Текст книги "21.12"

10

Уличные торговцы, которым повезло получить место для своих лотков на приморской стороне променада, уже ушли, спрятав свои сувениры до утра в металлические ящики. Когда пробило полночь, полицейские по долгу службы принялись выгонять с пляжа загулявших отдыхающих и бездомных. Поэтому босые мужчины и женщины то и дело возникали из темноты, когда Стэнтон открыл входную дверь и увидел Чель на пороге.

Он указал ей на старые плетеные кресла в садике перед домом. Изгнанники с пляжа шествовали мимо, словно некий новый вид земноводных, насильно загнанных на сушу. Некоторые просительно смотрели на Стэнтона в надежде получить уголок, где можно было бы прикорнуть до пяти утра, когда пляж снова откроется.

Пока они с Чель усаживались, на променаде показалась фигура толстого азиата в длинном плаще и защитного цвета брюках, который нес плакат с надписью: «2012. Веселись как в последний раз!» Он прошлепал босыми пятками по доскам мимо них и исчез из виду.

Стэнтон покачал головой и повернулся к Чель, которая провожала чудака взглядом. Понять выражение ее лица в этот момент было невозможно.

– Так зачем я вам так срочно понадобился? – спросил Стэнтон.

И с огромным изумлением выслушал ее историю, которая началась с обнаружения нового кодекса, а закончилась истинными причинами, побудившими ее приехать в больницу. Когда Чель замолчала, Стэнтону стоило огромного труда не схватить эту маленькую женщину за плечи, чтобы вытряхнуть из нее душу.

– Какого же дьявола вы нам лгали?

– Потому что рукопись была добыта грабителем могил. Она вне закона, – объяснила Чель. – Но есть кое-что еще, о чем вам просто необходимо знать.

– А именно?

– Я думаю, что виновником автокатастрофы на 101-м шоссе стал тот самый человек, который передал мне манускрипт. Его звали Эктор Гутьеррес. Он был своего рода торговцем антиквариатом.

– Почему вы считаете, что это именно он?

– Потому что видела, как он отъезжал от нашей церкви на той самой машине.

– Боже милостивый! – воскликнул Стэнтон. – Гутьеррес уже был болен, когда вы с ним встречались?

– Мне он показался просто излишне нервным, но я не уверена.

Стэнтон задумался.

– Гутьеррес когда-нибудь посещал Гватемалу?

– Мне это неизвестно. Но вполне мог.

– Секундочку! Неужели вы солгали и о том, что Волси заболел до приезда сюда?

– Нет. Так сказал мне он сам. Я утаила от вас только то, что проблемы со сном у него начались рядом со святилищем, откуда он похитил книгу. Он явился туда вовсе не медитировать. Но он действительно не употреблял мяса целый год.

Теперь Стэнтон по-настоящему разозлился.

– Гватемальцам пришлось отправить бригады медиков, чтобы проверить все молочные фермы в Петене, потому что мы исходили из полученной от вас информации. Они и так уже обвиняют нас в том, что мы заставляем их понапрасну тратить деньги и усилия. А что теперь? Мне придется признаться им, что моя переводчица солгала и на самом деле им следует искать некие развалины в джунглях?

Мимо них по променаду промчался паренек на роликовой доске с криком:

– Ну и холод, братишка!

– Я во всем признаюсь иммиграционным властям, – прошептала Чель, когда юнец скрылся из виду.

– Вы думаете, мне есть дело до ваших проблем с властями? Речь идет об угрозе для здоровья людей. Если бы не ваша ложь, мы бы успели задать ему другие вопросы и уже инициировали поиск реального источника болезни в джунглях.

– Теперь я все понимаю, – горестно сказала Чель, поправляя волосы дрожащими пальцами.

– Что еще он успел вам сообщить?

– Он сказал, что храм, где он нашел рукопись, расположен в Петене. В трех днях пешего перехода от его деревни, – ответила она. – Это, вероятно, менее ста миль.

– Где находится его деревня?

Океанский ветер снова растрепал прическу Чель, сбросив прядь волос ей на лицо.

– Этого он говорить не хотел.

