Текст книги "Наемники"

Глава 13

Услышав выстрел, я тут же ничком бросился на пол. Если за два года в армии я толком не успел усвоить этот прием, то девять лет у Эда Ганолезе научили меня очень многому. Еще несколько секунд я лежал, вжимаясь в ворс ковра, пока не услышал звук удаляющихся шагов – кто-то побежал к лифту.

Вскочив на ноги, я рывком распахнул дверь, но успел заметить лишь закрывающийся лифт. Мне не удалось даже мельком увидеть моего гостя. Подлетев к лифту, я несколько раз яростно нажал кнопку “Вверх”, прекрасно зная, что ничего путного не добьюсь. Лифт двинется ко мне лишь после того, как доставит того ублюдка по назначению. А к тому времени, как дисциплинированный чертов подъемник вернется на мой этаж, заберет меня и вновь доберется вниз, та сволочь будет уже далеко.

Я вернулся обратно и захлопнул дверь в квартиру. Все равно я уже собирался уходить. Дожидаясь лифта, я не переставал ломать голову над тем, что мог бы означать открывшийся на меня сезон охоты.

И тут меня осенило. Мое имя попало на страницы газет, меня подозревали в убийстве Бетти Бенсон. Парень, за которым я охочусь, должно быть, прочитал сообщения репортеров и понял, что до Бетти Бенсон он добрался слишком поздно, уже после того, как я побывал у нее, и что мне теперь может быть известно то же, что было известно ей. Интересно, что он имел в виду? Чего он боится?

Двери лифта вежливо распахнулись (увы, поздно), я зашел в кабину и нажал кнопку нижнего этажа. Я твердо решил повидаться со всеми действующими лицами, внесенными в мой список подозреваемых. И по ходу дела, надо думать, мне придется встретиться с человеком, который только что пытался меня застрелить.

Глава 14

Прежде всего я решил нанести визит Джонни Рикардо, и вовсе не потому, что считал его фаворитом в списке, просто начинать с него было удобнее всего. Ему принадлежал ночной клуб с довольно странным названием “Кабачок “У Джонни”, находившийся на Пятьдесят девятой улице. Оставив свой “мерседес” в гараже, я взял такси, так как в девять часов вечера искать себе место для парковки в радиусе десятка кварталов от “Кабачка “У Джонни” может себе позволить лишь какой-нибудь заезжий турист.

"Кабачок “У Джонни” был поделен на две части. В передней устроен бар, а в дальней находился ресторан, на эстраде которого ежевечерне выступали приглашенные артисты – исполнители народных песен, а также разного рода комики, подражающие Морту Салу и Орсону Бину.

Миновав бар, я прошел в дальнее помещение, где находился ресторан и, собственно, клуб. Я на минуту задержался в дверях, обводя взглядом погруженные в полумрак столики и расположившихся за ними людей, и тяжелые бордовые портьеры, которыми были задрапированы все стены и окна, и крохотную сцену, на тот момент пустовавшую, и облаченного в черное с белым и поэтому очень похожего на агента из похоронного бюро официанта, бочком пробравшегося ко мне и предложившего провести к свободному столику.

– Я не собираюсь ужинать, – объявил я ему. – Мне нужно поговорить с Джонни Рикардо.

Выражение его лица изменилось от приветливого к настороженному, и он сказал:

– Не уверен, у себя ли он. А кто его спрашивает?

– Скажите ему, что от Эда Ганолезе, – отрекомендовался я, справедливо полагая, что имя Эда скажет ему гораздо больше, нежели мое собственное. Так вышло, что мне лично никогда не приходилось сталкиваться по работе с Джонни Рикардо, хотя сам Джонни просто наверняка был так или иначе связан с Эдом Ганолезе.

– Пойду посмотрю в кабинете, – пообещал мой новый знакомый. – Может быть, вы подождете в баре...

– Ничего, – успокоил я его. – Мне удобнее здесь. Да и вам тогда далеко ходить не придется.

В ответ он согласно кивнул и молча удалился. Я ждал, аккуратно озираясь по сторонам, и он вскоре вернулся и шепотом отрапортовал:

– Босс у себя. Пройдете за портьеры и вверх по лестнице. Первая дверь направо.

