Текст книги "Мятежники Звёздного острова"

Летописец Алонсо де Вега, в бою менявший книгу и карандаш на арбалет, пережил оба приступа – что́ там, с начала сражения юноше повезло оставаться без единой царапины, хотя вокруг то и дело падали убитые и раненые. Он чувствовал азарт, снова и снова натягивая тетиву арбалета и выпуская болты. Он уже знал, что ужас и отвращение придут после, и не думал об этом сейчас, в разгар боя, бок о бок с товарищами по оружию.

Опустив руку в колчан, Алонсо не нашел болтов. Люди медленно отступали от баррикады, волокли раненых, многие так и остались лежать. На баррикаде радостно вопили, размахивали оружием, кто-то повернул в сторону нападающих голую задницу – для нее-то летописцу-арбалетчику и не хватило болта.

Алонсо сплюнул с досады. И едва не зажмурился, вспомнив…

* * *

…Он не мог забыть давно минувший отвратительный день, один из тех, когда недовольный народ в Лас Агиласе заволновался. Никто не знал, чем завершится заседание в королевском совете, все ждали решения, но его не было. С амвонов в храмах вещали привычное о Божьей благодати, любви к ближнему и власти, дарованной от Бога. Говорили – и сами, похоже, не верили собственным словам. В те дни народ как будто сходил с ума от беспокойства за завтрашний день. Одни заливали тревогу в тавернах, другие под шумок сводили счеты с займодавцами и любовниками собственных жен, третьи хищно поглядывали в сторону зажиточных марранов.

В один из подобных дней едва ли не целая сотня махос обрушилась на здание Университета, где как раз завершал обучение будущий летописец восстания вольного города. Нельзя сказать, что и сами студенты были невинными агнцами, чуждыми пьянства, драк и прочих безобразий, однако, когда по главному входу градом посыпались булыжники, зазвенели стекла окон, людям в здании сделалось не по себе. Алонсо помнил вид из окна – даже не толпу, но какое-то пестрое, мерзко гогочущее человеческое (ой ли! звериное!) месиво, осыпающее камнями вход в храм науки. Он попытался выйти и едва не был убит шальным булыжником – повезло уклониться, удар пришелся вскользь.

Студенты жались за дверями. Многие уже схлопотали камнем: кто бинтовал рассеченную голову, кто плевался кровью, кто прижимал к синякам оловянные кружки. Никто не решался выйти на улицу, а между тем народу внутри здания было не меньше, чем бандитов снаружи, возможно, и больше. Суетились растерянные профессора, люди приглушенно ворчали, стонали от боли и матерились.

Внезапно Алонсо осенило. Черный ход! Черный, чтоб его, ход с другой стороны здания!

План родился мгновенно. Собрать товарищей по несчастью, выйти из черного хода, внезапно напасть на погромщиков с фланга (Алонсо видел, что толпа растянулась вдоль фасада Университета в довольно тонкую линию). Нужно совсем немного – побольше людей (благо вот они!) и решительные действия (а что еще остается делать?).

– Друзья! – крикнул Алонсо, взобравшись на лавку. – Послушайте!

Десятка два голов обернулось к нему. Алонсо коротко изложил свой план – и не увидел ни одного воодушевленного.

– Справимся только вместе! – убеждал Алонсо. – Немногим там делать нечего!

– Это тебе делать нечего! – бросил кто-то.

– Хочешь – пытайся, – ответствовал кто-то другой.

Махос забавлялись еще час, пока прибывшие на место альгвазилы не оттеснили их копьями. Алонсо до сих пор досадовал за тот случай и не знал наверняка, что угнетало больше всего: беспричинная жестокость толпы, трусливое безразличие товарищей или собственный отважный порыв, пропавший втуне…

* * *

…Рядом осел на землю раненный в бедро знаменосец. Еще миг – и он обронил бы голубое полотнище с белой чайкой.

Алонсо подхватил знамя левой рукой, правой рванул из ножен эспаду (черт, до чего неловко!).

– Вперед, братья! – не своим голосом вскричал летописец. – Вперед, за мной! Пробудись, железо!

С этими словами Алонсо бросился в сторону баррикады.

Укрепление вдруг показалось ему страшно далеким. Собственные шаги как будто не сдвигали его с места. Алонсо почувствовал себя единственным перед лицом врагов – сейчас он достигнет баррикады, и они вцепятся в него, вырвут из рук оружие и повалят на землю.

Справа показалось острие гизармы, затем Алонсо обогнал солдат, рычащий и оскаленный. С другой стороны – еще двое таких же. Алонсо расслышал за спиной топот множества ног. Ему удалось! Удалось поднять людей на новую атаку, сейчас, пока забаррикадировавшиеся не успели оправиться от предыдущей!

