Текст книги "Самозащита гражданских прав"

Учитывая, что приведенные выше способы не противоречат существу залоговых правоотношений в РФ, логичным является высказывание С. В. Сарбаша о том, что «отечественное законодательство могло бы воспринять аналогичные правовые режимы»[813]813
  Сарбаш С. В. Обеспечительная купля-продажа в арбитражной практике // Вестник ВАС РФ. 1999. № 11. С. 101.


[Закрыть]. Этого, к сожалению, нельзя сказать о предложениях ряда авторов ввести другие способы удовлетворения требований залогодержателя (фидуция, обеспечительная купля-продажа). Такие способы могли быть положительно приняты законодателем и практикой при условии, что они обеспечивали бы надлежащий баланс интересов залогодателя и залогодержателя. Именно поэтому нецелесообразными можно назвать предложения использовать такие конструкции, как: 1) фидуция и 2) обеспечительная купля-продажа, предлагаемые А. Латынцевым, Л. Бирюковой[814]814
  Бирюкова Л. А. Фидуциарная собственность как способ обеспечения защиты кредитора // Актуальные проблемы гражданского права / Под ред. С. С. Алексеева. М: Статут, 2000. С. 193–206; Латынцев А. В. Указ. соч. С. 41–48.


[Закрыть] и некоторыми другими современными исследователями. Первая разновидность залогового правоотношения была известна еще римскому праву как fiducia cum creditore и состояла в том, что должник передавал в обеспечение долга вещь на праве собственности с оговоркой, что в случае удовлетворения по обязательству, обеспеченному залогом, заложенная вещь должна быть передана обратно в собственность должника (D. 18.3.1–5)[815]815
  Дигесты Юстиниана. Т. III. С. 611.


[Закрыть].

Основой для юридической конструкции условной продажи, представляющей дальнейшее развитие фидуции, служит совокупность двух договоров между кредитором и заемщиком: основного (например, займа, кредита) и «обеспечительного» договора купли-продажи с отменительным или отлагательным условием. Продажа закладываемой вещи с правом ее обратного выкупа путем уплаты долга существовала в европейском праве. Такова продажа с правом обратного выкупа (древнефранцузская venté á reméré[816]816
  В некоторых местностях Франции, по свидетельству историков, данный обычай был распространен, по крайней мере, до конца XVII в. (см.: Всемирная история: В 24 т. Т. 8. Минск, 2000. С. 342).


[Закрыть] и германский Каиf auf Wiederkauf), при которой заемщик передавал кредитору имущество, служившее обеспечением кредита, но сохранял за собой право его выкупа в установленный срок. Так, по польскому и литовскому законодательству залог недвижимого имущества, как и движимого, прекращался выкупом; при этом заложенное имущество переходило в собственность залогодержателя, если владелец не выкупал его по истечении установленного договором срока или не делал соответствующих охранительных отметок в суде или приходе (для недвижимого имущества)[817]817
  § 21 раздела VII Литовского статута 1588 г.


[Закрыть]. Например, Слуцкое монашеское братство в 1682 г. сроком на 3 года завладело княжеским имением Браславцы с условием, что владелец будет им управлять, предоставив ссуду 10 тысяч злотых под 8 % годовых. В случае невозврата займа братство могло без обращения в суд, в присутствии лишь судебного исполнителя и представителей шляхты, занять имение и владеть им до полного возвращения долга.

В современных правовых системах аналогом такой формы залога является институт обеспечительного присвоения (Sicherung-subereignung) в праве ФРГ, выработанный судебной практикой в обход закона, институт mortgage в англо-американском праве[818]818
  См., например, ст. 2920–2944.5 ГК Калифорнии.


[Закрыть], институт доверительного отчуждения имущества во Франции[819]819
  Ripert G., Roblot R. Traite de droit commercial. Paris, 1992. – Цит. по: Бирюкова Л. А. Указ. соч.


