Текст книги "Собрание сочинений в 20 т. Том 8. Вечные спутники"

Примечания

Книга «Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы» (СПб., 1897) впервые увидела свет в ноябре 1896 г. Она была составлена из статей Мережковского, писавшихся на протяжении почти двенадцати лет и публиковавшихся в периодической печати. Первой из них была статья «Флобер в своих письмах», опубликованная в журнале «Северный вестник» в 1888 г. Статья «Ибсен» впервые напечатана в составе «Вечных спутников».

В 1899 г. книга «Вечные спутники» переиздана без изменений по отношению к первому изданию. М.В. Пирожков выпустил отдельные издания статей из «Вечных спутников»: «Акрополь, Дафнис и Хлоя» (СПб., 1907); «Марк Аврелий, Плиний Младший» (СПб., 1907); «Кальдерон, Сервантес» (СПб., 1907); «Монтань, Флобер» (СПб., 1908); «Ибсен» (СПб., 1907); «Достоевский, Гончаров, Майков» (СПб., 1908); «Пушкин» (СПб., 1906). В 1909 и 1910 гг. «Вечные спутники» перепечатаны издательством «Общественная польза» (3-е изд. СПб., 1909, 1910) без изменений по отношению к первому изданию.

«Вечные спутники» составили т. XIII (СПб., 1911) Полного собрания сочинений Мережковского в 17 т. (СПб.; М.: М.О. Вольф, 1911–1913). Из состава книги исключена статья «Дафнис и Хлоя» (опубликована в составе т. VI этого собрания). В тт. XVII–XVIII Полного собрания сочинений Мережковского в 24 т. (М.: И.Д. Сытин, 1914) «Вечные спутники» вошли в измененном составе – без статьи «Дафнис и Хлоя» и с тремя дополнительными статьями: «Трагедия целомудрия и сладострастия» (1899), «Тургенев» (1909) и «Гёте» (1913).

Современные публикаторы этой книги не придерживаются единого мнения о том, в каком составе следует публиковать «Вечные спутники». Так, М.С. Ермолаев опубликовал книгу в последней авторской редакции (Мережковский Д. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники / Подг. текста, послесл. М. Ермолаева. М.: Республика, 1995. Серия «Прошлое и настоящее») и представил читателю книгу в том составе, в каком ее хотел видеть писатель, готовивший последнее полное собрание своих сочинений. М.Ю. Коренева, напротив, – в первой редакции (Мережковский Д. Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы / Подг. текста и вступ. ст. М. Кореневой. М.: Азбука-классика, 2007), то есть воспроизвела книгу такой, какой ее впервые прочли и полюбили читатели.

В некоторых современных изданиях целостность замысла этой книги вообще нарушена. С.Н. Поварцов опубликовал часть статей из нее: «Акрополь», «Флобер», «Сервантес», «Достоевский, «Гончаров» и «Майков» (Мережковс-кий Д. Акрополь. Избранные литературно-критические статьи / Сост., авт. послесл. и коммент. С.Н. Поварцова. М.: Книжная палата, 1991. Серия «Из архива печати»), Т.Ф. Прокопов – статьи «Пушкин» и «Достоевский» (Мережковский Д.С. Вечные спутники: Роман. Стихотворения. Литературные портреты. Дневник /Сост., примеч. Т.Ф. Прокопова, вступ. ст. Н.М. Солнцевой. М.: Школа-пресс, 1996. Серия «Круг чтения: школьная программа»), а Е.Я. Данилов – статью «Пушкин» (Мережковский Д.С. В тихом омуте. Статьи и исследования разных лет / Сост. Е.Я. Данилова. М.: Советский писатель, 1991). Учитывая направленность серий, в которых выходили в свет эти издания, подобные решения, вероятно, оправданы: издания дают представление лишь об отдельных произведениях Мережковского. Но в отношении к авторскому замыслу, который изложен в Предисловии к «Вечным спутникам», такое расчленение представляется неоправданным. Состав и композицию «Вечных спутников» в серии «Литературные памятники» (Мережковский Д.С. Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы / Изд. подг. Е.А. Андрущенко. СПб.: Наука, 2007) обусловили задачи серии: книга публиковалась в первой редакции, в которой она и стала «памятником», то есть книгой, завоевавшей всеобщую известность и занявшей свое место в истории литературы. Главные изменения текста Мережковский проводил, готовя к публикации именно это издание, позднейшие же сделаны к 1914 г., когда сменились его приоритеты, задачи, а с ними – и состав «спутников».

