Текст книги "Собрание сочинений в 20 т. Том 8. Вечные спутники"

…убыль пушкинского духа в нашей литературе. – Далее в первой публикации: «эту “черную” осень, безнадежные сумерки демократического равенства и утилитарной добродетели, с унылыми слезами покаяния, смирения и жалости. Если когда-нибудь дух Пушкина воспрянет, если явится победитель всемирного разлада, гений высшей гармонии, который увидит солнце Возрождения, он скажет этой тени смертной, этой нависшей над нами темной и грозной туче, языческому безумию Фридриха Ницше, галилейскому безумию Льва Толстого:

Довольно, сокройся! Пора миновалась, Земля освежилась, и буря промчалась, И ветер, колебля вершины древес, Тебя с успокоенных гонит небес».

(Цитируется стихотворение Пушкина «Туча» (1835) (III, 381).

РУКОПИСНЫЕ МАТЕРИАЛЫ К СТАТЬЯМ ИЗ «ВЕЧНЫХ СПУТНИКОВ»

В данном разделе публикуются черновой вариант 1-го раздела статьи «Марк Аврелий», «Выписки и заметки о Монтане», «Монтань», план и выписки к статье «Гёте».

В примечаниях восстановлены зачеркнутые фрагменты текста. Выделения в тексте принадлежат Д.С. Мережковскому.

Марк Аврелий

Автограф. Мережковский Д.С. Марк Аврелий. I. Ренан о Марке Аврелии. 3 л. // ИРЛИ. Арх. Д.С. Мережковского. № 24366. Впервые: Мережковский Д.С. Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы / Изд. подг. Е.А. Андрущенко. СПб.: Наука, 2007. С. 323–328. (Серия «Литературные памятники»).

«Les origines de la France contemporaine» – «Происхождение современной Франции» (1875–1895).

«Histoire des origines du Christianisme» – «История происхождения христианства» (1863–1883).

…(«тайный яд страницы знойной», как говорит Лермонтов)… – Цитата из стихотворения «Журналист, читатель и писатель» (1840).

…«О Христос ~ Кто же вызовет нас из могилы?» («Rolla»). – Цитируется поэма А. де Мюссе «Ролла» (1833).

Тэн в «Истории английской литературы»… – Речь идет о четырехтомном труде (1863–1864).

Выписки и заметки о Монтане

Автограф. Мережковский Д.С. Выписки и заметки о Монтане. 22 л. // ИРЛИ. Арх. Д.С. Мережковского. № 24348. Впервые: Мережковский Д.С. Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы / Изд. подг.

Е.А. Андрущенко. СПб.: Наука, 2007. С. 328–337. (Серия «Литературные памятники»).

…отзыв об нем Этьена Пакье. – При встрече с Монтенем в Блуа в 1588 г. Э. Пакье упрекал его в использовании французских слов на гасконский манер. Этот отзыв он повторил в своем письме от 1619 г. к г-ну Пельже, советнику короля и главе Счетной палаты (Les lettres d’Estienne Pasquier. Paris, 1619. Т. II. P. 377).

…Эмиль. – Имеется в виду педагогический трактат Ж. Ж. Руссо «Эмиль, или О воспитании» (1762).

…Исповедь Руссо… – Автобиографическая книга Ж. Ж. Руссо (1789).

…биография С. Бёва… – Имеется в виду, видимо, сходство в общественной позиции Монтеня и Сент-Бёва, который уклонялся от прямых столкновений в литературной или общественной борьбе. Один из известных фактов такого рода в биографии Сент-Бёва – отказ от участия в борьбе со сторонниками классицизма в составе кружка романтиков под руководством В. Гюго после Июльской революции. По образному выражению Г. Брандеса, «он был вообще так создан, что глядел на партии, школы, системы как на гостиницы, в которых он останавливался, никогда не распаковывая вполне своих вещей; кроме того, он был всегда склонен к сатире или насмешке над тем, что он оставил, но чему раньше поклонялся» (Брандес Г. Романтическая школа во Франции (начало) // Брандес Г. Собр. соч.: В 20 т. / Пер. с датского М.В. Лучицкой. СПб., б. г. Т. 9. С. 321). memento mori – помни о смерти (лат.).

…шаткость познания происходит тоже от того ~ моя заметка об этом. – Имеется в виду статья «Мистическое движение нашего века».

ancilla theologiae – служанка богословия (философия) (лат.).

…«passer le temps»… – препровождение времени (фр.).

…Que sais-je?.. – «Что я знаю?» (фр.). idee fixe – навязчивая мысль (фр.).

…идеализация Ла Боэси. – Одна из глав «Опытов», «О дружбе» (I, XXVIII) посвящена дружбе Монтеня и Ла Боэси.

Гурзон, Диана де Фуа – жена Луи де Фуа, графа Гюрсона. Луи де Фуа и два его брата с юных лет были близкими приятелями Монтеня.

