Текст книги "Меняла Душ"

Глава 9
Гаргульи

Матвей очнулся от того, что его подхватили под руки и куда-то поволокли. Он с трудом разлепил глаза, но белая завеса заполонила пространство. Он не видел ничего, кроме белой простыни, которая колыхалась перед глазами, словно его накрыли, как клетку с попугаем, дабы своим чириканьем не смущал здоровый сон хозяев. Изредка по простыне пробегала волна изображения, и в такие секунды Матвею открывалась картина серого туннеля со сводчатым потолком и сырыми кирпичными стенами, усеянными лишайниками. Волна спадала, и он вновь видел белую колышущуюся простыню. Простыня казалась дурным знаком. Простыня предвещала смерть.

Матвей подумал о том, где он оказался и куда его волокут. Последним, что он помнил до забытья и картинок из прошлого, которые являлись ему во сне, было лицо, затянутое маской пилота скоростного флаера и тихий воркующий голос. Потом он почувствовал укол от всаженной в него ампулы со снотворным, и наступила тьма, в которой проявились картинки видений. Иногда он выбирался из этой тьмы, чтобы получить новую порцию лекарства и вернуться на дно черного омута.

Матвей не понимал, что с ним происходит. Он находился на грани между жизнью и смертью, где стирались все факты и события. Они переставали иметь значение. Теперь же, очнувшись, он понял, кому угодил в лапы. Его похитили гаргульи! Те самые, в существование которых он не верил, но о ком его предупреждал странный коротышка, пришедший к нему однажды. Матвей с тех пор после каждого Изменения ждал, что в его убежище снова материализуется Крышник, но он не приходил. Вместо него наносили визиты другие гости из иного мира. Они пережидали с ним Волну. Один из таких гостей поведал ему причину их визитов.

Все Вселенные, существующие параллельно, поведал ему Чеширский Кот с обворожительной голливудской улыбкой, являются сутью одного целого. Изменения, которые свершает Меняла Душ, затрагивают все Вселенные, и Волна, прокатывающаяся по мирам, вышвыривает навстречу Менялам камешки, как волна морская приносит на берег ракушки и обрывки водорослей, мелкую рыбешку и туши погибших китов. Так повелось в мире. Так продолжается и по сей день…

Итак, он попал к гаргульям. Новость, мягко говоря, не привлекательная. Он понимал, что сбылось то, во что он не верил, но опасался. Все-таки он слишком долго задержался на одном месте. И его успели вычислить. Уму непостижимо!

Матвей разволновался. Он давно уже перестал бояться чего-либо. В его душе не осталось места страху. Даже тогда, когда патрульный, испуганный устроенной на него охотой, выстрелил в него, и смерть обрадованно повернула к нему свою колесницу, готовя для души Менялы апартаменты, он не испугался. Он почувствовал прилив азарта, который испытывает боец на ринге, когда сталкивается с сильным соперником, но не более. Страшно ему стало только теперь, когда его жизнь и судьба оказались в руках неизвестных ему до сих пор существ.

Жизнь Матвея волновала мало. Он прожил на свете в три раза больше, чем обычный человек. За такой срок можно устать от жизни, как от процесса. Он пока не устал, но и перестал цепляться за нее. И как только это произошло, он освободился от страхов и сомнений. Он стал вкушать жизнь во всем ее многообразии.

Путешествие закончилось.

Ставрогин почувствовал, как его раскачали и придали ускорение щедрым пинком в мягкое место. Он пролетел несколько метров, плюхнулся на каменный пол и прокатился вперед, угодив в ледяную лужу. Тело болело. Саднили руки, на которые он приземлился, но Матвей всего этого не замечал. К нему стало возвращаться зрение. Белая простыня стала серой, полопалась, и сквозь прорехи с рваными краями проступило изображение, которое разрослось и поглотило собой жалкие клочки простыни.

