Текст книги "Подмастерье"

11

Говорят, что Мастер Фе был мошенником и что ему должно быть стыдно за нечестно нажитое богатство. Мне кажется, он просто весело шёл по жизни. Ему всё было интересно, в том числе деньги, к которым он относился не как к сокровищу, а, скорее, как к ящику с инструментами…

Клариса Гекслани. История Второй Империи, комментарии, 1-е издание, репринт, Хальмстемская библиотека

В павильоне оптовой торговли, где в возрасте одиннадцати лет Филь превратил одинокий империал в пять тысяч, опять стоял шум. На сей раз он был связан не с солью, а с пенькой.

Сделки по ней совершались вяло в силу того, что полгода назад император перекрыл дорогу в Долину Буйволов, скупив там оставшуюся коноплю на корню и выдворив оттуда посредников под разными предлогами. А слухи о новой фабрике, просочившиеся в Кейплиг, создавали атмосферу неопределённости и лёгкой паники.

За прошедшее время здесь мало что изменилось. Всё те же торговцы, мал и стар, носились кругами от стены к стене. Всё так же в воздухе словесными приказами летали туши мяса, невыделанные шкуры и расписки-обязательства. А в углу сидел мрачный эмпарот.

Не обращая внимания на гомон, Филь направился к единственному здесь человеку, сидевшему за столом, на котором лежал раскрытый журнал, куда записывали участников.

– Я пришёл торговать, – сказал он господину с журналом.

– Из какого леса ты сбежал, малый? – усмехнулся тот, смерив юношу острым взглядом. Если семилетней давности господин был дюже бровастый, этот был совершенно лысый.

– С каторги, – ответил Филь.

Лысого это не смутило.

– Да ты что? Ну, мы здесь и не таких видали. Оплати пять аспров пошлины за временное торговое место и столько же за присягу эмпароту.

– У меня здесь постоянное место, – сказал Филь наугад. – Проверьте Пеньковую гильдию.

Лысый пошуршал журналом.

– Есть такая! Твоё имя?

– Филь Фе, проживаю в Кейплиге.

– Что ж, Филь Фе, принеси присягу и можешь начинать.

Он мотнул головой в сторону эмпарота, который потратил на юношу несколько секунд и заявил:

– Он тот, кем себя называет, и он в своём праве.

– Чем гарантируешь свою кредитоспособность? – спросил лысый.

– Состоянием Империи, – брякнул Филь.

Седые брови лысого полезли на лоб.

– Ты за языком-то следи, – угрожающе произнёс он, и тут эмпарот кивнул утверждающе.

Лысый полез под стол за другим журналом, меньше размером и более потрёпанным. Пролистав его, он внимательно осмотрел Филя с головы до ног.

– Тут подпись самого Клемента… Да ты, брат, непрост, как я погляжу. Ну, торгуй!

Филь вздохнул, приводя себя в нужное состояние ума, и пробрался в гущу взволнованной и охрипшей от криков толпы.

– Волокно пеньки! – гаркнул он, перекрывая торговый гам. – Тысяча пудов волокна, пригодного для выделки крепчайшей парусины!

– Откуда ты его возьмёшь, из Зелёной долины, что ли? – крикнули в зале. – Так тамошняя годна только на постель, масло и одежду. Канаты из неё рвутся на второй год. Не говоря уже о парусине!

Ему удалось приковать к себе внимание зала. Под пристальными взглядами торговцев юноша широко улыбнулся, повторил предложение и услышал в ответ:

– Лучшая была с Яйи из Долины Буйволов, а там император понаставил рогаток! Говорит, чума, мол. Откуда у тебя хорошая пенька?

В павильоне загалдели, подтверждая высказывание.

– Покупаю, – раздалось в наступившей на мгновение тишине. Коренастый торговец в заляпанном жирными пятнами кафтане протянул Филю клочок бумаги с нацарапанными на нём условиями сделки. – Возьму по аспру за пуд.

Начальная цена определилась. Филь положил её на полку в уголке сознания, которым пользовался для быстрых подсчётов.

– Продаю ещё четыре тысячи пудов по аспру с поставкой в мае! – заорал он пуще.

