Текст книги "Мятежники Звёздного острова"

«Черт побери, – подумал дон Карлос. – Случается ли, чтобы этот хлыщ отказался от своих изысканных манер? Как-то он говорил с теми, кто сейчас болтается на столбах? Карамба, за что они оказались там?»

– Дон Родриго, что здесь происходит? – спросил командор самым спокойным голосом, однако вопрос завершил словами, способными вогнать в краску пьяного рейтара вместе с лошадью.

– Сеньор ругается как солдат? – изобразил изумление граф.

– Сеньор и есть солдат! – рявкнул в ответ дон Карлос. – И я спрашиваю сеньора, что здесь, де пута мадре, происходит!

– Что вас удивляет, ваша милость? Идет война. Войны не бывает без разорений и смертей.

– Не рассказывайте мне о войне, дон Родриго! – Дон Карлос снова заговорил спокойно. Он спешился и встал лицом к лицу с де Агиларом. – Война бывает такой, какой ее сделают воюющие! Ужас и разорение не придут сами собой. Ответьте мне вы, добрые люди, – идальго обратился к местным, – что произошло здесь?

– Сами в толк не возьмем, ваша милость, – развел руками один, боязливо покосившись на графа.

– Нечего тут гадать. – Другой, посмелее, решительно шагнул вперед. – Вечером на нас налетел вооруженный отряд. – Он указал рукой на графских воинов. – Вошли прямо сюда, на площадь. Согнали и задержали всех, кого встретили. Сеньор граф, – он снова указал на де Агилара, – объявил народу, что его величество король Фердинанд I более не властен над Тенедором и прилегающими землями. Мы и спросить ничего не успели, как нас, старейшин и купцов, взяли под стражу. В наших домах расположился граф с дружиной, забыв, однако, спросить нашего согласия. А в поселке бесчинствуют разбойники, вы, пожалуй, видели сами, ваша милость.

– Слыхали мы, что в Южном уделе неспокойно, – подал голос третий. – Теперь у нас началось. Сказывали прежде, что войн на Острове не будет, а поди ж ты…

Командор повернулся к графу.

– Дон Родриго, вы хорошо слышали мой приказ?

Офицеру следовало бы отчеканить «Так точно!» либо «Никак нет!». Граф лишь улыбнулся своей раздражающей улыбкой.

– Я приказал занять Тенедор и готовиться к подходу наших основных сил. Приказал послать мне гонца, если будут вести о неприятеле. Приказал обид и разорений обывателям не чинить. Да услышат меня все! Мы не воюем с мирными людьми. В чем дело, граф? Вы плохо расслышали приказ или вы не способны держать в повиновении людей помимо собственной дружины?

– О, сеньор, опять вы за свое! – развел руками де Агилар. – Повиновение, дисциплина, строевая подготовка! Когда же вы, наконец, усвоите, что я такой же идальго, как и вы, только выше родом? Да, командор вы, но полно командовать мною хотя бы сейчас, вне сражений! Право, я не дремучий бунтовщик, из которого вам заблагорассудилось сделать пикинера!

– Именно поэтому я доверил вам командование авангардом, граф! И без лишних увещеваний жду от вас дисциплины. Без нее победоносных армий не бывает.

– Полноте, сеньор! Это всего лишь поселок, одна из многих дыр на нашем пути к Лас Агиласу! А что до новобранцев-льянерос – я лишь добиваюсь их расположения. Даю им то, чего они хотят! Впрочем, отчего только они? Полагаю, и вы не откажетесь от вашей доли добычи?

Дон Карлос высоко поднял голову, шагнув вперед. Его глаза двумя заряженными бомбардами уставились в лицо графа, в который раз встретив за самодовольной улыбкой пустой, хотя и удивительно ясный, взгляд. Пару мгновений прошло в молчании, однако любой, посмотрев на двух идальго, уверился бы, что сейчас они выхватят мечи и бросятся друг на друга.

