Текст книги "Мифы и легенды Святой земли"

IV
Баб аль-Асбат

Целых четыре цикла исторических рассказов посвящены одним-единственным сохранившимся до наших дней воротам, расположенным у восточной стены Иерусалима (остальные были замурованы). Каждый из циклов наделяет этот памятник особым названием: в мусульманском фольклоре он зовется «Баб аль-Асбат», что значит «врата детей Иерусалима», и обычно его именуют сокращенно «Биркет-Израиль» – громадный бассейн, расположенный вдоль северной части территории храма. Ученые мусульмане говорят, будто это один из трех водоемов, которые соорудил Иезекия, царь Иудеи. Местные христиане называют эти ворота «Наша Дева Мария», так как считается, что именно здесь Пресвятая Дева появилась на свет. Кроме того, именно отсюда начинается путь, ведущий к Ее предполагаемой гробнице, что находится в огромной подземной церкви периода Крестовых походов, расположенной на другой стороне долины. Европейцы на протяжении нескольких веков называли эти ворота именем святого Стефана, потому что легенда гласит, что в XIV веке святой Стефан был забит камнями, лежащими у края дороги неподалеку от вышеупомянутой церкви. Во времена Крестовых походов на том месте, где ныне находятся Баб аль-Асбат, возвышались другие ворота, носившие имя «врата Иосафата», которым они были обязаны названию раскинувшейся позади них долины. А среди современных немецкоговорящих евреев эти ворота известны как «дас Лёвентор»[104]104
  От нем. der Lowe – «лев» и die Tiir – «дверь». (Примеч. пер.)


[Закрыть] – в честь пары грубо высеченных каменных львов, встроенных в городскую стену по обеим сторонам от входа.

Известно, что редко удается отыскать «две одинаковые вещи на небесах и на земле» в орнаменте мусульманских построек, и все же время от времени исключения встречаются (как, например, в случае с одним весьма примечательным мостом XIII века в Лидде).

Однажды султан Селим[105]105
  Султан Селим захватил Палестину в 1517 г. Именно он задумал масштабную реконструкцию городских стен Иерусалима, которая была осуществлена его сыном и последователем по имени Сулейман Прекрасный. На стершейся ныне надписи, вырезанной в стене, он фигурирует как «повелитель арабов, персов и римлян» (т. е. византийцев).


[Закрыть] увидел во сне, будто его растерзали на части четыре льва.

Проснувшись в холодном поту, он немедленно приказал созвать всех мудрецов, чтобы те пояснили значение его сна. Но те не сумели разгадать его смысл. Тогда султан отправился к одному шейху, жившему неподалеку. Выслушав своего гостя, старец спросил султана, о чем тот думал перед отходом ко сну в ту ночь.

– Я раздумывал, как бы получше наказать жителей Иерусалима за то, что они не платят налоги и отказываются подчиниться моей воле, – ответил правитель.

– Ах вот как, – отозвался шейх, – знай же: Аллах послал тебе этот сон, чтобы уберечь твою светлость от страшного греха. Иерусалим – это святилище, город святых и пророков. Мудрецы говорят, что он был основан ангелом Божиим Азрафилем и построен при помощи других ангелов, которые затем дважды совершали паломничество в аль-Кудс еще за две тысячи лет до сотворения нашего праотца Адама, погребенного тут же. Авраам, друг Божий, пророк Давид и многие другие пророки и святые жили в Иерусалиме и были похоронены на его благословенной земле. Вот почему сам Аллах любит это место и пошлет суровую кару любому, кто посягнет на его благоденствие. Советую тебе, о повелитель, сделать что-нибудь на благо Иерусалима.

Пораженный этим откровением, султан немедленно отправился в паломничество в Иерусалим, во время которого приказал отреставрировать святыню и перестроить городскую стену.

Работы по строительству городской стены велись под руководством двух братьев-архитекторов. У каждого из них в подчинении была своя бригада рабочих и свой строительный объект. Сначала возвели ворота Баб аль-Асбат, а затем одна бригада продолжала строительство, продвигаясь в северном направлении, а другая – в южном. Семь лет прошло[106]106
  Утверждение о том, что на строительные работы ушло семь лет, – своеобразный ориентализм. Письменные источники свидетельствуют, что возведение городской стены началось с северной стороны в 1536 г. и окончилось у южной стороны в 1539 г.


