Текст книги "Джентльмен-авантюрист"

Она не может продержать его всю ночь.

Кейт лежал в кровати, в которой спал еще мальчишкой. Он смотрел в окно и потягивал бренди, стараясь не пить слишком много. Если он напьется до бесчувствия, то не сможет заниматься с женой любовью, хуже того, если его найдут пьяным на полу здесь, он станет посмешищем.

Прошлой ночью Пруденс отвергла осуществление брачных отношений. Знай Кейт наверняка, что и сегодня у нее настрой такой же, он уже был бы с ней. Снова взял бы ее в свою постель, снова был бы с ней вместе, позволив себе нежности, которые не завели бы его слишком далеко.

Если таковые существуют.

Этим утром у ее туалетного столика Кейт чуть не потерял контроль над собой, и непохоже, чтобы Пруденс возражала. Интересно, сохранила ли она утренний импульсивный порыв заняться любовью или передумала? Он пока не может рискнуть разделить с ней ложе. Ради собственного душевного равновесия он должен быть уверен в отцовстве их первого ребенка, особенно если родится сын.

Кейт закрутил пробку на фляжке с бренди и отправился вниз, в графскую спальню, отвратив мысли от прелестной желанной жены.

Глава 29

Пруденс проснулась, увидев, что уже ярко светит солнце и что она всю ночь была в постели одна. Пруденс потерла глаза, отгоняя слезы.

Что она сделала не так? Всему виной ее высказывание об Артемис?

Или Кейт просто не желает ее? Однажды ей показалось, что совсем наоборот. С какой радости такой великолепный мужчина, как Кейт Бергойн, возжелает слишком высокую и не слишком женственную Пруденс Юлгрейв? Совсем недавно он заставил ее чувствовать обратное, но если это хитрость, лучше пусть будет честным.

Потом Пруденс вспомнила свою реакцию прошлой ночью, когда была слишком измучена. Кейт воспринял ее нежелание не как сиюминутное? Если так, то как исправить это впечатление? Пруденс не могла представить, как сказать об этом прямо, но если Кейт снова ее поцелует и станет с ней заигрывать, она даст понять, что не возражает.

А если не поцелует?

Пруденс даже думать об этом незачем. В любом случае Кейту нужен наследник.

От мысли, что муж разделит с ней ложе только ради ребенка, снова закипали слезы, поэтому Пруденс поскорее выбралась из кровати. Она уже собралась отправиться на поиски горничной, когда вспомнила о колокольчике, дернула шнурок и услышала позвякивание внизу. Вскоре вбежала Карен, как всегда, веселая и уже с водой для умывания.

Когда девушка налила воду в таз, Пруденс спросила:

– Мое черное платье готово?

– Простите, миледи, нет. Сказали, что оно еще не совсем закончено. А чепец готов.

– Хорошо, лишь бы оно было готово к завтрашнему дню. Тогда давай крашеное голубое.

Пруденс уселась расчесывать спутанные волосы. Еще одна ночь без косы, и все напрасно. Пруденс туго заколола волосы на макушке и надела чепец. Вот так. Никто не сможет обвинить ее в неподобающем легкомыслии.

Но потом в ее спальню вошел Кейт и пожелал доброго утра. Несмотря на ее разочарование, день вдруг засиял яркими красками.

– Ты позавтракала? – спросил он. – Если да, я могу поесть один.

– Нет-нет.

Пруденс взволнованно поднялась и отправила Карен за едой. Минуту назад у нее не было аппетита, а теперь она уже по другим причинам сомневалась, что сможет проглотить хоть кусочек. Но она не упустит любую возможность побыть с ним.

– Это бывшее голубое? – слегка поморщился Кейт.

– Мне это в тебе нравится, – улыбнулась Пруденс.

– Что?

– Ты говоришь, что думаешь. И твое мнение у тебя на лице написано.

– Это-то и довело меня до беды. Я тебе не рассказывал?

Пруденс не хотелось, чтобы хоть малейшая тень легла на это утро, но если Кейту нужно выговориться, она его выслушает.