– Весьма признателен.

Следуя полученной инструкции, я завернул за бордовый занавес, поднялся по выстланной бордовым ковром лестнице, открыл выкрашенную в бордовый цвет первую дверь справа и вступил в кабинет Джонни Рикардо. После бордового великолепия снаружи его комната показалась мне практически бесцветной. Точнее, серой: серые стены, серый ковер на полу, серый офисный шкаф для хранения документов, серый письменный стол, серые шторы на двух окнах и серая корзина для мусора рядом с серым креслом. Даже висевшая на стене картина была написана во все той же унылой цветовой гамме.

Человек, сидевший за столом, полностью вписывался в безликий интерьер. Он тоже оказался серым, таким же, как его кабинет: бледное морщинистое лицо, неопределенного цвета волосы, бесцветные глаза и серые, костлявые руки, торчавшие из рукавов серого пиджака.

Тонкие губы растянулись в улыбке, когда он поднялся мне навстречу.

– Я Джонни Рикардо, – представился он, и его высокий, с хрипотцой голос тоже казался бесцветным.

Обитатель кабинета протянул мне свою тощую руку, и я осторожно пожал ее, стараясь ничего не сломать, и сказал, кто я такой.

Он продолжал улыбаться:

– Я не ошибся, вы от Эда Ганолезе?

– Точно.

– Что ж, надеюсь, что по мере возможностей смогу оказаться вам полезен. Ну, вы сами понимаете. – Он все еще не сгонял с лица дежурную улыбку, но глаза смотрели настороженно. Затем указал на серое кресло рядом со столом. – Присаживайтесь.

– Спасибо.

После того как мы устроились, он спросил:

– Что же все-таки привело вас сюда? Надеюсь, не потребуется дополнительных расходов с моей стороны? Я поторопился его успокоить:

– Нет, сегодня я здесь совсем по другому поводу. И, насколько мне известно, претензий к вам не имеется.

– Рад слышать, – сказал он, но его взгляд по-прежнему выражал тревогу, как и костлявые пальцы – они то впивались в подлокотники кресла, то ослабляли свою хватку.

– Я пришел сюда, чтобы поговорить об одной девушке, с которой вы в свое время были знакомы, – о Мей-вис Сент-Пол. Надеюсь, вы помните ее?

– Мейвис? – Он был явно озадачен началом разговора, но тем не менее ему удалось удержать на лице улыбку. – Видите ли, по роду работы мне приходится общаться со столькими девушками... – проговорил он, отводя от меня взгляд и принимаясь задумчиво разглядывать картину на стене. – Мейвис, – повторил он. – Мейвис Сент-Пол. Очень необычное имя.

– Это псевдоним, – подсказал я.

– Певица?

– Нет, актриса. Я слышал, что с вокальными данными у нее было плоховато.

– Мейвис, Мейвис... О Господи, ну да! Конечно же, конечно же Мейвис! Прошло уже почти три года! – Теперь он удивленно-приветливо глядел на меня, явно радуясь воспоминаниям о своей давней знакомой. – И что же вы хотите узнать о Мейвис?

– Вы разве не читаете газет?

– Это при моей-то занятости? – Он широким жестом обвел комнату и криво – в расчете на сочувствие – усмехнулся. – Бизнес не позволяет, друг мой. Я живу по жесткому расписанию, и чаще всего утро мне приходится встречать за этим столом или же внизу за проверкой отчетов, счетов, дабы никому неповадно было запускать руку в кассу. У меня попросту нет времени на чтение газет, сидение Перед телевизором и тому подобные несерьезные глупости.

– Так вы ничего не знаете о Мейвис?

– А что я должен про нее узнать?

Пришлось уйти от ответа на вопрос. Полицейские уже пытались было подловить меня на подобном трюке. Если он уже знает ответ, то вполне может пропустить мимо ушей мою не такую уж хитрую уловку, а позднее, глядишь, и сам проговорится. Так что вместо того чтобы отвечать, я сам задал встречный вопрос:

– Сколько времени прошло с тех пор, как вы видели ее в последний раз?