– Кто он такой, откуда этот юный бородач? – раздались в павильоне недоуменные возгласы.

Партию купил длинный сухой торговец с неприятным лицом. Едва успев вручить ему расписку, Филь крикнул опять:

– Продаю ещё пять тысяч с теми же условиями!

Их купил тот же торговец. На этом излишки пеньки у Филя закончились, пришла пора приступать к основному товару с высокой маржой. Филь и волокно-то не хотел продавать, но Хэмпстемская фабрика могла не переварить весь объём в следующем году, поэтому он осторожничал.

– Продаю четверть миллиона квадратных локтей отличной парусины, которая легко прослужит три года, по полтора крайта за локоть с поставкой в июле!

В павильоне наступила гробовая тишина. В Империи было около трёх тысяч шхун и кораблей, каждый из которых раз в три года менял паруса площадью около четырёх тысяч квадратных локтей. Таким образом, Филь разом выбрасывал на рынок шесть процентов годового потребления парусины. Не имея приказа подчинить Империи рынок пеньки, он сделал бы по-другому, а именно: стал бы продавать товар мелкими партиями, чтобы не напугать раньше времени рынок, но не смел ослушаться.

– Покупаю! – воскликнул кудрявый малый с румяным лицом. Он подбежал и вручил юноше клочок бумаги с условиями сделки. Тот нацарапал ответную на таком же клочке.

Будь Филь частным торговцем, как остальные собравшиеся, за неисполнение контракта ему грозило наказание кнутом после допроса эмпаротом. Но сейчас он выступал доверенным лицом Империи, а Империю не секут за невыполнение обязательств. И если лысый господин с журналом раскроет сейчас его тайну, Филь может оказаться в неприятной ситуации. Но лысый господин молчал и, судя по выражению его лица, получал немалое удовольствие от происходящего.

– Продаю ещё четверть миллиона квадратных локтей той же парусины с поставкой в сентябре!

По павильону прокатился удивлённый гул:

– Доставай уже разом всё, что имеешь!

– Пусть продаёт, а не поставит, так отведает кнута!

Связанные с торговлей пенькой сообразили, что на руках Филя огромная партия. Одни из них, кому позарез была нужна парусина, чтобы закрыть контракты с владельцами шхун, принялись выжидать цен пониже. Другие же, соблазнённые ценой и боявшиеся, что товар быстро закончится, стали покупать. Поднялся гам.

Филь предлагал парусину в огромных количествах, неустанно снижая цену, а голова его пухла от цифр. Если он выскочит за три с половиной миллиона квадратных локтей, недостаток ему придётся покрывать из своего кармана. Если быстро снизит цену, уменьшит барыш от сегодняшнего дня. А если снизит недостаточно, рынок насытится раньше времени.

Вокруг него стоял сущий ад. В павильоне теперь торговали только пенькой и её производными. Мальчишки-посыльные врывались сюда и снова убегали с приказами. Поддерживающие павильон столбы трещали и качались под напором оптовиков.

Филь уже избавился от парусины, гарантировав только себе одному барыш в пятьдесят годовых доходов с Хальмстема, и перешёл на канаты. Распродав всё, что мог произвести Хэмпстем за год, он утёр пот с лица. Рубашку его распирало от записок-обязательств, которые он складывал за пазуху.

Главную бомбу он приготовил напоследок.

– Продаю опцион на покупку в следующем году для Пеньковой гильдии двадцати тысяч пудов волокна с гарантированной ценой в два крайта за пуд!

Это был грабёж, и он знал это. По его подсчётам выходило, что себестоимость получения волокна качалась у порога в пять бронзовых крайтов, то есть половины серебряного аспра. В Хэмпстеме за счёт тамошних машин и бесплатного труда она была не выше полутора крайтов. Распространяться об этом ему было запрещено, зато пришло время известить всех, что прежних прибылей с пеньки теперь не видать. Филь не желал передвигаться остаток жизни по улицам столицы, затравленно озираясь: у некоторых оптовиков могла оказаться долгая память. Поэтому он выбрал такой способ известить, что им лучше прямо сейчас начать заключать розничные договоры на поставку, распродавая то, что закупили у него. В худшем случае они остались бы при своих.