[Закрыть], а также сделки РЕПО в сфере обращения ценных бумаг[820]820
  Прообразом данных сделок является доверительное отчуждение ценных бумаг, распространенное во Франции XVII в. (см.: Латынцев А. В. Указ. соч. С. 70–73; Hepcecoв H. О. Указ. соч. С. 249).


[Закрыть]. Коренное отличие фидуции (и обеспечительной купли-продажи) от комиссории заключается в моменте перехода права собственности к залогодержателю. В случае с фидуцией кредитор изначально становится собственником имущества, а должник имеет ничем не обеспеченное право обратного выкупа, которое, однако, может быть легко нарушено кредитором путем отчуждения имущества, перешедшего к нему, в пользу третьего лица.

Несмотря на привлекательность обеспечительной купли-продажи и тому подобных сделок, направленных на передачу предмета, обеспечивающего обязательство, в собственность кредитора, применение таких конструкций в качестве способа самозащиты гражданских прав представляется более чем сомнительным. Во-первых, такая форма реального обеспечения, гарантируя в полной мере интересы кредитора, совершенно не гарантировала интересов должника; она отдавала последнего на полный произвол первого и потому могла быть терпимой до тех пор, пока реальный кредит был явлением редким[821]821
  Покровский И. А. Указ. соч. С. 213.


[Закрыть]. Не случайно «такая важная для предклассического [римского] права форма, как фидуция, в Дигестах Юстиниана совершенно игнорируется»[822]822
  Кофанов Л. Л. Введение к четвертому тому // Дигесты Юстиниана. Т. IV. С. 11.


[Закрыть], уступая место комиссории. Во-вторых, современное российское законодательство не предусматривает возможности применения фидуции или обеспечительной купли-продажи, а высшими судебными органами такие сделки обычно квалифицируются как притворные[823]823
  Постановление Президиума ВАС РФ № 6202/97 от 06.10.1998 г. // Вестник ВАС РФ. 1999. № 1. С. 59–60. – Вместе с тем встречаются и прямо противоположные выводы (см.: постановление ФАС ЗСО от 10.11.2003 г. по делу № Ф04/5756–657 / А81–2003 //Информационно-справочная система «КонсультантПлюс»).


[Закрыть], поскольку прикрывают залоговые правоотношения конструкцией, противоречащей существу залога. Российской правовой доктрине неизвестно понятие доверительной собственности, на котором могла бы базироваться подобная сделка[824]824
  См., например: Дозорцев В. А. Об «управлении имуществом» как новом правовом институте // Закон о доверительном управлении имуществом (проект). М., 1993. С. 4–6; Он же. Доверительное управление имуществом (гл. 53)//Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть вторая. Текст, комментарии, алфавитно-предметный указатель. М.: Международный центр финансово-экономического развития, 1996. С. 529–532; Хохлов С. А. Право собственности и другие вещные права//Гражданский кодекс России. Проблемы. Теория. Практика: Сборник памяти С. А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский. М.: Международный центр финансово-экономического развития, 1998. С. 388–390.


[Закрыть]. Поэтому многие цивилисты оценивают перспективу закрепления в российской правоприменительной практике обеспечительной купли-продажи как маловероятную[825]825
  Сарбаш С. В. Обеспечительная купля-продажа в арбитражной практике. С. 102; Гонгало Б. М. Общие положения об обеспечении обязательств и способах обеспечения обязательств. С. 95–100.


[Закрыть]. Автор присоединяется к мнению указанных ученых, поскольку считает неоправданным введение в гражданский оборот излишне сложных и противоречащих закону конструкций там, где можно обойтись совершенствованием уже существующих (в данном случае речь идет о залоге). С учетом того, что подробное рассмотрение таких сделок не является целью настоящей работы, представляется целесообразным ограничиться ссылкой на литературу по данному вопросу[826]826
  Основные работы по данной теме: Бирюкова Л. А. Указ. соч. С. 193–206; Латынцев А. В. Указ. соч. С. 41–48; Сарбаш С. В. Обеспечительная купля-продажа в арбитражной практике. С. 99–103.


[Закрыть].