– Что?

Кейт прислонился к столбику кровати.

– Мне приказали продать военный патент.

– Почему?

– Чтобы избавиться от меня. Меня могли выгнать из армии с позором и разжаловать. Тогда и патент нельзя было бы продать. А это единственные средства, с которыми уходит из армии большинство офицеров.

– Выгнать? За что?

– За постоянный отказ подчиняться дисциплине и, как заявили, побуждение других к тому же. У меня стойкое отвращение к идиотским порядкам и бессмысленным правилам. Я пытаюсь подавить их здесь, но чувствую, что они только нарастают.

– Что за идиотские правила?

– Здесь? Например, клерки должны вставать всякий раз, когда я вхожу в комнату. Это отвлекает их от работы, порой приводит к кляксам или другим погрешностям, но, как меня проинформировали, это должно быть именно так и не иначе. Думаю, потому, что Фламборо, Драмкоту и остальным нравится почитание.

– У слуг тоже свои ранги. И каждый надеется, что есть кто-то ниже, кто будет исполнять приказы.

Кейт уныло улыбнулся:

– Родившись в высших сословиях и имея много подчиненных, я не могу это комментировать. Ты ценишь такие условия?

Пруденс задумалась.

– Нет, но это восхитительно – иметь слуг, которые делают жизнь удобной.

– В самом деле?

– Какие правила ты нарушал в армии?

– Большей частью те, что касаются мундира. И не только моего, но и моих людей. Их могли наказать за потерянную пуговицу или неначищенную кокарду. Хорошие генералы во время боев на многое смотрели сквозь пальцы. Но как только наступало перемирие, снова цеплялись к каждой пуговице и поклону и наказывали нарушителей. А еще муштра. Вернувшись из боя, мы все скучали, и бесконечная муштра не помогала. И я придумал тренировки, которые могут помочь в настоящем бою. Это посеяло раздоры. Некоторые из моих людей предпочитали скуку, другим нравился мой режим. Но большинство офицеров не хотели волнений и беспокойства. Я неугомонный и беспокойный человек.

«Это и привело тебя в Дарлингтон… и ко мне».

– Мне предложили полк, отправлявшийся в Индию, где моя беспокойная натура могла пригодиться, но я отказался. Понимаешь, это слишком далеко от Кейнингза. – Кейт смотрел в окно. – Ты не задумывалась, что если очень сильно чего-то хотеть, то на пути к желаемому непременно возникает хаос?

Если бы не минувшая ночь, Пруденс подошла бы ближе и коснулась его. А теперь ей осталось только говорить:

– Ты ни в коей мере не повинен в смерти брата, Кейт.

Он взглянул на нее:

– Мы спорили, и спорили яростно.

Артемис обвинила его? Определенно нет, иначе бы он так не верил в нее.

– Спор никого не убивает.

– Я однажды слышал, что человек умер от гнева, но Роу даже не побагровел во время спора. Он был бледен и холоден. Как всегда.

– Что его так разозлило?

– Я. Как всегда. Его оскорбляла сама моя натура, и у него были на это причины. Я во многом потерпел неудачу и вечно вносил смуту в чью-то размеренную, упорядоченную жизнь.

Кейт по-прежнему смотрел на нее.

– Моя жизнь была совсем не упорядоченной, – призналась Пруденс.

– Но возможно, я сделал ее хуже.

Пруденс подошла к нему, просто чтобы быть ближе.

– Мы уже это обсуждали. Моя жизнь никак не ухудшилась из-за твоих действий.

– Спасибо тебе. – Кейт взял ее руку. – У меня свои демоны. То, что Роу не верил в меня, очень уязвляло. В военное время я считался хорошим офицером, никто не станет этого отрицать, но здесь это ничего не значило. Роу знал, что мне предложили отправиться в Индию, и был в ярости, что я не оценил такую прекрасную перспективу. Конечно, он знал все мои армейские истории. Люди с радостью доложили ему об этом, и никто из них не являлся моим другом. Меня возмущало все, что Роу говорил и на что намекал. Меня оскорбляла его уверенность, будто он как глава семьи может командовать мной. Мы растравили друг другу старые раны, и оба наговорили такого, чего на самом деле не думали…

«О ребенке, – сообразила Пруденс. – Но твой брат именно так и думал, а ты до сих пор не знаешь об этом».

