Текст книги "Красное Зеркало. Конец легенды"

Я решил отвлечься.

По стенам иногда попадались полки с колбами, ретортами и пробирками. На одной из подобных полок красовалась модель испанского галеона с красными крестами на парусах, припорошенного пылью, словно грязным снегом, а рядом стояла трехлитровая банка с этикеткой «Варенье апельсиновое. Артикул № 439». Банка была пуста.

Иногда половицы поскрипывали, и я на несколько секунд замирал, прислушиваясь к малейшему шороху. Но жирные карлики на ходулях больше не появлялись. Даже стрекотания крыс не было слышно, хотя неровные дыры в плинтусах говорили об их присутствии.

Неожиданно из темноты выступила фигура в черном балахоне с капюшоном, болтающимся перед лицом.

Я вздрогнул и остановился, нацелив револьвер в область головы. Именно голову и запрокинула эта фигура. Капюшон сполз и обнажил мертвенно-бледное лицо красивой девушки с широкими скулами.

Меня словно передернуло током: это была покойная Лайла Блери, с тем самым безобразным почерневшим кровоподтеком на правом глазу. Именно так, как я увидел ее в последний раз на горе Холхочох, там, на стоянке с трупами…

– Гвангван-кэгимнида[48]48
  Я – турист (кор.).


[Закрыть]… – проговорила медленно Лайла, едва шевеля серыми губами.

Я отпрянул назад и задел какую-то металлическую стойку. Она громыхнула приглушенно по пыльным доскам.

– Кибуни наппымнида. Як чусэйо, – вновь произнесла она, слегка подергивая локтем левой руки, – …иро-борессымнида[49]49
  Я неважно себя чувствую. Принесите какое-нибудь лекарство… Я потеряла… (кор.)


[Закрыть]…

Я непроизвольно навел на нее пистолет и нажал курок. Раздался выстрел, вспышка пламени и легкий дымок. Тихонько упала на доски горячая гильза.

– Камса-хамнида[50]50
  Спасибо… (кор.)


[Закрыть]… – прошептала фигура в черном балахоне и глухо осела на пол.

Руки мои трясло, пока я аккуратно обходил бесформенное тело на полу.

– А я верила тебе, Дэн, – раздался в моем мозгу голос Ирины. – А ты… Ты такой же… Ты и они… Тебе нужно было вытянуть из меня всю эту историю… Ты… Ты врал мне…

Я вновь замер в темном пустом коридоре, и сердце колотилось в моей груди, а на глаза опять навернулись слезы.

– А я верила тебе, Дэн, – вновь раздался голос Ирины, уже где-то под потолком, отражаясь от пыльных стен.

Так… возьми себя в руки, Странный! Давай! Хватит…

– А я верила тебе…

– А я верила…

Я крепко зажал уши ладонями и, тяжело дыша, прислонился к стене коридора.

Отдышавшись, опять двинулся по коридору, ощущая внутри себя выжженную, покрытую пеплом равнину и завывание ветра. Неужели я стал бесчувственным, как ржавое ведерко?

Да… Похоже, что стал…

И тут… я внезапно почувствовал, что доски под моими ногами с гнилым тихим треском проваливаются… И я падаю вниз… Я лечу… Лечу…

Я очнулся в темной комнате, лежа на куче смятых картонных коробок, набитых упаковочной бумагой.

Комната была бетонной. Пахло сыростью, а на стене напротив висел тусклый круглый пыльный плафон, свет которого только подчеркивал мрак помещения.

Где-то гудел трансформатор. Напротив меня были две стальные двери, а между ними висел огнетушитель.

На одной из дверей прямо на металле были выбиты объемные буквы «Выход А», а на другой – «Выход Б». На каждой из дверей торчали клешни поворотных запорных ручек. А между дверьми на бетоне стены был продавлен неглубокими желобками аккуратный ровный крест.

Я пошарил по коробкам и в одной из них отыскал свой револьвер. Сунув его в кобуру, я поднялся, чувствуя боль в спине, и подошел к дверям. Подергал ручку «А» и ручку «Б», но двери не открылись, только лязгнул гулко металл. Никаких замочных скважин, кодовых кнопок или сканеров я не увидел. Но должны же эти двери как-то открываться? Не может же это быть простой декорацией?

Конечно, в этом месте, где я сейчас нахожусь, все может оказаться не таким, как видится, но эти двери были явно функциональными. Значит, оставались ручки-замки.

Ручки поддавались нажатию, раздавался тихий лязг в запорном механизме, а потом какой-то щелчок. Знакомый немного с охранными системами и замками, я сделал вывод, что щелчок имеет некое возвратное действие после нажатия ручки.

Я вспомнил, что когда-то, будучи подростком, еще на Земле, мы, чтобы проникнуть в подъезд, защищенный кодовым замком, частенько изучали стену рядом с дверью. Иногда можно было обнаружить едва заметный, слабо процарапанный такими же детьми код для входа в подъезд.

Я начал внимательно изучать тускло освещенную стену, но как ни бился – никаких мало-мальски вразумительных подсказок не нашел. Я стал обшаривать саму комнату, забитую коробками с упаковочной бумагой, – это был глухой бетонный мешок, без единого намека на другой выход. Высоко под потолком зияла дыра, из которой я выпал, но добраться до нее тоже не было никакой возможности – коробки явно не подходили для того, чтобы подняться на высоту метров шести-семи. А потом, даже если бы я и добрался до дыры – где гарантия, что я смог бы подняться по ней вверх?

Меня охватил приступ клаустрофобии – безумно захотелось вырваться наружу из этого давящего места.

Я постарался взять себя в руки и успокоиться. Но меня все раздражало – во-первых, свет. Он был тусклым. Я почему-то подумал, что если снять плафон, то лампа будет светить ярче, и, возможно, я увижу на стене что-то, что дало бы мне хоть какую-то подсказку.

Я подошел к плафону, вынул нож и начал раскручивать крепежные болты.

Наконец я снял его. В комнате стало светлее, но не намного.

И тут возле самой лампы, чуть ниже патрона, я увидил на стене нацарапанные цифры: «6.9»! Точно такие же, как в квартире покойного Лидумса! Это высота, на которой нас с Джей сбросил дирижабль. Это высота горы Холхочох!

Я бросил плафон на коробки и начал лихорадочно дергать ручки дверей: сперва шесть раз «А», затем девять раз «Б». Ничего не произошло – после каждого лязга раздавался щелчок возврата. Я попробовал сделать то же самое, только в обратном порядке, начиная с «Б», – ноль эффекта.

Я задумался, тяжело дыша. На лбу выступил пот. 6 и 9… Может, что-то кроется в этих цифрах? Что? Шесть умножить на девять – пятьдесят четыре. Запомним на всякий случай. Пять плюс четыре – это девять. Что ж, неплохо, хотя непонятно, что именно. Шесть плюс девять – пятнадцать. Один плюс пять – это шесть. Любопытно… После сложения и умножения приходишь к тем же числам. Так… пока на ум ничего не приходит… Может, это число было скрыто под плафоном чисто случайно? Нет… не бывает тут ничего случайного… Знать бы количество комбинаций, на которые стоит разложить эти числа… если их вообще нужно раскладывать… А если нужно, то как именно? Из девяти вычесть шесть – три. Три – базовая основа обоих чисел: в шестерке два раза, а в девятке три. Трижды два – шесть, три в квадрате – девять. Попробуем деление: девять разделить на шесть – одна целая пять десятых. В сумме опять шестерка. Шесть разделить на девять – ноль целых шесть десятых и шесть в периоде… или же в дробях – три вторых или две третьих… ну никуда не деться. Да… опять повторяющиеся величины… Два, три, шесть и девять. Четыре повторяющихся числа.

Я попробовал этот вариант: «А» – 2, «Б» – 3, «А» – 6, «Б» – 9.

Ничего не произошло.

Попробовал в порядке убывания – мимо. Потом попытался то же самое, но начиная с «Б», – тот же результат.

Пробовал просто двойку и тройку… Стоит ли говорить…

Ручки уже стали скользкими – мои руки потели от волнения и усердия.

Все, кажется, я попал сюда насовсем – наверняка этот путь пытались проделать более умные и смекалистые ребята, даже костей от них не осталось… Отчаяние охватывало меня.

Я пытался утешить себя тем, что решение головоломки должно быть элементарным, раз так мало подсказок. Двери, скорее всего, как-то взаимосвязаны замками – возможно, у них общий замок, который открывается при правильной комбинации нажатий рукояток – на эту мысль наталкивал возвратный щелчок, который доносился из одного и того же места, даже если дергаешь разные ручки. Сталкивался я с чем-то подобным, только уже не помню, где и когда.

Я еще раз обшарил всю комнату – и опять не нашел никаких дополнительных намеков на решение задачи. Ну что ж…

Я опустился на корточки над освещенным участком пола и, нашарив маленький кусочек бетона, начал чертить на полу схему:

Конечно деление этого ряда на «А» и «Б» являлось условным и могло зеркально меняться, если я, конечно, хоть что-то понял. Сперва просто 6 и 9. Затем 3 и 6, как дающие девятку в сумме. 3 и – 3, результат вычитания, который по модулю одинаков. 2 и 3, 3 и 2 – соотношение в дробях. 0 и 6 – частное 6 и 9. 1 и 5 – это и сумма и результат деления 9 на 6, а 5 и 4 – произведение.

Еще меня немного смущал нарисованный между дверьми крест, но он пока никак не вписывался в мои идеи.

Тяжело вздохнув, я распрямился во весь рост, глядя поочередно на ненавистные двери, и, стиснув зубы, начал пробовать все варианты, один за одним, в разном порядке.

У меня ничего не выходило, хоть тресни! Во мне вновь стали брать верх злость и отчаяние, и хоть я и знал, что это плохие советчики, поделать с собою ничего не мог. Я чертовски нуждался в озарении, и, наверное, именно поэтому оно обходило меня стороной.

Я попытался расслабиться и отвлечься. Я навис над своей собственной схемой со столбиком чисел и, тупо уставясь на нее, просто стоял, ни о чем не думая… Вернее, думая где-то на заднем плане. Думая, что взялся я за дело, которое изначально мне не по зубам, вспоминая уроки математики и алгебры в своей школе со стервозной математичкой, на которых я совсем не блистал, а напротив, впадал в такой же ступор, как сейчас, отказываясь принимать абстрактную логику чисел. Мне проще было решать прикладные задачи с понятными величинами… Да уж…

Я почувствовал себя таким жалким и глупым, таким безответственным, что даже фоновые мысли утихли, и я впал в некую полную прострацию… А если честно – то просто тупил… Вообще, кажется, это называют медитацией…

Не знаю, сколько я так простоял. По всей вероятности, достаточно долго – в животе стало урчать, и я почувствовал холодок голода.

Я бесцельно шарил по карманам в поисках концентратов или хоть чего-нибудь съестного. Наконец руки сами отцепили флягу с водой – это было единственное, что я вытащил из машины.

Делая глубокий глоток, я чувствовал, что меня смущает какая-то мелочь – что-то мне казалось здесь лишним, а может, просто в глаз попала соринка.

Я постоял еще какое-то время, расслабившись до того, что открыл рот, с которого стала капать слюна, которая от голода выделялась весьма обильно.

Я попытался сделать так, чтобы убедить себя, будто на эти цифры мне наплевать. Ведь они мне непонятны – значит, наплевать…

Но что-то меня продолжало беспокоить.

Я вновь оглядел комнату – все как было, так и осталось…

И вдруг я понял, что меня раздражает: число четыре! Оно в моем списке смотрелось некой «белой вороной». И по системе двоек, троек, пятерок и девяток казалось совсем неуместным… Все из-за него! Надо найти что-то, что виновато в моем бессилии… Недаром у некоторых восточных народов Земли четверка считается числом смерти… опасным числом, как в Европе число тринадцать… Тринадцатый апостол, тринадцатого, в пятницу, были перебиты вожди древнего рыцарского ордена тамплиеров… Тринадцать архимедовых тел… что там еще? Бог Локки – тринадцатый бог скандинавской мифологии, тринадцать Ворот Милосердия каббалы, тринадцатый аркан колоды карт Таро – «Мрачный Жнец», смерть… Да… К чему мне эта шизофреническая математика? Это только в кино главный герой сразу понимает верный намек…

Да! Кстати, объект «Зеркало» имеет индекс «тринадцать»… Тринадцать в сумме дает четверку, а она-то меня, кажется, и взбесила… И что теперь?

Я продолжал тупо глядеть на схему, мною же и нарисованную…

Над числом «54» шло число «15»… И тут я вдруг понял, почему нужна четверка! Или мне кажется… Крест! Крест, одна из подсказок! Крест – это четыре конца, четыре стороны света, четыре ячейки в которые можно поставить цифры кода! Может, это правда?! Все сходится – две нижних комбинации так и выглядят!

Если расставить эти числа по кресту, получается удивительная вещь! Пять плюс четыре – это девять, четыре плюс пять – это опять девять, пять плюс один – это шесть, и один плюс пять – тоже!!!

Значит, сперва дергаем «А» один раз, как на схеме… Пальцы дрожат… Так, потом «Б», сперва пять раз, потом, после щелчка, четыре… Так… А потом пять раз «А»… Может, так?…

Проделав все это, я услышал легкое жужжание, и дверь «А», плавно уйдя в проем, стала открываться!!! Она открывается! За нею рассеянный свет… В лицо ударяет горячий воздух со степным запахом… И…

Пыльная площадь возле здания почты… Пыльная и пустынная… То место, где я оставил свою машину… А вот и она…

Мой «форд-мустанг», перламутровый, цвета морской волны… Он раскорячен, как раздавленный таракан, вокруг искрятся брызги битого стекла. Открытая дверца с выбитым окном лежала, впечатанная в асфальт. Почти примяв машину к земле, на ее крыше красуется огромный буро-красный гранитный валун. Он разплющил мою машину! В отбивную! Как молоток пробку от пива! Демоны Марса! А если бы я там сидел? Откуда вообще в пустыне с неба падают гранитные булыжники размером с хорошую корову??? Да еще и со стопроцентным попаданием по личному автотранспорту? Четко по центру: в десяточку! Бред какой-то!.. Этого не может происходить… Хотя… Нацистские солдаты, русские танки, волшебная гора с разумными глюками, которые умеют управлять человеческими мыслями… Чего мне удивляться-то? И вообще: откуда настоятель Ши Ян достал в этом месте старинный американский автомобиль двадцатого века?

Я почему-то чувствовал сильное нервное напряжение, вызванное раздражающе щекочущей неуверенностью. Я колебался – идти мне в открывшуюся дверь или нет?

С одной стороны, я еще несколько минут назад так психовал и мучился ради того, чтобы понять, как открываются эти двери, и вот дверь открыта, но что-то подсказывает, что ходить туда не стоит. Это то самое место, с которого я начал, замкнутый круг, такой же как змей, кусающий себя за хвост… Может, это намек? Нет – если тебя выкидывает в начало, то, по законам игрового жанра, ты где-то допустил ошибку. Надо попробовать вновь… Да и разбитая машина – намек куда более красноречивый: кто знает, нет ли у них в запасе еще пары булыжников, для того чтобы потренироваться в бросках по мне? Для меня хватит камешка гораздо меньшего, чем этот…

Я продолжал топтаться на пороге, не решаясь переступить его, продолжая лихорадочно размышлять о том, что же мне делать.

Вдруг я вновь услышал негромкое жужжание, и дверь «А» стала медленно закрываться.

В какое-то мгновение я вдруг безумно захотел выскочить на свободу, вспомнив о том, что нахожусь в бетонном мешке, но… щель проема была уже довольно узкой, и я испугался, что дверь меня раздавит.

В это время за дверью послышались глухие удары о пыльный асфальт, глухой стук и шелест – в тонкую щель двери полетели мелкие каменные осколки: по всей вероятности, снаружи начался небольшой камнепад.

Отскочив от стального проема и отряхнувшись от пыли, я, тяжело дыша, принял философскую позу, скрестив руки на груди. Так… Ну что ж… Как всегда в этой жизни бывает, все уже решилось за меня… Ладно.

Вновь тусклая лампа освещала две массивные стальные двери. Я опять склонился над своими расчетами и стал размышлять… Хорошо все-таки, что я не успел выскочить за дверь…

Открывшаяся дверь «А» явно давала понять, что действую я почти правильно, – так, по крайней мере, мне хотелось думать. Что же я сделал не так? А вдруг то, что дверь открылась, – это вообще случайность?

Ладно, не стоит циклиться на грустных мыслях, стоит подумать… Ага…

Не хочу я думать – думать тут нечего: вариантов схемы с крестом не так уж много и осталось. Сперва каждую цифру против часовой стрелки, затем по часовой… Все едино, что будет выходить в сумме либо шесть, либо девять, в разных комбинациях…

Ободрив себя подобным образом и чувствуя урчание в животе, я принялся за дело.

Ручки лязгали, замок щелкал, но не происходило ровным счетом ничего. Я уж было подумал попробовать еще раз открыть дверь «А» и глянуть – не кончился ли там камнепад, как вдруг… да! Тихонько загудела дверь «Б»!!! «А» – 5 + 1, «Б» – 5 + 4! Ура!

По мере того как дверь медленно открывалась, моя радость, близящаяся по мощности к ликованию, таяла, как кусок маргарина на раскаленной сковородке. И было отчего.

Сперва сквозь узкую и темную щель двери на меня дохнуло удушливым жаром, а затем все больше и больше открывалась панорама черного закопченного тамбура, ярко освещенного в конце распахнутой газовой топкой! К ней шел небольшой пошарпанный транспортер со стальными сегментами гофрированной ленты. Все это изрядно напоминало мне печь крематория.

Я вдруг очень сильно захотел побегать по улицам города под небольшим камнепадом.

– Вот повезло-то… – медленно вслух произнес я, будто меня мог кто-то услышать и посочувствовать.

Я шагнул в проем – жар стал сильнее. Я внимательно оглядел тамбур на предмет рычагов, кнопок, рубильников – ничего! Только над самой топкой я увидел выцветший значок. Он изображал последнюю букву греческого алфавита «омегу»[51]51
  Та же самая система придуманных знаков шведского ученого Андерса Сэндберга. Данный знак означает: «Осторожно! Угроза полного конца всего!»


[Закрыть]:

Я видел похожий значок возле цепи траншей, когда угодил в этот сумасшедший мир Горы. Только там была буква «пси»… А вот эта «омега» меня весьма озадачила – это последняя буква греческого алфавита. Собственно, древняя поговорка «от альфы до омеги» означает «от начала и до конца»… И в том, что топка может этот полный и окончательный «конец всего» предоставить, я почему-то не сомневался…

Так… надо вспомнить, что еще означает эта буква. Может, есть какая-нибудь более жизнеутверждающая подсказка, хотя верилось в это с трудом… Так-так-так…

Во-первых, этим символом обозначают электрическое сопротивление – Ом… Ну хорошо… Правда, непохоже, что я сквозь это сопротивление пролезу, а пробовать, воскресит меня потом или нет, я почему-то отчаянно не хотел… Трусоват я по натуре… Ладно, что там у нас еще по значениям? Думай, голова, – куплю новую шапку…

Вот куда, к какой идее отнести «омегу», как химический символ, то есть соотношение массы растворенного вещества к массе раствора? Тут пока ничто на ум не идет…

Слыхал я еще, что так обозначают угловую частоту, – не помню точно, что это такое, но кажется, это что-то вроде меры вращательного или колебательного движения… Или и того и того… Круговая частота… Да… Такому гуманитарию, как я, на ум приходит только змей Уроборос, кусающий свой хвост…

Чертовщина – скоро голова расплавится, так и не попав в печку… Что еще я могу выдать светлого в этом темном тамбуре?

Так, кажется, что-то еще припоминаю, но от этого не легче – термин «омега» также присутствует в теории вероятности, в которой я не особо соображаю, но примерно помню из научно-популярной литературы, что «омега» – это множество всех различных исходов в случайном эксперименте. Иначе – «пространство элементарных событий», или же «вероятностное пространство», в более общем значении… Что там говорил Доктор на русских позициях? Кажется, «это место выхода какого-то очень мощного потока энергии. Мощного до такой степени, что он как-то воздействует на пространственно-временной континуум, создавая некое Вероятностное Поле на квантовом уровне материи…».

Боги марсианские… Треснет мой мозг от всех этих головоломок!

Страшно то, что система связок и намеков в различных знаково-символьных системах без четко заданного направления может иметь огромное количество вариантов, не говоря уж о субъективных ассоциациях и прочем подобном…

Словно затмение нашло на мой разум – холодное бешенство овладело мной, и я, смачно сплюнув на пол и стиснув зубы, шагнул в сторону печи…

Огонь и гипнотизировал и притягивал меня одновременно, являясь как будто олицетворением моей злости.

Я обошел транспортер справа и приблизился к печи так близко, что пот стал течь по коже лица.

– «Царь велел себя раздеть, три раза перекрестился, бух в котел – и там сварился»[52]52
  Петр Павлович Ершов, сказка «Конек-горбунок».


[Закрыть], – почему-то вслух произнес я.

Вдруг ревущее пламя печи всколыхнулось, словно давление изнутри выплескивало его наружу. Я отпрянул…

Внезапно вихрь огня стек на пол, образовав плазменный кокон, который трансформировался в очертания огромного трехголового цербера, напоминающего голограмму.

Я в ужасе отскочил, а пес громогласно гавкнул из всех трех глоток и зарычал.

Я выхватил свой револьвер и, сняв его с предохранителя, зачем-то начал стрелять в эту призрачную фигуру. От грохота зазвенело в ушах. Огненная фигура тоскливо завыла.

Я заметил, что пламя печи почти потухло. Слегка повернув голову, я понял – назад дороги нет. В этом шуме, вое и стрельбе я совсем не услышал, как дверь «Б» закрылась.

Я отступил назад, упершись в дверь спиной, но она стояла как влитая. Я осторожно пошарил ладонью по стенам вокруг – ни кнопки, ни рычага, ни сенсорной панели… Скверно…

Меж тем пес, пригнув свои пылающие шеи, начал медленно приближаться ко мне. Я стал нервничать – я не знал, как бороться с мифологическими животными из огненной оболочки. Я изо всех сил напряг волю и попытался сосредоточиться на этом создании, как на глюке, я выравнивал свой пульс, контролировал дыхание и старался вызвать в голове обычные мыслеформы. На адскую собаку это не действовало: она продолжала медленно приближаться ко мне, хором сипло рыча.

Меня стала охватывать паника… Я отступил за ленту транспортера, продолжая бесцельно водить дулом револьвера.

Вдруг я почувствовал жжение на левом бедре и невольно вскрикнул.

Огненный пес зарычал, а я трясущимися пальцами полез в карман. Пальцы коснулись металлического предмета, который обжигал их. Втягивая воздух между зубами, я извлек из кармана браслет в виде змея, кусающего себя за хвост. Он был очень горячим.

Я, не раздумывая, швырнул его в собаку. Браслет пролетел сквозь призрачного пса, звонко стукнувшись о каменный пол, а изображение трехголовой собаки издало такой пронзительный свистящий звук, совершенно непохожий на собачий тембр, что я невольно зажмурился, прижавшись к стене. Дико заболела голова в области затылка…

Когда я буквально через пару мгновений открыл глаза, пес мерцал, а из его светящихся пастей на бетонный пол изливалась какая-то жидкость, в этом изображении напоминающая лаву. Синхронно с истеканием этой жидкости цербер сдувался, уменьшаясь в размерах, а на полу, прямо под его мордами, светящимися гранями разрастались высокие столбики кристаллов, почти таких же, как на вершине горы Холхочох[53]53
  Намек на тринадцатый подвиг Геракла, победившего Кербера.


[Закрыть].

Рука с револьвером дрожала, я тяжело дышал, стиснув пальцами свободной руки раскалывающийся болью затылок.

Постепенно боль стала стихать, а эфемерное чудовище исчезло. В месте его исчезновения продолжала поблескивать небольшая поросль кристаллов, и мерно лязгала и гудела стальная лента транспортера…

Я чувствовал себя опустошенным, как после тяжелого стресса… Конечно же мне к ним не привыкать, но все же… все же… Тысяча рентген мне на лысину… этот аттракцион начинает меня доканывать…

– Очень Странное Место[54]54
  Отсылка к фразе Л. Кэрролла из сказки «Алиса в Стране чудес».


[Закрыть], – с дрожью в голосе вслух произнес я.

– Дэн… не сомневайся в себе… это я тебе говорю, Странный…

В темноте прокопченного тамбура я начал лихорадочно вертеть головой с риском свернуть себе шею.

Я узнал этот голос – это был голос Сибиллы, это ее хрипловатый тембр… Боже… Сперва Лайла…

Тамбур был абсолютно пуст. Горнило печи потухло, и легкий фосфоресцирующий свет давала только кучка кристаллов.

– Сиб, это ты? – зачем-то спросил я вслух, глядя в черный потолок и облизав пересохшие губы.

– Конечно же я, Акме, – рассмеялся хрустальный призрачный голос.

– Ты что же, ты живая? – По коже моей бегали мурашки, и я продолжал озираться по сторонам.

– Почти, – тихо ответила она. – Соберись, Странный, хватит… В твоих поисках, Дионис, тебе помогала сама Либисса, дочь Зевса и Ламии, дочери Посейдона[55]55
  Первой сибиллой, по Плутарху, была Либисса, дочь Зевса и Ламии, дочери Посейдона.


[Закрыть]. С тобой шел сам Адамас, ибо имя Йорген – означает «возделывающий землю». Даже Высокородная Царица[56]56
  Намек на греческое имя Евгения, то есть высокородная благородного рода. Здесь – Джей Джокер, персонаж повести. Джокер – пятьдесят четвертая карта в колоде, пять и четыре дают в сумме девять. Джокер (англ. – шут) – представляет собой специальную карту, которую можно найти в большинстве современных колод игральных карт в количестве пятидесяти четырех. В основном Джокер может служить заменой любой карте.


[Закрыть] помогала тебе! Я уж не говорю о кентаврах, героях, великих войнах, духах и ангелах, покровительствующих тебе в поисках самой дочери Посейдона, которая перешла на твою сторону, дабы восстановить справедливость в пространстве и не дать отступникам завладеть Эгидами Зеваха Энке! Рода[57]57
  Рода – персонаж древнегреческой мифологии. По Геродору и Герофилу – дочь Посейдона и Амфитриты. По Диодору – дочь Посейдона и сестры тельхинов Галии. По Пиндару – дочь Афродиты. А также является в «Книге Велеса» и славянской мифологии живой, творящей мыслью, бесконечной во времени и пространстве. Род породил все, что мы видим вокруг. Он отделил мир видимый, явный – Явь, от мира невидимого, духовного – Нави. Он отделил Правду от Кривды.


[Закрыть], она же Ироида, или, как называешь ее ты, Ирина, то есть «мирная». Числом Ироиды, кстати, является шестерка, а планета – Марс. Правда и то, что Ариадна – переводится как «самая привлекательная». Ну тут-то ты и не поспоришь, правда? Это тебе для общего развития пригодится… Понял?

– Ну… так, – неуверенно ответил я, – в общих чертах…

– А имя Ирода никак тут не связано, – продолжила слуховая галлюцинация. – Ибо означает в переводе с латыни – потомок героя.

– А-а-а-а, – неуверенно протянул я. – Ясно…

– Лезь в печку, Странный, – произнес голос Сибиллы.

– Мне, честно говоря, уже по хрену, – устало произнес я. – Есть в печку! Ты думаешь, так будет лучше? Отлично… А главное – чего тут такого?.. Подумаешь…

– Странный! – с укором сказал голос Охотницы под потолком. – Я не узнаю тебя! Ты победил множество храбрых воинов! Ты сражался с призрачными духами! Ты боролся с огнедышащими титанами и вместе с советскими солдатами встретил Тота и Тифона[58]58
  Тифон – в древнегреческой мифологии могущественный великан, порожденный Геей; олицетворение огненных сил земли и ее испарений, с их разрушительными действиями. Встреча с ним была предсказана главному герою повести в вольном повествовании покойного итальянца Джованни.


[Закрыть], которые охраняли Врата! И теперь ты говоришь, что тебе по хрену! Вот это новость! Может, ты еще и плевал на все???

Я вновь сплюнул на пол и, кряхтя, полез на ленту транспортера, которая, больно царапнув меня по колену, поволокла мое туловище к потухшему жерлу печи.

Я зажмурился, когда мое тело ввалилось в квадратный проем, где еще недавно пылал огонь. Подтянувшись на руках, я перескочил в само отверстие печи, но тут оказалось, что там такая же движущаяся дорожка, как перед ним. Меня потащило дальше. Пришлось встать на четвереньки, поскольку проем был узким.

– Ясно, – удовлетворенно произнес голос Сибиллы. – Ты просто капризничал!

– Конечно, – ответил я, – уж такая-то малость мне кажется дозволенной…

– Ну да, ну да, – согласилась Сибилла.

– Мне только одно не нравится, – сказал я, ощущая покалывание в затылке. – Все эти герои эпосов и легенд обычно погибают или сходят с ума…

– Или возносятся на небо…

– А умереть и вознестись на небо – это не одно и то же разве?

– Вознестись гораздо сложнее…

– А ты-то хоть не шпионом была в группе? – спросил я, чувствуя противный запах гари.

– Нет, – ответил голос, – только погибнув, я обрела силу и понимание. А потом, не все ли тебе равно сейчас?

Я тяжело вздохнул.

В черном пространстве движущегося коридора попадались ниши с вмонтированными в них агрегатами неясного мне свойства. Порой они больше напоминали какие-то художественные инсталляции, бессмысленные и изощренные. Вся эта картина неуловимо отождествлялась у меня с «Зеркалом-9».

– А это что тут понапихано? – спросил я.

– Это утилизационные склады нашего оборудования, устаревшие модели…

Впереди, за поворотом, забрезжил мерцающий свет…

Буквально через минуту я проезжал мимо светящейся ниши. У меня вновь заломило затылок. В нише стоял на боку вытянутый шестиугольный ящик из камня, изнутри отделанный высохшим деревом, снаружи – блестящими ребристыми металлическими пластинами. Внутри я с изумлением заметил светящееся кольцо, вращающееся в воздухе! Оно состояло из двух половинок – красной и сине-фиолетовой. Каждая из них имела на конце утолщение в виде воронки, в которую входил тонкий хвост предыдущей. К месту соединения они почти сливались цветами. Слышалось напряженное гудение и потрескивание.

Я оторопел.

– Что это? – громко спросил я, приподнявшись на локтях и едва не ударившись о потолок.

– Ах, это… – задумчиво протянула слуховая галлюцинация голосом Сибиллы. – Это долго объяснять… Но такие устройства у вас на Земле называли «Ковчег Завета». А вообще – УЭБ.

– УЭБ? – переспросил я.

– Да, – ответил голос, – универсальный энергетический блок. Достаточно любой дудки, свирели или свистка с разными частотами звуков – любая кристаллическая решетка либо разрушается, либо возникает, либо перемещается… Можно использовать голос, только с ровными модуляциями, колебания воздуха создают рабочую частоту для выхода энергии УЭБа… Так и таскали раньше здоровенные камни, когда строили ускорители, замедлители или хранилища, которые вы называете храмами и пирамидами… Да много чего они умеют… Хорошая штука, скажу я тебе…

– Уж наверное, – сказал я, переводя дыхание.

Боль медленно утихала.

– А скажи мне, как там Йорген? – вновь спросил я, но тут транспортер резко пошел вниз, и мое туловище покатилось, набирая скорость.

Последнее, что я запомнил, – это громкий сиплый женский смех, несколько габаритных лампочек и ватное состояние тела…

На несколько секунд у меня потемнело в глазах, и словно на мгновение мозг отключился…

Я открыл глаза и увидел ребристый бетонный потолок. Слегка повернув шею, я понял, что лежу уже не на картонных ящиках, а на запаянных в полиэтилен блоках термоизоляции.

Полутемное помещение вокруг меня напоминало склад, и я шепотом произнес:

– Когда же это все кончится?

Какое-то время я не шевелился из чистого упрямства – просто ждал, пока кто-нибудь придет и скажет: «Ваши документы! Что вы тут делаете! Руки вверх! Предъявите ваш нимб!»

Но никто не приходил, и лежать мне стало скучно.

Я приподнял голову и огляделся по сторонам: помещение было темным, но где-то метрах в двадцати падала полоска тусклого света.

Вдруг я услышал знакомое поскрипывание пружин и звонкий стук металла о камень.

Я повернулся на звук и увидел скачущего в полутьме давешнего жирного уродца на ходулях. Он резво направлялся к выходу.

Я решил бежать за ним. Он выскочил в дверь, откуда падал тусклый свет, и почти сразу же раздался рокот и сиплый свист реактивных двигателей! В проем двери влетел порыв ветра, клубящийся пылью.

Я, как мог, скатился с полиэтиленовых тюков и осторожно приблизился к проему в стене.

Рядом с проемом в землю была вбита ржавая труба с примотанной проволокой табличкой «Сектор Б».

Вокруг было огромнейшее каменное ущелье, или каньон, или карьер, а может, гигантский скальный котлован.

Центральная площадка была выровнена, но без покрытия. По периметру стояли софиты, цистерны и какое-то оборудование. Скачущего карлика нигде не было видно, но зато я заметил источник рева двигателей!

Сердце мое встрепенулось: источником гула реактивных двигателей были огромные стальные черного цвета суборбитальные «Гепарды»!!!

Я моментально забыл про карлика!

Две стальные птицы вертикально опускались на дно ущелья, отрабатывая дюзами вращающихся сопел, поднимая на земле тучи раскаленной пыли! Я нашел гнездо «черных Харпаз»!

Вот первая машина, с шипением выпустив шасси, грузно коснулась поверхности и, несколько раз качнувшись, замерла. В ее чреве распахнулся люк, и оттуда по его аппарели стали выскакивать фигуры солдат космической пехоты, тускло мерцая черной броней, в забранных серыми стеклами шлемах, с воронеными стволами автоматов в руках. Панцерпехи! Бронепехота Космических сил ООН! Вот это да!