Текст книги "Наездники"

«На сто баксов.»

«Идет.»

От полного отчаяния Фэн спасла состоявшаяся в этот день церемония открытия. Все очень пренебрежительно относились к преувеличенной подготовке американцев – особенно Руперт, доведя Хелен до бешенства своими постоянными пренебрежительными замечаниями. Но каким-то образом, несмотря на полный набор вульгарностей, показ Антония и Клеопатры, девушек в рискованных трусиках с серебрянными воздушными шарами, восьмидесяти пяти мужчин, выбивающих мелодию «Порчи и Бес» из великолепных фортепиано, и президента, скалящего зубы, как кукла, по телевизору, все было весьма неплохо.

Суета началась заблаговременно. Руперт снял Олимпийский значок с голубой спортивной куртки и заузил штанины брюк до ширины водопроводной трубы. Фэн укоротила юбку. Гризел так потолстела, что у нее отлетали пуговицы, как у Тома Киттена, а юбка платья так растянулась, что не осталось ни одной складки. Форменные брюки Айвора были слишком коротки, так что их манжеты едва прикрывалм лодыжки, а спортивная куртка так велика, что висела на нем, как роба.

«Все вы, за исключением Джейка, чертовски бесстыжие,» огрызался Мэлис. «Надеюсь, что вас не заметят среди остальных английских спортсменов.»

После всей этой суматохи, казалось, про спортсменов забудут, но вот они проходят в алфавитном порядке под возбужденные приветствия удивительно чрезвычайно взволнованной и счастливой толпы. Шли мексиканцы в больших шляпах, и африканцы в национальных костюмах, и неправдоподобно шикарные французы в одежде, разработанной Кутюрье, и очень официальные англичане, одежда которых четко обозначала пол спортсменов.

«Можно подумать, что Руперт был в армии,» сказала Фэн, глядя как тот марширует, выпрямив спину. Джейк так ка только мог пытался скрыть вою хромоту.

«Слава Богу, мы прыгаем в Аркадии и не перед такой большой толпой,» сказала Фэн, глядя на бесконечную россыпь лиц.

Гром приветствий встретил Китай м Румынию, все встали. Потом, как в знак ненормального отступления от формальностей, под оглушающий рев вышли американские спортсмены. Все они были одеты в спортивные костюмы, поэтому, в отличие от других стран, не было разделения на мужчин и женщин. Радостные, шумные и чрезмерно веселые, они толпились в совершенном беспорядке. Все они несли фотоаппараты и вскоре уже толкали друг друга и другие команды на стадионе, пытаясь пробиться к другому краю парада, чтобы сфотографировать Мома на трибунах.

Даже когда появмлась чернокожая спортсменка, неся на последнем отрезке дистанции Олимпийский факел, можно было усомниться, сможет ли она когда-нибудь сделать это, потому что американские атлеты вертелись вокруг нее, щелкая фотоаппаратами, как журналисты.

«Кажется появились наследники братьев Маркс,» сказал Руперт.

Но, наконец, маленький огонь, горевший всю дорогу из Греции, был зажжен и, после бесконечных речей, тысячи голубей мира взлетели в голубизну неба.

«Надеюсь, ты примешь к сведению,» прошипела Фэн Руперту, «и прекратишь пакостить Джейку.»

Потом встала красивая певица и громко запела «Протяни руку и прикоснись к кому-нибудь» и все, сломав строй, бросились целовать друг друга и пожимать руки. Фэн обнаружила, что ее поцеловали Людвиг, Конт Гай и Руперт, а Айвор – даже трижды.

«О господи, сюда идет Гризел,» сказал Руперт. «Я ухожу. У каждого есть свой предел.»

«Говорил же я тебе не красить рестницы,» сказал Джейк, когда Фэн стала вытирать глаза.

И внезапно она поняла – Олимпийский идеал. Несмотря на торгашеский дух, шовинизм и большое горе, вот она сейчас здесь, в Лос Анжелесе, как представитель Англии несет свой собственный факел перед всей этой замечательной, дружелюбной, глубоко растроганной толпой. На несколько минут ее страдания из-за Дино, Джейка и Хелен ушли в сторону и внезапно она поняла значительность ее достижения, значение того, что в девятнадцать лет ее выбрали для выступлений в команде Англии. Без всех этих соперников, не будет соревнования. И если здесь не найдется людей, готовых мужественно и достоинством проиграть, то не будет и победителей. Настоящее величии состоит в способности подняться после падения.