– Значит, где-то рядом с этими руинами должен находиться настоящий источник ФСБ, – констатировал Стэнтон. – Это может быть всего лишь одна больная корова, молоко которой отправляют бог знает куда. Вероятно, на экспорт тоже. А пролитое мимо ведер, как это бывало не раз, попадает в почвенные воды, заражая колодцы в округе. Он сказал еще хоть что-нибудь, что помогло бы поискам? Здесь любая мелочь важна.

Чель помотала головой.

– Сказал только, что его духовное животное – это ястреб. А еще у него в деревне остались жена и дочь.

– Что еще за духовное животное?

– Это представитель животного мира, с которым каждый из майя ассоциируется с самого рождения. Он назвался Чуйум-туль, это значит «ястреб».

Стэнтону сразу же вспомнился приемный покой, где на его глазах умер Гутьеррес.

– Он сказал, что его погубил «Человек-птица». Значит, считал, что заразился от Волси.

– Какие у него были на то основания?

– Возможно, Волси привез через границу какую-то пищу, не понимая, что из-за нее уже заболел сам.

– И что же это могла быть за пища?

– Об этом я должен спрашивать у вас, а не наоборот, – заметил Стэнтон. – Чем майя угостил бы человека, с которым у него деловая встреча? Что Гутьеррес мог съесть или выпить, причем продукт должен был содержать молоко?

– Сразу не скажешь. Здесь возможно много вариантов, – ответила Чель.

Внезапно Стэнтон вскочил на ноги и направился к двери своего дома.

– Встретимся у моей машины, – сказал он, в его голосе слышалась решимость. – Она на заднем дворе.

– Зачем?

– Затем, что, прежде чем вы сдадитесь полиции, нам многое необходимо выяснить.

11

«Интересно, как это характеризует меня?» – размышляла Чель. А именно – тот факт, что даже сейчас ее больше всего волновала новая рукопись и вероятность, что она никогда больше не увидит ее. Что ей не дадут возможности выяснить, кто был ее автором и почему он рисковал жизнью, выступив с протестом против Властителя. Что же она за человек, если даже в момент, когда Стэнтон вез ее к дому покойного Гутьерреса, сосредоточила все свое внимание не на том, о чем ей положено было бы думать? Она не сомневалась, что хозяин машины, молча сидевший за рулем, презирает ее за ложь. Он посвятил всю свою жизнь борьбе против возможной вспышки смертельной болезни, а ее собственное мелочное научное тщеславие подвергло риску огромный город.

Неожиданно для нее самой в памяти всплыли давние слова Патрика. Они поехали тогда в Шарлотсвилл в штате Виргиния на конференцию, посвященную созданию компьютерной базы данных по эпиграфии майя, планируя по ее окончании отправиться в поход по горным тропам Аппалачей. Но Чель согласилась возглавить какую-то очередную комиссию и сообщила, что на поход у нее не остается времени, после чего Патрик и выдал ей все, что думал: «Наступит день, и до тебя дойдет, что ты слишком многим жертвовала ради работы, но упущенного уже не вернешь».

В тот момент Чель решила, что он просто вспылил и скоро успокоится, как это случалось не раз прежде. Но всего месяц спустя они расстались.

Чель заерзала на своем сиденье и почувствовала, что каблук туфли в чем-то запутался. Собачий поводок. Судя по размеру ошейника, пес был крупный.

– Бросьте его назад, – сказал Стэнтон ледяным тоном. Это были его первые слова с тех пор, как они выехали в сторону южной части города. Чель искоса наблюдала, как он ведет машину, по-ученически положив обе руки на руль. Вероятно, этот человек был из тех, кто никогда не нарушает никаких правил. Стэнтон представлялся ей мужчиной суровым. Интересно, думала она, он действительно так одинок, как ей кажется? Впрочем, у него хотя бы есть собака. Сквозь лобовое стекло Чель от нечего делать вглядывалась в ярко подсвеченные рекламные щиты, установленные вдоль Тихоокеанского хайвея. Быть может, она тоже заведет себе домашнего питомца, когда ее уволят из музея и у нее появится много свободного времени.