В настоящем издании книга «Вечные спутники» воспроизводится в той редакции текста, составе и композиции, которые представлены в тт. XVII–XVIII Полного собрания сочинений Мережковского в 24 т. (М.: И.Д. Сытин, 1914) в связи с тем, что это последнее прижизненное издание книги, состав которой санкционирован ее автором. Учитывая его решение, из состава книги в нашей публикации также исключена статья «Дафнис и Хлоя», которая печатается в томе переводов Мережковского как предисловие к его переводу романа Лонга, и публикуются статьи «Трагедия целомудрия и сладострастия», «Тургенев» и «Гёте». В Примечаниях отмечены все изменения текста статей, произведенные Мережковским, начиная с журнальных публикаций до последних редакций, что дает полноценное представление о движении замысла и творческом росте писателя. Этой цели служит также публикация рукописных материалов.

Как вспоминала З.Н. Гиппиус, выход в свет «Вечных спутников» «не вызвал никакого внимания, если не считать всяких грозных нападок со стороны “либеральной прессы”, хотя никакого “либерализма”, ни антилиберализма она не касалась: это была одна из традиций – бранить Мережковского» (Гиппиус З. Дмитрий Мережковский // Живые лица: В 2 ч. / Сост., предисл., коммент. Е. Курчатова. Тбилиси: Мерани, 1991. Ч. 2. С. 213). Это не так: первое издание «Вечных спутников» вызвало оживленную полемику в столичной и провинциальной печати.

Д.П. Шестаков писал, что «новый сборник г. Мережковского составлен из вещей неравного достоинства. Наиболее удаются, на наш взгляд, талантливому критику характеристики и портреты из античного мира. Эти далекие века свободной, величественной красоты привлекают нашего автора как ослепительный мираж. В первой же статье сборника прелестные строки посвящены афинскому Акрополю. Очень хороши также портреты Марка Аврелия и Плиния Младшего; в последней статье поистине художественны и безукоризненно прекрасны переводы из античного классика». Как удачные рецензент отметил также статьи о Флобере и о Майкове, которому «посвящен краткий, но классически законченный очерк» (Д. Ш. [Шестаков Д.П.] [Рец.:]

Д.С. Мережковский. Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы. СПб., 1897. Изд. П.П. Перцова // Волжский вестник. Казань. 1897. № 5. 6 (18) января. С. 3. Рубрика «Библиография»).

А.М. Скабичевский иронизировал по поводу цели автора и состава его книги, «представляющей, действительно, порядочную-таки мешанину: тут рядом с Марком Аврелием и Плинием Младшим вы находите Кальдерона,

Сервантеса, Монтеня, Флобера, Ибсена, Достоевского, Гончарова, Майкова, Пушкина; курьезнее же всего, что в число великих писателей, тихих спутников г. Мережковского, попал вдруг и афинский Акрополь, так что оказывается, что Акрополь вовсе не пребывает в неподвижности близ Афин, а сопутствует г. Мережковскому в его земных скитаниях или покоится на полках его библиотеки рядом с М. Аврелием и Монтенем». Рецензент отмечал хороший слог

Мережковского, его эрудицию и художественное чутье, однако «рядом с двумя, тремя блестящими страницами вы натыкаетесь на десятки и сотни страниц, на целые статьи, поражающие вас или до смешного наивным ребячеством, или же непроницаемым туманом мистико-символо-декадентских фантазий» ([Скабичевский А.М.] Вечные спутники, портреты из всемирной литературы.

