Текст книги "Ангел в петле"

21

Ровно в два часа пополудни Савинов зашел в приемную редактора. Мельком взглянув на вчерашнего посетителя, секретарша тут же уткнулась в свои бумаги, коротко бросив: «Вас ждут».

– Спасибо, – скромно улыбнулся девушке Савинов и потянулся к ручке дверей редакторского кабинета.

Переступив порог, он осторожно прикрыл за собой дверь. Редактора за столом не было. Зато у дальнего окна спиной к посетителю стоял высокий сухощавый военный. И не кто-нибудь – генерал! Сверкала его лысина и грозные погоны. Большие звезды золотыми пауками вросли в них!

– Дмитрий Павлович Савинов? – не оборачиваясь, спросил человек.

– Да, – тихо проговорил тот.

Но голос военного уколол его…

– Очень хорошо!

Человек обернулся – и точно электрический разряд пронзил Савинова с головы до пят. Он глазам своим не поверил, ноги едва не подкосились!

– Вы?! – изумленно пролепетал Савинов.

– Я, – как ни в чем не бывало ответил генерал.

Быть этого не могло, но было! Генерал медленно двинулся на Савинова… Смуглая кожа, выступающие скулы, глаза навыкате. Как же он сразу не узнал этот голос?! Генерал остановился в середине кабинета, пристально разглядывая посетителя.

А тот, едва не сраженный наповал, так и пожирал его глазами!

– Принц, но как вы тут оказались?! – не удержался он. – Откуда?!

– Подойдите ко мне, – сказал генерал.

Савинов выполнил приказание. Он не знал: улыбаться ему и дальше, выдавая общую тайну, или забыть о былом знакомстве?! И все-таки не выдержал!..

– Я не ожидал увидеть вас тут…

Лицо человека даже не дрогнуло. Оно было непроницаемым. И еще одно различие – тонкий шрам на левой скуле. Белый, давнишний. Откуда он взялся? Точно порез от клинка.

– Как вы меня назвали? – спросил выбритый наголо генерал. Его голова была точно натерта полиролью, все вмятинки и бугорки с предельной точностью читались на ней!

– Принц…

– Шутите? – сухо усмехнулся генерал. – Для вас я – король, молодой человек. Не меньше!

– Принц, – еще тише пролепетал Савинов и быстро оглянулся на дверь. – Я все понимаю, вы не хотите, чтобы знали о нашем знакомстве, так ведь?

– О чем вы, гражданин Савинов? – на этот раз сурово нахмурившись, спросил военный. – Вы не в себе?! Впрочем, этого стоило ожидать.

– Нет, я в себе, но…

– Незаметно! Судя по тому, что вы тут вчера нагородили редактору журнала и как обращаетесь ко мне, этого не скажешь. Только прошу вас – сосредоточьтесь. Разговор у нас будет серьезный, – кивнул он.

– Разговор?..

– Вот именно. Садиться вам не предлагаю, потому что сам сидеть не люблю, так что постоите…

– Да, но…

– Не будем тратить понапрасну время. Я хотел бы узнать все про «демократически настроенного человека, будущего лидера нового движения, оппозиционного коммунистической партии». Так, кажется, вы обозвали вчера редактора этого почтенного органа?

– Ах, вот вы о чем…

– И еще о «государственных переменах», которые якобы могут случиться.

– Ну да, – кивнул Савинов. – Вы не хуже меня знаете, что…

– Хватит! – оборвал его военный. – Кем вы себя возомнили, гражданин Савинов? Пророком?! – Его взгляд так и гнул к земле. – Пришло время открыться. Исповедаться. А я буду вашим духовником. Готовы, оракул вы наш доморощенный?

– Я пророком не назывался, товарищ генерал: так, предсказателем, – попытался пошутить Савинов. – И обращение «гражданин» колется, ей-богу!

