Текст книги "Джерри-островитянин. Майкл, брат Джерри (сборник)"

К великому своему разочарованию, человек увидел, что все оружие репортера состояло из карандаша и пачки бумаги. Не найдя оружия, он дополнительной трепкой выразил на репортере свое разочарование. Затем, оставив избитую жертву оплакивать среди папоротников свое поражение, он уселся на его клячу и, погоняя ее репортерским хлыстом, продолжал спускаться вниз по тропе.

Гарлей Кеннан, сопровождаемый обеими собаками, выехал на свою утреннюю прогулку. Как всегда, Джерри, увлеченный выслеживанием зверей, убежал далеко вперед. Майкл, следовавший по пятам за конем своего господина, не понял, в чем дело, когда разразилась катастрофа. Но и сам Гарлей тоже ничего не понял. Откос круто поднимался над тропинкой, и вдруг с высоты восьми футов, через живую изгородь зарослей мансаниты, на Гарлея, спокойно объезжавшего своего коня, обрушилось что-то чудовищное и непонятное. Взглянув наверх, он увидел наездника, обрушивающегося на него сверху на разбитой и упирающейся изо всех сил кляче. Потянув лошадь за поводья, принуждая ее отскочить в сторону, чтобы избежать этой лавины, Гарлей Кеннан успел заметить оцарапанную кожу, беспорядок одежды, горящие диким огнем глаза, лохматую бороду и изнуренный вид преследуемого людьми человека.

Кляча вполне благоразумно упиралась и не хотела прыгать вниз со склона, она хорошо знала, что ее разбитые, ревматические ноги не выдержат такого прыжка. Она зарылась копытами в поросший мхом крутой откос и прыгнула лишь затем, чтобы избежать падения. Все же она ударилась плечом о плечо скакавшего внизу жеребца и опрокинула его. Гарлей Кеннан при падении сломал себе ногу, а у коня, дергавшегося на месте падения, был сломан хребет.

К новому и величайшему разочарованию, человек, преследуемый целым вооруженным краем, не нашел никакого оружия и на своей последней жертве. Соскочив со своей клячи, он, зарычав от бешенства и разочарования, ударил беззащитного Кеннана в бок. Он было поднял ногу для второго удара, но тут Майкл вцепился зубами в его икру.

С проклятием отдернул человек ногу, и зубы Майкла порвали его штаны и поранили ногу.

– Молодец, Майкл! – похвалил его Гарлей, беспомощно лежавший под конем. – Эй, Майкл! – крикнул он, возвращаясь к морскому жаргону. – Прогнать белый парень к черту прочь!

– Я тебе за это башку расшибу, – заскрежетал зубами человек.

Дикарь по поступкам и словам, он едва удерживался от слез. Долгое преследование, злоба его и злоба охотившихся за ним людей сломили его силу сопротивления. Он был окружен врагами. Даже дети были против него и изрешетили дробью его спину, молодые бычки топтали его ногами и сломали его винтовку. Все были в заговоре против него. А тут еще собака укусила его ногу. Он шел прямо к смерти. Никогда еще это не было ему так ясно. Все было против него. Им овладело истерическое желание рыдать, а истерия в отчаявшемся человеке обычно выливается в дикие, ужасные поступки. Не имея никаких к этому оснований, он готов был выполнить свою угрозу и убить Гарлея Кеннана. Неважно, что Гарлей Кеннан лично ему никакого вреда не причинил. Наоборот, это он напал на Кеннана, сбросил его с коня на землю и по его вине тот сломал ногу. Но Гарлей Кеннан был человек, а весь человеческий род был ему ненавистен. Ему как-то смутно казалось, что, убивая Кеннана, он мстит за себя всему человеческому роду. Умирая, он хотел потащить за собой всех, кого только было возможно.

Прежде чем он успел ударить лежащего на земле Кеннана, Майкл снова кинулся на него. Снова, но уже на другой ноге пострадали его икра и штаны. Пинком в грудь ему удалось подбросить Майкла в воздух, и тот полетел вниз по склону. По несчастью, Майкл не достиг земли. Пролетев через кусты мансаниты, он попал прямо в ветви и застрял в них, зажатый посередине туловища, на высоте ярда от земли.

