Текст книги "Влюблен и очень опасен"

Глава 30

Мужчина, представившийся Обери, провел Фанни по многочисленным переплетавшимся, словно ходы в лабиринте, каменным тоннелям к находящейся на некотором возвышении железной двери овальной формы, напоминавшей иллюминатор на корабле. Приподняв юбки, Фанни взошла по каменным ступеням на площадку перед дверью.

– Осторожно, за порогом ступенька, – предупредил ее Обери, галантно пропустив даму вперед. Переступив порог, Фанни оказалась в будуаре султана.

Это изобилующее нишами помещение на удивление точно отражало характер своего хозяина. Элегантная простота соседствовала с грубоватой, явно мужской чувственностью. Такая комната более походила на логово пирата, чем на личные апартаменты… Кого, собственно? Кем по сути являлся этот странный мужчина – Беллкорт Мэллори? Очевидно, он был противником прогресса, но ретроградом его назвать язык не поворачивался. Он обладал харизмой лидера, безусловно, чувством стиля и сумел сплотить вокруг себя целую армию преданных бойцов. В этом Фанни успела убедиться на собственном опыте.

В этой комнате с низким потолком главным предметом интерьера была кровать гигантских размеров. Фанни быстро окинула взглядом помещение. В одном из углов стоял вместительный книжный шкаф, полный фолиантов, остальная часть помещения служила гостиной и столовой. Каменный пол покрывал толстый персидский ковер в темно-красных тонах. Благодаря наличию ковра и его расцветке комната казалась теплой. Кровать под роскошным балдахином невольно притягивала взгляд, но Фанни приказала себе не делать поспешных предположений и не нагонять на себя страх, давая волю воображению.

– На приставном столе вы найдете вино и более крепкие напитки, – с поклоном сообщил «дворецкий». – Мэллори вскоре к вам присоединится. – Дверь с глухим щелчком затворилась.

Фанни, выждав немного, подергала дверь. Заперта.

Один за другим Фанни открывала наполненные янтарной жидкостью графины, пока не нашла то, что искала – запах «с дымком». Налив немного виски в стакан с толстым дном, она тут же залихватски опрокинула все содержимое в рот. Для храбрости.

– Вы знаете толк в виски, мисс Грейвил-Ньюджент. Могу я попросить вас налить еще один стакан?

Фанни стремительно обернулась. Мужчина, которого она не узнала, положив шляпу на комод у двери и там же оставив хлыст, шагнул в глубь комнаты. На нем был костюм для верховой езды. Фанни окинула взглядом длинные мускулистые ноги, обтянутые бриджами и скрытые до колен сапогами из тонкой кожи. Он производил впечатление лощеного английского аристократа, джентльмена до мозга костей. Задержавшись возле обеденного стола, он снял темный парик и рывком освободился от франтоватой короткой бородки.

Фанни поспешила исполнить просьбу хозяина и налила виски ему, да и себе подлила немного.

– А мне, честно говоря, понравилось сочетание бритой головы с бородкой, – заявила она.

– Да, осталось вдеть золотую серьгу в ухо, и картина будет полной. Позвать сюда мистера Толберта с бочонком рома и бутафорским сундуком с пиастрами? – Мэллори шагнул к ней, и глаза его потемнели еще больше. В его глазах горел огонь, но не холодный пламень, как во время их первой встречи. На этот раз от его взгляда, скользнувшего по ее телу, Фанни сделалось жарко, и у нее подкосились колени. Мэллори внушал ей страх, но не только. В читавшемся в его взгляде желании было что-то… обезоруживающее. Фанни льстило сознание того, что этот мужчина отчаянно ее хочет.

– Мы могли бы обойтись без ненужных предисловий, мистер Мэллори. Не стоило утруждать себя любезностями.

– Зовите меня просто Мэллори.

Фанни заставила себя встретиться взглядом с его горящими черными глазами и едва не обожглась. Она протянула ему виски.

– Прошу вас, Мэллори.

Скользнув ладонью по ее кисти, он принял стакан из ее руки.

– Мистер Толберт гном или толстяк? – спросила Фанни, насмешливо вскинув голову. – Не могу судить обо всех, но по крайней мере некоторые из ваших клевретов перешли к вам на службу из труппы бродячего цирка. Или я заблуждаюсь?