«Правда, это лучший момент в твоей жизни?» прошептала она Джейку. Слишком взволнованный, чтобы ответить он кивнул.

«А будет еще лучше, когда мы вернемся домой с золотом за командные соревнования, и с золотом, бронзой и серебром за индивидуальные,» сказал Руперт. «О, посмотрите, вон моя румынка,» и, растолкав толпу, он обнял ее. Секунду она пристально смотрела нее своими раскосыми глазами, глядящими с бесстрастного славянского лица, потом толпа подтолкнула их друг к другу и он поцеловал ее.

«Первая база,» сказал Джейк, думая, видит ли это Хелен.

«Людвиг, кажется проигрывает это пари,» сказала Фэн. «Слышишь лязг опускающегося железного занавеса?»

После церемонии они встретили Хелен, которая смотрела ее вместе с Эриксонами.

«Правда, все было замечательно?» сказала Фэн. «Вы должно быть, весьма гордитесь тем, что вы американцы.»

Внезапно смирившись с произошедшим и почувствовав острее, чем когда-либо, муки любви из-за того, что Дино не приехал на Игры, она подошла к Эриксонам, чтобы представится и извиниться, что вряд ли сможет прийти к ним в другой раз, оставив Хелен и Джейка на мгновение наедине.

«Я все время смотрела на тебя,» прошептала Хелен, глаза ее мерцали. «Чувствовала тебя каждую минуту, так гордилась, что ты в конце концов попал сюда после всех этих препятствий, знала, что ты думаешь обо мне.»

Джейк еще раз ощутил великую силу ее любви.

57

До индивидуальных соревнований оставалось убить всего восемь дней. Это немного напоминало пребывание в отпуске, когда знаешь, что в любую минуту может начаться война. Гризел потела и становилась все более и более раздражительной. Фэн утратила присутствие духа, Айвор заснул на пляже и проснулся с ожогом на пол-лица. Джейк, загорев, почувствовал себя лучше. Впервые в жизни он действительно загорел до черноты. Сюзи Эриксон не отходила от телефона. Руперт катался на лыжах, лошадях, занимался серфингом, обхаживал мисс Румынию и без конца играл в покер с Людвигом, Контом Гаем, Кэролом Кеннеди и Вишбоуном, к отчаянию руководителей их команд, чувствовавших, что спортсмены разных национальностей будут держаться вместе. За каждой игрой, чтя отсутствие Дино, они оставляли пустой стул. Но он не появлялся.

До Фэн доходили кое-какие новости о нем. На следующий день после того, как застрелили Мэнни, в «Лос-Анжелес Таймс» появилась огромная статья, под заголовком «Агония Дино Ферранди». И еще Кэрол Кеннеди недолго поговорил с ним по телефону.

«Полагаю, он все еще в шоке,» сказал он. «Я предложил ему выступать на Белизне, но это просто его не заинтересовало.»

По-прежнему бесчисленное количество раз на день Фэн заглядывала в свой ящичек для писем в Олимпийской деревне, надеясь, что среди телеграмм и открыток от доброжелателей, может оказаться и письмо от него.

Ночуя в Олимпийской деревне, Джейк нажил ужасную неприятность. Штангисты так настроились против его непрерывного курения, что заставляли его выходить из комнаты и курить в коридоре. Часто он вообще не шел спать, просто проводя время перед телевизором. Однажды Айвор обнаружил, что всю ночь можно смотреть мультфильмы, после чего Мэлису приходилось с большим трудом отправлять его спать.

Мэлис организовал поездку команды в Диснейленд, и Фэн пришлось держать Айвора за руку, когда он испугался в доме с привидениями и во время пиратской битвы, и успокаивать его, когда он слишком разволновался, пожав руку Микки Маусу. В изумлении, Фэн глядела на солидных толстых американцев, объедавшихся гамбургерами, хот догами и мороженным, и широко раскрывающих набитые рты, призывая ее «желаем хорошо провести время.»

«Ты когда нибудь видел таких толстых людей?» шептала она Джейку. «Как ты думаешь, у Гризел есть лос-анжелеская кровь?»