– В конце концов я хлопнул дверью и, как говорится, отряхнул прах Кейнингза со своих сапог только с теми деньгами, что были у меня в кармане. Я приехал с Джебом в Нордаллертон, чтобы в карете отправиться в Лондон, и отослал Джеба с Орешком обратно. Если бы я взял лошадь и поехал на юг верхом, Роу не стал бы обвинять меня в конокрадстве, но я был решительно настроен не брать того, что мне не принадлежит. Гордость и глупость. Но это свело нас с тобой вместе, – заключил Кейт с улыбкой. – Так что это был не такой плохой порыв, как в то время казалось.

– Из-за этого порыва ты оказался в ловушке. – Пруденс пришлось это сказать.

– Если ты внимательно слушала мою историю, то знаешь, что я никогда не позволяю правилам поймать меня в ловушку.

Пруденс покачала головой, ей так хотелось притянуть Кейта к себе, но Карен объявила, что завтрак подан, и момент был упущен.

Они прошли в будуар и сели за маленький стол.

– Ты говорил вчера с матерью? Она очень сердится?

– Злится. – Кейт налил себе эль. – Она не слишком эмоциональна, но легко раздражается и цепляется за свои идеи. Заявила, что я глупец, раз женился так неразумно. Я сказал, что если она познакомится с тобой, то переменит свое мнение.

– В этом платье? – спросила Пруденс.

– Дело не в платье. Она отойдет. Ей нужен внук и наследник в детской, а ты сосуд.

Пруденс подняла глаза от чая, желая задать очевидный вопрос, но не зная как.

– Она все еще жует свою горькую жвачку, но, по пословице, она не одна нос морозит, чтобы бабушке досадить.

– В твоих словах тоже горечь, – заметила Пруденс. – Она твоя мать и должна любить тебя.

– Какое милое замечание! И странное… Тебе не кажется? Материнская любовь – это какая-то алхимия? Если так, то здесь она не работает. Мы с ней понимаем друг друга так же мало, как я и Роу, и никто из нас не видит потребности преодолеть это. У меня были любящие няня и слуги, а у нее наследник, на котором она сосредоточилась, который должен был остаться здесь и украсить ее жизнь.

– Это очень странно.

– Да? Как я сказал, это не редкость, возможно, потому что в местах вроде Кейнингза родители редко видят своих детей.

– Ох, Кейт, не думаю, что мне это понравится.

Пруденс слишком поздно сообразила, что ее ответ задел тему неосуществленных брачных отношений, но слова невозможно было взять назад.

– Именно это я и подозревал. Я не намерен руководить тобой в этом. Думаю, мне и самому понравится возиться с мальчишками, но, к сожалению, есть другие обязанности, которые отвлекают нас. Лондон, например.

– Да, ты упоминал о Лондоне еще до того, как признался в своем ужасном пороке – графском титуле.

– Как он нравится вам теперь, миледи? – с оттенком сухой иронии спросил Кейт.

– Я бы предпочла меньший дом и соответственно меньший пандемониум, но… – Пруденс едва не сказала, что обрадуется всему, если у нее будет он.

– Ты, как практичная женщина, создашь дом из этого гнезда демонов.

– Прекрати так говорить о своей семье.

– Хорошо, – улыбнулся Кейт. – Демоны в церковь не ходят, но моя мать пойдет. Это будет ее выход из склепа, в который она сама себя замуровала.

– Надеюсь, она меня одобрит. На мне будет очень простое черное платье.

– Оставь свои навязчивые мысли об одежде!

– Тебя это волновало не на шутку, когда я была в платье Пег Стоунхаус.