– Теперь, – угрюмо заявил человек, обращаясь к Гарлею, – я исполню свое обещание и расшибу тебе башку.

– Ведь я вам ничего не сделал, – вступил с ним в переговоры Гарлей. – Я не боюсь быть убитым, но хотелось бы знать, за что меня убивают.

– Вы все преследуете меня, – зарычал, приближаясь к нему, человек. – Я знаю вашу породу. Вы все гонитесь за мной, а я не могу отомстить вам. Я все на тебе вымешу.

Кеннан прекрасно отдавал себе отчет в серьезности положения. Он был совершенно беспомощен, и безумный убийца собирался покончить с ним и покончить самым ужасным образом. Майкл висел головой вниз в кустах мансаниты, туловище его было стиснуто ветвями, словно в капкане, он отчаянно бился, но не мог поспеть к нему на помощь.

Первый удар был направлен в лицо, которое, однако, Гарлей защитил руками; прежде чем убийца успел ударить его вторично, на месте происшествия появился Джерри. Он не нуждался в поощрениях или указаниях своего господина. Он ринулся на убийцу и, вцепившись зубами в его пояс, тяжестью своего тела чуть не стащил его на землю.

С возрастающим бешенством человек набросился на Джерри. Решительно весь мир был против него. Собаки сыпались на него откуда-то сверху. Вдруг его тонкий слух уловил доносившиеся со склонов Сономы крики и призывы преследователей. Эти звуки отвлекли его и заставили переменить намерения. Именно с этой стороны грозила смерть, и именно от этих людей должен был он спасаться. Еще раз ударив рычащего Джерри, он вскочил на клячу репортера, не проявлявшую никаких признаков волнения и продолжавшую стоять совершенно спокойно на том месте, где он с нее спрыгнул.

Кляча нехотя пошла галопом, и Джерри, рыча от ярости, последовал за ней.

– Ничего, Майкл, – утешал Майкла Гарлей. – Не волнуйся! Не повреди только себя! Беда миновала. Кто-нибудь должен скоро подойти к нам и освободить нас обоих!

Но более слабая из двух образовавших вилку веток надломилась, и Майкл слетел на землю; одно мгновение он почти стоял на голове. В следующий миг он уже был на ногах и помчался по направлению лая Джерри. Лай Джерри перешел в острый болезненный визг, и это только окрылило Майкла. По дороге он увидел Джерри, беспомощно валявшегося на земле. Кляча в своем неуклюжем галопе оступилась, чуть не упала и, пытаясь удержаться на ногах, наступила на переднюю лапу Джерри и раздавила ее.

Обернувшись назад и увидев Майкла, человек решил, что на него напала какая-то новая собака. Но собак он не боялся. Ведь только люди со своими винтовками и карабинами несли с собой окончательную гибель. Все же боль в окровавленных и пораненных Джерри и Майклом ногах заставляла его ненавидеть всех.

«Опять собаки», – с горечью подумал он, наклоняясь и вытягивая хлыстом по морде Майкла.

К его удивлению, собака не отступила перед ударом и не стала визжать или выть от боли. Она не лаяла, не рычала и не ворчала. Она подскочила к нему, словно никакого удара не было и хлыста не существовало. Когда Майкл вцепился зубами в его правую ногу, он снова вытянул его хлыстом. Удар пришелся между носом и глазами собаки. Ослепленный ударом, Майкл упал на землю, но, оправившись, громадными скачками последовал за всадником.

Тут человек отметил одну особенность. Наклоняясь близко к Майклу, он увидел, что Майкл принимает удар, не закрывая глаз. Он не уклонялся и не избегал ударов и, не моргая, принимал их. Человеку стало жутко. Он еще никогда не встречал таких собак. Майкл подскочил снова, и человек снова ударил его хлыстом – и зловещее и непонятное ему явление повторилось. Не уклоняясь, не моргнув глазом, собака приняла удар.