Видное место среди компенсационных способов самозащиты гражданских прав занимает продажа удерживаемой вещи (ст. 360 ГК РФ) или ее присвоение ретентором. Первый из указанных способов основан на одной из новелл российского гражданского законодательства – праве ретентора самостоятельно продать удерживаемую вещь в случае неисполнения должником обязательства (ст. 360 ГК РФ). В гражданском законодательстве дореволюционной России право удержания носило дефензивный характер: согласно ст. 3384 Прибалтийского свода, кредитор не имел права «удовлетворять себя отчуждением вещи или другим в свою пользу удовлетворением»[827]827
  Свод местных узаконений губерний Прибалтийских (Остзейских). Законы гражданские. С. 640.


[Закрыть]. Поэтому в литературе право удержания именовалось также правом временного задержания вещи[828]828
  Сарбаш С. В. Право удержания как способ обеспечения исполнения обязательств. С. 31; Тютрюмов И. М. Указ. соч. С. 102.


[Закрыть]. Однако в торговом праве было предусмотрено право продажи (ст. 54²², 54²³ Устава Торгового), суть которого состояла в «самоличном удовлетворении претензий из удержанных вещей должника»[829]829
  Устав торговый с разъяснениями по решениям 4-го Судебного, Гражданского, Кассационного Департаментов и Общих собраний Правительствующего Сената / Составил присяжный поверенный Я. М. Гессен. СПб., 1914. С. 51 исл.


[Закрыть]. А. Ф. Федоров выделял право возмещения, связанное с удержанием удерживаемого товара, рассматривая его как отдельное субъективное право[830]830
  Федоров А. Ф. Торговое право. Одесса, 1911. С. 603.


[Закрыть] В настоящее время право продажи удерживаемой вещи считается элементом юридической конструкции удержания, включающей в себя два правомочия: право удерживать вещь и право реализовать ее на торгах[831]831
  Сарбаш С. В. Право удержания как способ обеспечения исполнения обязательств. С. 162–170.


[Закрыть].

С подобной квалификацией трудно согласиться. Право удержания вещи и право ее продажи на торгах имеют различную цель (побуждение должника к надлежащему исполнению и самостоятельное удовлетворение требований кредитора), осуществляются различными способами (удержание есть бездействие, в то время как продажа на торгах – система действий) и влекут различные последствия. Так что с формальной точки зрения перед нами два совершенно самостоятельных способа самозащиты гражданских прав. Однако нельзя не видеть взаимосвязи указанных способов: без применения удержания невозможно осуществить продажу вещи. Таким образом, удержание является предпосылкой продажи, что обусловливает и последовательность их осуществления.

Тем не менее взаимообусловленность сама по себе не должна рассматриваться как препятствие на пути признания удержания и продажи удержанной вещи самостоятельными способами самозащиты гражданских прав. Например, конструкция залогового правоотношения также состоит из нескольких самостоятельных элементов. Право залога возникает в силу договора между залогодателем и залогодержателем или на основании закона (п. 3 ст. 334 ГК РФ), продажа предмета залога осуществляется на публичных торгах при наличии судебного решения или соглашения залогодателя с залогодержателем. В этом смысле право продажи заклада также обусловлено наличием договора заклада, а продажа иных разновидностей предмета залога – еще и судебным актом. Однако данные предпосылки представляют собой различные юридические факты и поэтому не теряют своего значения оттого, что являются элементами залогового правоотношения. Иными словами, обращение в суд с иском об обращении взыскания на предмет залога по-прежнему должно рассматриваться как способ защиты прав кредитора (залогодержателя). Следовательно, самостоятельная продажа заклада является способом самозащиты, входящим в сложную конструкцию залога. Равным образом должны рассматриваться как способы самозащиты удержание (обеспечительный способ) и продажа удерживаемой вещи (компенсационный способ). Таким образом, институт удержания включает в себя два взаимосвязанных способа самозащиты, последовательно урегулированные в ст. 359 и 360 ГК РФ.