– Мейвис? Это было очень давно. Даже не помню. Но уж года три миновало, не меньше. Она бросила меня ради какого-то придурка с телевидения. Кажется, звали его Мартин, или Морган, или что-то в этом роде. Как поется в песне, это был сумасшедший роман. Я знал, что она не задержится у меня, а она догадывалась, что я не захочу, чтобы она задерживалась слишком долго. Ну, не вам объяснять, как это бывает.

Я подумал об Элле и той веренице любовниц, что были у меня до нее, и о том, что отличало Эллу от них, и согласился:

– Да, понимаю. А вы не виделись с Мейвис после того, как она ушла от вас к этому Моргану?

– Морган, Мартин – один черт. Начинается на “М”. Он имел какое-то отношение к телевидению.

– Ясно, но вы что, ни разу не встречались с ней после этого?

– С Мейвис-то? Разумеется, нет. До сих пор не могу взять в толк, зачем ей понадобилось вообще связываться со мной. Клубная карьера ее не прельщала. Она ведь метила в актрисы, на эстраде не работала. Да и ни слухом, ни голосом родители ее не наградили.

– Я тоже слышал об этом. И все-таки, что она представляла собой? Какой она была? Он пренебрежительно хмыкнул:

– Хваткой. Девица знала, чего хочет.

– И чего же она хотела?

– Денег, – сказал он. – Только и всего. Много денег.

– А как вам показалось, она и в самом деле была зациклена на своей актерской карьере?

– У нее было довольно оригинальное представление об этом. Она считала, что если уж становиться актрисой, то обязательно знаменитой. Чуть ли не с первой роли. Свято верила в то, что слава означает богатство. По ее мнению, выходило, что нищих знаменитостей не бывает. Поэтому она вбила себе в голову – не такая уж оригинальная мечта, – что будет актрисой, но истинная первопричина кроется в том, что ей безумно хотелось разбогатеть. Иметь всего много и сразу. Одно время она даже умудрилась охмурить своего преподавателя в театральной студии, чтобы только тот не брал с нее денег за обучение. Вот выжига-то. Не женщина, а какой-то счетчик купюр.

– Такая скупердяйка?

– Да нет, не совсем. Она была довольно милым существом. И вообще, у нее не было ничего общего со всеми этими крашеными сучками с хищным взглядом, вроде той лахудры, с которой я встречаюсь сейчас. Совсем нет. Она была симпатичной девчонкой, нежной и изобретательной в постели. Ну, сами понимаете. Но выгоды своей она никогда не упускала – что правда, то правда.

– А почему вы заговорили о ней в прошедшем времени? – спросил я. – Она что, умерла?

– Кто? Мейвис? Вообще-то я не в курсе. Она, наверное, и сейчас кантуется где-нибудь, может, продолжает шуры-муры с тем типом с телевидения, хотя я лично сомневаюсь. Не исключено, что именно сейчас она развлекается на чьей-нибудь роскошной яхте, наслаждаясь жизнью и не забывая, однако, время от времени заглядывать в свою банковскую книжку. Нет, я говорю о ней в прошедшем времени, потому что, насколько понимаю, для меня это уже давнее прошлое. Она осталась в прошлом. Через полчаса после того, как вы уйдете отсюда, я и о вас буду говорить в прошедшем времени. Что нисколько не скажется на вашем самочувствии, верно?

– Я просто так спросил, без всякой задней мысли, – извинился я. Затем попробовал еще раз застать его врасплох, просто чтобы глянуть, как он поведет себя. – А как насчет Бетти Бенсон?

– Кого? – Похоже, мой вопрос действительно вызвал у него неподдельное удивление, хотя я вообще-то не специалист по физиономике.

– Бетти Бенсон, – повторил я. Он вновь вернул улыбку на место.

– Да ладно вам, – недоверчиво проговорил он. – Никого не станут называть таким именем.

– А вот ту девушку звали. Он вскинул брови:

– Звали?

Это была оговорка. Теперь я глупо усмехнулся и поправился:

– Мое прошлое. У вас научился. Ее так зовут. Бетти Бенсон.

– И я должен быть с ней знаком? Мейвис я знал. Но никого по имени Бетти Бенсон.

– Я подумал, что вы могли встречать ее. Она была... то есть... короче, они с Мейвис подруги.