Тогда человека обуял неведомый ему до сих пор страх. Был ли это конец после всего пережитого? Неужели этому терьеру, в мертвом молчании скачущему и вонзающему в него клыки, суждено погубить его? Он не был уверен в том, что это настоящая собака. Не могло существовать на свете собаки, которая принимала бы полновесные удары хлыста, не пытаясь увернуться или их избежать.

Человек дважды сбивал Майкла хорошо рассчитанным ударом по носу. Но так же уверенно и молча собака возвращалась. Человек уже не пытался победить свой страх и бил каблуками бока клячи, колотил по голове и хлестал по животу, пока она не загалопировала так, как не галопировала годами. Теперь апатичной клячей овладел страх. Это не был страх перед собакой – она знала, что это только собака, – это был страх перед всадником. В прежние времена ее колени были разбиты и ноги испорчены пьяными всадниками, бравшими ее напрокат из конюшни. Теперь ей вновь приходилось иметь дело с таким пьяным всадником – лошадь чувствовала состояние человека, – сдавливавшим каблуками ее старые ребра и безжалостно колотившим ее по морде, ушам и носу.

Кляча при всем желании не могла бежать быстрее или перегнать Майкла, но все же редко допускала его вцепиться зубами в ноги человека. Каждый прыжок неизменно встречался с хлыстом, отклонявшим его от цели. Хотя челюсти Майкла сжимались в угрожающей близости к ноге человека, но он каждый раз снова падал на землю, и ему приходилось подниматься и со всех ног лететь за охваченным страхом человеком на бешено галопирующей лошади.

Энрико Пикколомини видел всю эту сцену и сам участвовал в ее финале; эта история была единственным крупным событием в его жизни и дала ему материал для рассказов до конца его дней. Энрико Пикколомини был дровосеком на ранчо Кеннана. Стоя на холме, с которого видна была дорога, он услыхал сначала стук лошадиных копыт и звуки ударов хлыста. Затем он увидел борьбу человека с собакой. Прямо перед собой, на расстоянии двадцати футов, он увидел собаку, молча прыгнувшую прямо под направленный ей в морду удар хлыста и вцепившуюся зубами в ногу всадника. Он увидел, как собака, падая на землю, тяжестью своего тела чуть не стащила человека с седла. Он увидел, как человек, пытаясь удержаться, уцепился за поводья. Но кляча, поднявшись на дыбы, спотыкалась и шаталась из стороны в сторону, и окончательно потерявший равновесие человек очутился на земле вслед за собакой.

– А затем они оба, словно две собаки, покатились по земле, – годы спустя рассказывал Пикколомини, сидя за стаканом вина в своей маленькой гостинице в Глен Эллен. – Пес выпустил ногу упавшего и прыгнул к его горлу. А затем человек подмял его под себя и сам схватил его за горло. Он обеими руками – вот так – сжимал горло собаки. А собака ни звука. Она ни одного звука не издала ни до того, ни после. Человек сжал ей горло, и она уже не могла лаять. Но это не такой пес. Он все равно не станет лаять. А лошадь стоит да поглядывает на них, да еще и кашляет. Все это выглядело очень странно.

А человек выглядел, как помешанный. Только сумасшедший и может сделать то, что он делал. Я видел, как он скалил зубы, словно собака, и кусал псу лапы, вот и все, что он только мог достать зубами. А когда он кусал псу нос, тот кусал ему щеки. И человек и пес дрались, как черти, пес царапался задними лапами, как кошка. Он когтями разорвал рубашку на груди человека и царапал ему задними лапами грудь, пока вся она не покрылась кровью. А человек выглядел, как горный лев! И он все время выл, как горный лев. Это была дьявольская схватка.