– Да-да, но это больше из-за чувства вины. Казалось, тебе удобно там, а я вез тебя сюда.

– У меня нет желания жить в маленьком фермерском доме, где даже нет стекол в окнах!

– Как всегда, практична. Мать такая же. Она готова наводить мосты. И в основном злится из-за того, что я не выбрал невесту из ее списков.

– Из списков?

– Ужасный перечень. И он стал еще страшнее, когда имена обрели плоть. Позволь рассказать тебе о Невидимке, Вертушке и Нескладехе.

Пруденс слушала с удовольствием, наслаждаясь шоколадом, горячей сдобной булочкой и радуясь возможности находиться здесь и мило обсуждать забавные темы. Ей даже было жаль неудачливых кандидаток, ведь они так и не заполучили Кейта, хотя и она до сих пор не получила его в полном смысле слова.

Кейт закончил есть и поднялся.

– Ты позже покатаешься со мной? В открытой коляске, – пояснил он в ответ на ее недоуменный взгляд. – Мы сможем посмотреть окрестности.

– С удовольствием.

Подойдя, Кейт сунул руку в карман.

– Подарок для тебя, женушка.

Это была чудесная брошь с кремовыми и красноватыми камнями. Пруденс знала, что брошь будет великолепно смотреться на ее темно-красном платье с оттенком ржавчины.

– Увы, не годится для траура.

– Да, но это время пройдет. Есть еще фамильные драгоценности, но я не стану бороться с матерью из-за тех, за которые она цепляется, если ты не настаиваешь. Артемис, конечно, отказалась от наших фамильных украшений, эта брошь из них.

Это означало, что брошь теперь не получится надеть в присутствии невестки. Несмотря на поведение Артемис, Пруденс не хотела причинять ей боли.

– Я грешу, одаряя тебя минимумом украшений, но скоро куплю тебе что-нибудь более значительное.

– Расточительность, – упрекнула Пруденс.

– Инвестиция. Я составляю документ о твоих карманных деньгах и вдовьей доле наследства, все мои подарки будут твоей собственностью, пока я не оговорю иного порядка.

– После твоей смерти? Даже думать об этом не хочу!

– И я тоже. Пусть это случится через многие десятилетия. Но если я оставлю тебя вдовой, то хочу, чтобы ты была хорошо устроена и независима.

– Независима, – эхом повторила Пруденс. – Похоже, это вряд ли возможно.

– Может быть, тебе вскоре захочется стать веселой вдовой, – поддразнил Кейт.

– Нет. Никогда.

– По крайней мере на ближайшие пятьдесят лет. – Кейт быстро поцеловал ее в губы и вышел.

Пруденс перебирала в уме события утра. Кейт на нее не сердится. И не мог выдумать ее нежелания, тогда почему ничего не произошло? Все придают такую важность первой брачной ночи. Настоящей ночи.

Пруденс припомнила, как читала книгу в библиотеке отца и наткнулась на упоминание обычая демонстрировать запачканные кровью простыни. Обескураженная, она тогда побежала к матери, а та хмуро выговорила отцу, что некоторые книги нельзя оставлять дома.

Мать ничего не объяснила, но сказала, что сделает это, когда придет время. Время так и не пришло. Теперь Пруденс знала про кровь, но не понимала отсрочки.

Возможно, ей полагается что-то сделать, как полагается за обедом позвонить в колокольчик, чтобы подали очередную перемену блюд. Возможно, нужно поохотиться за спрятанным колокольчиком вызова мужа.

Пруденс усмехнулась, но на всякий случай отправилась на поиски.

Увы, безрезультатно.

Она велела Карен убрать со стола и с удивлением увидела, что Карен вызвала для этого нижних слуг. Ничего не поделаешь, тут своя табель о рангах. Теперь нижним слугам нужно делать девчонке реверанс?

Ситуация перестала быть забавной. Карен нельзя возвращать в ее прежнее положение. Пруденс понимала, каково ей самой было бы вернуться во «Двор белой розы». Кейт беззаботно заметил, что девушку можно оставить в качестве младшей горничной. Насколько Пруденс понимала порядки, царившие в служебном холле, это будет не так просто. Она отбросила эти мысли: пройдет время, прежде чем она наймет подобающую горничную.

