Текст книги "Дериват"

Спри почти достиг несчастную вдову: какие-то жалкие два шага отделяли мужчину от того, чтобы обезопасить девушку от нее самой. Створку раскрытого нараспашку окна безудержно болтало из стороны в сторону, как судно при морском волнении.

Ничком распластавшееся тело образовало под собой не выправляемый отпечаток на капоте Ишиму-Спроул.

– Это – Ваш муж там внизу? – Она была на расстоянии вытянутой руки. – Мне очень жаль. Но послушайте, жизнь еще не окончена. Поверьте, прошу. Мир ждет Вас. Со временем тяжесть уйдет, и новый ясный день…

– Мистер, не знаю, кто Вы, – профиль девушки, словно филигранно сплавленный хрусталь, наделял тщедушную комнату бесценностью лучей ночного города, преломляемых гранями ее лица, и неважно, насколько искусственно сияли огни засыпающего Дэ’Вона – красавица символизировала недостающее звено, столь необходимое для живого дыхания мегаполиса, – но хотела бы я, чтобы Вы пришли мне на помощь чуточку раньше. Однако я все решила тридцать пять минут назад.

Курок доисторического ружья был взведен. Неумолимый щелчок опередил нажатие на ударно-спусковую деталь до упора. В ушах Спри затрещало, еще долго слух возвращался к нему. Только когда неудавшийся спаситель уселся на одну из ступенек общей лестницы, выхолащивающая все дендритные отростки нить ультразвука затухающим мотивом окончила звонкое умерщвление. Но не окончила проекционное изображение на стенки внутреннего взора картина девушки, скорченной от размозжившего грудную клетку двойного выстрела. Длительное время дешевое и, скорее, выдуманное простодушие Спри не будет в состоянии выветрить позорное фиаско. Она была мертва физически, а он снова был мертв внутри. Последний раз это чувство несводимыми красками всплыло у Крео в момент осознания последствий аварии, в которую он давно вместе с Кюс-Лэхом имел неосторожность угодить.

– Есть еще одна комната, – безучастный голос Аполло сочетался с остолбеневшим телом Крео Спри, оно неподвижно сидело на ступеньках и бессмысленно смотрело на уродливую кладку плиточной мозаики, – сорок четвертый этаж.

– Какой в этом смысл?

– Возможно эта последняя дверь приведет к счастливому концу. Ты так не думал?

– Знаешь, я думал об этом с точностью наоборот. Что если за ней тебя ждет все то же самое – закольцованный путь, следуя по которому вера в надежду крепнет с каждым пройденным километром бесплодной пустыни. Но в конце выматывающего странствия эта вера вдруг оказывается меркнущим фантомом самой первой попытки найти свое предназначение, даже больше, чем предназначение, – скорее, понять свое «Ка». Ты достигаешь монумента, который умоляешь открыть искомую столетиями правду, но он, приоткрывая дверь внутрь, выводит тебя на знакомый песок не имеющих конца и края дюн, и ты вновь следуешь за уходящим горизонтом, забывая, сколько раз достигал его края.

– Что такое это «Ка»? – омнифрейм заинтересованно вслушивался в каждый провокационный пассаж бессмысленного трепа.

– Без понятий. Возможно, один из этих полузабытых фантомов. Однако я знаю точно, что… – Спри, скрипя суставами и близкими им костями, поднялся на ноги и вытер глаза, – что я не хочу раз за разом открывать одну и ту же дверь. Наверное, не мое это, раз с каждым разом приходится все хуже.

Буси-до, навалившись на боралюминиевую крышу Ишиму-Спроул и уткнувшись на беспорядочные кляксы луж, зазубривал, с какой периодичностью капли, набирающие привычный городу ливневый пыл, пробивали носок ботинка. Мужчина осознал недееспособность затеи, как только на его сотовый вызов ответил знакомый голос.

– Здравствуй, – начал Спри, – Помнишь я говорил о человеке в черном или сером – я уже точно не помню – одеянии? Я тогда промолчал и не озвучил тебе ту его странную фразу.

На другом конце линии передачи царила трепещущая тишина.

