Текст книги "Биг Сюр"

27

Полагаю, циновка ночи позволяет родиться вздохам славной божественной любви, хотя с другой стороны, это несколько скучно, и мы оба смеемся, обсуждая сей факт – В ту первую ночь мы не спим до самого рассвета, обсуждая все книги, и Коди во всех деталях, и меня во всех деталях, и ее во всех деталях, и Эвелин во всех деталях, и философии, и религии, и Абсолют, и в конце концов я шепчу ей стихи – Бедняжке надо вставать и идти на работу, на том и засыпаю пьяный – А она готовит свой аккуратненький завтрак, сбывает Эллиота на руки дневной няне, а я просыпаюсь один в час дня и делаю глоток вина и залезаю с книжкой в горячую ванну – Все время звонит телефон, все включая Монсанто и Фагана и МакЛиара и Мунмэна каким-то образом вычислили мое местонахождение и телефонный номер, хотя никто из них прежде не был знаком с Билли и даже не видел ее ни разу – Я с ужасом представляю себе, как будет взбешен Коди, из-за того, что его тайная жизнь стала достоянием общественности.

Но тут появляется Перри – Так же как у меня, у Перри странная братская связь с Коди, благодаря которой он является конфидентом и иногда любовником кодиных девушек – И я понимаю, почему – Он очень похож на меня, только моложе и выглядит как я, когда мы с Коди впервые встретились, но дело даже не в том, это буйная потерянная мятежная душа, только что из соледадской тюрьмы за попытку ограбления, с мальчишеским лицом и спадающими на него черными волосами и в то же время с мощными мускулистыми руками, которые, я подозреваю, человека могут надвое переломить – И имя у него странное, Перри Иторбайд, я тут же говорю: «Я знаю, ты – баск» – «Баск? Правда? Никогда бы не подумал! Давай позвоним по межгороду моей матери в Юту и скажем!» – И он звонит своей матери, за счет Билли, а я с бутылкой портвейна в одной руке и окурком в зубах разговариваю с матерью баскского экс-зека в Юте, сообщая ей, вернее уверяя ее: «Да, я думаю, это баскское имя» – Она спрашивает: «Эй, что вы говорите? Кто вы?» – И Перри улыбается весь при счастьи – Очень странный парнишка – Лишь в далеком прошлом моей литературной жизни я встретил такого же бандита, повидавшего не одну тюрьму, и с такими же стальными ручищами и лихорадочным беспокойством, которое пугает правителей и заставляет бледнеть чиновников, вот почему они все время держат таких в тюрьме – Да, но при этом именно в них всегда нуждается страна в случае очередной войнушки, затеянной стареющим правителем – На самом деле это очень опасный персонаж, Перри, потому что хотя я и ценю высоко его поэтическую душу и все такое, я понимаю, глядя на него, что он способен покалечить и даже убить ради идеи или, может быть, из-за любви.

Какие-то его собственные друзья звонят в дверь Билли, кажется, все знают, что я здесь, они входят, это странные негры-анархисты и бывшие зеки, напоминает банду, я начинаю волноваться – Словно шайка мудрецов, негры пылки, и сумасшедши, и умны, но у всех у них те же мускулистые руки и отметины тюрьмы, и при этом говорят они так, как если бы конечная судьба мира зависела от их слов – Трудно объяснять (и все-таки продолжу).

Интересно, может это подпольная команда энтузиастов, Билли и ее бандиты со всей этой фантастической белибердой о духовных вопросах, хотя я понимаю, что еще прежде в Сан-Франциско заметил, род эфемерной истерии, которая таится в воздухе под крышами, поражает определенные слои населения и всегда ведет к суициду и увечьям – Я просто невинный печальный любитель помедитировать и «Невежда» среди странных экспансивных криминальных агитаторов сердца – Это напоминает мне кошмар, приснившийся до моего появления на Побережьи, во сне я вновь в Сан-Франциско, но происходит нечто забавное: по всему городу мертвая тишина: и печатники, и служащие, и маляры, все молча стоят у окон второго этажа, глядя на пустые улицы Сан-Франциско: изредка внизу проходят несколько битников, тоже молча: на них смотрят, причем не только власти, все: словно для битников существует своя особая система улиц: но все молчат: и в этой глухой тишине я еду на платформе с пропеллером прямо в центр города и дальше к фермам, где птичница зовет меня и соблазняет жить с ней – Бесшумно катит маленькая платформа, а люди смотрят из окон, группы их очертаний похожи на контуры старинной живописи Ван Дейка: напряженны, подозрительны, мгновенны – Билли и ее деятельность напоминают мне об этом, но поскольку значимы для меня только концепции моего собственного сознания, не дoлжно бы существовать тому, к чему, полагаю, идет дело – Но это тоже знак грядущего безумия в Биг Сюре.