Защитники укрепления засуетились. Пики и алебарды поднялись навстречу, но уже неровно, вразнобой. Мелькнуло и исчезло несколько спин – кто-то, не выдержав, бежал прочь. Прямо перед Алонсо внезапно поднялась дощатая створка, и юноша успел увидеть за ней круглую черную дыру.

Грохот заглушил все звуки, вонючий серный дым заволок глаза. Ничего не видя и не слыша, Алонсо почувствовал, что кто-то схватил его за правую руку раскаленной пастью и с силой рванул вверх и назад, едва не опрокинув навзничь. Алонсо взглянул на руку – и не увидел ее, только обрывки одежды, да клочья мяса, да бьющую фонтаном кровь ниже локтя.

Стены домов, проклятая баррикада, копья и светло-серое небо завертелись перед глазами юноши. Где-то впереди метнулось голубое знамя повстанцев; «Пробудись, железо!» – неслось оттуда. «Сукины дети!» – заорал кто-то над самым ухом.

Над Алонсо склонился Иисус Христос. Сын Божий был удивительно похож на старика из городской гильдии живописцев.

* * *

Оставшиеся защитники Пуэрто-де-Сантьяго собрались на рыночной площади, встали в последний строй. Здесь битва закипела не на жизнь, а на смерть – люди с обеих сторон разъярились, среди горожан никто и не думал, что можно сдаться. Сам дон Карлос возглавил атаку. Тарталья узнал командора и бросился на него, и жестоким был поединок. Воины преломили копья, изрубили щиты, ни один не уступал другому. Страшным ударом сверху, от локтя, генуэзец едва не разрубил наплечник командора, размахнулся для нового удара – и здесь дон Карлос сумел вогнать клинок в плечо своему противнику, пробив кольчугу и стеганый дублет. Тарталья покачнулся в седле, занесенная для удара рука бессильно опустилась, и дон Карлос нанес последний укол – в лицо кондотьера.

Обезглавленное войско горожан бросилось врассыпную: одни успели запереться в соборе, другие – за воротами порта, защищенного со стороны площади толстыми стенами двадцатифутовой высоты.

* * *

В полумиле от рыночной площади путь всадникам преградили вооруженные люди – десяток пеших ополченцев под началом офицера. Они упорно не желали пропускать незнакомцев дальше, и убедить их словами, изобразив посыльных к алькальду, оказалось невозможно.

– Был алькальд, и нет! Как побили наших на окраине, его и след простыл! – заявил офицер.

Другой ухватил за повод коня Лауры.

– Тебе, красавица, теперь спешить некуда, – ухмыльнулся ополченец и тут же свалился – Понсо метнул дротик, опрокинув наглеца навзничь. Завязалась схватка.

– Лаура, скачи по прямой! – крикнул старый льянеро, метнув в ополченцев второй дротик. – Порт в той стороне!

– Как же вы?

– Справимся! А там, кроме тебя, никто! Пошла! – рявкнул он.

Кобылица Лауры сорвалась с места…

Всадница вылетела на площадь в мгновение ока. Ошибиться направлением было невозможно – оттуда доносился гомон множества людей, гремели орудия. Лаура оглядела побоище, стоящие всюду отряды повстанцев, увидела высокую стену на другой стороне площади.

– Где командор? – крикнула она попавшемуся навстречу солдату.

– Там. – Тот уставил палец в сторону стены, где из распахнутых ворот толпой выбегали люди.

– Н-но! – Бардэсса пустила кобылицу через площадь…

* * *

Войско дона Карлоса готовилось к битве – но не к штурму крепостной стены. Не было заготовлено штурмовых лестниц, щитов-мантелетов и чего-либо похожего на таран. Командор велел подтащить на площадь все бомбарды, какие нашлись в городе, – их набралось восемь штук, все небольшие – и сосредоточить огонь на воротах.

От ворот полетела щепа, изогнулись железные скобы, с визгом вылетели толстые гвозди. Пороху и ядер хватило всего на два залпа, но и этого оказалось довольно – створки распахнулись, и солдаты Эль Мадеро бросились на приступ. Они не встретили сопротивления – за воротами противник сразу же показал спину.

Внезапно поток бегущих раздался надвое, даже самые отважные офицеры перестали кричать, пытаясь остановить бегство – оно только ускорилось. Стало видно, что навстречу ворвавшимся повстанцам твердой походкой шел один-единственный человек в окровавленных и закопченных доспехах. В правой руке он держал чадящий факел, под мышкой сжимал бочонок.

