Текст книги "Джентльмен-авантюрист"

Глава 30

В гостиной не осталось сомнений в том, кто здесь командует. Вдова приказала подать чай и села первой. Пруденс едва не осталась стоять, как ребенок, которого вызвали, чтобы отчитать, но села, стараясь взять себя в руки.

– Я была потрясена женитьбой Кейтсби, – сказала вдова, – но думала, что это просто романтическая глупость.

– Роман, достойный песен трубадуров, – сухо ответила Пруденс.

– Не важно. Я прочитаю это письмо.

Пруденс наблюдала за вдовой, как могла наблюдать за дроздом, который бьет улитку о камень, пока раковина не треснет и ее можно будет оттуда вытащить. Наблюдала, чувствуя себя улиткой.

Глаза вдовы округлились, она быстрее завертела головой, читая строчки. И взглянула на Пруденс, когда принесли чай. Пруденс вдруг одолел приступ смеха. Она занялась чаем и услышала, как лакей закрыл дверь, потом подняла глаза и увидела, что вдова внимательно разглядывает ее.

– Вы носите ребенка другого мужчины?

Ах, она совсем забыла, что эта подробность будет в письме.

– Нет, мэм. Добавить вам молоко в чай?

– Да. Вы говорите правду?

– Фактически я еще девственница.

– Этот парень ничего не может сделать как следует, – уставилась на нее вдова.

– Вы имеете в виду Кейта, мэм? – Для того чтобы изобразить потрясение, не понадобилось прикладывать усилий.

– Он проваливал все, за что брался, и этот брак стал кульминацией.

Пруденс задумалась на миг, но только на миг.

– Вы ошибаетесь, мэм, и думаю, любой матери стыдно так говорить о своем сыне или дочери.

– Подождите, пока у вас появятся свои дети! Хотя это вряд ли, судя по вашим словам. Налейте мне чаю.

Пруденс рассмеялась, но рука у нее дрожала, когда она наливала чай.

– У вас месячные? – спросила вдова. – Вы не слишком хорошо рассчитали день свадьбы?

Неужели нужно обсуждать и такие подробности?

– Нет, мэм. – Ей нужно защитить Кейта и придумать объяснение. – Из-за обвинений Генри Дрейдейла, которые скоро станут всюду известны, мы с Кейтом решили пока отложить физическое осуществление брачных отношений. Таким образом, ребенок родится позже чем через девять месяцев после свадьбы, и никакая тень его не коснется.

– Оказывается, у него больше здравого смысла, чем я думала, – хмыкнула вдова.

– Тогда, мэм, вы плохо его знаете.

– Дерзкая выскочка! – прищурилась вдова.

– Я графиня Малзард и ваша невестка. Мы можем ладить или нет, мэм, но связаны друг с другом на долгие годы.

Вдова отвела взгляд.

– Почему судьба так жестока?

Пруденс едва не сказала что-то резкое, но увидела, как у пожилой дамы дрогнули губы, и вовремя вспомнила, что свекровь недавно потеряла сына.

– Я вам очень сочувствую, мэм, искренне сочувствую. Ужасно терять детей, даже когда они взрослые. Ни я, ни Кейт не хотим причинить вам боли. Позвольте ему быть хорошим сыном.

Вдова по-прежнему смотрела в сторону.

– Все было просто замечательно. Мы были так счастливы.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Себастьян был прекрасным сыном и достойным графом.

– Кейт именно так и говорил.

– Да? – повернулась к ней вдова.

– Да. Он очень уважал своего брата. Считал его нежным сыном, преданным мужем и любящим, но строгим отцом.

Вдова вытащила платок и вытерла нос.

– Я всегда считала, что Кейтсби обижен на него. И мой муж тоже так думал. Вот почему он настоял, чтобы Кейтсби отправился в армию. Муж считал, что он слишком хочет Кейнингз. Первоначально планировалась Ост-Индская компания, но Кейтсби устроил нелепую шумиху из-за обращения с индийцами, на этом все и кончилось. Он быстро наделал долгов и ударился в веселую жизнь. Грозила разразиться война, и мы надеялись отправить его за границу.

Пруденс напомнила себе, что упреками ничего не добьешься, и все-таки сказала:

– Он был хорошим офицером.