СПб., 1897 г. // Новое слово. 1897. № 5. Май. С. 61–63. Рубрика «Новые книги». Разд. I: «Беллетристика. Критика. История литературы». Без подп.). А.Г. Горнфельд посвятил «Вечным спутникам» первую часть рецензии, в которой сопоставлял книгу Мережковского с брошюрой Д.Н. Овсянико-Куликовского «Этюды о творчестве Тургенева» (Харьков, 1896). Он полагал, что «автор “Вечных спутников” задался оригинальной целью поставить на место критики – лирику». Цитируя предисловие к книге, А.Г. Горнфельд поставил под сомнение само существование субъективной критики: «Автор бросает новый термин, и даже не останавливается на нем; он как будто думает, что этого довольно. Между тем если бы даже и признать особый “субъективный” вид критики, то надо предварительно указать ему его место, уяснить его истинное значение, его отношение к современной теории поэзии, его действительный смысл в изучении художественного произведения». А.Г. Горнфельд соотносил подход Мережковского с французской импрессионистской критикой, однако возражал против тезиса писателя о возможности «открыть внутренний смысл произведения»: «…кем это было когда-либо сделано? Может г. Мережковский указать на какое-либо истинно художественное произведение с открытым, раз навсегда выясненным критикою внутренним смыслом? Едва ли. Объективного внутреннего смысла, идеи, в художественном произведении нет – есть лишь форма, неподвижный образ. <…> Внутренних смыслов произведение поэтическое имеет столько же, сколько читателей. Г. Мережковский не напрасно называет свою книгу “дневником читателя”». Ар. Горнфельд полагал, что принципов, заявленных в предисловии к книге, Мережковский не выдержал, потому она представляет собой собрание обычных литературно-критических статей: «одни интересны, другие бесцветны; есть удачные, есть неудачные; но субъективного в них столько же, сколько во всякой обыкновенной критике», «в них много общих мест, рассказанных “своими словами”, и банальностей гораздо больше, чем открытий». Вместе с тем, роль Мережковского он видел в популяризации творчества «выдающихся писателей, действительно очень мало знакомых нашей читающей публике, а его неподдельная любовь к ним производит приятное, подкупающее впечатление. <…> Он более популяризатор, чем исследователь, но он умеет говорить известные вещи, хотя недостаточно просто, но зато красиво и потому интересно; к тому же его увлечение оживляет читателя». Наиболее удачной из всех А.Г. Горнфельд назвал статью о Пушкине, в которой отметил цельность замысла и стройность композиции при недостоверности выводов, сделанных Мережковским относительно творчества поэта. (Горнфельд Ар. Критика и лирика (Д.С. Мережковский. Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы. СПб., 1897. Д.Н. Овсянико-Куликовский. Этюды о творчестве Тургенева. Харьков, 1896.) // Русское богатство. 1897. № 3. Отд. II. С. 29–65).