А пес принадлежал мистеру Кеннану – он хороший человек, и я работаю у него уже два года. Чего же мне стоять и смотреть, как какой-то парень собирается укокошить собаку мистера Кеннана. Парень борется, как горный лев. Я сбегаю вниз по холму, но я очень торопился и забыл свой топор. Я сбежал вниз – расстояние было, как от этой двери до той – футов двадцать или тридцать, не больше. А парень уж почти покончил с псом. Язык повис, а глаза словно паутиной затянуло, но он все еще царапал лапами грудь человека, а человек все выл, как горный лев.

Что же я могу поделать? Я позабыл взять с собой топор. Человек сейчас добьет собаку. Я ищу камня побольше. Камней кругом никаких нет. Я ищу палки. Но нигде не видать никакой палки. А человек добивает собаку. Я расскажу вам, что я сделал. Я не дурак. Я треснул парня. На мне были очень тяжелые сапоги – нет, они не были похожи на то, что я ношу теперь. Это были сапоги для работы, с толстыми подошвами, и они были подбиты железными гвоздями. Я дал парню раз в шею, пониже уха, вот здесь как раз. Я только раз и ударил. Это был хороший удар. Его было достаточно. Я хорошо знаю, куда метить – как раз пониже уха.

И парень выпустил пса. Он закрыл глаза, открыл рот и тихонько лежал на земле. А пес перевел дух. А затем к нему вернулись силы, и вот он снова хочет кинуться на парня. Но я говорю «нельзя», хотя и сам очень боюсь пса. И парень начинает приходить в себя. Он открывает глаза и смотрит на меня так свирепо, как горный лев. И в горле у него те же звуки, что у горного льва. А я боюсь его и боюсь пса. Что же мне делать? Я ведь позабыл наверху свой топор… Я расскажу вам, что я сделал, – я снова ударил его пониже уха. Затем я беру свой пояс и свой платок и связываю его. Я связываю его руки. Я связываю его ноги. И все время я повторяю «нельзя» псу и приказываю ему оставить парня в покое. А пес глядит на нас. Он понимает, что я на его стороне и что я связываю парня. И он не кусает меня, хотя я очень боюсь его. Этот пес – страшный пес. Разве я этого не знаю? Разве я не видел, как он стащил сильного, здорового парня с седла?

А затем появились другие люди. Они все была вооружены винтовками, карабинами, револьверами. И я сначала подумал, что в Соединенных Штатах с судом не медлят. Я только что ударил парня в голову, и вот уже – раз, два, три – появляются люди с револьверами и суют меня в тюрьму за то, что я ударил парня по голове. Сначала я ничего не понимал. Все эти люди сердились на меня. Они ругалась и говорили мне в лицо всякие гадости, но не арестовывали меня. Вот оно что! Я начал соображать, в чем дело. Вот они что-то хлопочут о каких-то трех тысячах долларов. Я будто бы ограбил их на три тысячи долларов. Это неправда. Я им так и сказал, что никогда ни у кого не украл и цента. Тогда они все засмеялись. После того мне стало легче на душе, и я сообразил, в чем дело. Эти три тысячи были обещаны правительством в награду за поимку того парня, которого я связал моим поясом и платком.

Так-то я и перестал работать на мастера Кеннана. Я теперь сам богатый человек. Три тысяча долларов достались мне, и мистер Кеннан лично следил за тем, чтобы правительство выплатило мне эти деньги и чтобы все эти вооруженные люди не забрали этих денег себе. Подумать только, – все за то, что я ударил по голове парня, похожего на горного льва! Вот это судьба! Это по-американски! И я был очень счастлив и рад, что уехал из Италии и поступил дровосеком на ранчо мистера Кеннана. А на эти три тысячи я выстроил эту маленькую гостиницу в Глен Эллен. Я знаю, что гостиница – это прибыльное дело. Разве у моего отца не было гостиницы в Неаполе, когда я еще был малышом? Теперь обе мои дочери обучаются в университете. У меня есть собственный автомобиль…

– Милостивый Боже, все ранчо, кажется, обратилось в лазарет! – вскричала два дня спустя Вилла, выходя на широкую террасу, где лежали Гарлей и Джерри. У Гарлея нога была в лубках, а лапа Джерри – в гипсе. – Поглядите на Майкла, – продолжала она. – Кости переломаны не только у вас обоих. Я только что разглядела, что если у Майкла нос еще цел, то это просто чудо, потому что он получил достаточно ударов по носу. Я ему целый час накладывала горячие компрессы. Поглядите на него!