– Вызов! – Единственное слово командора лязгнуло сталью.

– К вашим услугам! – Граф наконец-то перестал улыбаться. – Я даже готов уступить вам право выбора оружия, места и времени.

– Я говорил вам, граф, что война – не рыцарский турнир. Ее арсенал шире. Поэтому не ждите привычного развлечения.

* * *

Место для поединка назначили за городом, на пустыре, обращенном в сторону хребта Изваяний. Дон Карлос послал адъютанта навстречу обозу, еще не достигшему Тенедора. Через пару часов тот вернулся, а вместе с ним еще несколько всадников с доном Эстебаном Гомесом во главе. Они пригнали двух крепких лошадей, каждая из которых везла по увесистому бочонку. Гомес соскочил с седла и коротко поклонился командору.

Любой из офицеров готов был стать секундантом дона Карлоса – заносчивый де Агилар, выставляющей богатство напоказ, раздражал многих. Но только идальго мог быть секундантом на дуэли – поэтому дон Карлос вызвал в Тенедор командира Второй терции.

Граф уже давно перестал хотя бы изображать терпение: он сердито мерил широкими шагами край пустыря, звенел шпорами, а руку то и дело клал на эфес эспады.

– Все готово, – окликнул своего противника дон Карлос. – Извольте, граф! Здесь два бочонка, по одному для каждого из нас. Пороху в них столько, что можно убить целое отделение. Мы будем сражаться с их помощью.

– Каким образом? – Граф покосился на солдат, устанавливающих бочонки по краям пустыря на изрядном расстоянии один от другого.

– В каждый бочонок вставят по фитилю. Их подожгут, а мы усядемся сверху. Побежденным будет тот, кто первым не выдержит и вскочит со своего бочонка.

– А если нет?

– Когда фитили догорят, хоронить нас точно не придется. Потому как собирать будет нечего.

– Все готово, сеньоры, – сказал дон Эстебан. – Не угодно ли примириться?

Поединщики отрицательно покачали головами.

Граф, развернувшись на каблуках, зашагал в сторону своего бочонка. Он по-прежнему высоко держал голову, однако походка его теперь смотрелась неестественно. Ноги как будто шли сами, при этом излишне торопились, норовили выскочить из-под туловища, все еще несущего голову, уже не властную над телом.

– Сеньор, – окликнул его Гомес. – Не угодно ли осмотреть фитили?

Граф не обернулся.

Секунданты, встав лицом к лицу, измерили по шнуру около двух футов каждый. Поединщики уселись на бочонки, к фитилям поднесли огонь. Дуэль началась!

Над пустырем повисла тишина, казалось, даже лошади перестали всхрапывать, как будто лишь затем, чтобы ничто не мешало слышать треск быстро горящих фитилей.

Фитиль вился по земле. Почти невидимый при свете солнца огонек шустро бежал по его изгибам, выдавая свой путь лишь желто-серым дымком и тихим шипением. Дон Карлос сидел неподвижно, чуть ссутулив плечи и опершись руками о бедра. Командор закусил губу и, казалось, смотрел в одну точку, но ему виделось все: и стоящие поодаль зрители, и граф, сидящий на бочонке напротив, и дымящий под ногами фитиль, что с каждым ударом сердца становился все короче. До бочонка оставался один фут… затем две трети… меньше двух…

В двадцати шагах от командора с места сорвался де Агилар. Он подскочил на удивительную высоту, затем сделал несколько шагов, споткнулся и упал – ноги не удержали его. Конечности графа болтались, точно на шарнирах. Сейчас гордый потомок Энрике Мореплавателя больше всего походил на деревянную куклу, ожившую в руках бродячего артиста-итальянца. Секундант графа опрометью бросился к его бочонку, погасил фитиль и принялся поднимать на ноги своего сеньора.

Дон Карлос выдернул из бочонка крохотный огарок фитиля и прихлопнул ладонью смертоносный огонек. Затем медленно поднялся. Сейчас он помышлял об одном – устоять ровно, не выдать движением или голосом дикую дрожь, внезапно вошедшую в ноги, остудившую грудь изнутри и сдавившую горло холодный сухой пятерней.