В.Д. Спасович откликнулся на выход в свет «Вечных спутников» обширной статьей, в которой дал подробный разбор книги. Основой его публикации стали подготовительные материалы к лекции о Мережковском (Спасович В.Д. Тезисы мои для беседы о «Вечных спутниках» – тезисы к лекции о Мережковском // ИРЛИ. Ф. 62. Арх. П.И. Вейнберга. Оп. 3. № 444. Л. 62–63). В рецензии он связал достоинства и недостатки «Вечных спутников» со свойствами дарования Мережковского, его этическими позициями и социальными взглядами, отметил несуразности названия книги, ее структуры, а также некритическое отношение автора к источникам, которыми он пользовался. «Не всегда можно верить заглавиям книг; нельзя также вполне полагаться на предисловия. Книга г. Мережковского озаглавлена: “Вечные спутники – портреты из всемирной литературы”, а уже первая статья в книге: Акрополь – недвижимость, предмет архитектурный, не могущий никому сопутствовать, и даже не многими лицами посещаемый». Подробно разобрав «Вечные спутники», рецензент пришел к выводу о том, что «из тринадцати статей, образующих книгу г. Мережковского, пять статей не подходят к заглавию книги, одна посвящена не человеку, а предмету архитектуры, одна – неизвестному лицу, три – писателям хотя и даровитым, но не первостепенным. Остается восемь человек бесспорно либо весьма талантливых, либо даже гениальных, которых автор берется измерять, так сказать, своим аршином, по-новому, им открытому методу, по способу особенной критики, которую он называет субъективною». Оспаривая ее возможности, В.Д. Спасович упрекал Мережковского в пристрастности его оценок, связанных с текущим моментом («он сам если не делом, то своими речами принимает живое участие в житейской толчее»), а также в противоречивости позиции: он «совмещает в себе несколько личностей и у него не всегда одна с другой согласна. Он – эстет, обожатель античного искусства и сторонник аристократизма; он также нервный, не выносящий вида страдания галилеянин. Он – утопист, мечтающий о дикой воле вне границ цивилизации. Он, конечно, не бунтовщик, но индивидуалист и своего рода анархист, который готов радоваться, когда будут взрываемы другими людьми общественные устои…». Отдельное внимание В.Д. Спасович уделил статье «Пушкин», которая «написана красиво и увлекательно, как и все вообще, что пишет г. Мережковский; почти целая поэма, которую жаль разрушать, хотя и нельзя ее не сломать, после того как вдумаешься в нее критически. Задача, которую себе ставит автор, такова, что если бы оправдалось то, что он предполагает, то пришлось бы перестроить всю историю русской литературы в XIX столетии, то есть с того момента, когда она перестала только подражать». В.Д. Спасович полагал, что концепция автора статьи находится в зависимости от «Записок» А.О. Смирновой-Россет, опубликованных Л.Я. Гуревич, достоверность которых вызвала у него справедливые сомнения (см. Житомирская С.В. А.О. Смирнова-Россет и ее мемуарное наследие // Смирнова-Россет А.О. Дневник. Воспоминания. М.: Наука, 1989. С. 579–631. Серия «Литературные памятники»). Отмечая сомнительные, с его точки зрения, фрагменты «Записок», рецензент отмечал, что и выводы, сделанные на их основе, также не могут быть достоверными. «Г-н Мережковский не потрудился разобрать “Записки”, пропустить их через фильтр критики, – писал В.Д. Спасович, – но берет целиком все, что в них написано, на веру, как настоящую истину, и упрекает современников, что они замалчивают книгу, которая во всякой другой литературе составила бы эпоху», между тем, в «Записках» «передаются вещи либо маловероятные, либо небывалые и совершенно невозможные». Опора на ложный текст источника привела к тому, что Мережковский «написал портрет заведомо неверный, с полным смешением эпох Александровской и Николаевской, с подведением обеих эпох под один знаменатель и без всякого соображения с радикально изменившейся общественной обстановкою своего сюжета. Его этюд писан, так сказать, на китайский манер, без всякой перспективы». Вместе с тем, В. Спасович признавал, что книга Мережковского «прекрасно написана, что местами она увлекательна и читается легко, наконец, что она вызывает, располагает к тому, чтобы о ней думать и много, много спорить. Будем надеяться, что со временем г. Мережковский сосредоточится, сделается последовательнее и будет представлять из себя цельное лицо, а не компанию расходящихся в разные стороны противников…» (Спасович В. Д.С. Мережковский и его «Вечные спутники» // Bестник Eвропы. 1897. № 6. С. 559–603). Настатью В.Д. СпасовичаязвительнооткликнулсяСкриба[Е.А.Соловьев].

«Положительно я очень рад за г. Мережковского. С тех пор у него уже не будет ни малейшего основания жаловаться на то, что им занимаются и его беспокоят лишь мелкие газетные мошки, к которым он, разумеется, не мог относиться иначе, как с подавляющим презрением. Теперь разбор его литературных прегрешений перешел в высшую инстанцию и сам “Вестник Европы” поместил о нем обширную статью В.Д. Спасовича. <…> Он не скупится на слова: красиво, умно, талантливо, “наводит на размышления”, а рядом с этим… рядом с этим он читает ему жестокие, совершенно справедливые нравоучения и говорит, что г. Мережковский сам не знает, чего он хочет, во имя чего пишет, что любит, что ненавидит». Скриба сосредоточился на характеристике писательской личности Мережковского, сформированной, по его мнению, под противоречивыми влияниями народничества, эстетических позиций Плещеева и современных символистских исканий. «И что же? Пережил ли он хотя одно свое увлечение до конца, углубился ли он хотя бы в одну систему? Дал ли он хотя одно произведение, из которого вырисовывалась бы полностью его личность? <…> Предмет, которым очень увлекся бы господин Мережковский, должен бы сразу быть белым и черным, большим и малым, низковысоким, длиннокоротким, а система – умноглупой, христиански-языческой, любящененавидящей и логически-строгонепоследовательной. <…> Но может ли сосредоточиться человек, выросший в умственной сумятице своей молодости, нервный дилетант и к тому же зрелый мужчина, который за тридцать два года ни на чем не успел остановиться?» (Скриба [Соловьев Е.А.]. Г. Спасович о г. Мережковском // Новости и биржевая газета. 1897. № 159. 12 июля. С. 2. Разд. «Литературная хроника»).

