Текст книги "Биг Сюр"

24

МакЛиар демонстрирует в нашем летнем лагере еще одну грань своей привлекательной, но вяло-«декадентской» рэмбoподобной личности, появившись в гостиной с чертовым ЯСТРЕБОМ на плече – Это между прочим его ручной ястреб, он черен, как ночь, и сидит там на плече, мерзко склевывая кусок гамбургера, который тот подносит ему – На самом деле эта картинка так редкостно поэтична, МакЛиар, чья поэзия совсем как черный ястреб, он всегда пишет о темноте, о сумраке, о темных спальнях, шевелящихся занавесках, химически – огненных темных подушках, о любви в химически-огненной красной тьме и описывает все это в прекрасных долгих строках, которые отрывисто, но при этом как-то очень удачно заполняют страницу – Прекрасный Ястреб МакЛиар, и я вдруг выкрикиваю: «Теперь я знаю твое имя! Это М'лиар! М'лиар – охотник с шотландских холмов со своим ястребом на плече, который готов сойти с ума и поднять бурю из его белых волос» – Или еще какую-то глупость в таком духе, ведь так хорошо теперь, когда привезли еще вина – Время возвращаться в хижину и промчаться по темному шоссе, как только Коди умеет (лучше даже, чем Дейв Вейн, хотя с тем чувствуешь себя в большей безопасности, зато Коди позволяет вкусить гибельный восторг, летя в ночи, буквально слетая с колес, и не потому что он потерял контроль над машиной, просто чувствуется, что машина сейчас взмоет к Небесам, или по крайней мере к тому, что русские называют «Темным космосом», гулко рвется воздух за стеклами, когда Коди летит вдоль белой линии в ночи, с Дейвом Вейном все – разговор и гладкое плавание, с Коди все – кризис, если не сказать хуже) – И сейчас он говорит мне: «Не только сегодня, но и в другие дни с ребятами, эта маклиарова красавица здесь, уау, в этих тугих голубых джинсах, я рыдал под деревом чтобы посмотреть на такую штучку типа невинную, хуу, так вот старина, я расскажу тебе, что мы будем делать: завтра мы все возвращаемся в Лос-Гатос всей семьей и оставляем Эвелин и детей дома после игры «Освищи мошенника», которую мы все посмотрим в семь – " – «Что?» – «Это игра, – говорит он, имитируя вдруг устало скулящий голос старухи из комитета«ПТА», – идешь и садишься, и появляется старинная 1910-х годов игра о мошенниках, просрочивающих закладную, усы, знаешь, ситцевые прорехи, можно сидеть, понимаешь, и поносить мошенника на чем свет стоит, даже непристойности кричать или что там не знаю – Но это мир Эвелин, знаешь, она все обустраивает, и именно это она затеяла, пока я сидел, и как мне на это скупиться, на самом деле я словечка не могу ввернуть, когда ты отец семейства, и тебя сопровождает маленькая женщина, да и детям это нравится, после этого пункта и после того, как ты обругаешь мошенника, мы оставим их дома и уж потом, старина», мы летим в машине быстрее ветра, ястреб черен, как ночь, и сидит прочно, вместо того, чтобы от усердия потирать руки,«мы с тобой мчимся в Бэй Шор, и ты как обычно будешь задавать свои глупые почти оклахомские пьяные вопросы, «Эй Коди (скулит как старый пьянчуга) мы к'ажется подъезжаем к Берлингему, так что ли?», и ты как всегда не прав, хии хии, старый сумасшедший глупый еб…й старина Джек, потом мы закатываем в Город и еб….