Фанни не была уверена в этом на все сто, но ей показалось, что Мэллори сдержал смешок. Взмахнув рукой, в которой держал стакан, он пригласил ее пройти в зону гостиной, где на большом светлом ковре разместилась просторная удобная кушетка и несколько кресел без подлокотников. Мебель была расставлена так, чтобы собеседники видели друг друга и при этом чувствовали себя непринужденно.

– Мне кажется, я как-то раз слышала ваше выступление на сходке рабочих. Вы говорили что-то о необходимости соблюдения их прав. Но я могу ошибаться, – затараторила Фанни. Она немного нервничала.

– Я часто использую двойников для публичных выступлений, а сам тем временем смешиваюсь с толпой митингующих. Я лично отбираю всех своих рекрутов. – Мэллори похлопал ладонью по диванной подушке, лежавшей рядом с ним на кушетке. – Кое-кто из моих людей имеет неплохой опыт выступлений на театральных подмостках, и им нравится выступать перед публикой. Я также нахожу их умение гримироваться и перевоплощаться полезным для моих предприятий.

– Вы мните себя Робином Гудом? – спросила Фанни.

– Я не рыцарь и не крестьянин, но определенно стою над законом. – Он пристально изучал ее взглядом, как бывалый повеса приглядывается к намеченной жертве. – Робин Гуд – это слишком уж романтично для нашего времени и нашего возраста, вы не находите? Подданные Британии уже давно сделали свой выбор: заменили доброго коня паром, навалили свою работу на малолетних… – Мэллори протянул руку к лампе и притушил фитиль. – Предали забвению мягкий свет газовых фонарей ради электрической лампочки мистера Свана.

Пока Мэллори возился с фитилем, Фанни исподволь разглядывала его шрам – красный зигзагообразный рубец, протянувшийся от макушки до уха. Ей хотелось проглотить виски залпом, но она пила его медленно, мелкими глотками.

– Не думаю, что электричество когда-либо вытеснит красоту живого огня, – сказала Фанни, глядя на него поверх кромок стакана. На мгновение ее обожгло огнем его взгляда. И тогда она забыла о решении пить медленно и опрокинула весь виски в рот. – Скажите мне, Мэллори, вы вознамерились положить конец прогрессу вообще или вы действуете избирательно?

Уголки его губ чуть заметно приподнялись. Пожалуй, ей удалось слегка позабавить этого прожженного циника.

– Как я уже отмечал, граждане Британии сделали свой выбор: они вращают колесо прогресса, чего бы им это ни стоило. В «век машин» Британия превратила себя в «мастерскую мира». По крайней мере, так ее назвал Томас Карлейль.

Расслабленная, вальяжная поза Мэллори отчетливо контрастировала с его взглядом. Эти черные глаза смотрели на нее с испытующей, оценивающей пристальностью.

– Одно дело, когда дети работают на ферме, помогают родителям, – продолжал Мэллори, – но заставлять ребенка лазать в узком вентиляционном стволе угольной шахты, чтобы открывать и закрывать заслонки или протискиваться под работающими машинами, которые могут его покалечить… – Мэллори замолчал, погрузившись, как показалось Фанни, в свои тяжелые думы.

– Вот уже несколько лет как принят закон, запрещающий принимать на постоянную работу на заводы и шахты малолетних детей, – возразила Фанни, при этом смущенно поежившись. – С каждым годом промышленники предпринимают новые положительные шаги в этом направлении, – не слишком уверенно заключила она.

– Когда их к тому принуждают.

– Согласна, изменения не всегда вносятся добровольно. – Фанни опустила глаза. – Почему бы вам, – вновь подняв на него взгляд, предложила Фанни, – не пойти законным путем? Вы могли бы внести законодательную инициативу о том, к примеру, чтобы женщинам платили наравне с мужчинами за равный труд, или о том, чтобы выделялось больше средств на строительство и содержание школ для неимущих.

– Мой брат погиб, раздавленный одной из громадных машин, что производил ваш отец. – Мэллори пересел так, что они оказались почти лицом к лицу. – Ему исполнилось всего девять лет.