– Если безрассудные подвиги можно считать достоинством. В конце концов его выставили из армии, и ему повезло, что дело не обернулось хуже. Поэтому он вернулся сюда и снова учинил неприятности.

– Возможно, он просто приехал навестить родных.

– Тогда почему мы его совершенно не интересовали? Когда умер новорожденный мальчик, мы от Кейтсби никакой весточки не получили. Даже банального соболезнования.

– Я уверена, что он не получил письма.

– Удобное объяснение. В лучшем случае его это не волновало. В худшем – он отпраздновал это событие.

– Мэм, я знаю, что это неправда. – Пруденс подалась вперед. – Артемис, похоже, верит в худшее. Вы можете донести до нее правду?

– Я не знаю правду!

– Знаете! Вы должны знать, что ваш сын не такой. Должны!

Вдова откинулась на спинку кресла.

– Не говорите со мной таким тоном!

– Я всегда буду защищать Кейта.

– Ну и глупо. Вы знаете, что совсем недавно он в Лондоне ухаживал за другой женщиной?

Пруденс уставилась на нее, боясь слово вымолвить.

– Вижу, что нет. Дочь богатого торговца. Я не вмешивалась. Ему нужны были средства. Думаю, мне надо Бога благодарить, что на меня свалилась не Джорджиана Рамфорд, а всего-навсего дочь библиотекаря.

Опасаясь высказать все, что думает, Пруденс встала и сделала реверанс:

– Хорошего дня, мэм.

Она вышла и в гневе отправилась в свои покои, злясь на бессердечную мать и на горькие новости. Не какая-нибудь утонченная светская леди, а девушка по происхождению ниже ее, но наследница, которая могла принести в Кейнингз деньги вместо проблем.

Из гардеробной вышла Карен.

– Что-нибудь нужно, миледи?

– Нет.

– Черное платье готово, миледи.

Пруденс взглянула на раскинутый на кровати унылый наряд, и ей захотелось зарычать.

Все идет наперекосяк.

У Кейта идеализированное представление о Кейнингзе, а она видит лишь дом, где блуждает призрак его брата, где каждая стена сочится злобой и недовольством. За этим стоит Артемис, пропитывая все ядом, и вдова с ней заодно.

Этот нелепый образ так живо предстал перед внутренним взором Пруденс, что она рассмеялась. Однако это был печальный смех. Все идет вкривь и вкось, и она понятия не имеет, как это исправить.

В дверь будуара постучали. Карен поспешила открыть и вернулась со словами:

– Ваши остальные сундуки прибыли, миледи!

Остальные?

Но потом Пруденс вспомнила о Перри.

– Ах да. Пусть их поднимут сюда.

Это теперь не важно, но она рада всему, что может облегчить ситуацию.

Сундуков было два, и от их вида настроение Пруденс несколько улучшилось. Что в них? Она открыла первый и вытащила зеленое платье. У него такой вид, будто несколько лет назад оно было очень модным и любимым и сохранено из-за его удобства. Обнаружились еще подобные наряды, но ничего, подходящего для траура. Карен развешивала их в шкафу, довольная тем, что он начинает заполняться.

Пруденс задавалась вопросом, подойдут ли ей платья, но подозревала, что если за дело взялся Перегрин Перрьям, то непременно подойдут. В сундуке нашлось несколько пар чулок, в том числе и шелковые, почти такие же качественные, как те, что она испортила, и две заштопанные пары, демонстрирующие ее бережливость. Кончилось тем, что Пруденс захихикала над всей этой чепухой, и Карен поинтересовалась, в чем причина.

– Просто замечательно снова получить свои вещи.

На дне лежали книги и тщательно упакованные предметы из фарфора и стекла. Пруденс развернула длинный сверток и увидела, что это классическая мужская скульптура.

– Боже правый! – воскликнула Карен. – Совсем как бесстыжие статуи в холле.

– Да, но эта…

– Ох, милорд!

Пруденс быстро подняла глаза. Кейт.

– Я слышал, привезли твои вещи.

Пруденс внимательно присматривалась к нему. Похоже, он не сердится.

– Как видишь. Карен, ты пока свободна.

Как только горничная вышла, Пруденс сказала:

– Кейт, прости, что ввела тебя в заблуждение относительно Блайдби.

– Жалею, что ты не была честной, но только потому, что это облегчило бы твою дорогу.