– О Боге вспомнили?! – неожиданно усмехнулся его собеседник. – Надо же! – Генерал прошелся по кабинету, остановился в том же месте – у дальнего окна. – От вашего поведения будет зависеть, как я стану называть вас: «гражданин» или «товарищ». Я повторяю: кем вы себя возомнили? С чьей подачи? По чьему наущению? Может быть, по велению собственного сердца? Ну же, признавайтесь.

Савинов покачал головой:

– Кем я себя возомнил? – Он пожал плечами. – Да я точно и не знаю – кем…

– Ответ слабоумного – не принимаю.

– Вы грубы, – несмело проговорил Савинов.

– Да, груб. У меня мало времени, гражданин Савинов. Я хочу максимально быстро разобраться в вашем вопросе и вернуться к своим делам. А у меня их много. Подумайте еще раз, я подожду.

Савинов напряженно всматривался в лицо говорившего с ним человека. Неужели ошибся?! Но разве может быть такое портретное сходство?!

– Разве… мы с вами не знакомы? Прошу вас, скажите. А то нелепо все как-то. Мучительно для меня. Ведь я знаю вас. Но тогда вы были немного другим…

Генерал усмехнулся:

– Вы – занятный тип. Мало людей, кто разглядывает меня так, точно я – редкий зверь в клетке. Вы и впрямь смахиваете на безумца. Но валять дурака я вам не позволю. В моей власти круто изменить вашу жизнь, гражданин Савинов. Вы догадываетесь об этом?

– Еще раз?! – вопрос генерала ошеломил его. – И еще круче?!

– О чем вы говорите? – нахмурился военный.

Кажется, он не понял новой загадочной реплики своего легкомысленного собеседника. Или только делал вид? Об этом сейчас думал Дмитрий Савинов, пытаясь понять, в какую историю он втравил себя, в какой капкан наступил.

И в какую пропасть летел в эти минуты!..

– Я говорю: еще раз круто изменить мою жизнь? – набравшись смелости, Савинов повторил вопрос. – Когда-то вы это уже сделали…

– Даже так? – Генерал заправил руки в карманы строгих брюк, расцвеченных лампасами. – Зачем вы паясничаете? Чего хотите добиться? Вы знаете будущее страны? Вот и расскажите. Очень интересно. Мне, например. Я никому не скажу. – Он говорил отрывисто, коротко. – Разве что вашему доктору. Он любит и жалеет одержимых и знает, как с ними быть, гражданин Савинов.

– Какому еще доктору?

– Как это какому? Который о вас будет заботиться, Дмитрий Павлович. Ваш лечащий врач, ваш второй исповедник. Но он со временем станет первым, поверьте мне!

– Меня не надо лечить.

– Как это не надо? Надо. Еще как надо! Любого, кто знает будущее страны на свой лад, надо лечить. А у нас прекрасные больницы, Дмитрий Павлович. И палаты надежные. Заметьте. А как профессионально подготовлены те же санитары, если бы вы знали. Им цены нет! И у каждого кулак как два моих, – сжав костистую пятерню, генерал выбросил ее в сторону Савинова. – А медикаменты?! После наших процедур собаки говорят человеческим голосом. Да-да. А человек по-собачьи лает. Верите?

– Верю, – с трудом проглотил слюну Дмитрий Савинов.

– Это хорошо, потому что доверие – основа всему, – мрачно заметил генерал. – В нашей беседе – особенно. Перед тем как отправить вас на обследование, я должен убедиться, что все вопросы закрыты. Просто назад возвращаться оттуда сложно. Тем, кто уже по-собачьи заговорил. Так и будет гавкать болтун до конца своих дней. За решеткой. Почему так? А чтобы не сбежал и не покусал кого-нибудь! На воле.

Все это генерал и впрямь говорил без тени иронии на лице или в голосе. Он говорил так, точно отдавал распоряжения. Важные, необходимые.

– Мне не нужна больница, простите, я не знаю, как вас зовут…

– Меня зовут «товарищ генерал». Коротко и ясно.