м прямо к моей милой старушке Вилламин с которой я хочу чтоб ты познакомился, ввиду того, что и я хочу, чтобы ты прикололся, потому что она К ТЕБЕ приколется, мой дорогой старина сукинсын Джек, и я собираюсь оставить вас двоих голубков вместе до конца ваших дней, можешь жить там и просто наслаждаться этой бескрышной малюткой, потому что кроме того» (теперь он взял деловой тон) «я хочу, чтоб она, насколько это возможно, врубилась в то, что ты расскажешь ей о том, что ты ЗНАЕШЬ, слышишь меня? Она моя сердечная подруга и наперсница и женщина, и я хочу, чтобы она была счастлива и училась» – «Как она выглядит?», спрашиваю я грубо – И вижу гримасу на его лице, он на самом деле меня знает: «Ах, ну она выглядит хорошо, у нее маленькое сумасшедшее тело, вот и все что я скажу, и в постели она абсолютно первая и единственная и последняя возможная величайшая из всех» – Это существо еще одно из длинной цепочки случаев, когда Коди преподносит меня в качестве подручного ухажера своим красоткам, так чтобы все завязалось в один узел, он любит меня как настоящий брат, и даже больше, иногда он раздражается на меня, особенно когда я мямлю и парюсь с бутылкой или тогда, когда я чуть не сорвал коробку передач, забыв, что я за рулем, в тот раз я на самом деле напомнил ему его пьянчугу отца, но фантастично то, что ОН напоминает МНЕ МОЕГО отца, так что между нами существует эта странная вечная отеческая связь, которая все продолжается и продолжается, иногда со слезами на глазах, я запросто могу думать о Коди и чуть не плакать, а иногда вижу в его глазах то же слезное выражение, когда он смотрит на меня – Он напоминает мне отца потому, что слишком спешит и торопится и набивает карманы бумагами с ипподрома и документами и карандашами, и оба мы готовы продолжить исполнение некой ночной миссии, к которой он приступает с такой абсолютной серьезностью, словно эта поездка последняя из всех, но заканчивается она всегда веселым бессмысленным приключением в стиле братьев Маркс, что заставляет меня еще больше любить его (и отца тоже) – Вот так вот – И в конце концов когда я описал все это в книге («На дороге»), я забыл упомянуть еще о двух важных вещах, что оба мы воспитывались как набожные католики, и это сближает нас, хотя мы никогда не обсуждаем такие вопросы, это просто в нас заложено, и во-вторых и в-главных, та странная вещь: когда мы делили другую девушку (Мэрилу или, вернее, назовем ее Джоанна), и Коди тогда заявил: «Вот так мы и будем, ты и я, двойной муж, позже у нас будет целый гаррееем и кучи гаремов, парень, и мы назовем нас, вернее»(дрожит)«себя Дулуомерей, понимаешь: Дулуоз и Померей, дулуомерей, понимаешь, хии хии хии», несмотря на то, что тогда он был моложе и глупее, это показывает, как он ко мне относился: нечто новое в мире, когда мужчины могут быть ангелоподобными друзьями и при этом не гомосексуалистами и не дерутся из-за женщин – Но увы, единственное, из-за чего мы дрались, были деньги, или вот глупейший случай, когда мы подрались из-за марихуаны, когда делили ее на доли ножом и дошли до середины страницы, я тогда заявил, что хочу часть пыльцы себе, и он заорал: «Наш договор на пыльцу не распространяется!», и убирает все себе в карман и гордо встает весь покрасневший, и я вскакиваю и пакуюсь и заявляю, что уезжаю, и Эвелин собирается подвезти меня в Сити, но машина не заводится (давно это было), так что Коди, весь красный и сумасшедший и уже смущенный, вынужден толкать нас в драндулете, так мы движемся по бульвару Сан-Хосе, а Коди сзади толкает нас и везет он нас не для того, чтобы мы завелись, а чтобы наказать меня за жадность, и уезжать мне не следует – Фактически, он заходит сзади и нападает, ну просто толкается – В финале ночи я мертвецки пьян на полу у Мэла Дамлетта в Норт Бич – И в любом случае наша проблема, проблема двух самых продвинутых друзей в мире, которые все еще дерутся из-за денег, как говорит Джульен в Нью-Йорке, означает то, что: «Деньги это единственное, из-за чего канаки всегда дерутся, и оклахомцы тоже, я думаю», а сам Джульен, я предполагаю, воображает себя доблестным шотландцем, который дерется исключительно за честь (несмотря на это я говорю ему:» Ах Вы, шотландец, засуньте-ка свое чистоплюйство в свой карман для часов).