Ставрогин обнаружил, что находится в широкой каменной зале, по центру которой стояли четыре резных деревянных кресла с высокими спинками, увенчанными коронами. Кресла пустовали. Он поднял глаза и обнаружил, что зала уходила в высоту. Потолок и пол разделяли метров десять. Вдоль одной стены залы через каждые три метра высились громоздкие фигуры, укутанные черными плащами с ног до головы, отчего те напоминали саваны. Над каждой из фигур горел факел, воткнутый в стену. Факел чадил голубым дымом, который устремлялся к потолку, образовывая в самой вышине сизое облако. Возле каждого факела из стены торчал стальной шип и на нем сидела сова. Ее стеклянные блестящие глаза не мигая взирали на поверженное тело человека. Сколько саванов стояло вдоль стены, столько сов находилось подле. Матвей попытался сосчитать, но сбился на третьем десятке.

В дальней части зала тронулись с места четыре савана. Они направились к креслам. Они не шли. Они плыли над каменным полом. Матвей видел, что между полом и движущимися фигурами есть зазор. Он не мог поверить своим глазам. Но глаза верили тому, что они видели. И эта вера пугала их.

Ставрогину стало не по себе, но он не отводил взгляд. Когда до кресел, которые стремились занять саваны, осталось совсем немного, фигуры остановились. Несколько секунд они висели неподвижно, сводя Матвея с ума. Затем одеяния спали с них. Произошло это внезапно. Матвей увидел, как саваны распались на тысячи крохотных парящих тел, напоминающих летучих мышей, и разлетелись в разные стороны. Мыши сделали круг по залу и вознеслись вверх, где их поглотил дым.

Ставрогин не сомневался, то видит горгулий. Их облик внушал ему страх. Он чувствовал, как каждая клеточка его тела покрывается липким потом ужаса при взгляде на четыре фигуры, что продолжали неподвижно висеть возле кресел. Высокие, метра четыре ростом существа, строением тела напоминающие людей с птичьей головой, неподвижной, точно маска. Стоило Матвею приглядеться, как он понял, что это и впрямь маски. Тела горгулий покрывали стальные доспехи. Броня распространялась на все тело, минуя голову, отчего создавалось впечатление, что гаргульи покрыты сплошным металлом и не способны двигаться. Но в следующую секунду Матвей убедился в обратном.

Гаргульи тронулись с места. Они опустились на пол, обошли кресла и погрузились в них. Тут же их тела окутал дымчатый кокон. Они синхронно воздели руки к головам и птичий облик сошел, собравшись у них за спиной в подобие воротника. Под масками скрывались гладкие человеческие лица, лишенные волосяного покрова. Чуть вытянутый вверх череп, напоминавший острый конец яйца, лоб, выступающий вперед, отчего создавалось впечатление, что он нависает над миндалевидными глазами и острым орлиным носом. Оскаленный клыками провал рта показался лишь на миг и тут же затянулся так искусно, что Матвей, как ни силился разобрать, так и не нашел следов его существования.

Дернулись веки. Гаргульи открыли глаза, и Матвей не смог сдержать возглас удивления и ужаса. Три глаза взирали на него с ледяным равнодушием. Первые два находились по разные стороны клюва-носа. Третий прорезался на лбу, и этот глаз, точно маленький буравчик впился в Ставрогина. Ему захотелось отвернуться, но три сверлящих глаза горгулий не давали ему выпутаться. Они буквально присосались к нему. У Матвея появилось ощущение, что в его нутро проникли руки хирурга вместе со скальпелем, щипчиками и пинцетами, распотрошили в секунду, и тут же собрали, удовлетворившись увиденным.

– Меняла Душ.

Слова горгулий прозвучали непосредственно в его голове. Собственно, они не звучали, они шелестели, словно тысяча крохотных стрекозиных крылышек.

Ставрогин не ответил. Он покорно взирал на горгулий, ожидая решения собственной участи.

– Ты раб наш! – прозвучало в его голове.

В голове Матвея мелькнула мысль. А что если попробовать изменить душу одной из горгулий и тем самым выбраться из заточения. Он больше не отводил глаз. Он ловил каждый взгляд, нацеленный на него. Сначала он охотился за парными глазами, но вскоре понял, что эти глаза мертвы. В них не теплилась жизнь. Словно обманка они находились на лице гаргульи, отвлекая внимание от истинного глаза. Матвей попытался проникнуть в душу гаргульи через лобный глаз, но ему не хватило сил. Он не выдерживал противоборство с безжалостным металлическим взглядом и прогибался, уступал, чувствовал, как ломается его воля, как вторгается в него чуждое дыхание.