– Мне не нужна больница, товарищ генерал. – У Савинова вдруг и живот прихватило. – Я здоров.

– Значит, редактор соврал? Вы ничего не говорили про «новое движение» и «оппозицию коммунистической партии». Нет?

– Редактор меня неправильно понял.

– Так, значит, говорили? – Гнев был в его голосе, а в глазах – лед. – Не виляйте хвостом – не терплю этого! Ну же?!

Дмитрий Савинов почувствовал, как кровь разом отхлынула от его лица.

– Думаю, я ошибся… Уверен в этом…

– Ошиблись в чем? Говорите.

Генерал, прямой, как струна, шагнул к нему. Глаза его, навыкате, были точно угли. Вперед выступали скулы, ястребиный нос. Кожа казалась темным, выдержанным тысячелетиями пергаментом.

– Я не буду… говорить.

– А я настаиваю.

– Не о чем, – замотал он головой. Не мог редактор записать их разговор, не успел бы! – Мы не поняли друг друга, вот и все.

А если у него был диктофон под столом?! На всякий случай! Для таких вот дураков, как он, Дима Савинов? Если был? У Савинова кружилась голова. Он чувствовал себя в вакууме. Вокруг была пустота. И только генерал в форме маячил перед ним, как шаровая молния – худой, жилистый, с прокопченной кожей, с идеально выбритой головой. То приближался, и становилось нестерпимо горячо, то удалялся, и вновь, смертельно опасный, тянулся к нему. Одно прикосновение – и взрыв!..

Неожиданно взгляд генерала смягчился. Он даже устало покачал головой, усмехнулся:

– Я тоже думаю, что грядут перемены. Они давно необходимы, очень давно.

Савинов напряженно молчал. Он боялся обронить слово.

– Некоторые люди чувствуют подобные изменения очень остро. Очень…

Савинов все еще трепетал.

– Только дурак может думать, что так будет тянуться до второго пришествия. Конечно нет! Вы один из тех людей, которые многое могут уловить, правда? – Теперь генерал походил не на молнию, а на змею, которая медленно сползает с дерева и обвивает тесными кольцами, но пока обвивает нежно… – Когда вы решили, что вы – пророк? Год назад, месяц, неделю? Отвечайте, не бойтесь.

– Это была ошибка.

– Конечно, ошибка, и все-таки?

– Я не помню, правда.

Генерал поймал его взгляд.

– Мы навели о вас справки, Дмитрий Павлович. Вы – комсомольский работник, на хорошем счету. Перспективный. И вдруг подались в прорицатели. – Он недоуменно покачал головой. – Странно…

– Я согласен – странно.

– Интересно другое: какую цель вы преследовали при этом? Привлечь внимание общественности к собственной персоне? Так часто делают люди, которым больше нечем выделиться в этом мире. Вы один из них?

Разглядывая носки своих башмаков, Савинов усмехнулся:

– Ну почему же…

– Тогда что вам было надо? Заработать на своих пророчествах деньги? Правда, мне пока еще не ясно, каким же это образом? Если можете, расскажите…

– Деньги тут не при чем.

– И деньги не в счет? Что же вы хотели – изменить мир к лучшему? Тоже сомнительное предприятие. Хотя, идея благородная. Трудно только понять, в чем должна состоять помощь?

– Я не знаю, правда. Все это вышло случайно…

Генерал очень внимательно смотрел на собеседника. Только один раз тот поднял на него глаза, посмотрел прямо, но не выдержал жесткого и насмешливого взгляда – опустил глаза.

– Вы что-то хотите мне сказать, правда? – спросил генерал. – Не стесняйтесь.

– Да, я хочу вам что-то сказать. – На этот раз Савинов упрямо уставился на собеседника. – Я вам не верю. – И добавил: – Не могу верить, товарищ генерал.

– Чему же вы не верите? Не можете верить?..