– Которая сейчас стала более каменистой. В письме, которое получила Артемис, сказано об обвинении Дрейдейла.

– Проклятие!

– Кейт… я… мне пришлось сказать кое-что, чтобы облегчить тревогу твоей матери. Я… я сказала, что мы решили отложить физическое осуществление брака.

– И каков был ее ответ?

Пруденс не собиралась ему говорить.

– Я объяснила, что мы пока воздерживаемся, дабы никакие подозрения не коснулись нашего первого ребенка. И я думаю, это правильно. Что нам следует… Или не следует… Ох, прости!..

Кейт притянул ее к себе.

– Не извиняйся. Это отличная причина. Гораздо лучше моей.

– Твоей?

– Признаюсь. Ты ясно сказала, что Дрейдейл лжет, но я не мог тебе полностью поверить.

– Кейт! – отпрянула Пруденс.

– Ты не то подумала. Просто женщина, которую взяли силой, может не пожелать в этом признаться. А я могу себе представить, что он способен на насилие.

– Он пытался.

– Не сомневаюсь. И думаю так же, как и ты. Не хочу иметь хоть мига сомнений. Не хочу, чтобы такая тень нависла над нашим первенцем. Только это удержало меня от того, чтобы разделить с тобой ложе прошлой ночью.

– Ох! А я думала, ты не хочешь меня.

Кейт тихо рассмеялся и прижался головой к ее виску.

– Я хочу тебя. Но похоже, нам придется попрактиковаться в воздержании.

Была такая сладость в этом моменте, что Пруденс не хотела нарушать ее упоминанием о его лондонской леди. Какое это имеет значение? Ведь он женился на ней.

– Ты самая подходящая мне женщина, какую я знаю.

Подходящая не значит любимая. В этом слове какое-то сходство с удобным креслом.

– В Нордаллертоне я была неблагодарной, – напомнила Пруденс. – И в дороге злилась на хорошенькую, модную, изящную леди Малзард.

– Да уж! – рассмеялся Кейт. – Но я не люблю перины. Ты говоришь, что думаешь, и можешь сама о себе позаботиться, когда необходимо. У тебя даже нож есть. Ты распаковала все, что прислал Перри?

– Что? Нет…

– Тогда ты должна это сделать. – Взяв за руку, Кейт потянул ее в гардеробную. Заглянув в открытый сундук, он сказал: – Открой второй.

Это походило на игру, которая приводила Пруденс в восторг. Она подняла крышку. Сверху лежало очередное платье, упакованное в белую ткань. Пруденс развернула ее и увидела муслин.

– Какой он умный!

– Я вызову этого мошенника. Нет, поскольку он мой секретарь, я ставлю это себе в заслугу. Замечательный траурный наряд.

– Я его поблагодарю особо, – парировала Пруденс, приложив к себе платье. – Думаю, оно достаточно длинное.

– И не сомневайся. Перри никогда не ошибается в вопросах моды. – Кейт вытащил очередной сверток с черной тканью. – Нижние юбки. И корсаж. Все дорогое и роскошное, но очень, очень строгое.

Пруденс поспешила разложить наряды на кровати.

– Просто чудесно!

Черный креп был отделан черным кружевом и вышивкой, без всякого блеска. Поблескивали только вставки из черной камки на корсаже. Длинные рукава были отделаны черными оборками.

Это по-прежнему придаст ее лицу землистый цвет, но она будет выглядеть как графиня.

– Моя шляпка из Сторборо прекрасно подойдет к этому туалету. Я не подведу тебя завтра в церкви.

– Давай посмотрим, что там еще.

Кейт явно хотел, чтобы она что-то нашла, от этого Пруденс чувствовала себя как ребенок в Рождество. Она вытащила еще несколько предметов одежды и отложила их, едва взглянув. Это не сюрприз Кейта.

Она нашла шкатулку для рукоделия, прелестно украшенную вышивкой. Нет, и это не его подарок.

Чайница была уже полна и, как все остальное, не казалась подозрительно новой.

– Я рада это получить, – сказала Пруденс, но было ясно, что это обычные вещи.

В трех больших свертках были фарфоровый таз и кувшин, украшенные весенними цветами, и даже ночная ваза в тон.

Пруденс закусила губу.

– Таким прелестным вещицам любая леди обрадуется.

– Скорее всего, – согласился Кейт. – Перри, должно быть, сам им ужасно рад.

