Текст книги "Наездники"

Билли появился через десять минут. Руперт оставил их одних. Фен подняла на Билли полные слез глаза.

– Ох, Билли.

– Дорогая Фен, – он привлек ее к себе, – мне ни за что на свете и не приснилось бы, что она вернется.

– Ты должен обсудить все с ней. Она все еще твоя жена.

– Не знаю, хочу ли я ее возвращения. Без нее мне гораздо лучше.

– Я должна тебе кое-что сказать. Джейни послала тебе две телеграммы, одну в Париж, одну в Люцерну. Руперт их порвал.

Билли переварил эту информацию. Потом резко сказал:

– Это произошло только когда я стал снова выигрывать. Джейни всегда горазда прицепить свой вагон к победителю.

Он обнял Фен еще крепче.

– Я пойду и разберусь с ней. Останешься на ночь здесь? Руперт присмотрит за тобой, а я приду утром. Я только хочу, чтобы ты знала, что ты – самое замечательное существо, какое мне посчастливилось встретить в жизни.

Тем временем Руперт вышел на терассу и нашел тан Элен, которая смотрела на звезды и на отражение лунного полумесяца в озере, среди водяных лилий.

– Как, черт побери, Джейни узнала, что Билли возвращается сегодня?

– Ну, я могла ей сказать. Хотя вроде не говорила. Я вчера была на ленче с ней. На ней была старая жокейская куртка Билли. Я определенно сказала ей, что Билли счастлив с Фен.

Руперт в ярости обернулся к ней.

– Что ты ей сказала?!

– Ну, она так беспокоилась. Говорила, что е мучают угрызения совести, оттого, что Билли совсем один, и сильно пьет, и его дела так плохи.

– Она чертовски хорошо знала, что его дела идут отлично. Она посылала ему телеграммы.

– Но у нее был действительно грустный вид, и она сказала, что надеется на то, что Билли когда-нибудь встретит хосошую женщину. Вот я и рассказала ей про Фен.

– Джейни вытягивала из тебя информацию, ты, глупая сука.

– Руперт, пожалуйста, не говори со мной так.

– Ты только что устроила Билли самую крупную неприятность, которую можно вообразить. Он едва выбрался из трясины, а ты толкнула его обратно.

В этот момену Билли появился на террасе.

– Вы присмотрите за Фен?

– Это тебе следует этим заняться! – рявкнул Руперт. – И выгнать ту дрянь.

Руперт не спал полночи, разговаривая с Фен, которая была не в себе от горя.

– Я прошу прощения за то, что доставляю вам столько хлопот. Но я так его люблю. Я ее видела. Я знаю, что она хочет вернуться к нему, и она умеет добиваться своего, а Билли чересчур прямодушен. Он позволит ей вернуться. Это смешно: я так мечтала влюбиться, но никогда не думала, что от этого бывает так больно. Жизнь не похожа на романы Пуллейн-Томпсона, правда? Они всегда хорошо кончаются.

Элен не могла заснуть. Почему у Руперта всегда находится время для других людей – для Фен, для Билли, для Таб – только не для нее? С другой стороны, она знала, что заслужила наказание.

– Гсемилостивый боже, – взмолилась она, – ну что я сделала? Я рассказала Джейни про Фен не потому, что хотела придать ей уверенности, а потому что хотела унизить ее.

42

На следующий день пошел дождь. Он смыл последнюю пастельную легкость с цветущих деревьев, лишил одуванчики пушистых белых головок, прибил к земле стебли кукушкина цвета, и все, что еще вчера было выставкой цветов, превратил в болото. Фен казалось, что она уже никогда не избавится от ощущения промозглой сырости. Ее всю трясло от холода и горя, особенно по ночам, и рядом не было Билли, чтобы согреть ее своим теплом и любовью. Медвежонок Лестер был возвращен на прежнее место и насквозь промок от слез, так же как и ее подушка, оттого что каждую ночь Фен засыпала не раньше, чем выплакав свою беду. Днем единственным средством заглушить боль была работа. Фен упрашивала Мелиса позволить ей не участвовать в огромном девятидневном представлении в Аачене, мотивируя это тем, что в команде будет Билли – возможно, он и Джейни возьмет с собой. Вместо этого Мелис не взял в Аачен Билли. Он дал ему отпуск на несколько недель, чтобы тот разобрался со своим браком. Билли теперь все равно был профессионалом и не годился для состязаний в Лос-Анджелесе, а Мелис был решительно настроен привести свою олимпийскую команду в форму заблаговременно. В своей нынешней форме Фен, Руперт и Айвор Брейн наверняка будут участниками олимпийской команды. Четвертое место он все еще держал свободным в надежде на то, что нога Джейка заживет вовремя.

