Текст книги "Подмастерье"

12

Клемент, пока вы просиживаете зад в Кейплиге, я кое-что вызнал в Хальмстеме у бассанских поставщиков, снабдив их составленным вами описанием прелестной конкубины, которая живёт в Анастасии с нашим бандитом. По их словам, она похожа на девицу, откусившую ухо у одного богача в Бассане, когда тот попытался наложить на неё лапы. Позже она спаслась тем же способом, которым воспользовалась Эштара Фе. Пошлите кого-нибудь туда с эмпаротом поговорить с этой красавицей. По полученным данным, она – сердар. Не нужно, чтобы они перетянули в свой лагерь нашего талантливого лиходея…

Обрывок без подписи, архив Императорского Совета, файл «Анастасия. Основание»

– Он выгнал меня, – сказал Филь, вернувшись в избушку. – Я сказал, что строить башни такой высоты – это дурость, и он запустил в меня своей любимой линейкой в пять локтей длины. Теперь у меня на спине царапина, и она саднит!

Теодора стояла на крышке сундука, придвинутого вплотную к стене с окном, разглядывая пейзаж, расстилающийся перед ней. За окном ветер нёс мокрый снег по полю во много сотен шагов в поперечнике. На этом поле когда-то располагалась Алекса, самая страшная тюрьма Империи, волей императора переделанная в первое высшее учебное заведение, самое замечательное для Филя место в обоих мирах, которое он превратил в пепел в попытке спасти своих друзей. От той Алексы не осталось ничего, кроме потрескавшейся от жара Сигнальной башни, да и её скоро должны были снести. На сделавшейся очень просторной вершине холма стояли только временные жилища строителей и две отдельные избы для начальства.

Архитектор Хальмстема, Андреа Триссино, ещё осенью очистил поле от обгорелых останков и с наступлением весны намеревался на треть срезать холм, чтобы получившаяся площадь позволила разместить на ней то, что он задумал. В силу пережитого здесь страха его новое творение должно было выйти огромным и очень дорогим. Андреа не признавался в этом себе, а Филь не видел смысла его разубеждать, но позволить швырять деньжищи на ветер не мог и с момента прибытия не уставал оспаривать ту или другую монструозную идею. Монолитные стены двадцати шагов в ширину уже были заменены им на пустотелые, вмещавшие в себе просторные комнаты с коридорами. Оружейные щели, в которые не пролезла бы и рука, превратились в нормальные окна. А недавно пришла очередь башен.

Теодора рассеянно барабанила пальцами по стеклу. Стройная, юная и румяная, она действовала на Филя как спичка, поднесённая к подрывному шнуру. В ней не было недостатков, кроме одного: она обожала шататься по окружавшим Анастасию лесам. Вот и сейчас её меховые сапоги – а точнее, сапоги, принадлежавшие Эше, комнату которой Филь избавил от зимней одежды, – были мокрыми, а на полу дотаивали упавшие кусочки снега. Зрачки её васильковых глаз, опушённых длиннющими ресницами, непрерывно двигались, словно она выискивала что-то в занесённом снегом пейзаже.

Едва спал мороз, девушка каждое утро скрывалась в лесу одновременно с Филем, который отправлялся на площадку спорить с Андреа, определяя объёмы будущего строительства. Теодора ничего не приносила с собой, разве что пучок той или иной травы, которую она, по-видимому, выкапывала из-под снега. Что она делала там остальное время, Филь не знал, а спрашивать опасался, после того как, однажды попытавшись, получил выговор: она заявила, что вмешательство в личные дела не значится в их договоре, и если он собрался переписать его на ходу, то ей потребуется пять минут, чтобы собраться и умотать отсюда. Траву она отправляла в котёл, из которого питалась вся Анастасия.

Лишь однажды она изменила правилу, вынужденная лечить ссыльного, которому выбила передние зубы, когда тот пытался зажать её в тёмном углу. Зубы у несчастного прижились обратно, а Филь с той поры стал задаваться вопросом, как эта хрупкая девушка умудрилась остановить мужика, да ещё лишить его зубов. И почему она отнеслась к этому происшествию словно к заурядному событию.