Практикующими юристами высказывалось мнение, что правом присвоения имущества обладает и ретентор. Например, если хранение оставленного арендатором товара обременительно для кредитора, то он может воспользоваться правом обращения этого имущества как брошенного собственником в свою собственность (п. 1 ст. 226 ГК РФ), а затем поступать с ним по своему усмотрению. При этом на вещи, имеющие незначительную стоимость, право собственности у фактического владельца может возникнуть путем совершения им действий, свидетельствующих об обращении этого имущества в свою собственность, в то время как более дорогие вещи поступят в собственность арендодателя при условии, что по его заявлению они будут признаны судом бесхозяйными. С учетом замечаний, высказанных в отношении присвоения заклада, а также субсидиарного применения к удержанию правил о залоге, такой способ имеет право на существование и может быть принят на вооружение юридической практикой.

Заключение

Проведенное исследование позволило сформулировать ряд теоретических положений о самозащите гражданских прав и предложений по совершенствованию ее правового регулирования.

1. Гражданско-правовое понятие «самозащита» в настоящее время объединяет так называемые «фактические» действия в состояниях необходимой обороны, крайней необходимости и «юридические» действия, связанные с применением мер оперативного воздействия. Разделение неюрисдикционных средств защиты на фактические и юридические действия в советский период было обусловлено особенностью правового регулирования защиты гражданских прав в действовавшем законодательстве. Оно утратило свое значение с признанием права на самозащиту Конституцией РФ и введением в гражданское законодательство специальной нормы о самозащите (ст. 14 ГК РФ).

2. Под самозащитой гражданских прав предлагается понимать правомерное деяние, направленное на защиту субъективного гражданского права от наличного нарушения либо его реальной угрозы. Это деяние осуществляется путем самостоятельных односторонних действий или бездействия (например, приостановление встречного исполнения) обладателя права, а также самостоятельных односторонних действий третьего лица по защите жизни и имущества заинтересованного лица в состояниях необходимой обороны или крайней необходимости, совершаемых без поручения и согласия последнего. В определенных случаях самозащита может осуществляться путем коллективных действий.

3. Предлагаемое определение отличается от других формулировок, сложившихся в современной цивилистике, более широкой трактовкой объекта, субъекта и содержания самозащиты гражданских прав, что позволяет выделить всю совокупность способов самостоятельной защиты и восстановления субъективных гражданских прав в особую, неюрисдикционную форму защиты.

4. Выделение самозащиты в особую форму защиты права является оправданным и необходимым постольку, поскольку право на самозащиту не является разновидностью властного полномочия (юрисдикции). К юрисдикционным формам защиты права следует отнести государственную, третейскую и общественную формы, взяв за основу публичный статус субъекта, осуществляющего защиту права. В свою очередь государственная форма защиты подразделяется нами на судебную, арбитражную и административную; третейская – на коммерческий арбитраж, третейский суд ad hoc и посредничество в урегулировании спора; общественная – на осуществляемую профсоюзами, органами защиты прав потребителей, политическими и религиозными организациями. Принимая во внимание существование в современном гражданском праве общего, специального и исключительного порядка защиты гражданских прав, следует признать, что самозащита гражданских прав осуществляется в общем либо исключительном порядке. В целях приведения гражданского законодательства в соответствие с концептуальными положениями института самозащиты гражданских прав представляется целесообразным исключить самозащиту из числа способов защиты гражданских прав, перечисленных в ст. 12 ГК РФ.

5. Неюрисдикционная защита гражданских прав обладает собственным механизмом реализации, отличающимся по своей структуре от механизма правового регулирования. В целом последний представляет собой систему правовых средств, в то время как механизм защиты прав существует в двух измерениях: материальном (совокупность средств) и процессуальном (действия по применению средств). Действия по выбору и применению средств самозащиты именуются способами самозащиты. Правовые средства как субстанциональные явления отличаются от явлений правовой деятельности, в том числе актов реализации юридических норм, к которым относятся способы защиты прав. Таким образом, механизм самозащиты помимо статического элемента (средств самозащиты) включает также динамический элемент – способы самозащиты.