Фен попыталась скрыть свою сердчную рану от Джейка, когда она навестила его в больнице по возвращении из Люцерны.

– Посмотри, сколько мы выиграли! – весело сказала она, кладя полный розочек пакет на белое покрывало.

Джейк бросил лишь один взгляд на ее лицо.

– Кто? Этот подонок Кэмпбелл-Блэк? Я же говорил, что так и будет! Как только увижу Мелиса, я его придушу на месте.

Фен отвернулась к окну, стараясь сдержать подступившие слезы.

– Это был вовсе не Руперт. Это был Билли.

– Билли!

На минуту Джейк лишился дара речи.

– Что стряслось? Ты не.?

– Нет, ничего такого. Джейни вернулась.

– Ах черт. Надо полагать, эта сука пронюхала, что его дела идут хорошо, и постаралась не упустить свой кусок.

– Что-то вроде.

Джейк любил Фен, но он так разгневался на Билли и Джейни, и так был потрясен страданием, написанным на лице Фен, что выплеснул все чувства на нее. Он ненавидел себя за это. Он хотел бы найти слова, чтобы утешить ее, но не в силах был превозмочь свое яростное желание высказать все, что он думает, этому миру, который был так чудовищно несправдлив к ним обоим.

Фен позволила ему бушевать до тех пор, пока у него не иссякли упреки и брань, и только тогда опустилась на кровать, громко всхлипывая.

– Я не могла вести себя иначе, Джейк. Я не думала, что полюблю так всерьез.

Джейк похлопал ее по плечу.

– Прости, что я на тебя так набросился. Я просто не могу вынести, когда тебе больно. Я не должен был тебя отпускать.

– Разве ты никогда не любил и не испытывал боли, причиненной женщиной?

– Женщиной – никогда. (Никогда больше, с тех пор, как его мать покончила жизнь самоубийством).

– Даже Тори.

– Тори и муху не способна обидеть.

Постепенно розочки заполнили кухню, по мере того, как одни скачки следовали за другими – Аачен, Калгери, Волфсбург. Забавно, но в эти первые недели Фен спас не кто иной, как Руперт. По вечерам он не давал ей ускользнуть в грузовик, чтобы выыплакивать там все глаза, а насильно вытаскивал ее на ужин вместе с командой. Для него Фен была частью Билли. Ее, следовательно, надлежало опекать, ободрять и время от времени ругать. Он никогда прежде по-настоящему не дружил с женщинами. Его внутренние шаблоны поведения предписывали за женщинами охотиться, трахать их и отбрасывать за ненадобностью. Руперт постоянно был на грани того, чтобы затащить Фен в постель, отчасти птому, что ему этого хотелось, отчасти потому, что ему казалось – это может помочь ей. Но каждый раз какой-то странный альтруизм останавливал его.

Фен совсем запуталась. Она привыкла относиться к Руперту плохо, а теперь открыла в нем неожиданную нежность – особенно в том, как он рассказывал про Табиту.

Билли позвонил Руперту, как только он вернулся в Англию.

– Как Фен? – был его первый вопрос.

– Я повел ее вчера поужинать.

– С командой?

– Нет, со мной.

– Какого дьявола?

– Ее нужно было развлечь.

– И какую форму приняли развлечения – горизонтальную?

– Она хотела поговорить. Она все еще сходит с ума по тебе.

– О боже, – сказал Билли, стараясь не чувствовать себя польщенным.

– Единственный способ для нее избавиться от этого сумасшествия – это найти кого-нибудь другого.

Билли был поражен, как сильно эта мысль его огорчила, но вслух сказал:

– Наверное, ты прав.

– Еще бы я прав, черт подери! Особенно если ты будешь упорствовать в своем идиотском заблуждении, что Джейни – это лучшая женщина для тебя.