…jе nе cherche qu’á passer… – я ищу только препровождения (фр.).

…aurea mediocritas… – золотая середина (лат.). άριστν μέτρον – благодетельная умеренность (греч.)

Монтань

…в переводе знаменитого Амио… – Амио перевел на французский язык все сочинения Плутарха, роман Лонга «Дафнис и Хлоя» и другие античные произведения. Особенно знаменит его перевод «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха (1559), который высоко ценил Монтень (см.: Опыты, кн. II, гл. IV «О любознательности»).

…Nizard. His(toire) de la littérature française… – «История французской литературы» (Т. I. Paris: Firmin – Didot, 1844).

Паскаль утверждал, что «Опыты» Монтаня книга «вредная, безнравственная, полная слов грязных и позорных»… – В «Мыслях» (I, 77).

Паскаль сказал про Монтаня: «Не в Монтане я нахожу то, что в нем вижу, но в самом себе» (Се n’ent pas dans Montaigne ~ je trouve се que j’e vois). – Там же (I, 79).

Паскаль о Монтане: «Laisser aux autres ~ agir comme les autres». – «Предоставить другим заботу искать истину и добро; пребывать в покое; вскользь упоминать о причинах из опасения уйти вглубь против своей воли; не преследуя упорно истину и добро из опасения, что они не проскользнут сквозь пальцы; следовать общим понятиям; поступать, как другие» (фр.). Цитируется «Беседа с господином де Саси об Эпиктете и Монтене» (1655) Паскаля.

Гёте

Автограф: ИРЛИ. № 24224. Выписки к статье «Гёте» были сделаны Мережковским из издания «Разговоры с Гёте, собранные Эккерманом» в переводе с немецкого Д.В. Аверкиева (Ч. 1, 2) (СПб., изд. А.С. Суворина, 1891), текст которого не идентичен современным переводам. Мережковский помечал том и страницу, откуда брал цитаты. Выпискам из «Разговоров» предпослан план из 6 пунктов, согласно которому написана статья. В ходе работы над статьей некоторые фрагменты «Разговоров» заняли иное место в сравнении с первоначальным замыслом, однако в целом Мережковский оставался в пределах своего плана. Поскольку текст статьи «Гёте» и выписки к ней во многом совпадают, комментируются только те фрагменты рукописи, которые не вошли в статью. Впервые: Мережковский Д.С. Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы / Изд. подг. Е.А. Андрущенко. СПб.: Наука, 2007. С. 339–347. (Серия «Литературные памятники»).

«Vous êtes un homme. Das war ein ganzer Kerl!» – «Вы человек (фр.). Совершенный человек» (нем.).

«Wer nie sein Brot mit Tränen ass». – «Кто никогда не ел хлеба своего со слезами» (нем.).

Non ignoravi me mortalem genuisse. – Я знал, что родил смертного (лат.).

«Wer immer strebend sich bemüht, Den können wir erlösen». – «Кто вечно трудится, стремясь, Того спасти мы можем» (нем.).

«М. Goethe, vous êtes un homme». – «Г. Гёте, вы – человек» (фр.).

«Правда и поэзия» – автобиографическая книга Гёте «Из моей жизни. Поэзия и правда» (Ч. 1–4, 1811–1833).

«Бессмертие» – эпиграмма Ф. Шиллера (1795–1796).

…il n’est plus maître de l’instant quand va le soire. – Он больше не хозяин мгновения, когда наступает вечер (фр.).

III – здесь описка; далее цитируется 2-я часть «Разговоров».

III – цитируется 2-я часть «Разговоров».

Гёте – Марфа, которая печется о многом. Часть Марии благая – не его часть. – Речь идет о Марии, сестре Лазаря, воскрешенного из мертвых Господом. В Евангелии от Луки – Мария «сидела у ног Иисуса и слушала слово, тогда как Марфа заботилась о большом угощении» (10, 39).

Selbstzeugnisse – Свидетельства (нем.).

Folgen mag ich dir nicht… – Я за тобой не пойду (нем.).

Schelmen, ihr trugt ihn ja weg… – Шельмы, вы унесли его прочь (нем.).

«Mir bleibt Christus immer ein höchst bedeutendes, aber problematisches Wesen». – «Для меня Христос навсегда останется существом в высшей степени значительным, но загадочным» (нем.).

«Mag die geistige Kultur nur immer fortschreiten, – über die Hoheit und sittliche Kultur des Christentums, wie es in dem Evangelium schimmert und leuchtet, wird es nicht hinauskommen». – «Духовная культура должна всегда продвигаться вперед, – о величии и моральной культуре христианства, которая становится явной в Евангелии; это оттуда не исходит» (нем.).

…«du hast kein Christentum». – «Ты не христианин» (нем.).

«Ein tüchtiger Mensch»… – «Сильный человек» (нем.).

Vivere memento. – Помни о жизни (лат.).