6. Юридическим основанием для совершения действий по самозащите является субъективное право на самозащиту. Это право имеет охранительный характер, поскольку возникает в результате объективно противоправного деяния или события, влекущего нарушение права или создающего реальную угрозу такого нарушения, и заключается в возможности совершения односторонних действий, направленных на защиту другого (охраняемого) права. Право на самозащиту и корреспондирующая ему обязанность нарушителя претерпеть неблагоприятные последствия вместе составляют содержание гражданского охранительного правоотношения.

7. Ретроспективный анализ норм о самозащите показывает, что прообразом самозащиты гражданских прав в догосударственную эпоху являлись самооборона и самоуправство. По мере становления государственной власти самоуправство было дифференцировано законодателем на наказуемое и разрешенное (самопомощь). С позиции современного учения о самозащите гражданских прав самопомощь есть самостоятельное восстановление нарушенного права, выражающееся в уничтожении чужого имущества, задержании обязанного лица либо захвате его вещей. Такие действия допускаются законом постольку, поскольку без них осуществление требования может оказаться невозможным или существенно затрудненным, а возможность своевременно прибегнуть к содействию органов власти отсутствует либо органы власти не реагируют на обращение заинтересованного лица. Самозащита является родовым понятием, объединяющим самооборону, самопомощь (во внедоговорных отношениях) и меры оперативного воздействия (в договорных отношениях). Самооборона направлена на отражение нарушения, а самопомощь – на восстановление нарушенного права.

8. Определение самозащиты как правомерного акта реализации охранительного права и обоснование правомерного бездействия в качестве способа самозащиты в совокупности позволяют поднять вопрос об уточнении и дополнении содержащейся в законе (ст. 8 ГК РФ) и наиболее часто встречающейся в литературе классификации юридических фактов на действия и события, действия – на правомерные и неправомерные, а правомерные действия – на юридические акты и поступки. Правомерность указанного вопроса подтверждается исследованиями отечественных и зарубежных цивилистов, в результате которых были выявлены новые виды юридических фактов, не укладывающиеся в рамки их традиционной классификации.

9. Проведенное разграничение самозащиты с самостоятельной охраной прав позволяет сделать вывод о том, что многие меры охраны собственности (установка замков, ограждений и т. д.), вопреки распространенному в цивилистической литературе мнению (В. П. Грибанов), не являются способами самозащиты. Самостоятельная охрана прав выражается в действиях титульного владельца или обладателя исключительного права (например, коммерчески значимой информации) по ограничению доступа к объекту права. Эти действия направлены на предотвращение вероятного нарушения этого права любым третьим лицом или природным явлением. Охрана абсолютных прав, в отличие от самозащиты, осуществляется в рамках регулятивного правоотношения и реализует правомочие субъекта на собственные действия в составе охраняемого вещного или производного от него права (собственность, аренда, залог), а также исключительного права.

10. Способы самозащиты по функциональному основанию можно разделить на четыре группы: пресекательные, восстановительные, обеспечительные и компенсационные. Системообразующим критерием для такой классификации является динамика развития правонарушения, поочередно вызывающая к жизни основные функции самозащиты. Пресекательная функция осуществляется путем воздействия на личность или имущество нарушителя с целью побудить его к надлежащему поведению, и в частности к прекращению нарушения права; восстановительная – выражается в действиях по самостоятельному восстановлению нарушенного права; компенсационная – направлена на получение денежного эквивалента утраченного права, а обеспечительная функция заключается в задержании нарушителя или его имущества в качестве гарантии прекращения нарушения права или получения денежной компенсации за утраченное право.

11. С учетом возможности конструирования принципиально новых способов самозащиты пределы ее осуществления постоянно корректируются, поскольку совокупность способов осуществления субъективного права образует одновременно и пределы права, т. е. пределы свободы конкретного лица в обществе[832]832
  Дмитрик Н. А. Осуществление субъективных гражданских прав с использованием сети Интернет. М., 2006. С. 66.


[Закрыть].