– Отдайте его мне, – сказал Стэнтон.

– Что? – едва не вздрогнула Чель, а потом заметила, как все еще мнет в руках поводок. Нелепо.

Стэнтон протянул руку, забрал поводок, швырнул его на заднее сиденье и прибавил скорости.

Чель помнила, что Гутьеррес жил в Инглвуде поблизости от аэропорта. Когда они остановились перед типичным для Калифорнии двухэтажным домом, она понятия не имела, чего ожидать. Вполне вероятно, что семья Гутьерреса пока даже не знает о случившемся, ведь в больницу для формального опознания никто из близких до сих пор так и не явился.

– Пойдемте, – сказал Стэнтон, заглушив двигатель.

Он постучал во входную дверь, и минуту спустя в доме включили свет. Дверь открыла типичная латиноамериканка с волосами цвета воронова крыла, одетая в синий халат. Опухшие глаза не оставляли сомнений, что она только что плакала. Она все знает, сразу поняла Чель. И еще ей стало ясно, почему эта женщина не торопилась связаться с властями. Она не только потеряла мужа, но и рисковала лишиться вообще всего. ИТС и ФБР обычно требовали полной конфискации имущества семей дельцов «черного рынка».

– Миссис Гутьеррес?

– Да. Что вам угодно?

– Я – доктор Стэнтон из Центра по контролю заболеваемости. А это Чель Ману, у которой были дела с вашим мужем. Боюсь, что мы прибыли с очень плохими новостями. Вы знаете, что ваш супруг попал сегодня в автомобильную аварию?

Мария медленно кивнула.

– Позволите войти? – спросил Стэнтон.

– Давайте поговорим снаружи, – предложила хозяйка. – У меня сын как раз пытается заснуть.

– Примите глубокие соболезнования в связи с вашей утратой, миссис Гутьеррес, – продолжал Стэнтон. – Я понимаю, как тяжело сейчас вам и вашему сынишке, но мне необходимо получить ответы на ряд вопросов.

Он сделал паузу, дожидаясь ее реакции, и продолжил лишь после того, как Мария снова кивнула.

– Ваш муж был очень болен, не так ли?

– Да.

– А у вас самой не появились проблемы со сном? – спросил Стэнтон.

– Поймите, мой муж не мог заснуть четыре последних ночи подряд. А сейчас мне нужно как-то объяснить нашему ребенку, что папы больше нет. Так что неудивительно, что сплю я плохо, правда?

– Не появилась необычная потливость? – продолжал допытываться Стэнтон.

– Нет.

– Вы знаете, что происходит в Пресвитерианской больнице?

Мария плотнее запахнула на себе халат и ответила:

– Я знаю только то, о чем говорят по «ящику».

– Что ж, – сказал Стэнтон, – тогда должен сообщить вам, что еще один очень больной человек скончался там прошлым утром, а теперь мы выяснили, что он и ваш муж страдали одним и тем же заболеванием. Как мы полагаем, эта болезнь передалась через какую-то пищу, которую вашему мужу мог дать первый пациент, приехавший сюда из Гватемалы. Вам известно, когда и где ваш супруг мог встречаться с мужчиной по фамилии Волси?

Мария покачала головой:

– Я никогда не влезала в дела Эктора.

– Нам необходимо осмотреть ваш дом, миссис Гутьеррес, чтобы попытаться найти информацию. И взять образцы всех продуктов из вашего холодильника.

Мария закрыла лицо руками, а потом принялась тереть кончиками пальцев глаза, словно у нее больше не было сил смотреть на ночных визитеров.

– Ситуация чрезвычайная, – сказал Стэнтон. – Вы должны оказать нам содействие.

– Нет, – ответила Мария едва слышно. – Пожалуйста, оставьте меня в покое.

– Миссис Гутьеррес, – вмешалась вдруг Чель, – вчера утром ваш муж пришел ко мне с ворованной ценностью и попросил спрятать ее. И я пошла ему навстречу. Я выполнила его просьбу, а потом еще и солгала о том, что сделала. И как теперь выясняется, моя ложь может привести к распространению смертельной болезни. Я пока не знаю, как буду жить дальше с такой тяжестью на совести. Но вы не окажетесь на моем месте, если сейчас поможете нам. Пожалуйста, впустите нас в дом.