– Он сказал тогда, – продолжал Спри, – «Полярная звезда постепенно растворяется в небе». Что-то похожее на «Тереза идет по лестнице… Тереза спускается вниз» или типа того. Не знаю…

– Странная фраза, – ответила Ханаомэ Кид. – Спасибо, что сказал.

– Я согласился помочь Вуменхэттену с поисками мальчика. За пять минут до разговора с тобой связывался с ним.

– Что у Вас там происходит? Все в порядке, мистер Спри? – Далвин Вуменхэттен не на шутку испугался внезапной потери связи со Спри, сопровожденной убийственным грохотом.

– Я согласен. Я помогу найти мальчика.

Спри посмотрел наверх сквозь зазор, щедро оставленный фьордом из двух многоэтажных гигантов: между ними протекал ручей лунного сияния. Реголитный спутник одиноким маяком освещал земное царство.

– Хорошо, Крео.

– Мы найдем его. Обещаю, что найдем.

Глава 2. Двухтысячелетний человек

Широкоплечая фигура сидела ссутулившись, груз обмякающей усталости ломил в плечах; ладони бессильно трепались у колен, как вывешенное на леске для сушки белье. Слипшиеся от копоти локоны волос местами пигментировали в серое; залитые фиолетовым островки на лице говорили о кровоподтеках, о сопутствующем ущербе, подкожными гейзерами он разбил сеть болезненных всплесков сквозь огрубевшее плато физиономии. Крео Спри, изучив свой потрепанный вид, наконец поднял голову и спросил:

– Так кто ты такой?

***

Спри завершил разговор с Ханаомэ Кид. Оба решили, что, если они хотят найти мальчишку, необходимо встретиться и составить план по переворачиванию города вверх дном. Мультимедийный браслет расщепил парящую над фотопластинкой проекцию контактных данных – девушка вновь ушла, хоть и не хлопнув на сей раз дверью.

– Так что там с транспондером? – бусидо отошел от скайстера, его взор привлекли три ярчайшие баннера, они сочились лазурью и укрывали ею с двадцатиэтажной высоты весь квартал. Зрителю предлагалось воспользоваться услугами корпоративных юристов в вопросах неподобающего поведения со стороны руководства. «Они не те, за кого себя выдают…» – было написано на рекламе. Странно, подумал Спри, учитывая, что квартал был жилой, а здание, на котором возвышалась наружная конструкция, по виду пустовало добрый десяток лет. Для кого сиял веер коммерческих вывесок – оставалось загадкой. Точно, не для местных маргиналов.

– Мне негде показать тебе полученную информацию, – неуверенно отвечал омнифрейм, хоть этот тон для него был не больше, чем одна из немногих звуковых настроек речи. – Как я говорил, нужен…

– Что за чушь, малыш? Выводи на лобовое Ишиму-Спроул живо.

Шарнир доводчика поднял дверь скайстера – мужчина, не желая больше задерживаться в злачном месте, залез внутрь.

– Полицейский контроль не торопится что ли? – пилот, ковыряясь в настройках интерфейса, продолжал беседовать с омнифреймом. – Когда ты направил им вызов?

– Ровно десять минут назад, – Аполло-2, если бы захотел, мог сам стать первоклассным полицейским дознавателем – настолько хладнокровно никто не говорил на веку Спри. – Это – Паровые Бройлеры. Тебе ли не знать районные приоритеты ПКДА.

– Я до сих пор не вижу информацию о транспондере, внимательный друг.

– Вывожу на панель лобового стекла.

– Другое дело. Стоило разве несколько раз тебя об этом просить? – От удивления Крео приподнял брови. Отображенная на полупрозрачной карте геолокация указывала на один из районов Нового Дэ’Вона: не менее благополучный, чем Паровые Бройлеры, но и не более безопасный. На страницах путеводителей такие места в городе рекомендовано обходить стороной – слишком привлекательно для Крео, чтобы упустить прогулку в намеченной точке. – Значит, Роуверри. Убогие спальные районы, расположившиеся по соседству с промзонами.

