Текст книги "Подмастерье"

Так они и сделали, и сердар исчез в зелени, а Филь отправился в сад проверить, не отравил ли его меч в новых ножнах ещё что-нибудь.

****

Через неделю после этого происшествия из Кейплига прилетело сообщение, что чума там в полном разгаре, и поэтому Филю предписывалось продолжить замещать должность Мастера в Хальмстеме до особого распоряжения с сохранением жалованья легата.

– Могли бы и насовсем присвоить легата, – проворчал он. – Всё равно Хальмстемский легион – это смех!

Если в обычный имперский легион входило минимум четыре когорты по пятьсот человек в каждой, то есть не меньше двух тысяч солдат, Хальмстемский состоял из двух когорт. Гарнизон замка в пятьдесят шесть конных и пеших плюс повара и слуги числились в первой. Вторая же, числом в двести человек, располагалась в Бассане. То есть в распоряжении Филя была сила в одну восьмую обычного легиона, оттого никто не рвался сюда служить из соображений престижа. Отсюда же следовало, что примипил легиона, то есть первый центурион, командовавший разом двумя центуриями по сто человек каждая, по количеству подчинённого персонала стоял лишь чуть ниже хальмстемского легата и при нужде мог заменять его.

Филь в глубине души понимал, что никто из имперских вельмож в здравом уме не назначит девятнадцатилетнего юношу Мастером Хальмстема. Только Флав мог решиться на это, как решился назначить его примипилом, хотя Филь даже не владел холодным оружием в той мере, в какой это требовалось от первого центуриона. Гильермо, вгонявший своего начальника в тяжёлый пот на каждой тренировке, и то куда лучше подходил на эту роль. Потому и посмеивались над Филем все три декурии, когда получали от него очередной приказ. Ладно хоть безропотно выполняли, что приказано.

Сообщение содержало также новость, что Мастер Хальмстема, Ирений Вайларк, освобождается от этой должности и назначается на должность легата Кейплигского легиона с сохранением титула Ментор в вопросах, касающихся внутренней и внешней безопасности. Клемент, таким образом, приобретал себе министра, а Филю неизбежно следовало ожидать нового начальника.

Погружённый в невесёлые размышления, он бродил по замку, механически проверяя то да сё, что входило в его ежедневные обязанности, мучаясь мыслью, кто же будет здесь новым Мастером. Если снова Тиаго де Хавелок, Филю лучше сразу бежать в Старый Свет. До юноши доходили слухи, что, запершись в своём поместье с единственным сыном, бывший Мастер Хальмстема поклялся отомстить виновнику смерти его жены и нерождённого ребёнка.

– Святая Мадонна, помоги мне выжить и решить, что будет лучше, – бормотал Филь, сидя за полночь в собственных покоях в маленьком кабинете, вдыхая через открытое окно запахи летней ночи и близкого моря, вливая в себя прекрасное бассанское вино. – Я не знаю, что мне делать. В Империи чума, моя невеста вдали от меня каждую ночь страдает от криков новорождённого ребёнка моей же сестры, кругом бедлам, а я сижу здесь и чувствую, как моя жизнь утекает сквозь пальцы. Помоги, Мадонна, решить, в каком направлении мне следует шагать, я последую любому твоему желанию!

В дверь постучали. Голос Гильермо произнёс неуверенно:

– Мастер? Срочное письмо из Меноны…

На плохо слушавшихся ногах Филь вышел из кабинета в спальню.

– Что ещё такое? – невнятно спросил он.

Гильермо протянул ему доставленное птицей сообщение.

«Филь, спасай! Ты можешь отправить сюда кого-нибудь? У нас нашествие демонов всех видов, и более всего свирепствуют велары, они погубили весь скот и теперь охотятся за людьми! Мы долго не продержимся, а Кейплиг не отвечает на наши мольбы. Ты – последняя наша надежда!»

Разом протрезвев, он смял бумагу, швырнул её в угол и начал надевать на себя легатскую броню.

– Ты остаёшься за Мастера, – сказал он Гильермо. – Отвечаешь за обе границы своей головой. Я вернусь через пару дней.

Декурион вылупил на него глаза.

– Мы на военном положении! Вы не имеете права покидать свой пост!

Уже одетый, Филь шагнул к нему, взял его за плечи и сказал:

– Тогда ты и повесишь меня, если я потерплю поражение. А пока мне надо идти!

