетить именно их. Но, видимо, пока мы тоннелями добирались до очередного пункта, не имея связи с остальным миром, что-то произошло. Глава отряда подтвердил догадку:

– Петля, в которую угодил живой дракон, дестабилизировалась. Там всё вокруг ходуном ходит, поисковики заложили проход и эвакуировались. Дежурят только несколько ликвидаторов. Говорят, одного уже засосало. Так что лучше б вам туда отправиться.

Я похолодел. Голос Веника донёсся как сквозь вату:

– Дайте координаты.

– Разве вам не присылали?

– Видимо, не дошло сообщение. На пути к вам сильные помехи.

Начальник отряда сверился с гаджетом и витиевато выругался.

– Помехи, говорите? Это оттого, что петля с драконом переместилась. – Он поднял на нас глаза и тихо, но отчётливо произнёс: – Теперь она у нас под ногами. – На секунду он зажмурился, а потом заорал на весь тоннель: – Поисковый отряд «Белка», тревога! Сворачиваем оборудование и эвакуируемся. Протокол три-ноль!

Он бросился сворачивать какие-то шланги у нас под ногами и уже через плечо бросил:

– Встретимся, если выберемся!

Мы переглянулись. Веник шепнул:

– Кажется, у меня колени дрожат.

– У меня тоже.

⁂

Поисковый отряд исчез в считаные минуты. Только что шуршали проводами и датчиками, и вот уже бегут вверх по тоннелю. Всё это – начиная с новости о дестабилизации петли и заканчивая эвакуацией отряда – произошло так быстро, что я слегка потерял ориентацию и всё ещё размышлял о коллапсе, когда опомнился и заметил, что Веник, ухватив меня за локоть, буксирует куда-то вперёд и что-то втолковывает.

Не в первый раз я подумал, что мы идеальные напарники. Когда кто-то из нас выходит из строя или теряет контроль, второй в это время непременно сконцентрирован и знает, что делать. Это похоже на переходящее знамя: туплю я – Веник непременно делает всё как надо и вытаскивает нас из передряг; тормозит Веник – руководство единолично принимаю я. Так или иначе одновременно вдвоём мы не выключались ещё никогда. Но на этот раз очередь руководить явно была предопределена Вениамину. Ну а мне… Мне была предоставлена шикарная роль возвращенца в детские страхи.

…Ещё до знакомства с Веником, до института, даже до того, как я впервые услышал о профессии технаря, у меня уже состоялась встреча с дестабилизировавшейся временной петлёй. И я никогда, никогда больше и слышать бы об этом не хотел, если бы не Тоша, если бы не Ракушка!

Та временная петля меня раздвоила, если можно так выразиться. Я жил, покачиваясь в пустоте времени от одного своего отражения к другому, как маятник между точками равновесия. Скрывал это, мучительно притворялся, что всё в порядке… Отсюда и головные боли…

Но наши драконы, а ещё Веник и Катя-Женя, быть может, стали для меня якорями здесь. Сами того не зная, они заставили меня поверить в свою благую ложь: что всё в порядке, что я не спятил и что именно этот мир – настоящий. Звучит сумбурно, да? У меня тоже вибрирует в голове.

Наверное, нужен краткий экскурс в историю.

Глава 25
Два Полиса, два Антона

Я родился и вырос в Полисе и до самого института жил под родной крышей – неподалёку, кстати, от теперешней квартиры. Но тот Полис, Полис моего детства, был иным. Возможно, всё дело в том, что город просто быстро меняется – грызя костяшки кулаков во время особенно сильных приступов, я стараюсь думать именно так.

Когда мне было двенадцать, под нашим домом прокладывали подземные коммуникации монорельса – этого гибкого позвоночника, кровеносной системы нашего города-реальности. Уже тогда ходили слухи о том, что некоторые технические ветки могут домчать не только до окраин, но и до технических озёр, и даже до других реальностей…

Гораздо позже, будучи технарём, я узнал, что путешествие монорельсом в другие реальности невозможно. (Ах, научная осторожность тех, кто пишет толстые тома по механике монорельса! Скоро тебе суждено разбиться о настоящую реальность!) Но в детстве подобные слухи были овеяны массой догадок и тайн. Обыкновенный мальчишеский антураж… Который разжигал в нас повышенный интерес к подземной архитектуре.

Когда под нашим домом принялись копать, на стройку слетелись пацаны и подростки едва ли не со всего Полиса. Станции строили часто, но изначально заложенная система коммуникаций была разветвлённой и вбирала в себя новые наземные узлы очень легко. А вот рытьё котлована для подземных технических коридоров было редкостью!

Это строительство было первым на нашей памяти, и по вечерам мы подолгу торчали на стройке. Стоило стемнеть, как самые отчаянные ныряли под сетку-рабицу и оказывались по ту сторону. Сорвиголов становилось всё больше, и к зиме, когда котлован присыпало первым хрустящим снегом, мальчишки уже целыми ордами пробирались внутрь и жадно разглядывали техников, рабочих, огни сварки и огромные ковши «прогрызочных» машин, бурящих тоннели.