Lacrimae rerum, слезы вещей, годы за спиной у нас с Коди, всегда я так говорю «мы с Коди», а не «Коди и я» или что-нибудь в этом духе, и Ирвин наблюдает сейчас за нами сквозь мировую ночь, ощущая вкус чуда на угрюмых губах, и говорит: «Ах ангелы Запада, Друзья по Раю», и пишет письма, спрашивая: «Ну что, какие новости, видения, споры, нежные соглашения?», и так далее.

В ту ночь дети так и засыпают в машине, поскольку боятся темных дремучих лесов, а я сплю в спальнике у ручья, и наутро все мы отправляемся в Лос Гатос на шоу о «мошенниках» – Неудовлетворенный Рон печально глядит на Эвелин, очевидно, она его отвергла, судя по ее обращенным ко мне словам (и я не виню ее): «Ужас как Коди достает меня с мужиками, в конце концов, должна же я иметь возможность сама выбирать» (но она смеется, потому что это смешно, смешно и то, как озабоченно и беспокойно допытывается Коди, действительно ли это то, чего она хочет, а хочет она совсем не этого) – «По крайней мере не с отъявленными бродягами», говорю я, чтобы усугубить веселье – Она: «Кроме того, мне уже тошно, от всей этой сексуальной возни, это все, о чем они говорят, его друзья, вот они все готовы творить добро на пару с Господом Богом, и все, о чем они думают, это задницы – вот почему я так с тобой отдыхаю», добавляет она – «Но не так хорошо, как со всеми этими? эй!» – Таковы уж мои отношения с Эвелин, мы настоящие приятели и можем надо всем подшучивать, даже в первый вечер, когда я встретил ее в Денвере в 1947, когда мы танцевали, а Коди с тревогой наблюдал, мы были настоящей романтической парой, и иногда я содрогаюсь при мысли о звездной тайне, о том как она СОБИРАЕТСЯ заполучить меня в будущей жизни, уау – И я искренне верю в это мое спасение, тоже.

Впереди долгий путь.

25

Дурацкая идиотская игра «Освищи мошенника» сама по себе ничего, как только мы въезжаем на «сцену» с курятниками и палатками, имитирующими стиль старых добрых вестернов, где на входе стоит огромный толстый шериф с двумя шестизарядными револьверами, Коди говорит: «Это чтобы придать яркости», но я пьян и, пока все выгружаются из машины, подхожу к шерифу и начинаю рассказывать ему южный анекдот (фактически, это сюжет рассказа Эрскина Калуэлла), который он выслушивает с глупой улыбкой на лице, или скорее с выражением как у палача или констебля-южанина, слушающего разговор янки – Так что естественно позже я удивлен, когда мы заходим в симпатичный старинный западный салун, и дети начинают барабанить по клавишам старого пианино, и я присоединяюсь к ним с громогласными аккордами из Стравинского, и появляется толстяк-шериф с двумя пушками и заявляет механическим голосом, как в телевизионных вестернах: «На этом пианино нельзя играть» – Обернувшись к Эвелин, я с удивлением узнаю, что он чертов владелец всего этого, и если он говорит, что играть на пианино нельзя, по закону я ничего не могу поделать – Кроме того, револьверы заряжены – Он удаляется, чтобы сыграть роль – А я, чтобы оторваться от совместного с детьми веселого терзания пианино и взглянуть в жуткое мертвое лицо ужаса отрицания, вскакиваю и говорю: «Нормально, к черту все, я уезжаю», и Коди провожает меня до машины, где я отпиваю еще белого портвейна – «Давай отсюда к черту выбираться», говорю – «Я уже думал об этом», отвечает Коди,» и уже договорился с директором игры о том, что он доставит домой Эвелин с детьми, так что мы едем в Сити прямо сейчас» – «Круто!» – «И я уже сказал Эвелин, что мы сваливаем, так что поехали».