Спустившись в сад, он выдернул из земли ножны с мечом, который более не причинял вреда траве, пристегнул его к поясу, повесил с другой стороны старый заслуженный жезл и направился к замковой конюшне. Торопливо оседлав уродливого жеребца, Филь по-разбойничьи свистнул и вихрем вылетел за ворота замка.

19

Никому не дано знать, насколько он силён, до тех пор, пока быть сильным не станет единственно возможным выбором…

Хосе де Риберо. Ужасы инквизиции, манускрипт, кн. 1, крепость Монжуик, Барселона

Вихрь несся по лесной дороге, словно не он только что покрыл галопом расстояние от Хальмстема до развилки на Менону. Конь определённо обладал умением видеть в темноте, потому что за два с половиной часа скачки Филь ни разу не получил веткой по лицу, хотя сам ничего не видел перед собой. Он напоил лошадь у Сенного озера, которое ни за что бы не нашёл, но гениальная коняга сама вывезла к нему, и поскакал дальше.

Когда им оставалось не более мили, небо затянули облака, скрыв даже звёзды, и Вихрь сбавил бег. Было похоже, что он сердится на неожиданное препятствие, более не позволявшее бежать в полную силу. Конь всхрапывал и подёргивал шкурой.

Вдруг он остановился, встал на задние ноги и ударил передними в нечто темнее ночи, затем ударил опять, на сей раз в землю, как следует потоптался и, удовлетворённо фыркнув, последовал дальше. Не имея понятия, что это было, с трудом удержавшись в седле, Филь направил коня к показавшимся впереди воротам Меноны, которые стояли настежь распахнутыми. Подивившись невиданному зрелищу, юноша въехал на земли поместья.

Во всех окнах дома без исключения горели огни. Сам дом был окружён кольцом массивных факелов, которые заливали светом окрестности. Вихрь насторожил уши, прислушиваясь к чему-то, направляясь к конюшне.

И здесь это случилось: мощно подкинув задом, жеребец вышвырнул Филя из седла, а сам заметался и принялся кусать кого-то невидимого, как собака, злобно мотая головой, швыряя что-то себе под ноги, безжалостно топча копытами. До Филя, сидящего на земле и потирающего ушибленное колено, долетало только отрывистое дыхание коня. Затем последовало знакомое удовлетворённое фырканье, и пронзительный визг прорезал тишину ночи. Шарахнувшись в сторону, конь исчез темноте.

– Фи-и-иль! – раздался истошный вопль с верхних этажей дома. – Они перед тобой!

Кто это был, Габриэль или Мета, он не разобрал. Но этот крик вызвал в его памяти день падения Алексы, и он почувствовал, что теряет рассудок. Вскочив на ноги, юноша вырвал из ножен ядовитый меч, другой рукой сдёрнув с пояса Арпонис, и закрутился на месте, вглядываясь в темноту, из которой послышался знакомый низкий голос:

– Убери этот инструмент, иначе тебя разорвут на части.

Злясь за то, что не видит говорящего, продолжая выискивать его глазами, Филь выпалил:

– Ты меня не нанимал, чтобы приказывать! Оставь Менону в покое, скотина, и убирайся туда, откуда пришёл!

– Убери этот инструмент, – повторил Набезан. – Тот, что у тебя в правой руке.

– Сначала покажи своё лицо, стыдливый ссыкун!

Перед Филем мелькнула тень, и демон глянул на него огненными глазами.

– Убери, – с угрозой повторил он. – Я не могу ясно соображать, глядя на этот клинок.

Филь вздёрнул дымящийся меч ему под нос.

– Что, запах не нравится?

Увидев, в кого превращается вышедший из себя нергал, он сжал зубы, чтобы унять их стук, и отрывисто прохрипел, продолжая держать перед собой меч, совершенно забыв про Арпонис:

– Уходи отсюда, или я за себя не ручаюсь! Здесь не Алекса, здесь нет Железной книги и тебе здесь нет места!

– Это не одному мне решать, – подавшись назад, произнёс нергал.

– Какой юный мальчик, – вдруг раздался за спиной Филя нежный голосок. – Можно я откушу ему руку?

Филь живо обернулся, описав мечом в воздухе длинную дугу. Две кошмарные сестрички, с которыми ему довелось уже сталкиваться, Эвриала и Сфейно, шарахнулись от него в стороны.