– Ты не можешь ничего сделать мне, Меняла. Я не в твоей власти, потому что сильнее тебя, – пронесся рой насекомых в голове Матвея.

– Зачем я вам нужен?! – прокричал Ставрогин.

– Тебе не обязательно драть глотку, мы услышим тебя, даже если ты просто подумаешь. Ты – открытая книга в наших руках, а мы искусные чтецы. Все твои помыслы и чаяния у нас на виду.

Матвей вперил ненавидящий взгляд в фигуру гаргульи, что сидела напротив него и подумал:

– Зачем я вам нужен?

– Так-то лучше. Мы пришли за твоим Даром. Ты нужен нам, чтобы вернуть наш дом. Неужели, ты этого не знаешь? По обыкновению Паломники предупреждают об этом каждого новорожденного Менялу при первом посещении. Нежели, ты слеп, как новорожденный щен? В таком случае нам повезло. Ты откроешь нам путь, сам не ведая того, что ты творишь.

– Меня предупредили о вашем существовании. Только я не верил, что это правда. Я думал, что меня просто пытаются запугать.

– Но ведь однажды ты уже оказывался открыт для нас. Ты помнишь это?

Матвей не знал, о чем говорят гаргульи, но почувствовал, что близок к пониманию.

Он покачал головой.

– Придет время, ты вспомнишь все. Если Паломники предупреждали тебя о нашем существовании, стало быть, ты в курсе, зачем нам потребовался?

– Вернуть вам ваш дом, но я не понимаю, как могу это сделать? – в отчаянии воскликнул Матвей.

Он чувствовал, что угодил в капкан и не видел, как ему вырваться из него. Если уступить гаргульям и вернуть им их мир (хотя Матвей не представлял, как это сделать), то рано или поздно их ширящаяся вселенная поглотит Землю, на которой он родился, которая стала его домом. Ставрогин не желал этого, но чувствовал, что если гаргульи проявят свою гаргульскую настойчивость, он сломается, уступит, растечется маслом на солнцепеке.

– Это намного проще, чем может тебе показаться. Ты всего лишь изменишь судьбу Вечного – гаргульи, родившейся Дома. Ему много миллионов лет, и он не умрет, пока его душу не сменяет Меняла.

– Почему вы называетесь гаргульи? – неожиданно задал вопрос Матвей.

– Не мы зовемся, а нас называют. Так величают нас в мирах людей. В некоторых о нашем существовании помнят, но смутно, там мы отошли в разряд легенд. В нас перестали верить. Таким миром является и ваш. В некоторых мы правим людьми. В других мирах мы живем, уничтожив ваше племя. Но везде там, где есть человек, нас называют гаргульи. Так было и есть много лет. Мы – Правители Миров. Мы пришли раньше, чем вы!

Ставрогин чувствовал, что ловушка, в которой он оказался безысходна. Он попытался встать с пола, но неведомая сила пригнула его назад к камню, и он вспомнил, как впервые столкнулся с гаргульями! И пускай встреча та была мимолетна, но она оставила след в его душе. Легкий след, который успел уже выветриться, но новое столкновение с гаргульями, пробудило старую память неизменяемого человека в изменяющемся мире.

* * *

Матвей неукоснительно следовал правилам, которые ему поведал коротышка. Раз в восемь лет он срывался с места и, продав все имущество, которое накопилось у него к этому времени, уезжал на новое место, где покупал себе квартиру или дом, прочно обосновывался, врастая корнями, но неглубоко, чтобы через восемь лет вырвать их из земли и покатиться дальше, куда звал ветер. Из Петербурга, где в нем открылся Дар, где он вырос, где каждый угол, стена, дом, набережная были родными, Ставрогин переехал в Нью-Йорк. Его всегда тянуло к глобальным решениям. Если уж уезжать, то на другой конец света. Родителям Ставрогин сообщил, что получил перспективную должность программиста в компании «Майкрософт». Что в принципе было не далеко от истины, поскольку уровнем заработка он мог потягаться с менеджером среднего звена в софтовой компании.