Майкл последовал ее приглашению и вошел на террасу. Он, дружески пофыркивая, обнюхал своим обезображенным, распухшим носом Джерри, помахал в виде приветствия обрубком хвоста Гарлею, и Гарлей ласково положил ему руку на голову.

– Видно, этот парень здорово лупил его по носу, – сказал Гарлей. – Пикколомини видел, как он лупил его хлыстом, а раз Майкл прыгал прямо на него, то естественно, что удары приходилась как раз по носу!

– И Пикколомини говорит, что он ни разу не пикнул, а все продолжал бежать за ним и прыгать, – восторженно продолжала Вилла. – Подумай только! Такой небольшой песик, как Майкл, стаскивает с седла страшного убийцу, которого не могли поймать целые отряды вооруженных людей!

– Насколько нам известно, он сделал для нас больше, чем это, – спокойно заметил Гарлей. – Если бы не Майкл и не Джерри – если бы не они оба, – я думаю, что этот безумец действительно разбил бы мне голову, как обещал.

– Да благословит их Небо! – вскричала Вилла, блестя глазами, и протянула мужу руку для сердечного рукопожатия. – Еще не сказано последнее слово о чудесах, на какие способны собаки, – прибавила она и, сморгнув с ресниц непрошеную влагу, овладела собой.

– Последнее слово о собаках никогда не будет сказано, – сказал Гарлей, пожимая ее руку и помогая ей сесть.

– Вот поэтому мы сейчас тебе кое-что споем, – улыбнулась она, – Джерри, Майкл и я. Мы упражнялись тайком, чтобы устроить тебе сюрприз. Лежи смирно и слушай. Это псалом. Только не смейся. Это совершенно серьезно.

Она нагнулась, притянула к себе Майкла и обеими руками охватила его голову; носом он уткнулся в ее волосы.

– Внимательней, Джерри! – крикнула она голосом учи теля, призывающего учеников к порядку. Джерри повернул голову, посмотрел на нее, улыбнулся ей глазами и ждал.

Вилла запела псалом, но очень скоро собаки присоединили к ее голосу свой мягкий, мелодичный вой – если только можно назвать воем эти нежные, музыкальные звуки, и все, канувшее давно в небытие, всплыло в памяти поющих собак, и они, через небытие, вернулись в страну иного мира и снова мчались с утерянной стаей по долам и горам, не забывая в то же время о настоящем и о присутствии двуногого божества – Виллы, поющей с ними и любящей их.

– Я не вижу причины, почему бы нам не составить квартет, – заметил Гарлей Кеннан, присоединяя свой голос к поющим.

Комментарии

Повести «Джерри-островитянин» и «Майкл – брат Джерри» (их называют часто романами) были написаны Д. Лондоном в 1915 году и вышли в журнале «Космополитэн мэгэзин» в 1917-м, то есть после ухода писателя из жизни. В том же году появились их отдельные издания.

Тема дилогии отнюдь не нова, читатель хорошо помнит произведения автора, родственные этому повествованию, – это и «Белый Клык (1903) и «Зов предков» (1906), но проблема – аспект и звучание самого произведения достаточно ново и даже оригинально. Джек Лондон – сын своего времени. Он только более откровенен, чем его предшественники. Ему, как и С. Есенину, жалко «бездомных собак», но еще более жалко самих аборигенов, которые этих собак безбожно пожирают во время пира из «собачьего мяса». Но главное – они так же истребляют и друг друга, не говоря уж о белых завоевателях. Можно ли мириться с таким положением, если маланезийскую девушку можно выменять за невзрачную свинью (девушку, в конце концов, съели свои)?