– Меня надо холить и лелеять, – сказал Филь. – Меня сегодня чуть не убили линейкой!

Теодора спрыгнула с сундука, сбросила тёплый плащ с плеч и, стаскивая сапоги, сказала:

– Милый, имей совесть. Я выхолила тебя так, что у тебя одежда трещит на плечах, румянец не сходит с твоих щёк второй месяц и в целом ты представляешь собой весьма довольного собой мужчину девятнадцати лет. Тебя не требуется более лелеять.

– Хорошо, тогда давай поиграем в прятки: если ты меня найдёшь, я весь в твоём распоряжении. Если нет, то я под одеялом!

– Где, здесь? – рассмеялась она.

Предложение в самом деле не имело смысла в силу размеров комнаты едва ли больше той, в которой Филь с Яном провели три года. И это было ещё хорошо, принимая во внимание, что остальные строители жили в наспех сколоченных казармах, кроме Андреа, выстроившего себе такую же отдельную избёнку.

Горячая кровь итальянца вынуждала его каждый раз краснеть и опускать глаза в обществе Теодоры. Он отчаянно завидовал Филю, что тому удалось отхватить такую кралю, не скрывая этого, когда они разговаривали один на один. Широкоплечий статный архитектор, однако, тоже не терялся, и каждая новая повариха из близлежащей деревни неизменно селилась в его избе.

– Или ты взываешь к моему контракту? – прищурилась Теодора.

Филь истово закивал. Он настолько вымотался за день, ругаясь с Андреа, что его тело хотело только одного. Теодора вздохнула.

– Если когда-нибудь изобретут вечный двигатель, его следует назвать твоим именем… Что ж, ни один эмпарот, появись у него такой шанс, не уличит меня в нарушении заключённых договоренностей!

Двинув плечами, она сбросила платье на пол. Каждый раз, наблюдая это, Филь обалдевал, как ловко это у неё получалось.

– В тебе есть непонятная сила, – спустя четверть часа сказала она, рассеянно ведя пальцем по его груди. – Тебе не следует бояться ни демонов, ни сердаров. С твоей энергией ты для сердаров всегда будешь ребёнком, и поэтому они никогда не причинят тебе вреда. А демоны не убивают, пока не разгадают стоящую перед ними загадку. Поэтому ты уникален, и тебе нечего их бояться.

– Ты это к чему? – лениво поинтересовался Филь.

Теодора уставилась в потолок, словно выискивала там что-то.

– К тому, что наш контракт подошёл к концу, дорогой, – произнесла она таким тоном, будто пришла к окончательному решению. – За мной едут, и мне следует торопиться.

Она спустила ноги на пол.

– Что? – вскинулся Филь. – Почему? Ты куда собралась? Дора, что случилось?

– Случилось то, что кто-то узнал, что я здесь.

Она быстро оделась и кивнула на зимнюю одежду Эши:

– Я могу это забрать? Твоя сестра всё равно не вернётся в Новый Свет. Мы с ней только шапочно знакомы, но она показалась мне довольно целеустремлённой особой, когда поручала встретить тебя на этапе и передать лекарство.

– Подожди, – сбивчиво произнес Филь. – Ты и Эша? Вы что, знакомы?

И тут до него дошло.

– Ты – сердар?

– Именно, и, что хуже всего, чистокровный, – ответила Теодора. – Первый же эмпарот заподозрит меня.

– Ты уезжаешь?

– Я вынуждена.

– Когда я тебя встретил…

– Я встретилась тебе, – поправила она. – А ты мне – попался. Мне тогда было крайне необходимо убраться из города.

Она стояла перед ним уже одетая, готовая к дальнему путешествию. Филь к тому времени едва успел натянуть сорочку.

– Не волнуйся, я добуду лошадь в деревне, для меня это легко, как для тебя свистнуть. К слову, там у старосты есть неприкаянный пятнистый жеребёнок, которого никто не любит и все только ждут, когда он умрёт, так вот он из Почтовой породы, которая тебе нравится. Это гадкий утёнок, который станет лебедем, имей в виду.

Она вынула из сундука мешок с серебром, который Филь заранее вручил ей как гарантию исполнения договора. Там было достаточно до конца марта. И тут она увидела его лицо.