«Нет,» сказал подслушивающий Руперт. «Гризел далеко не так приятна. Они мне больше напоминают твою жену Джейк.»

На какую-то секунду Фэн подумала, что Джейк сейчас бросится на Руперта.

«Не трогай его,» умоляюще сказала она, положив ладонь на руку Джейка. «Он просто пытается завести тебя.»

Куда бы они не шли, вокруг них толпились собиратели автографов, большей частью американцы, не имевшие никакого понятия, кто они такие, но в настоящее время крайне увлеченные всем олимпийским. Единственным, кого они узнавали по ослепительным взглядам, прекрасной американской жене и из-за прежних побед на американских скаковых дорожках, был Руперт. Да и то не всегда.

«Я вас знаю,» завопила старая карга с голубыми волосами, когда они уходили из Диснейленда, «вы с телевидения?»

«Нет, я из короткометражных фильмов,» огрызнулся Руперт.

Руперт продолжал каждое утро бегать трусцой и вскоре к нему присоединилась мисс Румыния. Дело явно шло на лад. Через неделю он предъявил Людвигу голубые трусики. «На этикетке внутри написано «Сделано в Румынии.»

«Как ми узнаем?» проворчал Людвиг. «Я не знаю румынского. Там может быть написано что-то совсем другое, например, сделано в Лос Анжелесе.»

«Это мисс Румынию сделали в Лос Анжелесе,» сказал Руперт.

«Она хорошо говорит по-английски?» спросил Ханс.

«Слава Богу, очень плохо,» ответил Руперт. «Но считает наше дезнравственное капиталистическое дазвитие совершенно изумительным!»

Медленно проползли восемь дней. Мало по мало, когда Фэн и Джейк, сидя как на иголках, ожидали, каких же трех наездников из восьми выберут для участия в индивидуальных соревнованиях, стало казаться, что Смелый и Дездемона идут бок о бок. Пока американцы продолжали выигрывать множество медалей в каждом соревновании, вновь и вновь поднимался американский флаг и звучал американский гимн, комментаторы достигали все новых высот шовинистической истерии, казалось, едва сознавая, что существуют другие страны, что укрепляло целеустремленность английской команды.

В пятницу, прервав однообразии, состоялись товарищеские соревнования – два круга, а потом прыжки. Кэрол Кеннеди верхом на темно-коричневой кобыле по имени Скарлетт О'Хара опередил всех в прыжках на пять секунд.

«Или он идиот, или эта кобыла просто феноменально подготовлена,» сказал Руперт. «Если верно последнее, то у нас всех большие неприятности.»

Смелый, освеженный долгим отдыхом и приободрившийся, сбил на первом круге препятствие, но Джейк был очень им доволен. Горная прыгала великолепно. За исключением одной глупой ошибки в программе прыжков, она ни разу не оступилась. Дездемона, также в потрясающей форме, пришла четвертой, перемахивая через припятствие с прежней силой, чем отчасти подняла Фэн настроение.

«Хорошо,» сказал Мэлис. «В индивидуальном соревновании будут участвовать: Руперт, Джейк и Фэн.»

Фэн не осмелилась взглянуть на Гризел.

Однако, придя в субботу в конюшни, Фэн заметила мрачное выражение лица Сары. Дездемона не могла ступить на левую заднюю ногу. Должно быть, она ушибла ее.

Фэн, Сара и Джейк не спали всю ночь, прикладывая припарки к ее ноге и пытаясь свести опухоль, и выгуливали ее под огромными лос-анжелескими звездами, проверяя, прошло ли онемение. К утру Фэн решила, что она уже поправилась. Английский ветеринар и американский государственный ветеринар решили иначе и устроили совещание с Мэлисом. Фэн чувствовала, что ее присутствие совершенно не нужно.

«У нее здесь сзади напряжение, а здесь опухоль. Думаю, у нее, возможно, раскололась кость,» сказал государственный ветеринар.

«Ей нужна, по крайней мере, неделя отдыха,» сказал английский ветеринар.

«Неделя,» сказала ошеломленная Фэн. «Значит, исключаются и командные соревнования.»