– Он всё ещё таскает с собой эту мерзкую палку! – возопила одна из них, сжав голову руками, словно у неё разыгралась мигрень.

Вторая кикимора, с красным ртом и гибким, как у змеи, телом, покрытым сверкающей чешуёй, прошипела:

– Я сейчас воткну её в твоё чёрное сердце, дважды убийца нашего брата!

– Сначала отними! – крикнул Филь, продолжая крутиться на месте. Он споткнулся о выроненный им в запале жезл, но устоял. Наклоняться за Арпонисом не было времени, да и, кажется, нергалы куда больше боялись его меча. Их лица дрожали, меняя форму, глаза горели яростью, но они не нападали – лишь неустанно кружили вокруг. Плохо было то, что к ним со всех сторон подтягивались тени, напоминавшие велар.

– Хороший Мастер, бравый Мастер, прямо герой, – ласково проговорила сестрица помоложе. – Не бросишь это тошнотворное орудие – мы разнесём здесь всё в щепки. Ты один ничего не сможешь сделать.

– Ты ошибаешься, – хрипло выдохнул Филь, борясь с растущим в душе ощущением проваленной задачи. – Хороший Мастер сделал бы всё по-другому… Хороший Мастер нашёл бы способ привести сюда гарнизон! Я, – прорычал он, оскалившись, – бездарный Мастер! Мне придётся защищать это место в одиночку!

Одна из велар метнулась к нему, он встретил её лезвием меча, и, рассечённая надвое, она растворилась в темноте с диким визгом. Следом последовала другая – её постигла та же судьба. Затем двери в дом распахнулись, и на крыльцо с жезлами в руках шагнули Ян, Мета и Хозек-старший. В воздухе сверкнула молния «дельты».

Жуткие сестрицы выбросили руки в стороны, и их плащи распахнулись крыльями, отливающими золотом. С крыльев в воздух сорвались светлячки и взяли всю группу в круг, непроницаемый для Арпонисов. Филь едва подумал, куда девался Набезан, как его схватили сзади за предплечья железные когти, скребя по броне. Сатанинские отродья с крыльями придвинулись, и Филь погрузился в темноту, выронив меч.

Он упал с высоты в протекавшую по предместью реку, или, скорее, его швырнули туда. Холодная вода, которую он успел глотнуть, привела его в чувство. Кашляя, он на ощупь выбрался на берег, цепляясь за кусты, и, встав на ноги, увидел перед собой Набезана с адскими сестрами по бокам. Демон шепнул что-то себе под нос и очутился в одном шаге от Филя.

– Ты окончательно вывел меня из себя, щенок, – отрывисто прошипел он, как змея, которой наступили на хвост. Его рот сделался мало отличим от змеиного. – Я мог бы сейчас прихлопнуть тебя одним шлепком, но я поступлю иначе… Я дам тебе знание. Это превратит тебя в отверженного. Посмотрим, как ты сможешь с этим жить!

Филь затрясся в неконтролируемой лихорадке, когда Набезан впёр в него взгляд, а в следующее мгновение перед ним разверзлись врата ада.

Он был четвероногой шизаррой, и его пожирало любопытство к окружающему миру. Земля, воздух, деревья, солнечный свет, буйство запахов – ему всё было интересно. Всё надо было обнюхать, рассмотреть, понять и запомнить. Но ему не дали этого сделать: в него неожиданно вонзился луч света, разрушая его внутренности, его память, его существо. Находившийся с ним старый нергал упал рядом и остался лежать.

Он был этим нергалом, только молодым, замороженным проклятым жезлом, сам не понимая за что, брошенным умирать в невыносимых муках. Сердару, который сделал это, было лень даже прикончить попавшегося ему на пути демона, он просто пошёл дальше.

Он был также демоном-девушкой, одной из трёх сестёр с прекрасными золотыми крыльями, попавшей в ловушку, устроенную злодеем с копной чёрных курчавых волос и без одного уха. Крылья прикрыли её от смертного луча, но у этого способа защиты были свои ограничения, и злодей добил-таки её. За что – она не успела понять.

Он был и бесполой веларой, размножающейся почкованием, если позволяют условия, что случалось редко, оттого способной жить многие века, выжидая момента, накапливая знания. Её недолюбливали прочие виды демонов за способность подчинять себе других, играя с чувствами и поведением, но терпели за способность лечить и иногда дарить умения, когда в них отчаянно нуждались.