Писатель никак не собирается идеализировать белых колонизаторов, лепить из них некое подобие Миклухо-Маклая.

Народ этот, при некоторых отличиях в типах культуры и образования, даже характерах, достаточно прагматичен и беспощаден. Туземцы нужны «покорителям новых земель» отнюдь не для благополучия дикарей. Их хотят приучить, как скот, как рабов нового времени, безропотно вкалывать на плантациях за пищу, выплачивая в конце договорного срока (три года) жалкие гроши, а львиную долю последних забирают вожди собственных племен этих несчастных, часто те, кто своим приказом и определил их в невообразимое униженное состояние, швырнув в условия полного бесправия и произвола. Такое ощущение конфликтности повествования не покидает читателя ни на минуту.

Остается лишь снабдить его подходящим сюжетом. И сюжет такой сразу находится.

Полугодовалого аристократического щенка ирландского терьера Джерри один из администраторов на плантации Мериндж, добрейший мистер Том Хаггин, отдает в виде подарка своему другу – отважному и добрейшему капитану, направляющемуся на Маркизские острова с почетной миссией – доставить на родину, то есть на Соломоновы острова, отработавших свой срок папуасов и набрать новую партию «обратных» рабов, договорившись об этом за определенный аванс и подношения вождям местных племен. Ведь все теперь делается законно – по договору. Двадцатый век!

Эта часть Соломоновых островов пользуется дурной славой. Совсем недавно в соседнем с племенем Сомо – Ано-Ано – вспыхнул мятеж и шхуна вербовщиков была зверски уничтожена.

Понятливый щенок, никогда еще не бывавший на корабле, оплаканный своей собачьей матерью Бидди и своим братом Майклом, должен будет скрасить суровый быт добрейшего шкипера и белого Бога (в глазах Джерри) во время опасных штормов и, как следует ожидать, не столь любезных приемов со стороны местных туземцев, хотя капитан доставит им родственников и заработанные последними деньги. Он выполняет чисто служебную и благородную в какой-то части миссию.

Цель поездки шкипера и его команды – сугубо прагматическая. Капитан Хорн не деспот, недаром он выменял на свинью меланезийскую девицу, отнюдь не красавицу, чтобы спасти ей жизнь – на невольничьем рынке ее продавали на убой. Возвращающиеся на родину и вкусившие белой цивилизации папуасы подшучивают над ней – капитан-де специально ее откармливает, чтобы потом «как-кай» – то есть съесть. И та наивно верит в правоту их слов, пытаясь держать себя в тощем теле и тем самым продлить свою никому не нужную жизнь. Вот она южная экзотика и даже горький туземный юмор. Девица тем не менее обречена, хотя и погибнет она от своих соотечественников-людоедов. Христиане уже давно отказались от таких «блюд».

Но капитан Ван Хорн не станет изучать обычаи, верования и табу местных туземцев, кого-то утешать или интересоваться возникновением атолл и даже причиной гибели коралловых рифов, реликтовыми растениями и животными и вообще разводить чайные церемонии. Ему не до этого. Он должен тут держать ухо востро.

Всякое современное литературно-художественное повествование должно иметь еще и некую духовную составляющую. На эмоционально-непосредственном уровне ее воплощают у Джека Лондона существа не очень развитые – дикари, животные. В данном случае Джерри со своим наивным восприятием как раз и более чем уместен. Он скрашивает рассказ о суровых буднях колонизаторов и меланезийцев.

Но Лондон прекрасно знает, что у таких будто бы примитивных созданий интуиция куда более развита, чем у современных образованных людей. Но как бы там ни было, писатель – сын своего времени, потому наряду с острейшими и чрезвычайными событиями он воссоздает и психологию современных ему людей, их духовность на разных уровнях, вплоть до логико-философского мышления.

Изображение среды и обстановки неизменно связано с характерами персонажей. И тут немало объединяющих их психологических начал.

Ничем как будто не привлекательный злобный вождь Башти, убивший и высушивший голову собственного отца и съевший одну из своих жен, – стратег племени и философ. Он умеет считать.