Впрочем, никто из зрителей не обратил бы внимания: еще не поняв, но только почувствовав, что взрыва не будет, все как один разразились гомоном и криками. Оруженосец графа все еще поддерживал того на ногах – было видно, что без его помощи де Агилар снова растянется в пыли во весь рост. К дону Карлосу подбежал Гомес, но командор жестом велел ему остановиться. Медленно и твердо, каждым шагом давя приступ дрожи, командор приблизился к графу. Тот казался белее собственной рубашки, дышал судорожно, и только глаза его полыхали безумной ненавистью.

Командор вскинул руку, требуя тишины, и она наступила немедленно.

– Ты проиграл, дон Родриго, – произнес он. – Теперь бери свою дружину и убирайся, откуда пришел. Именем вольного города изгоняю тебя.

Граф не нашел что ответить.

Резкий удар сотряс землю – ее как будто с силой дернули из-под ног у людей. Испуганно заржали и заметались лошади.

– Что за… – вырвалось у кого-то.

– Смотрите! – воскликнул один из солдат, самый молодой и зоркий.

Огромный каменный гриб слегка отставал от хребта Изваяний, поднимаясь прямо над равниной Тенедора. Его высоченная, выше любой башни, увенчанная валуном громада была хорошо видна с пустыря. Сейчас гриб покачнулся; люди увидели, как медленно, точно с неохотой, приходит в движение камень, многие века лежавший на вершине столба спокойно. Как камень наклоняется и летит вниз с легкостью сосновой коры. Камень достиг земли, и люди увидели, как туча пыли застилает даль, а в следующий миг до них докатился грохот далекого удара. Грохот достиг пустыря – и оборвал все звуки.

В повисшей над пустырем тишине криком прозвучал чей-то сдавленный шепот:

– Орлы! Орлы летят!

Далеко за Тенедором с запада на восток по небу тянулось, выстроившись в клин, множество крылатых теней – маленьких, едва различимых для глаз издалека. Но жителям Острова и этого было довольно, чтобы узнать священных птиц.

На небо воззрились все. Кроме дона Карлоса. Командор лишь мельком взглянул наверх, затем обернулся на северо-запад, в сторону Грандо Монтаны. Он беззвучно шевелил губами, но то не была молитва, обращенная к Иисусу Христу и Деве Марии. Идальго взывал к горе. Он просил ее повременить…

* * *

Дон Карлос первым нарушил всеобщее молчание.

– В чем дело, сеньоры? – обратился он ко всем. – Что напугало стольких отважных? Упавший на землю валун или птицы в небе? Я бы понял ваш испуг, случись это наоборот!

После командор распорядился созвать всех жителей на площади. Им объяснили, что жители Южного удела не враги Тенедору. Награбленное вернули, здесь же судили мародеров: почти всех выпороли, шестерых наиболее ретивых отправили на виселицу (ими оказались бывшие махос).

Едва успокоив местных жителей, дон Карлос собрался было отдохнуть и тут увидел Вальехо. Старый пикинер сидел на том самом бочонке, с которого недавно соскочил де Агилар. Впрочем, это мог быть и другой бочонок, но лишь тот, который служил опасным сиденьем дону Карлосу.

Вальехо как ни в чем не бывало разговаривал с мальчиком – одним из своих многочисленных сыновей. Заметив приближение командора, Вальехо поднялся ему навстречу. «Ступай!» – велел он сыну.

– Не тревожься, сеньор, – сказал старый солдат, опережая вопросы, и, убедившись, что никто не слушает, добавил: – В этих бочонках нет пороха. Ни в одном, ни во втором.

– То есть? – не понял дон Карлос.

– Там семена, – пояснил Вальехо. – Опасаться за них не стоит.

– Как вышло?