– Не плачь, мой рыцарь, – подступая к нему, тихо проговорила она. – Ты – лучшее, что случилось со мной. Но ты знаешь, какие дети рождаются у сердаров с людьми. А без детей я не мыслю жизни.

Он обнял её и пару раз кивнул, ткнувшись ей носом в плечо. Теодора закинула руки ему на шею, поцеловала и, не оглядываясь, вышла из избы.

Филь опустился на постель, уронил лицо в ладони и собрался заплакать, но раздиравшие его чувства оказались столь сильны, что он с рычанием повалился на кровать, разрывая подушку, которая хранила запах волос девушки. В какой-то момент он понял, что лишил себя подушки, отбросил лохмотья в сторону, встал и оделся для встречи упомянутых гостей, а заодно для посещения трапезной.

На дворе темнело, когда он вышел на улицу. Под ногами чавкала каша из мокрого снега. Дул противный тёплый ветер, нагнетающий тоску. Снег таял на лету, обращаясь в мелкий дождь.

Дюжина факелов на шестах, воткнутых в оттаявшую землю у трапезной и ссыльных казарм, мало что освещала, лишь усиливая ощущение, возникшее у юноши с отъездом Теодоры, что ему больше нечего здесь делать, потому что не осталось в Анастасии ничего дорогого ему. Это просто было место, куда его послали выполнить определённую работу, он её закончил и сейчас был готов отправиться дальше.

Где-то за горизонтом была Мета, которая, может быть, ждала его, а может быть, и нет. Там был Хальмстем, где он впервые ступил на землю Нового Света, и там был Кейплиг. Филь ощутил, как дрогнула под его ногами земля от волны, пришедшей с той стороны, он готов был в этом поклясться. Урождённому неаполитанцу не надо было объяснять, что это значило: в Империи случилось землетрясение.

За первой волной пришла другая, не такая сильная, и Филь вспомнил, как два дня назад уже испытал здесь подобную. Тогда он списал её на «показалось». Последняя, однако, развеяла его сомнения в том, что с Новым Светом приключилась очередная напасть.

Словно в подтверждение этому от места, где когда-то располагались ворота Алексы, послышался тяжёлый стук копыт. Через минуту перед Филем из темноты показалась ненавистная кибитка Почтовой гильдии.

Она остановилась у трапезной, и из неё в снежную кашу шагнул не кто иной, как Мастер Хальмстема, Ирений Вайларк, а за ним выкарабкался наружу потерянный, взъерошенный эмпарот. Одинокий возница с заметным трудом покинул козлы и, завязав вожжи вокруг столба, скрылся в трапезной. Эмпарот последовал за ним.

– Где твоя конкубина? – опуская приветствие, спросил Ирений. – Нам надо с ней поговорить.

– Опоздали, – ответил Филь, прислушиваясь к слабой дрожи под ногами. – Она покинула Алексу.

– Покинула? Интересно. А ты сам когда готов выехать в Кейплиг?

– Утром. Мне надо успеть выкупить здесь одного жеребёнка.

Ирений кивнул, соглашаясь:

– Тогда отправляемся завтра утром! У меня имеется запечённая баранья нога и курдюк вина, если у тебя найдётся место, куда мне приклонить голову.

– Найдётся, конечно. Слушай, Ирений, а это только у меня под ногами трясётся земля или ты это тоже заметил?

– Это чудит наш император. Вернёмся – сам всё увидишь.

– «Всё» – это что? – заинтересовался Филь.

– Горы, которые он вырастил вокруг Кейплига. Сейчас расскажу. Куда идти?

Филь привёл его к себе, где Ирений хмыкнул при виде валявшейся на полу разорванной подушки. Юноша зажёг свечу на столе, выставил две кружки и, за неимением стульев, опустился на постель. Ирений уселся рядом, достал из дорожного мешка завёрнутую в полотно баранью ногу, наполнил кружки вином из бурдюка, снял с пояса нож и отхватил каждому по хорошему куску.

– Что ж, – сказал он, – выпьем за то, чтоб у нас всё было, а нам за это ничего не было!

Они выпили и закусили.