«Извини, Коди, что я сорвал вашу семейную вечеринку» – «Нет-нет», возражает он, «Парень, я должен был приехать, понимаешь, и изобразить муженька и папашу, и ты знаешь, я дал обещание и я должен был делать вид, но это засада» – И чтобы продемонстрировать, насколько это засада, мы скатываемся по дороге, в один миг обогнав шесть машин – «И я РАД, что это случилось, поскольку это дало нам предлог, хии хии, смешно, знаешь, убраться отсюда, я как раз искал предлог, когда это случилось, этот старый пердун сумасшедший, знаешь! знаешь, он миллионер! Я говорил с ним, с этим недоумком, и радуйся, что тебе не пришлось болтаться там в ожидании шоу, парень, а эта ПУБЛИКА, о, ух, пожалуй, лучше оказаться в Сан-Квентине, но вперед, сын мой!»

И вновь, как в старину, мы мчимся вдвоем на машине ночью вдоль линии шоссе, навстречу чему-то необычайному, и даже не знаем чему именно, особенно на этот раз – Эта белая линия вливается в крыло автомобиля, как беспокойная нетерпеливая электрическая дрожь, вибрирующая в ночи, и как иногда прекрасно огибает она одно крыло машины или другое, когда он плавно уклоняется для обгона или еще для чего-нибудь, избегая столкновения или что-нибудь в этом роде – И как прекрасно он покидает и вновь занимает различные линии великого бейшорского шоссе, почти без усилий и абсолютно незаметно и безошибочно обгоняя машины слева и справа, из которых на нас поглядывают с тревогой, хотя он единственный на этой дороге, кто знает, как надо вести машину – Голубая пыль окутала мир Калифорнии – Фриско поблескивает впереди – По радио передают ритм-энд-блюз, а мы передаем косяк туда и обратно в сосредоточенной тишине, оба глядим вперед, настолько занятые своими важными мыслями, что уже не можем ими обмениваться, а если бы и отважились, это заняло бы миллионы лет и миллиарды книг – Слишком поздно, слишком поздно, история всего, что мы наблюдали, вместе и порознь, сама превратилась в библиотеку – Все выше громоздятся полки – Они полны таинственных свидетельств и свидетельств Мглы – В каждой спрятанной, изошедшей, изнемогшей норе сознание свернулось, и нет больше выражения нашим теперешним мыслям не говоря уже о старых – Мощный гениальный ум Коди, ум величайшего писателя, заявляю вам, из всех, которых когда-либо знал мир, если бы он снова стал писать, как когда-то – Так ужасно, что мы оба сидим тут, вздыхая – «Нет, единственное, что я написал», говорит он, «это несколько писем к Вильямине, на самом деле всего несколько, она получила их перевязанными лентой, я вычислил: если я попытаюсь написать книгу или еще что, или прозу или еще что, они отнимут у меня на выходе, так что я писал ей письма, по три в неделю в течение двух лет – и проблема, конечно, как я уже говорил, и как ты уже миллион раз слышал, в том что сознание летит и уносится ввысь, и ни у кого нет ш – о черт, не хочу об этом говорить» – Кроме того, взглянув на него, я вижу, что ему неинтересно становиться писателем, поскольку жизнь для него так священна, что ничего больше не требуется, только живи, а писать это рефлексия, или вроде царапины на поверхности – Но если бы он мог! Если бы он стал! и я качу по Калифорнии за многие мили от дома, где похоронен мой бедный кот, и мама горюет, и вот о чем я думаю.

Любовь к миру всегда наполняет меня гордостью – Ненавидеть слишком легко – Ну вот я и льщу себе, проклиная способность к глупейшей ненависти, какую я когда-либо испытывал.