Он на минуту задумался, а затем отрицательно мотнул головой.

– Боюсь, что нет, – сказал он. – Возможно, в какой-то момент я и мог забыть Мейвис Сент-Пол. Я хочу сказать, что имя очень уж необычное, хотя, с другой стороны, разве в Нью-Йорке найдешь девицу с обычным именем? К тому же это было так давно, по нашим понятиям. Но Бетти Бенсон... если бы я когда-либо был знаком с барышней с таким именем, то наверняка запомнил бы.

– Да, полагаю, вы правы, – согласился я.

– А с чего вдруг весь этот интерес к Мейвис? – поинтересовался он у меня. – Разве она натворила что-то такое, что могло бы создать проблемы синдикату?

Сам я никогда не употребляю термин “синдикат”. Уж не знаю, какие ассоциации приходят вам на ум, когда вы слышите это слово, но мне неизменно представляется разная ерунда вроде газетных полос с разделами сатиры и юмора, колонками “Советы влюбленным” и тому подобной дребеденью. Синдикатами называют также сборище писак, продающих весь этот вздор газетам по всей стране. А контора, к которой я имею честь принадлежать, не имеет никакого отношения к советам для влюбленных, за исключением, может быть, департамента Арчи Фрейхофера. И поэтому я работаю на компанию, контору, организацию. Но не на синдикат.

Но я не стал пускаться в объяснения, а просто сказал:

– Не знаю, из-за чего у них суета. Я человек маленький.

– Надеюсь, она не наделала глупостей, – предположил он.

– Полагаю, что нет. А как насчет ее мужа? Он был озадачен:

– Мужа?

– Мне говорили, что до того, как приехать в Нью-Йорк, она побывала замужем.

– Понятия не имею, – ответил он. – Она никогда не заикалась об этом.

– Ну что ж, – сказал я, вставая, – большое спасибо, что уделили мне время.

– Не за что, – ответил он. – Когда с меня не требуют денег, то я готов сотрудничать на все сто процентов. – Он хихикнул. Смех был неестественным, как будто доносившимся из гробницы. – Разумеется, если бы пришлось раскошелиться, я бы сотрудничал лишь на девяносто процентов. Остальное – моя прибыль на случай торга. Сами понимаете.

– Понимаю.

Я направился к выходу, но затем, будто что-то вспомнив, вернулся к столу.

– Кстати, у вас есть пистолет?

– А при чем здесь это?

– К Мейвис это не имеет никакого отношения, – заверил его я. – Меня интересует другое дело. Совсем вылетело было из головы.

– Послушайте, если вы насчет сотрудничества...

– Я лишь хотел узнать, есть ли у вас оружие, – перебил я его.

– Ну конечно же есть. Мне приходится хранить в сейфе большие суммы наличными...

– Вам нет никакой нужды оправдываться, – постарался я его успокоить. – Я просто спросил, есть ли у вас чем защищаться. Где вы его держите, в этом столе?

– Да. Но я все же не...

– Я могу на него взглянуть?

– Послушайте, – пролепетал он, и на этот раз лицо его уже больше не казалось серым, оно стало мертвенно-бледным, как у покойника. – Слушайте, в чем дело? Я ни в чем не провинился перед Эдом Ганолезе...

– Не нужно так волноваться, – сказал я. – Я не собираюсь причинить вам зла. Если бы мне поручили свести с вами счеты, то, поверьте, я выбрал бы местечко поукромнее, чем ваш клуб. Мне просто нужно глянуть на него.

– Но зачем?

– Интересуюсь оружием.

Я протянул руку, и он, не мигая, уставился мне в глаза, видимо надеясь, что сумеет переглядеть меня, но на моей стороне были Эд Ганолезе и вся организация, и в конце концов он первым отвел взгляд, пожал плечами и выдвинул ящик стола.

Протянутый мне револьвер оказался настоящим монстром. Это был автоматический кольт 45-го калибра – тот тип оружия, что косит людей толпами и наповал.

– Собираетесь обороняться от слонов? – спросил я у него.