Велара была гениальным доктором, нацеленным на результат, со скальпелем и горькой микстурой наготове, принимавшим решения и претворявшим их в жизнь, не прислушиваясь к протестам больного. Она была опасна для людей, в чьих сердцах жило зло, ибо, ошибочно считая, что это то, что нужно человеку, она без конца усиливала его, и человек превращался в дьявола. Но люди очень редко интересовали её – куда больше её привлекали сердары, как раз те, кому не следовало попадаться на глаза, потому что по иронии судьбы она внушала им ужас.

Следом и беды Меноны стали ясны. В любом году бывали дни, когда Граница местами слабела, и в Новый Свет по незнанию вторгались демоны, не имевшие понятия о жизни здесь. Когда такое случалось, велары перехватывали пришельцев и по-своему доходчиво объясняли им, что здесь можно и чего нельзя, а то и выпроваживали вон. По трагической случайности на сей раз это произошло рядом с Меноной, и выраженная агрессия её обитателей по отношению к пришельцам сделала только хуже. А выдворить кого-либо стало некуда: пропустив сюда гостей, Периметр затем сжался к Хальмстему.

Напоследок на Филя глянула мгла, и горе затопило его сердце. Ему стало трудно дышать, слёзы ручьём полились из его глаз. Он, будучи в этот миг демоном-нергалом, ощутил всем существом, что нет надежды и нет счастья на этой земле для демонов, никогда не будет и неоткуда им ждать помощи, они останутся отверженными, из века в век обречённые на беду, хотя жители этой земли все являлись гостями и не было у этой земли хозяина.

Он взвыл, упал на колени и стал царапать пальцами сырую землю, моля об одном: чтобы всё это поскорее закончилось. И его услышали: разрывающие сердце ощущения вдруг пропали.

Филь закашлялся и повалился на спину, раскидав руки. Набезан стоял над ним, холодно глядя на него. Давешних девиц рядом с ним не было.

– Ты увидел малую часть того, что у меня здесь, – ровным голосом проговорил демон, постучав себя пальцем по лбу, затем показал им на Филя. – Теперь я хочу в деталях посмотреть, что там у тебя!

Не в силах шевельнуться после пережитого, Филь отрешённо смотрел, как нергал нырнул рукой в свой плащ и достал оттуда гладкий камушек размером с крупную дождевую каплю. Он протянул её на открытой ладони перед собой, словно предлагая её Филю, но тут из-за его спины выплыла небольшая велара и жадно обволокла ладонь. Покрутившись вокруг камушка, будто обнюхивая его, она повисла в воздухе между юношей и демоном, вытянув по щупальцу к каждому. Сама она при этом уменьшилась до размера булыжника.

Камень на ладони Набезана слабо засветился, когда она коснулась его, а Филь, почувствовав щекотание на лбу, упал в тёмную яму.

Он пришёл в себя, когда наступили утренние сумерки. Набезан всё так же стоял над ним как статуя, закрыв глаза, сжав в кулак ладонь, в которой ранее держал камушек. Потом открыл глаза и посмотрел на Филя, начинавшего ощущать, как же он замёрз, пролежав здесь полночи.

– Идиоты обожают простые объяснения, – медленно проговорил нергал. – Они комфортно себя чувствуют, только когда им всё понятно. Поэтому их раздражает, когда мир оказывается сложнее, чем им представлялось. Им хочется всё упростить. И они упрощают демонов до дьявола. Думаю, ты никогда более не сделаешь этой ошибки. Это вся твоя память с рождения до настоящего дня, можешь забирать, она мне больше не понадобится!

Он бросил камешек на грудь Филя, развернулся и отправился к опушке леса, откуда через минуту взвилось в небо существо, напоминавшее орла.

Юноша со стоном поднялся на колени, с тем же стоном встал на ноги и, с трудом переплыв неширокую речку, зашагал, спотыкаясь, к дому Хозеков, борясь с густым туманом в голове. В горле его было сухо, руки тряслись, голова горела.

Факелы вокруг дома погасли, испуская из себя чёрный дым. Через широко открытые двери сновали служанки. Обитатели дома, все как один, включая Габриэль с ребёнком на руках, бегали вокруг, раздавая указания. Кажется, они искали его.