Оказавшись в Штатах, Матвей убедился на собственном опыте, что эта страна и впрямь необъятных возможностей. Только вот получить в ней законное право на проживание труднее, чем где бы то ни было. Но и с этой проблемой Матвей справился играючи. Одно маленькое изменение в душе чиновника привело к получению Матвеем Ставрогиным грин-карты. Так Ставр заработал первый гонорар на Американском континенте.

Деньги, полученные за крохотное изменение в душе чиновника иммиграционной службы, привели к тому, что Ставр задумался над тем, в какое благодатное место он попал. Он почуял сразу, что оказался на некошеных лугах, где из косцов только он один вышел в поле. Его воодушевил этот факт. К тому же гонорар за каждое Изменение он получал в твердой валюте, то есть в местном денежном эквиваленте. Когда Матвей провел изменение в управлении по делам иммиграции, он извлек из кармана восемь тугих пачек новеньких долларов, перетянутых банковской ленточкой. Они не поместились в его кармане, и одна из пачек вывалилась на пол. Это обстоятельство пришлось ему по вкусу и навело на мысль, которую он развивал несколько недель, не решаясь на первую операцию.

Ставрогин снял недорогую квартиру в Бронксе. Бедный квартал, нашпигованный уличными бандами, словно хохлацкое сало чесноком, страдал от переизбытка грязи, мусора и чадящих вонючим дымом жестяных бочек, возле которых грелись бродяги в тулупах, шарфах и перчатках с обрезанными пальцами.

Матвей приехал в Штаты в самом конце осени, когда первый снег начинает ложиться на землю, превращая тротуары в слякотное болото.

В Бронксе Матвей чувствовал себя как дома. Никто не осмеливался к нему приблизиться и попытаться опустить чужака, вторгшегося на чужую территорию. Крутые навороченные ребята в кожанках с заклепками, с цепями и с эмблемами уличных банд на спине обходили его стороной. Лишь только он появлялся на улице, как они старательно изображали слепых и жались по углам, лишь бы не попадаться чужаку на пути.

Ставрогин никак не мог понять, почему они его избегают. Он так надеялся на конфликт, в ходе которого мог бы воспользоваться своим Даром. Но его не предвиделось. Бандиты оказались миролюбивыми соседями. Сначала Матвей не мог это уразуметь, а затем на него снизошло понимание. Ребята, выросшие на улицах, с младенческих лет натасканные на жизнь в экстремальной ситуации, где вопрос поставлен ребром: либо ты, либо тебя, – чуяли опасность, точно гончие псы, на расстоянии. Матвей не сомневался, что он излучал эту опасность вокруг себя. Ведь он мог изменить их жизнь, а они его – нет.

Матвей задумался над ареалом пастбища, где можно было собрать неплохую жатву. И идея появилась сама собой. Ответ просто появился в его голове.

Уолл-стрит. Царство бизнесменов и богачей. Людей, привыкших к тому, что их удел ковать деньги в огромных количествах. Они занимаются этим целыми днями, а иногда и ночами напролет. Как известно, большие деньги всегда водятся рядом с большой подлостью. Значит, найдется работа и для Менялы Душ. Рассудив так, Матвей следующим утром отправился на улицу Стен.

Но перед работой он заглянул в банк, заполнил необходимые бланки, открыл счет и подал документы на получение кредитных карточек. Когда он выложил на стол крупную сумму наличными, на него посмотрели как на Джесси Джеймса, известного австралийского грабителя банков, но ничего не сказали. А Ставрогин, предвкушая грядущую операцию, ничего не почувствовал. Его попросили обождать, отвели в специальную комнату для VIP-клиентов, как пояснил служащий банка, и заперли дверь. Она открылась только спустя тридцать минут, когда здание банка было оцеплено полицией, а в комнату одновременно вошли трое подтянутых мужчин в строгих костюмах с не менее строгими улыбками. Они представились и предъявили удостоверения. Матвей удивленно присвистнул и с уважением посмотрел на стоящих перед ним субъектов.