В очередной коробке обнаружились разнообразные веера, а в длинном свертке зонт.

Потом Пруденс вытащила обтянутую кожей шкатулку длиной чуть больше ее кисти. Драгоценности? Она была немного разочарована, что Кейт доверил такую покупку другу.

Однако, открыв шкатулку, обнаружила нож. Нет, скорее всего это итальянский кинжал, о котором в свое время говорил Кейт. Лезвие было простое и узкое, а серебряная рукоятка чудесно украшена жемчужинами. Кинжал казался слишком красивым, чтобы быть практичным.

– Он все-таки нашел. Я прощаю ему остальное.

– Спасибо тебе, – улыбнулась Пруденс. – Кинжал прелестный, но надеюсь, что он не понадобится.

– Я тоже надеюсь, но как знать.

– Рукоятка слишком вычурная.

– Это корсажный кинжал.

Пруденс недоуменно посмотрела на него. Кейт сунул палец в ее корсаж и подтянул ближе.

– Кейт?

Его палец двигался, вызывая тревожные ощущения. Особенно после того как Пруденс сказала вдове, что они не…

– В корсаже есть планшетка, – пояснил Кейт. – Кинжал там поместится, видна будет только рукоятка.

Вынув из шкатулки кинжал, Кейт вложил его вместе с ножнами в специальный карманчик корсажа. У Пруденс голова шла кругом и подгибались ноги.

Потом Кейт подвел ее к зеркалу.

– Смотри.

Теперь виднелась только красивая рукоятка, смотревшаяся как брошь.

– Вытащи его. Только осторожно. Ножны шершавые, так что они должны остаться внутри.

Пруденс взялась за рукоятку и потянула, глядя в зеркало и чувствуя, что Кейт стоит сзади.

– Его неудобно держать.

– Он не предназначен для постоянного использования. Но пронзит демона, если нужно.

– Я искренне надеюсь, что он никогда не понадобится, – сказала она, повернувшись к Кейту. – А как твоя охота на демона?

– Через пару дней я буду знать все о явных делах Дрейдейла и его уязвимых местах. Мои люди откроют остальное. Которое наверняка есть.

– Толлбридж, вероятно, знает многое.

– Не хочу подключать его раньше времени.

Пруденс положила кинжал и пыталась вытащить из корсажа ножны.

– Позволь мне.

Она подчинилась, и ей это весьма понравилось.

Кейт вытащил ножны, которые действительно цеплялись за ткань внутреннего кармашка в корсаже, потом пощекотал ими шею Пруденс, обвел вокруг губ.

– Думаю, поцеловаться нам можно.

Они так и сделали, разжигая жажду, которую Пруденс пока не могла утолить.

– Когда? – спросила она.

– По крайней мере через несколько недель.

Пруденс вздохнула:

– Во всяком случае, ты увидел, что Артемис не образец совершенства.

– Ты столкнулась с ее враждебностью? Следовало сказать мне.

– Тебе было бы трудно в это поверить. Думаю, она обезумела от горя. Не только из-за потери мужа, но и из-за умершего сына. Она винит тебя в первом и считает бессердечным из-за второго.

– Я ничего не слышал о младенце, – покачал головой Кейт. – В военное время письма теряются. Что касается первого, то какая связь? Роу умер через несколько недель после моего отъезда отсюда.

– Возможно, головная боль началась тогда.

– Роу не пришел в бешенство от гнева. Я злился куда более открыто. Я никогда не знал, как мало он думает обо мне. И никогда не сознавал, как мало думаю о нем. Роу прекрасно исполнял свой долг, но в его душе не было и крохи новаторства и приключений.

Пруденс взяла руки Кейта в свои.

– Не возвращайся к этому. Ты будешь жалеть. Как, вероятно, жалел и он, открыв этот ящик Пандоры. Его приступ и смерть тому доказательство.

Пруденс поцеловала Кейта, а он обнял ее. Они дарили друг другу успокоение, нужное им обоим больше всего другого.

Глава 31

Пруденс была уже не так несчастна в своей одинокой постели, поскольку теперь знала причину, но лежала без сна, жалея, что они пока не могут соединиться. Тоскуя об отложенной близости, она меньше тревожилась о завтрашнем дне и церковной службе.