Билли не был уверен. В ту ночь, когда он вернулся в коттедж и обнаружил там Джейни, они трахались всю ночь до утра, заглушая чувства вины и раскаяния. На следующий день он настоял на том, чтобы отвезти Фен, бледную, молчаливую, оглушенную, обратно в Милл. Он почти чувствовал, как она умирает у него на руках, когда прощался с ней и говорил, что всегда будет обожать ее – совсем не то слово, что «любить».

Когда он вернулся назад, Джейни уже покопалась в его бумажнике, нашла там фотографию Фен и была в истерике.

Билли попытался поговорить с ней разумно.

– Я ни разу не глянул на другую женщину все время, что мы были женаты. Потом ты подала на развод. Я пытался как-то начать жить без тебя.

– Почему ты не вернулся и убил Кева?

– Я не такой человек. Я жалел о том единственном разе, когда я поднял на него руку.

– Она в постели лучше, чем я?

– Она другая, – тактично сказал Билли.

– Ты трахал ее в нашей кровати?

Билли покачал головой.

– Но вы же шли в спальню.

– Послушай, ты, по-моему, вне себя от того, что я этого не сделал!

Билли изменился, подумала Джейни. Пятна от спиртного, краснота лица, тяжелый алкогольный дух – все прошло. Он был загорелым, гибким, мускулистым, стал более раздражительным и крутым, но бесконечно более привлекательным.

– Ты больше не должен с ней видеться, – сказала Джейни, наливая себе еще водки, едва разбавленной тоником.

– Как я могу ее не видеть? Мы с ней в одной команде. Если бы я был конторским служащим, инженером или архитектором, я бы мог попытаться найти другую работу, в другой части страны. Но скачки – это единственное, что я умею. Я был полной развалиной, когда ты бросила меня. Она подобрала меня на самом дне. Она вернула мне уверенность в себе, мои силы и сексуальность. Я выиграл двадцать тысяч фунтов в прошлом месяце.

– Что ты от меня хочешь? Чтобы я предложила ей поселиться с нами?

– Я только хочу сказать, что все это не так просто. Ты не моешь исчезнуть из моей жизни почти на год, а потом вернуться и ожидать, что ничего не изменилось.

– Я закончила книгу, – сказала Джейни. – «Пост» собирается выпустить продолжение. Они предложили мне тридцать тысяч фунтов. А издатели заказали еще одну. Так что тебе не придется так перенапрягаться, дорогой.

Она не слушает, подумал Билли в отчаянии, она никогда не слушает, если только не собирается вставить это в свою книгу.

Истерические сцены продолжались. Джейни пересмотрела все письма, пересчитала носовые платки: «Может быть, она взяла один», обследовала ванную на предмет волос: «Вот этот волос толще моих и курчавый».

– Ради господа бога, это же волос с лобка! – сказал Билли.

Поведение Джейни было абсолютно иррациональным. Она находила бесконечное число поводов, чтобы обманывать его, предавать его, выставлять на посмешище. Но ее самое мучила огромная неуверенность в себе, и она просто не могла поверить, что Билли не пользуется каждым удобным случаем, чтобы повидаться с Фен.

Джейни не только испытывала безумную ревность к Фен; она страдала паранойей по отношению ко всему миру. Что думают о ее поведении мать Билли, Элен, Руперт, Мелис? Джейни нравилось иметь хорошее место под солнцем. Теперь придется основательно потрудиться, чтобы вернуть себе доброе отношение всех этих людей.

Все готовы были держать пари, что примирение долго не продлится.

Фен снова увидела Билли только на состязании в Критлдене в конце июля. Руперт предупредил ее, что там будет Джейни, поэтому, чтобы огорчаться как можно меньше, Фен прибыла как раз к началу скачек на главный приз, Золотой кубок Критлдена, который должен был принести победителю пятнадцать тысяч фунтов. Она обнаружила, что все стоит вверх дном. Стив Салливен, владелец Критлдена, который всегда радовал зрителей чем-то новеньким, на этот раз представил новое препятствие, о котором все жокеи сошлись во мнении, что его невозможно взять. Называлось оно «крепостной ров», и представляло собой две покрытых травой насыпи. Предполагалось, что лошади должны взбираться на первую насыпь до самой вершины, потом спускаться до середины насыпи и прыгать через ров трех футов глубиной на вторую насыпь, взбираться на ее вершину и спускаться с другой стороны. Там они должны были перепрыгнуть небольшой трехфутовый барьер в паре шагов от насыпи.