12. Выводы о системе способов самозащиты позволяют внести корректировку в терминологический аппарат гражданского права. В частности, становится очевидным, что термин «меры оперативного воздействия» не охватывает всей совокупности обозначаемых им отношений, в связи с чем его применение является некорректным. Более удачным, на наш взгляд, является термин «оперативные способы самозащиты», поскольку он отражает назначение данных средств и позволяет решить вопрос об их юридической природе. Такие способы самозащиты представляют собой правовые средства реализации пресекательных, обеспечительных и компенсационных способов самозащиты гражданских прав.

13. Одним из оперативных способов самозащиты является изъятие вещи из чужого владения. Правом изъять вещь у владельца, в том числе и титульного, обладает собственник, уступивший владение по договору, если владелец нарушает условия договора (например, собственник морского судна в случае просрочки в уплате арендных платежей со стороны арендатора, фрахтователя). Представляется возможным утверждать, что изъятие вещи у должника, нарушившего обязательство, является юридическим составом, включающим юридические (отказ от договора) и фактические средства самозащиты.

14. Полагаем, что некоторые теоретические положения об институте удержания, сформулированные современной цивилистикой, также заслуживают критической оценки. Исследование удержания в качестве способа самозащиты гражданских прав, с одной стороны, и анализ судебной практики применения удержания, с другой стороны, показывают, что необходим иной, более гибкий подход к объекту удержания, основанный не на формальных признаках, а на существе отношений, возникающих в связи с невыдачей определенной вещи. Например, в отношении таких недвижимых вещей, как воздушные и морские суда, суда внутреннего водного транспорта, удержание, в принципе, осуществимо, но ввиду особенностей их оборота у ретентора отсутствует право продажи. Вместе с тем удержание других объектов недвижимости (здания, сооружения, жилые и нежилые помещения, земельные участки, леса, водоемы и др.) возможно только после соответствующего изменения законодательства, причем целесообразность такого изменения является предметом дискуссии.

Полученные в результате настоящего исследования выводы позволяют поднять вопрос о корректировке действующего законодательства. В частности, представляется целесообразным исключение самозащиты из числа способов защиты гражданских прав, перечисленных в ст. 12 ГК РФ. Главу 2 ГК РФ разумно дополнить двумя новыми статьями, посвященными формам защиты гражданских прав и способам самозащиты гражданских прав, расположив их после новой редакции ст. 14 ГК РФ. Кроме того, автор предлагает дополнить п. 1 ст. 350 ГК РФ перечнем способов самостоятельного распоряжения предметом залога. Подобное юридико-техническое решение представляется взвешенным и не нарушающим структуру и концепцию действующего гражданского законодательства России.

Необходимо отметить, что выбранный ракурс исследования позволил подробно рассмотреть проблемы юридического состава самозащиты, механизма ее осуществления, опустив вопросы о необходимой обороне и о принципах самозащиты, освещенные в других работах. Вместе с тем за рамками настоящего исследования остался ряд дискуссионных вопросов.

Важным следствием концепции самозащиты гражданских прав, изложенной в настоящей работе, являются выводы о допустимости самозащиты в случае отказа в судебной защите по мотиву злоупотребления правом (ст. 10 ГК РФ), а также о возможности злоупотребления правом на самозащиту. В частности, автор считает спорным мнение Е. А. Одегнал о том, что «статья 14 Гражданского кодекса допускает самозащиту гражданских прав, обращение к которой очевидно исключает злоупотребление правом». Судебная практика к настоящему моменту дала немало примеров, когда именно злоупотребление правом на самозащиту (установка ограждения, препятствующая организации водостока на соседнем участке, применение самозащиты в целях вытеснения конкурента с рынка[833]833
  Постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 30.11.2010 г. по делу № А32–12471/2010.


[Закрыть]).

