Текст книги "Собрание сочинений в одной книге"

Глава XXVI

Фрэнсис приказал Паркеру разбудить его в восемь часов, и, когда тот в указанное время тихо вошел в комнату, его хозяин все еще спал. Открыв кран, чтобы наполнить ванну, и приготовив прибор для бритья, камердинер вернулся в спальню. Бесшумно двигаясь, чтобы дать хозяину отдохнуть еще несколько минут, Паркер вдруг увидел незнакомый кинжал, острие которого, пробив записку и фотографию, застряло в деревянной доске туалетного столика. Он долго и пристально смотрел на странное явление, затем, не колеблясь, тихонько открыл дверь в спальню миссис Морган и заглянул туда. После этого он решительно потряс Фрэнсиса за плечо. Тот открыл глаза; сначала в них отразилась растерянность внезапно разбуженного человека, но мгновение спустя они прояснились, ибо память напомнила ему приказ, отданный накануне.

– Время вставать, сэр, – пробормотал камердинер.

– Самое приятное время, – зевнул Фрэнсис, улыбаясь. И он закрыл глаза со словами: – Дайте мне полежать еще минутку, Паркер. Если я задремлю, встряхните меня.

Но Паркер встряхнул его тотчас же.

– Вы должны встать немедленно, сэр. Мне кажется, с миссис Морган случилось что-то неладное. Ее нет в спальне, а вот тут я нашел какую-то странную записку и нож. Может быть, это объяснит вам что-нибудь. Не знаю, сэр…

Фрэнсис одним прыжком очутился у туалетного столика. С минуту он не отрываясь смотрел на кинжал, затем извлек его из дерева и прочел записку. Он перечитал ее несколько раз, как будто не мог понять значения двух простых слов, из которых она состояла:

«Прощай навсегда».

Но еще больше, чем записка, его взволновал вид кинжала, вонзившегося между глаз Леонсии. И когда он смотрел на рану, нанесенную тонкому куску картона, ему пришло в голову, что он уже видел все это когда-то раньше. И Фрэнсис вспомнил домик царицы над озером, где они все заглянули в Золотую Чашу и у каждого было свое видение: Фрэнсис увидел тогда на поверхности странного жидкого металла лицо Леонсии, между глаз которой торчал кинжал. Чтобы проверить себя, Фрэнсис снова воткнул кинжал в фотографию и смотрел на него еще несколько секунд.

Объяснение напрашивалось само собой. Царица с самого начала ревновала его к Леонсии, и здесь, в Нью-Йорке, найдя на туалетном столике мужа фотографию своей соперницы, она сделала вывод столь же точный, как и удар ее кинжала. Но где она сама? Куда ушла? Она, которая больше, чем кто-либо, могла считать себя чужестранкой в этом огромном городе, она, которая называла телефон «колдовством порхающей речи» и считала Уолл-стрит храмом, а бизнес – божеством нью-йоркских жителей. Она была так же наивна и так же мало понимала происходящее вокруг, как какая-нибудь обитательница Марса, спустившаяся вдруг на землю. Где и как провела она ночь? Где она теперь? Жива ли она вообще?

Фрэнсису ясно представился морг с его неопознанными трупами и морской берег, на который прилив выбрасывает тела утопленников. Паркер снова вернул его к действительности.

– Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен? Не вызвать ли нам детективов? Ваш отец всегда…

– Да, да, – быстро перебил его Фрэнсис. – Там был один человек, которому он особенно охотно давал различные поручения, один из этих пинкертонов. Вы помните его фамилию?

– Бэрчмэн, сэр, – быстро ответил Паркер, поворачиваясь в дверях. – Я сейчас же за ним пошлю.

Так в поисках своей жены Фрэнсис начал новую серию похождений, которые открыли ему, прирожденному ньюйоркцу, такие стороны и уголки жизни огромного города, о которых он до сих пор не имел ни малейшего представления. Два десятка сыщиков под руководством Бэрчмэна перерыли весь Нью-Йорк, в то время как другие пинкертоны проделывали то же самое в Чикаго и Бостоне.