«Полагаю, да,» сказал американец. «Я осмотрю ее еще раз в пятницу, на тот случай, если вы совершите чудо, но боюсь, что завтрашний день совершенно точно выпадает.»

Для Фэн, целую ночь не спавшей, это было уже слишком.

«Чертовы бюрократы,» завопила она. «Вы даже не знаете с какой стороны подойти к лошади. Дайте ей какое-нибудь лекарство. С ней все будет в порядке. У нее часто немеют ноги по утрам.»

Уязвленный американский ветеринар обвинил Фэн в том, что она обращается со своей лошадью как с машиной.

Джейк и Сара стали на сторону Фэн, и, в результате, разгорелся недостойный, перешедший в вопли скандал, который с ликованием слушали собравшиеся вокруг конюхи и наездники, с ненормальным усердием переводя друг другу.

В конце концов, Мэлис взял Фэн за загривок и поволок выпить кофе в спокойный уголок английского клуба болельщиков.

«Ты должна взять себя в руки,» сказал он ей.

«Уже нечего брать в руки,» всхлипнула Фэн. «С Дездемоной все в порядке. Она моя лошадь. Я должна знать.»

«Когда ты увидишь завтрашний скаковой круг,» мягко сказал Мэлис, «то поймешь. Возможно, ты проскочила бы Национальном Кубке или Гран При, но преимущество Дездемоны это скорость, а не огромные устрашающие препятствия, преодолевая которые ей приходится действительно напрягаться. Я знаю, ты любишь эту лошадку, но я не могу позволить тебе выступать на ней, если тебе придется понукать ее каждый дюйм круга.»

«Все постоянно твердят, что главное не победа, а участие. А мне не дают даже участвовать.»

«У тебя впереди годы.»

«Но возможно, у меня никогда не будет такой хорошей лошади, как Дез.»

«Если ты не погубишь ее завтра, то, вероятно, во время Олимпиады у нее появится еще пара трещин. Как ты примиришься с тем, что будешь прыгать на ней и потеряешь ее из-за благих намерений, как бедный Дино?»

При упоминании его имени, Фэн уронила голову на стол и безудержно разрыдалась. «Я пытаюсь, действительно пытаюсь, пытаюсь быть веселой. Я три раза возила Айвора в Диснейленд. Но я надеялась встретиться с Дино. Однажды мы были близки.»

Мэлис похлопал ее по плечу. «Я знаю, как ты ждала встречи с ним, а теперь еще и это. Это ужастное несчастье.»

«Можно мне улететь домой?»

Мэлис покачал головой. «Это не выход. Ты по-прежнему в запасе. Если с кем-нибудь что-нибудь случится, тебе придется прыгать на его лошади. Мне завтра понадобится твоя помощь, твой совет, как лучше проехать этот круг, твоя энергия. Гризел совсем не умеет этого делать. Она все еще сердится из-затого, что я не выбрал ее.»

«Вы, наверное, смеетесь,» сказала Фэн. «Последние несколько месяцев я энергична, как покойник.»

«А еще я хочу, чтобы ты присматривала за Джейком, успокаивала его. Полагаю, он скучает по Тори?» Мэлис поднял бровь. Фэн вдруг почувствовала, что пытается что-то выведать.

«Да,» сказала она. «Конечно, скучает.»

В тот же день Руперт устроил верховые соревнования с Людвигом и Гаем, а Джейк нарушил свое обещание и, подчинившись мольбам Хелен, повез ее в горы. Собирая полевые цветы, он вспомнил пикник, который они устроили с Тори и детьми накануне Чемпионата Мира. Тогда он нашел приносящее счастье соцветие пижмы. Теперь же, зло отражала золотая пижма Хелен, лежащая в нагрудном кармане его рубашки.

Хелен видела, что Джейка одолевает навязчивое чувтсво беспокойства за Фэн.

«Она еще очень молода. У нее еще появятся другие возможности.»

«Ты не думала так, когда была молода,» сказал Джейк, «а с ней так много всего произошло в последние два года. Потеряла Билли, потом ее послали в Ковентри, потом потеряла Дино, а он не приехал и на Игры, а теперь и это. Она очень храбрая и не суетится попусту.»