28

Странно – И Перри в тот новый день, когда Билли на работе, и мы уже позвонили его матери, хочет теперь, чтоб я отправился с ним к генералу армии Соединенных Штатов – «Зачем? И что все эти генералы высматривают из своих молчаливых окон?», спрашиваю я – Но Перри ничем не удивишь – «Мы поедем туда, потому что я хочу, чтоб ты прикололся к красивейшим девушкам, которых мы когда-либо видели», и мы берем такси – А «красотки» оказываются восьми, девяти и десяти лет от роду, дочери генерала или может даже кузины или дочери другого странного генерала, но тут и их мама, и еще мальчишки играют в глубине дома, Эллиот с нами, Перри нес его на плечах всю дорогу – Я смотрю на Перри, и он говорит: «Я хотел, чтоб ты увидел самые прекрасные задницы в городе», и я понимаю, что его безумие опасно – А потом он спрашивает: «Видал красотку?», это о десятилетней дочери генерала (которого еще нет дома) с «хвостиком», как у пони; «Я собираюсь похитить ее прямо сейчас», и он берет ее за руку, и они уходят на улицу на целый час, пока я сижу там и напиваюсь, беседуя с матерью – Какая-то невероятная конспирация, чтобы меня с ума свести – Мать вежлива как ни в чем ни бывало – Является домой генерал, и это большой суровый лысый генерал, а с ним его лучший друг, фотограф по имени Ши, тоненький, хорошо причесанный и одетый, обычный деловитый коммерческий изготовитель видов города – Я ничего не понимаю – Но внезапно в соседней комнате раздается крик малыша Эллиота, я бросаюсь туда, и выясняется, что два мoлодца стукнули его или что-то в этом роде за какую-то провинность, так что я наказываю их и забираю Эллиота обратно в гостиную, посадив на плечи, как это делает Перри, только Эллиот желает вдруг спуститься на землю, он не хочет даже на колени присесть, ненавидит мой характер – В отчаяньи я звоню Билли в ее агентство, и она отвечает, что сейчас заберет нас, и добавляет: «Как сегодня Перри?» – «В данный момент он похищает маленьких девочек, по его словам, прекрасных, хочет жениться на десятилетних девочках с «хвостиками», как у пони» – «Это в его стиле, постарайся приколоться к нему» – Своим мелодичным грустным голосом по телефону.

Я переключаю свое бедное истерзанное внимание на генерала, который тем временем рассказывает, как вместе с Маки во время Второй Мировой войны был антифашистом и еще партизанил на южном тихоокеанском побережье и знает один из прекраснейших ресторанов в Сан-Франциско, где мы можем все вместе устроить пирушку, филлипинский ресторан в районе Чайнатауна, я говорю: о'кей, круто – Он наливает мне еще – Глядя на забавную ирландскую физиономию фотографа Ши, я восклицаю: «Можете сфотографировать меня, когда только захотите», а тот злобно отвечает: «Только не в качестве пропаганды, все что угодно только не пропаганда» (и тут в дверях появляется Перри вместе с Пупу, которая держит его за руку, они уходили изучать улицу и принесли петуха), и я понимаю, что все просто живут потихоньку, один я с ума сошел.

На самом деле я жажду, чтобы поблизости оказался старина Коди и растолковал мне все, хотя вскоре мне становится ясно, что даже Коди это не под силу, я серьезно начинаю сходить с ума, так же как сошла с ума «подпольная» Айрин, хотя все еще я не осознаю этого – Я начинаю подозревать сложности в каждой простейшей вещи – Кроме того «генерал» еще больше пугает меня, превратившись вдруг в странного богатого хорошо одетого штатского, который даже не помогает мне оплатить счет за ужин в филипинском ресторане, куда и Билли подъехала, да и сам ресторан особенно зловещ из-за огромной пьяной неряшливой сумасшедшей молодой филлипинки с толстыми губами, которая сидит в конце зала, непотребно заглатывая свою пищу и нагло глядя на нас, словно желая сказать: «Пошли вы на…, ем, как хочу», расплескивая повсюду подливку – Я не могу понять, что происходит – Ведь это генерал предложил мне поужинать, а я должен платить за всех, за него, Ши, Билли, Эллиота, себя, остальных, странное апокалиптическое безумие дрожит в моих глазных яблоках, и запас денег истощается в этом Апокалипсисе, который они сами сотворили в тишине этого Сан-Франциско.