Жизнь Фрэнсиса в это время никак нельзя было бы назвать однообразной. Он разрывался между борьбой с неизвестным врагом, которую приходилось вести на бирже, и бесконечными вызовами детективов, требовавших, чтобы он осмотрел все, что могло оказаться его женой. Он позабыл о том, что такое нормальный сон, научился бросать завтрак и обед, вскакивать с постели по первому зову сбившихся с ног сыщиков. Не было ни одного человека, выехавшего из Нью-Йорка поездом или пароходом, приметы которого совпадали бы с приметами царицы, и Бэрчмэн продолжал обшаривать огромный город, уверенный в том, что она все еще находится здесь.

Таким образом, Фрэнсис постоянно метался между Маттенуаном и Блэкуеллем и посещал по вызову сыщиков то тюрьмы, то ночные сессии в судах. Не раз вызывали его в тот или иной госпиталь или даже в морг.

Однажды к нему привели только что задержанную женщину лишь потому, что сыщики не могли установить ее личность. Не раз он сталкивался с таинственными особами, которых подручные Бэрчмэна задерживали в задних комнатах подозрительных отелей, и дважды в Западной части натыкался на сравнительно невинные любовные идиллии, к великому замешательству всех их участников, так же как и его самого.

Но самое сильное, даже трагическое впечатление он вынес из многомиллионного дворца Филиппа Дженуэри, угольного короля. Какая-то загадочная незнакомка, очень изящная женщина, забрела туда за неделю до того, как Фрэнсиса вызвали на нее поглядеть. Всю эту неделю женщина проявляла признаки глубочайшего отчаяния и точно так же встретила Фрэнсиса. Ломая руки и обливаясь слезами, она умоляюще шептала: «Отто, ты неправ. Я на коленях умоляю тебя, ты неправ. Отто, я люблю только тебя, тебя одного. Для меня не существует никого, кроме тебя, Отто, никогда не существовало. Все это ужасная ошибка. Поверь мне, Отто, поверь мне, иначе я умру!..»

А между тем биржевая война на Уолл-стрит принимала все более грозный характер. Могущественный тайный враг стремился, как понимали это и Фрэнсис и Бэском, вызвать катастрофу и окончательно их сокрушить.

– Если бы только вы могли удержаться от того, чтобы пустить в ход «Тэмпико-Нефть», – молил Бэском.

– Я надеюсь, что «Тэмпико-Нефть» спасет меня, – отвечал Фрэнсис. – Когда все мои источники будут исчерпаны, «Тэмпико-Нефть» сыграет роль свежих резервов, введенных на поле сражения к концу боя.

– А что, если ваш неизвестный враг достаточно силен, чтобы проглотить и этот последний великолепный вклад и потребовать еще? – спросил Бэском.

Фрэнсис пожал плечами.

– Тогда я банкрот. Но мой отец был банкротом раз шесть, прежде чем окончательно укрепился. Я родился в один из этих периодов и не стану беспокоиться из-за такого пустяка.

* * *

Некоторое время в гасиенде Солано события развивались медленно. Собственно говоря, после спасения Леонсии ничего нового вообще не произошло. Даже И-Пун ни разу не появлялся с каким-нибудь новым замечательным секретом. Все оставалось без изменений, если не считать того, что Леонсия загрустила и впала в апатию и что ни Энрико, ни Генри, ее родной брат, ни братья Солано, которые в сущности не были ей братьями, не могли ее развеселить.

Но в то время как Леонсия грустила, Генри и сыновей Энрико не покидала мысль о сокровище в долине Погибших Душ, куда Торрес в это самое время прокладывал себе путь динамитом. Им было известно только одно – то, что экспедиция Торреса отправила Аугустино и Висенто в Сан-Антонио за новым запасом динамита.

Переговорив с Энрико и получив от него разрешение, Генри посвятил в свои планы Леонсию.