А сейчас ее главная забота – это исполнять свои обязанности. Она больше не будет уклоняться, у нее теперь есть траурная одежда. Нужно заявить о своих полномочиях. Пруденс вызвала экономку и просмотрела дневное меню. Она даже подписала свой первый документ – одобрила покупку чая – и обсудила возникшую проблему.

– Миледи, к сожалению, кондитер ушел.

– Ушел? – переспросила Пруденс. – Почему?

– Почувствовал, что его не оценили, миледи.

– Кто?

Экономка поджала губы, и Пруденс поняла ответ. Значит, это она. Несомненно, это проделки Артемис, а в результате экономка теперь держится сдержанно и сухо.

– Я находила его пирожные роскошными, – твердо сказала Пруденс. – Он действительно ушел? Нельзя убедить его передумать?

– Думаю, он уехал с первыми лучами солнца, чтобы успеть на карету в Лондон. Его пытались переманить многие, миледи.

– Тогда и мы должны попытаться переманить кого-нибудь столь же умелого.

Пруденс была в ярости, хоть и скрыла это. Куда еще нацелит невестка свои отравленные стрелы? Скверно, что дом покидают квалифицированные работники. Но и оставшиеся слуги в дурном настроении могут незаметно нанести серьезный ущерб. Уилл Ларн, муж Хетти, служивший конюхом на постоялом дворе, рассказывал, что если проезжающий давал мало чаевых, то получал холодную еду и сырую постель.

Чтобы противостоять Артемис, нужны какие-то перемены в пользу слуг.

– Я осмотрю спальни слуг.

Экономка застыла.

– Почему, миледи?

Ее вопрос возмутил Пруденс, но она ответила:

– Чтобы выяснить, чем я могу улучшить их жизнь.

Миссис Инглтон, вероятно, рассматривала это как вторжение на свою территорию, но Пруденс решила не отступать. Она знала, что обязанность хозяйки дома – заботиться о благополучии слуг.

Пруденс приказала починить несколько окон, чтобы они закрывались плотно и открывались легко. Она хорошо знала, что такое холодная зима и жаркое лето. Потом заметила, что много кувшинов и тазов со щербинами и отбитыми краями. Раньше ими явно пользовались обитатели дома, а потом отдали вниз, слугам. Она велела заменить их целыми.

Будут слуги благодарны или возмутятся?

Пруденс понятия не имела.

Потом она изучила питание слуг.

Для верхних и нижних слуг существовали разные меню, значит, и есть они должны отдельно. А это означает, сообразила Пруденс, что Карен теперь ест в другом месте и в компании, которая этим возмущена и обижена.

Одобрив питание, Пруденс сбежала в цветник, но держалась поблизости от террасы, на случай если Дрейдейл послал сюда своих приспешников. Такое казалось невозможным, но она догадывалась, что он горит желанием нанести новый удар, более серьезный. Жалея, что в свое время приняла предложение этого человека, она потерла почти исчезнувший синяк на щеке.

Пруденс решила прогуляться до качелей, расположенных в пределах видимости дома. Возможно, она сядет и попробует раскачаться сама. Подойдя, она заметила, что одна веревка перетерта до ниток.

Работа Дрейдейла?

– Какая досада! Я думала, вы настолько глупы, что сядете не глядя.

Повернувшись, Пруденс оказалась лицом к лицу с Артемис.

– Как мелочно! Вы вольны ненавидеть Кейта, хотя это и несправедливо, но почему вы нападаете на меня? Я не причинила вам никакого вреда.

– Он любит вас.

Пруденс едва не возразила, но это открыло бы слишком многое.

– Кейт не сделал ничего, чтобы повредить вам или вашим близким, а ваша желчность вас задушит.

Артемис отвернулась, отказываясь отвечать.

– Я заставлю вас уехать отсюда, если вы вынудите меня, – пригрозила Пруденс.