[Закрыть], прежде чем работа была окончена. По истечении этого срока две команды снова встретились, но на этот раз у ворот Баб аль-Халиль.

Архитектор, который руководил возведением южной стены, был обезглавлен по приказу султана за то, что оставил Конакулум и прилегающие к нему постройки за пределами нового крепостного вала и таким образом лишил их защиты. В память о великой работе у ворот Баб аль-Асбат были установлены два каменных льва.

Легенда, которую я хочу рассказать, – лишь одна из многих, посвященных северным воротам Иерусалима. Внутри городской стены, в нескольких ярдах от входа, между воротами Баб аль-Асбат и исторической церковью и аббатством Святой Анны, до лета 1906 года находилась одна замечательная старинная сарацинская баня, которую в 1906 году разрушили, чтобы построить на ее месте новое здание. С ней связана следующая легенда.

Когда Белкис, царица Савская, посещала Иерусалим, царь Соломон, очарованный ее красотой, пожелал жениться на ней. Но одна злая женщина сказала ему, что царица не человек, а джинн, с ногами и копытами как у осла. Соломон приказал завистнице[107]107
  Некоторые знающие люди утверждают, будто в образе завистливой женщины к Соломону явился джинн, который опасался, как бы царица, чья мать также была женщиной-джинном, не обратилась из язычницы в мусульманку.


[Закрыть] прикусить язык, однако мысль о том, что Белкис и в самом деле может быть джинном, так глубоко засела у него в голове, что царь решил во что бы то ни стало лично убедиться, что это пустой наговор.

Он приказал джиннам выстроить просторное помещение, пол которого был вырезан из цельного куска прозрачного кристалла, через который можно было видеть протекавший под ним ручей и резвившиеся в нем стайки рыб. С одной стороны он приказал установить трон для себя, а рядом с ним – трон Белкис, сделанный из драгоценных металлов и инкрустированный самыми дорогими камнями. Царица очень дорожила своим троном, считая его одним из главных своих богатств. Поэтому, покидая свою страну, она спрятала его за семью печатями в самой отдаленной комнате своего замка и поставила у ворот охрану, которая денно и нощно следила, чтобы ни одна душа не приблизилась к заветной комнате. Однако все эти меры предосторожности были напрасны: однажды, желая продемонстрировать могущество имени Всевышнего, Соломон произнес это имя, и трон в мгновение ока оказался в Иерусалиме.[108]108
  Сделал он это конечно же еще до того, как Белкис перестала быть язычницей. Хитрить с верующей женщиной – большой грех.


[Закрыть]

Когда все было готово, Соломон позвал царицу полюбоваться на только что выстроенное здание. Войдя внутрь, Белкис была поражена увиденным: царь восседал на троне, подобно Аллаху, посреди водной глади. Добираться до своего трона царице пришлось вброд, поэтому она подняла юбку, оголив свои ноги до самых колен. Как позже выяснилось, в этом заключалась ее непростительная ошибка, однако Соломон добился своей цели. В те времена люди не знали ни чулок, ни сандалий, и царь увидел собственными глазами, что ноги Белкис были ногами самой обычной женщины, хотя и густо поросшими волосами, словно ноги молодой ослицы. Обратив царицу в истинную религию, Соломон собрал совет мудрецов и спросил у них, как следует бороться с чрезмерным ростом волос.

– Прикажи ей сбрить их! – раздался совет из толпы.

– Ни за что! – гневно вскричал Соломон. – Даже если она отрежет себе ногу, волосы будут расти еще быстрее.

Соломон еще долго пытал мудрецов. Он даже призывал на подмогу джиннов, но ни те ни другие не смогли дать ему дельный совет. Наконец, доведенный до отчаяния, царь решил обратиться за помощью к дьяволам. Те посоветовали ему выстроить для царицы вышеупомянутую баню, а также научили, как делать депиляцию, после которой ее руки и ноги становились белыми, нежными и приятными на ощупь, словно вылитые из чистого серебра. «С тех самых пор, – пишет один известный арабский ученый и правдивый историк[109]109
  Мехреддин. Uns El Jelil. Том i. С. 125.