Хвала Перри, у нее теперь есть прекрасное платье, но это будет ее первая встреча с соседями. Возможно, семьи Невидимки, Вертушки и Нескладехи будут там, злясь на нее.

Могут быть и другие конфронтации. Артемис, похоже, живет уединенно, но пишет письма, так что может влить яд людям в уши.

Пруденс не распорядилась относительно замены тонких подушек, а матрас действительно оказался слишком твердым. Постель Кейта, на ее вкус, была совершенна. Во всех смыслах. Пруденс беспокойно металась в кровати, мысли путались, пока она наконец не забылась сном.

Карен, нервничая, разбудила ее.

– Простите, миледи, но если вы хотите пойти в церковь, то лучше подняться.

Проспать было бы удобно, но долг призывает ее.

Новость, что граф желает позавтракать с ней, сделала утро приятнее. Пруденс надела только корсет и нижние юбки и накинула поверх халат. Улыбка Кейта была столь же радостной, как и ее собственная.

Пруденс заставила его рассказать за завтраком обо всех местных благородных семействах. Прежние претендентки на титул графини жили довольно далеко, чтобы присутствовать в церкви Святого Уилфреда, так что она будет избавлена от их пересудов.

После завтрака они расстались, чтобы переодеться. И когда Кейт вернулся в строгом черном костюме, Пруденс была особенно благодарна Перри за свой элегантный траурный наряд. Кейт вручил ей очередное украшение.

– Думаю, это можно носить во время траура.

Это была серебряная цепочка с черными бусинами.

– Спасибо. – Пруденс надела цепочку. – Но я достаточно жадная и хочу увидеть всю коллекцию.

– Жажда жизни. Мне это в тебе нравится. Твои туфли удобные? В хорошую погоду все здоровые члены семейства идут в церковь пешком. Не спрашивай почему, ведь большинство возвращается обратно в каретах. Это традиция.

– Я не возражаю. Если дорога гладкая.

– В прямом или в переносном смысле? – с иронией поинтересовался Кейт, и Пруденс вспомнила о предстоящих испытаниях.

Два из них ждали в холле – Артемис и вдова. Увидев Пруденс, Артемис скривилась. Неужели надеялась увидеть новоявленную графиню в плохо прокрашенном старом голубом платье? Теперь, когда злоба Артемис вышла наружу, Пруденс больше не боялась свою невестку. Она лишь жалела, что не знает способа помочь Артемис.

Мистер Фламборо подал Артемис руку, наверняка напомнив тем самым, что это делал ее муж. Теперь она должна идти сзади, а совсем недавно возглавляла процессию.

Вдова с недовольным видом шла по другую сторону от Кейта. За Артемис под присмотром гувернантки шагали две ее старших дочери, а за ними свободные от работы слуги, видимо, выстроившись по рангу. Была среди них и маленькая Карен, она с испуганным видом шла в паре с камердинером Кейта Рэнсомом.

Пруденс напомнила себе, что нужно найти решение этой проблемы.

Это было молчаливое шествие.

Они вошли в деревню, в поле зрения появилась церковь. Много народу шло той же дорогой, были тут и несколько всадников, и кареты. Все уступали дорогу процессии из Кейнингза, кланяясь и приседая. Пруденс оказалась под прицелом сотен глаз. Артемис и сюда донесла дарлингтонскую историю?

Когда они вошли в церковь и направились вперед, к местам, принадлежащим семейству Бергойнов, Пруденс напомнила себе, что ей нужно просто произвести правильное впечатление, чтобы пережить это испытание. Она знала, что нужно делать, а чего делать не надо. Все будет хорошо.

Какие бы ни ходили тут истории, после службы все местное дворянство горело желанием засвидетельствовать Пруденс свое почтение. Или поближе рассмотреть удивительную графиню.

Пруденс улыбалась, кивала, говорила, что полагается в таких случаях, а сама тем временем пыталась определить, кто друг, а кто недоброжелатель. Вдова и Артемис стояли чуть в стороне, их тоже окружали люди. Это действительно два лагеря или случайное впечатление?

Когда люди начали расходиться, Пруденс решила, что все прошло отлично. Одна молодая женщина, некая миссис Ротэм, даже могла стать приятельницей. Она надеялась, что Пруденс заинтересуется помощью местным сиротам, и Пруденс подтвердила, что сделает это. Жена викария тоже пыталась заинтересовать ее благотворительностью, но более сухо.