Как полагал В.Л. Величко, «портреты из всемирной литературы в изложении Д.С. Мережковского написаны ярко и образно, великие люди, как живые, предстают перед глазами читателя во всеоружии неувядаемого таланта. Марк Аврелий, Плиний Младший, Кальдерон, Сервантес, Монтень, Флобер, Достоевский, Гончаров, Майков, наконец, творец русской поэзии Пушкин – становятся нам близки и понятны не только как творцы своих произведений, но и как люди своего века, со всеми изгибами души и сердца. Главная цель даровитого автора – осветить и раскрыть внутреннюю духовную жизнь этих вечных спутников нашей жизни. Это нелегкая задача, но большею частью даровитый автор удачно справляется с нею». Рецензент выделил как один из «наиболее сильных и целительных» образ Марка Аврелия, «сильные и меткие характеристики Достоевского и Пушкина», а также отметил важную роль «Вечных спутников» в популяризации творчества малоизвестных писателей: «Очерков по всемирной литературе у нас немного, а тем более написанных с такой эрудицией и в такой изящной форме, как “Вечные спутники”. Автор часто впадает в лирический пафос, к чему влечет его поэтическая жилка, но в наш холодный век отрадно увидеть искреннее увлечение, а в искренности именно и нельзя отказать г. Мережковскому» (В.Л. [Величко В.Л.] Вечные спутники. Д.С. Мережковский. СПб. Ц. 2 р. // Кавказ (Тифлис). 1897. № 197. 27 июля. С. 3. Разд. «Библиография»).

Оценка В.Д. Спасовичем книги Мережковского вызвала отклик анонимного автора книжек «Недели», пересказавшего его аргументы в пользу недостоверности «Записок» А.О. Смирновой. «Г. Спасович приводит ряд анахронизмов и несообразностей, встречающихся в этих записках и подрывающих к ним доверие. <…> В словах г. Спасовича есть известная правда, но они звучат слишком суровым приговором над Пушкиным. В Александровскую эпоху поэт был гоним – и независим; позднее ему покровительствовали, и это стесняло его свободу. Но это была драма его личной жизни. <…> и смерть его была горем лучшей части русского общества» (Из русских изданий. Два крайних мнения о Пушкине // Книжки «Недели». 1897. Кн. VII. С. 286–296. Разд. «Литературная летопись». Без подп.).

Резко негативной была реакция на «Вечные спутники» анонимного автора «Мира Божьего»: «Отличительное свойство г. Мережковского как поэта, романиста или критика – претенциозность, – писал он. – В его стихах не чувствуется искренности, нет сердечной теплоты, потому что автор занят исключительно самим собой и не может, не в состоянии отдаться чистому, безличному и свободному порыву. Он всегда “позирует”. <…> Словом, я, я, я – бесконечное, однообразное “я” г-на Мережковского, из-за которого не видно ни Акрополя, ни его красот. <…> Чувствуется натяжка, желание автора щегольнуть своей оригинальностью, “субъективной критикой”, для которой будто бы закон не писан. Ларчик открывается очень просто, если взглянуть на странный подбор “спутников” автора с точки зрения, отмеченной в самом начале: автор позирует выбором чтения, не доступного профанам, но составляющего достояние глубоких “эстетов”». Рецензент осмеивал «ходячие трюизмы» в статьях о Флобере, Ибсене, Достоевском, Гончарове и Майкове, и выделил как оригинальную статью о Пушкине: «…но в чем заключается эта оригинальность, читатели нашего журнала знают из “Критических заметок” прошлого года (см. июльскую книгу), почему касаться ее еще раз считаем излишним. В новом издании эта характеристика, насколько помнится, остается без изменений (первоначально была помещена в “Философских течениях русской поэзии”, изд. г. Перцова)» (Критика и история литературы. Д. Мережковский. Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы. СПб., 1897. Ц. 2 р. // Мир Божий. 1897. Т. LXX. Кн. XI. Ноябрь. Отд. II. Библиографический раздел. С. 66–72. Без подп.).