Стив Салливен побоялся, что на таких условиях все жокеи могут погрузить лошадей в грузовики и перебраться на десять миль по дороге в Прайпли Грин, где проходили другие большие скачки. Поэтому он объявил детали состязаний на Золотой кубок толкьо за час до начала скачек. Когда жокеи обнаружили, что в соревнования входит «крепостной ров», разверзся ад.

– Я в скачках с этим препятствием не участвую, – сказал Руперт.

– Я тоже, – сказал Билли.

– Если лошади и возьмут этот ров, то собьют все остальные барьеры, – сказал Айвор Брейн.

– Помните насыпь в Люцерне? – спросил Хампти. – После нее сразу была изгородь. Все лошади восприняли ее как следующую насыпь и проломились сквозь. Одну из датских лошадей пришлось застрелить. Я не намерен рисковать Садлбек Сэмом.

– Этот ров в три фута глубиной, – сказал Билли. – Если лошадь упадет туда, ей придется бороться за свою жизнь. Это ее сломает.

– Там очень пологий склон, – запротестовал Стив Салливен. – И он не скользкий. Лошади легко возьмут это препятствие, правда, Вишбоун? – добавил он, обращаясь за поддержкой к ирландцу.

– Конечно. Не вижу, какие неприятности могут произойти, – сказал Вишбоун.

– Ну вот, – сказал Стив. – Я проверил крепостной ров на своей старой кобылке. Она перемахнула его – и волосок не шевельнулся.

– Ее уже давно пора пустить на консервы, – рявкнул Руперт. – Не страшно, если она сломает ногу. А у нас лошади высшего класса. Я не хочу рисковать ста тысячами фунтов из-за какого-то проклятого рва.

Он отправился восвояси и пожаловался Мелису, который пришел и осмотрел конкурную дорожку.

– С моей точки зрения это вполне преодолимое препятствие. Нормальный ров.

– Это не для наших лошадей, – сказал Руперт.

Билли совещался с мистером Блоком.

– Я провел восемь месяцев, приводя Багля в форму, не для того, чтобы он разбился здесь в один момент. Вы станете сильно возражать, если я сниму его со скачек?

– Делай то, что считаешь нужным, парень, – сказал мистер Блок. – Мне самому не нравится, как выглядит этот ров. Первые лошади еще так-сяк пройдут, но потом трава окажется сбита копытами, и склон превратится в санную горку.

Однако спонсоры Стива Саливена, табачный гигант «Фьюм», вложили в соревнования уйму денег и хотели, чтобы скачки состоялись. В административном здании не смолкали телефоны. Стив предложил поставить взамен рва в конкурной дорожке высокую стенку.

– Нечестно, – сказал Руперт. – Стенка – это не то же самое, что насыпь.

– Это преимущество для небольших лошадей, – сказал Хампти. – Им нужно меньше места для разбега между спуском с насыпи и барьером.

Каунт Гай объявил крепостной ров vraiment dangerouse. Людвиг согласился:

– Это ваши английские приветы, Стив: непременно надо иметь ров! Тогда уж заведи еще замок, слона и сафари-парк с дикими зверями.

Стив Салливен весь вспотел. Ему еще никогда не приходилось сталкиваться с мятежом. Жокеи окружили его, мрачные и угрюмые, уперев руки в боки.

Фен тем временем тихо прогуливалась вдоль конкурной дорожки. День был тихий, неяркий – облачный, но теплый и сырой. Трава после недавних дождей была очень зеленой. Мошки плясали у Фен перед лицом. Наконец она добралась до крепостного рва и остановилсь, похлопывая кнутом по сапогам и разглядывая их с неодобрением. Шляпа съехала ей на лоб.

Все эти взрослые люди, и Гризл в том числе, подняли такой шум, подумала она. Кошачий концерт без тени достоинства. Руперт вышел к ней навстречу и поцеловал ее.

– Привет, ангел. Ты как раз вовремя, чтобы присоединитюсья к пикетам. Мы намерены доказать Стиву, что он неправ.

В этот момент к ним подбежал прихлебатель-телевизионщик в белой остроконечной шапке и розовых брюках в обтяжку.