Время шло, и котлован рос вместе с нашим любопытством. Подлезть под строительную сетку уже не считалось геройством – теперь настоящим мастерством было проникнуть в самое сердце подземелья будущей станции, в уже вырытые, облицованные, но ещё не запечатанные машинные помещения. И надо сказать, двум-трём смельчакам это удалось.

Один из моих друзей, Ванёк, тоже умудрился пробраться в машинную комнату и уже следующим утром, блестя глазами, рассказывал об увиденных чудесах. Я злился, что он отправился туда без меня, но старался этого не показать – к тому же Ванькин рассказ захватил меня с головой. Со всем тогдашним пылом я твёрдо решил пробраться в заветное место сам – следующей же ночью. Но поход накрылся: вечером по Полису дали общее объявление о том, что на стройке подземных коммуникаций обнаружена временная петля, и жителям настоятельно рекомендуют держаться подальше.

Совсем как теперь, правда?..

…Тогда я помчался к Ваньку обсудить это событие, но дома его не оказалось. Позже я узнал, что вечером того дня друга видели на стройке – несмотря на предупреждение, он снова сунулся на законсервированную площадку. С тех пор я его не видел.

Или, по крайней мере, заставлял себя думать именно так.

Конечно же, в тот вечер я попытался разыскать приятеля. Никого не предупредив, стянув излучатель отца, воровски пробрался на стройку. Меня поразило (и я до сих пор не могу это объяснить) отсутствие людей. Не было рабочих, но это понятно: справиться с дестабилизировавшейся петлёй может только специальный отряд ликвидаторов. Но и их не было тоже! Больше того – не было охраны, дежурных, постовых… Тогда это удивило меня, но и только. Я был полон адреналина, мне было не до предостережений судьбы.

В коридоре, ведшем к машинным комнатам, мигало аварийное освещение. Я крался, следуя указателям. Отчего-то был уверен (да и могло ли быть иначе!), что Ванёк забрался в самое сердце недостроенных коммуникаций.

…Первая машинная комната. Вторая. Третья. Подсобка. Техническое помещение. Четвёртая машинная комната. Комната персонала. Пятая… Я искал табличку с надписью «Командный пункт», «Штаб» или, на худой конец, «Главный техник» и так увлёкся этим занятием, что не заметил, как воздух вокруг потеплел и предупреждающе сгустился. Это сейчас, наученный профессией и опытом, я обращаю внимание на косвенные признаки коллапсов. А тогда шагал вперёд до тех пор, пока пол под ногами не начал превращаться в желе. Медленно, очень медленно я посмотрел вниз… Обернулся назад. Было поздно.

Я своими ногами зашёл внутрь временной петли и сделал, пожалуй, десяток-другой шагов. Если бы хоть одной ногой я всё ещё оставался в привычном мире, то смог бы за что-нибудь ухватиться и вылезти. Но теперь на это надеяться не приходилось.

Чувствуя, что ещё чуть-чуть, и я заору от ужаса, я сжался в комочек у зыбкой стены, стараясь укрыться от нарастающей зыбкой качки. Дестабилизировавшаяся, переставшая быть неподвижной временная петля сама звала и засасывала меня к центру. Сквозь прижатые к лицу растопыренные пальцы я видел, как из-под ног утекает пол.

Решил, что самым правильным будет бежать назад. На самом деле это было самым глупым, но, увы, на уроках не рассказывают, что делать внутри временного коллапса…

Я рванул со всех ног, и пол подо мной пошёл волнами: сначала мелкой рябью, а потом – крупными наплывающими гребнями. Волной мягкого студня, в который превратился бетон, меня подняло к потолку, и я ждал, что вот-вот стукнусь макушкой, но потолок тоже расплавился… Всё вокруг текло и рябило, поднялся жуткий ветер, рукава, подол рубашки и штанины развевались под широкой струёй тёплого воздуха, а волосы с силой отбрасывало назад. Ветер бил так мощно, что мешал дышать, вставая перед лицом невидимой стеной.