[Закрыть], – люди стали ходить в баню и научились искусству депиляции, а баня, о которой шла речь, – та самая, что расположена у ворот Баб аль-Асбат, неподалеку от Мадрассет ас-Салания[110]110
  Теперь на этом месте находится церковь Святой Анны.


[Закрыть], первая баня, которая когда-либо была построена».

V
Детективные истории

В первой четверти XVIII века до известного ученого раввина, писателя Колонимоса, дошли слухи, что в Иерусалиме есть небольшая еврейская община, которую подвергают сильным притеснениям.

В одну из суббот, когда раввин молился у Стены Плача в Иерусалиме, к нему, задыхаясь от бега и ужаса, подбежал шамаш – псаломщик из синагоги, чтобы сообщить, что весь город охвачен паникой и что мусульмане грозятся уничтожить евреев, потому что в еврейском квартале был найден убитым мусульманский мальчик. Не успел он договорить, как подоспела группа мусульман, которые набросились на раввина и, избивая, потащили его во дворец султана. При виде его паша указал жестом на тело убитого мальчика, которое уже успели доставить туда же, и пригрозил, что, если он не найдет настоящего убийцу, всех евреев ждет жестокая расправа.

На это раввин ответил, что сможет определить убийцу, но для этого ему нужна ручка, бумага и чаша с водой. Получив требуемое, раввин начертил на бумаге тетраграмматон – непроизносимое имя Всевышнего – и несколько фраз из Писания и каббалистических книг. Затем он прополоскал бумагу в воде, сопровождая свои действия магическими заклинаниями, и покрыл намокшим листком губы и лоб умершего, после чего убитый мальчик привстал, некоторое время сидя смотрел немигающим взглядом на раввина, потом неожиданно вскочил на ноги, схватил одного из присутствующих за горло и закричал: «Этот человек, и никто иной, пролил мою кровь». Затем он снова упал на пол и превратился в безжизненный труп. Выявленный таким способом убийца, который оказался мусульманином, признал свою вину и понес заслуженное наказание.

Раввина немедленно отпустили, однако тот, помня о том, что своими магическими действиями и письменами не только осквернил субботу, но и совершил страшный грех, пусть и ради спасения своих собратьев, до конца своих дней наложил на себя епитимью. Но и этого ему показалось недостаточно. Уже находясь на смертном одре, он распорядился, чтобы после смерти друзья не хоронили его с почестями, а принесли его тело на крутой склон холма, с которого открывается вид на Кедрон, того, что расположен прямо напротив могилы пророка Захарии, и сбросили оттуда вниз, подобно тому как оттуда сбрасывают тела мертвых лошадей и ослов. Где оно остановится, там пусть его и погребут, однако не возводят на этом месте памятника, и пусть еще на протяжении ста лет каждый иудей, проходящий мимо, сочтет своим долгом бросить на его могилу камень, как это делают с могилами преступников*.

Воля Колонимоса была исполнена во всем, что касалось действий до погребения, однако после него друзья раввина не смогли оставить это место без памятника и положили сверху огромный камень. Однако, придя на следующее утро, они обнаружили, что камень треснул, и так происходило каждый раз, когда на могилу помещали новый камень. Тогда друзья поняли, что Колонимос не подчинится. Так и повелось, как того желал упорный раввин, что каждый иудей, проходивший мимо, бросал на его могилу камень и читал над ней молитву**.