«Kein Wesen kann zu nichts zerfallen». – «Ни одно существо не может распасться в ничто» (нем.). Имеется в виду запись от 15 мая 1831 г.: «В то же время Гёте окончил два замечательные стихотворения: Перед черепом Шиллера и Kein Wesen каnn zu nicht zerfallen. Он пожелал обнародовать и эти стихи, и мы поместили их в конце обоих отделов».

Ныне отпущаеши раба твоего. – Лк. 2, 29.

Насыщен днями. – Быт. 35, 29.

Список сокращений

ВС – Мережковский Д.С. Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы. СПб., 1897.

«Записки» – Записки А.О. Смирновой (Из записных книжек. 1826–1845 гг.). СПб., изд. ред. журнала «Северный вестник». 1895. Ч. 1.

ИРЛИ – Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом) РАН, Санкт-Петербург.

Опыты – Монтень М. Опыты: В 3 кн. / Изд. подг. А.С. Бобович, Ф.А. Коган-Бернштейн, Н.Я. Рыкова, А.А. Смирнов. 2-е изд. М.: Наука, 1979. Серия «Литературные памятники».

ПСС17 – Мережковский Д.С. Полное собрание сочинений: В 17 т. СПб.; М.: М.О. Вольф, 1911–1913.

ПСС24 – Мережковский Д.С. Полное собрание сочинений: В 24 т. М.: И.Д. Сытин, 1914.

ППМ – Письма Плиния Младшего. Письма I–X / Изд. подг. М.Е. Сергеенко, А.И. Доватур. 2-е изд. М.: Наука, 1984. Серия «Литературные памятники».

«Разговоры» – Разговоры с Гёте, собранные Эккерманом / Пер. с нем. Д.В. Аверкиева. Ч. 1–2. СПб., изд. А.С. Суворина, 1891.

СВ – Северный вестник: Журнал литературно-научный и политический (СПб., 1885–1898).

«Вечные спутники» Д. С. Мережковского в движении времени

I

Книга Д.С. Мережковского «Вечные спутники» – знаменательное явление русской литературы конца XIX в. Она привлекла к себе внимание не только критиков или заинтересованных участников нарождавшегося символизма, но и самых широких кругов читателей.

Ее первое издание вышло в свет осенью 1896 г. Оно было составлено из статей, писавшихся с середины 1880-х гг. и публиковавшихся в периодической печати. Первой из них была напечатана статья «Флобер в своих письмах», увидевшая свет в журнале «Северный вестник» в 1888 г. Она стала следующей после дебюта Мережковского в качестве литературного критика – его статьи о Чехове «Старый вопрос по поводу нового таланта (“В сумерках” и “Рассказы” Чехова)». Впоследствии значительно переработанная, она свидетельствовала об интересе молодого критика к анализу особого рода. «Исследование причин, обусловливающих глубинную противоположность эстетического и нравственного миросозерцания, художника и человека, гения и характера, – писал он, – составляет, бесспорно, одну из интереснейших страниц психологии творчества, – вопрос этот послужит темою предлагаемого очерка»[145]145
  Мережковский Д.С. Флобер в своих письмах // Северный вестник. 1888. № 12. С. 28.


[Закрыть]. Задавшись такой целью, Мережковский сосредоточился на изучении не художника, гения, а человека и характера. Это обусловило и выбор источников для статьи, которыми стали письма Флобера, изданные в 1887 г., и переписка Флобера с Жорж Санд (1884). Обращение к этому материалу, правда, вызвало сомнения у одного из рецензентов «Вечных спутников», А.Г. Горнфельда: «Он думает, что если Флобер мог быть у нас “великим незнакомцем” после переводных статей Золя, Брандеса, Пелисье, после неоднократных изданий его произведений в переводах, после оригинальных статей Арсеньева, Тур, Боборыкина и многих других, то он обратится для русской публики из “великого незнакомца” в “вечного спутника” после заметки г. Мережковского, который даже не знал, что с тех пор, как эта заметка печаталась в первый раз, вышло еще два тома переписки его “верного друга и тихого спутника”, знакомства с которыми не видно в очерке г. Мережковского»[146]146
  Горнфельд Ар. Критика и лирика // Мережковский Д.С. Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы / Изд. подг. Е.А. Андрущенко. СПб.: Наука, 2007. С. 606. (Серия «Литературные памятники»).


[Закрыть]. Но для Мережковского это было не столь существенно: в письмах Флобера и его корреспондентов он нашел живую жизнь сердца писателя, говорящую так же много о нем, как и его произведения.

Текст журнальной публикации в сопоставлении с окончательным текстом, вошедшим в оба полные собрания сочинений, интересен, прежде всего, тем, что позволяет видеть Мережковского в начале творческого пути, недавним выпускником Петербургского университета, только вступающим в самостоятельную жизнь. Три предшествовавшие этому года он был увлечен народничеством и намеревался уйти в народ. По его собственным словам, Н.М. Минский «смеялся, держал пари, что этого не будет. Он, конечно, выиграл». Понимая, что в его народничестве было «много ребяческого, легкомысленного», зрелый Мережковский все же не отрекался от него, был «рад, что оно было» и «не прошло бесследно»[147]147
  Мережковский Д.С. Автобиографическая заметка // Русская литература ХХ века. 1890–1910 / Под ред. проф. С.А. Венгерова. М.: Издательский дом «XXI век – Согласие», 2000. Т. 1. С. 277.