– Пистолет как пистолет, – ответил он, что, мягко говоря, не соответствовало действительности, но я не стал спорить. Я принюхался к стволу и не уловил никакого постороннего запаха, например пороха. Вынул обойму. Все патроны на месте. Затем разобрал его. Оружие содержалось в чистоте и было хорошо смазано. И из него давно не стреляли.

– Это ваш единственный экземпляр? – спросил я.

– Да, – с готовностью подтвердил хозяин.

– Что ж, еще раз спасибо.

Я вернул ему оружие, и он сказал:

– Мейвис мертва, не так ли? Ее застрелили, в этом все дело? С кем она крутила любовь последнее время – с Эдом Ганолезе?

– Газеты советую иногда читать, – ответил я ему.

Глава 15

Решив, что Сай Грилдквист будет следующим, я покинул “Кабачок “У Джонни”, прошел пешком один квартал и зашел в аптеку на углу, чтобы позвонить. Я не знал, где вернее разыскивать продюсера в момент, когда в театре идет его шоу, – на работе или все-таки дома. Сначала я вызвонил театр, и мне сообщили, что он появится только завтра во второй половине дня. Что ж, возможно, мэтр дома.

На звонок он ответил сразу. Голос в трубке показался низким, с хрипотцой, как если бы его обладатель был заядлым курильщиком и большим любителем сигар.

– Грилдквист у телефона, – сказал он и замолчал, ожидая, что я представлюсь.

Но мне не хотелось давать ему знать заранее, что кто-то собирается прийти к нему, чтобы переговорить о Мейвис Сент-Пол, поэтому я соврал:

– Мистер Грилдквист, я драматург. Правда, ни одна из моих пьес еще не была поставлена...

Как я и ожидал, он немедленно перехватил инициативу, намереваясь как можно скорее отделаться от меня.

– Сожалею, – раздраженно сказал он, – но в настоящее время я чрезвычайно занят постановкой “Боя барабанов вдали”, и вообще, я рассматриваю только те пьесы, что передаются через агентов. Советую вам обратиться к ним.

– Что ж, – сказал я, – жаль, конечно. Но все равно спасибо.

– Рад был помочь. – В голосе явно слышалось облегчение.

Я вышел из аптеки, поймал такси и поехал по адресу Грилдквиста – он жил где-то в районе восточных шестидесятых улиц. Всего в четырех кварталах от того дома, где квартировала Мейвис Сент-Пол, но в Нью-Йорке это еще ровным счетом ничего не значит. Иметь квартиру в Нью-Йорке равнозначно тому, что выстроить дом на Луне и наслаждаться одиночеством, не боясь встретить ни одного знакомого лица в окружности тысячи миль.

Дом Грилдквиста находился как раз между Пятой авеню и парком, и мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что попасть туда будет нелегко. Внизу у дверей дежурил привратник, а на стене позади него виднелся щит местного коммутатора. Значит, прежде чем я смогу пройти мимо него, кто-то должен будет дать согласие на мой визит.

Делать нечего, придется предупредить Сая Грилдквиста о своем приходе заранее. Привратник распахнул передо мной дверь, и я вошел. Главное – не тушеваться.

– Скажите, пожалуйста, к кому вы идете? – учтиво поинтересовался привратник.

– К мистеру Грилдквисту.

– Ваше имя?

– Скажите ему, что я от Эрнста Тессельмана, – сказал я, надеясь, что Грилдквисту известно, кто такой Эрнст Тес-сельман. – Насчет Мейвис.

– Мейвис?

– Именно.

– А как ваше имя, сэр?

– Просто скажите, что от Эрнста Тессельмана, – повторил я.

Он задумался на несколько секунд, затем пожал плечами и подошел к коммутатору. Я ждал, разглядывая сверкающий кафель и мрамор, которым был облицован холл, а привратник переговорил, повернулся ко мне и сказал:

– 11-С, сэр. Пройдите в первый лифт.

Я поблагодарил его и прошел к первому лифту. Дверь квартиры 11-С находилась на противоположной стороне холла, прямо напротив лифта, и Грилдквист открыл сразу же, едва я успел нажать на кнопку звонка.

Грилдквисту очень шел низкий голос курильщика, предпочитающего сигары. Передо мной стоял грузный, колоритного вида человек с самодовольным, заплывшим жиром лицом и солидным брюшком. На нем был несколько старомодный коричневый костюм, дополненный жилетом и ультраконсервативным галстуком.