– Так, выходит, вы мстите? Око за око? – проговорила Фанни занемевшими губами.

Мэллори допил то, что было у него в стакане, и встал, чтобы подлить еще.

– Да, но на этом мой печальный рассказ не закончен. – Он вернулся с графином в руке и подлил Фанни по ее молчаливой просьбе. – Одним прекрасным октябрьским утром вся моя семья трагически погибла при взрыве на пороховом заводе Джевелла. Тогда погибло сто девять человек – мужчин, женщин и детей, а остальные превратились в калек. Случилось это за несколько лет до вашего рождения.

– Нет, это произошло в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году, как раз в тот год, когда я родилась, – еле слышно пробормотала Фанни.

Мэллори потер висок.

– Во время взрыва, – продолжал он, – я находился в лазарете. Мне там зашивали руку. Вот так, по иронии судьбы производственная травма спасла меня от смерти.

Сердце тяжело ухало в ее груди.

– Вы потеряли всех своих близких?

– Господь меня не пощадил. К тому времени, как я вернулся на завод, здание было объято пламенем. Мало кто из обожженных сумел выползти из него живым.

Фанни закусила губу.

– Неудивительно, что вы взяли на себя миссию избавить страну от модернизации. – У Фанни земля медленно уходила из-под ног. Как может человек оправиться после такого удара? Наверное, никак. – Я ни в коей мере не стремлюсь умалить вашей чудовищной потери, того несчастья, что свалилось на вашу семью, но я по крайней мере хотела бы возразить вам в том смысле, что индустриализация принесла кое-что хорошее. Машины создали новый рабочий класс, который Роберт Пиль назвал…

Мэллори вздохнул.

– Вспомогательной человеческой расой, которую загоняют на заводы и вынуждают стать трудолюбивыми работниками. – Мэллори потихоньку потягивал виски. – И раз уж вы цитируете Пиля, то позвольте мне встречную цитату поэта и критика Мэтьюза Арнольда: «Эта странная болезнь современности с ее болезненной спешкой, с ее размытыми целями…»

Взгляд его сделался отчужденным. Впрочем, как Фанни сейчас осознала, глаза его были глазами человека не от мира сего. Почувствовав на себе ее взгляд, Мэллори посмотрел на нее.

– Кстати, о еще одном омерзительном побочном продукте жадности и массового производства. Долго ли осталось до того, как весь природный ландшафт Британии будет безвозвратно изуродован?

Фанни поймала себя на том, что оценивает Мэллори с совершенно неожиданной для себя стороны: видит в нем не противника, а достойную сострадания жертву – израненную покореженную душу. Его взгляды, взгляды человека, объявившего крестовый поход против прогресса, не были взглядами фанатика или безумца. Напротив, в них присутствовало по-настоящему рациональное зерно. Даже этот странный огонь в глазах его, казалось, притух, словно его одержимость ушла вглубь, скрылась в потаенном уголке его души, спряталась от досужих глаз.

Сидя рядом с ним, Фанни понимала, отчего ему верили, отчего за ним шли и умирали люди. Не прилагая к тому никаких видимых усилий, он умело подчинял их себе. И сейчас Фанни чувствовала это на себе. Мэллори был прекрасно сложен, высок, широкоплеч. В нем чувствовался избыток мужской силы, и это заставляло Фанни испытывать некое… беспокойство. Что-то напоминающее легкую дрожь, прокатилось по ее телу.

– Не думаю, что кому-то нравится смотреть на фабричные трубы, разве что самим фабрикантам. Но надо ли наказывать их так жестоко? – Нервничая, она облизнула губы, и его взгляд опустился на ее рот.

Непостижимым образом то, что сделала Фанни в следующую секунду, не отдавая себе в этом отчет, шокировало ее в той же мере, что и сидевшего рядом мужчину. Еще до того, как она успела обрести власть над собой, она протянула руку и погладила Мэллори по наголо выбритому черепу, нежно касаясь уродливых рубцов.

– Что бы я ни делал, я делаю это во имя… – Мэллори отпрянул в удивлении. Ее наивный, непроизвольный жест заставил его прерваться на середине предложения. С осознанием нелепости своего поступка к Фанни пришла неловкость. Она убрала руку. Краска стыда залила щеки.