– Милая сестра, – сказал он, – мы намерены отправиться в горы и поглядеть, что там делает этот негодяй Торрес со своей шайкой. Благодаря тебе мы узнали цель их экспедиции. Динамит предназначался для того, чтобы взорвать гору и открыть доступ к сокровищу. Мы знаем, куда Та, Что Грезит спрятала свои сокровища, когда загорелся ее дом. Торрес этого не знает. Вот мы и решили последовать за ними в долину после того, как они осушат пещеры майя и попытаются в свою очередь завладеть этим необыкновенным сундуком с драгоценностями. Мне кажется, у нас будет не меньше, если не больше шансов, чем у них. Но главное то, что мы хотим взять тебя с собой в эту экспедицию. Мне кажется, что, если мы сумеем завладеть сокровищем, ты не откажешься совершить вторично путешествие по подземной реке.

Но Леонсия печально покачала головой.

– Нет, – ответила она, когда он стал настаивать. – Я не хочу больше видеть долину Погибших Душ, не хочу даже слышать о ней, ибо там я потеряла Фрэнсиса, уступив его этой женщине.

– Все это было сплошной ошибкой, дорогая. Ну кто же мог знать? Я не имел понятия. Ты тоже. Не знал ничего и Фрэнсис. Он поступил как честный человек. Не подозревая, что мы с тобой брат и сестра, и считая нас помолвленными – так оно тогда и было, – он не захотел отбивать тебя у меня. И вот, чтобы положить конец всему этому и спасти жизнь всем нам, он женился на царице.

– Мне не хватает песни, которую вы с Фрэнсисом распевали в те дни, – грустно и совершенно непоследовательно проговорила Леонсия.

Слезы выступили у нее на глазах и потекли по щекам. Она отвернулась, сошла с веранды, вышла за пределы усадьбы и бесцельно стала спускаться с холма. Много раз с тех пор, как Леонсия простилась с Фрэнсисом, она спускалась таким путем, проходя по местам, которые были связаны для нее с воспоминаниями о любимом человеке. Вот здесь она увидела его впервые, когда он пристал к берегу в шлюпке с «Анжелики». Сюда она увлекла его, чтобы спасти от разгневанных родственников. Вот тут, угрожая ему пистолетом, она поцеловала его, заставила вернуться в шлюпку и отплыть. Это был его первый визит сюда.

Затем она стала перебирать мельчайшие подробности, связанные с его вторым посещением, – от той минуты, когда, выйдя из-за скалы после купания в лагуне, она увидела, что он пишет ей записку. Она вспомнила, как бросилась в заросли, как ее укусила в колено лабарри (которую она по ошибке приняла за ядовитую ехидну), как она столкнулась с Фрэнсисом и без чувств упала на песок. И раскрыв зонтик, Леонсия села на то самое место, где она сначала упала в обморок, а затем, придя в себя, увидела, что он собирается высосать кровь из ранки. Теперь она была уверена, что именно боль от разреза и заставила ее прийти в себя.

Леонсия глубоко погрузилась в воспоминания о том, как ударила Фрэнсиса по лицу, когда его губы прикоснулись к ее колену, как покраснела и закрыла лицо руками, как засмеялась, почувствовав, что ее нога онемела от слишком тугой повязки, как затем побледнела от гнева, когда он заявил, что никогда не убивал ее дядю, и как отвергла его предложение развязать узел. Предавшись сладким воспоминаниям о том, что произошло так недавно и, тем не менее, казалось таким далеким, ибо столько приключений, ужасов и нежных сцен заполняло этот небольшой промежуток времени, она не заметила, как на идущей вдоль побережья дороге показался наемный экипаж из Сан-Антонио. Не заметила она также и дамы, одетой в модный костюм, с первого взгляда говоривший о том, что она прибыла из Нью-Йорка. Дама отпустила экипаж и, увидев Леонсию, направилась к ней. Дама эта – не кто иная, как царица, жена Фрэнсиса, – раскрыла зонтик, чтобы защитить себя от тропического солнца.