[Закрыть]. Он рассказывал, что в 1884 г. побывал в Чудове у Глеба Успенского, с которым беседовал о религиозном смысле жизни, затем у Василия Сютаева, «толстовца до Толстого», ездил по Волге и Каме, ходил пешком по деревням Уфимской, Оренбургской губерний, беседовал с крестьянами, сельскими учителями и статистиками. Мысль о судьбе народа, об ответственности художника перед ним, которой были пронизаны статьи критиков народнического направления, звучала и в первых опытах Мережковского. Статье о Флобере предшествовали не принятые Н.К. Михайловским к печати очерки «Крестьянин во французской литературе», посвященные творчеству Бальзака и Мишле: не случайно они начинаются цитатой из романа Бальзака, ею скрепляются и различные части этого текста. Обращаясь к сосуществованию в одной личности гениального художника и человека, молодой критик вполне в народническом духе упрекает Флобера в том, что тот не увидел источника вдохновения в народе: «Кто знает, если автор <…> нашел бы в себе силу отдаться человечеству, <…> грязная чернь, которую всю жизнь он так слепо ненавидел, превратилась бы для него во что-то светлое, могучее, и он испытал такое же счастье <…> в объятиях Христа». К слову, этот спор с Флобером об участии художника в политике, в общественной жизни получил продолжение почти через двадцать лет в его «Грядущем Хаме» (1906).

Но этот аспект был только одной стороной предпринятого Мережковским исследования. Изучая «болезнь гениальности», поразившую, по его мнению, Флобера, Мережковский сам проявился как художник, пишущий о художнике. Он описывает внешность Флобера, стремится воссоздать его внутренний мир, ритм творческой жизни, показать трагизм жизни личной. В финале статьи даже представлена сцена его смерти. Из писем Флобера материал отобран таким образом, чтобы читателю стала доступна «задушевная исповедь» «одной из самых скрытных, загадочных натур». Некоторые страницы писем Мережковский сопоставляет с «самыми вдохновенными лирическими произведениями Мюссе, Шиллера, Гейне». Текст насыщен большим количеством цитат: критик как бы дает возможность самому Флоберу поведать о личном страдании, о потаенной стороне своей жизни. И только по поводу религии вступает с ним в настоящую полемику. Единственным прикосновением к подлинному учению Христа, по мнению Мережковского, была «Легенда о св. Юлиане Странноприимце» – произведение, показавшее со всей очевидностью, что Флобер-художник в процессе творчества оказывается ближе к вечной истине, чем Флобер-человек[148]148
  Позднее Мережковский признавался А.В. Половцову, что «Флобера совсем не изучал» (см.: Соболев А.Л. Мережковский в работе над романом «Смерть богов. Юлиан Отступник» // Д.С. Мережковский. Мысль и слово. М.: Наследие, 1999. С. 44).


[Закрыть]. Такое разделение творческой личности на сознательную и бессознательную, на взаимодействующие между собой и нередко противоречащие одна другой стороны художника впоследствии будет излюбленным приемом Мережковского. Он использован и в следующей статье, «Дон Кихот и Санчо Панса», опубликованной в журнале «Северный вестник» в 1889 году[149]149
  См. также: Багно В. Дорогами «Дон Кихота». М.: Книга, [1988]. С. 387–398.


[Закрыть].

Она занимает особое место в наследии Мережковского. В ней впервые высказана мысль о том, что «в органическом, непроизвольном процессе творчества гений помимо воли, помимо сознания неожиданно для самого себя приходит иногда к таким комбинациям чувств, образов и идей, глубину и значительность которых дано оценить только отдаленным поколениям читателей. В этом смысле поэт носит в своей груди не только прошлое, но и неизвестное будущее всего человечества». К числу таких произведений Мережковский относит и роман Сервантеса. Образ его главного героя он ставит в один ряд с Прометеем, Дон Жуаном, Фаустом и Гамлетом, которые «сделались частью человеческого духа»: «Дон Кихот принадлежит к таким спутникам человечества. Исчерпать его содержание невозможно, потому что он еще не закончен, он еще развивается вместе с нами». Мысль о том, что каждое новое поколение находит в гениальном произведении то, что было недоступно самому автору, позволила Мережковскому очертить круг художественных явлений, важных для нового поколения читателей. Он зачастую возвращался к каждому из них в статье, в стихах, в переводах, переосмысливая, таким образом, всю историю мировой литературы, как бы заново открывая ранее неизведанное и непонятое.