Фанни вымучила смешок.

– Не знаю, что на меня нашло. Прошу меня извинить…

– Пожалуйста, не надо извинений. – Накрыв ее руку своей рукой, Мэллори провел ее пальцами по колючей скуле и крупному, красивой формы рту. Нежно перевернув ее руку, он коснулся губами ее ладони, скользнул к основанию запястья, нащупал жилку, в которой часто бился пульс. – Простите меня, Фрэнсин. – Он погладил ее по щеке. – Ведь вас зовут Фрэнсин, верно?

К своему ужасу, Фанни поймала себя на том, что у нее не возникло и мысли о том, чтобы уклониться от его прикосновений. В горле встал спазм. Проглотив комок, она сказала:

– Почти все зовут меня Фанни.

Мэллори показался ей вдруг щемяще-трогательным, по-человечески близким. И она почувствовала, как он вздрогнул, когда она прикоснулась к тому ужасному рубцу за ухом. Она дотронулась до него в том особенном, потаенном месте, как те, к которым Рейф прикасался на озере. Господи… Рейф…

Где-то очень далеко, на периферии сознания Фанни услышала его голос. «Прыгай, Фанни. Беги, Фанни. Держись, Фанни!» Лицо ее мгновенно сделалось каменным. Она займется любовью со змием о девяти головах ради того, чтобы… выжить. И этот мужчина был несомненно монстром, монстром с израненным сердцем и измученной душой.

Дьявол убрал ладонью несколько завитков с ее лба и долго, пристально вглядывался в ее лицо.

В дверь постучали. Не отрывая от нее взгляда, Мэллори ответил:

– Войдите.

Дворецкий по имени Обери вкатил тележку со множеством накрытых серебряными крышками блюд и несколькими бутылками вина.

– А, вот и ужин. Вы голодны?

Пусть даже в ее животе все переворачивалось вверх дном, как на корабле в шторм, Фанни собиралась есть со скоростью улитки и обильно запивать еду вином.

– Ужасно.

Мэллори пружинисто поднялся с кушетки.

– Мы с леди обслужим себя сами.

Со своего места Фанни наблюдала, как дворецкий накрывает на стол. Еда без особых изысков, но хорошо приготовленная и элегантно поданная. Им предстояло отведать рыбу, говяжий окорок, отварной картофель и овощное рагу. Не слишком богатое меню, но, право, удивительно, как в этих катакомбах вообще могли приготовить что-то стоящее.

Фанни поднялась и тронула Мэллори за руку.

– Я должна попросить вас об одолжении. Право, это не более чем акт милосердия. – Подавив приступ страха, вызвавший усиленное сердцебиение и нехватку воздуха, Фанни продолжила: – Это касается ребенка, Гарри…

– Мальчика завтра вернут отцу, – коротко ответил Мэллори и усадил ее за стол. Фанни испытала громадное облегчение. – А теперь моя очередь просить об одолжении. – Он обнял ее за талию и прижал к себе. – Я хочу, чтобы вы пришли ко мне по своей воле, осознавая, что делаете… – Он чуть-чуть повернул голову, так, что его губы оказались на волоске от ее губ. – И с удовольствием. – Эти глаза, горящие угли сдерживаемой ярости, прожигали ее насквозь, выискивали малейшие признаки лукавства. – Вы сделаете это для меня?

Дабы он не заметил ее колебаний, Фанни решила смотреть на его губы, которыми искренне восхищалась. Любуясь ими, она подумала о поцелуе, но отмела эту мысль. Слишком много для начала. Не стоит демонстрировать такую степень готовности отдаться по первому его зову. Фанни приоткрыла рот и провела кончиком языка по краю верхней губы. И подняла взгляд.

– Сделаю.

Земля задрожала под их ногами. Раздался гром. Фанни не удержалась на ногах и упала. Мэллори в падении накрыл ее своим телом. От оглушительного взрыва распахнулась железная дверь в апартаменты. Взрывной волной их с Мэллори отбросило на ковер. Мэллори закатил ее под стол.

– Оставайтесь здесь, – приказал он.

Фанни закашлялась.

– Что это было? – в недоумении спросила она.