Остановившись за спиной Леонсии, она, разумеется, не поняла, что девушка в эту минуту отрешается от всего дорогого ее сердцу. Царица увидела только, как Леонсия вынула из-за корсажа крошечную фотографию и устремила на нее пристальный взгляд. Глядя через ее плечо, царица узнала на любительском снимке Фрэнсиса, и безумная ревность снова овладела ею. В руке ее блеснул кинжал, который она вынула из-за корсажа платья. Но каким быстрым ни было это движение, Леонсия почувствовала его и откинула зонтик, чтобы взглянуть, кто за ней стоит. Слишком апатичная для того, чтобы удивиться даже такому неожиданному зрелищу, она приветствовала жену Фрэнсиса Моргана совершенно спокойно, как будто бы рассталась с ней час назад. Даже кинжал не возбудил в ней ни страха, ни любопытства. Возможно, если бы она проявила эти чувства, царица вонзила бы в нее кинжал. Теперь же она только воскликнула:

– Вы низкая женщина! Низкая, низкая женщина!

В ответ на это Леонсия только пожала плечами и ответила:

– Держите лучше свой зонтик так, чтобы он вас защищал от солнца.

Царица обошла ее и стала лицом к лицу со своей соперницей. Она пристально глядела на нее; гнев и ревность, бушевавшие в ней, были так сильны, что их было невозможно выразить словами.

– Почему? – После долгой паузы Леонсия заговорила первая. – Почему я низкая женщина?

– Потому что вы воровка, – вырвалось у царицы. – Потому что вы, имея мужа, крадете чужих. Потому что вы неверны своему мужу, по крайней мере в мыслях, так как до сих пор нечто большее было для вас невозможно.

– У меня нет мужа, – спокойно возразила Леонсия.

– Значит, вы неверны своему будущему мужу… Я думала, что вы повенчались на следующий день после нашего отъезда.

– У меня нет никакого будущего мужа, – все так же спокойно ответила Леонсия.

Все тело царицы напряглось, а лицо ее приняло такое выражение, что Леонсия мысленно сравнила ее с тигрицей.

– Генри Морган?! – воскликнула царица.

– Он мой брат.

– Это слово имеет широкое значение, Леонсия Солано. Я узнала это только теперь. В Нью-Йорке есть люди, которые поклоняются каким-то невероятным божествам и называют всех людей на свете братьями, а всех женщин сестрами.

– Его отец был моим отцом, – терпеливо объяснила Леонсия. – Его мать была моей матерью, мы родные брат и сестра.

– А Фрэнсис? – с внезапным интересом спросила царица, убежденная тоном Леонсии. – Ему вы также сестра?

Леонсия отрицательно покачала головой.

– Значит, вы любите Фрэнсиса! – вскричала царица, охваченная горьким разочарованием.

– Фрэнсис принадлежит вам, – сказала Леонсия.

– Нет, потому что вы похитили его у меня.

Леонсия медленно и печально покачала головой и бросила грустный взгляд на сверкающую под солнцем поверхность лагуны. После долгой паузы она сказала усталым голосом:

– Если хотите, верьте этому. Верьте всему, чему хотите.

– Я сразу угадала это! – воскликнула царица. – У вас есть странная власть над мужчинами. Я женщина и тоже красива. Побывав в большом свете, я убедилась, что мужчины любуются мной. Я знаю, что я желанна им. Даже жалкие мужчины в моей долине Погибших Душ скрывали под опущенными взорами любовь ко мне. Один осмелился на большее – и был брошен в поток. Однако вы, пользуясь своей властью, завладели моим Фрэнсисом настолько, что даже в моих объятиях он думает только о вас. Я знаю это. Знаю, что даже тогда он думает о вас!

Ее последние слова были криком обезумевшего от страсти, готового разорваться сердца. В следующую минуту, не удивив этим Леонсию только потому, что та в своей апатии уже ничему не удивлялась, царица выпустила из рук кинжал и опустилась на песок. Истерически рыдая, она закрыла лицо руками и вся отдалась своему горю. Леонсия почти машинально обняла ее и стала утешать. Прошло довольно много времени, прежде чем царица, наконец успокоившись, заговорила решительным голосом:

– Я оставила Фрэнсиса, когда убедилась, что он любит вас, – сказала она. – Я пронзила ножом ваше изображение, которое он держит в своей спальне, и вернулась сюда, чтобы проделать то же самое с вами. Но я была неправа. Это не ваша вина и не вина Фрэнсиса. Виновата одна я в том, что не сумела завоевать его любовь. Не вы, а я должна умереть. Но сначала я вернусь в мою долину и спасу свои сокровища. Фрэнсис сейчас в большой тревоге, потому что бог, храм которого называется Уолл-стрит, сильно разгневался на него. Он хочет отнять у Фрэнсиса его богатство, и необходимо добыть новое, чтобы спасти его от гибели. У меня это богатство есть. Нельзя терять время. Хотите ли вы помочь мне в этом – вы и ваши родственники? Это необходимо ради спасения Фрэнсиса.

Глава XXVII

В долину Погибших Душ прибыли одновременно двумя противоположными подземными путями две группы искателей сокровищ. Одним путем очень скоро вошли царица, Леонсия, Генри Морган и мужчины семьи Солано. Гораздо медленнее, несмотря на то что они выступили намного раньше, продвигались Торрес и начальник полиции. Первый же штурм горы, предпринятый ими, выявил главное препятствие. Чтобы взорвать ход в пещеры майя, потребовалось больше динамита, чем они взяли с собой первоначально, – скала оказалась чересчур крепкой. Потом, когда им удалось наконец проникнуть внутрь, выяснилось, что они пробили отверстие выше пола пещеры, и пришлось повторить взрыв, чтобы дать сток воде. Добравшись ценою тяжких усилий до зала мумий, охотники за сокровищами вынуждены были снова произвести взрыв, чтобы проникнуть в самое сердце горы. Но прежде чем двинуться дальше, Торрес похитил рубиновые глаза Чии и изумрудные глаза Хцатцля.

Между тем царица и ее спутники почти без задержки пришли в долину через гору, ограждавшую ее с противоположной стороны. Они не стали повторять весь путь, который пришлось проделать прежде. Царица благодаря Зеркалу Мира знала каждый дюйм дороги. Там, где им преградила путь подземная река, слившаяся с Гуалакой, перетащить лодки оказалось невозможным. Но после настойчивых поисков, которыми руководила царица, они нашли на крутом склоне утеса вход в пещеру, закрытый зарослями кустарника. Вход был так хорошо замаскирован, что путешественники обнаружили пещеру только потому, что знали о ее существовании. Напрягая все силы, они при помощи канатов втащили свои лодки на скалу, пронесли их на плечах по извивающемуся проходу и спустили на поверхность подземной реки в том месте, где она широко разлилась и медленно катила свои воды между пологих берегов. Плыть против слабого течения было легко. В других местах, где течение ускорялось, им приходилось тащить лодки на бечеве по берегу. А там, где река словно ныряла под крепкие каменные ребра горы, царица указывала им прорубленные в скалах древние проходы, через которые они проносили свои легкие лодки.

– Здесь мы оставим лодки, – приказала наконец царица, и мужчины начали старательно ошвартовывать свои лодки при мигающем свете факелов. – Последний переход будет совсем коротким. Он приведет нас к небольшому отверстию в скале, защищенному ползучим диким виноградом и папоротником. Оттуда мы увидим то место, где раньше стоял мой дом над водоворотом. Затем мы на веревках спустимся со скалы – это невысоко, всего футов пятьдесят.

Генри с электрическим фонариком шел первым, царица рядом с ним, а старый Энрико и Леонсия замыкали шествие, следя за тем, чтобы какой-нибудь малодушный пеон или индеец-лодочник не убежали назад. Но когда они дошли до конца прохода, там не оказалось никакого отверстия. Выход был загроможден снизу доверху обломками обрушившихся скал, размеры которых колебались от обычных булыжников до огромных глыб величиною с небольшой туземный домик.

– Кто мог это сделать?! – гневно воскликнула царица.

Но Генри после беглого осмотра успокоил ее.

– Это просто оползень, – сказал он. – Наружная складка на поверхности горы сползла вниз. Мы быстро исправим это с помощью динамита. Хорошо, что захватили его с собой.