На павильон опустилась тишина. Филь изобразил на лице испуг, будто смекнул, что допустил ошибку.

– Что это ещё за гильдия такая? – проревел длинный мосластый торговец, который ранее закупил девять тысяч пудов. – И зажгите здесь лампы, наконец, я хочу видеть лицо этого человека!

На Кейплиг надвигался ноябрьский вечер, и торговцы последние четверть часа общались в полумраке. Два служки побежали вдоль полотняных стен, зажигая масляные лампы, закреплённые на столбах. Они пользовались огнивом, осыпая себя искрами и поругиваясь, оттого это дело у них затянулось.

На Филя надвинулся могучий, как дуб, закалённый дождём и ветрами бородатый торговец:

– Два крайта за пуд – это разбой! Ты кто такой, малый, кого представляешь? Я правильно понимаю, что два крайта – это ваша себестоимость? – добавил он тише, придвинувшись так, что их бороды соприкоснулись. В его глазах не было угрозы, но они настойчиво требовали ответа. – Ходят слухи про какую-то фабрику в Долине Буйволов. Если так, то нам пришло время закрываться?

– Не надо закрываться, – сказал Филь. – Готовьтесь через год к оптовой покупке на аукционах, только и всего.

В глазах торговца мелькнуло понимание.

– Ага, – сказал он.

– О чём он говорит, какие аукционы? У нас что, на пеньку будет монополия? – рявкнул давешний мосластый торговец.

Филь решил, что сделал достаточно для них и для казны, и заявил во всеуслышание:

– Пеньковая гильдия – это имперская корпорация!

В павильоне собрались не дураки: этого им оказалось достаточно.

– Спасибо, малый, с меня причитается, – могучий бородач хлопнул Филя по плечу и заспешил вон.

– Монополия! – раздались в павильоне тоскливые голоса. – Опять наш император чудит!

– Сначала его жуткий газ, теперь пенька. Даже интересно, что следующее он обрушит нам на головы?

Филь уже знал, что будет следующим.

Не горя желанием повторять беготню от грабителей семилетней давности, он попросил лысого господина вызвать вестника и послал его к начальнику городской стражи с просьбой прислать сюда пару ребят покрепче. Под их охраной он доставил в замок скопившуюся у него груду обязательств, которые для того, кто знал, что с ними делать, в юридической системе Империи были не хуже звонких монет. Не имея понятия, где в это время искать Флава с Клементом, он толкнулся в их закрытые кабинеты и направился в покои Руфины. Он не видел её целый год и решил выразить ей свою признательность за спасение его шкуры. Проходя мимо знакомой столовой, он услышал за дверью возбуждённые голоса тех, кого искал.

– Его записали на границе города как вольноотпущенного, а затем он провалился как сквозь землю, – с волнением произнес Тиаго, муж дражайшей сестрицы Лентолы.

– На полу в гостиной лежит его тюремная одежда, на кухне стоит полупустой горшок с кашей, – доложила госпожа Фе. – Отсутствуют его каждодневные сапоги, любимые штаны, заношенный до неприличия камзол и старый плащ. Я делаю вывод, что он заходил домой.

– Может, он сразу направился оттуда в Пассифон? – с осуждением в голосе спросила Лентола. – От него всего можно ожидать!

– Отстань ты от него с Пассифоном! – рявкнула на неё Руфина. – Тебя бы загнать на год в леса, я бы посмотрела, куда ты потом побежишь после возвращения!

– Он преступник, как ты можешь его обелять! – воскликнула Лентола возмущённо.

– Уже нет, – прервал их перепалку господин Клемент. – С сегодняшнего дня он полноправный гражданин и, кстати, должен вернуться к исполнению своих обязанностей. Поэтому я догадываюсь, где он сейчас и почему его никто не видел в городе.

– Я тоже, – хохотнул Флав. – Я прямо вижу, как он сейчас войдёт и скажет, что рынок пеньки наш.

Филь открыл дверь и шагнул в просторную, освещённую газовыми фонарями столовую.

– Вся конопля Империи у нас в кармане, и вы должны мне десять тысяч империалов, – доложил он, глядя на застывшие лица своих родственников и начальства и с трудом удерживаясь от улыбки.