– Ты хотел видеть место – я тебе его показал, Крео Спри. В этом здании, судя по архивам сети, раньше была мастерская под бензиновые латы, пока двигатели на данном виде топлива не попали под запрет.

Среди бетонных нагромождений виртуальная карта вырисовывала одноэтажное здание: оно в виде пристройки смыкалось со старой и, скорее-всего, заброшенной пиццерией, последняя занимала всю нижнюю часть жилого дома.

– Почему это место? – глаза Крео хоть и смотрели в сторону голографической плоскости, однако их фокус, пронзая сотканное из цифр полотно, лежал на все той же лазурно-голубой рекламе, чья назойливость не давала бусидо покоя. – Есть какая-то связь с дальневосходным кодом передатчика?

– Направленный в ИТЭР по ваши души убийца получил его здесь.

– ИТЭР?

– Интернациональный термоядерный экспериментальный реактор. На покинувшем языке так называлось то место – исследовательский комплекс. Ты что забыл?

– Так ладно, – как ни в чем ни бывало затараторил Крео. – Что с убийцей? Говоришь, там он получил транспондер?

– Все верно, Крео. Сигнальное устройство, судя по серийному номеру, произведено в одной из пригородных агломераций Ута-Лампу, а впоследствии экспортировано в северо-западную всегломерацию, а именно сюда – в Новый Дэ’Вон. У ассасина, смею предположить, была конспиративная штаб-квартира в Роуверри.

– Похоже на правду. Скудное местечко. Межсуточно-фазный мониторинг, небось, и вовсе отсутствует в таких кварталах. Неплохое место для укрытия. Завтра проверим.

Спри наконец избавил трехарочную рекламу от своего пристального изучения, включил двигатели скайстера и был готов ко взлету.

– Я по-прежнему не слышу звона серен, Аполло, – едва негодующе констатировал неудавшийся спаситель.

– Почему завтра, Крео Спри?

Пилот подавил словесный бросок ярости, пружинящий в грудной клетке. Он опустил голову, чтобы с концами расстаться с непозволительной – даже в адрес неживых существ – манерой речи и затем направил лат-скайстер точно ввысь.

– Может, ты сперва ответишь на четко поставленный вопрос? Где машины ПКДА?

– Летят, Крео Спри. Они уже в пути, – бесхитростно увиливал омнифрейм. – Так ты мне скажешь, почему завтра?

– Нет, не скажу. Сделай так, чтобы ее похоронили вместе с мужем, и никакой кремации. – Мужчина в ручной режиме нес Ишиму-Спроул все выше и выше. Непонятно, то ли отсветы молний, извергаемые из брюха водоносных туч, покрывали глаза Крео сверкающими крупинками, то ли это была пробужденная человечность, а ее влага проступила на светочувствительной оболочке незаметными солоноватыми каплями. Что бы то ни было – об этом никто никогда не узнает.

***

Ханаомэ Кид затаила дыхание и выжидала, кто же из них двоих первым завершит звонок. Левитируя, временной индикатор болтался в такт смены одной цифры на другую и отсчитывал длительность звонка: «интересно, какую часть разговора занимали такие бездыханные паузы?» – заинтриговала сама себя Бэа. Девушка поднесла указательный палец к маленькой иконке подле парящего окошка разговора. Она не успела пронзить бестелесную кнопку, так как это, опередив ее, сделал собеседник по другую сторону линии. В замешательстве чиновница поднесла кулачок к лицу и невзначай прикусила его: так она простояла не меньше минуты, возможно, жаждая, как уведомление о входящем вызове вновь вырвется из фотопластинки, словно шут-попрыгунчик из мелодичной коробочки. Но была лишь одна пустота – пауза, двух-, а, может, и трехсекундными отрезками привычно прерывающая ход разговора, вырвалась за пределы отведенного ей тактом дипломатичности времени и заполонила все помещение. Бэа не спускала глаз с браслета.

– Что Вы здесь делаете? – голос откуда-то с конца могучей стеллажной полки был обращен ко вкопанной Бэе. – Кто Вы? У вас есть разрешение здесь находиться? Предъявите свои документы.