– Ребята, ребята! Пора уже начинать! – крикнул он, оббегая большую кучу грязи. – Автогонки закончились, одиночные женские соревнования тоже, вот-вот наша очередь!

– Пшел вон к своим поганкам, тролль! – сказал Руперт.

– Пусть тролль, зато очень богатый! – хихикнул тот. – А ты – пушечное мясо. Будете вы состязаться, или нет? Это все, что мы хотим знать.

Жокеи сгрудились в кучу, чтобы посовещаться.

Фен стояла немного в стороне. Она поймала взгляд Билли. Секунду они смотрели друг на друга. Он заметил, как сильно она похудела. Джинсы стали ей велики, футболка висела, как на вешалке. Фен быстро отвернулась, наткнулась на барьер, сбила перекладину и сама потеряла равновесие. Выпрямляясь, она услышала, как Руперт отвечает человеку из Би-Би-Си:

– Ладно, включайтесь. Мы все будем участвовать в скачках.

Фен сбежала оттуда обратно на площадку сбора под дубами. Она обнаружила там Дездемону, которую Сара водила по кругу.

– Что стряслось? – спросила Сара.

– Большой скандал по поводу! кубкового состязания, – сказала Фен. – Мы все участвуем. Но у Руперта был такой подозрительный блеск в глазах, что я уверена – он что-то задумал.

– Позвони лучше Джейку.

– Нет. Он запретит мне участвовать.

Толпа зрителей гудела от сплетен и пересудов. Они видели, что жокеи собрались вокруг рва. Эти состязания должны были быть чуть ли не самым серьезным кубком года. Многие зрители проехали много миль, чтобы их увидеть. Трибуны кипели от возбуждения и взорвались радостными воплями, когда Руперт, первый из участников, появился перед публикой. Он подчеркнуто театрально снял шляпу перед судьями и пустил потного, покрытого пеной Снейкпита кэнтером по кругу, ожидая сигнала. Сигнал не давали, ожидая в свою очередь знака готовности от телевизионщиков.

По сигналу он бросил коня вперед по изумрудной траве. Снейкспит бежал образцово-показательно и отменно брал каждый барьер, приближаясь ко рву.

– Сейчас он всем покажет, как надо брать ров! – сказал полковник Роксборо.

– Не думаю, – мрачно сказал Мелис.

Все жокеи вскочили с мест, затаив дыхание, когда Руперт доскакал почти до самой насыпи – и в последний момент, чуть не повредив Снейкспиту зубы, направил коня кентером в обход, не обращая внимания на крики: «Не туда! Неверно!», и, придерживая галоп, сошел с круга.

В этом классе было заявлено тридцать пять лошадей. Следующие двадцать жокеев демонстративно объехали ров, или сошли с дорожки, не доезжая до него. Первые несколько кругов публика озадаченно чесала в затылке. Потом до них дошло, что они присутствуют свидетелями при забастовке, при преднамеренном саботаже целого класса состязаний. Недоумение толпы превратилось в ярость. Публика принялась орать, свистеть и хлопать. В шикарной ложе председателя с красной ковровой дорожкой у Стива Салливена был апоплексический припадок.

– Ублюдки! Сволочи! Все пошли на поводу у этой суки Кэмпбелл-Блэка!

Мелис наблюдал за спектаклем с предельным отвращением.

– Ведут себя, как шайка докеров или водителей такси, – оглушенно произнес полковник Роксборо. Он, сам того не сознавая, одну за другой поедал кисти винограда из вазы с фруктами. – Большинство жокеев захотят, чтобы Бичерса вышвырнули из Национальной лиги. Жокеям не позволено бастовать.

– Вы не можете прижать Билли, мистер Блок? – взмолился Стив.

– Я доверяю суждению Билли, когда речь идет о лошадях, – сказал мистер Блок. – На слеующей неделе еще одни скачки.

Мелис направился к площадке сбора. Билли, который последовал примеру остальных жокеев, только что сошел с дорожки под громкий гул толпы. Он избегал встретиться взглядом с Мелисом.

Из британских жокеев пока не участвовали только Дриффилд, Айвор и Фен.

– Вы сделали полных идиотов из судей и зрителей, – гневно сказал Мелис британской команде. – Если вам не нравится конкурная дорожка, так не участвуйте в скачках, но не опускайтесь до таких штучек! Вы хотите прикончить наш спорт?