Ты нужен мне гораздо больше, чем ей, хотелось завопить Хелен. Она была уже сыта по горло всей семьей Ловеллов. Она ревновала к Фэн, ей уже надоела Сюзи, продолжавшая рассказывать, какой Джейк привлекательный и высказывавшая предположения, что он, должно быть, просто безумно влюблен в Тори, если не поддался ее, Сюзи, чарам.

Многие дни не имевшая возможности встречаться с Джейком наедине, она хотела сейчас излить все свои беды. А теперь она столкнулась с полной отчужденностью. Казалось, он отгородил себя от всего внешнего мира. Его не интересовали ни новости, ни пьесы, ни концерты, на которых она побывала в Чаше Голливуда, или даже ужасающее поведение Руперта. Ей не хотелось верить, что то сочуствие, с которым он выслушивал ее, и то, что он спал с ней летом, было всего лишь легкомыслием, связанным с расшатанными нервами, и повышенной ранимостью из-за напряжения перед крупными соревнованиями.

В конце концов, устав идти, они повалились на траву, он лежал, положив голову ей на живот и ничего не говоря, просто вглядываясь в снежные вершины на фоне предвещающего бурю потемневшего неба, блаженствуя в прохладном воздухе, пока наконец не заснул. Не в состоянии вытерпеть потерю драгоценного времени, в течение которого они могли бы заняться любовью, Хелен разбудила его.

«Джейк, ты действительно любишь меня?»

«Конечно люблю.»

«Что-то сейчас по тебе это не очень заметно.»

Джейк приподнялся на локте, его глаза на загорелом лице окружали глубокие тени.

«Неужели ты не можешь понять, что кипение чувств на Олимпиаде или помогает или вредит тебе? Я не могу позволить себе отвлекаться.» Он взял ее руку и положил на нагрудный карман, дав ей почувствовать золотую пижму, «Но ты всегда возле моего сердца.»

«Надеюсь, я воодушевляю тебя,» печально произнесла она.

«Воодушевляешь,» сказал Джейк, а потом, вспомнив Дублин, добавил, «но и отвлекаешь. Я не хочу завтра, вместо того, чтобы сконцентрироваться на победе, беспокоиться о том, что могу сделать какую-нибудь ошибку или выдать себя перед Рупертом.»

«Ты даже не хочешь, чтобы я там была?»

«Конечно, хочу. Просто не жди, что я буду махать тебе и улыбаться весь день. Говорят, что я груб и раздражителен. Но я просто хочу состедоточиться перед выступлением. Если мне придется беспокоиться и том, счастлива ли ты, это только увеличит напряжение.»

Видя ее непонимающее лицо, он добавил, «ставка слишком высока, все наше будущее.»

«Я чувствую себя такой одинокой на больших соревнованиях,» обидчиво сказала Хелен. «Я даже рада, что завтра приезжает мама.»

Она прижала Джейка к себе. «Пожалуйста, поцелуй меня, я так тебя хочу.»

Но поцелуй оказался единственным, что он смог сделать, и это крайне обеспокоила ее. Когда в прежние времена Руперт был еще безумно влюблен в нее, они занимались любовью и до, и после, а часто и в фургоне во время соревнований.

Возвращаясь вечером с тренировки, Руперт заглянул в Олимпийскую Деревню, чтобы забрать почту, и обнаружил письмо, отправленное из Пертшира. Крайне предусмотрительная Аманда и на этот раз, как всегда не употребляла в письме имен, но просила извинения за то, что так «чертовски рассердилась» из-за зеркала и призналась, что очень по нему скучает, писала, что все они будут смотреть его завтра и желала ему удачи.

Она вернется в Лондон в сентябре. Будучи столь же осторожным, Руперт порвал ее письмо и хотел уже выбросить в урну, но потом снова собрал его по кусочкам, чтобы убедиться, действительно ли все так. Он чувствовал себя до смешного обрадованным и удивлялся, почему, черт побери, завел любовную интрижку с мисс Румынией. Лучше вернуться в Аркадию и лечь спать. Они выезжали на скаковой круг в пол-восьмого.