– Прочь, негодяи! – вскричал он, обращаясь к повстанцам. – Прочь, за ворота, или, клянусь Богом, эта крепость взлетит на воздух! Здесь, в этом бочонке, двадцать фунтов орудийного пороха, смерти хватит на всех! Прочь!

Наступавшие попятились. Вскоре в проходе осталось лишь двое – защитник порта с бочонком и факелом и дон Карлос со щитом и эспадой. Двое рыцарей сблизились на несколько шагов и остановились, внимательно рассматривая друг друга.

– Я дон Карлос де Альварадо, – назвался идальго. – Военный командор Южного удела. Хочу говорить с начальником порта.

– Я дон Энрико де Сото, начальник порта. Здесь нам говорить не о чем! – Дон Энрико угрожающе качнул факелом. – Слово свое готов сказать с той стороны ворот!

– Сожалею, сеньор, но мне и моим людям слишком долго пришлось стучаться в ваши ворота! Ни к чему оставлять то, что досталось немалым трудом! И говорить мы будем здесь. – Дон Карлос мысленно прикинул, успеет ли броситься на противника и если не убить его, то хотя бы выбить факел из его руки. Шагов восемь… Далеко.

Начальник порта, словно уловив его мысль, встряхнул бочонок. На землю под его ногами черной змеей скользнула струйка пороха.

– Без глупостей! – холодно произнес он. – Я не шучу.

– Чем ты вздумал пугать меня? – Дон Карлос опустил клинок и заговорил столь же холодно и спокойно: – Твой бочонок сделает дыру в земле, да присыплет ее нашими с тобой ошметками – только и всего. Я воевал на Материке, восстал против короля, дважды громил его войска. Без малого десять лет сплю в обнимку со смертью, и смерть не пугает меня сейчас. Вы проиграли; признайте это и прекратите сопротивление – город пал, и порт окажется в наших руках – после нашей гибели или без нее. Но нам не нужны жизни горожан. Нам нужны корабли. Все, сколько найдется.

– Тогда знайте, сеньор, – дон Энрико заговорил медленно, давая отзвучать каждому слову, – что, как только прогремит взрыв бочонка, мои люди подожгут все, что есть в гавани и способно нести людей! На каждом корабле вдоволь смолы и пакли – без этого в нашем деле не обойтись. У многих – бомбарды, а при них – порох. Вас не пугает смерть, но и она, и все смерти этого проклятого дня окажутся напрасными. Кораблей вы не получите.

Дон Карлос сделал едва заметный шаг вперед. Начальник порта будто невзначай коснулся факелом россыпи пороха на земле, взметнулся всполох дымного пламени.

– Прочь! – повторил он.

– Остановитесь! – В ворота влетела молодая темноволосая женщина верхом на взмыленной черной кобылице.

– Лаура! – воскликнул командор.

– Убери меч, Карлос! Энрико! – Бардэсса соскочила с седла, бросаясь к начальнику порта. – Энрико, я прошу тебя, прекрати это безумие! Довольно крови!

Дон Энрико смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Руку с факелом он поспешил отвести в сторону – подальше от бочонка.

– Лаура, какого дьявола… – Голос его зазвучал неуверенно.

– Вспомни своего отца, дона Франциско! Его смерть, его последнее наставление!

– Не поминай его! – тихо проговорил Энрико. – Он был достойным рыцарем. Нет моей вины в том…

– Перед смертью он завещал тебе и всем островитянам, способным услышать его слова, впредь не затевать междоусобиц! Нет достоинства в братоубийственном бою! Ведь это откровение заставило его…

– Довольно! – оборвал ее Энрико.

– Эти слова истинны, почему никто не вспоминает их, когда следует? – продолжала Лаура. – Почему герои подчиняются мерзавцам, что посылают их на смерть? Или мало напрасной крови пролилось сегодня? Или вам недостает воли, чтобы поступить по собственному разумению?

Начальник порта с тяжелым вздохом опустил на землю бочонок. Он поднял левую руку и шагнул навстречу дону Карлосу.

– Вам нужны корабли?

– Да.

– И вы не причините вреда тем, кто сложит оружие?

– Слово кабальеро.

– Будь по-вашему, сеньор. Я готов начать переговоры.

Факел упал в водосточный желоб и зашипел, угасая.

Эпилог

Исход – событие печальное. Вдвойне печальное, если исход напоминает бегство, – что же говорить о том бегстве, за которое приходится сражаться? И предчувствовать неизбежную гибель того, что от века считалось незыблемым, и понимать, что путь твой лежит в неизвестность? Даже если рассудок способен подготовиться к подобному, то перед самым лицом беды он отступит, и человек даст волю чувствам. Особенно в тот момент, когда сам человек уже ничего не может изменить.