29

Малыш отказывается спать в своей кроватке, вместо этого ему приходится нетвердым еще шагом выйти и смотреть, как мы занимаемся любовью на кровати Билли, а Билли говорит: «И хорошо, пусть учится, а как он еще сможет научиться?» – Я смущен, но поскольку Билли здесь и она мать, вынужден успокоиться и продолжать – Еще один зловещий факт – В какой-то момент бедный ребенок, глядя на нас, начинает пускать длинные слюни, я кричу: «Билли, посмотри на него», но она вновь говорит: «В его распоряжении все, что он хочет, даже мы».

«Но с ребенком что-то не в порядке, почему он не спит?» – «Спать он не хочет, а хочет быть с нами» – «О-о-о», и я понимаю, что Билли рехнулась, а я как раз гораздо более в своем уме, чем мне казалось, и что-то здесь не так – Я чувствую, меня заносит: в том числе потому, что всю следующую неделю я сижу все в том же кресле возле аквариума с золотыми рыбками, опустошая, как автомат, одну за другой бутылки с портвейном, о чем-то тревожусь, Монсанто приходит навестить, МакЛиар, Фаган, все собираются вокруг меня, пробежав по лестнице, и мы проводим долгие пьяные дни за разговорами, но, кажется, я никогда не вылезу из этого кресла и никогда даже не залезу в восхитительную теплую ванну с книжками – А вечером приходит Билли, и мы вновь предаемся любви, как монстры, которые не знают, чем еще можно заняться, и к этому моменту мое сознание слишком темно, чтобы понимать, что происходит, хотя она и уверяет, что все в порядке, а Коди тем временем совсем исчез – На самом деле я звоню ему и спрашиваю: «Ты не собираешься вернуться и повидаться тут со мной?» – «Да да да, через пару дней, оставайся там», как если бы он хотел, чтоб я все понял, как если бы он подвергал меня этому тяжкому испытанию, чтобы посмотреть, что я скажу об этом, потому что сам он через это уже прошел.

Все просто с ума сошло.

Визиты Перри пугают меня, я начинаю подозревать, что он один из тех «Сильноруких», которые избивают стариков: я смотрю на него с осторожностью – Он все время мотается туда-сюда с разговорами: «Парень, ты оценил этих сладких конфеток? Какая разница, сколько женщине лет, девять или девятнадцать, их «лошадиные хвостики» раскачиваются, когда они гуляют» – «Ты хоть одну уже похитил?» – «У тебя вино кончилось, я сбегаю куплю еще, или может, хочешь курнуть чего-нибудь? Что с тобой?» – «Я не знаю, что происходит!» – «Может, просто пьешь слишком много. Коди сказал, что ты «горишь», не надо бы этого» – «Но что происходит?» – «Кто знает, старик, мы балдеем в любви и пытаемся день изо дня жить, уважая себя, в то время как «лохи» стараются унизить нас» – «Кто?» – «ЛОХИ унижают НАС… мы хотим оттягиваться, и жить, и двигаться в ночи, вроде как когда мы будем в Л.А., я собираюсь показать тебе совершенно сумасшедшую штуку, у меня там друзья» (в своем запое я уже запланировал путешествие с Билли и Эллиотом и Перри в Мехико, но мы собираемся сделать остановку в Л.А., чтобы встретиться с богатой знакомой Перри, которая должна дать ему денег, а не даст, он и так достанет, и как уже было сказано, мы с Билли собираемся пожениться) – Самая безумная неделя в моей жизни – Ночью Билли говорит: «Ты волновался, что я не могу быть тебе женой, но я точно смогу, Коди тоже этого хочет, я поговорю с твоей мамой так, что она меня полюбит и будет нуждаться во мне: Джек!», вдруг вскрикивает она полным муки мелодичным голосом (из-за того, что я сказал: «Ах Билли, найди-ка себе настоящего мужика и выходи замуж»), «Ты мой последний шанс выйти замуж за МУЖИКА!» – Да какой там «мужик», ты что, не понимаешь, что я сумасшедший?» – «Ты сумасшедший, но ты и мой последний шанс достигнуть взаимопонимания с «мужчиной»" – «А Коди?» – «Коди никогда не бросит Эвелин» – Очень странно – И даже хуже того, просто я этого не понимаю.

Я мечтаю спрятаться где-нибудь и плакать на руках у Эвелин, но в конце концов оказываюсь в объятиях Билли, и вновь она, второй вечер, продолжает излагать свои теории о духовном – «Ну а Перри? Что он такое И кто этот странный генерал? Кто вы все такие, шайка коммунистов?»