Рецензент «Недели» писал о субъективной цели Мережковского, который «прибег к приему психологической критики, и нельзя сказать, чтобы прием этот не удался ему. Некоторые характеристики обращают на себя внимание глубиной и оригинальностью точки зрения. Таковы, например, очерки, посвященные Сервантесу и Монтеню, освещение бессмертных типов Дон Кихота и Санчо Пансы ново и своеобразно; <…> Тонко обрисован и понят Монтень, этот эпикуреец-барич и отрицатель шестнадцатого столетия. Слабы характеристики русских писателей, в особенности Гончарова, о котором, нужно признаться, очень трудно сказать что-либо новое после исчерпывающей “Обломовщины” Добролюбова. В общем все очерки свидетельствуют о том, что их писал умный, талантливый, широко образованный человек». Вместе с тем, удивление рецензента вызвало включение в состав книги статей об Акрополе и романе Лонга, а также уверенность Мережковского в том, что «упомянутые им имена великих писателей разных веков и народов для русской публики – в значительной мере имена великих незнакомцев…» (Д.С. Мережковский. Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы. СПб., 1897 // Неделя. 1897. № 36. 7 сентября. С. 11 (1148). Разд. «Новые книги». Без подп.).

В объемном разборе Б. Никольского книга Мережковского осмыслена в контексте споров о ней в русской печати. Автор писал, что заявленные в предисловии взгляды Мережковского на задачи критики напоминают размышления о лирике, «которая по намерению автора должна в гораздо большей степени характеризовать его самого, чем те предметы, которым посвящена. Поэтому отзыв об этой книге по необходимости должен превратиться в характеристику самого г. Мережковского». По мнению критика, в лице Мережковского публика имеет дело с явлением выдающимся, которое, однако, не оценено по достоинству. Склонность «восторгаться, увлекаться, благоговеть и верить, верить безусловно и непоколебимо, с чистосердечнейшим и прямолинейным догматизмом» свидетельствует о том, что «его душа склонна к простой, детской вере, к тихой и скромной жизни, к самой смиренной и простодушной идиллии. Если бы он ограничил свои стремления этим тесным кругом, то, бесспорно, при его образовании, трудолюбии и чистоте намерений, он нашел бы в нем достаточно тем и материала для теплой сердечной поэзии, для скромной любви к родной жизни, для эстетического и религиозного чувства». Духовные искания Мережковского представлялись Б. Никольскому родом «умственного паломничества ко всем святым местам культуры. Он изучал все литературы, все отрасли искусства; он читал Гомера, Эсхила, Софокла, Вергилия, Данте, Боккаччо, Сервантеса, Лопе де Вегу, Кальдерона, Шекспира, Байрона, Монтеня, Гёте, Шиллера; он ездил по всей Европе, посещал все галереи и музеи. Но везде он оставался каким-то поверхностным зрителем, воспринимающим внешние формы, но не проникающим в воплощенный ими дух». В «Вечных спутниках» Б. Никольский ощутил «благодетельный перелом» в развитии писателя, особенно в статьях, посвященных русским писателям, прежде всего, Пушкину. «Беспочвенный питомец западных идей преклонился пред величием Пушкина, – писал Б. Никольский, – и тем самым – пред величием своего народа, с его религией, с его историей, с его просвещением. <…> Если перед величием Пушкина г. Мережковский откажется от своего декадентства и ницшеанства, то русская литература станет не количественно только, но и качественно богаче одним именем, а развитие нашего самосознания должно будет признать сделавшим еще один успех. <…> Не довольно ли увлекаться чужим, – не увлечься ли своим, родным, не вернуться ли домой? Быть может, в формах этой жизни, простой, смиренной и кроткой, и найдет наш культурный паломник тот дух примирения, ту гармонию, которых он не находил и которые так тщетно пытался вложить усилиями “субъективной критики” в формы другой культуры, величавой, пышной и гордой, но чуждой его доброй и смирной природе» (Никольский Б. «Вечные спутники» г. Мережковского // Исторический вестник. 1897. Т. LXX. Кн. XI. Ноябрь. С. 593–601).