– Когда ты сам-четверт умчался вдогонку за де Агиларом, – ответил Вальехо неожиданно строгим голосом, – а потом гонец от тебя попросил сеньора Гомеса и два бочонка пороху в придачу, я заподозрил неладное. У вас, дворян, свои обычаи, я их не знаю. Но я знаю тебя и твой нрав. Знаю также, что в Тенедоре порохом рвать нечего – там отродясь не строили укреплений, ручных бомбард тоже не держат, а наших ты не потребовал. Зачем тебе порох, подумал я. И вспомнил, как в прошлом году ты гостил у меня по осени. Мы здорово набрались «Пламенем», и ты грозился, что сможешь поймать рукой летящий болт.

– Не помню, – нахмурился дон Карлос.

– Было-было, – кивнул Вальехо. – Бьюсь об заклад, что ты бы принялся за это, если бы нашел арбалет. Благо у меня дома его не оказалось. Так вот, я заподозрил неладное и прислал пару бочонков семян вместо пороха. Ничего, сеньору графу хватило!

– Вальехо, чтоб тебя!.. – Дон Карлос тяжело опустился на бочонок, стараясь сдержать приступ хохота. Не сказать, чтобы ему это удалось.

* * *

Вернувшись в свой шатер, дон Карлос лег, не разуваясь, и тут же вскочил, заходил из угла в угол, сердито хмурясь.

Только сейчас идальго осознал, как повезло колонне повстанцев миновать хребет Изваяний до землетрясения. Одному Богу известно, где и сколько глыб обрушилось на дорогу, сколько жизней унесла бы стихия. Что ни говори, день выдался отвратительный, а завтрашний обещал быть многотрудным.

Холод тому виной или что-то еще, но старые раны рыцаря заныли все и сразу. В таком случае он обыкновенно начинал петь вполголоса, чтобы не дать себе застонать от боли. «Не залиться ли „Пламенем“? – подумалось идальго. – Не вздумай! – тут же одернул он сам себя. – Ты солдат в походе и военный командор в придачу! Сам себя приговоришь к порке за пьянство? Да и не в помощь оно тебе».

Не землетрясение и не раны тревожили идальго, мешали заснуть тогда, когда стоило бы. Он снова чувствовал тревогу – ту, что оставила его во время боя, забылась в день празднества, видно, лишь затем, чтобы окрепнуть и обрушиться с новой силой.

«Я правильно поступил, изгнав графа, – думал дон Карлос. – Черт с ним и со всем его тщеславием. Мы подняли оружие, не имея выбора, – он же примкнул к восстанию из прихоти, все прочее ему не указ. Я недаром избрал непростой способ дуэли – мне хотелось заглянуть в будущее, испытать свою удачу, понять, достанет ли мне ее для будущей схватки с самим королем. Но Вальехо с его непрошеной заботой…»

Дон Карлос понимал, что старый пикинер проявил смекалку и здравомыслие там, где отказало собственное здравомыслие командора. Не пристало военачальнику выходить на дуэль в разгар войны. Верный друг сохранит подлог в тайне, не раскроет даже во хмелю. И участники, и свидетели поединка так и остались уверены в его смертельной опасности. О подлоге узнал лишь дон Карлос, и то случайно. Но этого довольно, чтобы не верить теперь собственному испытанию судьбы, а знаки земли и неба не отменит никто.

«Страшные знамения… Я один знаю о вулкане под Грандо Монтаной, но об орлах, что покинут Остров перед его гибелью, ведомо каждому. Я спасу мирных жителей, но не собираюсь покидать эту землю сам и с собой поведу две тысячи мужчин, пусть добровольцев, но что с того? Я смогу уверить их в том, что старые поверья лживы, но что дальше?