– Незваные гости. – Он неохотно отпустил ее и выбрался из-под стола. Фанни приподняла скатерть. Мэллори подозвал к себе Обери. Когда пыль улеглась, в комнату вошли еще несколько приспешников Мэллори.

– В одном из помещений внизу произошел взрыв, сэр, – доложил один из вошедших.

Мэллори обвел комнату взглядом. Фанни в это время выползала из-под стола.

– Все цело, – констатировал Мэллори.

Пока мужчины толпились у двери, Фанни, убедившись, что на тележке осталось полно еды, бочком подобралась к ней и высыпала сушеные фрукты из вазочки в салфетку.

– Похоже, Скотленд-Ярд нас выследил, – сказал Мэллори, обернувшись как раз в тот момент, когда Фанни запихивала рогалик в карман платья.

Распрямившись, она удивленно выгнула брови.

– А они оказались сообразительнее, чем многие думают, – сказала она и натянуто улыбнулась.

Похоже, ее реплика не только не разозлила Мэллори, но еще и позабавила. Направляясь к двери, он бросил через плечо:

– С той же вероятностью это могла быть крыса. Известно, что крысы любят полакомиться бикфордовым шнуром. – Взглянув на накрытый стол, он добавил: – Возьмите, что пожелаете, к себе в камеру.

Мэллори поклонился.

– До завтрашнего вечера.

Рейф застонал. Что-то влажное, теплое и шершавое скользило по его лицу. Отхаркавшись пылью и сплюнув грязь, Рейф открыл глаза. Алфред часто дышал в паре дюймов от него. И снова длинный собачий язык скользнул по его щеке.

– Хватит, Алфред, – сказал он и с тяжелой одышкой приподнялся на локтях и огляделся. – Эй, Флин, ты где?

Словно сошедший с ума маятник собачий нос метнулся в сторону груды мусора. На полу рядом с Рейфом валялись разбитые кирпичи. Рейф с трудом поднялся на ноги и сделал вдох, настолько глубокий, насколько это было возможно. В воздухе столбом стояла пыль. Легкие словно огнем обожгло. Ребра тупо ныли. Рейф ощупал повязку под рубашкой. Вроде цел.

Опершись на глыбу застывшего бетона, он принялся расшвыривать битые кирпичи. Через несколько минут показалась пара ботинок и торчавшие из них ноги. Схватив обе ноги, Рейф потянул их на себя. Из-под груды донесся стон. Рейф переглянулся с Алфредом.

– Хорошие новости. Он жив. – Собака-ищейка уселась рядом. Рейф не был на сто процентов уверен, но ему показалось, что пес обрадовался.

Рейф трудился около получаса, раскапывая своего партнера, который в итоге вылез из-под кирпичных обломков хоть и весь в синяках и ссадинах, зато живой. Флин долго откашливался перед тем, как оказался в состоянии что-то делать. Прежде всего он огляделся.

Несколько винных бочек разлетелись в щепки. Большая часть их содержимого вылилась на пол, покрыв его багряными лужами. Флин обмакнул палец в лужу и лизнул его.

– Жаль, такое вино пропадает, – сказал он, смачно посасывая палец. – Должно быть, мы взорвали динамит. – Флин закашлялся, отхаркивая грязь.

Рейф кивнул:

– Наткнулись на самодельную мину. Нам еще повезло, что нас обоих не разорвало на куски, а заодно и пса. – Алфред взвизгнул и замотал хвостом.

Рейф помог Флину подняться. Флин сделал несколько шагов и, кривясь от боли, сказал:

– Вот черт, я совсем не могу ступать на эту ногу.

Рейф подошел к нему.

– Скорее всего у тебя трещина в кости, – предположил Рейф. Закинув руку Флина себе на плечо, он потащил напарника подальше от груды кирпичей. Вместе они поплелись прочь из подземелья. Уже на улице они едва не наступили на пьяного складского работника.

Рейф тряхнул пьянчугу за плечо.

– Эй, приятель, ты что-нибудь знаешь о подземных ходах – под винными погребами?

Пьяница, щурясь, смотрел на них.

– А как же. Под доками святой Катерины. Сам их видел. Там пираты прятали награбленное лет сто, а то и двести тому назад.

Флин покачал головой.