26

Несмотря на то, что сказал Коди, я очень хорошо понимаю, что на самом деле вечер посвящен тому, чтобы вместе поехать к Билли, чтобы она могла насладиться знакомством со мной (после того, как наслушалась обо мне от него и прочла мои книги и т. д.), и на самом деле Коди уже посовещался с Эвелин насчет того, чтобы мне пожить у них в Лос-Гатосе месяцок, ночуя, как в старину, в спальнике на заднем дворе, не потому что они не хотят, чтобы я спал в доме, а по собственному желанию, ведь это так прекрасно спать под звездами, и я смогу тогда не мешаться под ногами, когда они утром будут собираться на работу и в школу – В полдень они будут видеть, как я ковыляю по полю за домом, зевая в ожидании кофе – И я согласен на это, то есть это то, чего я хочу, и это мой план – но когда мы взлетаем по ступенькам Вильямины и врываемся в этот аккуратный, уютно обустроенный притончик с аквариумом и золотыми рыбками, с книгами и странными безделушками, и уютной кухней, блистающей чистотой, а вот и сама Билли, блондинка, и брови дугой, совсем как у белокурого Джульена, у которого тоже брови дугой, и я восклицаю: «Это Джульен, ей-богу Джульен!»(на тот момент я пьян, ведь мы, как в старину, подобрали старого хичхайкера и купили ему бутылку, и еще одну я захватил для себя, на самом деле никогда не забуду старика Джо Игната, потому что он сказал, что он русский, и имя его старинное русское, а когда я записал наши имена, он сказал, что мое имя тоже старинное русское) (хотя вообще-то оно бретонское) (и еще он рассказал, что его побили неизвестно за что молодые негры в общественном туалете, и Коди задыхается от изумления и объясняет мне: «Я знал таких негров, которые избивают стариков, в Сан-Квентине их называли «Сильнорукие», они держатся в стороне от остальных заключенных, все до одного негры и, кажется, единственное их желание, это избить старого беззащитного человека, он абсолютную правду говорит» – «А зачем они так делают?» – «Эх, парень, не знаю, просто хотят наброситься на старика, который не может сдачи дать, и просто бить его и бить, пока тот не издохнет», и о ужас мира, который познал Коди, когда ничего уже не исправишь) – И теперь мы сидим с Билли в ее норке, за окном вновь мерцают огни большого города, ах Урби и Рим, снова мир, и у нее сумасшедшие синие глаза, брови дугой, интеллигентное лицо, прямо как у Джульена, я все повторяю: «Джульен, черт возьми!», и даже сквозь пьяный туман замечаю взволнованный трепет в глазах Коди – Дело в том, что мы с Билли набросились друг на друга, как сумасшедшие, прямо здесь, на глазах у Коди, так что когда он поднимается и сообщает, что едет обратно в Лос-Гатос, чтобы немного отоспаться перед работой, уже совершенно ясно, что я остаюсь там, где стою, не только на ночь, но на недели, месяцы, годы.

Бедный Коди – Хотя вы видели, я уже объяснял, почему на самом деле подсознательно именно этого он хочет, но никогда на это не согласится и вечно изобретает всякие поводы, чтобы обозлиться на меня и обозвать сволочью – Однако рядом с Коди я вижу Билли, готовую быть в этой одинокой ночи весьма общительным необычным приятелем, и мне в самом деле НУЖНО немного побыть с ней – И фактически, мы на пару с Билли объясняем Коди, почему – Но ничего дурного, левого и враждебного во всем этом нет, это просто странная невинность, спонтанный взрыв любви, и Коди понимает это лучше кого-либо другого, так что он уезжает в полночь, обещая вернуться завтра вечером, и вдруг я оказываюсь наедине с очаровательной женщиной, и мы проводим время за грустными разговорами, сидя по-турецки, глядя друг на друга, на полу среди беспорядка книг и бутылок.