Вежливым жестом пригласив меня в квартиру, предложив сесть, он поинтересовался, не хочу ли я чего-нибудь выпить. Я сказал, что не отказался бы от виски с содовой, и он ушел за выпивкой, а я тем временем разглядывал комнату.

Очевидно, продюсерство на Бродвее входит в разряд хорошо оплачиваемых занятий. Огромная гостиная располагалась в двух уровнях, нижний из которых, занимавший половину всей комнаты, отделялся от остального пространства парой ступенек. Белый диван, белый ковер на полу и белые столики хорошо сочетались с бледно-зеленым цветом стен, баром, тумбой из темного дерева и неоштукатуренным камином. Камин выглядел как настоящий, но мне показалось, что огонь в нем не разводят. Большая застекленная дверь вела на просторный балкон, откуда открывался вид на город с мигающими огнями.

Главный предмет обстановки в верхнем уровне гостиной, где я расположился, – огромный цветной телевизор. Расположение кресел и диванов целиком и полностью определялось местонахождением телевизора. Казалось, куда ни сядь, отовсюду на тебя будет устремлен темный, исполинских размеров экран. Мне почему-то хотелось оказаться в другой части комнаты, подальше от этого электронного чудища.

Грилдквист вернулся с наполненными стаканами, передал мне виски и тоже сел, слева от меня. Какое-то время мы молча потягивали выпивку, таращась на темнеющий экран телевизора. Затем Грилдквист нарушил молчание, спросив как бы между прочим, как о деле абсолютно второстепенном:

– А кто такой, кстати, Эрнст Тессельман?

– Последний дружок Мейвис, – ответил я и глянул на него, даже не пытаясь скрыть удивления. – Вы позволили мне войти, не зная Эрнста Тессельмана?

Он довольно хмыкнул, не отрывая взгляда от темного экрана:

– А вы считали это имя волшебным словом, открывающим все двери? Нет, вы ошиблись. Дверь вам открыло имя Мейвис.

– Понятно.

Он продолжал пялиться в экран, и я тоже взглянул туда. Но телевизор по-прежнему безмолвствовал. По какой-то причине присутствие “ящика” мешало разговору. Мы с Грилдквистом не глядели друг на друга, уставившись в телевизор. И говорили вроде бы не друг с другом, а с этим огромным идиотским экраном, который был не то переводчиком, не то посредником между нами.

– Он сломался пару недель назад, – неожиданно сказал Грилдквист, словно прочитав мои мысли. – Да черт с ним. Сам я никогда его не смотрю. А вот жена была большая любительница.

– И поэтому вы ссорились, да? – спросил я.

– Нет, – сказал он. – Просто люди смотрят телевизор, когда им лень утруждать себя поисками достойного зрелища. Когда же им хочется настоящего, они идут в театр. Телевидение и театр – соперники по жизни, точно так же, как противостоят друг другу дешевое пиво и хороший скотч.

– Ваш скотч просто замечательный, – похвалил я, позванивая кубиками льда в стакане.

– Спасибо, – отозвался он. – Ведь это вы звонили недавно и представились драматургом, я не ошибся?

– Я просто хотел удостовериться, дома вы или нет.

– Насколько я понимаю, вы частный детектив, – предположил он.

– Как в кино? Нет, вынужден вас разочаровать. Я просто друг Эрнста Тессельмана.

– Это последний приятель Мейвис.

– Именно.

– Постойте, ничего не объясняйте, – попросил он. – Позвольте мне самому выдвинуть несколько предположений. – Он поудобнее устроился в кресле, сосредоточенно уставился в темный экран и начал:

– По-видимому, ваш мистер Тессельман не верит, что разыскиваемый полицией человек на самом деле является тем, кто убил Мейвис. Поэтому он нанял или попросил вас, а может быть, и приказал – в зависимости от характера ваших взаимоотношений – провести собственное расследование и найти настоящего убийцу: Следуя его указаниям, вы навели кое-какие справки и узнали, что я в свое время был близко знаком с девушкой. А это автоматически бросает на меня тень подозрения. Поэтому вы и явились сюда, чтобы выяснить, убивал я ее или нет.