Дальше война. Я ненавижу ее, но кто и зачем я без нее? Меня ненадолго хватило в мирной жизни, даже монашеский обет не даст мне успокоения – ведь там я уединюсь с призраками своего прошлого, будь оно проклято! Поэтому война. Борьба с вражеским войском и забота о собственном неплохо отвлекают. Даже окажись я сейчас вдали отсюда, в той же Кастилии, что за жизнь ждет меня там? Возглавить отряд наемников? Бить, кого прикажут? Кровавая, грязная, совершенно неблагодарная работа.

Всю жизнь я провел наперекор чему-то. Такой человек не переделает мира, где существует все это безумие. Просто не поймет, что нужно совершить для этого. Я ведь только воевать и умею. И Бог свидетель, нынешняя война – самый осмысленный поступок в моей жизни, единственный осмысленный.

Но за что вести на смерть, задерживать на обреченной земле две тысячи человек – чьих-то братьев, отцов, мужей? Ведь я собираюсь лгать им. Лгать тем, кто доверил мне свои жизни, надеясь выстоять и выжить под моим началом. Прежде я вел их в бой за свободу, теперь знаю, что из этого ничего не получится. Так ради чего веду теперь? Неужели ради собственной прихоти довести до конца свою авантюру? А если по привычке, наперекор – то чему? Кто мешает нам, пута мадре, покинуть остров, пока не поздно?»

– Ваша милость, к вам сеньора де ла Сьерра. – Адъютант с поклоном переступил порог шатра командора.

– Пусть войдет. – Дон Карлос мгновенно выпрямился, стараясь принять бодрый вид.

«Что ей нужно? – подумал идальго, спешно шнуруя ворот куртки. – И почему я рад видеть ее?»

– Слушаюсь, – поклонился адъютант.

Донья Лаура вошла неслышно, откинула капюшон, рассыпав по плечам густые черные локоны. Бардэссы не убирали волос в сложные прически и не прятали их под чепцами, но никто не осуждал их – такова была древняя традиция, доставшаяся островитянам от кельтов.

– Доброго вечера, сеньора, – учтиво проговорил дон Карлос. – Садитесь, прошу вас. Чем могу служить?

– Благодарю вас, господин командор. – Бардэсса осталась на ногах. – Я лишь хотела поговорить с вами.

– Если вы о мирных жителях, что едут в обозе, – дон Карлос ожидал вопроса и решил опередить его, – то им беспокоиться не о чем. Завтра вы свернете на восток и уже вечером окажетесь далеко от тракта, по которому идут сторону Южного удела королевские войска. У вас будет все для того, чтобы беспрепятственно сесть на корабли в Пуэрто-де-Сантьяго и достичь берегов Испании. В Кастилии и Арагоне места хватит всем, и разбуженная мною война впредь не сможет грозить вам.

– Благодарю за заботу, дон Карлос, – донья Лаура скинула плащ и оказалась в платье, том самом, которое надевала на праздник, – но я хотела говорить о вас.

– Но зачем?

– Хочу понимать, кто вы. И отчего не стремитесь покинуть Остров, когда могли бы. Я слышала о вашей дуэли с графом. Той, с оружейным зельем. Дон Карлос, для чего вы избрали столь ужасный способ?

– Извольте, я утолю ваше любопытство. Мне нужен был знак. Я получил его.

– Каких еще знаков ты ждешь, если вечные утесы рушатся на глазах, а священные орлы покидают гнезда? – Донья Лаура приблизилась, часто дыша и сверкая глазами. – Ты не безрассуден. Тебе незачем доказывать кому-то свою отвагу. Ты благоразумно командовал в бою у Торо Браво и сберег своих людей – неужели лишь затем, чтобы вести их на верную гибель где-нибудь под Лас Агиласом? Если так, то чем ты лучше Молниеносного?

«Проклятье! – подумал дон Карлос. – Ведь я только что размышлял об этом. Ее устами как будто говорит моя совесть!»

– Донья Лаура, – вполголоса произнес идальго, шагнув навстречу бардэссе. – Ответь откровенно, что тебе за дело до… до меня?