– Ах ты бедный старый морской пес.

Рейф щурился, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь густой туман – он и не думал рассеиваться.

– Тут уже ничего сделать нельзя, – заключил Рейф. – На то, чтобы расчистить завал, уйдет не один день. Нам придется искать другой путь.

Глава 31

Рейф крепко зажмурился, снова открыл глаза, и лишь после третьего раза размытые очертания обрели ясность. Над ним склонился второе по значимости лицо Скотленд-Ярда – Зено Кеннеди. Вокруг головы Зено светился нимб – оптическая иллюзия, вызванная прохождением света сквозь закопченное стекло окна в крыше.

– Просыпайся, спящий красавец.

– Оставь меня в покое, Кеннеди.

От лежания на жесткой деревянной скамье все тело затекло. Рейф сел, огляделся и пришел к выводу, что совершенно не узнает этого места. Ребра сильно болели.

– Ты сумел дотащить Флина до Хенли-стрит вчера вечером. Сейчас им занимается хирург, – с ухмылкой сообщил Зено. – Рад, что тебе удалось выкроить пару часов для сна.

Рейф потер глаза.

– Природу не перехитришь, не хочешь вовремя отключаться сам, так она сама тебя отключит, когда найдет нужным, – со вздохом констатировал Рейф. – И что там с Флином?

– Перелом. Как раз сейчас ему накладывают гипс. – Зено потряс Рейфа за плечо. – Вставай, пойдем позавтракаем вместе.

В пабе неподалеку они набросились на яйца и копченую рыбу.

– Флин сказал, что ты вознамерился найти иной способ пробраться туда, – сказал Зено, намазывая маслом теплую булку.

– У меня нет иных вариантов, – сказал Рейф. У проходившей мимо официантки он заказал еще одну пинту пива. Рейф принялся рыться в карманах в поисках мелочи и наткнулся на сапфировую булавку. – Что ты об этом думаешь? – спросил он у Зено, выложив булавку на стол.

Зено наклонился, чтобы получше разглядеть дорогую безделушку.

– Больше похоже на медаль, чем на ювелирное украшение, – заключил он.

Рейф подцепил вилкой последний кусок рыбы.

– Подобрал ее на дороге рядом с трупом одного из людей Мэллори.

– Довольно большой камень. Ты думаешь, он настоящий?

– Очень даже вероятно. По всей видимости, с финансами у наших друзей из «Утопического общества» проблем не возникает. – Рейф прекратил жевать. – А почему ты спросил?

Зено бросил мелочь на стол.

– Есть у меня кое-какие мысли.

Крупные капли дождя барабанили по крыше. Карета, в которой сидели Рейф и Зено Кеннеди, свернула на Оксфорд-серкус.

– Куда мы едем? – поинтересовался Рейф.

– К дому девятнадцать на Честер-сквер, – сообщил Кеннеди.

Рейф приподнял бровь.

– И кто там нас ждет?

– Некто Финеас Ганн. Занятный малый. Я был с ним знаком, правда, не слишком близко. Одно время мы оба служили в Шотландском полку. Наездник от бога. В скачках ему равных не было. Добился назначения в Пенджаб, там с ним случилась довольно неприятная история, и с тех пор я с ним не общался.

Дождь усилился, пришлось закрыть окно.

– Он всегда был белой вороной, – продолжал Зено, – ни с кем особенно не сближался, и, насколько мне известно, сейчас живет отшельником. Впрочем, это не мешает ему время от времени выполнять кое-какие поручения. Он классный криминалист и довольно талантливый беллетрист – написал пару отличных детективов. Кроме того, у него есть несколько серьезных научных работ в области судебной медицины.

Рейф нахмурился.

– Его таланты могли бы оказаться полезны, если бы речь шла о теле, – безучастно отозвался Рейф, которому сейчас, когда Фанни и Гарри находились в руках маньяка, было совсем не до отвлеченных рассуждений. С другой стороны, чтобы помочь двум самым дорогим ему людям, Рейфу требовалась ясная голова. Чтобы она прояснилась, надо заставить ее работать, а Зено как раз и подбрасывал ему пищу для размышлений.