– Теперь рассказывай, зачем меня послали сюда допрашивать твою красавицу, будто мне более нечем заняться, почему у тебя несчастный вид и что здесь вообще происходит.

Он осушил кружку, поставил её на стол и навзничь упал на кровать, размеры которой позволяли дать приют им двоим. Филь последовал его примеру.

– Она уехала, – с горечью произнёс он, глядя в тёмный потолок. – Вот так сразу собралась и уехала!

– И теперь ты несчастен, – пробормотал Ирений, констатируя факт. – Не надо объяснять. Я вижу. Я вижу лучше других, когда человек несчастен. Ты знаешь почему.

– Я знаю, – ответил Филь угрюмо.

Он сел и налил им обоим вина. Ирений поднялся, опустошил кружку, отрезал себе ломоть мяса и, заглотив его, снова улёгся.

– А ты думал, что в сказку попал? Привыкай, малёк. И я всё ещё жду твоего рассказа о ней.

Филь кратко поведал, как в первый раз встретил Теодору и как пять месяцев назад уговорил её последовать за ним. Ирений выслушал его и сказал:

– Понятно! Секретарь Клемент решил, что она сердар, но, по твоим словам, она может оказаться кем угодно. Доказательств у нас нет, соответственно, и причин гоняться за ней у нас нет. Зря только гнали сюда эмпарота.

– Это верно, – эхом ответил Филь. – Доказательств у нас нет.

– А в таком случае, если ты закончил свои дела, нас в самом деле ничто здесь не держит.

– Ничто, кроме моего разбитого сердца, – пробормотал Филь, чувствуя, что порядком опьянел.

Ирений опять налил себе вина.

– Чушь, – сказал он, тяжело облокотившись на стол. – Твоё несчастье просто смешно. Твоя конкубина жива и здорова, и при желании ты всегда можешь её отыскать. Мне же, коли на то пошло, пришлось бы спускаться за своей в царство мёртвых.

– А горы? – вспомнил Филь в отчаянной попытке сменить тему.

– А что горы? – тихо проговорил Ирений, тоже заметно пьяный. – Ну горы и горы. Флав собрал какую-то штуку в Западной башне и запустил её на всю мощь. Сидя в её центре, он ничего не чувствовал, а вокруг столицы принялись из холмов расти горы. Сейчас их уже припорошило снегом, а поначалу было страшно.

Он свесил голову над столом.

– Избы стоят, как стояли, разве что покосились, но богатые дома покрылись трещинами, а у твоего съехала на бок крыша. Твоя мать рвёт и мечет, и с ней ещё полгорода. Одни каменщики не нарадуются. Клемент в ярости. Совет ищет способ низложить Флава, который, в свою очередь, заперся в Западной и грозит продолжить эксперименты, если от него не отстанут. Вот такие у нас дела.

Филь поёрзал на кровати, продираясь сквозь сгустившийся туман в голове, пытаясь сообразить, как это возможно вырастить горы вокруг столицы, сидя в башне в центре её. Флав в его воображении предстал гигантом, вытягивающим горы из земли как морковку. Но тогда он не поместился бы в башне!

– Теперь ты, – пробормотал Ирений, опять наливая до краёв обе кружки. – Тебе так везёт с женщинами, мой друг, что или ты сбегаешь от них, или они бегут от тебя. Твоя последняя точно не сердар?

– Точно!

– Тогда ладно, оставим её в покое… Ну а сам ты как?

Он искоса глянул на Филя. То, что юноша увидел в его глазах, обрушилось на него всей тяжестью. Не в силах вынести это, он сделал попытку отхлебнуть вина, но только расплескал его по столу, бросил эту затею, упёрся ладонями в край столешницы и выдавил из себя:

– Ирений… Это должна была быть Анна… Я знал это ещё тогда. Прости меня, пожалуйста.

Пьяные слёзы побежали по его лицу.

– О Мадонна, – в бессилии прошептал он, обхватив голову руками. – Какой я был дурак!

– Тихо, – сказал Ирений, обнимая его за плечи. – Тихо, не плачь! Я знаю, я всё знаю. Ты сделал то, что должен. У тебя не было выбора. Поступи ты по-другому, я перестал бы тебя уважать.

Под железной рукой друга Филь всхлипнул и, ткнувшись ему в плечо, взвыл от чужого горя. Когда первый приступ прошёл, он отвернулся и, всё ещё всхлипывая, растянулся на постели, продолжавшей хранить запах Теодоры.

– Меттина тебя ждёт, – безжалостно заметил Ирений, упал лицом на стол и громко захрапел.

13

С весны 1350 года по сей день по Империи ходят слухи, что господин Клемент прошляпил подготовку сюзерена к самому большому террористическому акту, какой только можно представить. Я, однако, считаю по-другому. Господин Клемент верно оценил потенциал императора и на протяжении двух лет позволял тому окончательно заиграться, между тем продолжая замыкать на себя остающиеся у Флава каналы принятия решений, пока под этой циничной насмешкой над идеей порядка не закачался трон. Мир принадлежит терпеливым…

Янус Хозек, из манускрипта «Биография предательства», библиотека Катаоки

На подъезде к Кейплигу привычный пейзаж стал быстро меняться.

За макушками деревьев, ограждавших вытянувшуюся до горизонта дорогу, показались зазубренные горы, голые и скалистые. Не веря глазам, Филь попросил остановить лошадей и выскочил под серое небо, чавкая сапогами в подтаявшей земле.

– Нравится? – поинтересовался Ирений, тоже выбираясь наружу.

Смеркалось. Полная луна плыла за облаками, и деревья в её рассеянном свете отбрасывали чёрные тени на раскисшую дорогу. Взгорье на горизонте тянулось от неё в обе стороны изрезанными цепями. Их склоны казались крутыми, обрывистыми, с глубокими лощинами, в одну из которых упиралась дорога.

– Мне море солёное душу ласкает, а не эти драконьи зубья. Как он это сделал? – тихо спросил Филь.

– Запустил в Западной башне штуку, которую он назвал Раксис. Никто не знает, что это такое. Клемент надеется, что ты ему расскажешь. Флав никого не пускает туда, заперев все входы и выходы. Надежда только на тебя. Твоя задача: первое – узнать, что это и как это работает. И второе – вызнать, в самом ли деле Кейплиг теперь в полной безопасности от нападений извне, как заявляет Флав.

– Выясню, – угрюмо пообещал Филь, настолько не понравились ему эти горы. – Если только он пустит меня внутрь.

Не мешкая, он забрался в кибитку и принялся кутаться в волчьи шкуры, провонявшие предыдущими путешественниками. Ирений последовал за ним. Они молча продолжили путь, пока не достигли лесистых подножий.

Луна давно зашла. За восточным кряжем забрезжил рассвет. Лес подступил к дороге, заваленной щебнем и покрытой трещинами. Колёса кибитки отчаянно дёргались и скрипели. Потеряв возможность гнать во весь опор, лошади пошли шагом.

Злобное присутствие чувствовалось в этом лесу, кривом и покорёженном выросшими из земли скалами. Впереди на пути послышался глухой удар, сопровождаемый зловещим треском, словно землю раздирали гигантские когти. Пол кибитки подпрыгнул, тревожно заржали лошади.

– Что это? – испуганно спросил Филь, переместившись на скамью у передней стенки с большим окном. За ним был виден силуэт возницы и крупы лошадей, но что послужило причиной ужасающих звуков, было не разглядеть.

– Горы ещё нестабильны, – ответил Ирений. – Флав говорит, что недели через две можно будет безопасно проезжать через ущелья, но мы не могли ждать. С обращенных к Кейплигу склонов всё ещё время от времени скатываются обломки. Они не оставили ни одного целого дома ближе полумили от подножия. Одно хорошо, – усмехнулся он, – погода в Кейплиге теперь куда лучше прежней, большую часть времени безветренная и обычно безоблачная.

– Потому что влага теперь удерживается этими страшными горами снаружи вместе с ветром, – пробормотал Филь и живо спросил, когда новая мысль посетила его: – Ирений, у тебя сколько свободных денег? Нам надо срочно прикупить землю с этой стороны гор. Внутри всё выгорит через пару летних сезонов, и мы сможем сдавать землю в аренду тем, кто выращивает еду для Кейплига!

– Ты уверен, что выгорит?

– Никаких сомнений! Флав соорудил чашу с высокими стенками и Кейплигом посередине с прорезями по краям в виде ущелий, через одно из которых мы сейчас едем. С наступлением лета талая вода со склонов станет уходить в эти ущелья, если её специально не собирать, а собирать её на таком тесном пространстве некуда, для питья разве что. Если внутри постоянно стоит солнечная погода, то летом там всегда будет сухо, огородная зелень будет выгорать, как она то и дело выгорает в Хальмстеме, куда воду возят с Бассана. И самый богатый город Империи будет вынужден получать еду, выращенную по большей части снаружи гор. Как тебе моя идея?

Ирений помолчал, затем откликнулся:

– Ты понимаешь, что это убьёт получение газа в Кейплиге? Для него нужна вода, чтобы растворять навоз.

– Спасибо, что напомнил! Нам придётся избавиться от нашей доли в Газовой гильдии как можно скорее, – сказал Филь.

– Я так понимаю, к Флаву ты с этим не пойдёшь?

– К Флаву опасно, он разом сообразит, что мы задумали, а потом нагреет нас как олухов. Я лучше пойду к Клементу. Я предложу ему выкупить нашу долю за полцены. Эта жадина не устоит перед этим, зуб даю!

– Но потом он заимеет на тебя зуб после первого же лета, когда всё сгорит, – заметил Ирений.

– Значит, надо подсунуть ему такую причину, которую он не поставит под сомнение. Я предлагаю вот что…

– Мастер, туман впереди! Тот самый! – крикнул возница.

Какой именно, он не успел уточнить. Пробежав ещё несколько шагов, лошади встали, едва не опрокинув кибитку, и было похоже, что они отбиваются от кого-то ногами. Схватившись за жезл, Ирений выпал в раскрытую дверь наружу, Филь последовал за ним с другой стороны.

Перед ними действительно был туман. По выражению возницы, тот самый, в котором любят прятаться демоны: густой, как гороховый суп. Кибитка стояла в узком скалистом ущелье, заваленном щебнем размером с кулак. Возница, успокаивая лошадей, одновременно водил по сторонам жезлом, пытаясь обнаружить опасность, но его Арпонис не подавал признаков жизни. Едва он убрал жезл, из белой колышущейся стены перед ним выдвинулась огромная, нерезкая, мерзкая рожа Валафара, которая прохрипела, завидев Филя:

– Я вернулся-я… И я всё помню. Тебе не уйти от возмездия, палач!

Филь вздёрнул жезл, но сообразил, что это не демон, а его эйдолон – привидение, которое оставляют нергалы для общения с противником на безопасном расстоянии.

– Изыди, урод, – сказал он, уверенный, что Валафар услышит его, где бы ни находился. Это тупое животное пугало Филя меньше, чем его младший брат Набезан, изощрённый умом и оттого более опасный. – Перейдёшь мне дорогу, и я вобью тебе столько молний в грудь, сколько потребуется, чтобы ты уже никогда никого не беспокоил.

Морда оскалилась и исчезла.

– Он боится тебя, – заметил Ирений, когда они тронулись дальше.

– Знаю, – хмуро проговорил Филь. – Иначе явился бы лично. Пусть боится, скотина!

– Я бы поостерёгся, испуганный нергал непредсказуем. С ними куда полезнее играть в немощного и забитого жизнью. Просто совет, на будущее.

– Давай сначала выберемся живыми из этого супа, прежде чем рассуждать о будущем, – пробормотал Филь, неотрывно глядя в окно рядом с собой.

Он опасался, что дальше их поджидает что-нибудь похуже эйдолона Валафара, но всё обошлось, и с рассветом они благополучно въехали в столицу под безоблачным голубым небосводом.

Последствия свежих деяний Флава были видны повсюду: разрушенные избы по окраинам города; зазубренные валуны, усыпавшие всё вокруг на сотни шагов от склонов, из которых торчали застрявшие в них пласты земли и обломки строений; потрескавшиеся каменные дома ближе к центру, некоторые с обсыпанными и съехавшими на бок крышами. Среди этого хаоса в пыли возилось, как показалось Филю, всё население Кейплига. Люди восстанавливали, что могло быть спасено, и сносили то, чему было уже не помочь.