Стэнтон бросил на Чель удивленный взгляд – столько страсти она вложила в свой краткий монолог.

А Мария распахнула перед ними дверь.

Они последовали за ней вдоль узкого коридора, где стены были увешаны любительскими снимками со сценами игры в футбол или домашних праздников на заднем дворе. В кухне Стэнтон принялся доставать все из холодильника, а Чель попросил извлечь содержимое буфета и шкафчиков. Скоро они отобрали двадцать видов продуктов, большая часть которых содержала молоко в том или ином виде, но ни один из них не был привезен из Гватемалы и вообще импортирован из другой страны или хоть чем-то необычен. Стэнтон быстро перерыл мусор, но и там не нашел ничего подозрительного.

– Есть в доме место, где ваш муж работал? – спросил он у хозяйки.

Мария отвела их в кабинет, расположенный в тыльной части дома. Запятнанный диван, обтянутый белой кожей, металлический письменный стол, несколько книжных полок и фальшивый персидский ковер на полу. В комнате царил застоявшийся запах сигаретного дыма. Весь остальной дом полнился памятными семейными снимками и вещицами, но здесь не было ничего подобного. Ни единого фото. Чем бы Гутьеррес здесь ни занимался, он явно не хотел, чтобы его жена и сын были причастны к этому.

Стэнтон начал с ящиков стола. Выдвигая их по одному, он нашел набор канцелярских принадлежностей, беспорядочную кипу счетов и кучу других бумаг – запросов по ипотечным взносам, расписок, инструкций к электронным приборам.

Чель нацепила на нос очки и сосредоточилась на компьютере.

– В наши дни едва ли встретишь торговца антиквариатом, который не продавал бы вещи через Интернет, – пояснила она для Стэнтона.

Она ввела в поисковик адрес eBay.com. В строке пользователя уже значилось: ЭГДилер[19]19
  Сокращение от имени и фамилии владельца компьютера.


[Закрыть]. Но требовался пароль.

Попробуйте «Эрнесто», – подсказала стоявшая в дверях Мария.

Это сработало, и на дисплее появился список.

1. Подлинный кремень доколумбова периода $1472.00 Продано

2. Фрагмент саркофага майя $1200.00 На аукционе

3. Подлинный каменный сосуд майя $904.00 Продано

4. Ожерелье из оникса (майя) $1895.00 Продано

5. Старинный глиняный горшок из Гондураса $280.00 На аукционе

6. Классический сосуд майя в форме ягуара $1400.00 Продано

– Это отчет за шестьдесят дней, – сказала Чель. – Вещи, которые он сбыл или пытался сбыть с рук за последние два месяца.

– Но это список только продаж, верно? – заметил Стэнтон. – А книгу ведь он приобрел. Если я правильно понимаю, нам нужно найти упоминание о Волси.

Он сам принялся просматривать страницу за страницей на экране.

– Но неужели Волси знал о существовании подобного сайта? У него едва ли был доступ к компьютеру.

– В тех краях теперь почти каждый знает, что нужно делать, если ты нашел нечто ценное, – объяснила Чель. – Порой люди несколько дней идут пешком, чтобы добраться до ближайшего компьютера с подключением к Сети. Но лично я уверена, что Волси продал кодекс не через eBay. Это привлекло бы повышенное внимание и грозило неприятностями. Взгляните: самая дорогая из рекламируемых сейчас на сайте вещей стоит менее полутора тысяч долларов. Это и есть лимит, если хотите, психологический барьер для тех, кто готов платить через Интернет.

С этими словами она открыла электронную почту Гутьерреса, где значилось около тысячи входящих сообщений. Часть из них касалась продажи предметов, внесенных в уже просмотренный ими список. Но было полно и писем о месте и времени встречи с людьми, у которых Гутьеррес намеревался что-либо купить.

– Они все пользуются псевдонимами, – заметила Чель.