В.П. Буренин вспомнил о «Вечных спутниках» в контексте «пушкинской» литературы 1897 г.: статьи Д.С. Мережковского «Пушкин», рецензии на нее В.Д. Спасовича и статьи Вл. Соловьева (впервые (с сокращениями): Вестник Европы. 1897. № 9. С. 131–156): «Пушкин предвидел, что он будет подвергаться “суду глупца”. Но он, вероятно, не предвидел суда мудрящих людей. <…> Суд мудрящих людей, пожалуй, даже несноснее суда глупца, потому что в этом последнем высказывается непонимание, а в первом – непонимание хитрое, изощренное, притязательное». В. Буренин полагал, что и Мережковский, и Спасович исказили подлинное значение творчества Пушкина, каждый в угоду своим убеждениям: «г. Мережковский с благороднейшим намерением возвышает поэзию и личность Пушкина как поэта, до высоты мнимо-символических и мнимо-ницшеанских идей его, г. Мережковского; а между тем, это возвышение дало г. Спасовичу превосходный повод принизить великого русского поэта. Г. Спасович, будто бы возражая на напыщенную болтовню г. Мережковского, будто бы опровергая эту болтовню, очень хитро и ловко вывел, что Пушкин совсем не недосягаемое умственное и поэтическое величие, далеко опередившее свое время и еще “не разгаданное в веках”, а в некотором роде легкомысленный художник… <…> Словом, в результате мудреной статьи г. Мережковского, которая, очевидно, писана “им от восторга”, на манер того, как Горбуновский герой пил тройной, жестокий тенериф братьев Змиевых, и еще более мудреной статьи г. Спасовича, написанной, очевидно, “от валленродизма”, <…> оказалось некоторое карикатурное искажение личности и поэзии великого поэта» (Буренин В. Критические очерки // Новое время. 1897. 5 (17) сентября).

Выход второго издания «Вечных спутников» в 1899 г. приветствовал Д.Н. Овсянико-Куликовский, писавший, что переиздание книги является свидетельством ее заслуженной популярности у читателя. «Самостоятельность суждений автора, содержательность очерков, блестящие характеристики, прекрасное изложение – таковы подкупающие достоинства книги. Она читается с неослабляющим интересом». Предметом отклика Д.Н. Овсянико-Куликовского стали проблемы, затронутые Мережковским в Предисловии к книге: «…понятие о художественных произведениях, как о величинах переменных, а не постоянных, – величинах, которые растут вместе с человечеством, откуда – их вечность. Во-вторых, это взгляд автора на задачи так называемой субъективной критики, вытекающие, по его мнению, именно из указанной изменяемости художественных созданий». Опираясь на взгляды А.А. Потебни, рецензент изложил представления о функционировании образа, который назвал «постоянным “сказуемым”»: «Шекспировский Гамлет как художественное “сказуемое”, есть величина постоянная, вечная (“вечный наш спутник”, по удачному выражению г. Мережковского), но вместе с тем, со стороны своего смысла и значения, он является величиною переменною, ибо в конце XIX века его понимают и оценивают, а стало быть, и пользуются им, как обобщением далеко не так, как делали это, напр<имер>, в XVII веке. Если бы он не изменялся в этом смысле и не рос вместе с человечеством, то он перестал бы служить постоянным “сказуемым”, т. е. был бы исключен из числа “вечных спутников” и сдан в архив». Д.Н. Овсянико-Куликовский полагал, что при верности самой идеи Мережковский не сумел ее как следует обосновать, а «вечными спутниками» ошибочно назвал писателей, а не образы, созданные ими. «Шекспир – не вечный спутник, ибо он – человек, а не художественный образ, не обобщение. Вечные спутники, т. е. постоянные сказуемые, вечно растущие художественные обобщения: это – Гамлет, Лир, Отелло и т. д. – Такого рода неясности и неточности, очевидно, находятся в зависимости от коренного недостатка г. Мережковского, как критика, именно – от того, что он не стремится к возможно точному установлению и разграничению понятий, к отчетливому определению границ той области, на которую распространяется устанавливаемая им идея. Оттуда и вышло, что в число “вечных спутников” попали деятели, которые таковыми не могут быть признаны, при всем значении, какое они имели в свое время, напр<имер>, хотя бы Плиний Младший. Какой он, в самом деле, “вечный спутник”?».