– Ты обратно хочешь ехать или пройтись? – спросил Кейт.

– Пройтись, – ответила Пруденс, надеясь, что никто не захочет составить им компанию. Она увидела, как Карен уходит с радостной компанией. Пруденс позволила девушке весь день побыть с родными.

Выходя с ними из церковного двора, Карен увидела грязных попрошаек. Девушка повернулась к священнику, мистеру Ловдею, сообщить о несчастных. Пруденс молча наблюдала. Ситуация давала возможность увидеть, действительно ли священник и его жена настоящие христиане.

Однако бедолаги высматривали не викария, а ее, лица их были полны тревоги и надежды. Их хромоногая собачка залаяла и, высунув язык, кинулась к Пруденс.

В какой-то жуткий миг Пруденс захотелось отказаться от знакомства с Хетти и ее детьми. Она очень жалела, что друзья из ее прошлого появились здесь, когда вокруг еще много людей. У Пруденс сердце упало от того, как это будет воспринято. Она наклонилась погладить Тоби и подошла к подруге.

– Хетти, что случилось?

– Ох, Пру! Нас выгнали, а Уилла забрали в тюрьму! Я не знаю, кто еще может спасти его!

Пруденс обняла ее и детей.

– Я сделаю все, что смогу. – Чувствуя интерес толпы и особенно взгляды из карет Кейнингза, она сказала: – Пойдем в церковь, и там ты мне все расскажешь.

– Кто эти люди? – резким тоном спросила вдова.

Даже не взглянув на Кейта, Пруденс ответила:

– Миссис Ларн – мой друг, она помогла мне, когда я в этом нуждалась. И я помогу ей в ответ.

– Обед будет подан, когда мы вернемся из церкви.

– Я могу опоздать, мэм. Пожалуйста, не ждите меня.

– Мы можем опоздать, – подошел к Пруденс Кейт. – Миссис Ларн и мне оказала услугу. – Он взглянул на заплаканных детей, жавшихся к матери. – Вы, должно быть, устали. Можно взять вас на руки?

Оба кивнули, Кейт подхватил их, пыльных и чумазых, и понес в церковь. Пруденс, обняв Хетти, шла следом, она любила Кейта все больше. Пусть весь свет думает, что они опозорили графский титул. Господь, надеялась Пруденс, видит любовь и добро.

Они устроились на задней скамье.

– Расскажи мне все, – попросила Пруденс.

Хетти комкала несвежий носовой платок.

– Не надо было мне приходить, особенно сюда, когда ты такая красивая и с такими прекрасными друзьями. Я тебя выдала перед его семьей?

– Чепуха! Расскажи, что случилось с Уиллом. Почему его арестовали?

– Дело было так. Уилл, как обычно, ушел на работу, а через несколько часов в дверь забарабанили, и управляющий сказал, чтобы мы убирались, потому что Уилла забрали за воровство, а хозяин не желает, чтобы в его домах жили воры. – Она повернулась к Кейту: – Это неправда, сэр! Уилл не вор!

– Конечно, – сказала Пруденс.

– Чем занимается ваш муж? – спросил Кейт.

– Он конюх в «Короне», сэр, и на редкость честный.

– И что он якобы украл?

– Деньги, которые какой-то человек оставил в седельной сумке. Сэр, кража – это ужасное обвинение, за это вешают. Они могут повесить моего Уилла!

Слезы прочертили новые дорожки на чумазых личиках детей. Пруденс вытерла их своим носовым платком.

– Мы не допустим, чтобы до этого дошло.

– Но что можно сделать? – причитала Хетти. – Я просто подумала, раз ты вышла за него, а он такой… такой важный, и ты живешь в графском доме… Я не знала, к кому еще обратиться. Мои родные мне в этом не помощники. Я даже своих сорванцов оставить не осмелилась, потому что во всем этом что-то не так, сэр. Не так!

Пруденс пронзила ужасная мысль. Посмотрев на Кейта, она одними губами произнесла:

– Дрейдейл?

Кейт округлил глаза, потом кивнул и помрачнел.

– А что заставляет вас думать, что обвинение несправедливо?