Приз в пятнадцать тысяч фунтов был для Дриффилда серьезным искушением.

Но Каунт Гай и Людвиг оба сошли с дистанции, а кто он такой, чтобы спорить с экспертами? Дадли Диплок в комментаторской кабине Би-Би-Си был в отчаянии. У него со всех сторон звонили телефоны.

– Мы не можем переключиться на теннис? – взмолился он в одну из телефонных трубок. – Или на автогонки? Или на крикет? Где-нибудь должен сейчас идти матч на первенство графства!

Он схватился за другой телефон.

– Сиди там, Даддерс, – сказал редактор спортивных программ. – Это чертовски отличный сюжет. Наши специалисты по новостям сказали, чтобы непременно было интервью с Кэмпбелл-Блэком после всего. Похоже, что он был заводилой.

Дриффилд сошел с дорожки.

– Теперь ты, крошка, – обратился к Фен Руперт. – Доскачешь до насыпи. Не бойся толпы – только итальянцы швыряются бутылками – и сойдешь. BSJA не сможет отстранить нас всех.

Джейк лежал в своей кровати в больнице и ждал телефонного звонка. Он уже пять раз связывался с коммутатором. Телефонист был его приятелем. Они предоставили ему прямую линию, но звонка по-прежнему не было. Джейк злился на Фен. Может быть, она увидела Билли – Джейк заметил его на дорожке – и была слишком расстроена, чтобы позвонить. А теперь она явно собирается присоединиться к забастовке, организованной Рупертом. Крепостной ров выглядел очень опасным. Джейк был бы вне себя, если бы она участвовала в скачках. Если бы не участвовала – тоже. Он взял бутылку Lucozade со столика рядом с кроватью и налил себе порядочную дозу виски в бумажный стаканчик.

Нянечки собрались вокруг его кровати.

– Мы только что услышали по радио, что они бастуют.

– Бедный старина Дадли, – сказал Джейк, расхохотался и не смог подавить смех, даже когда в комнату вошла главная медсестра.

– Да, сегодня – самый черный, самый невероятный день в истории скачек, – отчаянно говорил Дадли. – Вот на дорожку выезжает малышка Фиона, я хотел сказать – Фенелла Максвелл, на своей Эсмеральде, я хотел сказать – на Дездемоне, прекрасной молодой кобылке, которая отлично выступала все лето. Интересно, собирается ли Фенелла поддержать забастовку, как все остальные жокеи.

Толпа безумствовала – вопила, верещала, визжала.

– Ска-чи, ска-чи, ска-чи! – скандировали они, топая ногами по трибунам и хлопая в такт.

– Все это должно очень нервировать лошадь, особенно молодую лошадь вроде Эсмеральды, – сказал Дадли. – Итак, что же собирается делать Фиона?

Фен подняла хлыст в сторону судей и бросила один взгляд на толпу, слившуюся в единую массу разверстых в вопле ртов. В следующий миг у ног Дездемоны шлепнулась банка из-под пива.

– Если вы прекратите этот жуткий ор, – крикнула Фен толпе, – я попробую пройти всю дорожку!

Ее услышала только горстояка зрителей, остальные решили, что она выкрикивает оскорбления, и завыли еще громче. Еще одна пивная банка ударилась о дорожку у ног Дездемоны. Фен обернулась и погрозила кулаком.

– С ней все в порядке? – тревожно спросил Билли.

– Я убеждена, что она достаточно взрослая, чтобы справиться, – сказала Джейни, бросив на него бешеный взгляд.

Фен едва услышала сигнал. Движимая яростью, она хлестнула Дездемону по шее и рванулась вперед. Над стенкой, над барьером, над параллельными перекладинами, над каменными столбами, над дорожкой – в нее полеетли еще две пивных банки – над воротами. Фен вышла на поворот и направила лошадь к крепостному рву, но вместо того, чтобы объехать его, как это сделали другие жокеи, Фен пустила Дездемону вверх по насыпи. Дездемона взобралась по травянистому склону. Первым, что увидели жокеи, были уши чалой лошади, потом над верхушкой насыпи показались ее морда и передние ноги.

– Ах, черт подери! – взревел Руперт.

– Предательница! – взорвалась Гризл.

– Щтрейкбрехер, – сказал Хампти.