Ханаомэ Кид поправила душку умных очков, которые она прихватила с собой явно не в оздоровительных целях: зрение девушки, к ее счастью, не истерлось студенческой юдолью.

– Я – Бэа Ханаомэ Кид, дочь Манэту Кид, – спокойный ответ Бэи, точно вечное состояние книг этого зала, не сдобрил заведующую библиотекой даму.

– И что? Это разве меняет дело? – женщина возмутилась нахальству молодой гостьи. – Да если бы Ваш отец был всегломерационным советником, Вы бы немедленно предъявили разрешительные документы. Каким бы властным ресурсом мистер Кид ни обладал, никто не имеет права – и Ваш отец это несомненно бы подтвердил – на пренебрежение порядком доступа к Картографиуму. Довольствоваться архивами Дома Объединений разрешается только авторизованным сотрудникам-архиваторам по служебному запросу других заинтересованных структурных подразделений Дома.

Дом Объединения – такое название имела с виду негосударственная, но по сути замаскировано аффилированная с властями структура отца Ханаомэ Кид: не одно столетие бразды ее правления передавались из одного поколения родового древа Кид в другое. Это был самый что ни на есть толстый корнеплод, его система ростков срослась с почвой Центрального дома представителей ЗОП так, словно тела обоих образований преодолели кулоновский барьер. Чиновница могла ночами напролет вспоминать разноотраслевые бизнес-процессы, в которых Осевой Полис, оставаясь вне радаров новостного освещения, привлекал Дом Объединения, – их счету не виделось конца.

– Вы Марва Квейк, я не ошиблась? – Ханаомэ Кид нашла выход из сложившейся неурядицы. Особо изощренный выход: – Правильно ли я понимаю, что Ваши дожизненные гарантированные накопления хранятся в инвестиционных институтах марсианской экзомерации, что, откровенно говоря, нарушает ряд постановлений комиссии по планетарным и внепланетарным рынкам? – Чиновница, подключившись к серверам Центрального дома, считывала с линзы умных очков, оставленных ей жестоко убитым стажером, закрытые данные работницы архива. – Думаю, для нас обеих было бы лучше оставить эти недоразумения неразглашенными, как считаете?

Матерая архивариус осуждающе прищурилась и от безысходности сдалась, удалившись, в итоге, назад в комнату наблюдения.

Теперь долгожданный Картографиум и его бесконечные ряды макулатурных приисков были у бесстрашной чиновницы как на ладони: информация о человеке, которую она третью четверть часа искала, беззастенчиво таращилась на расхитительницу библиотек в форме кряжистого фолианта с полки напротив.

«Кто все это заполняет?» – удивилась Ханаомэ Кид, неторопливо подтягивая к себе справочник за широченный корешок.

Мало, кто знал, что из себя представляет Картографиум: сотрудники не до конца могли разобраться в иерархической подчиненности данного структурного звена; пытливые журналисты же, которые, как правило, поочередно замолкали, стоило им копнуть непозволительно глубже допустимого, гадали днями напролет об истоках природы неиссякаемого информационного поля. И только уполномоченные сверху лица, дослужившись до определенного статуса, получали ряд прерогатив, предусматривающих особо близкое знакомство с эссенцией этого склада последней мысли человека. Как говорил отец Ханаомэ Кид: «Здесь можно найти даже самого себя в прошлой жизни».

– Поиск, Топ Моул, биография, – девушка держала в руках раскрытую книгу и приказывала гарнитуре с дополненной реальностью просканировать все ее листы, с охраной тайны которых, в результате, было быстро покончено дошлой шантажисткой. – Также необходима биография его сына, Мишэ Моула.

Оптика бесцеремонно пронзала книжный блок, визуализируя на дисплее хлесткое перелистывание со скоростью пулеметных очередей – страницы были найдены. На линзе отобразились искомые данные. Бэа не преминула воспользоваться подсказкой, всплывшей в уголке видимого спектра, и рванула на обозначенный участок справочника.