Правда, здесь он вступал в некоторое противоречие с самим собой. Объектом его внимания становились не столько художественные произведения, их «гениальные образы», сколько личность их создателя. Статья о Сервантесе в этом смысле – наиболее последовательная. Личность автора «Дон Кихота» интересовала Мережковского только в той степени, насколько она помогала сделать зримой разницу между его сознательным и бессознательным. Так, критик говорит о полном непонимании Сервантесом значимости его романа, беспомощности полемики, которую он вел с автором поддельного второго тома «Дон Кихота» Авельянедой, о его политической близорукости и пр. Это дало возможность противопоставить мнение Сервантеса о себе действительному значению его творчества. Важную роль в подобной интерпретации играл источник статьи Мережковского – очерк Луи Виардо, предпосланный его переводу «Дон Кихота»[150]150
  Viardot Louis. La vie et les ouvrages de Cervantés // Michel de Cervantes. L’ingénieux hidalgo Don Quichotte de la Manche. Viardot Louis [trad.]. Paris, 1836. T. 1. P. 1–48.


[Закрыть]. Перевод романа Сервантеса на французский язык, выполненный Л. Виардо, с его вступительным очерком публиковался дважды: первый том в 1836 г., а второй – в 1838 г. (а не в 1837 г. – дата на обложке). Второе издание вышло в свет в 1869 г. Одним из них и пользовался Мережковский. При обращении к этому изданию становится ясно, что вся первая часть его статьи является подробным пересказом очерка Л. Виардо, вторая и третья – пересказом и анализом «Дон Кихота» по этому же изданию. Современники высоко оценили статью Мережковского о Сервантесе, отмечая почти полное отсутствие в ней всякой «субъективности», чем так дорожил автор. Об этом писал, в частности, Д.Н. Овсянико-Куликовский, выделяя ее как «весьма удачный образчик такой объективной критики»[151]151
  Овсянико-Куликовский Д.Н. Библиография // Жизнь. 1899. Т. VIII. Август. С. 338.


[Закрыть]. Но противоречие, отмеченное нами, является только кажущимся. На самом деле, интерес к имени оказался одной из ведущих особенностей эстетики русского символизма, творившего из имени миф, и в «Вечных спутниках» это со всей очевидностью проявилось[152]152
  См. также: Приходько И.С. «Вечные спутники» Мережковского (К проблеме мифологизации культуры) // Д.С. Мережковский. Мысль и слово. М.: Наследие, 1999. С. 198–206.


[Закрыть].

Две следующие статьи, опубликованные в 1890 г., посвящены русской литературе – «О “Преступлении и наказании” Достоевского» и «И.А. Гончаров». Они занимают в творческом мире Мережковского разное место. О Гончарове он впоследствии никогда специально не писал, только изредка упоминая его имя в одном ряду с другими выдающимися художниками, составившими славу русской литературы. В книге «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» Гончарову посвящены едва ли две страницы, обобщающие сказанное о нем ранее. Статьей о Достоевском в творчестве Мережковского открывается целая тема, и отношение к нему существенно менялось от статьи к статье, от книги к книге[153]153
  См. также: Журавлева А.А. Традиционное и новаторское в литературно-критической оценке Д.С. Мережковского творчества Ф.М. Достоевского // Вторые Лазаревские чтения. Челябинск, 2003. С. 108–110; Келдыш В.А. Достоевский в критике Мережковского // Д.С. Мережковский. Мысль и слово. М.: Наследие, 1999. С. 207–223; Фридлендер Г.М. Д.С. Мережковский и Достоевский // Достоевский: Материалы и исследования. Т. 10. СПб.: Наука, 1992. С. 3–20.


[Закрыть]. В юности Мережковский находился под его сильным влиянием. Известно, что в 1880 г. отец, Сергей Иванович Мережковский, возил сына к Достоевскому, которому тот читал свои стихи. В «Автобиографической заметке» подробно рассказывается об этом визите[154]154
  Мережковский Д.С. Автобиографическая заметка. С. 275–276.


[Закрыть]. Прием, оказанный ему Достоевским, трудно назвать «благословением на литературную деятельность»[155]155
  См.: Эльзон М.Д. «В литературе известен такой случай…» (Н.С. Лесков против… Д.С. Мережковского) // Русская литература. 1995. № 4. С. 156–159.


[Закрыть], как в преклонном возрасте писал Мережковский[156]156
  Письмо к А.В. Амфитеатрову от 10. VIII. [1930], см.: Письма Д.С. Мережковского А.В. Амфитеатрову / Публ., вступ. заметка и примеч. М. Толмачева и Ж. Шерона // Звезда. 1995. № 7. С. 161.