Карательная экспедиция англичан, обрушившая свой гнев на дикарей соседнего племени, убила всего лишь несколько десятков свиней и срубила какое-то количество пальмовых деревьев, после чего удалилась восвояси. Дикари спасались в лесах.

Башти это намотал себе на ус и рассчитал, что захват корабля выгоден для его племени. Свиней можно зажарить и съесть, устроить даже веселый дикарский пир, деревья – сжечь, а мякоть кокосовых пальм высушить на копру и продать тем же белым за хорошую цену. Так оно по существу и случилось.

Башти – философ-практик особого типа, он даже доморощенный генетик. Для укрепления своего положения ему нужны злые и преданные собаки, а дикие отличаются трусостью и неверностью человеку – норовят махнуть при первом случае в лес. Это и спасает предназначенного уже на пир из собачьего мяса породистого щенка Джерри. На щенка накладывается табу неприкосновенности.

…Джерри, оставшись в одиночестве, в тропическом лесу случайно нападает на след белых людей – супругов Кеннанов.

Эти путешественники ведут себя свободно и раскованно, даже не подозревая, какой опасности они подвергаются на острове Сомо. Супруги чересчур расслабились. Когда Джерри уже приближается к судну и он замечен, пес едва не становится жертвой польстившейся на него хищной акулы. И только меткий выстрел Гарлея из ружья, увидевшего опасный и острый спинной плавник морского чудовища, спасает Джерри жизнь. Но пес не остается в долгу.

Когда опасный преступник, туземный убийца, скрывающийся от правосудия, покушается на жизнь простодушно купающейся Виллы в небольшом озерке, чтобы завладеть ее головой, умный пес бросается ему на шею и едва не перегрызает сонную артерию. Макавао замешкался, и его довольно современное ружье выстрелило в воздух. Преступника удается связать и доставить английскому комиссару в Тулаги.

И тут уже на острове Тулаги белые с помощью своего индуктивно-дедуктивного метода и в присутствии английского комиссара установили картину разыгравшейся недавно драмы на Сомо…

Сторонние будто бы и чересчур светские наблюдатели – супруги Кеннаны оказываются втянутыми в кровавые события. Им суждено выступить против атавизма и недостойного обращения с людьми и с животными. В знак благодарности за свое спасение эти люди устраивают Джерри встречу с его родным собачьим «братом Майклом». Собачьи братья не виделись с тех пор, как Джерри покинул плантацию Мериндж на острове Изабеллы. Джерри заслужил такую встречу. Узнав друг друга и побегав вместе, породистые псы трудно расстаются – с печальным воем – так когда-то завывала их мать Бидди, под аккомпанемент еще не окрепшего Майкла, прощаясь со своим щенком Джерри.

Второе произведение этой своеобразной дилогии – «Майкл, брат Джерри» безусловно ощутимо связано с первой частью. И эта связь многообразна и «многоканальна». В момент написания этих обоих произведений Джек Лондон уже получил достаточно широкую известность своим призывом к мировой общественности создавать «Общества защиты животных». Слухи о таком важном начинании докатились и до России. Не только Есенин, всегда любивший «братьев наших меньших», но и Маяковский, никого особенно не любивший, кроме Ленина и политики партии, создал все же «Хорошее отношение к лошадям» (1918). И это лучшее его стихотворение тех лихих лет.

В публицистическом предисловии ко второй повести Джек Лондон прямо и непосредственно раскрывает важность такой гуманистической проблемы. В предисловии он пишет о «свирепой жестокости», которой отличаются дрессировщики, вызывая выступлениями своих подопечных восторг у простодушной публики. Писатель предлагает игнорировать их выступления. Эти же мотивы звучат и в самой повести, а напоминания о постоянной жестокости, жестокосердии (к тому же не одних дрессировщиков, а и изготовителей сывороток и вакцин, просто любителей поиздеваться или поохотиться на невинных созданий) пронизывают насквозь его произведения, превращаются во впечатляющие сцены, приводящие к трагедии людей, покушающихся на все живое от праздности, дурного воспитания или – в погоне за выгодным заработком. И все это и сегодня, когда ежедневно вымирают навсегда десятки видов реликтовых созданий, не утрачивает своей актуальности. Почти сто лет назад писатель забил тревогу, а в некоторых странах мира «Общества защиты животных» все еще не созданы и в уголовных кодексах этих стран до сих пор нет статьи, преследующей мучителей божьих тварей – браконьеров, торговцев живым товаром и прочей публики такого рода, которую великолепно представил Джек Лондон в своей дилогии, особенно во второй ее части «Майкл – брат Джерри».