Однако это оказалось не простым делом и заняло достаточно много времени. Мужчины трудились весь остаток дня и целую ночь. Генри побоялся применять слишком большие порции динамита, чтобы не вызвать новых обвалов. Они осторожно разрушали огромные глыбы и по частям оттаскивали их назад, в проход. В восемь часов утра следующего дня последний взрыв открыл им первый проблеск дневного света. После этого они стали работать еще осторожнее, боясь вызвать новый оползень. Однако, несмотря на все предосторожности, в последний момент огромная глыба в десять тонн весом обрушилась сверху и загородила выход, нарушив все их планы. Сквозь щели, образовавшиеся по обеим сторонам прохода, можно было лишь с трудом просунуть руки. Там, по ту сторону щели, ощущался уже палящий зной солнечных лучей. Рычаги, которые они тут же и пустили в ход, только слегка поколебали глыбу, и Генри решил произвести последний взрыв, чтобы удалить камни из прохода и сбросить каменную глыбу вниз в долину.

– Без сомнения, они уже знают, что кто-то идет к ним в гости, – засмеялся он, готовясь зажечь фитиль. – Уж очень основательно мы стучимся в двери последние пятнадцать часов.

Население долины Погибших Душ, собравшееся у алтаря бога Солнца перед Большим Домом, действительно догадывалось о близости непрошеных посетителей и в тревоге ожидало их появления. Последнее посещение чужеземцев принесло им немало бедствий. Дом над озером был сожжен, и царица их погибла. Поэтому теперь они горячо молились богу Солнца, чтобы он оградил их от нашествия. Убежденные проповедью жреца, они твердо решили, что на этот раз без промедления и разговоров убьют первого, кто спустится к ним в долину.

– Пусть это будет даже сам Де-Васко! – воскликнул жрец.

– Даже сам Де-Васко! – вторили ему Погибшие Души.

Все их мужчины были вооружены копьями, палицами, луками и стрелами. В ожидании гостей Погибшие Души истово возносили молитвы перед алтарем. Каждые несколько минут с озера прибегали гонцы, передавая все ту же весть: гром по-прежнему потрясает гору, но никто пока не показывается оттуда.

Десятилетняя девочка, служанка при Большом Доме, которая развлекала Леонсию, первая заметила пришельцев. Это случилось в тот момент, когда все внимание племени было устремлено на громыхавшую гору у озера. Никто не ждал посетителей из горы, преграждавшей вход в долину с противоположной стороны.

– Де-Васко! – воскликнула девочка. – Де-Васко!

Все взглянули в указанном ею направлении и увидели в пятидесяти шагах от себя Торреса, начальника полиции и весь их отряд. На голове Торреса и в этот раз был шлем, который он снял с головы своего предка в зале мумий. Непрошеных гостей встретил горячий привет в виде целого потока стрел, и двое всадников тотчас же растянулись на земле. Вслед за тем Погибшие Души, мужчины и женщины, дружно кинулись в атаку, на которую пришельцы ответили ружейной стрельбой. Это нападение было так неожиданно и так стремительно, а расстояние, которое их разделяло, так мало, что, хотя многие нападавшие упали под пулями, все же большинство их добежало до противника и между сражающимися завязался жаркий рукопашный бой. В таких условиях огнестрельное оружие утратило все свои преимущества, и копья нападающих пронзили немало вражеских тел, а их дубинки дробили черепа.

Однако в конце концов Погибшие Души оказались отброшенными назад, главным образом благодаря револьверам, которыми можно пользоваться при любых обстоятельствах. Уцелевшие обратились в бегство, но и от отряда пришельцев осталось не более половины. Женщины племени самым жестоким образом добивали раненых. Начальник полиции рычал от боли и ярости, стараясь вырвать стрелу, застрявшую в его руке. Но все его усилия были напрасны, и Висенто пришлось вырезать зазубренное острие, отхватив немалую часть тела.

Торрес остался невредим, если не считать удара палицей, от которого у него сильно ныло плечо. Он пришел в восторг, увидев, что старый жрец умирает, лежа на земле и положив голову на колени маленькой девочки.