– Она получит пятнадцать тысяч! – возмущенно сказал Дриффилд.

– Она еще не взяла препятствие, – сказал Билли.

– Глупая эксгибиционистка, – сказала Джейни. – Если она убьется, то так ей и надо.

Когда Фен добралась до вершины насыпи, толпа замолкла, как будто внезапно отключили звук. Пока небольшая кобылка шагом двигалась вдоль верха насыпи, потом брезгливо спустилась по склону и остановилась надо рвом, Фен дала ей возможность приглядеться к препятствию.

– Остановилась, – сказала Гризл.

– Только не делай шага назад, – сказал Билли, и в этот момент Дездемона легко перепрыгнула на противоположную сторону рва. Фен немного потеряла равновесие при прыжке, и ей пришлось хвататься за гриву лошади, когда та взбиралась вверх по склону второй насыпи. Каким-то чудом Фен удалось выровняться, и на дорожку она выехала в полном порядке. Мгновение толпа безмолвствовала, а потом разразилась оглушительным приветственным воплем.

– Чертовски отлично! – сказал Билли. – Прекрасно сделано, малышка.

Руперт и Джейни набросились на него в один голос:

– На чьей ты стороне?

– На стороне мозгов и отличного жокейского мастерства, – хмуро сказал Билли.

– Чудесная крошка! – прошептал Стив Салливен.

Полковник глотал черный виноград прямо с косточками.

– Если кто-то попробует не пустить эту девочку в Лос-Анджелес, то только через мой труп!

– Присоединяюсь, – сказал Мелис.

– Прошла, абсолютно все прошла! – кричал Дадли из комментаторской кабины. – Отлично сделано, Фелиция! Прекрасное выступление!

Джейк внезапно обнаружил, что вцепился в руку главной медсестры. С громогласным ревом, который возрос до оглушительного крещендо, толпа приветствовала возвращение Дездемоны. С деловым видом лошадка преодолела остальные препятствия. Казалось, она говорит всем своим видом: «Что за шум по пустякам?» Пройдя всю дорожку, она взбрыкнула, взмахнула хвостом и вышла галопом с круга.

Джейк повернулся к главной медсестре, которая улыбалась от уха до уха.

– Господи боже, вы это видели? Давайте выпьем.

– Вы же знаете, что в больнице спиртные напитки запрещены, мистер Лоуэлл.

– К черту запреты, – сказал Джейк, држажщей рукой потянувшись за другим картонным стаканчиком и наливая в него остатки виски.

– А, ладно, – сказала главная медсестра, чокаясь с ним стаканчиками.

– Чтобы никто с ней не разговаривал, – приказал Руперт.

– Устройте ей бойкот, – сказала Джейни.

Когда Фен вышла, толпа сгрудилась вокруг нее, не обращая внимания на других жокеев. Дездемона скрылась под лавиной похлопывающих рук.

Сара с трудом протолкалась к ним.

– О Дезди, о Фен, это было здорово! Я так боялась. – Она смахнула слезы. – С нами больше никто не будет разгоаривать.

Фен взглянула вверх на профессиональную ложу и увидела хмурые лица и устремленные на нее мрачные взгляды.

– Пикетчики выглядят сурово, – легкомысленно заметила Фен. – Они устроят нам бойкот.

Но сердце ее упало.

– Черт побери! – сказал Билли, вскакивая на ноги. – Не будьте такими мелочными!

– Сядь! – громыхнул Руперт.

– Не смей заговорить с ней! – взвилась Джейни.

Не обращая внимания на протестующие крики, Билли спустился по каменным ступенькам, перескочил через бортик площадки и пробился к Фен.

– Отлично сделано, красотка. Ты всех нас уела.

Фен вздрогнула, побледнела и уставилась сверху вниз на любимое знакомое лицо со смеющимися глазами и солнечным бликом в седеющих волосах. Никогда она еще не испытывала такого сильного искушения упасть со спины Дездемоны прямо ему в объятия.

– О Билли, – ее голос дрогнул. – Мне так тебя не хватает.

Он не успел ответить.

Примчался Дадли Диплок, таща микрофон. Из уважения к телевидению толпа расступилась, чтобы пропустить его, и сомкнулась за ним, размахивая руками и пытаясь попасть в камеру. Журналисты столпились вокруг.

– Удачи, Фен!