– Тогда как мы определим, где здесь переписка с Волси?

Стэнтон с надеждой посмотрел на Марию, но та лишь пожала плечами.

– Смотрите! – Чель переместила курсор на строку сообщения, присланного неделю назад от человека с «ником» Чуйум-туль.

Ястреб!

Отправитель: Чуйум-туль

Дата и время: 4 декабря 2012, 10.25 утра

«Я иметь что-то большой ценности. Интересно для вас.

Звонить по тел. + 55-5547707383».

– Сразу видно, что он воспользовался компьютерным переводчиком, – сказала Чель. – А само по себе построение фраз типично для современного языка майя.

– Код какой страны 55?

– Это код Мехико-Сити, – ответила Чель. – Там истинная Мекка для торговцев древностями, и для Волси наиболее вероятное место к югу от Гватемалы, где он мог бы получить за рукопись приличные деньги. А если не там, то и до Штатов уже рукой подать.

Сверху донесся плач ребенка, и Мария опрометью бросилась к лестнице. Стэнтон и Чель с сочувствием переглянулись.

Когда же Чель обнаружила письмо, адресованное Чуйум-тулю, цепочка событий обрела логику:

Отправитель: ЭГДилер

Дата и время: 5 декабря 2012, 14.47

«Четверг, 6 декабря, 2012

Рейс АГ 224

Время вылета из Мехико-Сити, Мексика (MEX), 06.05 утра

Время прибытия в Лос-Анджелес, Калифорния (LAX), 09.12 утра

Понедельник, 10 декабря 2012

Рейс АГ 126

Время вылета из Лос-Анджелеса, Калифорния (LAX), 07.20 утра

Время прибытия в Мехико-Сити, Мексика (MEX), 12.05 пополудни».

– Стало быть, Гутьеррес купил для Волси билеты на самолет, – подытожила Чель.

Стэнтон уже мысленно восстанавливал хронологическую последовательность. Волси прилетел самолетом из Мексики, продал Гутьерресу кодекс, а потом нашел себе пристанище в мотеле «Супер-8», дожидаясь обратного рейса. Но только в ту же ночь, когда он туда заселился, полицейские доставили его в больницу. На борт рейса АГ126 в Мехико-Сити он так и не попал.

– А что же сталось с деньгами, которые ему заплатил Гутьеррес? В номере мотеля «копы» не нашли ни цента.

– Даже такой наивный человек, как Волси, понимал, что нельзя везти через границу крупную сумму наличных, – сказала Чель. – Вероятно, деньги положили на счет, открытый в здешнем банке, у которого есть филиалы в Центральной Америке.

Но стоило Стэнтону вновь вернуться к переписке Гутьерреса и Волси, как его внимание привлекло нечто совершенно иное: рейс 126. Номер казался до странности знакомым. Он снова повернулся было к двери, ища объяснения у Марии, но хозяйка оставила их одних.

А потом его озарило:

– Его обратный рейс потерпел крушение вчера утром.

Чель вскинула голову:

– О чем это вы?

Стэнтон достал мобильный и показал ей подтверждение того, во что невозможно было поверить: рейс 126 компании «Аэро Глобале» совершал тот самый самолет, который рухнул в Тихий океан.

– Какое невероятное совпадение! – воскликнула Чель.

– Едва ли это совпадение. Здесь есть какая-то связь с Волси.

– Но ведь его даже не было на борту.

– Это верно, – кивнул Стэнтон. – Но что, если все же именно из-за него произошла катастрофа?

– Каким образом?

Мозг Стэнтона с невероятной скоростью приводил все к логичному выводу. Виной падения самолета стал человеческий фактор. Об этом не раз говорили в телевизионных новостях.

– Волси был на борту первого рейса, – сказал он. – А как всем известно, пилоты часто летают туда и обратно на одном и том же маршруте. Что, если летчик разбившегося лайнера пилотировал и тот рейс, на котором Волси прибыл в Штаты? Тогда вполне вероятно, что Волси мог вступить с ним в контакт.

– И вы предполагаете, что Волси дал пилоту какую-то отраву? – спросила Чель.