– Он обещал, что я могу остаться, – обернулась Артемис.

– Я не такая мягкосердечная, как он. Зачем оставаться, Артемис? Это не принесет вам ничего, кроме боли. – Потом Пруденс поняла. – Это память о рае? Но этот рай кончился. И никакие ваши действия его не вернут.

Артемис вздрогнула, как от удара, и ушла.

Пруденс грустно смотрела на качели, потом решила действовать. Она вернулась в дом и велела Фламборо проследить, чтобы качели починили. Вероятно, это не относится к его обязанностям, но он может это организовать.

Потом сходила в библиотеку и взяла еще книги. Возможно, это мелко, но она не струсит. Она едва успела приказать лакею отнести книги в будуар, как ее нашел Кейт.

– Подходит время обеда.

Пруденс хотелось уговорить его пообедать за маленьким столиком в будуаре, но не могла позволить себе прятаться.

– Сегодняшнее утро прошло с пользой? – спросила она.

– В сущности, да. Тут ведутся дебаты относительно того, что делать с землей. Я еще не разбираюсь в тонкостях земледелия, но осознаю важность воды, пастбищ, дренажа.

Кейт объяснил ситуацию. Пруденс ее тоже не поняла, но ей нравилось разговаривать с Кейтом об этом. Такое общение наверняка существенная составляющая брака, и это хорошо.

Она рассказала ему об улучшениях в комнатах слуг.

– Ведь в этом нет ничего плохого? Миссис Инглтон, похоже, расстроилась.

– Не знаю. Спроси у Артемис.

Входя в столовую, Пруденс подавила вздох и остановилась.

Присутствовали и Артемис, и вдова. Во всяком случае, невысокая полная недовольная женщина в черном должна быть матерью Кейта, хотя она мало похожа на стройную юную женщину на свадебном портрете.

– Мама, – слегка поклонился Кейт. – Приятно видеть, что твой аппетит улучшился. Артемис.

Обе женщины присели в реверансе, улыбаясь одними губами. Темные глаза вдовы цепко обшаривали новую невестку до последней детали. Пруденс жалела, что на ней выкрашенное и к тому же поношенное платье и что у нее не было времени проверить, аккуратно ли причесаны волосы.

Остальных Пруденс уже знала. Артемис и вдова сели напротив, разделив сестер и джентльменов на противоположных сторонах стола.

Когда Кейт подвел Пруденс к ее месту, она осознала, что снова узурпировала нечто, недавно принадлежавшее ее сердитой невестке. Но ничего не поделаешь, так повернулось колесо судьбы. Когда-то Артемис забрала эти обязанности у матери Кейта.

Пруденс села, улыбнулась и позвонила в золоченый колокольчик. Сегодня впервые подали суп, белый суп с роскошным вкусом миндаля.

Пруденс взглянула через стол.

– Мы должны похвалить повара, Малзард. Это просто великолепно.

– Особенно если это радует тебя, любимая, – кивнул Кейт.

Пруденс едва не пролила суп от удивления, но, конечно, он сказал это только ради эффекта. Все равно это показывает, что он поддерживает ее.

– Повар в Кейнингзе отличный, леди Малзард, – сказал Оптимус Гуд, и Пруденс вспомнила, что так и не призналась в своем обмане Кейту. У нее была возможность, но она запамятовала. И может быть, сознательно.

Пруденс спросила, читал ли он «Кандида».

– Современные творения меня не интересуют, миледи, – фыркнул он.

– Понятно. Я нашла это произведение поразительно пессимистичным.

– А я считаю, что оно реалистично и отражает правду жизни. Слишком многие считают, что в жизни многое лучше, чем есть на самом деле, – высказалась вдова.

– В самом деле, мэм? – удивилась Пруденс. – Мне думается, что часто люди жалуются на проблемы, которые легко исправить.

– Это правда, – неожиданно поддержала ее мисс Кейтсби. – Обычно довольно легко повернуть дело к лучшему.