Мэлис Гордон не был религиозен, но ночью перед индивидуальными соревнованиями он молился. Он должен попытаться и суметь проиграть достойно и не заставлять никого из тркх наездников слишком расскаиваться в случае неудачи, попытаться и суметь поддержать их спокойствие, не передавая своих страхов и волнений. У Айвора хорошая лошадь и обычно он не нервничает, но ему не хватает задора. Джейк ужасно мало спит и вполне может сломаться. Руперт слишком уж самоуверен, а Горная слишком неопытна. На день соревнований они были непобедимы, но его терзала тревога. Он был крайне тронут тем, что Фэн прислала ему поздравительную открытку с черным котом. «Лучшему в мире руководителю команды,» написала она на обороте. «Будем жить, чтобы сразиться в другой раз, любите Фэн.»

58

Джейк провел ночь, часто просыпаясь, видя какие-то обрывки снов. Была церемония открытия и певица превратилась в Хелен, рыдающую в микрофон, что Джейк ее не любит. Потом он был на арене, когда вдруг лопнули подпруги и соскочила уздечка. Под конец ему приснилось, что у Смелого на арене случился сердечный приступ. Лежа в сияющем свете солнца и привлекая к себе мух, он внезапно превратился в Моряка. Вытирая слезы, Джейк с криком проснулся. Тотчас же один из штангистов сел рядом с ним на кровать, похлопывая огромной рукой по плечу, а другой зажег ему сигарету. Выиграв накануне серебро и бронзу, они могли себе позволить быть великодушными. Поскольку сейчас половина четвертого, сказали они, Джейку нет смысла досыпать оставшийся час, с таким же успехом они могут выпить по чашечке чая и поболтать, чтобы развлечь его. Джейку больше хотелось бы побыть в одиночестве, но он был тронут их заботой.

Штангисты уже дремали, когда, с каким-то чувством нереальности, Джейк надел новые носки, белые бриджи, рубашку и дрожащими руками повязал галстук. Он был весь в белом, как невеста, пока не обул блестящие, с коричневым верхом, ботинки и втиснулся в новый красный камзол с черным бархатным воротником и британским флагом на кармане. Действительно, пришел тот самый день, так же, как приходит день идти мальчишкам в подготовительную школу, или мужчинам – в камеру смертников.

«Всего хорошего,» сонно пробормотали штангисты. «Мы будем смотреть тебя по ящику. Покажи им.»

«Всего хорошего,» сказали борцы, когда Джейк зашел за Айвором. «Ради Бога, присмотри за ним.»

«Всего хорошего,» сказали суровые охранники в конце коридора, улыбаясь первый раз со дня их приезда. «Счастливого вам дня.»

Им повезло, что они вышли рано, когда восходящее солнце окрашивало бледно-шафрановой позолотой горы Санта-Моника; автострады уже были запружены машинами, а непрерывные потоки энтузиастов всех национальностей – но преимущественно американцев – захватив с собой шляпы, термосы, холодильники, банки с пивом, бутерброды, транзисторы и даже переносные телевизоры, чтобы поддержать себя в течение долгого дня, вливались на стадион. Повсюду стояли биллетеры, а, чтобы добраться до конюшен, команде пришлось прорываться сквозь ряды собирателей автографов и людей, торгующих кока-колой, жевательной резинкой, гамбургерами, хот догами и сувенирами.

«Если кто-нибудь еще предложит мне плакат с Дино, я зареву» сказала Фэн.

К семи часам трибуны под подернутым дымкой, сизо-серым небом, свидетельствующем о наступающей сильной жаре, были переполнены. Большинство людей в толпе не отличило бы морды лошади от хвоста, но, охваченные олимпийской лихорадкой, они жаждали увидеть, как американцы завоюют еще одно золото.

В пол-восьмого наездники и руководители команд вышли на скаковой круг, бледнея под густым бронзовым загаром. На арену не допустили больше никого, даже журналистов. Тем не менее, члены королевской семьи не стали терпеть таких ограничений.

«Доброе утро, Дадли,» обратился принц Филлип к Дадли Диплоку, вертевшемуся около входа. «Уже ходили на круг?»

«Нет, сир.»

«Ну, тогда пойдем, пойдем,» сказал принц Филлип, шагая прямо через кордон охранников, а за ним подпрыгивал Дадли.

«Посмотрите на эту толпу,» глухим голосом сказал Айвор.

«Посмотрите на этот скаковой круг,» сказал Джейк, пристально глядя на препятствия, чьи огромные размеры ничуть не смягчалишь буйно разросшимися деревьями и цветами.