Как и А.Г. Горнфельд, Д.Н. Овсянико-Куликовский поставил под сомнение возможность существования субъективной критики, настаивая на том, что в «Вечных спутниках» есть прекрасные примеры критики объективной, как, например, статья о Сервантесе, а там, где в свои права вступает критика «субъективная», Мережковский доходит до «субъективного произвола»: «Вся статья о Пушкине представляет собою искусный, доходящий до виртуозности, подбор мест и черт из произведений Пушкина, долженствующий показать, что наш великий поэт бессознательно совмещал в себе те два начала. Мы находим здесь Пушкина как “язычника” и Пушкина – “галилеянина”. Мы находим здесь целый ряд неожиданных сближений, которые, благодаря блестящему изложению и искусному развитию основной мысли, при беглом чтении, проскальзывают незаметно; но стоит только на минуту остановиться на них, чтобы их произвольность и несостоятельность стали очевидными. <…> Так нельзя анализировать и истолковывать художественные образы. Такие нанизывания на одну нитку различных типов из-за случайного или только кажущегося сходства какой-либо черты, как сопоставление Онегина с Раскольниковым, Татьяны с Тазитом и т. д., ничего не объясняют, а только путают, затемняют дело». Вместе с тем, Д.Н. Овсянико-Куликовский оценивал «Вечные спутники» как значительный факт современной ему культуры: «Все эти разногласия мои с г. Мережковским нисколько не мешают мне признать его книгу ценным вкладом в нашу критическую литературу. К числу сильных сторон и достоинств, кроме тех, о которых было упомянуто в начале рецензии, нужно отнести: разносторонность историко-литературных интересов автора, его замечательную эрудицию и широту исторического воззрения» (Овсянико-Куликовский Д. Д.С. Мережковский. Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы. Издание второе. СПб., 1899 // Жизнь. 1899. Т. VIII. Август. С. 336–341).

В 1908 г. в газете «Русь» речь шла об издании статей из «Вечных спутников» отдельными брошюрами: «“Вечные спутники”, блестящие характеристики Д.С. Мережковского, печатавшиеся когда-то в журналах и впервые вышедшие лет десять назад, разошлись уже в двух первых “цельных” изданиях, а теперь выходят третьим, выпускаемым издательством М.В. Пирожкова, враздробь, отдельными выпусками. Всех их тринадцать: Акрополь, “Дафнис и Хлоя”, Марк Аврелий, Плиний Младший, Кальдерон, Сервантес, Монтень, Флобер, Ибсен, Пушкин, Достоевский, Гончаров и Майков. В лежащий перед нами выпуск вошли характеристики последних трех писателей. Основной взгляд на свою задачу Мережковский высказал в кратком предисловии. <…> Мысль Мережковского верна, хотя выражена не совсем ясно: не Сервантес и Монтень – наши “вечные спутники”, а мысли Монтеня и образ Дон-Кихота. В число “вечных спутников” едва ли может быть внесен Плиний Младший: что в нем вечного, захватывающего сердце? Мережковский, как он сам заявляет, – “субъективный” критик, и это-то делает его критику очень шаткой. Но насколько неудачна субъективная эта “теория” Мережковского, настолько блестящи его художественно-психологические характеристики, и узнать, как действовали “вечные спутники” на чуткую душу художника-критика всегда интересно. Это – великолепный калейдоскоп мыслей, то верных и глубоких, то парадоксальных, лишь сверкающих внешней красотою, но одинаково полных блеска и огня. Язык – богатый, яркий, легкий и играющий» (Книги и писатели // Русь. 1908. № 49. 19 февраля (3 марта). С. 5. Без подп.).