Устав от тяжести брони, пусть и сердарской – лёгкой и безумно дорогой, надёжно защищавшей от меча и от стрелы в сравнении с обычной, Филь принялся расстёгивать застёжки, на ходу сбрасывая всё с себя. Когда он остался в рубахе с одинокими ножнами в руках, то ощутил непривычную тяжесть под мышками, почесался там и нащупал что-то странное.

В этот момент его заметили, и к нему разом бросилось всё поместье. Филь кинулся им навстречу, подхватил меч, вокруг которого за ночь посерела трава, сунул его в ножны, привычно поморщившись от какофонии, которую этим породил, и закричал, замахав руками:

– Не приближаться! У меня чума!

Не желая видеть страх и скорбь в их глазах, он круто повернулся и направился к невысокому деревянному строению.

– Доспехи не трогать! – крикнул он, обернувшись. – Пусть лежат!

Он заперся в бане, где обнаружил полную бочку воды, лёг на лавку и приготовился умирать. Горячка обрушилась на него почти сразу. Теряя рассудок, он скатился на прохладный пол, рыча как дикий зверь, в сторону двери, когда в неё кто-нибудь стучался. В середине следующей ночи он проснулся в холодном поту и понял, что лихорадка побеждена. Он был очень слаб, но в полном рассудке. Вдосталь напившись воды, он заснул.

Он проспал ещё сутки и, опять проснувшись ночью, прокрался через спящее поместье к речке, вымылся в ней как следует, собрал разбросанные по траве там и сям свои доспехи, принёс их в баню, выкрал из-под дома кучу заготовленных дров, затопил каменку и попарился так, что был уверен: если на его броне выжила хоть одна заражённая чумой блоха, то сейчас она, несомненно, изжарилась.

Под утро со стороны ворот послышался стук копыт, и дом окружили шесть всадников в белых одеждах с нарисованным черепом на плащах.

– У нас сведения, что сюда проникла чума, – объявил их главный. – Соответственно, все жители этого поместья подпадают под месячный карантин! Попытавшиеся нарушить его будут повешены, их тела сожжены и развеяны по ветру! Поместье с доходом более пяти империалов в год по последним указам обязано предоставить карантинной команде приют и пищу, посему я требую завтрак моим людям, стойла в конюшне для наших лошадей и место, где нам приклонить голову в этом доме!

Слабее новорождённого мышонка, Филь вышел из бани на подкашивающихся ногах и сказал, улыбаясь:

– Денард, прекрати орать, они ещё спят. Пойдём в дом, я напою вас всех квасом. Потом мы загоним в конюшню ваших лошадей. С остальным вам придётся подождать.

****

Они сидели в гостиной, разговаривая вполголоса, чтобы не разбудить обитателей дома. Филь слабо улыбался, понимая, что по всем законам должен лежать сейчас мёртвым, но по какой-то случайности всё ещё дышал. Он, наверное, выглядел очень плохо, потому что сержант, разыскав кружки и бочку с квасом, первым налил ему.

Это был тот самый опцион кейплигской стражи, который когда-то гнал Филя по коридорам замка, стараясь его поймать, а он кидал в них вазы с горшками, кусался и брыкался. Они все постарели с того дня – Мэннинг, Тур-гут, Венсборг, Битанг и Драйден, Филь знал их всех по именам.

– Денард, выкладывай, чего там делается в столицах, – сказал он. – Куда успела добраться чума, сколько и кого убила, и нашли ли способ, как с ней бороться. Я три дня провалялся в горячке и не знаю последних новостей.

Он заглянул себе под мышку, не увидел там страшных бубонов и вздохнул, мысленно вознося благодарность известным ему богам. Прихлёбывая квас, бородатый Денард сообщил:

– Чума успела вымести пол-Кейплига, когда в город вошли сердары, расставили своих головорезов на перекрёстках, добрались до Клемента и сказали, что ему следует делать. На следующий день оставшиеся на ногах жители, вымочив свои одежды в уксусе, зарубили всех четвероногих, кроме лошадей – их с той поры каждый день моют тем же уксусом, от запаха которого в городе нет спасения. Он ручьями течёт по улицам вместе с крепким спиртом, от которого блохи вроде тоже дохнут. Город вторую неделю ходит полупьяный от испарений, но за последние пять дней ещё никто не умер. Кто хочет сохранить свой скот, делает то же, и это происходит по всей Империи. Клемент и Вайларк недавно слегли, но ты за них не бойся: сердары почему-то уважают этих двоих и лично наблюдают за ними. Клемент уже пошёл на поправку.