– Перед лицом королевских солдат ты был более догадлив! К черту все войны, все бычье упорство, с которым вы, мужчины, снова и снова лезете на пики, к черту! Карлос, я не хочу, чтобы ты погиб! Слышишь? – С этими словами она обвила руками его плечи.

…Буря пришла без спросу. Глупо противиться ей. Вдвойне глупо, если это буря черных локонов, горячего дыхания, шепота, что прорывается между поцелуями. Буря, подарить которую может лишь охваченная страстью женщина. Прими ее, амиго. Хоть раз за многие годы не действуй наперекор, ибо, видит Бог, эта буря не разрушительна. Твои небеса были пасмурны так долго, что ты забыл их истинный цвет, и лишь буря позволит тебе увидеть, что темень – не навсегда. Она освободит небосклон от туч и позволит тебе радоваться свету!

Походная лежанка оказалась слишком тесна, но все равно приняла двоих. Затем настал черед стола, за которым дон Карлос привык обедать и работать над картой Острова, – стол ходил ходуном, скакал не хуже норовистого жеребца и в конце концов развалился. Надежнее оказался пол, на который полетели, спеша заменить постель, куртка командора и плащ бардэссы…

– Когда я увидела тебя впервые, – донья Лаура положила голову идальго себе на колени и принялась гладить его жесткие волосы и колючую бороду, – тогда, на площади Трех Сеньоров, я подумала, что вот он – тот самый человек, которого так долго ждали в нашем городе. Кто не будет терпеть – но не ограничится пустой бранью по тавернам. Кто знает, что делать. Когда ты внял моей просьбе и позаботился о мирных жителях перед первым боем, я убедилась в твоем великодушии. И я поняла, что готова идти за тобой. Я хочу идти с тобой, чтобы уберечь тебя!

– Уберечь? – Дон Карлос повернулся, обнял бардэссу и привлек ее к себе. Он встретился взглядом с сияющими глазами женщины. Черные локоны обрамляли ее лицо с обеих сторон, мягкими волнами ниспадали на плечи. Мысленно он поискал слова, чтобы выразить восхищение, – и смолчал, не находя их. Он осторожно коснулся ее руки – одновременно изящной и сильной.

– Однажды я совершила ошибку, позволив рыцарю уйти на ненужную ему войну, – проговорила донья Лаура. – Я не сумела удержать его, и мне пришлось платить за это безмерно дорогой ценой! Я не повторю этой ошибки впредь. Ты хочешь отвоевать Лас Агилас – ответь мне, положа руку на сердце, – для чего?

– Чтобы не вспоминать всю мерзость и низость, что довелось пережить. В спокойной жизни память о них растерзает мой разум.

– Вот с кем ты воюешь! Так знай, что тени прошлого можно изгнать иначе. Для этого не нужно сражаться, преумножая их!

– А что же следует делать?

– Любить женщину. Быть с ней.

– Любовь – всего лишь болезнь вроде оспы. Ею не болеют дважды.

– Ты сам веришь в это?

– Верил прежде. Но перестаю верить, глядя на тебя, Лаура!

– Гляди, Карлос! Гляди. И слушай. Здесь, на распутье[15]15
  Название поселка Тенедор с испанского языка переводится как «распутье».


[Закрыть]. К безумию и гибели ведет дорога на север, к спасению тысяч людей, славе и благодарности – на восток, к морю и дальше. Подумай, прежде чем избрать путь, рыцарь! Какую из дорог следует предпочесть тому, кто ищет истинного подвига? Ты хотел видеть знак – я принесла его тебе. Страшному знамению ты бы воспротивился, но мое, доброе, прими! Ведь и сам ты – знак для многих. И для меня…

«Ее голос!.. – Дон Карлос снова закрыл глаза. – До чего глубокий и звучный! Несущий мир и благодать в самую душу. Лаура Кампана де ла Сьерра, Колокол-с-Горы! Сам Бог не придумал бы лучшего имени для нее!»

Луна еще не достигла полуночи, когда рыцарь, стоящий на распутье, выбрал дорогу.