Сейчас воспоминания о том, как уютна и чиста и очаровательна была ее квартирка в тот первый вечер, вызывают во мне угрызения совести и раскаяние – Кресло возле аквариума с золотыми рыбками, которым я быстро завладел и по-стариковски сидел там, в течение целой недели, постоянно цедя портвейн, кухня с разумно подобранными специями и яйцами в холодильнике, плюс бедный биллин сынишка, спящий в отлично обставленной комнатке в глубине дома (ребенок от ее больного мужа, который тоже был железнодорожником) – Эллиот звали ребенка, и я увидел его только позже в ту ночь – А она, держа в руке толстую пачку писем Коди из Сан-Квентина, пускается в теории о Коди и вечности, но все, что я могу, это повторять, отрываясь от бутылки: «Джульен, ты слишком много говоришь! Джульен, Джульен, Боже мой, кто бы мог подумать, что я столкнусь с женщиной, похожей на Джульена… ты похожа на Джульена, но ты не Джульен и в довершение всего ты женщина, как чертовски странно» – Ей фактически приходится уложить меня в постель, пьяного – Но только после того, как мы впервые чудеснейшим образом предались любви, и все, что Коди говорил о ней, было абсолютной правдой – Но главное, несмотря на то, что она была похожа на Джульена и обладала перевязанной пачкой длинных печальных абстрактных писем Коди о карме и уходила по утрам зарабатывать деньги в качестве модели, сотню в неделю, у нее был самый мелодичный прекрасный и грустный голос, который я когда-либо слышал – Говорит-то она все больше глупости, поскольку образование ее базируется на настоящей калифорнийской истерии, вроде как у прежней подружки Коди, Розмари, которая тоже была стройна и белокура и говорила все какими-то абстракциями – (Например: «Я думала, что могу сделать что-нибудь, чтобы смягчить противоречие между имманентной и универсальной этикой, которое казалось мне моей проблемой, и я пыталась справиться с этим с помощью терапии, типа: любая эволюция предполагает некоторую запутанность, и все в таком духе я мыслила», и я вздыхаю, но иногда она говорит нечто интересное: «Пока Коди был в тюрьме, главным моим занятием было молиться за него, так весь день проходил, немного мы занимались этим вместе, каждый вечер с 9 до 9:09, но сейчас его здесь нет, и происходит что-то еще, я даже не знаю что… но я уверена, мы способствовали буре, когда в каком-то отношении трансцендировали время, поэтому и отстаем во всех остальных…») – Но всю для-меня-неважную и неинтересную чепуху о каналах и людях, которые либо открытые каналы, либо закрытые каналы, и о Коди как о большом открытом канале, изливающем Небесам весь свой священный пыл, я тоже не помню, или судьбы, вздохи, бескрышность всего этого, звезды освещают их бедные головы, в то время как они переводят дыхание, чтобы объяснять настоящую чепуху – Как и письма к ней (я взглянул на них) все о том, как они встретились, и их души столкнулись в этом измерении, повинуясь неосуществленной на другой планете и в другом измерении карме, которая…, и теперь они должны быть готовы к тому, чтобы взять на себя эту громадную ответственность, найти меру тому да сему, я даже не хочу входить в подробности – Потому что кроме всего прочего, дело в том, что когда Вильямина говорит со мной, мне крайне скучно, и интересует меня лишь печальная музыка ее голоса и то странное обстоятельство (очевидно тоже кармическое), что она похожа на беднягу Джульена.

Голос ее это главное – Она говорит с разбитым сердцем – Ее голос звучит тоскующей лютней, словно погибшее сердце и еще мелодично, как в заброшенной шахте, иногда это трудно выносить, как того фантастического футуристического певца Джерри Сазерна из ночного клуба, он вступает в пятно света вокруг микрофона в Лас Вегасе, и ему даже петь не надо, достаточно просто заговорить, чтобы мужчины начали вздыхать, а женщины, кажется, изумляться (если они вообще способны изумляться) – Так что когда она пытается объяснить мне всю эту чепуху (эту философию ее и Коди и нового приятеля Коди, Перри, нагрянувшего на следующий день), я просто сижу и дивлюсь и гляжу на ее губы, размышляя, откуда и почему исходит эта красота – И заканчивается это, конечно же, нежным соитием – Маленькая блондинка посвящена во все тонкости любовного дела и нежно сочувствует и даже слишком нежно, так что к рассвету мы уже собираемся пожениться и улететь на неделю в Мехико – На самом деле сейчас я прямо как наяву это вижу: грандиозная двойная свадьба с Коди и Эвелин.