– Что ещё? – спросил Филь.

– Ещё Флав на каждом углу заявляет, что ты намеренно притащил в Империю гору заражённых крыс, чтобы разом умертвить как можно больше людей. Он утверждает, что ты слишком долго жил вблизи Сотериса и сделался жаждущим крови чудовищем наподобие твоей сестры Эштары. Его не берёт никакая зараза! Он снова отъелся, порозовел, помылся, постригся – прямо загляденье. Говорит, что утерянная должность тяготила его с самого начала. Смеётся, что в Империи не сыскать никого, кто был бы в состоянии занимать её, кроме него.

– Понятно, – нахмурился Филь. – А что делается на окраинах?

– Там всё значительно хуже. Считай, что у нас нет больше окраин, все вымерли. Большие Ляды, Малый Туд, Большая Уря, Дигитлинка, Шебдас, Костыляй, Нижний Уледим – их просто сожгли, не найдя там никого в живых. Теперь там только пепел, развеваемый ветром. Точная карта имеется у Клемента и Вайларка.

Поселившееся в душе Филя счастье выжившего начало испаряться, как вода с горячей сковороды, замещаясь осознанием кошмара, привнесённого им в Империю.

Ирений, правда, тоже в этом участвовал. Но эта мысль не принесла облегчения: Филь вспомнил, как в спешке покинул Хальмстем, бросив всё на Гильермо. За подобное дезертирство настоящий Мастер Хальмстема столкнёт его с Дозорной башни в морские волны и будет прав. Клемент прокричит ему вслед проклятия. А Филь, если не сломает хребет о воду, упав с высоты трёхсот шагов, непременно разобьёт башку о неглубокие камни. Он запечалился, оглядывая сидевших за столом вояк в поисках поддержки, и не обнаружил её. Вояки наливались квасом.

– Ходят слухи, что Клемент, получив два дня назад рапорт из Хальмстема, приготовил тебе новую должность, – сказал слишком розовощёкий для пятидесятилетнего солдата Мэннинг.

«Ну конечно, Мастером мне более не бывать, так мне и надо, – угрюмо подумал Филь. – Снимут с должности и бросят восстанавливать окрестности, где, кроме волков в лесу, нет другой жизни!»

Тут он сообразил, что «два дня назад» означает: рапорт писал Гильермо. Отсюда следовало, что Филю грозила не экзекуция, а всего лишь ссылка, и он воспрял духом.

– А что сейчас поделывает де Хавелок? – спросил он, и к разговору немедленно подключились молчавшие до поры Тургут, Венсборг, Битанг и Драйден, сообщая последние новости про нелюбимого ими бывшего начальника, которого Клемент снял с должности и отправил в отставку. И как тот окончательно вышел из себя, осознав, что богатство семьи Фе пройдёт мимо него после смерти его жены Лентолы.

Они так разгорланились, что в какой-то момент из дупла выглянул взъерошенный Ян в домашнем халате и, не моргнув глазом при виде тяжеловооружённой стражи в доме, попивающей квас, попросил вести себя прилично. Следом, толкнув его в спину и заставив выскочить на середину гостиной, появилась Габриэль, тоже в халате, только дороже, чем у Яна, с сопящим ребёнком на руках.

– Вы кто такие? – бесцеремонно накинулась она на солдат.

– Госпожа, – отрапортовал Денард, поднимаясь из-за стола, – мы посланы взять ваше поместье в карантин.

– Хорошо, – удовлетворённо произнесла Габриэль. – Меньше будет заразы на этих землях!

Она заметно похудела после родов, напоминая теперь прежнюю себя. Заметив брата, она смерила его изучающим взглядом, направилась к столу и, встав за спиной конопатого Венсборга, спросила отрывисто:

– Как ты себя чувствуешь?

– Как полудохлая мышь, – признался Филь.

– Бубоны или петехии ещё есть?

– Нет.

Её лицо разом сделалось как у маленькой девочки, которую он успокаивал когда-то на берегу строящегося Хальмстема.

– Правда? – шёпотом произнесла она, всхлипнула и, слепо вручив мужу ребёнка, кинулась вокруг стола к Филю. – Ой, какое счастье! Ты будешь жить! А мы с ума сошли, волнуясь за тебя, пока ты сидел в бане! Мы думали, ты там умер! Ой, Филь, спасибо, что ты спас нас от демонов!