Поскольку в их отряде не было раненых, нуждавшихся в немедленной и серьезной хирургической помощи, Торрес и начальник полиции тотчас же повели своих людей к озеру, обошли его, следуя все время вдоль берега, и достигли развалин жилища царицы. Одни только обгоревшие сваи, выступая из воды, указывали на то место, где стоял раньше дом. При виде этого зрелища Торрес растерялся, а начальник полиции пришел в ярость.

– Вот здесь, в этом самом доме, стоял сундук с сокровищами, – пробормотал Торрес.

– Во сне вы его что ли видели? – прорычал начальник полиции. – Сеньор Торрес, я всегда подозревал, что вы дурак!

– Как же я мог знать, что этот дом сожгут?

– Вы должны были знать, вы, который хвастается, что знаете все! – завопил в ответ начальник полиции. – Но меня вам не удастся одурачить, я давно уже слежу за вами и заметил, как вы выкрали изумруды и рубины из глаз богов майя. Вам придется поделиться со мной, и немедленно.

– Подождите, подождите, чуточку терпения! – умолял Торрес. – Давайте сначала обыщем это место. Я, конечно, поделюсь с вами этими четырьмя камнями, но подумайте только, какой это пустяк по сравнению с полным сундуком. Дом был очень непрочный и легкий. Возможно, сундук упал в воду, когда обрушилась крыша. А вода не может повредить драгоценным камням.

Начальник полиции приказал своим людям спуститься к озеру и обследовать дно, и они стали плавать и нырять в мелкой воде, тщательно избегая водоворотов. Молчаливый Аугустино обнаружил что-то почти у самого берега.

– Я стою на чем-то, – объявил он, стоя по колено в воде.

Торрес нырнул и нащупал под водой какой-то предмет.

– Это сундук, я уверен, – объявил он. – Ну-ка, все сюда! Тащите на берег, чтобы мы могли открыть сундук и рассмотреть, что там находится.

Но когда это было исполнено, начальник полиции остановил Торреса, нагнувшегося было, чтобы поднять крышку.

– Вернитесь в воду, – приказал он своим людям, – там должно быть еще множество таких сундуков. Вся экспедиция будет напрасной, если мы их не найдем. Один сундук не покроет наших расходов.

Дождавшись, пока все разбрелись на мелководье, Торрес поднял крышку. При виде содержимого сундука начальник полиции лишился дара речи. Он тупо смотрел на сверкающие камни, бормоча бессвязные слова.

– Ну что, верите вы наконец? – спросил Торрес. – Ведь это бесценный клад! Мы с вами теперь самые богатые люди во всей Панаме, в Южной Америке, в целом мире! Это сокровища майя. Мы слышали о них с раннего детства. О них мечтали наши отцы и деды. Конквистадорам не удалось их найти. А теперь они наши, наши!

И пока они стояли, словно в столбняке, уставившись на сокровища, люди поодиночке вылезли из воды и образовали за их спинами молчаливый полукруг, в свою очередь не сводя глаз со сверкающих камней. Ни начальник полиции, ни Торрес не почувствовали, что за их спинами стоят люди, точно так же, как и те не слышали, как Погибшие Души осторожно к ним подползали сзади. И когда враги обрушились на пришельцев, взоры тех все еще были прикованы к сокровищам.

Стрела, выпущенная из лука на расстоянии десяти шагов, всегда несет смерть, особенно если у стрелка достаточно времени, чтобы как следует прицелиться. Две трети искателей сокровищ упали одновременно, пронзенные стрелами Погибших Душ. В тело Висенто, который оказался за спиной Торреса, вонзилось сразу по меньшей мере два копья и пять стрел. Горсточка уцелевших едва успела схватиться за ружья и обернуться лицом к врагу, как нападавшие обрушились на них с палицами. Рафаэлю и Игнасио, двум жандармам, которые участвовали в юкатанском приключении, почти мгновенно проломили головы. А женщины племени, как и раньше, взяли на себя заботу о том, чтобы раненые не слишком долго оставались в живых.