[Закрыть], но все же очевидно значительное воздействие на него личности и творчества Достоевского. В статье о «Преступлении и наказании» обращает на себя внимание особая исповедальная интонация, «сочувственное волнение» Мережковского. Говоря о Достоевском, он воссоздает атмосферу сумрачного, «печального, холодного» города, в котором писатель «жил среди нас, <…> не бежал от наших мучений, от заразы века. Он любит нас просто, как друг, как равный», в отличие от других корифеев русского романа, Тургенева и Толстого. Достоевский для нового поколения читателей – «товарищ в болезни, сообщник не только в добре, но и во зле, а ничто так не сближает людей, как общие недостатки. Он знает самые сокровенные наши мысли, самые преступные желания нашего сердца». Близость писателя своему поколению, «глубокое проникновение в чужую совесть», умение «исповедать наше сердце» сказалось и в поэтике его произведений, написанных человеком, у которого «слезы еще не высохли на глазах, они чувствуются в голосе; рука еще дрожит от волнения». Представив образ Достоевского, Мережковский обращается к его творчеству, к своеобразным художественным приемам, которыми владел, по его мнению, писатель. Это «введение в жизнь героя посредством изображения тончайших, неуловимых переходов в его настроении», «резкие контрасты трогательного и ужасного, мистического и реального», мистицизм, то есть «призрачность реального», когда жизнь – «только явление, только покров, за которым таится непостижимое и навеки скрытое от человеческого ума», и, наконец, единство времени, соблюдение которого сближает его эпические произведения с трагедией. Открывая читателю творческий мир Достоевского в первой части статьи, Мережковский посвящает две другие части «страсти идеи», воплощенной в его романе и, в конце концов, идее религиозной. Композиция статьи о Достоевском напоминает будущую структуру его зрелых статей и исследований: «жизнь», «творчество» и «религия». С блеском использовав все преимущества такой композиции в статье о Пушкине, в книге «Л. Толстой и Достоевский» он прямо так и назвал ее части: «Жизнь Л. Толстого и Достоевского», «Творчество Л. Толстого и Достоевского» и «Религия». В статье о «Преступлении и наказании» еще нет того выверенного взгляда Мережковского, который станет определяющим для его исследований рубежа веков, но уже здесь он говорит о Достоевском не с православных позиций. Это стало причиной его разрыва с консервативным журналом «Русское обозрение»[157]157
  См. подробнее: Андрущенко Е.А. Спутники Д.С. Мережковского // Мережковский Д.С. Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы. СПб.: Наука, 2007. С. 712–714. (Серия «Литературные памятники»).


[Закрыть].

В 1891 г. в журнале «Труд» опубликованы три статьи, каждая из которых впоследствии заняла свое место в «Вечных спутниках». Статья «А.Н. Майков» – во второй его части, среди статей о русских писателях, «Марк Аврелий» и «Кальдерон в своих драмах» – в первой.

Статья о Майкове посвящена творчеству современника Мережковского, поэта, которого он высоко ценил и дружбой с которым дорожил. С молодой женой Мережковский иногда бывал у него, они встречались на вечерах у П.И. Вейнберга, а когда вышел в свет роман о Юлиане Отступнике, Майков «увлекся им и устраивал у себя чтения этого романа»[158]158
  Гиппиус З. Благоухание седин // Гиппиус З. Живые лица: В 2 т. / Сост., предисл. и комм. Е.Я. Курганова. Тбилиси: Мерани, 1991. Т. 1. С. 151.


[Закрыть]. Статья «Майков» впервые публиковалась под заглавием «А.Н. Майков»[159]159
  Труд. 1891. № 4.


[Закрыть], также печаталась вместе с книгой «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (СПб., 1893), затем в составе главы «Пушкин – Кольцов – Майков» в книге П.П. Перцова «Философские течения русской поэзии» (1896)[160]160
  О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы. СПб., 1893. С. 107–130; Пушкин – Кольцов – Майков // Перцов П. Философские течения русской поэзии. СПб., 1896. С. 315–335.


[Закрыть]. Она переиздавалась под одной обложкой со статьями «Достоевский. Гончаров» в 1908 г. и входила в составе «Вечных спутников» в оба собрания сочинений Мережковского. Текст статьи в журнальной публикации и в книге «Философские течения русской поэзии» отличается от текста в «Вечных спутниках». Автор изъял из первоначального текста несколько фрагментов, некоторые сформулировал в другой редакции. Один из исключенных фрагментов посвящен сопоставлению творчества А.Н. Майкова, А.А. Фета и Я.П. Полонского с поэзией предшественников и прямо к теме статьи не относился. Но он дает возможность видеть, в каком контексте молодой критик осмыслял творчество этих поэтов. Отдельные выводы, к которым он пришел, впоследствии повторены им в статьях «Пушкин» и «М.Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества».

Размышляя о творчестве Майкова, Мережковский связал его с «совершенно особым поэтическим поколением», обладающим «единством творческого принципа, общею силой и общею ограниченностью». Он поставил поэта в один ряд с Фетом и Полонским, которым «Дух глубокого, тихого <…> Лесного Родника, неведомый повелитель, подсказывал иные слова, иные песни, подобные волшебным заклинаниям»[161]161
  Мережковский Д.С. Я.П. Полонский // Мережковский Д.С. Эстетика и критика: В 2-х т. / Вступ. ст., сост. и примеч. Е.А. Андрущенко, Л.Г. Фризмана. М.: Искусство; Харьков: Фолио, 1994. Т. 1. С. 533. (Серия «История эстетики в памятниках и документах»).