– Ради такого сумасшедшего, как я, никогда бы не приехал такой чин. Может быть, капитан. Максимум – майор. Почему здесь именно вы? Целый генерал? В этой истории что-то не так. Все рушится. Вся композиция. По швам трещит…

– А-а, вот вы о чем! Действительно, для сумасшедшего – генерала многовато. Даже полковника. А вдруг вы не сумасшедший? Это я так подумал, сидя в своем кабинете. Вдруг вам что-то известно? Важное. И кто-то и впрямь нашептал вам будущее. Во сне ли, наяву, пока вы грезили любовным свиданием, сидя на лавке в городском сквере. Тогда как?

– К чему вы ведете?

– Мне самому захотелось увидеть вас. В моем графике случайно оказалось получасовое окно. И я приехал удовлетворить свое любопытство.

– Вы… его удовлетворили?

– Думаю, да. И потом… Капитан или майор, о которых вы упомянули. Эти чины скорее вызывают раздражение у таких вот попрыгунчиков, как вы. Другое дело – генерал. В моих погонах – ваше спасение, Дмитрий Павлович.

– В ваших погонах?

– Именно! Представьте себе: идет путник. А впереди – обрыв. Страшный обрыв, пропасть. Ее не преодолеть. Там – смерть. Но перед обрывом холм. Высокий холм. Если путник уверен в себе, хочет идти непременно в этом направлении, то он холм перемахнет. Будет гора – и на гору заберется. И только потом уже скатится и погибнет, в пыль разобьется. А если перед обрывом скала? Отвесная, под самые небеса? Которую никак не перелезешь, тогда что? Вздохнет путник и повернет – пойдет в другую сторону. А значит, не погибнет. Будет продолжать жизнь, продолжать свой путь. Ведь он не скалолаз, а путник. Поймите это, Дмитрий Павлович, путник! А путник не любит рисковать, это не входит в его планы. Он идет себе с котомкой через плечо, песенку напевает. Ягоды собирает по дороге, грибы. Варит похлебку, наконец. Путник ищет свою страну – свою землю обетованную. Где он будет жить в достатке, счастливым. А скалолазу достаток не нужен, его интересует только риск. Игра со смертью. Понимаете меня? Позвольте догадаться: вы – не скалолаз. Или я ошибаюсь?

– Нет, не ошибаетесь. Я не скалолаз, – Савинов кивнул, – я путник. Я ищу свою страну – свою землю обетованную, где хочу жить в достатке и счастливо.

– Знаете, с вами даже приятно разговаривать, – улыбнулся генерал, – очень приятно. Вначале вы мне не понравились, показались упрямцем, но вы не такой. Вы гораздо лучше. Значит, не зря приехал именно я?

– Не зря.

– Даете слово, что вы искренни?

– Даю слово.

– Не расстраивайтесь, Дмитрий Павлович. Не всем быть Иоаннами Богословами и Парацельсами. Это необходимо понять. Заучить, – он коснулся смуглым пальцем кончика носа, – на носу своем зарубить. Не зря, не зря я приехал, – повторил он. – Скала. Не зря. Ну а теперь мне пора. Мои полчаса на исходе. Так зарубите на своем носу?

– Зарублю.

Теперь генерал был похож на грозного льва, который, на радость путешественника, оказался сытым – сытым до отвала, лежащим в тени невысокого дерева. Лишь только хвост льва и дрогнул при появлении робкого чужака, да ухо повело в сторону.

– Я даже пожму вам на прощание руку. – Он улыбнулся и потянулся к Савинову. – Проверю, как крепко ваше рукопожатие. – Глаза его очень знакомо и предостерегающе сверкнули. – Ну же?!

Дмитрий Павлович вздрогнул – рука генерала была горячей и цепкой, точно клешня. Савинов мог бы поклясться, что помнил эту руку, помнил ее силу и хватку, с которыми не поспоришь, и огонь, заключенный в этой руке.