Чтобы произвести такую массу книг, описывающих как общеизвестные, так и умалчиваемые особенности, практически, всех значимых в масштабах микро– и макропроцессов индивидов, пришлось бы осуществить лесной геноцид, как минимум, миллиона кубических метров зеленых площадей. Вопрос оставался открытым, однако девушку он перестал заботить сразу, как только она вспомнила, что, чисто исторически, поиск первопричин всегда заканчивался головной болью: кто все это днями и ночами печатает без устали, да еще, судя по материалам, в таких подробностях?

В справке было много примечательной информации о специальном полисном скауте из Бордо, а вот его сын, исходя из черно по белому расписанных сухих текстов, является обычным ребенком, коих природа нарожала на белый свет бесчисленным множеством невинных цветков. Мальчик во всех смыслах следует за отцом: что ни командировка – сын Топа Моула всегда сопровождает его с матерью и старшей сестрой; в школе подпитывается базисными гуманитарными знаниями в преддверии изучения отцовского ремесла в университете. Послушный, нечванливый, умный и просто-напросто добрый юноша – так запомнил Картографиум, возможно, последние вспышки жизнеописания Мишэ Моула.

– Сделать фото обозначенных листов, – Ханаомэ Кид приходилось частенько касаться дужки очков, так как они имели атавистическое свойство не реагировать на ряд команд без тактильного контакта с боковым тачпадом. Сбор данных был завершен. Девушке предстояло покинуть Картографиум, в котором когда-то – еще будучи совсем юной леди – она мечтала пропасться, если очутится в лабиринтах непроходимых книжных стен; в зависти журналисты желтушных газет кусали бы кулаки.

Как бы была разочарована маленькая Бэа, увидев, что ее взрослая версия без труда нашла выход и простилась с детской мечтой о запредельных знаниях – так легко, так просто. Ее же сейчас волновала только судьба пропавшего Мишэ Моула: ни собственная, ни той девушки-архиватора, которой может грозить потенциальное увольнение, – нет. Только бедный юнец, он – в страхе за собственную жизнь – блуждает по неизвестным улицам крупнейшего полисного города, его непрекращающиеся проливные дожди грозились смыть всю память о несчастной душе восьмилетнего ребенка.

Это случилось в лифте, когда неопытная шпионка зашла в помпезную кабину, полную аристократических декоров, и та, неспешно захлопнув за пассажиркой боствиг с дверьми, принялась опускаться под успокаивающий дуэт лебедки с канатами. На дисплее очков внезапным всплеском от неопознанного сигнала проявились записи протокольного характера. Ханаомэ Кид не поняла, с чем имеет дело: слишком быстро все происходило. По мере погружения платформы в глубину шахты непонятные строки, как уходящие ввысь – наверняка, в далекую-далекую галактику – титры из кинофильма, всплывали перед глазами девушки. Бэа на манер дрессированного питомца подняла голову как можно выше – от текста оставались две жалкие строки. Через секунду их и вовсе не стало – сигнал был прерван, а лифт тем временем достиг основного нижнего посадочного этажа. Холодные чрезмерной серостью двери открылись, за ними в непреходящей флегме, вальяжно разъехались и решетчатые стойки; Ханаомэ Кид же в непонятном со стороны комичном одиночестве продолжала таращиться в бесконечные дали потолка. На то была вполне сносная причина: девушка ухватила реплику неизвестного докладчика, его речь на доли секунды сопроводили строки, ускользнувшие ввысь по экрану очков. «После Вагнера переходим к Джазовой сюите Шостаковича, а именно к Вальсу номер два. Предложения?» – на этом трансляция загадочной процессии умными очками завершилась, больше чиновница услышать не смогла.

Всю дорогу домой она рассуждала о характере внеурочных процессов Дома Объединений, что под покровом ночи, при потухшем в здании свете, могли вестись в одном из засекреченных секторов организации. Что это за собрание такое могло быть, о котором отец умолчал, и из-за которого его дочь с разинутым ртом, как у полоумной, была вынуждена изучать потолок лифта не меньше трех минут? Ханаомэ Кид заставила выкинуть из головы очередное нерелевантное текущей проблеме дело и, открыв движением зрачков фотопленку на дисплее очков, полностью отдалась изучению биографий членов семейства Моул.