«Положительно устрашающая,» выдохнул Кэрол Кеннеди, глядя на комбинацию. В ней было два необычных препятствия, одно, построенное из светлых и темно-коричневых кирпичей в форме хот дога, и другое, сделанное в виде лодки, с парусами на обоих концах вместо крыльев, и с лошадьми перепрыгивающими через нос.

«Матерь Божья, какая ужасная штука,» сказал Вишбоун, глядя на хот дог.

Даже Руперт был необычайно молчалив, пока они меряли и перемеряли расстояние.

«Все вы брали более высокие препятствия,» сказал Мэлис, когда они разглядывали массивную изгородь.

«Но не каждое же,» сказал Айвор.

Фэн внезапно овладело чувство стыда из-за того, что она хотела, чтобы Дездемона прыгала этот скаковой круг. Он был просто слишком велик и она даже не верила, что Смелый может пройти его. Она испугалась за Джейка. Она хотела остаться с ним, чтобы поддержать его уверенность в себе, но Мэлис сказал ей оставаться натрибуне для наездников, во все глаза наблюдать за первыми выступлениями и не давать никаких советов.

Похолодевший и стучащий зубами, несмотря на жару, Джейк сосредотачивался и ни кем не разговаривал. По жребию ему выпал очень дальний номер, что не могло не сказаться на нервах. Внезапно он затосковал по Тори, ее спокойному сочувствию и пониманию, по ней, способной все вынести, даже если он обманет ее. Проходя через пост охраны в конюшни, он вдруг услышал крик и к нему бросилась Хелен. Она выглядела восхитительно в белой греческой тунике и большой белой шляпе с синим крапчатым шарфом вокруг талии. В нескольких ярдах позади нее стояла крупная симпатичная женщина средних лет с бульдожьей челюстью.

«Дорогой,» прокричала Хелен, «я везде тебя ищу. Я только хотела пожелать тебе удачи и познакомить с мамой.»

Джейк недоверчиво посмотрел на нее. «Что?»

«Познакомить с мамой. Я так много о тебе рассказывала.»

«Не будь такой идиоткой,» перебил ее Джейк. «Я не могу ни с кем сейчас знакомиться,» он круто повернулся и ушел.

Хелен была ошеломлена. «Он немного перенапряжен,» сказал она матери. «Ты сожешь познакомиться с ним позже.»

Все столпились на трибуне наездников, чтобы посмотреть первое выступление. Над ареной повисла тишина. По толпе пробежал шорох, когда появился первый участник. Им был Ганс Шмидт – его шляпа, как обычно, была небрежно сдвинута, что противоречило выражению его лица, на лошади по кличке Папа Гайдн, темно-гнедом ганноверце, очень хорошо выдресированном. Немецкая команда издала стон, когда во время прыжка, он зацепил второе препятствие, пару подпорок, которое никогда не было сильной стороной немцев, затем задел третье препятствие и четвертое, и, недостаточно разогнавшись, обоими копытами попал в воду. Расстроенный таким несвойственным для него плохим выступлением, Папа Гайдн разрушил лодку, а потом и хот дог, выбив шест из массивного триплета, стоящего в стороне от избранного круга, и задел первый элемент комбинации, завершив выступление с тридцатью шестью ошибками.

«А он ведь занимает пятую позицию в мире,» дрожащим голосом сказал Вишбоун.

«Первый участник всегда нервничает,» сказал Руперт.

Напряжение ожидания, пока восстанавливали круг, сказалось на Конте Гае, который выступал следующим, и он потерпел неудачу с третьим препятствием, потом сумел не попасть в воду, но шел так быстро, что не смог сдержаться и сбил лодку, хот дог, массивную изгородь и два последних элемента комбинации. Вслед за ним выступал японский наездник, выехавший со стремлением, достойным камикадзе, закончить круг любой ценой, и пришедший под громкие приветственные возгласы с поразительным общим счетом в пятьдесят пять ошибок. Один из молодых ирландских наездников сумел на своей уродливой коричневой кобыле пройти круг с двадцатью четырьмя ошибками и установил первый лучший результат. Заменяющая Дино Лиззи Дин не смогла оправдать всех возложенных на нее надежд и добилась двадцати ошибок.