– Значит, вы ожидали меня, – сказал я, тоже обращаясь к телевизору. – Но почему?

– Честно говоря, я вас не ждал. Но дело в том, что большую часть своей жизни театральный продюсер проводит за чтением пьес, которые преимущественно написаны в детективном жанре. К тому же, – он взмахнул рукой, указывая на ящик, – когда привратник сообщил мне, что кто-то хочет поговорить со мной о Мейвис, было не трудно догадаться, что я выбран на роль персонажа для участия в первой сцене второго акта.

– Так почему же вы впустили меня?

– Если бы я этого, не сделал, вы бы упрочились во мнении, что я именно тот, кого вы ищете. А вечер сегодня у меня выдается относительно свободный, так что время для короткого разговора с вами найдется. К тому же это могло бы принести вам пользу, хотя, признаться, затрудняюсь сказать, какую именно. Поверьте, мне бы тоже хотелось, чтобы убийцу нашли. Мейвис была славной девушкой.

– Мне говорили, чересчур расчетливой, – сказал я, припоминая рассказ Бетти Бенсон.

– Не совсем так, – возразил он. – Конечно, это весьма точное определение сущности Мейвис, но, боюсь, оно может ввести вас в заблуждение. Мейвис отнюдь не была шлюхой, она не ложилась в постель с каждым встречным мужчиной с тугим кошельком. Ей необходимо было полюбить человека, прежде чем сблизиться с ним.

– А нравились ей исключительно богатые мужчины, – вставил я.

– Да, на каком-то этапе. Уверен, она переросла бы его. По-моему, ее метания были реакцией на ее неудачный брак.

– Брак?

– Вам, должно быть, известно, что в свое время она уже выходила замуж.

– В своем родном городе.

– Да. Нашелся там какой-то интеллигент. Надежная перспектива благополучной жизни в провинциальном полудеревенском стиле. Он предложил ей стабильность и свою любовь взамен эфемерных материальных благ и сам же ее и бросил. После такого горького опыта ей уже не нужно было ни стабильности, ни любви. Ее интересовала лишь материальная независимость. И это вполне можно понять.

– А ее фамилию по мужу вы, случайно, не знаете?

– А разве не Сент-Пол? Нет, если подумать, то это похоже скорее на сценический псевдоним. Сожалею, но, насколько помнится, она никогда не упоминала при мне имя того человека. Она вообще не любила говорить о нем.

– Скажите, а как вы познакомились?

– Она пришла на вечеринку вместе с Полом Девоном. Он преподает на актерских курсах и немного занимается режиссурой, но не на Бродвее. Они встречались какое-то время.

– Но вы оказались богаче, – уточнил я. Он улыбнулся, глядя в телевизор:

– Это прибавляет мне мужской привлекательности, не так ли? Полагаю, вы правы. Денег у меня было побольше. А еще я был продюсером на Бродвее, а Мейвис ужасно хотелось стать звездой.

– Она была талантлива?

– До некоторой степени. Честно говоря, не очень. Она была несобранна, а ее игра – слишком уж поверхностна.

– Почему вы расстались?

– Мы с женой как раз собирались разводиться. И мне казалось, что следует на какое-то время остепениться, чтобы у жены не было возможности лишний раз уличить меня в неверности. Но к тому времени, как мы все уладили, у Мейвис уже появился новый покровитель. Кажется, кто-то из ночного клуба.

– И как вы к этому отнеслись?

– Завел себе другую девушку, только и всего. – Оторвавшись наконец от телевизора, он с усмешкой глянул на меня. – Я на Мейвис зла не держу. Не говоря уже о том, что происходило это больше трех лет тому назад.

– С тех пор вы ее встречали?

– Один или два раза. На вечеринках. Мы остались друзьями на расстоянии, если так можно сказать.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– Наверное, с год назад. Она тогда встречалась с Чарли Морганом, знаете, продюсер на телевидении. Вскоре, правда, он умер.

– А вы в последнее время не сталкивались с Бетти Бенсон?