– Мистер Ганн еще и специалист по драгоценным камням. Впрочем, это уже скорее хобби, чем профессия. Однако мне говорили, что некоторые высокопоставленные господа обращались к нему за советом и щедро платили за услуги. Со Скотленд-Ярдом он работает на договорной основе. Скажу больше, на тех же условиях он выполняет услуги для военной разведки. Возможно, этот человек сумеет нам помочь. По крайней мере мы можем рассчитывать на то, что он поделится своими соображениями о Мэллори. Я уверен, что у Ганна есть свое, отличное от прочих, видение ситуации, а свежий взгляд – это то, что нам сейчас совсем не помешает. – Зено ослепил Рейфа улыбкой. – Уверен, вы поладите.

– Я не ослышался? Ты вроде назвал его отшельником и белой вороной?

Зено кивнул:

– Все так.

Еще даже не увидев мистера Ганна живьем, Рейф понял, что мистер Ганн человек со странностями, ибо только человек со странностями мог держать у себя столь странного дворецкого. Молча забрав их визитки, дворецкий картинно закатил глаза и, ни слова не сказав, вышел за дверь, заперев гостей на ключ в тесной приемной. Рейф принялся нервно расхаживать по комнате, в то время как его начальник вальяжно развалился на кушетке.

– Я знаю, что тебе сейчас приходится нелегко, – наставительно заметил Зено, – но ты должен сохранять ясность ума и не пороть горячку. Один неверный ход, и…

– У нас нет времени, – перебил его Рейф.

Зено сделал паузу для придания своим словам особой значимости.

– Поэтому мы здесь. Мы пришли за советом к тому, кто умнее нас обоих, вместе взятых.

– Простите, что заставил вас ждать, джентльмены.

Рейф обернулся, услышав этот низкий, богатый обертонами голос, голос, который показался ему явно знакомым. Увидев хозяина дома, Рейф чуть было не подпрыгнул.

– Хью Керзон?

– Одно из нескольких имен, которыми я пользуюсь в целях конспирации, когда страна и корона призывают меня на службу, – с импозантной улыбкой, не лишенной известной доли сарказма, ответил хозяин дома. – Но могу вас заверить, что только имя Финеас Ганн занесено в книгу регистрации актов о рождении, которая хранится в англиканской церкви Святого Иоанна в Хелмсдейле.

Рейф смерил Финеаса долгим взглядом.

– Должен признаться, я потрясен, – сказал Рейф и, обернувшись к Зено, ухмылка которого отчего-то стала сильно его раздражать, поинтересовался: – Так это его вы назвали отшельником? А монахом вы его не называли?

Финеас если и уловил сарказм, то виду не подал.

– Время от времени у меня случаются приступы меланхолии. Впрочем, старые раны теперь уже реже напоминают о себе.

В открытую дверь заглянула дама с весьма броской наружностью.

– До следующей недели, дружок, – ласково проворковала она, кокетливо помахав рукой. Ганн шагнул за дверь, подхватил даму под руку и повел ее куда-то по коридору, оставив гостей в одиночестве. То ли стены в доме были очень тонкие, то ли Финеас Ганн не считал нужным изменять своим привычкам в угоду приличиям, но только звуки, доносившиеся из коридора, мог не услышать разве что глухой. Сначала это было смачное чмоканье, потом шлепок, потом еще чмоканье, сопровождаемое игривым женским смешком. Мистер Ганн вовсе не торопился.

Выпроводив, наконец, гостью за дверь, хозяин вернулся в приемную.

– Мисс Хеберт очень заботлива, – зачем-то сообщил он.

– Мы все это заметили, мистер Ганн, – процедил Рейф. Он мог бы еще кое-что сказать, но сдержался. Кем бы ни называл себя этот проходимец, хоть Керзоном, хоть Ганном, хоть самим чертом, если он поможет вытащить из беды Фанни и Гарри, Рейф готов был простить ему любую выходку.

– Зовите меня Финн, – сказал хозяин дома и, прочистив горло, уже совсем другим тоном сообщил: – Я знаю, что случилось с вашим сыном и мисс Грейвил-Ньюджент, и искренне вам сочувствую. Я испытываю глубокую симпатию к вам обоим, и вы можете рассчитывать на мою помощь и поддержку.