Незнакомый с американским стилем жизни, где много наличности на руках у человека никогда не скапливалось, а все расчеты в основном осуществлялись через банк, Ставрогин попал впросак. Он даже не догадывался, что при заполнении документов, графа «карточка социального страхования», также обязательна как пол, возраст, национальность и место проживания. Матвей и помыслить не мог, что в вольных Штатах, человек без карточки социального страхования такой же плебей и пустое место, как ниггер, в кандалах привезенный с Черного континента и оказавшийся на табачной плантации. Поэтому неудивительно, что банковский клерк тут же вызвал полицию, а из участка связались с налоговой инспекцией, которая незамедлительно выслала своего представителя в компании агента ФБР.

Матвей медлил ровно три минуты, лихорадочно раскладывая пасьянс из возможных вариантов дальнейшего развития событий. В результате он, не колеблясь, проник в душу налогового инспектора и произвел Изменение. Душа налогового инспектора предстала Ставрогину в виде цифровой кассы с плоским экраном, клавиатурой, ящичком для денег, считывателем штрих-кодов, банк-терминалом и дисплеем покупателя. От кассы в пустоту уходили провода. Потянув за самый подозрительный, Матвей оказался в искомой точке, где и совершил Изменение. Как оказалось, главный грешок налогового инспектора заключался в том, что он подделывал налоговые декларации за небольшой процент отступного от нерадивых неплательщиков. За такой проступок неплательщик мог легко угодить в тюрьму, а тут всего лишь маленький подарок в виде пачки хрустящих банкнот инспектору – и исправленная декларация со всеми подчистками в базе в нужных руках.

Ставрогин навел порядок в душе налогового жулика. Он так повернул линию судьбы, что налоговик после первого же своего проступка оказался на прицеле службы внутренней безопасности.

Когда Матвей очнулся, то обнаружил, что находится в своей квартире в Бронксе. Солнце выкатилось в зенит и нагло таращилось на промерзшее Большое Яблоко,[1]1
  Большое Яблоко (Big Aplple) – одно из слэнговых названий Нью-Йорка.


[Закрыть] дразня, но не согревая.

Матвей потратил на бесплодное посещение банка всего лишь полтора часа. Но это время он не считал убитым напрасно. Он получил ценную информацию о том, что без карточки социального страхования, которая имелась в кармане практически у каждого бомжа, то в банке тебе делать нечего. Придется рисковать собственной свободой и расплачиваться повсюду наличными, уповая на природное обаяние. Так же поход в банк принес Матвею десять тысяч долларов, но удовлетворения от проделанной работы он не чувствовал.

Ставрогин собирался на Уолл-стрит. Посещение банка испортило ему всю малину и изрядно ухудшило настроение, даже десять тысяч зеленых не показались Матвею достаточной компенсацией за испорченное утро. Он намеревался проверить сегодня собственную теорию о взаимозависимости больших денег и больших проблем, а остался ни с чем.

Такой расклад Ставра не устроил, и он потребовал пересдать карты.

Выложив свежие деньги на стол, Матвей окинул взглядом комнату в поисках места, куда можно было бы спрятать наличность. Не таскать же все имущество с собой. Хотя древние римляне, помнится, советовали поступать именно так. Не найдя ничего лучшего, он забрался на стул, дотянулся до шкафа, опробовал на прочность, перебрался на него и, дотянувшись рукой до карниза, положил деньги на широкое, с ладонь, металлическое крепление карниза к стене. Спрыгнув на пол, он критическим взглядом окинул тайник, отметил, что из комнаты тот не виден, и собрался в путь.

Ставрогин совершенно забыл о предостережении Крышника. Он вышел из квартиры, сбежал по лестнице и вылетел на улицу. Минут десять потратил на то, чтобы найти такси, и, оказавшись в душном салоне потрепанного «бьюика», потребовал отвезти его на Уолл-стрит. В ответ на просьбу к нему обернулся водитель, сухонький узкоглазый желтолицый, то ли китаец, то ли вьетнамец, то ли кореец – кто их разберет. Матвей, во всяком случае, это сделать не мог. У водителя была лишь одна особенность. У него отсутствовал правый глаз. На его месте зияла пустая глазница.