– Например, смерть моего сына? – с вызовом бросила вдова.

Пруденс едва удержалась, чтобы не сказать: «У вас есть живой сын, мэм!» – но вместо этого позвонила в колокольчик. Суповые тарелки убрали, и на стол поставили первую перемену блюд. Дворецкий наливал вино. Пруденс отчаянно искала безопасную тему для разговора.

– Ткачи в Спиталфилдсе, выпускающие шелк, бедствуют. Надеюсь, никто из вас, леди, не станет покупать иностранный шелк, – сменил тему Кейт.

– Эти люди будут нам диктовать? – поморщилась вдова.

– Ты не считаешь, что разумно поддержать собственных работников, а не французов, мама?

– Мы больше не воюем, Малзард, – сказала Артемис таким тоном, будто разговаривала с идиотом.

– Но будем, – ответил Кейт. – Я в этом не сомневаюсь. Передать вам картофель, мистер Коутс?

– Спасибо, спасибо, – ответил пожилой джентльмен. – Интересная еда картофель. Когда его впервые привезли на эту землю, было даже несколько смертей, потому что люди ели плоды, а не клубни. Плоды довольно ядовиты, хотя в родстве с помидорами, которые совершенно безобидны. И некоторые до сих пор боятся есть помидоры из-за их сходства с плодами картофеля.

– Его легко растить беднякам, – добавила мисс Сесили. – Я имею в виду картофель. Как я понимаю, усилий требуется немного. Мы получили из-за границы много даров Божьих.

– Вроде чумы? – спросила вдова.

Пруденс закусила губы, чтобы не рассмеяться. Какой нелепый разговор! Она видела, что Кейт борется с тем же порывом.

– Я получила интересное письмо, – сказала Артемис. – Из Дарлингтона.

У Пруденс пропало всякое желание смеяться. Новости добрались сюда. Но насколько подробные?

– Подозреваю, о нашей свадьбе, – заметил Кейт. – Уверен, в этом городке она стала по меньшей мере выходящим из ряда вон событием, если не чудом.

У Артемис лицо исказилось, видимо, она хотела выложить эту новость.

– Моя приятельница Энн Чалонер живет теперь там. Да, ваша свадьба стала выдающимся событием, но, похоже, до сих пор никто не знает, что жених – граф Малзард. Конечно, Энн узнала твое имя, но на нее можно положиться, она сохранит секрет.

– Это не секрет, Артемис. Просто ни к чему было привлекать внимание простонародья.

– Если бы ты женился как полагается, – вмешалась мать, – не было бы нужды что-то скрывать! Все с самого начала пошло наперекосяк.

– Должен заметить, мама, что если бы я привез сюда Пруденс как невесту, ты могла помешать нашему браку.

– Разумеется, я бы это сделала.

Пруденс знала, что покраснела, и опасалась, что это примут за чувство вины. Кейт не покраснел. Пруденс затруднялась определить, что выражают его спокойные черты, пока не сообразила, что опасность.

Неудивительно, что вдова вдруг замолчала.

– Мне не понравится, если что-то было или будет сказано с целью огорчить мою жену, – сказал Кейт.

– Я уверена, что никто этого не хотел, – быстро вставила мисс Кейтсби.

– Конечно, – вторила ей сестра.

Два пожилых джентльмена нарочито сосредоточились на еде.

Пруденс понимала, что должна что-то сказать.

– Пожалуйста, не расстраивайтесь, сестра. Нет ничего постыдного в том, чтобы сообщить новости, которые все равно скоро достигнут этих мест.

– Постыдного? – уставилась на нее Артемис. – Это вам следует стыдиться. Как вы можете говорить, что любите Кейтсби, когда стояли у алтаря, собираясь выйти за другого?

Сестры Кейтсби дружно ахнули.

Вдова вытаращила глаза.

– Артемис, – предупредил Кейт, но Пруденс ликовала, что невестка наконец показала зубки.

– Мой первый жених – это ошибка.

– Ошибка?! – подавилась словом вдова.