Трибуны снова взревели в громогласном приветствии. Фен развернулась в седле. Вишбоун перепрыгнул ров, но сбил барьер, так что Фен по-прежнму была впереди. Айвор готовился к выходу.

– Если ты смогла это сделать, Фен, – сказал он с обожанием в голосе, – то я могу тоже попробовать.

После этого остальные жокеи преодолели ров без неудач.

Ганс Шмидт удачно прошел все препятствия дорожки на своей новой лошади по кличке Папа Гайдн, а общее время у него оказалось на одну десятую секунды меньше, чем у Фен. Он получил пятнадцать тысяч фунтов и кубок, но венок из дубовых листьев – символ победителя – он снял с Папы Гайдна и надел на шею Дездемоне. Толпа взорвалась криками в знак одобрения.

– Я забрал деньги, – сказал он, целуя Фен, – но лавры достались тебе.

Зрители кричали и хлопали, и вызвали Фен на второй круг почета.

Дадли снова подошел к ней с микрофоном.

– Что заставило тебя преодолеть это препятствие вопреки другим жокеям?

Фен усмехнулась.

– Мне не нравится, когда толпа мужчин указывает мне, что делать. По-моему, они вели себя, как стадо.

– Дерзкая речь, – сказал Дадли. – Ты не боишься, что стала очень непопулярной?

Фен пожала плечами.

– Каждый мог перепрыгнуть ров, если хотел.

– Это Джейк велел тебетак поступить, правда?

– Я не позвонила ему, – призналась Фен. – Я боялась, что он велит мне этого не делать. Извини, Джейк, – сказала она в камеру.

– Вы все наверняка знаете, – сказал Дадли, – что зять Фионы, чемпион мира Джейк Лоуэлл, сейчас находится в больнице на лечении скверного перелома руки.

– Ноги, – мягко поправила Фен.

– Ноги. И мы все желаем тебе самого лучшего, Джейк, и надеемся скоро тебя увидеть. Сегодняшнее событие может оказаться лучшим лекарством!

– За это стоит выпить еще, – сказала главная медсестра. – Ваш виски мы, похоже, прикончили, мистер Лоуэлл. Кажется, у меня в кабинете есть немного бренди.

Джейни пила весь день. И когда они с Билли вернулись в грузовик, она первым делом потянулась к бутылке водки.

– Какого черта тебе понадобилось протолкаться к ней и поздравлять ее перед всей прессой и телекамерами? – српосила она.

– «Что подумают люди?» – сказал Билли, стараясь обратить все в шутку.

– Они подумают, что ты по-прежнему в связи с ней.

– Подумают. Если ты будешь так орать.

– Надо полагать, в этот волнующий миг ты договаривался с ней о свидании.

– Нет.

– Или говорил, как ты по ней соскчился.

– Я всего лишь сказал ей, что она отлично выступила. Она заслужила похвалу. Я терпеть не могу, когда люди сбиваются в кучу против кого-нибудь потому, что им не хватает храбрости выступить против него в одиночку. Много лет назад я участвовал в таком сговоре против Джейка, и мне до сих пор мучительно стыдно. Я дал себе зарок никогда этого не повторить.

– Ты, наверное, страшно ее хотел в тот момент.

Билли посмотрел на ее лицо, красное и с расплывшимися чертами от бешенства.

– Ради господа бога! – рявкнул он. – Ты трахалась на стороне почти год!

– Я так и знала, что недолго ждать, пока ты начнешь меня обвинять!

– Я тебя не обвиняю, – устало сказал Билли. – Но если я могу забыть про Кева, то почему ты не можешь забыть про Фен?

– Я оставила Кева, потому что у нас все кончилось, потому что я от! него устала. Твоя история с Фен была в самом разгаре. Откуда мне знать, что у тебя с ней уже все? Что ты не лежишь рядом со мной и не мучаешься похотью к ее мальчишескому телу?

Билли наполнил чайник из крана и включил газ. Он был так неловок, зажигая спичку, что едва не сжег сбе ресницы. Даже газ был против него. Он устал, он был голоден, ему ужасно хотелось выпить. Его угнетало сознание того, что Багль мог бы перескочить крепостной ров, и он бы выиграл пятнадцать тысяч. И ничего из этого не осуществится, если Джейни не сделает ему навстречу хотя бы один шаг из десяти.