30

Я понимаю смысл того странного дня, когда в конце концов один Бен Фаган пришел навестить меня, принес вино, курил трубку и говорил: «Джек, тебе надо поспать, это кресло, ты говорил, что сидишь в нем целыми днями, ты заметил, что уже сидение продавлено?» – «Ежедневно, ожидая возвращения Билли и разговаривая целыми днями с Перри и всеми остальными… Господи, давай выйдем и посидим в парке», добавляю я – В тумане дней проявился и МакЛиар, в тот забытый уже день, когда всего лишь из-за случайно оброненной им фразы о том, что я, может быть, мог бы помочь опубликовать его книгу в Париже, я вскакиваю и набираю по междугороднему номер в Париже и звоню Клоду Галлимарду, но натыкаюсь, кажется, всего лишь на его дворецкого в каком-то парижском пригороде и слышу безумное хихиканье на другом конце провода – «Это дом, c' est le chez eux de Monsieur Gallimard?» – Хихиканье – «Ou est monsieur Gallimard?» – Хихиканье – Весьма странный телефонный разговор – МакЛиар ждет в надежде опубликовать свою «Темно-коричневую» – Так что в припадке бешенства я звоню в Лондон, чтобы переговорить со своим старым приятелем Лайонеллом без всякого, правда, на то повода и в конце концов застаю его дома, и он спрашивает на том конце провода: «Ты из Сан-Франциско звонишь? А что такое?» – На что я могу ответить только хихиканьем, вроде того дворецкого (и чтобы безумие стало еще более очевидным: почему междугородний звонок в Париж к издателю заканчивается вдруг хихиканьем и междугородним звонком к старинному приятелю в Лондон и сворачиванием другу крыши?) – Так что Фаган теперь понимает, что я тону в пучине безумия и нуждаюсь в хорошем сне – «Сейчас бутылочку откупорим!», кричу я – Но в конечном итоге он сидит в парке на траве, покуривая трубку, с полудня до шести вечера, а я, изнуренный пьянством, сплю на траве, бутылку так и не открыл, только изредка просыпаюсь и пытаюсь понять, где я, и ей-богу я в Раю вместе с Беном Фаганом, который присматривает тут за людьми и мной.