****

– За что именно мы должны тебе такие деньги? – сухо поинтересовался Клемент после неизбежных ахов, охов, прижиманий к груди и поглаживаний по голове, в изобилии полученных Филем от Руфины.

Она усадила брата за стол, налила ему бокал вина, которое они потребляли до его прихода, и теперь сидела, не сводя с него взгляда, словно он был её третьим ребёнком.

Флав, всё такой же обширный, кудрявый и уже сильно седой, тоже не сводил с него глаз с прищуром. Семейство де Хавелок в лице Лентолы и её высокопоставленного мужа разглядывало Филя как неизвестное природе насекомое. Клемент глядел холодно, а госпожа Фе – с заранее заготовленным осуждением.

– За шестьдесят восемь тысяч империалов прибыли, которые мы получим от Хэмпстема в следующем году, – объяснил Филь, разом ополовинив бокал, празднуя этим победу и игнорируя взгляд приёмной матери, который заметно похолодел, когда он приложился к вину. – Мои пятнадцать процентов составят как раз десять тысяч!

Он встал и, задрав рубаху, вывалил на стол гору записок-обязательств. Потом опустился на стул и допил то, что оставалось в его бокале. Вино ударило ему в голову, но Филь обнаружил, что, глядя на госпожу Фе, сохраняет способность трезво рассуждать.

– А если не заплатим? – мягко осведомился Флав.

Филь обратил внимание, что де Хавелоки предпочли держать рот закрытым, несмотря на явное желание выразить своё отношение к происходящему. На длинном лице Клемента проявилось внимание. Филь сделал вывод, что Флав всё ещё остаётся императором, и усмехнулся, радуясь идее, которая ранее пришла ему на ум.

– А я тогда не расскажу, на чём можно заработать миллионы!

– Крайтов, аспров или империалов? – алчно поинтересовался Флав.

– Аспров, – сказал Филь. – Миллионы империалов мне пока не под силу. Может, в следующей жизни.

В чёрных, как у грача, глазах секретаря промелькнул интерес.

– Выкладывай, – сказал он и щёлкнул пальцами в сторону Лентолы, её мужа и госпожи Фе.

Они, словно под управлением велары, тут же поднялись и, отвесив поклоны, испарились из комнаты. Одна Руфина осталась сидеть как ни в чём не бывало.

– Спичечная гильдия, – сказал Филь, едва закрылась за ними дверь. – В Хэмпстеме мы ставим ещё одну машину, нарезающую спички из растущих там в обилии осины с липой, окунаем их в раствор, застывающий в головки, пакуем в коробки, пропитанные серой, и заваливаем ими весь Новый Свет. Никто слова не скажет против. Всем уже давно надоело огниво!

– Сколько ты хочешь за это? – спросил господин Клемент, переглянувшись с Флавом.

– Не менее пяти процентов, – сказал Филь.

– Считай, что они у тебя в кармане! – восторженно взревел Флав, выбегая из-за стола и бросаясь обнимать юношу не хуже Руфины. – Я ищу деньги по всей Империи, не осознавая, как последний кретин, что у меня в кармане сокровище, которое ты изобрёл для меня в Алексе. Ах я, старый пень!

– То есть мы договорились? – поспешил Филь заключить сделку.

– Договорились, – согласно кивнул господин секретарь. – Ты в самом деле находка для Империи. А теперь расскажи нам, пожалуйста, подноготную своих расчётов той самой прибыли в шестьдесят восемь тысяч империалов.

– Нет ничего проще, – заявил Филь, воодушевлённый сияющим видом императора. – Вы сейчас снабжаете армию из подушного налога, которого собираете в год миллион сто семьдесят тысяч аспров. Получая бесплатно из Хэмпстема полотно, паруса и канаты, вы экономите шестьсот восемьдесят тысяч аспров в год. Хэмпстем способен обработать в год пятьдесят пять тысяч пудов пеньки, этого как раз хватает на армию плюс все потребности Империи в парусах и канатах. Урожайность пеньки в Долине Буйволов – шестьсот пятьдесят восемь пудов с гектара, семян – в десять раз меньше. Вегетационный период до технической спелости – восемьдесят три дня, до созревания семян – сто десять дней. Содержание волокна – двадцать шесть процентов, выход длинного волокна – пятнадцать процентов. Итого, если мы возьмём средний год с количеством солнечных дней в тамошних местах…