Посреди улиц были разбиты армейские палатки. Горели костры, готовилась еда. Над городом висел дым, который не мог разогнать лёгкий ветерок. Со всех сторон доносился шум голосов и грохот камней. Город превратился в безграничную стройку.

С трудом лавируя между палаток, кибитка за час добралась до замка, вокруг которого стоял настоящий бедлам. Перед мостом, ощетинившимся стражниками и рогатками, собрались, судя по виду, жители бедных окраин, не имевшие средств на новое жильё. Ругательства и проклятия висели в воздухе, перемешиваясь с дымом костров.

Не имея возможности въехать в замок, Прений приказал вознице ехать в Почтовые конюшни, обратив внимание, что купленный Филем в Анастасии за сущие гроши жеребёнок уже едва переставлял ногами, оставаясь привязанным всю дорогу за кибиткой. Оттуда Прений и Филь пешком вернулись к замку, продрались сквозь толпу и после короткого допроса, учинённого стражниками, очутились в просторном внешнем дворе. Здесь Прений повернул к восточному крылу, указав Филю на Западную башню.

– Удачи! Имей в виду, вся Империя надеется, что тебе удастся образумить его.

– Так уж и вся Империя, – пробормотал Филь, преисполненный гордости за порученную миссию и пряча довольную улыбку. – А ты, пожалуйста, не забудь: ни слова Клементу о продаже нашей части Газовой гильдии, иначе он быстро сообразит, что к чему, и предложит нам жалкие крайты! Сначала надо выяснить, сколько нужно денег, чтобы привести город в порядок.

Филь больше переживал за себя. Непривередливый Ирений, имевший дом в Бассане и останавливавшийся в Кейплиге где придётся, начиная с казарм и заканчивая домом Фе, вряд ли беспокоился об огромной толпе нищего обозлённого народа в пятнадцати минутах ходьбы от дома. А Филя это беспокоило.

Дав себе минуту подумать, что станет говорить, он постучал в знакомую дверь в подножии Западной башни и стал ждать ответа, который последовал в виде медвежьего рыка в форме прозрачной по смыслу фразы:

– Убирайтесь, я сказал! Я работаю!

Голос принадлежал императору Флаву. Филь набрался мужества и звонко произнёс:

– Здесь Филь Фе с докладом о состоянии дел в Анастасии!

Ответом было молчание. Филь помялся у двери и с ощущением проваленной миссии поворотил прочь. В этот момент дверь открылась.

– Живо заходи, – рявкнул на него Флав из темноты башни, – пока тебя никто не увидел!

Филь заскочил внутрь и едва не закашлялся от ударившей ему в нос вони. Прикрывать нос в обществе Флава он посчитал невежливым и пришёл к выводу, что до конца аудиенции ему придётся дышать ртом. Тут он разглядел императора и застыл на пороге, остолбенев от поразившей его картины.

Флав стоял перед ним сгорбившись, угрюмо поглядывая из-под кустистых бровей. Его волосы свалялись в бесформенный курчавый колтун, спускавшийся ниже плеч. Седая борода, в которой застряли какие-то объедки, доставала до пояса замасленной холщовой рубахи, продранной на локтях. В некогда живых глазах застыла тревожная мысль, от которой император то и дело отвлекался и обводил окружавшее его пространство беглым затравленным взором. Борода маскировала запавшие щёки с двумя параллельными складками и выдававшуюся вперёд челюсть. Перед Филем стоял иссохший старик, от которого за версту несло давно не мытым телом.

Но эта кислая вонь не шла ни в какое сравнение с тяжёлым липким смрадом, заполнявшим собой цокольный этаж башни. Свет от линзы в крыше по непонятной причине не проникал сюда, и всё пространство освещалось двумя одинокими факелами.

Над колодцем, ведущим к подземной реке, на неуклюжих деревянных подпорках с шампуром в виде прута в глотке висела запечённая на огне полусъеденная туша барана с чересчур длинным носом. Филя продрал мороз от ужаса, когда он сообразил, что это не баран, а собака.