И проснувшись в шесть вечера в надвигающихся сумерках, я говорю Бену: ««О Бен, прости, я весь наш день пустил коту под хвост, заснув вот так», а он отвечает: «Тебе надо было поспать, я же говорил» – «И ты хочешь сказать, что весь день вот так просидел?» – «Наблюдая неожиданные вещи», говорит он, «например, там в кустах словно бы вакхическая песня зазвучала», и я гляжу туда и слышу, как дети кричат и вопят в укромных кустах парка – «Что они делают?» – «Не знаю: и еще многие странные люди тут проходили» – «Как долго я спал?» – «Вечность» – «Прости» – «К чему извиняться, я ведь все равно тебя люблю» – «Я храпел?» – «Ты храпел весь день, а я сидел тут весь день» – «Какой прекрасный день!» – «Да, день был прекрасный» – «Как странно!» – «Да, странно, хотя не так уж странно, просто ты устал» – «Что ты думаешь о Билли?» – Он посмеивается, не выпуская из зубов трубку: «Что ты хочешь от меня услышать? Что тебя лягушка за ногу укусила?» – «Почему у тебя во лбу алмаз?» – «Нет у меня никакого во лбу алмаза, черт возьми, и перестань порождать произвольные концепции!», рычит он – «Но что я делаю?» – «Перестанешь ты рефлексировать относительно себя или нет, просто плыви вместе с миром» – «А мир плыл по парку?» – «Весь день, на это стоило поглядеть, я выкурил целую пачку «Эджвуда», очень странный был день» – «И тебе грустно, что я не поговорил с тобой?» – «Вовсе нет, я даже рад: нам бы лучше возвращаться», добавляет он, «Билли уже скоро вернется с работы» – «О Бен, о Подсолнух» – «О дерьмо», говорит он – «Странно» – «Кто спорит» – «Не понимаю» – «Да не беспокойся ты» – «Гм, священное место, грустное место, жизнь это грустное место» – «Все кто могут чувствовать, понимают это», говорит он сурово – На самом деле Бенджамин мой настоящий «Учитель» в области дзена, в гораздо большей степени чем все наши Джорджи и Артуры – «Бен, мне кажется, я схожу с ума» – «Ты уже говорил мне это в 1955» – «Да, но мои мозги все больше размягчаются от пьянства и пьянства и пьянства» – «Что тебе нужно, так это чашка чаю, сказал бы я, если бы не знал, что ты слишком сумасшедший, чтобы понять, насколько ты сумасшедший» – «Но почему? Что происходит?» – «Ты проехал три тысячи миль, чтобы это выяснить?» – «Три тысячи миль откуда в конце концов? От прежнего пьяного меня же» – «Верно, все возможно, даже Ницше это знал» – «А со стариной Ницше все было в порядке?» – «Кроме того только, что он тоже рехнулся» – «По-твоему, я рехнулся?» – «Хо хо хо» (от души смеется) – «Что это значит, ты надо мной смеешься?!» – «Никто над тобой не смеется, не волнуйся» – «Чем теперь займемся?» – «Давай сходим в тот музей» – Напротив через парк стоит какой-то музей, так что я, шатаясь, встаю и иду со стариной Беном по печальной траве, в какой-то момент опускаю руку ему на плечо и опираюсь на него – «Ты вампир?», спрашиваю – «Разумеется, почему нет?» – «Я люблю вампиров, которые усыпляют меня?» – «Дулуоз, тебе в каком-то смысле пьянство даже на пользу, поскольку ты жутко язвителен по отношению к себе, когда трезвый» – «Говоришь, как Джульен» – «С Джульеном не знаком, но я понимаю, что Билли на него похожа, ты все повторял это, пока не уснул» – «Что было, пока я спал?» – «О, люди ходили мимо, туда и обратно, и солнце заходило и зашло наконец, и теперь его почти не видно, как ты можешь убедиться, чего же ты хочешь, только скажи и получишь это» – «Я хочу сладостного спасения» – «Почему ты думаешь, что оно «сладостное», может оно кислое» – «Это во рту у меня кисло» – «Может, рот у тебя слишком большой, или слишком маленький, спасение это для маленьких котят, но только ненадолго» – «Ты видел сегодня хоть одного?» – «Конечно, сотни приходили навестить тебя, пока ты спал» – «Правда?» – «Конечно, разве ты не знаешь, что ты спасен?» – «Продолжай!» – «Один из них был просто огромен и рычал, как лев, а мордочка была мокрая, и он поцеловал тебя, и ты сказал: «Ах»» – «Что это за музей?» – «Пойдем и узнаем» – Вот таков Бен, он тоже не знает в чем дело, но по крайней мере, кажется, стремится узнать – А музей закрыт – Мы стоим там на ступенях, уставившись на запертую дверь – «Эй», говорю я, «Зaмок-то закрыт».

Так что внезапно мы с Беном Фаганом, взявшись за руки, медленно печально спускаемся по широким ступеням в пылающем закате, как два монаха по эспланаде в Киото (по крайней мере я так себе представляю Киото) и вдруг оба начинаем улыбаться от счастья – Мне хорошо, потому что я выспался, но главное, потому что старина Бен (мой сверстник) благословил меня, просидев весь день надо мною спящим, и теперь этими немногими глупыми словами. – Рука в руке мы медленно молча нисходим по ступеням – Это был мой единственный спокойный день в Калифорнии, кроме только уединения в лесу, о котором я ему рассказываю, а он: «Так, а кто сказал, что сейчас ты был не один?», заставляя осознать призрачность существования, хотя своими руками я ощущаю его большое выпуклое тело и говорю: «Ну конечно, ты некий патетический призрак со всей эфемерной настойчивостью стремящийся высосать жизнь» – «Я ничего не говорил», смеется он – «Что бы я ни сказал, Бен, не обращай внимания, я просто дурак» – «В 1957 в траве, напившись виски, ты заявил, что ты величайший мыслитель в мире» – «Прежде чем заснуть и проснуться: теперь я понимаю, что вовсе не так хорош и от этого чувствую себя свободным» – «Ты не более свободен, будучи плохим, лучше прекрати думать, вот и все» – «Я рад, что ты навестил меня сегодня. Я думал, что наверное умру» – «Это ты загнул» – «Что нам делать с нашими жизнями?» – «О», говорит он, «не знаю, думаю, просто смотреть» – «Ты ненавидишь меня?.. ладно, я тебе нравлюсь?.. ладно, как вообще все?» – «Провинциалы в порядке» – «Тебя кто-то заколдовал…?» – «Да, с помощью картонных игрушек?» – «Картонных игрушек?», переспрашиваю я – «Ну знаешь, делаешь картонные домики и поселяешь туда людей, и люди тоже картонные, и колдун заставляет дергаться мертвое тело, и подносишь воду к луне, а у луны странное ухо, и все такое, так что со мной все в порядке, Дурачок».

«О'кей».