Очертания коридора давно потеряли чёткость, но аварийные лампы всё ещё мигали среди пространственно-временного вихря. С малых лет отец, и сам технарь, в шутку учил меня некоторым приёмам, например сгущать воздух. Излишне говорить, что у меня, малька, ничего не выходило. Но я попытался сделать это сейчас в надежде, что сумею хоть как-то стабилизировать пространство…

Куда двенадцатилетке против временной петли! Через несколько минут меня вынесло в самое ядро. Оно шипело и переливалось, похожее на нутро ядерного реактора, но от него веяло не жаром, а прохладой. Меня неумолимо тянуло прикоснуться к этому пульсирующему средоточию времени, к цветным сполохам минут. Это было самым страшным и красивым из виденного мной – и остаётся таким до сих пор… А ещё это было нереальностью, это было сюром: как будто оболочку привычного мира вспороли, и с изнанки вырвались подноготные тайные механизмы…

Тогда у меня впервые мелькнула мысль о том, что временем можно управлять, что можно научиться вспарывать эту материю и перекраивать её по своему усмотрению. Гораздо, гораздо позже я узнал всю дерзость и научную основу такой мысли… А пока желание прикоснуться ко времени пересилило инстинкт самосохранения, и я потянулся вперёд. Зачерпнул в горсть мерцающей густой массы и ощутил десятки прикосновений сразу. Это было как шёлк шторы, текущей сквозь пальцы, как молодая трава, колющая ладонь. Как морщинки и червоточины на шероховатой и округлой поверхности яблока. Как крупные дождевые капли, звенящие по спине и рукам. Как снег, сжатый в ладони до плотного комочка. Как порез бумагой. Как ночная бабочка в руках. Как… как…

А потом меня выплюнуло, вытолкнуло оттуда и стремительной волной вынесло прочь из машинного коридора.

Пошатываясь, я выбрался на строительную площадку. Поблизости так никого и не было, но за сеткой, на краях котлована, на деревянных лесах и лестницах я заметил множество фигур. Включился звук: я услышал, как они все кричат мне что-то и нелепо подпрыгивают, задирая ноги.

Болела голова, и тело тоже, словно меня побили или приложили о стену. Хотя так оно и было, подумал я, вспомнив волну, вынесшую меня на поверхность.

Люди кричали мне – я уже мог разглядеть среди них рабочих, инженеров, ликвидаторов в особой золотистой униформе… Теперь они не только подпрыгивали, но и яростно сдирали с себя невидимую паутину. Я ничего не понимал, пока наконец не взглянул под ноги. Оказалось, я шагал по розовой, бледнеющей, в пузырьках и блестках массе, не вязкой и не жидкой. Это был словно плотный подкрашенный воздух. С каждым шагом масса, похожая на жвачку, подпрыгивала и опадала, как вода в луже, если со всего размаху ступить в неё резиновым сапогом.

Я заметил, что «жвачка» вздымается всё выше, как будто на неё перестаёт действовать земное притяжение. Невесомые частички оседали на кожу, на одежду и волосы, а ещё, словно слабое эхо, меня вновь касались капли дождя, острый край бумаги, колкая трава, мокрый снег…

Очнувшись, я побежал к лестнице, ведущей из котлована. Навстречу мне кидали верёвки, протягивали какие-то палки, что-то кричали, но я не мог расслышать: розовая масса забивалась в уши. Я бежал и отмахивался от неё из последних сил. Она потеряла воздушность, обрела вес и густую тяжесть, застывала с каждой секундой. Каждый шаг давался всё сложнее, я бежал, увязая в розовой грязи, а затем в розовой глине. В конце концов «жвачка» обратилась в свежий цемент, мои следы отчётливой цепочкой оставались позади…

Я запнулся о кусок арматуры и думал, что уже не сумею встать, но всё-таки ухватился за железную трубу и поднялся. Видимо, упав, здорово ушибся – даже спустя минуту тело хранило ощущение удара. Я продирался всё дальше и одновременно продолжал держать в руках железную трубу. Зачем я её тащу, с удивлением подумал я и разжал пальцы, но никакой трубы в них не оказалось, а я ведь чувствовал её тяжесть, прекрасно ощущал, какая она холодная и гладкая на ощупь…

Я был уже почти у края котлована и чётко различил впереди цепочку оставленных следов. Почему впереди? Как? Вытянул руку, чтобы схватиться за жердь спущенной мне лестницы, но зачерпнул только пустоту и с размаху упал в розовую смесь грязи и глины, в которой отпечатки подошв уже перестали быть отчётливыми и таяли на глазах. Я снова поднялся, на этот раз – гораздо легче. Снова потянулся к перекладине лестницы, но обнаружил, что нахожусь ещё так далеко от края, что не то что достать рукой – даже взглядом я различить эту лестницу не могу.

Я плохо понимал, что происходит. Люди, стоявшие по краям котлована, исчезли. Стихли крики, пропали вообще все звуки. Мне показалось, что весь мир застлала светло-алая тёплая пелена, как пенка на компоте. Розовая «жвачка» вырывалась из-под ног струйками пузырьков, взмывала вверх, а пузырьки лопались и окружали меня мерцающим бледным коконом; не только меня, но и весь котлован, весь мир вокруг… Я было словно внутри гигантского мыльного или жвачного пузыря. Когда я об этом подумал, мне стало так смешно, что я расхохотался. И это последнее, насчёт чего я точно могу сказать: это случилось в Полисе-1.