***

Вот уже как минуту Крео Спри, не шелохнувшись, изучал эту неподдающуюся разгадке фигуру, до такой степени скупую на слово, что она даже не удосужилась выдать в адрес бусидо полагающее гостеприимному хозяину приветствие.

– Почему ты молчишь? – было видно, что Спри едва держится – еще несколько минут безответной позы потенциального собеседника могли усыпить валящегося с ног Крео. – Почему ты не ответил, кто…

– Потому что изучал тебя, – внезапный ответ незнакомца, без преувеличений, мог показаться ядрёнее нашатыря – Крео Спри тут же оживился. – Так что ты хотел узнать?

– Я даже не знаю, что хочу узнать, – усмехнулся собственной растерянности бусидо. – Во-первых, я не совсем понимаю, что происходит.

***

Сон ни в какую не хотел посещать страдальца, как бы пронзительно усталость ни надламывала в плечах и с какой бы машинальностью его веки вымучено ни опускались – Крео Спри на глазах превращался в ходячего покойника с характерным, как у поганки, бледным цветом кожи.

На следующий день, после до сих пор не уложившегося в голове переполоха в злосчастном доме, Спри проворочался на своем диване всю ночь. Он по-прежнему был выжит и мертвецки невосприимчив к окружающему пространству. Хотелось просто лечь и заснуть, но воспаленный мозг тут же пинками гнал вымученное тело назад в будничную молотилку. Пес жалобно смотрел на всю эту удручающую картину. Глубокой ночью к тому же звонила Ханаомэ Кид и подчеркнула необходимость встретиться – прилетала она из Бордо в Новый Дэ’Вон уже сегодня днем. Почему нельзя было сообщить о добытой информации по видеосвязи, она предпочла не уточнять.

Уйдя пораньше с работы, Спри предпринял максимум усилий, чтобы пораскинуть мозгами, чем бы привести бессильный организм в норму хотя бы на время встречи с Ханаомэ Кид. До назначенного рандеву оставалась пара часов.

Скайстер сам по себе плыл под сенью дневного флера из иссини-тусклых небес, колорит неоновых огней мегаполиса безудержно насыщал их. Мозг подал первый и, как могло показаться Крео, последний признак успокоения и смирения с горестной правдой минувших вчера событий – разум ретировался, следом за ним поспело и само тело. Крео Спри плюхнулся лбом на штурвал и засопел, Аполло не проронил ни слова.

Мчащийся по асфальту на магнитной подушке и грозящий вонзиться точно в лобовое стекло гранд-скайстер причудился Крео – он тут же открыл глаза. Неконтролируемая часть его сознания на минуту отключила мужчину, и тот почти заснул. Пассивный автопилот – единственное, что спасло полусонного бусидо от аварии, подхватив за ушедшим в дрему человеком управление над летательным аппаратом. Это вновь был не Аполло. Омнифрейм витал где-то в облаках бескрайних сетевых просторов. Спри как следует влепил себе пощечину, что аж остался забавный след: зардевший участок кожи превратился в цветистый островок среди океана бледности.

Сейчас ничего не волновало Спри: ни правила агломерационного пилотирования на высотных эшелонах, ни пытающаяся заговорить с пилотом вереница наружной рекламы – он теперь не имел права отключаться, каким бы соблазнительным ни представлялся ему крепкий сон. Крео не мог подвести Бэю; надо было привести себя в порядок – на этот счет имелись кое-какие соображения, хоть и болезненные на короткое время, если ими воспользоваться.

Боралюминиевое брюшко Ишиму-Спроул удерживалось парковочными движками с клиренсом, достаточным для того, чтобы под ним во весь рост поместилась собака. Парящий на вспомогательной воздушной тяге скайстер остался ждать своего владельца, пока тот не вынырнет из мрака подворотни, в котором несколькими секундами раннее растворился.