Несколько лет назад одному моему знакомому случилось гостить в доме у одного влиятельного раввина в Иерусалиме, когда к тому пришел за помощью и советом мусульманин, славившийся хорошей репутацией. Он рассказал, что около часа назад к нему на работу, когда он был там один, зашел на несколько минут еврей, чье имя он назвал. Некоторое время спустя он обнаружил, что пропало ценное кольцо, до прихода еврея лежавшее перед ним на столе. Задав мусульманину несколько каверзных вопросов, раввин понял, что тот говорит правду, и приказал ему подождать, пока он позовет подлеца. Вскоре явился упомянутый еврей, который понятия не имел, зачем его звали. Не успел он и рта раскрыть, чтобы произнести слова приветствия, как раввин обратился к нему на иврите голосом, выражавшим страстную мольбу: «Умоляю тебя, ради всего святого, скажи, что ты ничего не знаешь о краже кольца, в которой тебя обвиняет этот язычник!» – «Это именно то, – пролепетал негодяй, совершенно сбитый с толку, – что я и собирался сделать». – «Очень хорошо, – строго сказал раввин, – раз ты фактически признался в присутствии всех этих свидетелей, что кольцо у тебя, немедленно отдай его законному владельцу и благодари небо за то, что я не предприму ничего, чтобы тебя наказать». Вор тут же вернул кольцо и был отпущен.

Во время египетской оккупации Палестины между 1831 и 1840 годами, Ибрагиму-паше, правителю страны, случилось быть в Яффе, где к нему пришел один ювелир, чтобы пожаловаться, что среди ночи к нему в лавку проникли взломщики, и грубым тоном потребовал справедливости.

– Пока мы были под покровительством султана, – сказал он, – у меня не пропало ни грамма золота. Зато теперь, когда властвуете вы, египтяне, так много рассуждающие о порядочном правительстве, я в первый же месяц лишаюсь половины своего состояния. Позор теперь и горе мне; думаю, чтобы сохранить свою честь, ты сам должен заплатить мне компенсацию.

– Что ж, я возьму на себя такую ответственность, – согласился Ибрагим, которого немало потешили слова ювелира, и послал глашатая, чтобы пригласил всех любителей посмотреть что-нибудь необычное собраться в назначенный час следующего дня у лавки ювелира.

В условленное время в указанном месте столпилось столько народу, что яблоку негде было упасть. Вскоре явился Ибрагим в сопровождении стражников и народного палача. Сначала он обратился к народу с речью о такой благодетели, как доверие, говоря, что египетское правительство всеми силами пытается блюсти закон и немилосердно карать малейшее беззаконие, пусть даже совершенное бесчувственным или неодушевленным объектом. Затем, обернувшись к двери лавки ювелира, торжественно произнес: «Даже эта дверь должна быть наказана за то, что не сумела исполнить свою обязанность, которая состоит в том, чтобы защищать эту лавку от воров. Если только она не скажет мне, кто тот человек, что проник в эту лавку позапрошлой ночью и унес ее содержимое». Не получив от двери никакого ответа, паша приказал палачу отсыпать ей сто ударов с помощью курбая.[111]111
  Курбай – плеть из кожи гиппопотама.


[Закрыть]

Ибрагим снова призвал дверь к ответу, когда наказание было исполнено, сказав, что если она боится произнести вслух имя преступника, то она может прошептать его ему на ухо. Он приложил ухо к двери, словно внимательно слушая, затем резко отпрыгнул и громко расхохотался: «Эта дверь несет полную чепуху. Палач, еще сто ударов!»

После второй партии побоев паша снова сделал вид, будто слушает, что говорит ему дверь. Люди в толпе уже начали перешептываться и в недоумении пожимать плечами, решив, что их повелитель сошел с ума.

– Опять двадцать пять, – тем временем в отчаянии завопил паша. – Эта тупица продолжает твердить, что вор находится в этой толпе среди честных людей и что у него на феске осталось немного пыли и паутины из магазина.

Тут все увидели, как один человек судорожно отряхивает свою феску, и паша тут же приказал его арестовать. Оказалось, что это и в самом деле был вор, который понес заслуженное наказание.

А вот еще одна похожая история об Ибрагиме-паше. Говорят, что, находясь в Иерусалиме, он объявил, что все крестьяне страны могут безбоязненно свозить свою продукцию в город, заверив людей, что любой солдат, который обидит их или попытается бесплатно взять у них еду, будет сурово наказан.

Однажды к нему пришла крестьянка из Силоама. В руках у нее была корзина с кувшинами, полными лябана.[112]112
  Лябан – кисломолочный продукт.