Она плакала на его груди, а он, не зная, как её успокоить, только гладил по голове и повторял:

– Габриэль, всё теперь будет хорошо! Успокойся, я жив и здоров. И демоны больше не станут вам досаждать, всё кончилось, сестрёнка!

Слушая его, она всхлипывала и кивала, а когда он закончил, отстранилась от него, впилась чёрными глазищами в его исхудавшее лицо, скривилась так, что её рот съехал на сторону и, взревев раненым лосем, бросилась вверх по лестнице, выкрикивая сквозь слёзы:

– Мета, он выздоровел! Он здоров, он в гостиной! Мета, вставай! Всё кончилось, он живой!

Ян проводил её тревожным взглядом, затем повернулся к Филю, изучающе разглядывая его.

– Пока здесь не начался радостный бедлам, поведай вкратце, как тебе удалось вырваться из лап Набезана и его сестёр. Я сгораю от любопытства!

Услышав это, стража дружно поставила кружки на стол и потрясённо уставилась на Филя. Кем были упомянутые нергалы, им не надо было объяснять. Филь выдал краткую версию происшедшего, мысленно отметив, что злосчастный камушек всё ещё должен валяться на том берегу реки и его стоит найти и забрать.

– Твой ангел-хранитель, должно быть, поседел, – выслушав его, проговорил Ян очень серьёзно.

Дочь на его руках завозилась и захныкала.

– Как назвали? – спросил Филь улыбаясь.

– Рафи, – ответил Ян. – Рафаэла.

Не смущаясь гостей, он смешно заагукал и занюнюкал над проснувшимся ребёнком, успокоил его и сказал:

– Позвольте мне избавиться от этой ноши, и я немедленно вернусь, чтобы как следует отпраздновать сегодняшние новости. Если вы ещё не знаете, господа, – обратился он к страже, – я являюсь близким другом удачливого безумца, сидящего с вами за одним столом.

Он повернулся к дубу, чтобы уйти, и в этот момент оттуда шагнула Мета. Её лицо было бледным и недвижимым, как у мертвеца. Тёмные синяки залегли под широко открытыми зелёными глазами. Подойдя к Филю, она опустила взгляд, обхватила руками его шею и прошептала:

– Ты сумасшедший. Ты не должен был приезжать сюда один. Я всё видела и чуть не умерла при этом. Никогда больше не делай так!

Она прильнула к нему без страсти, ибо его не обдало жаром, как обычно бывало, словно к нему прижалась его сестра. Но Филь понимал, что оттолкнуть её, когда она вот так устремилась к нему, значило жестоко её оскорбить, и он обнял её и прижал к себе. Эта девушка, бесспорно, любила его таким, каков он есть. А со страстью он разберётся позже.

Следом в гостиной появился господин Хозек в халате и ночном колпаке и тоже бросился обниматься. Габриэль сошла через минуту, приведя себя в порядок, с чистым румяным лицом, как ясное солнышко. Стражники поднялись и официально представились хозяину.

Оглядев образовавшуюся в гостиной толпу, господин Хозек сказал:

– Ладно, один месяц я вас прокормлю. После того как мы зарезали всю скотину, у нас полно вяленого, копчёного, варёного и прочего мяса. Но через месяц попрошу всех вон!

– А своих собак он тоже зарезал? – поинтересовался Филь у Яна так, чтобы его не услышал хозяин.

Собираясь с дочерью наверх, Ян ответил:

– Он каждое утро моет их дегтярным мылом. Они от этого опаршивели и приобрели несносный характер, сидя на цепи в своих будках, где непрерывно чешутся. Ты туда даже не приближайся! Тем же мылом он заставляет мыться нас, всю деревню и мыть лошадей, а то в Меноне не оказалось уксуса, когда стало известно, что им хорошо убивать блох. Но вина у нас хоть залейся и еды хватит на всю ораву, из которой, я думаю, как раз получится три команды для игры в юку, если мы не хотим озвереть здесь от безделья за месяц. Что заодно и тебе быстро вернёт форму. Днём – игра, затем – баня, вечером – пьянка, чтобы от пота, горячей воды и винных паров посдыхали все насекомые в Меноне. Тебя устроит такой план?

– Вполне, – сказал Филь. – Хороший план!

И они принялись претворять его в жизнь. Это был пир во время чумы, и никто не хотел останавливать его.