Нет. В это Стэнтон не верил. Но он уже рассматривал другой вариант – намного более страшный. По этой версии, ФСБ могла передаваться, как туберкулез или лихорадка Эбола. Если сразу двое людей, с которыми Волси вступал в кратковременный контакт в разных местах, заразились ФСБ, с точки зрения эпидемиологии все сразу становилось ясно.

Стэнтон заговорил, сам ощущая от своих слов легкое головокружение:

– Волси заражается в Гватемале, а потом летит сюда из Мехико, по пути контактируя с летчиком. Допустим, у пилота привычка пожимать руки своим пассажирам после приземления. Так прионы попадают в его организм. Волси встречается с Гутьерресом. Тут уже вероятность рукопожатия весьма велика. Они оформляют сделку и расстаются. На следующий день заболевает летчик. Чуть позже – Гутьеррес. Проходит несколько дней, и пилот теряет контроль над своим самолетом, а сутки спустя – Гутьеррес разбивается на машине.

– Но почему же они заболели? – все еще недоумевала Чель.

– Из-за Волси! – Стэнтон уже метнулся к выходу из кабинета. – Из-за личного контакта с этим человеком.

Маленький мальчик снова заплакал, и Стэнтон поспешил подняться по лестнице, криком предупреждая Марию ни к чему не прикасаться в собственном доме.

12.19.19.17.11—12 декабря 2012 года

12

Все, кто хотя бы раз приближался к жертвам, должны быть выявлены и помещены в карантин. ЦКЗ придется выступить с публичным заявлением, предупреждая население об опасности и рекомендуя всем в Лос-Анджелесе немедленно начать пользоваться защитными масками. Необходимо будет отменить все авиарейсы, все массовые мероприятия. Ни одна мера безопасности не покажется чрезмерной, если они смогут доказать, что эта жуткая болезнь со стопроцентным уровнем смертности стала инфекционной.

Потребовалось всего несколько минут, чтобы Федеральная авиационная служба подтвердила: пилот Джозеф Зарроу, ошибка которого привела к аварии рейса «Аэро Глобале», действительно за четыре дня до этого сидел за штурвалом самолета, прилетевшего из Мехико в Лос-Анджелес. Затертая формулировка «человеческий фактор» неожиданно приобрела новый смысл. Но доказательства все еще оставались косвенными, и прежде чем переходить к решительным действиям, которые непременно породят массовую панику, Стэнтон и его команда должны были получить неопровержимые научные данные о том, что ФСБ передается от человека к человеку даже при случайном контакте или прикосновении.

В начале шестого утра он, облаченный в перчатки, хирургический халат и маску, уже работал вместе с коллегами под прикрытием защитного навеса в своей лаборатории. Для этого ему пришлось поднять с постелей весь штат института и среди ночи вызвать на работу. Ко времени их приезда Стэнтон как раз закончил приготовление специального раствора, который, как он надеялся, поможет выявлять прионы, где бы они ни затаились.

Существовало несколько вариантов передачи инфекции при кратковременном контакте с больным. Основным был воздушно-капельный – через выделения из носа и рта. Ими-то Стэнтон и занялся в первую очередь. Нужно было не только проверить, переносилась ли зараза со слюной, носовой слизью или мокротой из легких, но и понять, каким путем ФСБ попадает из мозга человека в эти органы.

Заготовив достаточное количество тестового раствора, Стэнтон пипеткой накапал образцы выделений на предметные стекла, добавил реагент и взялся за исследования под микроскопом. Начал он с образцов слюны Волси и Гутьерреса, тщательно просматривая проверочный материал, вращая стекла и перемещая их то слева направо, то справа налево.

– Результат отрицательный, – наконец сообщил он Дэвису.

Они повторили тот же процесс с мокротой. Она выделяется при кашле из горла и легких, она давно стала известна как переносчица многочисленных инфекционных заболеваний, включая такие смертельно опасные, как туберкулез. Но как и в случае со слюной, тест не дал результатов.

– Неужели ФСБ разносится как обыкновенная простуда? – удивился Дэвис.