[Закрыть]. Вместе с тем между ними есть и существенная разница: Фет и Полонский – только мистики, Майков – «поэт-пластик». Для него природа – «не тайна, а наставница художника»; наблюдая природу, он слышит «не голоса непостижимых стихийных сил», а – «размерные октавы». Этой статьей Мережковский как бы компенсировал то несколько несправедливое невнимание к поэту, о котором писала Гиппиус: «Конечно, Майков был самый талантливый из всей плеяды поэтов того времени. Какой-то одной, нежной, черточки не хватало его дарованию. Оттого, вероятно, он и забыт так скоро, и никогда не был любим, как Фет, например»[162]162
  Гиппиус З. Благоухание седин. С. 151.


[Закрыть]. Создавая образ поэта – своего современника, Мережковский не ограничивался своими личными впечатлениями. Согласно его собственным пометам на вырезке статьи «Майков» из журнала «Труд», он пользовался биографическим очерком М.Л. Златковского, который лег в основу первого раздела статьи, «Личность поэта». Второй и третий были посвящены «стилю, отношению к античному миру» и «отношению к христианству и современному миру»[163]163
  ИРЛИ РАН. Арх. Д.С. Мережковского. № 24377.


[Закрыть].

Публикация статьи в «Философских течениях русской поэзии» вызвала неодобрительную реакцию самого А.Н. Майкова, который, по свидетельству П.П. Перцова, считал, что Мережковский его «совсем не понял»: «…он и понял только мои молодые – “языческие”, как он говорит, – стихи, и понял их по-молодому. В молодости мы много не понимаем, что открывается нам только потом <…> Для меня же мои поздние писания, конечно, главные: в них я высказал опыт всей моей жизни, и я не могу сравнить с ними мои молодые, поверхностные стихи»[164]164
  Перцов П.П. Литературные воспоминания. 1890–1902. М.; Л.: Academia, 1933. С. 109.


[Закрыть]. На один из тезисов Мережковского о том, что «Майков до конца своих дней в глубине души остался язычником, несмотря на все усилия перейти в веру великого Назареянина», в подстрочном примечании откликнулся сам составитель издания: «Здесь уместны, может быть, некоторые оговорки в заключениях уважаемого критика. Образ Сенеки в драме “Три смерти”, стихотворения “из гностиков” и мн. др. не позволяет считать творчество Майкова исключительным воплощением языческого материализма. Мистические элементы вливаются, очевидно, широкою волною в эту поэзию. <…> Я прежний образ свой приемлю, Вступая в небо – божеством! Трудно представить себе более точное и яркое выражение мистики индивидуализма, и уже одной этой выписки достаточно, чтобы заметить всю неосторожность утверждения со стороны г. Мережковского, будто для античного мира “земное счастье являлось крайним пределом желаний”, и певец его – влюбленный, как язычник, как индивидуалист, в “красоту плоти” – остался “равнодушным ко всему остальному”»[165]165
  Там же.


[Закрыть]. Включая статью в «Вечные спутники», Мережковский не прислушался к размышлениям П.П. Перцова и изменений в эту часть статьи не внес[166]166
  См. также: Муртузалиева Е.А. Критический очерк Д.С. Мережковского «Майков»: проблематика и критические оценки // Вестник Дагестанского государственного университета. 2007. № 6. С. 38–43.


[Закрыть].

Этой публикацией Мережковский руководствовался не только желанием воздать по заслугам хорошему поэту. У него был особый подход к отбору имен, заслуживающих того, чтобы стать «спутниками» нового поколения русской читающей публики. Круг таких имен, произведений и явлений мировой культуры складывался в его творчестве постепенно. Для переводов он выбирал изречения китайской мудрости, «Фауста» Гёте, роман «Дафнис и Хлоя» Лонга, отдельные произведения Эдгара По, трагедии Софокла – «Антигона», «Эдип-царь» и «Эдип в Колоне», «Ипполита» и «Медею» Еврипида, «Скованного Прометея» Эсхила и «Святого Сатира» Анатоля Франса. В стихах обращался к образам Франциска Ассизского, Марка Аврелия, Леонардо да Винчи, Микеланджело, протопопа Аввакума, Будды. Первые драматические произведения писались им на сюжеты из античной истории, восточных легенд и драм Кальдерона. Наконец, первые два романа трилогии «Христос и Антихрист» посвящены эпохам Юлиана Отступника и Леонардо да Винчи. К некоторым из этих имен он никогда больше не возвращался, как, например, к А. Франсу, другие вошли в его творческий мир, стали частью того культурного поля, которое он создавал и в пределах которого писал до конца жизни. О Гёте он написал отдельную статью, вошедшую в последнее прижизненное издание «Вечных спутников», а его «Разговоры» с Эккерманом упоминаются едва ли не в каждой книге Мережковского. Эти и другие имена и художественные явления оказались культурными ориентирами, теми постоянными величинами в творческом сознании Мережковского, вокруг которых строилась его религиозно-философская концепция. Некоторым из них, сопровождавшим его на протяжении всего творческого пути, как, например, Наполеон или Данте, он посвятил отдельные исследования в конце жизни.