Крео Спри заглянул в один из злачных баров, где можно было обзавестись недешевой, но весьма действенной разновидностью хайдрокваллюда: повелось, что данным психотропным средством пичкали звероволков на нелегальных, а иногда и легальных четвероногих бегах. Доза порошка, впрыскиваемая в слизистую глаза вместе с другим, менее активным, наркотиком, придавала ураганную мощь и до невозможного обостряла чувства. Хоть и не имея ничего общего с звероволком, Крео Спри тут же распылил бодрящую аэрозоль по не без того раздраженным капиллярам глаз, как только купюра двадцати г’стоунов нежно осела на ладони бармена. Чтобы обезопасить себя запасным люфтом бодрствования, Крео вдобавок вколол в шею нейронного кваалюда, вслух зарекаясь впредь прибегать к таким непотребствам подпольной фармакологии:

– Лютое дерьмо. – Мурашки пронзили Спри, как шипы железной девы. Буси-до встрепенулся, глаза полезли из орбит.

Крео заблаговременно прибыл в закусочную, в которой было оговорено встретиться с чиновницей. По пути к месту рандеву периферические рецепторы Спри, как остроконечные штыки, насаждали на себя чуть ли ни каждый всплывающий рядом с латом городской объект. Наибольший интерес у бусидо, физиологическая активность которого заступила за грань зрительно-слуховой чувствительности, вновь вызывали прямоугольные стенды под рекламу, те простирались по широчайшему проспекту Парк Ги’К Вуд. Один из них оказался настолько дотошным, что избавиться от него удалось лишь недюжинным глотком высокооктанового кофе уже в самой закусочной. Эффект от осушенной залпом кружки отборного зернового напитка был столь же жалок, как и капля человеческой крови для комара, всласть насытившегося плотью буйвола.

– Привет. – Ханаомэ Кид появилась перед ним так же внезапно, как и упавшее с небес тело размозжило перед лата. Спри выглянул в окно маленького одноэтажного здания: припаркованный на лету скайстер следовало бы отвезти в ремонт. И как его еще не остановил воздушно-городской патруль, удивлялся своей везучести Крео. – Интересное место. Перед тем, как улететь в Бордо, приметила его и захотела по возвращении нанести сюда визит.

«Почему же вы так слепы? Откройте глаза, ведь от этого зависит будущее» – приснопамятная вывеска с проспекта Парк Ги’К Вуд, что, думалось Спри, смыло бодрящим потоком кофе, восстала из памяти. Это была реклама некоммерческого объединения, призывавшего гражданское общество, да и просто неравнодушных людей перечислять средства или любые другие формы блага бедствующему населению южных зон. Организация, как помнил Крео, также сотрудничала с девелоперскими домами, застраивающими интеллектуально-промышленными хабами относительно мирную часть южных зон, безусловно, не без привлечения местных жителей. Но какое отношение это имело к текущему делу Спри? Что случилось с городской оболочкой маркетинговой коммуникации, что она милитаризировали стенды всех мастей и натравила воинственный легион на одного человека? Может, это все пагубное влияние наркотика, действие которого как раз вошло в критическую фазу всесторонней чувствительности?

– Ты что под кайфом? – Ханаомэ Кид щелкнула пальцами прямо перед носом наркомана, замершего в полубредовой рефлексии. – Все понятно, я пошла. Это, видимо, бесполезно.

Девушка не успела подняться, как Спри сообразил, что происходит, резко встал и пересел к ней, отгородив Бэе пути отступления.

– Ты что творишь? Совсем полетел, да? – возмутилась Ханаомэ Кид. Она никогда не думала, что этот холодный до последнего атома мужчина может быть таким взбудораженным, не по месту гиперактивным. – Меня не проведешь, я знаю, как действует крокодил или какой-нибудь кваалюд.

– Да не под кайфом я, – зачерпнул забитой ноздрей воздух Крео, – со мной просто… – он замолк: не его это дело – жаловаться на тяжесть судьбы.

– Ты под кайфом, – в порыве угрожающей констатации неоспоримого факта брови девушки воздымались чуть ли ни до самого лба.

– Нет, не под кайфом я. Сколько можно уже отвечать одно и то же?