Матвея передернуло от отвращения. Первым порывом накатило желание покинуть такси. Но других в округе не наблюдалось, и Ставр повторил свой заказ.

– На Уолл-стрит.

Желтокожий хохотнул, но послушно тронулся с места.

Матвей увидел Волну за несколько секунд до того, как она накатила. Он почувствовал, как в мир одновременно с потоком изменений шагнуло что-то враждебное, и устремилось в его сторону. Он почувствовал, как существо, которое летело к нему, разрывая пространство и расстояние, ликовало, унюхав его за миллионы километров. Он ощутил, как по следу этого существа, в мир шагнули десятки таких же, как оно, и они все повернули колесницы в его сторону.

Желтолицый обернулся на короткий всхлип ужаса, который издал Ставрогин. Матвей увидел, как в пустой глазнице появился глаз, налился соком, лопнул и исчез бесследно, чтобы через секунду вновь образоваться в глазнице.

Ставрогин перекрестился, понимая, что если это и могло помочь, то не в данном случае.

Матвей видел, как за окном появлялись, а потом исчезали здания. Возникали и таяли в тумане осени небоскребы. Машины сталкивались на бешеных скоростях, вспыхивали пламенем и исчезали, не оставив после себя следов.

Волна перекраивала за собой мир, перетасовывала карты реальности.

Водитель повернулся к Матвею вновь, и Ставр обнаружил, что за рулем сидит чернокожий старик. Он раззявил рот и зашелся в каркающем смехе. Его рот был полон золота.

Времени на колебания не оставалось. Чем бы оно там ни оказалось, но оно приближалось с неумолимой скоростью, и вскоре должно было оказаться возле Бронкса. Матвей вспомнил предостережение коротышки Крышника и заскрипел зубами. Гнев и досада выветрили назидательный совет Визитера из его головы и теперь это могло стоить Ставру жизни. Расставаться со столь драгоценной материей Матвею не улыбалось. Коротышка советовал не покидать закрытое помещение, дабы не мозолить глаза гаргульям, гарпиям или как там их звали. Значит, оставалась одна возможность: попытаться спрятаться сейчас, когда уже припекло, раз не сделал этого ранее.

Гаргульи знали, где его искать. Он сам показал место. Вывесил приветственный плакат: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!» и расклеил указатели. Он сам сузил квадрат поиска и уже не сомневался, что отыскать его в городе гаргульям не составит труда. Почему-то Матвею казалось, что они могут вынюхать его. Стало быть, обыкновенные двери и замки спасти уже не могли.

– Поворачивай! Мне нужна ближайшая станция метро!

Водила притормозил и снова обернулся на голос пассажира. Теперь за рулем сидел молодой индиец с жирной бородавкой на щеке.

– Зачем метро? Есть машина. Какой метро? Я плохо знать город!

– Вези, я сказал! – закричал Матвей.

Время было на исходе.

Индийцу не понравилось, что на него посмели закричать. Он скривился, точно разжевал тухлую устрицу, но тронулся с места.

Через две минуты он затормозил возле подземного перехода, помеченного буквой «М».

Матвей бросил таксисту сто баксов и вынырнул из салона, оставив водилу в полном изумлении от щедрости клиента.

Слетев по ступенькам в вестибюль метрополитена, Ставрогин оплатил проезд и прошел через турникет. Спустившись на платформу, он вошел в первый же подъехавший вагон подземки. Матвей так и не понял, в какую сторону он поехал. В сущности, ему было на это наплевать. Разум подсказывал, что под землей на скорости он окажется вне зоны досягаемости горгулий.

И оказался прав.

Вскоре Волна улеглась.

Опасность миновала.

Ставрогин почувствовал, как чуждый организм, уже рыскавший над Нью-Йорком, убрался восвояси, несолоно хлебавши.