Руфина с обожанием уставилась на него. Вельможи слушали его не мигая. Когда он закончил, они задумчиво глянули друг на друга, затем Флав сказал Клементу:

– Ну, что я говорил? Ума палата в обнимку с деловой хваткой. Давай отправим его в сгоревшую Алексу, ему там самое место сейчас. А то этот архитектор Триссино задумал там что-то такое большое и дорогое, что, мне кажется, туда и Кейплиг поместится. Этот замок так точно. Пусть проведёт свою оценку и решит, что нам нужно, что нет. Я ему полностью доверяю. В конце концов он там три года оттрубил.

– Дорогой, а ты не хочешь сменить название? – мягко заметила Руфина. – Алекса у всех на слуху, и её трагедия ещё не скоро выветрится из памяти. Ты никого туда не заманишь потом.

– Дело говоришь, – заявил Флав, и его секретарь согласно кивнул. – Какие у кого предложения?

– Это Филю решать, – вмешалась Руфина раньше, чем Клемент с Флавом успели открыть рот.

Юноша уткнулся взглядом в стол.

– Анастасия, – тихо проговорил он. – Я хочу назвать её Анастасией.

Клемент с прищуром уставился на него.

– Что ж, – сказал Флав. – Несколько длинновато и слегка претенциозно, но почему бы нет? Клемент, выпишите ему подорожную на завтра и пусть отправляется. Коня своего он подарил сестре-душегубице, так что пускай едет Почтовыми.

– Дорого, – кратко заметил секретарь.

– Ничего, зато вытрясет лишние мысли перед работой!

Перспектива мотаться сутки по сумасшедшей кибитке Почтовой гильдии с риском разбить себе голову опечалила Филя, но его помрачневшее лицо не вызвало за столом сочувствия. Видимо, его давняя выходка с конём всё ещё не выветрилась из памяти присутствующих.

– А и ладно, пускай едет, – кровожадно согласился господин секретарь. – Чтобы завтра в шесть утра был на Почтовой конюшне!

Филь кивнул, встал из-за стола и поспешил откланяться, пока ему не придумали более жестокое наказание. Предстоящее дело, однако, привело его мысли в порядок, когда он вышел из замка и вдохнул чистого воздуха надвигающейся на столицу зимы. Прокручивая в голове вариации возможного строительства, он бодро зашагал по пустеющим улицам.

Подходя к дому, он обратил внимание на идущую впереди девицу в недорогом плаще с откинутым назад капюшоном. Её густые волнистые волосы трепало свежим ветром, но она не обращала на это внимания. Поравнявшись с ней, юноша распознал красавицу, которая год назад снабдила его зельем на печальном пути в Хэмпстем.

Недолго думая, он сказал:

– Привет! Спасибо за лекарство.

Она искоса глянула на него, сразу узнала и бросила с коротким смешком:

– Здравствуй, милый каторжник. Уже вернулся?

– Вернулся.

– Лекарство помогло?

– Ещё как! Ни следа на спине не осталось. Как я могу отплатить тебе за него?

– Нет нужды, – ответила она. – Хотя мне интересно, чем именно ты умудрился заработать такое наказание. Можешь рассказать?

– А как тебя зовут?

– Теодора.

– Это долгая история, Теодора, тратить на неё этот вечер я не хочу, а завтра с утра я отправляюсь в Алексу строить новую школу.

– Жаль. А на сегодня у тебя какие планы?

– У меня на сегодня прекрасные, немного неприличные планы, – ответил Филь, отбросив прежнюю идею остаться дома, где, кроме косых взглядов госпожи Фе, его не ждало ничего хорошего. – Я собрался зайти куда-нибудь побриться, помыться, а там как получится.

– Я знаю такое место. Хочешь, покажу?

– Хочу!

Филь увидел, что над его домом вьётся дым из печной трубы и ещё один из бани на задах. Госпожа Фе верно сообразила, что ему было нужно после изматывающей дороги и трудного дня. Он полной мерой ощутил, насколько он голодный, грязный и заросший. Но встреченная им девушка была такая красивая и милая, что его сердце разрывалось от мысли расстаться с ней.