– Были другие странности, сэр. Несколько дней назад кто-то разбил окна в твоем старом доме, Пру, и бросил внутрь горящие промасленные тряпки. Армстронги, которые теперь там живут, погасили огонь, но никто представить не может, кто это мог сделать. Потом насос во дворе перестал работать, и оказалось, что его испортили.

Дрейдейл! Дает понять, что повредит им через других. Возможно, он узнал о «Дворе белой розы» и воспользуется этим для реванша.

Испорченное колесо кареты могло убить или покалечить их, а теперь Уилла Ларна могут повесить.

– Где ваш муж теперь? – спросил Кейт.

– В тюрьме, это ужасное, грязное место, сэр. Я ходила повидать его, но ничего ему не передала, потому что мне не позволили. Тюремщик разрешил нам только минутку побыть вместе. Я сказала ему, что собираюсь к вам, сэр. К вам и к Пру. Говорят, что суд состоится завтра!

– Всего лишь магистратский суд, – сказал Кейт. – Если его объявят виновным, то будут держать до судебного разбирательства. Но я обо всем позабочусь. Не беспокойтесь.

– Но что вы можете сделать? – всхлипывала Хетти. – Закон есть закон, они нашли в его сумке, которую он повесил в конюшне, придя на работу, три гинеи и какие-то вещи. Вы ничего не можете сделать. Никто не может.

– Хетти, мой муж – граф Малзард, – сказала Пруденс. – Прости, что не сообщила тебе, но мы пока не хотели об этом распространяться.

– Граф?! – Хетти отреагировала с тем же недоверием, что и Пруденс, когда Кейт ей в этом признался, но сейчас он куда больше походил на графа. – Боже милостивый! – прошептала она с благоговейным трепетом. – Но, Пру, это значит… Ты теперь миледи?

– Боюсь, что так.

– Боже правый!

– Я для тебя по-прежнему Пру, но ты увидишь, что мой муж обладает достаточной властью, чтобы исправить дело.

Хетти смотрела на него, хлопая глазами, потом расплакалась на груди у Пруденс.

Священник подошел спросить, не нужна ли помощь, но смотрел неодобрительно. В любом приходе не любят бродяг, ждущих помощи из местных фондов, когда средств не хватает на своих бедняков. Пруденс хотела забрать Хетти в Кейнингз, но где ее там устроить? Наверняка не в какой-нибудь роскошной спальне. Есть ли в поместье свободные коттеджи?

– Миссис Ларн и ее дети поедут с нами в Кейнингз, Ловдей. Есть какая-нибудь свободная карета?

– Да, милорд, – ответил изумленный священник.

Дремавшие дети не проснулись, когда Кейт поднял их. Пруденс взяла Тоби, обняла подругу и повела к карете.

– Мы слишком грязные для таких роскошных сидений, – с опаской отступила Хетти.

– Чепуха, Хетти. Садись. Все будет хорошо. Мы найдем где тебе отдохнуть и поесть. Когда ты ела в последний раз?

– Перед выездом. – Хетти в напряженной позе сидела на парчовом сиденье. – Денег у меня нет. А люди в провинции не слишком добры к незнакомцам.

– Да, если они похожи на бродяг, – признала Пруденс.

Стоунхаусы проявили щедрость к Пруденс и Кейту, но к этой группе оборванцев отнеслись бы более настороженно. И тому имелись причины. Частенько такие люди в лучшем случае оказывались мелкими жуликами, а в худшем – настоящими ворами.

– Мой отец оплакивал разрушение монастырей, – сказала Пруденс, – лучшие из них помогали всем и могли справиться с воровством и другими проблемами.

– А сейчас этим занимаются приходы на средства местных налогоплательщиков. Естественно, они не слишком хотят решать проблемы других. На практике трудно быть настоящим христианином, правда?

«Зато ты настоящий христианин, Кейт, – подумала Пруденс, – при всем твоем происхождении и привилегиях». И все-таки она по-прежнему задавалась вопросом, где разместить Хетти и детей.

В Кейнингзе Кейт распорядился, чтобы карета подвезла их к северному крылу.

– Тут найдутся свободные покои, – сказал он Пруденс. – На время они подойдут.

Он даст Хетти кров в главном доме? Это больше, чем она ожидала, но все-таки вздрогнула от того, как могут отреагировать другие обитатели. Как сестры Кейтсби, мистер Оптимус Гуд и мистер Коутс ответят на такое соседство?