Образцы слизи из носа Стэнтон проверил трижды, и с каждой минутой его беспокойство и раздражение только нарастали. Покончив с последним стеклом, он закрыл глаза, ощущая полную растерянность. Носовые выделения тоже оказались чисты.

– Как же, черт возьми, она передается? – недоумевал Дэвис.

– Это какая-то бессмыслица! – горячилась Джиао Чен. – Наша теория переноса при личном контакте не может быть неверной.

– Но приходится верить и обследованным образцам, – с горечью заметил Стэнтон.

Если они не сумеют достоверно обосновать способ распространения прионов, ему не удастся убедить Атланту принять серьезные меры для противодействия расползанию инфекции. Неужели в логической цепочке, построенной на контактах между людьми, крылось ошибочное звено? Если прионы передавались именно таким путем, они неизбежно должны были попадать в выделения организма. Но первые лабораторные анализы дали ошеломляющие результаты: ни в одном из подвергнутых проверке образцов эти белки не содержались.

Зазвонил телефон.

– Это наверняка Каванаг, – сказал Дэвис. – Что мне ей сообщить?

В лаборатории повисла напряженная тишина, пока люди ждали заключения Стэнтона. На всех сотрудниках были маски, закрывавшие нижнюю часть лиц, но глаза… Они выражали обеспокоенность и бесконечную усталость. Люди практически не спали с того момента, когда Волси был поставлен диагноз.

Джиао Чен сняла очки и стала тереть глаза.

– Быть может, мы неверно приготовили образцы? – высказала предположение она.

Если не считать самого Стэнтона, Джиао спала меньше всех присутствующих в лаборатории. И когда она кончиками пальцев круговыми движениями массировала себе веки, Стэнтон вдруг ощутил смутное беспокойство, пытаясь разобраться, что же в этой картине его так смущает. Переутомление наложило отчетливый отпечаток на лицо его подчиненной, и Стэнтон пристально следил, как ее ладони скользнули затем вниз по щекам.

А потом он схватился за телефонную трубку:

– Эмили? Мы разобрались. Все дело в глазах!

Болезни, передававшиеся через глаза, были столь редкими, что в большинстве случаев даже хирурги не считали нужным надевать защитные очки, проводя операции. Но после того как Стэнтон и его помощники протестировали выделения слезных желез, тонким слоем покрывавшие глаза Волси и Гутьерреса, они обнаружили там концентрацию прионов, сравнимую только с их обычным количеством в головном мозгу.

Процесс передачи ФСБ начинался, таким образом, когда больной дотрагивался до глаз. Прионы попадали на его руки, а затем он ими прикасался к кому-нибудь или чему-нибудь вокруг себя. Людям вообще свойственна привычка дотрагиваться до лица намеренно или рефлекторно – подсчитано, что делают они это в среднем более ста раз за день. А бессонница, несомненно, лишь усугубляла ситуацию. Чем дольше не спал человек, тем чаще зевал и тер воспаленные глаза. А когда доходило до суток без сна, глаза больного уже практически совсем не закрывались, и у инфекции появлялись для распространения дополнительные восемь часов. Это напоминало заражение обычной простудой, когда насморк давал обильные выделения из носа, или малярией, при которой проблемой становилась, наоборот, сонливость и задремавшую жертву могли беспрепятственно кусать переносчики инфекции – москиты. ФСБ, таким образом, создала себе превосходный способ распространения.

Агенты ЦКЗ связались со всеми, кто мог контактировать с Волси, Гутьерресом или Зарроу, и картина стала вырисовываться крайне тревожная. Стюардесса, два вторых пилота, двое пассажиров, летавших рейсами «Аэро Глобале», а также владелец и трое постояльцев мотеля «Супер-8» первыми попали в следующую волну заболевания.

К середине дня этого слова уже никто не пытался избегать: эпидемия.

Самые скверные новости поступили из Пресвитерианской больницы, где шесть медсестер, два врача из приемного отделения и три санитара уже две ночи подряд страдали бессонницей. Тест на прионы в крови овец, разработанный институтом многие годы назад, оказался эффективным для выявления заражения людей ФСБ еще до появления полного набора симптомов. И с самого начала на них посыпались анализы с положительными результатами.