Но он действительно был под кайфом.

– Ты меня за дуру держишь? Я что, думаешь, не видела торчков за всю жизнь? Почему всегда, когда мы пытаемся что-то обсудить, случаются недоразумения, вроде этого.

Крео Спри хотел возразить, но, едва открыв бесстыжую пасть для ответа, тут же захлопнул ее, спотыкнувшись о ряд говорящих не в его пользу фактов. В предыдущий раз он встретил ее на пороге своих апартаментов со стеклянными от виски глазами, при этом третья порция крепкого алкоголя в ожидании бултыхалась в стакане. Знатную свинью подкинула подлая судьба: Спри и вспомнить не мог, когда до этого позволял себе браться за бутылку, а тут на тебе – первая же за долгие годы партия теплой жидкости, опрокинутая внутрь, оказалась замеченной прекрасными глазами девушки, которые с таким же разочарованием и укором, как в прошлый раз, сейчас на него смотрели. Чертыхнувшись про себя дважды, он все же решился сделать еще один шаг – вслед за признанием разоблачения безупречной смекалкой Бэи своей роли благородного вора – на пути укрепления доверия с ней. Разум в очередной раз уговаривал его это не делать, всячески одергивая. Чувства же – а психоактивное вещество их знатно подтапливало – рвали грудную клетку, чтобы разоткровенничаться.

– Ладно, дай мне объясниться. Ты права, я употребил хайдрокваал и еще другое какое-то нейронное дерьмо… не помню название, но я сделал это ради тебя. Черт, нет, я не то хотел сказать! – будь под рукой мясницкий нож, он бы отрубил отупевший язык под самый корень. Спри медленно пересел на свой диван, тот, что был напротив Ханаомэ Кид.

– И? – даже руки она складывала с наитончайшей грацией – бусидо вновь отвлекся. Раздосадованный идеал смотрел на мечтателя и один раз цокнул от вида Крео Спри, в котором не находилось места зазрению совести.

– С чего бы начать, – замялся мужчина. – Вчера выдался очень странный день, ужасный я бы даже сказал. Нет, тебе лучше этого не слышать.

– Спри, Спри, – девушка старалась поймать бегающие из стороны в сторону глаза собеседника своими, – послушай. Помнишь, мы условились, доверять друг другу?

Он молчаливо кивнул.

– Так расскажи, что случилось вчера, раз ты посреди ночью решил сообщить мне о желание найти пропавшего мальчика.

Тяжелый вздох Спри как последний рубеж эмоциональной закрытости, растерявший все свои позиции в битве с таким же расчетливым до безобразия хладнокровием девицы, предвещал готовность приступить к рассказу.

– Если посмотришь на мой скайстер, то увидишь, что его перед изрядно помят… – Медленный пересказ Крео с фанатичной точностью воссоздал целиком и полностью кровавую чреду бессвязных по сути событий, которую теперь безымянный криминалист с присущей ему бесчувственной формальностью, наверняка, вмещает в не менее мертвый на эмоции шаблон протокола. Через две минуты Ханаомэ Кид знала все. – Но я не успел, и у меня на глаза она пробила себе грудную клетку выстрелом из крупнокалиберного ружья.

Спри, сомкнув кисти в замок, смиренно сидел и ждал ответной реакции человека, доверие которого к нему чуть было не подорвалось окончательно. Ни сожаления, ни одного успокаивающего слова или поддержки не последовало – Крео этому был безмерно благодарен. Оба считали себя достаточно стойкими к эмоциональным потрясениям, способным оставить нелепый отпечаток на личностных силуэтах, чтобы с протянутой рукой просить пожалеть их. Принять подобную форму сочувственной благотворительности означало бы расписаться в утрате рассудительного контроля над окружением, многополярность людских противоречий которого они оба с такой тщательностью изо дня в день обучались подчинять. Мужчина безмолвно поблагодарил за это женщину. Его непринужденно опущенные веки отдавали жест благодарности; женщина в немой эмпатии умиротворенно моргнула – ее глаза питали закусочную энергией благодатного покоя.