Смерть Торреса и начальника полиции была вопросом всего лишь нескольких минут, но оглушительный грохот, донесшийся вдруг из недр горы, которая возвышалась над озером, и обвал огромного камня сразу изменили положение. Нападавшие в панике бросились под прикрытие кустов. На месте остались только начальник полиции и Торрес. Они взглянули на верхушку утеса, где из отверстия, только что взорванного отрядом царицы, клубами валил дым, и, к своему ужасу, увидели выходивших оттуда Генри Моргана и царицу.

– Вы цельтесь в нее, – проворчал начальник полиции, – а я уложу гринго Моргана. Поскольку это, видимо, последний акт того, что принято называть жизнью, не стоит слишком его затягивать.

Оба подняли ружья и выстрелили. Торрес, который никогда не отличался меткостью, попал прямо в грудь царицы. Но начальник полиции, прекрасный стрелок, много раз получавший призы за меткую стрельбу, на этот раз промахнулся. В следующую минуту пуля из ружья Генри попала ему в кисть, прошла через руку и вышла у локтя. И когда ружье со стуком упало на землю, начальник полиции понял, что уже никогда его правая рука с раздробленной от кисти до локтя костью не сможет держать оружие.

Однако Генри на этот раз оказался не слишком метким стрелком. После двадцати четырех часов, проведенных в темной пещере, глаза его не сразу привыкли к ослепительному блеску солнца. Первый выстрел был удачен, но последующие пули, хотя и пролетали очень близко от начальника полиции и Торреса, но все же не задевали их, и те бросились бежать к кустам со всей быстротой, на какую были способны.

Десять минут спустя Торрес увидел, что женщина из племени Погибших Душ выскочила из-за дерева и размозжила огромным камнем голову раненого начальника полиции, который шел впереди. Торрес застрелил ее, затем с ужасом перекрестился и, споткнувшись о труп начальника полиции, побежал дальше. Издали доносились громкие крики преследовавших его Генри и братьев Солано, и Торресу вспомнилось его видение в Зеркале Мира. Не суждено ли ему в самом деле погибнуть таким образом? Однако увиденное тогда место нисколько не напоминало окружавшие его в этот момент заросли деревьев, папоротника и кустарника. Он не помнил, чтобы там вообще была какая-нибудь растительность – одни только голые скалы, палящее солнце и кости животных. В душе испанца снова воскресла надежда. Быть может, конец его еще не так близок. Во всяком случае, не сегодня. Кто знает? Возможно, его отделяют от смерти еще добрых двадцать лет!

Выбравшись из джунглей, он наткнулся на каменистую поверхность, которая по виду напоминала давно застывшую лаву. Тут, по крайней мере, не останется следов! И Торрес, осторожно перебравшись через это место, снова углубился в заросли, веря в то, что его счастливая звезда и на этот раз поможет ему выпутаться из беды. Он решил отыскать укромное местечко, где можно было бы спрятаться до ночи; когда же стемнеет, он снова проберется к озеру и водовороту. Таким образом никто и ничто не смогут ему помешать. Останется только прыгнуть в воду. Путешествие по подземной реке не внушало ему ужаса, ибо он уже проделал его однажды. И в его воображении снова встала приятная картина: река Гуалака, сверкающая под открытым небом, несет свои воды в море. К тому же разве при нем не было этих двух огромных изумрудов и рубинов, которые служили глазами Чии и Хцатцлю. Ведь это настоящее богатство! Ничего, что ему не удалось стать богатейшим человеком в мире. Достаточно с него и этого. Теперь Торрес мечтал лишь о том, чтобы спустившаяся тьма дала ему возможность в последний раз углубиться в сердце горы и, проникнув сквозь нее, добраться до реки Гуалаки.

Но как раз в тот момент, когда Торрес так ярко представлял себе всю картину бегства, он оступился и почувствовал, что падает. Однако это не был прыжок в бурлящие воды. Он летел головой вниз вдоль отвесного склона скалы. Стена эта была настолько скользкой, то Торрес неудержимо продолжал катиться вниз, несмотря на отчаянные попытки удержаться. С величайшим трудом ему удалось повернуться лицом к поверхности. В отчаянии он стал цепляться за камни руками и ногами, но все усилия были напрасны: замедлив падение, они не могли его остановить.