Пруденс пыталась отбросить страхи. Кейнингз ее дом, ее и Кейта, и они могут распоряжаться тут, как пожелают. Она только молилась, чтобы благоговейный трепет не довел Хетти до того, что ей будет тут неудобно.

Хетти изумили комнаты, она, конечно, нервничала, но забота о детях перевесила. Кейт собирался уложить их в кровать, но Хетти сказала:

– Можно мне сначала вымыть их, Пру? Они ведь перепачкают простыни.

– Конечно, – ответила Пруденс, но не увидела здесь колокольчика.

– Я кого-нибудь пошлю. – Кейт мягко опустил детей на диван.

– Диван будет труднее отчистить, чем простыни! – воскликнула Хетти, когда он вышел.

– Его это не волнует. Он думает только о том, что дети лучше уснут в чистоте.

– Ох, Пру, что за чудесный человек! Но это неправильно, что я здесь…

– Конечно, правильно. Ты моя гостья.

Служанка, такая же молоденькая, как Карен, и с таким же скромным положением, принесла кувшин горячей воды, следом за ней вошла другая с холодной водой. У обеих округлились глаза, но служанки не выказали никакого высокомерия.

Пруденс поблагодарила их и послала первую за едой.

– Пожалуйста, что-нибудь простое, что можно быстро приготовить. И миску воды для собачки.

Тоби устал, как и дети, и было свернулся калачиком рядом с ними, но ему всюду нужно сунуть свой нос. Кругом столько нового!..

Пруденс помогла вымыть детей, которые едва шевелились, и чуть не заплакала, увидев мозоли на ногах Уилла.

– Он никогда не жалуется, – сказала Хетти, целуя волдырики. – Храбрый маленький мужчина.

– Подозреваю, что и у тебя мозоли, – заметила Пруденс.

– Да, но я-то понимаю, что это неизбежно. Однако не уверена, что это понимает Уилли.

Они уложили детей в большую кровать и пошли в гостиную, где уже был накрыт стол – хлеб, мясо, сыр и маленький кувшин пива.

– Хетти, когда дети проснутся, пошли за молоком и всем, что им нужно.

– Как? – спросила Хетти.

– Отличный вопрос. Я сама в этом с трудом разобралась. Я устрою, чтобы тебе тут помогала служанка и бегала по поручениям.

– Ох, Пру…

– Не возражай. Другого способа нет. Это огромное здание.

– Если ты считаешь, что так лучше… – Хетти отпила большой глоток пива. – Мне ведь полагается называть тебя «миледи», верно? Ты такая важная дама…

– И не вздумай, – поддразнила Пруденс. – Иначе я буду называть тебя Хестер. Я рада, что ты обратилась ко мне, Хетти. Думаю, я знаю причину твоих несчастий, все это нацелено на меня, и наше с мужем дело – все уладить, что мы и сделаем.

– Он ведь такой, правда? – Хетти откусила хлеб. – Из тех, кто добивается своего, как и мой отец.

Сравнение вызвало у Пруденс улыбку, но это была правда, такое качество не зависит от ранга.

– Да, такой. Чувствуй себя здесь свободно, Хетти, ты моя первая гостья и очень дорога мне.

– Я?

– Ты. – Пруденс сообразила, что это правда. Хетти ее подруга, и хотелось, чтобы она была рядом. – Ты добрая, честная и сильная, – сказала она. – И я скучаю по твоему овсяному хлебу.

– Да будет тебе! – усмехнулась Хетти. – Ведь у тебя теперь такая прекрасная еда…

– Мне здешняя еда очень нравится, но иногда еда больше чем просто еда.

Пруденс вышла из комнаты со странным чувством раскрепощенности. Не только потому, что теперь рядом с ней подруга – подруга, которая значила для нее больше, чем она сознавала, но и потому, что пересилила свое беспокойство о том, чтобы прослыть совершенной графиней. Пруденс оставалась самой собой, и это было прекрасно. Люди теперь прямо или косвенно знали о ней самое худшее, так что дамоклов меч больше не висел над ее головой.

И Кейт! Кейт… его доброта к Хетти и ее детям только укрепила ее преданность и любовь к нему. Она самая везучая из женщин. Пруденс хотела немедленно отправиться к нему, но сначала надо уладить другие дела. Пруденс вернулась в свой будуар и вызвала экономку.