– У тебя потешный вид, будто ты что-то считаешь в уме, – сказала она с улыбкой.

– Соображаю, как совместить приятное с полезным, – признался он, чувствуя, что заливается краской, и радуясь, что на улице ночь.

– Думаешь, как мне об этом сказать? Говори прямо, моя репутация это переживёт.

– Хочешь поехать со мной в Алексу? – брякнул он в отчаянии, что ничего умнее и изысканнее ему в голову не приходит.

– Опаньки, – сказала она, останавливаясь и смеривая его взглядом с головы до пят. – А ты быстро приходишь к решениям!

– Я вообще быстро соображаю, – смущённо ответил Филь. – Я ещё тогда тебя запомнил, а сейчас просто не хочу упустить, одновременно я хочу поесть и помыться с дороги и не знаю, как всё это совместить. Тебе нечего бояться, я имперский чиновник на службе и зовут меня Филь Фе. Сегодня я хорошо подзаработал, а завтра покидаю Кейплиг как минимум до весны и готов выложить немало за удовольствие общения с тобой.

Она помолчала, продолжая внимательно разглядывать его.

– Что ж, имперский чиновник Филь Фе, я обычная рабочая девушка без наследства, зарабатываю на жизнь уборкой богатых домов, умею стричь и брить, и, если ты в самом деле готов оплатить мою компанию, я пойду с тобой. Это твой дом, я правильно понимаю? За посещение бани я ничего не возьму, мне и самой не мешает согреться. Заодно приведу тебя в порядок.

Восхищённый её прямотой и донельзя обрадованный тем, что ему сразу не отказали, Филь осторожно напомнил:

– А в Алексу мы поедем? – Он произвёл мгновенный подсчёт в уме. – Могу предложить аспр в день.

– А ты и впрямь небедный! – рассмеялась она. – До весны, говоришь? Ладно, Филь Фе, конкубиной я ещё не была. Договорились!

Потрясенный её согласием, на которое не рассчитывал, он взял её за руку и потащил в дом, где, скинув у порога сапоги, помог ей снять старые худые ботинки. В этот момент из гостиной вышла госпожа Фе.

– Тебя ждёт ужин и баня, – сказала она. – А это кто с тобой?

– Я завтра еду отстраивать новую Алексу, – возбуждённо проговорил Филь. – Эта девушка едет со мной.

– Добрый вечер, – поздоровалась Теодора. Госпожа Фе её проигнорировала.

– В Алексу? С этой? Хорошо. А зачем ты её сюда привёл? Мог бы подобрать завтра где-нибудь по дороге, по которой, судя по всему, ты далеко пойдёшь.

Рука Теодоры дрогнула в его ладони, но он не выпустил её. Взбешённый полученным выговором, он сказал, с трудом сдерживая ярость:

– Вы живёте в доме, который я купил всем нам на заработанные мною деньги, на которые вы также удачно выдали замуж двух дочерей, и я ещё в чём-то виноват? Вы помните свою жизнь в Катаоке? Если что и был должен, я сполна расплатился за это. Это не значит, что я не благодарен вам за предоставленные мне кров и защиту, когда был голозадым щенком. Нет, это только значит, что баланс здесь в мою пользу, и я такой же хозяин в этом доме, как и вы!

В нём клокотала злость, и тут он ощутил, как Теодора сильно вдавила кончик своего пальца ему в ладонь чуть повыше большого бугра. Удивительное спокойствие побежало от этой точки по его руке, заполняя его целиком, словно он разговаривал не с приёмной матерью, а с лучшим другом. Лицо его разгладилось. Госпожа Фе помолчала, наблюдая за ним.

– Ты вырос, мой мальчик, – примирительно проговорила она, – Ты прав. Форма тебе понадобится?

– Мне понадобится уйма зимней одежды, включая девичью, а форма мне там не понадобится, – ответил Филь.

– Тогда утром всё будет готово, – сказала госпожа Фе. Направившись к своей комнате, она обернулась на секунду. – Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, – хором ответили Филь с Теодорой.

Только весной в конце марта он узнал, почему эта девушка столь легко приняла его предложение.