«Вероятно, там лучше ходить, чем ездить верхом,» пробормотал Айвор, позеленевший, как авокадо из сада Сюзи Эриксон.

Жара усиливалась, становясь все убийственнее и убийственнее, пока испанцы, швейцарцы, итальянцы, канадцы сменяли друг друга. Если они не нервничали на круге, их нервировала толпа, всякий раз, когда кто-либо чисто преодолевал препятствие, издававшая улюлюканье, терзающий рев и вопли, «Так держать, так держать.»

Появление Людвига пробудило определенный интерес, когда объявили, что он завоевал золото на прошлой Олимпиаде и был вторым на Мировом Чемпионате. Выглядя, олицетворением здоровья, Клара рысью выбежала на круг, пряла длинными ушами, ловя малейшие команды, ее умные глаза блестели, глядя на огромную толпу. Вскоре, пока она изящно проходила круг, оставив полосу голубой воды в футе после себя и сумев замедлить бег и стать первой лдошадью, преодолевшей лодку, стало очевидно, что она в прекрасной форме. Тем не менее, вопли и одобрительные возгласы, приветствовавшие это достижение, совершенно выбили ее из колеи. Она с грохотом ударила по хот догу, врезалась в изгородь и сбила огромный триплет, закончив с восемью ошибками. Остальные наездники сочувственно апплодировали, когда Людвиг уезжал, уныло покачивая головой. Вместе с тем, подумала Фэн, это пока лучшее выступление. Очевидно, здесь невозможно пройти круг чисто. Она попыталась точно вспомнить, как Людвиг взял лодку, чтобы рассказать Джейку. Глядя, как мексиканец по имени Иисус безнадежно потерпел неудачу, она все сильнее и сильнее волновалась за него.

Еще хуже ей стало, когда, пока Айвор пошел в конюшни, чтобы разогреть Джона, кто-то пододвинулся к ней и она обнаружила, что сидит рядом с Хелен и миссис Макулай.

«Это родственница Джейка, Феннела,» сказал Хелен. «А это мама.»

Фэн и миссис Макулай без особой приязни кивнули друг другу. Фэн подумала, рассказала ли Хелен все своей матери о Джейке. Хелен поглядела в молчаливое лицо Фэн.

«Джейк, кажется, слишком напряжен,» сказала оан. «Я пыталась познакомить его с мамой.»

«Единственный, с кем бы он хотел познакомиться сейчас, это наш создатель.»

«Но он и в самом деле ужасно тревожится,» сказала Хелен.

«Он скучает по Тори,» сказала Фэн. «Он пытался позвонить ей сегодня утром, но все линии были заняты.»

«Полагаю, он женился по расчету,» натянуто сказала Хелен.

«О, Боже, нет,» сказала Фэн. «Он был без ума от нее. Вспомните, как он разъярился, когда Руперт в Диснейленде сострил по поводу того, что она слишком толстая.»

«И он никогда не заводил любовных интрижек,» не удержавшись, спросила Хелен.

«О, не больше, чем любой средний наездник,» беззаботно солгала Фэн. «Вы же знаете, какие они. Слишком много возможностей, чтобы ожидать абсолютной верности, но он всегда возвращается к Тори.»

Видя подергивающееся страдающее лицо Хелен, Фэн решила, что зашла слишком далеко. Я попаду в ад, если буду такой сукой, подумала она, но с тех пор, как не приехал Дино и я не участвую в Олимпиаде, я в любом случае в аду, так что это не имеет значения.

«О, посмотрите, выезжает Мэри Джо,» сказала миссис Макулай. «Извини, Хелен, но это моя девочка. Я отказываюсь поддерживать английскую команду.»

На пять минут огромная толпа, все утро поднимавшаяся и садившаяся, приостановила свое паломничество за едой и напитками. Подбодренные их пылом и истерическим энтузиазмом и своим собственным страстным желанием выиграть, Мэри Джо и Балтазар прошли круг с четырьмя ошибками, задев только хот дог, и вышли в лидеры. Покраснев, как ее камзол, улыбаясь от уха до уха, подбрасывая в воздух и ловя свою шляпу, как церемонимейстер на параде, она галопом ускакала с круга, пока толпа, вся как один, встала и апплодировала ей.