[Закрыть]

Женщина пожаловалась, что один из солдат схватил один из кувшинов и выпил его содержимое, не сказав даже «С вашего позволения». Ибрагим поинтересовался, как давно это произошло, и осведомился, сможет ли женщина узнать негодяя в лицо. Крестьянка ответила, что случилось это буквально минуту назад и что она с легкостью узнает своего обидчика среди тысячи мужчин.

– Хорошо, посмотрим, – сказал Ибрагим и распорядился, чтобы послали за трубачом.

Спустя совсем немного времени все солдаты, бывшие в городе, собрались перед дворцом на парад. Паша провел женщину по рядам, попросив, чтобы она указала пальцем на виновника. Крестьянка указала на одного из мужчин и остановилась напротив него. Ибрагим спросил, точно ли она уверена, что это и есть ее обидчик. Женщина поклялась именем Аллаха, что она не может ошибаться. Три раза Ибрагим задал тот же вопрос, и три раза ответ был положительным. Затем паша вытащил из ножен свой меч и резким ударом распорол солдату живот, откуда полился не успевший еще перевариться кефир. «Тебе повезло, что ты была права, – заметил он онемевшей женщине, – иначе твоя участь была бы намного плачевнее, чем доля этого солдата».

VI
Отрывки ненаписанной истории

Примерно в четверти мили от источника Бир-Аюб неподалеку от Иерусалима, если двигаться вниз по долине в сухую погоду, с правой стороны от себя вы можете заметить небольшое углубление, которое с первого взгляда можно принять за шахту. Однако во время дождя вода в этом месте поднимается на значительную высоту. Это место носит название Айн-аль-Лози, или Миндалевый фонтан. Много лет назад сэр Чарльз Уоррен слышал от одного крестьянина, что, по преданию, от этого места начинается подземный ход, ведущий к вырезанному в скале лестничному спуску, нижние ступени которого изготовлены из драгоценного металла. В свое время лестница и туннель были закрыты по указу египетского правительства, потому что частенько в нем прятались египетские солдаты, которые подкарауливали женщин, спускавшихся в долину, чтобы набрать воды.

Вверх по холму от местечка Айн-аль-Лози вьется тропинка, ведущая к развалинам деревушки Бейт-Сагур, жители которой вынуждены были обратиться в бегство однажды ночью, спасаясь от воинской повинности. Случилось это около восьмидесяти лет назад. С тех пор их потомки вели кочевой образ жизни в пустынях, раскинувшихся на правом берегу Мертвого моря.

По другую сторону долины и на ее северном склоне находятся развалины древнего монастыря. Скорее всего, сохранившиеся руины некогда были колодцем, однако местные крестьяне называют их китайской церковью.

Совсем рядом с ними несколько лет назад были найдены следы исчезнувших ныне деревни и бань. С древними обитателями этой деревни и загадочного монастыря, которые фигурируют под общим названием ас-Санавини, связано несколько любопытных историй. Говорят, они были настолько глупыми, что Аллаху пришлось их уничтожить. Они не умели правильно готовить еду и свешивали котел из дыры, проделанной в крыше упомянутого выше колодца примерно в двадцати футах над огнем. Сколько бы ни горел огонь, еда оставалась сырой. Религия этого народа предписывала людям поклоняться небесным телам, о которых они знали настолько мало, что как-то ночью, когда луна вовремя не взошла на небо, они решили, будто ее украли жители соседней деревни Абу-Дис, и отправились в эту деревню, вооруженные до зубов.

Поднявшись на вершину холма, отделявшего их деревню от соседней, ас-Санавини увидели всходившую луну. Тогда они начали весело кричать и танцевать, приговаривая: «Эти мошенники услышали, что мы уже близко, и решили вернуть нам луну».