Она ведь великий враг Эвелин – Ее не устраивает быть просто любовницей и любовью Коди, она хочет взять верх и уложить Эвелин на лопатки и отобрать Коди навсегда, и чтобы добиться этого, она готова даже на безысходную небесно-глубокую любовную связь со стариной Джеком (таким же старым) – Когда слышишь их разговоры о Коди, разница между ней и Эвелин исчезает, только в случае с Эвелин они всегда завораживающе для меня интересны – Билли же просто утомляет, хотя, конечно, ей я этого не скажу – Эвелин все еще чемпион, и мне любопытно насчет Коди.

О эти взлеты и падения и плутовство женщин, блондинок, все это в великом магическом «Городе Гандхарв» Сан-Франциско, и сам я наедине с одной из них на волшебном коврике, ух, сначала это конечно великая радость, новый великий ослепительный взрыв опыта – Все наяву, я есмь, что впереди – Ведь с печальной мелодичной Билли в объятиях я сам становлюсь Билли, Билли и Билли, рука в руке, о прекрасно, и Коди в некотором роде благословил нас, мы устремляемся к облакам нежной любви и надежды Гендхиз-хана, и безумец тот, кто этого не испытал – Поскольку новая любовь всегда дарит надежду, увенчивает иррациональное смертельное одиночество, я постиг его (ужас земной пустоты), когда сделал глубокий полный йода смертельный вдох на побережье Биг Сюра, и теперь вознагражден и осенен осанной и вознесен, как священная урна, к Небесам посредством самогo освобождения от одежд и от дисгармонии ума и тел в невыразимо нервно печальном восторге любви – И не позволяйте старым отсталым идиотам уверить вас в обратном, и к тому же никто в мире никогда просто не осмелится написать правдивую историю любви, это ужасно, нам не отделаться от на пятьдесят процентов неполной литературы и драматургии – Лежим губы к губам, поцелуй к поцелую в мягкой тьме, чресла к чреслам, окруженные невероятной нежностью, так далеко от всех наших странных ментальных абстракций, что непонятно становится, почему люди приписывают Богу антисексуальность – Тайная подпольная истина безумного желания прячется под решетками и свалками по всему миру, никогда не упоминаемая в газетах, хромоного и как мозоль описанная сочинителями и фальшиво нарисованная художниками, ох, просто слушай вагнеровских «Тристана и Изольду» и думай о нем и его обнаженной возлюбленной красавице под опавшими листьями в баварских полях.

Как все-таки странно, и то, что происходило все эти недели, все эти уходы и возвращения и страдания в Сити и Сюре, все теперь так рационально нагромоздилось, словно гигантская конструкция, из которой можно выстроить вышку, которая позволила бы мне неловко нырнуть в душу Билли, и стало быть на что жаловаться?

Посреди ночи она отправляется за своим четырехлетним сынишкой, чтобы продемонстрировать его духовную красоту – Он один из самых таинственных людей, которых я когда-либо встречал – У него огромные влажные карие глаза, очень красивые, и он ненавидит всех, кто приближается к его матери, и все время задает ей вопросы: «Почему ты с ним? Почему он здесь, кто он?», или: «Почему на улице темно?», или «Почему вчера солнце светило?», или еще что-нибудь, он просто обо всем спрашивает, и она с совершенным восторгом и терпением отвечает на каждый вопрос, пока я не заявляю: «Он тебя не достал со всеми этими вопросами? Почему бы ему не мурлыкать и не валять дурака, как делают все дети, он вертится у тебя на коленях, спрашивая ОБО ВСЕМ, слушай, почему ты не дашь ему просто песню спеть?» – «Она отвечает: «Я отвечаю ему потому, может быть, что ожидаю его следующего вопроса, все, о чем он спрашивает и говорит, это очень важно и касается Абсолюта, по которому я, может быть, тоскую» – «Что ты имеешь в виду под Абсолютом?» – «Ты сам сказал, Абсолют есть все», но, конечно, она права, и я понимаю, что в своей грязной старой душе я уже завидую Эллиоту.