– Можете идти, Дмитрий Павлович. И помните: второго раза я вам не прощу. Оступитесь – пеняйте на себя. Проглочу с потрохами. – Глаза его, несмотря на всю черноту, вдруг стали отчаянно ледяными. – Речь человеческую забудете. Как собачка залаете. За решеткой. Всего наилучшего. Привет комсомолу!

В секретарской девушка даже побоялась поднять на Савинова глаза. Да он и сам постарался тенью выскользнуть из редакции.

«Дурак! – глядя в окно тамбура на убегающий назад ясный осенний пейзаж, отхлебывая из фляжки коньяк, думал Савинов. – Трижды дурак!» Как быстро его завернули – в мгновение ока! Он до сих пор трепетал от одного воспоминания о случившемся. Не от позора трепетал, нет! И не от собственной беспомощности перед этим человеком-скорпионом. Генеральская хватка была смертельной, одной порции его яда хватило бы на тысячу опрометчивых слабаков! Оттого терялся и трепетал Дмитрий Савинов, что так быстро поставили его на место. И прочно поставили! Найти другую лазейку – самую потаенную! – он бы уже никогда не решился. Было понятно: на выходе из той лазейки его бы ожидал этот же человек – с лицом Принца, но только в военном мундире и при генеральских погонах, да со шрамом на рельефной смуглой скуле.

«Но если надумаете стать пророком, вершителем человеческих судеб, поломаете всю игру, – вновь услышал Савинов знакомый голос. – Ничего не получите! Свое навсегда упустите…»

Оставалось смириться. Как он смирился, поняв, что не быть ему великим художником. И невеликим не быть. Оставалось идти однажды выбранным путем. Куда более скромным – да. Но главное – надежным, предначертанным! Где знаком каждый камешек, кустик, травинка. Только не ленись – иди!

Неожиданно Савинову стало легко. Точно крылья за спиной выросли. Небольшие такие крылышки. И впрямь, зачем рисковать жизнью?

«Я, уважаемый Дмитрий Павлович, вижу вас в дорогом смокинге, с астрой в петличке, окруженного богатыми людьми и прекрасными женщинами…»

Так, кажется, говорил ему Принц?..

Куда же его понесло?! Росли крылья за спиной Дмитрия Савинова – росли стремительно! Спасибо генералу: добра он желал ему, бестолковому! Заботился о нем!

Возделывай, глупый, свой сад и радуйся жизни!..

Глава третья. По парадной лестнице с оркестром

1

– Наш сам не свой, – утром, когда он пришел на работу, сказала ему секретарша, – как бешеный. Грозится всех уволить. – Она говорила скороговоркой. – Ужас какой-то.

– Что случилось-то?

– Не знаю. Но что-то случилось. Тебя обязательно позовет.

– Подожду, – пожал плечами Савинов.

Зайдя в кабинет, он прислонился спиной к стене, закрыл глаза. Где-то очень высоко дрогнула снежная вершина, и вот целые склоны снега и льда, готовые подмять под себя самых неосмотрительных, двигались вниз…

Уже год Савинов работал третьим секретарем, но в городском комитете. Пешки уходили в дамки, уступая место другим идти к победной черте. Он знал: так было всегда и так всегда будет с теми, кто умен и осторожен. А главное – нужен своим, подчас беспечным руководителям. Кузина повысили. Время перемен оживило номенклатурный лагерь. Вторым после Шебуева встать на одну с ним лыжню удалось Савинову.

«Ты мне в городе понадобишься, – объяснил ему Кузин. – Первым в районе другого оставят. А ты – со мной».

Савинов произносил речи, боролся с идейно отсталыми людьми. Беззлобно, с присущим ему чувством юмора. Дела шли как по маслу. Все ладилось. Да и что могло не заладиться в накатанной за десятилетия до блеска работе? Взять палача или ассенизатора: отработал свое, пришел домой, умылся, расслабился. В кармане – получка. Вот и у него также. И черт с ним, с серым костюмчиком! Среди своих он считался пижоном. Женская половина идеологического коллектива смотрела на него как на лакомый кусочек.

Едва Савинов отошел от дверей и сел в свое кресло, как зазвонил телефон. Он даже вздрогнул. Звонок был особенно нервным, пронзительным.

– Зайди ко мне, быстро. Только ни с кем по дороге не говори. Понял?

Это был Кузин.

– Подойди, – бледный, напуганный, сказал он Савинову, когда тот, закрыв за собой дверь, переступил порог его кабинета. И тут же отдал приказ секретарше: – Никого ко мне не пускать. Даже Шебуева. Отговорись. Как? Да по хрену – как!.. Взгляни, – он вытащил из верхнего ящика стола пачку фотографий, бросил на стол.

Савинов взял несколько из них. Там, в актовом зале, прямо на столе была запечатлена пара. Николай Шебуев и юная девица. Юбка у нее была завернута, руки Шебуева лапали девушку за голые ляжки. При этом целовались они взасос.

– Круто?

– Круто.

– И все это, как ты видишь, на фоне Владимира Ильича, – мрачно проговорил Кузин, – в актовом зале Политехнического института.

– Может, фотомонтаж? – предположил Савинов.

– Да какой тут к черту фотомонтаж?! – взорвался Кузин. – Все как на ладони! – Он тяжело выдохнул. – А знаешь, кто мне дал эти фотографии?

– Без понятия.

– Иван Иванович Дыбенко.

– Ого!

– Вот именно – «ого!». А знаешь, как эта порнуха попала к нему?

Савинов пожал плечами: мол, откуда же мне знать?

– По почте. Заказным. Это что ж, мол, такое происходит в твоем доме, спросил меня Иван Иванович? – Кузин утвердительно и нервно качал головой в такт каждому произнесенному слову. – И в харю мне этими фотками, в харю! Как медведь ревел. Я едва в штаны не наделал. Как же ты мог, говорит, сукин сын, распустить так своих козлов? Куда смотрел? О чем, твою мать, думал, когда набирал штат? Твоим уродам в порнухе бы сниматься, на Западе, а не заветы партии выполнять на родине Ильича! И он прав, Дима, прав… А чего ты улыбаешься?

– Я не улыбаюсь, Евгений Платонович.

– Евгений Платонович, – передразнил его Кузин. – Садись… – полез в стол за сигаретами, нервно закурил. – Знаешь, что мне в заключение нашей содержательной беседы сказал Иван Иванович Дыбенко?

Савинов приземлился в одно из кресел.

– Понятия не имею.

– Вот я тебя и просвещу. Во-первых, что я поставил его под удар перед Москвой. Это раз. Два, что я поставил себя под двойной удар. Перед ним. И три, чтобы Шебуева упекли лет на пять в самую далекую часть области. И даже чтобы памяти о нем не было… Такие вот пироги, Дима.

– Кто же мог сделать эти фотографии?

– Тот, кто их сделал, свое получит. Если найдется. Я и Дыбенко поможем. И ведь какая сволочь изобретательная! Из будки киномеханика снимали. Впрочем, теперь это уже все равно. Ты мне вот зачем нужен. Девчонка эта из политеха. Зовут Варечкой. Варечкой Трошиной. Поговори с ней ты. – Он сделал ударение на последнем слове. – Пусть молчит как рыба об лед. Посули ей что-нибудь. Не знаю. Грамоту, может быть. И денег. Обязательно денег. Я найду в кассе. Пусть шубку себе купит. Из котика. Ты умеешь с бабами общаться лучше меня. Хорошо еще, она его в изнасиловании не обвинила. Тогда бы мы все полетели, Иван Иванович в том числе. Он так и сказал: «Сделайте все, чтобы эта сучка была довольна». Отправляйся прямо сейчас… Да, и вот что еще. Если Дыбенко не передумает насчет меня, ты готовься, Дима.