– Довольно! – воскликнул Кейт. – Пруденс решила, что я погиб. Я приехал в Дарлингтон разыскать ее и увидел, что она собирается выйти за другого. Как только она узнала, что я жив, о свадьбе речи не было. Кто-то даже сказал, что наш роман достоин песен трубадуров.

Оптимус Гуд поднял глаза, словно собираясь поспорить насчет средневековых романов, но снова уткнулся в тарелку.

– Действительно дошло до драки? У алтаря? – сделала новый выстрел Артемис.

– Я не желаю это больше обсуждать здесь.

Вдова игнорировала приказ сына.

– Твой брак действителен, Малзард?

– Да, – коротко ответил Кейт.

– Вы родились и выросли в Дарлингтоне, леди Малзард? – попыталась сменить тему мисс Сесили.

Пруденс была ей благодарна, но не желала углубляться в свою историю.

– Нет. Я приехала туда недавно, к своему брату. Он юрист.

– Некий мистер Юлгрейв, – сказала Артемис. – Недавно получивший дело, как я понимаю, малообеспеченный, но тоже удачливый в браке. Его жена, насколько я знаю, наследница крупного городского торговца.

– Верно, – сказала Пруденс. – Да, я вышла замуж за человека, который выше меня рангом. Это преступление?

Артемис свирепо смотрела на нее, вдова была явно раздосадована, Кейт – опасно спокоен и молчалив. Может она объявить, что обед окончен, и, поднявшись, увести женщин? Она окажется в клетке с хищницами, но это разрядит обстановку здесь.

Пруденс уже собралась сделать это, когда заговорил Оптимус Гуд:

– Юлгрейв? Юлгрейв! Эрон и Пруденс, дети Эрона Юлгрейва. – Он улыбнулся ей. – Вы были очень умной девочкой, дорогая. Всегда задавали вопросы. – Мистер Гуд улыбнулся сидящим за столом, и у Пруденс упало сердце. – Я приезжал посмотреть коллекцию сэра Джошуа Дженкина, – объяснил он. – Лет двенадцать тому назад, а может, и больше. Великолепное средневековое оружие и манускрипты. Конечно, сэр Джошуа был обычным обывателем, каким-то образом получившим много денег на Востоке, но он нанял правильного человека, чтобы заботиться о своем собрании. Эрон Юлгрейв был экспертом в таких делах. Какая досада, что Дженкин спустил все за игорным столом и застрелился! Коллекция распалась, но я добыл несколько предметов для вашего отца, милорд.

Кейт смотрел на нее с непроницаемым лицом. Пруденс не совсем солгала, она не договорила.

– Что случилось с вашим отцом, леди Малзард? – спросил ее Гуд.

– Он умер вскоре после сэра Джошуа.

– Как печально! Он ведь был довольно молод. А ваша матушка? Очаровательная леди.

– Она умерла совсем недавно.

– Какая жалость! Но они были бы счастливы видеть, что вы хорошо устроились в мире.

– Поразительно, – наконец обрела голос вдова. – Библиотекарь?!

– Ученый, мэм, – довольно холодно ответил Гуд. – Как и я.

Пруденс поднялась.

– Чай, леди?

Дамы встали, но Артемис сказала:

– Извините меня, сестра. – И повернулась к вдове: – Вас порадует это письмо. – Она протянула сложенный листок и вышла.

Кузины вдовы неуверенно переглядывались.

– Наверное, мы сегодня выпьем чаю в своих комнатах, дорогая леди Малзард, – сказала мисс Кейтсби.

Пруденс надеялась, что и вдова вернется в свою нору, хотя бы прочитать письмо. Но она сказала:

– Конечно, чай, – и направилась к двери.

Пруденс заколебалась, задаваясь вопросом, посмеет ли заговорить с Кейтом здесь и сейчас. Нет, и для этого много причин.

Она пошла наверх следом за вдовствующей леди Малзард, которая умела казаться выше, чем была на самом деле.

Наконец она дождалась встречи со свекровью. Выйдет ли она живой?