Стэнтон чувствовал себя виноватым – слишком много времени ушло на то, чтобы обнаружить инфекционную природу прионового заболевания; при этом он не мог избавиться от страха, что скоро сам окажется в списке зараженных. Стэнтон сдал анализы, до получения результатов ему разрешили продолжить работу при условии, что он будет постоянно носить костюм биологической защиты. Что касается сна, то за последнюю ночь у него снова не было возможности хотя бы попытаться прилечь.

Толпы отчаявшихся людей осаждали вход в приемный покой, когда Стэнтон вернулся в больницу, страдая от жары и дискомфорта в своем громоздком желтом герметичном «скафандре». Более чем у сотни человек к этому времени уже были выявлены первичные признаки заболевания, а после пресс-конференции, проведенной ЦКЗ, началась предсказанная Каванаг паника. Вообще говоря, по статистике, даже при самых обычных обстоятельствах, каждый третий взрослый американец по временам испытывал приступы бессонницы. Теперь же жители Лос-Анджелеса, уверенные, что больны, осаждали все медицинские учреждения города.

– Просим прощения, что заставляем ждать, – громко объявил сотрудник ЦКЗ для восьмидесяти человек, действительно контактировавших с заболевшими, которых собрали в одном из залов больницы. – Врачи стараются работать как можно более оперативно, и вы уже скоро получите результаты своих тестов. А пока, пожалуйста, не снимайте защитных козырьков для глаз и масок. Ни в коем случае не дотрагивайтесь до глаз, как и до лица вообще.

Проходя мимо рядов кресел, Стэнтон не мог избавиться от навязчивой мысли, что он сам, Тэйн и Чель Ману подверглись значительно большему риску заразиться, чем кто-либо из сидевших здесь.

– Я уже давно не могу заснуть! – выкрикнул с места пожилой мужчина. – Как они определят, заболел я или нет?

– Самое главное, сообщите медикам все о том, что с вами происходило прежде, – ответил сотрудник ЦКЗ. – Им необходима как можно более полная информация.

– Ну и гиблое же здесь место, скажу я вам, – жаловалась женщина-латиноамериканка с грудным ребенком на руках. – Если я не подцепила эту заразу прежде, то теперь-то уж точно ее подхвачу.

– Не снимайте козырька, – увещевал ее мужчина из ЦКЗ, – не трогайте глаз и лица. Тогда с вами все будет в порядке.

Специальные защитные козырьки-наглазники считались важнейшей частью программы по сдерживанию развития эпидемии. Кроме того, ЦКЗ рекомендовал на всякий случай пользоваться и обычными масками. Но Стэнтон считал, что все это только полумеры. Он уже разослал руководству ЦКЗ электронную почту с рекомендациями прежде всего ничего не скрывать от общественности, призвать каждого жителя города провести в добровольной домашней изоляции по меньшей мере сорок восемь часов, а ношение защитных козырьков сделать обязательным во всех школах до тех пор, пока не удастся остановить распространение эпидемии.

Постепенно ему удалось добраться до временного штаба, устроенного представителями ЦКЗ в задней части здания больницы. Плакаты с распоряжениями министерства здравоохранения здесь прикрепили на все стены прямо поверх облупившейся краски. В конференц-зал набились более тридцати офицеров службы сбора информации об эпидемиологической обстановке, администраторы, медики из ЦКЗ – и каждый не забыл нацепить маску и козырек. Но Стэнтон оказался единственным в костюме биозащиты, и на него сразу устремились взгляды всех присутствующих, которым было известно, что это означает.

Медицинское начальство уселось за стол, установленный в центре помещения. Совещание вела заместитель руководителя ЦКЗ Эмили Каванаг. Ее длинные седые волосы были собраны сзади в пучок, ярко-голубые глаза сияли даже сквозь защитный козырек. Хотя она проработала в ЦКЗ уже более тридцати лет, кожа на ее лбу оставалась по-девичьи гладкой. И Стэнтону иногда казалось, что она попросту издала распоряжение не допускать туда ни морщинки.