– В каком смысле?

– Вместо Шебуева пойдешь. Со мной, в область.

В примерочной магазина «Меха» Савинов поцеловал Варечку Трошину в шею. Не то чтобы очень чувственно. Как старший товарищ.

– Ты в этой шубке – настоящая королева.

– Правда? Вам нравится?

– Еще бы.

– Это тебе от комитета ВЛКСМ. От меня лично – два джинсовых костюма, сапожки, чулки, нижнее белье. До свадьбы хватит.

– А если я не вытерплю и проболтаюсь? – неожиданно спросила она.

Савинова этот вопрос покоробил. Точно гвоздем по стеклу провели! Вот сучка! Маленькая шлюха! Дмитрий Павлович прищурил глаза, точь-в-точь, как это делал Шебуев – предостерегающе и с угрозой:

– Я разве не говорил, Варечка, что твой дружок большим людям дорогу перешел? – он мягко ткнул указательным пальцем вверх. – Не говорил, милая?

– Нет, – замотала головой девушка.

– Вот теперь говорю. Очень большим людям. Меня просто разобраться попросили. Как нижестоящего. Птичку найти подставную. Уточку. Такую, как ты. Если проболтаешься, большие люди разозлятся. Тебя обвинят в проституции, могут и в колонию определить. Да что там – обязательно отправят! На то и статья имеется. Будешь гнить лет десять, вернешься беззубой и страшной. – Савинов говорил очень серьезно, чтобы и тени подозрения не возникло в девичьей головенке. – Родителей с работы выгонят. Они и так у тебя гроши зарабатывают, а тут вообще разорятся. Тыкать в них пальцами станут: мол, дочь – проститутка. Отец сопьется, мать раньше времени постареет. Все, как в жизни. Короче, не советую.

Варечка надула губки:

– А что вы меня пугаете?

– Я не пугаю, а предупреждаю. Таковы были условия. Инженер на секретном заводе дает подписку о неразглашении научных открытий. Как и дипломат, который обязан хранить государственные тайны. А если они проболтаются, извините. Тюрьма. А то и расстрел.

Варечка испуганно взглянула на собеседника.

– Да-да. Кстати, – он полез в карман, достал магнитофонную кассету, – вот тебе пленка, где ты соглашаешься на эту провокацию. Наши люди не дураки – все предусмотрели. Профессионалы!

Девушка разинула рот, побледнела. Отступила даже.

– Так что носи обновки, деточка, и радуйся жизни. Она прекрасна, если сильно не задумываться.

Савинов стоял на берегу озера. Никого вокруг. Тишина. Покой. Покачав в руке фотоаппарат, размахнулся, бросил его в воду. Жаль, новенький был «Зенит», только что из магазина. Но лучше перестраховаться…

Он не чувствовал угрызений совести. Шебуев был казнокрадом, пьяницей, мотом. Просто скотиной. Кузин его покрывал, потому что тот умело подбирал юных комсомолок, обрабатывал, готовил к работе с наставниками. В бане, например. А главное, чем был плох и даже опасен Шебуев, он легко мог оболгать вдруг появившегося соперника на партийной ниве. Оболгать перед своим шефом, Кузиным. Такое уже случалось. После их беседы в коридоре Савинов не раз ловил на себе косые взгляды Шебуева, ждал, что вот-вот, да выстрелит это ружье. Висит оно себе тихонечко на стенке, но до поры до времени. Сам не заметит, как вначале Кузин будет на него поглядывать с сомнением, потом холодно. А затем и вообще никак. Значит, можно уходить. Но не вышло у Шебуева, ослабла хватка. Он, Дмитрий Павлович Савинов, опередил своего противника. Обошел. Партия была сыграна. С этим оставалось только согласиться и забыть о происшедшем – раз и навсегда.