Таким образом, проблема, волнующая писателя и заключающая в себе противоречие немалой силы, вынесена писателем и в предисловие и затем подтверждена развитием событий и доказательством своей важности самим художественным (а в некоторых случаях и откровенно публицистическим) текстом. Описательный очерк «дополняется» авторскими комментариями, яркой личностью писателя-публициста, а также мнением его персонажей – представителей порою иной культуры, иной социальной группы, что также характерно для Лондона. Но главное – логика ярких «образов и картин» и ее функциональная роль в структуре самого произведения. Сюжет, характеры, ситуации, ощущение читателем цели и смысла изображаемого, мастерство композиции, соразмерность глав и эпизодов – вот что тщательно продумывал и над чем работал такой одаренный профессионал, как Джек Лондон.

Сюжет тут изначально прост. Подросший уже достаточно (ему около двух лет) Майкл помогает капитану и команде вести охоту «за неграми» в морском пространстве от Новой Гвинеи до Австралии – на многочисленных в этом районе океана обитаемых островах. В обязанности ирландского породистого терьера входило вовремя предупреждать белых об опасности, преследовать полинезийцев и австралийцев, скрывающихся от закона. И нечему удивляться, если этого добродушного и умного пса так натаскали – в духе колониальной политики времени: гибель нескольких суден заставляла плантаторов и капитанов вербовочных шхун принимать жесткие меры.

Однако капитан вербовочного судна, прогуливаясь в Тулаги по набережной с Майклом, забыл своего пса на берегу. Этим воспользовался «не чистый на руку», но почти образцовый во всех других отношениях, если не считать чрезмерного употребления им пива, стюард с другого корабля Дэг Доутри и доставил щенка тайком в свою каюту – с целью заработать на нем в недалеком будущем – при стоянке в первом же порту. Потерявшийся в городе пес, боготворивший всякого белого человека, не особенно и сопротивлялся. Сказывалось его однобокое воспитание. Он думал, что его-то пытаются привести и доставить на корабль к капитану Келлару. Но не тут-то было. Дэг искренне любит украденного им пса Майкла. Однако дальнейшие события складываются так, что Майкл теряет своего нового хозяина, причем из-за человеческой подлости.

Основной сюжет, конечно, связан с судьбой Майкла. Но и развитие его сюжетной линии невозможно без человеческого окружения. К тому же для данной повести – это самая важная ее часть.

Здесь те же два параллельных ряда персонажей. Животные у писателя порой изображаются в сравнении с человеческими типами и выглядят намного лучше, чем люди. Очень трогателен здесь даже беззащитный говорящий попугай какаду по прозвищу Кокки, а также непосредственная и не в меру болтливая, как истеричная женщина, зеленая обезьянка Сара, решительно бросившаяся в самый критический момент в морду разъяренного леопарда, чем спасла жизнь своему любимому компаньону – ирландскому псу, но погибла сама.

Можно понять и горе самки кита, у которой китенка пристрелил гнусный ростовщик. За эту гнусность взбесившаяся китиха, как мы помним, разнесла в пух и прах шхуну, на которой и путешествовал в поисках золота этот скверный человечишко. Месть разъяренного животного, даже с точки зрения одураченных отпетых мошенников, здесь совершенно оправдана. Она существенна не только для перелома сюжета, но не менее важна для нравственной характеристики участников авантюрной экспедиции.