Эти люди не шли за советом к другим людям, оказавшись в затруднительном положении или сомневаясь, в каком направлении им следует действовать, а наблюдали за поведением животных, пытаясь найти в нем какой-нибудь намек на решение мучившей их проблемы. «Все, кроме нас самих, – говорили они, – одержимы колдовскими чарами, и потому глупы. Какой смысл искать у них совета? А вот птицы и звери, наоборот, невинны и мудры, поэтому у них и следует учиться». И вот как-то раз случилось так, что им нужно было внести в помещение, где они собирались делать масло, длинное бревно. Сколько они ни старались, бревно никак не проходило в дверной проем, потому что расположили они его не вдоль, а поперек. Немало озадаченные сей проблемой, ас-Санавини разослали двенадцать гонцов во все концы, чтобы те подсмотрели, как в подобных случаях поступают животные. Через семь дней посланники возвратились, но лишь один нашел решение проблемы. Он увидел, как строивший гнездо воробей затаскивал в отверстие прутик, держа его за один конец. В качестве награды находчивого посланника сделали местным шейхом.

Всевышний из-за того, что жители этой деревни не пользовались своим разумом, которым Аллах наделил всех детей Адама и благодаря которому они превосходят все другие создания, живущие на земле, повелел, чтобы все они умерли бездетными, за исключением единственного семейства, к которому, вероятно, принадлежал вышеупомянутый шейх, чьи потомки до сих пор живут в Бетани. Но даже на это семейство было наложено проклятие: ни один из его членов не может иметь больше одного ребенка.

На скале, что возвышается над железной дорогой, идущей по северной стороне дикой долины Исмаин, к югу от Артуфа, есть огромная пещера, которая носит явные следы того, что некогда она служила жилищем аскетов. Несколько лет назад ее называли пещерой Самсона, потому что именно здесь, по преданию, великий член колена Данова обрел убежище после победы над лисами. Дальше к востоку расположено еще несколько пещер, размером поменьше, которые тоже служили кельями. Ныне они носят название «Алали аль-Бенат», или «Верхние женские покои».

Крестьяне из соседней деревни Акур говорят, что во времена язычников[113]113
  Обычно именно так мусульманские крестьяне называют тот период истории, когда Палестина находилась под властью христиан.


[Закрыть] в этих пещерах, добраться до которых можно было лишь с помощью лестницы или веревки, жило много прекрасных девушек, которые дали обет безбрачия и, дабы избежать соблазна, укрылись в этих отдаленных местах.

Необходимые для жизни вещи им каждый день спускали на веревке с вершины скалы. Говорили, что они вели крайне аскетический образ жизни. Однако через несколько лет жители окрестных деревень заметили, как из одной пещеры в другую перебегали дети. Оказалось, «монахини» подняли к себе на веревку одного симпатичного охотника, которого они выследили из своего «орлиного гнезда». Рассказывают, что после этого случая девушек заморили голодом за их лицемерие.

Высоко на южной стороне знаменитой долины Хинном (Вади-эр-Рабаби), там, где она переходит в долину Кедрон, стоит греческий монастырь Святого Онуфрия, воздвигнутый не так давно вокруг вырезанных из горной породы гробниц, полных человеческих останков*.

Среди крестьян Силоама в ходу одно весьма занимательное поверье, будто человеческие останки, покоящиеся в этих гробницах, принадлежали отшельникам-христианам, погибшим во время гонений, устроенных сумасшедшим Фатимидом халифом аль-Хакимом би-Амриллахом, которого друзы по сей день почитают как бога и который на пятнадцатый год своего правления (1010 год) повелел своему секретарю-христианину по имени Ибн Катерин написать правителю Иерусалима смертный приговор следующего содержания: «Имам повелевает разрушить Храм Воскресения, так чтобы его купол сровнялся с землей, а его длина стала его шириной». Приказ был в точности исполнен, и Ибн Катерин, придя в полное отчаяние оттого, что его заставили написать этот приговор, стал биться головой о землю, разбил суставы своих пальцев и через несколько дней скончался.

Пещеры, расположенные в долине Вади-эр-Рабаби, были в то время заселены монахами и святыми отшельниками, которые всю свою жизнь посвящали посту и молитве. Однажды аль-Хакиму понадобились деньги, и он послал приказ казначею Иерусалима, чтобы тот собрал со всего населения какой-нибудь налог. Казначей и его советники написали царю ответное письмо, в котором говорилось, что обложить все население дополнительным налогом невозможно, так как в городе живет много бедных людей, посвятивших себя религии, которые, будучи христианами, живут, подобно дервишам, в голых пещерах и посему не имеют возможности уплатить налог, пусть даже небольшой. Получив это письмо, халиф приказал секретарю написать еще одно письмо, в котором говорилось: «Пересчитайте этих людей» (араб. ahsa er-rijal).