В драматической сказке «Сильвио» (1890), вошедшей в «Символы» под заглавием «Возвращение к природе», впервые проявился интерес Мережковского к Кальдерону. Сказка написана по мотивам драмы Кальдерона «Жизнь есть сон». Хотя в предисловии к ней Мережковский настаивал, что «кроме общности внешней интриги, эта вещь совершенно чужда произведению испанского драматурга и написана вполне независимо от него»[167]167
  Мережковский Д.С. Сильвио. Фантастическая драма в стихах // Северный вестник. 1890. № 2. С. 69.


[Закрыть], его влияние совершенно очевидно[168]168
  См. также: Страшкова О.К. Лермонтовские аллюзии в «барочной» драме Д. Мережковского «Сильвио» // Лермонтовские студии. Ставрополь, 2009. С. 48–57.


[Закрыть]. В драме Кальдерона молодого драматурга вдохновляла мысль о невозможности постижения тайны, скрывающейся «там, за призрачной дымкой явлений». Позднее, в письме к В.Ф. Коммиссаржевской, приглашавшей его принять участие в одном из организуемых ею утренников, Мережковский писал, что Кальдерона «любит с детства, и его дивную пьесу “Жизнь только сон”»: «Чувствую, что никто так бы не прочел Вам, как я, потому что никто так не любит этой пьесы. Ведь я сам написал подражание ей – “Сильвио”»[169]169
  Мережковский Д.С. Письмо В.Ф. Коммиссаржевской от октября 1908 г. // Мережковский Д.С. Акрополь. Избранные литературно-критические статьи / Сост., авт. предисл. и комм. С.Н. Поварцова. М.: Книжная палата, 1991. С. 323–324. (Серия «Из архива печати»).


[Закрыть]. При включении статьи «Кальдерон» в первое издание «Вечных спутников» Мережковский провел существенную правку, изменил название, чтобы оно соответствовало другим заглавиям в его книге, снял подзаголовки к главкам статьи, которые содержались в журнальной публикации.

Как известно, творчество Кальдерона в России в последней четверти XIX в. было известно недостаточно. Первым изданием его пьес в русском переводе был том в серии «Библиотека европейских писателей и мыслителей», издаваемой В.В. Чуйко. В своей статье Мережковский пересказывает вступительную заметку к этому изданию, а затем подробно пересказывает и одну из пьес, «Поклонение Кресту», по этому же изданию[170]170
  Кальдерон. Драматические произведения: Поклонение Кресту. Час от часу не легче. Алькад в Саламее. Библиотека европейских писателей и мыслителей, издаваемая В.В. Чуйко. Вторая серия. 1881. № 16. СПб., 1884.


[Закрыть]. И здесь он тяготел к опоре на два источника: научное исследование и собственное произведение писателя, что в общем виде напоминает характер источников к другим его статьям. Статья о Кальдероне связана многими нитями и с драмой Мережковского, и с его книгами. Так, размышляя о природе символического в известной брошюре «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», он почти дословно переносит в нее слова из единственного прозаического фрагмента драмы «Сильвио», где главный герой сидит в пещере «при свете дрожащей лампады» и «по челу пробегают тени мучительных дум». Статья «Кальдерон в своих драмах» посвящена другому произведению, «Поклонению Кресту», и своеобразие художнического видения драматурга устанавливается в сравнении с древнегреческими трагиками и Шекспиром[171]171
  См. также: Багно В. Эксперименты Мережковского над вечным спутником (Жизнь есть сон, или Поклонение кресту) // На рубеже двух столетий: Сб. в честь 60-летия А.В. Лаврова. М.: Новое литературное обозрение, 2009. С. 41–49; Казеева Е.А. Драма П. Кальдерона «Поклонение кресту» в критическом осмыслении Д.С. Мережковского // Современность в зеркале рефлексии: язык – культура – образование. Иркутск, 2009. С. 277–284.


[Закрыть]. Впоследствии перерабатывая статью, Мережковский почти исключил эти сопоставления, сосредоточив свое внимание на мистицизме, проявляющемся, по его мнению, в произведениях Кальдерона. Кроме того, из окончательного текста были почти полностью удалены обращения к читателю, призывы представить себе обстановку, в которой жил и творил драматург, интерьер средневековых храмов, театральные действа той эпохи: исключенные фрагменты полностью приводятся в комментариях к статье в этом томе.