Не лишенным теоретического и практического значения является также вопрос о применении таких способов самозащиты, как помещение неисправного должника в «черный список» или распространение соответствующих действительности сведений о неисполнении должником обязательств в целях формирования его негативной деловой репутации. Представляется, что изучение данных вопросов может составить предмет самостоятельных исследований в области самозащиты гражданских прав. Формирующаяся судебная практика относительно первого из указанных способов самозащиты дает, скорее, отрицательный ответ на данный вопрос[834]834
  См.: определение Красноярского краевого суда от 04.09.2006 г. № 33–4660Б-18 «О признании недействующим пункта 2.3 Положения об организации и порядке проведения торгов на право аренды объектов муниципального нежилого фонда в городе Красноярске, утвержденного решением Красноярского городского Совета от 06.06.2000 г. № 24–272». – Суд признал неправомерным условие, согласно которому к участию в торгах не допускаются лица, имеющие задолженность по арендной плате за объекты муниципального нежилого фонда города Красноярска или иным образом нарушившие условия ранее заключенных договоров аренды. При этом было указано на невозможнрость квалифицировать такие ограничения в качестве самозащиты.


[Закрыть].

Завершая данное исследование, автор хотел бы обратить внимание читателя на то, что использование самозащиты, как и любого инструмента восстановления нарушенных прав, предполагает ее восприятие не в качестве «вещи в себе», а в контексте основных начал и принципов гражданского права. Пределы самозащиты обозначены не только нормой ст. 14 ГК РФ или требованием разумности действий и добросовестности участников гражданских правоотношений (ст. 10 ГК РФ), но и системой принципов осуществления гражданских прав в целом. В частности, при выборе того или иного способа самозащиты должен учитываться основополагающий принцип уважения чужих прав и законных интересов, что ставит вопрос о критерии соразмерности в условиях, когда можно использовать несколько различных способов, не нарушающих общих пределов самозащиты. В качестве отправной точки для дискуссии автор предлагает использовать признак разумности и достаточности выбранного способа самозащиты.

И последнее. Размышляя о естественных правах человека, Дж. Локк в «Законе природы» говорит не просто о воле к праву, а о сознательной воле к праву. Человек только тогда может защищать свои права, когда он осознает, что это его долг, т. е. естественное право – это не только право человека, но и его долг. При этом речь идет не просто о долге защищать всеми доступными средствами свою жизнь, а о долге защищать свое «полное право» – не только жизнь, но и право на собственность и иные гражданские права. Разделяя данное воззрение на природу самозащиты, можно сделать вывод, прямо противоположный широко декларируемому в литературе постулату о неизбежном снижении роли самозащиты в обществе с развитой судебной системой и кодифицированным законодательством. На самом деле мерилом распространенности самозащиты может служить только реальная потребность в ней. Иными словами, распространение самозащиты обратно пропорционально эффективности судебной системы и стабильности правовых связей в конкретном обществе, а вовсе не такие формальные признаки, как совершенство законодательства и наличие судебной системы как таковой.

Именно поэтому следует с осторожностью воспринимать ссылки на гражданский оборот Германии или Франции, которыми противники широкого применения самозащиты обосновывают взгляд на нее как на «атавизм». Используя в качестве примера общество с развитым и стабильным правопорядком, такие ученые без каких-либо оснований выносят «за скобки» сложившуюся культуру правоприменения и социальный консенсус, которые являются результатом долгой эволюции права и общества (XVIII–XX вв.). В России столь же прочный фундамент для доверия государственному правосудию отсутствует, а рост гражданской активности (в том числе и в вопросе осознания и защиты собственных прав) пока опережает рост самосознания. Поэтому при формировании практики самозащиты ее пределы будут устанавливаться опытным путем, и при этом неизбежны эксцессы.

С учетом вышеизложенного выстраивание новой модели гражданского общества на ближайшие десятилетия потребует осознанного и взвешенного применения средств самозащиты, с тем чтобы исключить «отсутствие единого правового пространства и самосуд». Все это позволяет сформулировать единую общую задачу для будущих теоретических исследований и действий правоприменителя – формирование культуры самозащиты. Без этой составляющей правосознания осуществление права, закрепленного ст. 14 ГК РФ, несмотря на любые тонкости законодательных формулировок, способно привести к произволу и торжеству «кулачного права».