То ли секретарь по неосторожности поставил лишнюю точку над буквой в первом слове, то ли сам аль-Хаким из злости собственноручно добавил ее, когда письмо было уже готово, – одному Богу известно. Однако когда приказ достиг Иерусалима, письмо, вместо «Пересчитайте этих людей», гласило «Искалечьте этих людей (араб, akhsa er-rijal)».[114]114
  В арабском языке слова akhsa и ahsa различаются в написании только одной точкой.


[Закрыть]

Жестокий приказ был исполнен. Множество невинных людей погибло. Все они были похоронены в том месте, которое прежде было их жилищем. Именно им принадлежат человеческие кости, погребенные в долине Вади-эр-Рабаби.

На холме Гилеад раскинулась деревня Ремамин, большую часть населения которой составляют коренные христиане.[115]115
  Эту историю мне рассказал мой школьный приятель, ныне покойный Генри Бальденшпергер-младпгий.


[Закрыть]

Я хочу рассказать романтическую историю, повествующую о том, как эти люди оказались в этом забытом богом месте и сумели сохранить свою религию через много веков после Крестовых походов.

Когда крестоносцы впервые оккупировали Палестину, вверх по течению Иордана жило бесчисленное множество христиан, рассеянных по многочисленным городкам и деревушкам, которые ежедневно страдали от притеснений со стороны мусульман. Многие из них переехали вместе со своими семьями на запад, с радостью сменив изобильные лесами горы, плодородные пастбища и богатые виноградники восточной части Иордании на менее обильные западные территории, находившиеся под управлением христианского правительства. Однако некоторые все-таки предпочли остаться. Среди них был один человек, прославившийся в округе своей честностью. Когда бедуины пришли на опустевшие земли, некогда возделывавшиеся будущими эмигрантами, он согласился стать поверенным шейха и присматривать за работой тех, кому выпал жребий жить под властью великого предводителя арабов. Дело в том, что приверженцы последнего ненавидели возделывать землю, и поэтому он был несказанно рад тому, что нашелся человек, способный присмотреть за работой его рабов и крестьян-беженцев, расселенных по всей Иордании и попавших под его покровительство.

Поначалу все шло хорошо. Но в один прекрасный день шейх поссорился со своей молодой супругой, на которой он незадолго до того женился и которая была дочерью эмира одного отдаленного племени. Поскольку лагерь ее отца находился очень далеко, женщина бежала к христианину и жила с его семьей до тех пор, пока ее отношения с мужем не наладились.

На какое-то время жизнь супругов наладилась, однако скоро возникла новая ссора, и тогда шейх насмешливо сказал своей жене:

– Можешь отправляться в лачугу этого христианского пса. Может быть, он снова приютит тебя.

– Он тебе не пес, а состоятельный человек, пусть и христианин. Если среди нас и есть пес, так это ты, – ответила жена и приправила свои слова парой крепких выражений, которые могли сорваться лишь с губ разгневанной женщины.

Шейх, уязвленный до глубины души, решил отомстить за себя, выплеснув свое негодование на христианина. Он вскочил на своего жеребца и поскакал прямо к его жилищу. Тот принял гостя с почтением, предложил изысканное угощение и завел непринужденную беседу. Через некоторое время шейх заявил, что собирается уезжать. Пока он взбирался на своего коня, христианин придерживал стремя. Усевшись, наконец, в седло, бедуин неожиданно вытащил кинжал из своего кушака и вонзил его по самую рукоятку между плеч склонившегося христианина, и тот сразу повалился на землю. Свидетелями произошедшего были жена и трое маленьких сыновей убитого. Совершив свое злодеяние, шейх сразу же ускакал.

В один миг овдовевшая христианка бросилась на помощь своему мужу, но тот был уже мертв. Тогда она вытащила из его бездыханного тела кинжал и на том же месте заставила своих сыновей поклясться, что если по воле Аллаха им суждено будет достигнуть совершеннолетия, они отомстят убийце его же оружием.