Пол был завален объедками вперемешку с обрывками чертежей, под которыми кто-то тихо попискивал, – по-видимому, расплодившиеся крысы. Давешняя кровать всё ещё стояла здесь, и только почерневшая от грязи постель была сброшена в угол, а оголившийся матрац, также не блистая свежим видом, был весь в комках и кочках.

Под потолком на протянувшихся от колонн цепях висел серо-голубой шар. Он испускал слабый свет, который без труда забивался светом от двух факелов. Примерно на середине пути от колонн до стены башни из каменного пола росла мраморная панель с торчавшими из неё рычагами. Из панели выдавалась знакомая Филю рукоять погружённого в неё меча. Её, без сомнения, сделал он, а значит, и меч выковал он. Сообразив, что это за меч, Филь навострил уши и шире открыл глаза, пытаясь понять, как из-за него могли вырасти разрушившие треть города горы.

Флав рыкнул, оттаскивая его от двери:

– Говорю, заходи! Если мой отбившийся от рук пёс Клемент углядит, что она открыта, нам конец!

Он захлопнул её и заложил железным ломом.

– Эта дверь отслужила своё. Я заканчиваю потайной ход, чтобы незаметно входить и выходить в обход остального замка, – скороговоркой выпалил Флав, дёргая головой как припадочный. – Создал дверь из куска башенной стены, управляемой системой рычагов и противовесов, упрятав всё в толще стены. Ты должен будешь прокрасться на крышу и снять с линзы парусину. Клемент прознал про то, чего я пытаюсь добиться, и сообразил, что без солнечного света я как без рук. Он нужен, чтобы возбуждать Раксис!

– Кто такой Раксис? – спросил Филь, старательно дыша через рот.

– Не кто, а что, – не оборачиваясь, сказал Флав, направляясь к мраморной панели. – Ты смотришь на него!

Он на ходу вздёрнул руку и указал на висевший в цепях шар. Император напоминал Анну в приступе безумия, и юноша невольно сбавил шаг. Что он справится с Флавом при нужде, у него не было сомнения. Но Филь не горел желанием долго оставаться наедине с полоумным. Человеческое безумие пугало его более всего на свете, следом шёл кнут палача.

– Внутренняя вибрация твоего меча поразительно влияет на Сотерис! – воскликнул Флав, с обожанием уставившись на серо-голубой шар. – Я пытался зажечь здесь раковину, не достиг успеха, случайно расколол её и только потом заметил, что её осколки шевелятся, если рядом находится этот меч. Я немедленно изготовил стеклянную сферу и заполнил её в Хальмстеме Сотерисом; сейчас он уже окаменел. Ты выковал гениальное оружие, юный друг. С его помощью мы легко защитим столицу от любого вторжения, если мне дадут довести до конца мой эксперимент.

– А что насчёт остальной Империи? – хмуро поинтересовался Филь, у которого возникло тянущее чувство в груди при взгляде на шар. Его также безмерно беспокоило заявление о разбитой раковине: император, судя по всему, совершенно чокнулся, если пытался зажечь.

Открывающий Путь в полудне бешеной скачки от Периметра.

– Плевать на Империю, – заявил Флав. – Мы теперь здесь в безопасности, это самое главное. Я придумал, как сделать, чтобы Раксис вызывал появление непроницаемого купола вокруг города: надо всего лишь резко выдернуть меч из гнезда панели. Я проверил, это работает. Именно тогда Клемент обратил внимание на мои эксперименты, чтоб его. Безголовые стражники на полном ходу влетели в созданную мною стену, двое сломали себе шеи, а остальные пожаловались ему, великовозрастные плаксы. Я знаю, что Клемент лелеет мечту о биологическом оружии против демонов, но я-то изобрёл абсолютную защиту против любого вторжения сюда! Он же не хочет этого понимать.

Филя прошиб холодный пот: дедушка впрямь свихнулся, если не осознаёт, что натворил. А если он завтра решит накрыть всю Империю своим куполом? Тут двумя мёртвыми стражниками не обойдётся! При мысли о несчастьях, которые могут случиться с кем-нибудь из его семьи, пусть даже с Лентолой или с теми же Хозеками, у него оборвалось сердце.