И вряд ли найдутся слова, чтобы описать то, что испытывали несущиеся по волнам островитяне. Быть может, поэтому Алонсо де Вега так скупо отозвался о морском пути в своей книге – летописец уделил плаванию всего несколько строк. Или все дело в том, что большую часть пути раненый Алонсо метался в горячке под палубой «Упрямца» – последней каравеллы, покинувшей гавань Пуэрто-де-Сантьяго?

Летописец выжил благодаря усилиям Хосе Морено. Лекарь сдержал слово и оставался на своем месте до конца. Он резал и шил, давал указания помощникам, осматривал раны, снова резал и шил, уже не задумываясь о том, что узнаёт людей, попадающих на стол. Как и предсказал Морено, всех спасти не удалось – многие, очень многие, что стремились за море, отошли в мир иной. Исколотому пиками Эрнандесу лекарь смог только закрыть глаза. Самого Морено на корабль внесли на носилках – старик перетрудился и спал так крепко, что разбудить его не смогло бы даже землетрясение.

Никто из беглецов не видел гибели Острова, но и трех недель не прошло со дня отплытия, как небо над Испанией заслонила зловещая лилово-черная туча, а в море на западе разразилась невиданной силы буря. Много дней спустя, когда шторм утих, моряки из тех, что направлялись в гавань Лас Агиласа, не нашли на месте Исла-де-Эстрелла ничего, кроме нескольких голых утесов. Остров исчез, и, подобно ему, сгинуло Островное Королевство.

Герцог Оливарес сдержал слово – островитян, достигших побережья Материка, в Кастилии и Арагоне приняли как своих. Не ошибся и дон Карлос – места в Испании оказалось вдоволь, люди быстро расселились на новых землях. Дело нашлось для каждого, и для многих – лучшая доля.

Между тем многовековая война между маврами и христианами на Пиренейском полуострове, вошедшая в историю как Реконкиста, подошла к концу. Объединялись, набирая силу, испанские королевства. Из-за океана возвратились каравеллы, отыскавшие дорогу в Новый Свет. Мир менялся, границы его ширились на глазах. Среди этих великих событий мало кто стремился сохранить и преумножить память о погибшем Островном Королевстве. Само его существование обрастало легендами, и чем больше проходило лет, тем туманнее становилась история Исла-де-Эстрелла.

Восстание в Южном уделе Островного Королевства подробно описал Алонсо де Вега. В своей книге он воздал немало почестей дону Карлосу и всем вождям восстания, не забыл упомянуть о взглядах Ученого, имя которого он уже не опасался писать открыто. Но что поделать – такие истории во все времена не нравились властям предержащим. Быть может, они повторялись бы реже, если бы их не старались забыть, – кто знает?

Экземпляр книги потомки герцога Оливареса сохраняли в своей библиотеке в числе прочих спасенных с исчезнувшего Острова. Только там по-настоящему берегли память об Исла-де-Эстрелла – несколько сотен лет, пока библиотека не погибла в одном из пожаров бурного для Испании XIX века. Лишь малая часть написанного сохранилась до наших дней, разлетевшись по архивам.

Что до идальго дона Карлоса, то его дальнейшая жизнь не отразилась в исторических хрониках. Вы не найдете его портретов, конных или пеших статуй на улицах городов, где командор де Альварадо был бы изображен в великолепных латах, с маршальским жезлом в руке. Но ни хроники, ни портреты, ни статуи не нужны для того, чтобы поверить, что в Кастилии дону Карлосу жилось много лучше и спокойнее прежнего. Воин обрел мир в собственной душе и впредь не искал встречи с грозным драконом войны. Ибо теперь идальго знал, ради чего и ради кого живет.

* * *

– Привет! – Я позвонил Лауре, чтобы рассказать о начале своей практики у профессора Гарофы (а значит, работать нам предстояло вместе).

– Привет, Мигель! – Ее голос, как всегда, звучал приветливо, даже ласково.

Я коротко рассказал о «Знаке Королевской Сотни», она обрадовалась моей находке не меньше дона Сезара. Я же расслышал в телефонной трубке звуки песни.

– Ты слушаешь «Иберию»? – спросил я.

– Да, их вокалистка – классная девчонка! – ответила Лаура.

– Кармен Санчес, – подсказал я.

– Ух ты! – проворковала Лаура. – Ты увлечен еще больше, чем я!

Мы проговорили целый час, открыв друг другу больше, чем многие успевают за месяц. Как я и думал, парень Лауры оказался выдумкой.

Мы договорились встретиться завтра. И что бы ни значила старинная рукопись для истории средневековой Испании, для нас «Знак Королевской Сотни» оказался началом удивительной истории.