Вдова собрала свои вещи, когда тело погибшего предали земле, и в сопровождении двоих христиан, которых ее покойный муж отговорил переселяться на запад от реки Иордан, отправилась в Назарет, где у нее были родственники.

Прошли годы. Трое осиротевших сыновей стали мужчинами. Однажды, в день годовщины смерти их отца, мать вновь напомнила детям все обстоятельства его гибели и, вложив злополучный кинжал в руки старшего сына, сказала, что пришел час отомстить за его смерть, согласно той клятве, которую они принесли у бездыханного тела погибшего.

В ту ночь юноши, хорошо вооруженные и снабженные всем необходимым, бесшумно покинули город, обвязав копыта лошадей сложенной в несколько раз войлочной тканью. Под покровом ночи они ехали малоизвестными тропами, а как только начинал брезжить рассвет, прятались в какой-нибудь пещере. Три дня понадобилось юношам, чтобы достичь равнины, раскинувшейся на соседней возвышенности, где, по слухам, ходившим в Назарете, был разбит лагерь их врага.

Первым делом им нужно было найти какое-нибудь укрытие для своих скакунов, где те могли бы спокойно передохнуть перед обратной дорогой. Выбрав подходящее место, братья затаились, дожидаясь момента, когда солнце скроется за горизонтом и бедуин ляжет спать. Три предыдущих дня и ночи были неимоверно жаркими, теперь же задул освежающий восточный ветер, пригнавший с собой тяжелые дождевые облака. Подготовив лошадей к немедленному бегству, мстители подобрались к арабскому лагерю, погруженному в безмолвную темноту. Казалось, каждая собака уснула: кругом стояла мертвая тишина.

Подойдя совсем близко, двое легли на гальку и стали пробираться ползком, а старший сын, вооруженный кинжалом, прятался за шатрами. Найти жилище шейха братьям не составило большого труда. Прямо у входа в шатер красовалось его копье, увенчанное страусиными перьями, тут же стояла привязанная к колышку породистая лошадь. Ослабив один из кольев, на которых держался шатер, юноша приподнял занавеску и вполз внутрь. Прямо перед ним лежал убийца его отца. Теперь это был пожилой мужчина с длинной седой бородой, мирно спавший у его ног. Рядом с ним лежали его жена и дети, которые тоже крепко спали. В слабом звездном свете, пробивавшемся сквозь тонкие занавеси шатра, гость сумел разглядеть черты старого убийцы. Убедившись, что это и есть тот, кто ему нужен, юноша занес кинжал, готовый вонзить его в тело противника, но тут его охватила слабость. Он не мог вот так, тайком, зарезать мирно спящего старика. Это было бы гнусным убийством. Обратившись к святым с молитвой, чтобы они позволили ему встретиться с врагом лицом к лицу и открыто отомстить злодею, юноша спрятал кинжал в ножны и ползком вернулся к тому месту, где его ждали братья.

Средний брат, узнав, что произошло, выхватил у него кинжал и пополз к заветному шатру, но вскоре тоже вернулся ни с чем, поведав братьям такую же историю. На этот раз совершить отмщение вызвался младший брат. Он тоже вошел в шатер убийцы, разглядел его среди спящих, но не смог решиться на злодеяние. Тогда он выполз наружу и подошел к стоявшей у входа лошади. Вынув из кушака кинжал, он срезал ее роскошную гриву и длинный локон, ниспадавший с головы лошади на лоб, затем состриг все волосы с ее хвоста и, обернув в них кинжал, вернулся в шатер и положил его на подушку хозяина.

Покинув шатер, он вынул свой собственный кинжал и перерезал все веревки, на которых держался шатер, оставив ровно столько, сколько было достаточно, чтобы вся конструкция не рухнула. Потом он вытащил из земли копье и унес его с собой. По возвращении к братьям юноша сообщил, что их отец отмщен. Тогда все трое вернулись к тому месту, где оставили своих лошадей, и еще до первых лучей солнца были на достаточном расстоянии, так что могли не бояться погони. Они продолжали скакать без остановки весь день и всю ночь и вскоре благополучно вернулись домой.