Рейф слегка растерялся.

– Вас уже ввели в курс?

– Мне известно лишь то, что напечатано в газетах. Я сам только сегодня вернулся в столицу, – добавил Финн.

– Только этого не хватало! О похищении известно прессе! – сокрушенно воскликнул Зено, о неприязненном отношении которого к газетчикам было известно многим. И по правде сказать, Зено не зря имел на них зуб: по их милости он не раз становился героем скандальных публикаций.

– Выпьете со мной по чашке кофе? Или, может, чего-нибудь покрепче? – Финеас позвонил в колокольчик, вызывая дворецкого. – А пока мы будем закусывать, вы расскажете мне обо всем том, что неизвестно прессе.

Фанни развернула салфетку с ломтиками запеченного мяса.

– Подержи, Гарри, а я пока разломлю булочку.

Она поровну поделила оставшиеся сухофрукты – половину отдала Гарри, а оставшиеся спрятала в карман про запас. Вчера она забрала с собой столько еды, сколько уместилось на блюде, и конвоиры даже позволили ей поделиться съестным с профессором. Хэмиш подмигнул ей, а значит, он не пал духом, и она должна следовать его примеру. Фанни запрещала себе думать о худшем, хотя при сложившихся обстоятельствах сохранять оптимизм было непросто.

Судя по тому, как повел себя Мэллори, когда раздался взрыв, это сработала расставленная им ловушка. Не хотелось даже думать о том, что на мину наступил Рейф. «Не смей хоронить его раньше времени», – приказала себе Фанни. Она обещала Гарри, что вскоре они с отцом окажутся вместе, значит, так тому и быть.

Жуя булку с мясом, Фанни смотрела на Гарри, который, мотая ногами, сидел рядом с ней на скамье, служившей ночью ложем для них обоих. У него никого не было, кроме Рейфа. Господи, не дай ему умереть!

Вернувшись накануне от Мэллори, Фанни застала Гарри в слезах. Он сидел, скорчившись, в углу и дрожал от страха. Укутав его в свое старое платье, как в одеяло, Фанни усадила мальчика на колени и накормила рыбой и сухофруктами. Она долго пела ему колыбельные, и малыш, наконец, уснул. В отличие от нее, Гарри спал крепко. Проснувшись в очередной раз среди ночи, она почувствовала, что он держит ее за руку.

– Ты что-то притих, – сказала Фанни, улыбнувшись мальчику. – Язычок проглотил?

Сосредоточенно жуя мясо, Гарри улыбнулся ей с набитым ртом.

И вдруг жуткий стон, от которого мороз пробежал по коже, донесся из-за стены.

Гарри судорожно сглотнул. Фанни тоже.

Послышалось уже знакомое позвякивание ключей на связке и лязг затвора. Вошли двое – толстяк и карлик. Фанни внутренне подобралась. Толстяк казался еще больше, а карлик еще меньше, чем ей помнилось.

– Мы пришли за мальчиком.

Гарри вздрогнул и медленно повернул к ней голову. От страха его глаза стали огромными.

– Таким, как вы, я ребенка не отдам.

– О, я думаю, отдадите, мисс. – Жирное брюхо сотрясалось от того, что язык не поворачивался назвать человеческим смехом.

Фанни обняла мальчика и прижала к себе.

– Боюсь, что Мэллори будет весьма недоволен. Видите ли, вчера вечером мы заключили с ним соглашение весьма личного свойства. Если он желает, чтобы я выполнила то, что обещала, то мне надо с ним поговорить. Будь я на вашем месте, – с угрозой в голосе сказала она, – я бы, не мешкая, пригласила его сюда.

Толстяк покраснел как рак, а гном перестал мотать перед ее носом ключами. Уроды вышли, заперев за собой дверь.

Фанни подмигнула своему маленькому другу.

– Ну вот, уже скоро, Гарри, – сказала она и поцеловала детскую макушку. Фанни ждала, казалось, целую вечность – в этой тесной и темной каморке время текло как-то странно. Но вот в коридоре послышался знакомый металлический звон.

Дверь широко распахнулась, и в камеру вошел Мэллори. Он встал перед ними в величественной позе – широко расставив ноги и скрестив руки на груди.