– Бенсон? – Грилдквист сосредоточенно нахмурился, вновь уставившись в телевизор. – Бенсон, – повторил он, припоминая. – А, вы, наверное, имеете в виду подружку Мейвис? Такую миленькую провинциалочку. – Он неожиданно поднял взгляд на меня. – Это ее недавно убили?

– Ее.

– И вы, конечно, полагаете, что второе преступление – дело рук того же убийцы.

– Конечно.

– Я виделся с ней лишь однажды. Перед тем, как Мейвис готовилась переехать на квартиру, которую я снял для нее. Я почти не помню, как выглядела та девчушка.

– И с тех пор вы больше не встречались.

– Нет, с какой стати.

– У вас есть пистолет?

Он снова озадаченно уставился на меня:

– Но ведь Мейвис была зарезана, разве нет?

– И Бетти Бенсон тоже, – подтвердил я. – Я просто спросил, есть ли у вас пистолет.

– Вообще-то есть. Но он не совсем мой. Он собственность моей второй жены.

– С которой вы жили, когда Мейвис была вашей любовницей?

– Да. Она забыла свою игрушку здесь, а я так и не выбрал времени вернуть его ей. Сейчас она живет где-то в Калифорнии, а, насколько я знаю, к пересылке по почте оружие не принимают.

– Могу я на него взглянуть?

– А могу я узнать зачем?

– В меня сегодня кто-то стрелял.

– Бог ты мой. – Он встал со своего кресла. – Далеко не уверен, что сумею отыскать его.

– И все же мне очень хотелось бы посмотреть на этот пистолет.

– И как сильно вы меня подозреваете? – неожиданно спросил Грилдквист.

– Вообще-то системы оценочных критериев я еще не выработал, – признался я.

– Но если я не найду его, то, полагаю, мне будет уготована участь одного из наиболее вероятных кандидатов, – предположил он.

– А это уж как сказать, – неопределенно заметил я.

– Тогда пойду поищу его. А вы пока можете налить себе еще выпить, если хотите.

– Не откажусь.

Он ушел, а я встал, избегая смотреть на телевизор. Стакан Грилдквиста тоже оказался пуст, и тогда, прихватив и его, я отправился на нижний уровень гостиной за новой порцией выпивки. Вернулся обратно, но чувствовал себя неуютно, – уже один только вид телевизора раздражал меня настолько, что я передвинул свое кресло, поставив его напротив кресла Грилдквиста. Я подправил и его кресло и едва успел вновь занять свое место, как вернулся Грилдквист.

В руке он держал крохотный дамский пистолет 25-го калибра с блестящим стволом и рукояткой из слоновой кости, который, если верить рекламе, “запросто помещается в кармане и дамской сумочке”. Он свободно держал его в руке, но указательный палец все-таки касался спускового крючка. Ствол был направлен куда-то в пол между нами.

Он остановился на пороге, с лукавинкой глядя на меня, и спокойно сказал:

– Представляете, если бы я на самом деле был тем человеком, который убил Мейвис, а затем пытался разделаться с вами, то сейчас вы бы оказались в ужасной ситуации. Я мог бы застрелить вас, а затем расчленить тело в ванной и загрузить в печь для мусора.

– Это что, еще один пассаж из очередной прочитанной пьесы? – спросил я.

– Да, – ответил он и слова улыбнулся. – Я забраковал ее. Нежизненно. Частный детектив никогда бы не влез в такую ситуацию.

– Меня видел привратник внизу, – напомнил я.

– А какое ему до вас дело? Чего ради он вдруг станет запоминать, к кому и когда вы входили?

– Мистер Тессельман осведомлен, что я направился к вам.

– А откуда ему знать, дошли вы сюда или нет?

– Своими шутками, – предупредил я, – вы ставите свою жизнь под угрозу.

– Отчего же? Пистолет-то у меня.

– Если я буду действовать быстро, то вы можете и не попасть с первого выстрела. Он нахмурился.

– Дурацкая шутка, вы правы, – согласился он, подошел и протянул мне опасную игрушку.

Я обнюхал ствол, затем разобрал пистолет. Он был не заряжен, из него давно не стреляли и не чистили. Я протянул его владельцу.

– С оружием шутки плохи, – назидательно сказал я.

– Я и сам так думаю. – Он сел, глянул на телевизор, а затем – вопросительно – на меня: