Текст книги "Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915"

26 марта 1903 г. Москва

Москва. 26 марта 03 года.

Дорогой Эмилий Карлович!

Я возвратился. Как описать все недоумение и… смех, когда я почувствовал, что, описав духовное путешествие сквозь мир к довременному (старинному) хаосу (1–8), и пойдя дальше, я вновь родился (9 = 1), нашел самого себя[568]568
  Свои представления об этапах духовного пути, знаменуемых цветовыми и числовыми символами, Белый подробно излагает в п. 10 и 20.


[Закрыть]. Круг был замкнут, цикл жизни совершен; я уходил за смерть – я вернулся.

Я возвратился.

И это de facto, а не путем теософских размышлений. Теперь мне звучит совершенно в ином свете Ницшевское «я нашел самого себя» – теперь, когда я вторично живу, повторяюсь, не умирая, – мне смешно. С сериозным хохотом пишу Вам, дорогой Эмилий Карлович, об этом, как о приключении для меня странном[569]569
  Петр. 4: 12 («…огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас странного»).


[Закрыть], важном и необычайном. Не знаю, чревато ли оно следствиями, или это обрывок из «наваждения», но знаю, что кроме Вас, да, пожалуй, Алексея Сергеевича[570]570
  А. С. Петровский.


[Закрыть] меня никто не поймет (меня уж и так отказываются понимать во многом даже Блок, Сережа Соловьев, Мережковские).

Я возвратился.

Утешаюсь, что это возвращение есть совпадение аналогичных положений двух смежных и параллельных звеньев спирали. Утешаюсь – это не круг. Иначе было бы слишком обидно – повторение, возвращение совершалось бы всегда и во всем, но в направлении_|_ Ницшевскому возвращению. Верю, – что это спираль.

Тем не менее чувство совершенно такое же, как давно отошедшее для меня в область преданий – чувство Шопенгауэровского пессимизма. Не его боюсь – боюсь тучи ужаса, предшествующей розовому, белому, голубому. Но буду верить, что это еще все только кажется. И повторений не будет. Как бы то ни было, я обратился на самого себя. Я нашел свое другое. Или, быть может, мое другое (воля мет<афизическая>) поглотило то, что когда-то было мной, но что должно было погибнуть после совершенного им пути (1–8). Как бы то ни было – тут узел неразрешенного Шопенгауэром, намеченного Ницше.

И вот пишу Вам после совершившегося со мной странного приключения ужасно смешного, но и – верьте – трагического.

И центр опять в Ницше. Кстати: я и один молодой человек (Л. Л. Кобылинский) собираемся учредить некоторое негласное общество (союз) во имя Ницше – союз «Аргонавтов»: цель экзотерическая – изучение литературы, посвящ<енной> Шопенгауэру и Ницше, а также и их самих; цель эзотерическая – путешествие сквозь Ницше в надежде отыскать золотое руно («счастье – темная, золотая капля счастья, золотое вино»[571]571
  Неточная цитата из поэмы Ницше «Так говорил Заратустра» (ч. 4, «В полдень») в переводе Д. Борзаковского: «…не выпивает ли он сейчас каплю счастья – // – старую, темную каплю золотого счастья, золотого вина?» (Ницше Фридрих. Собр. соч. Т. I. Так говорил Заратустра. С. 302–303).


[Закрыть]). Это мы намерены предпринять на будущий год. Вот кого недостает для этого – Вас, дорогой Эмилий Карлович? Верю – духовно Вы с нами. Интересно, что проф<ессор> Озеров[572]572
  Эллис (Л. Л. Кобылинский) в студенческие годы был учеником И. Х. Озерова, профессора финансового права Московского университета, и состоял с ним в неформальных дружеских отношениях. «Дорогому и доброму другу Ивану Христофоровичу Озерову» посвящена первая книга Эллиса «Иммортели. Вып. I-й. Ш. Бодлэр» (М., 1904).


[Закрыть], узнавши о нашем намерении, заявил, что, быть может, присоединится к нам и тоже будет… аргонавтом. Эмилий Карлович – чувствуете ли Вы, что звучит в этом сочетании слов, произнесенном в XX столетии русскими студентами, – аргонавты сквозь Ницше за золотым руном!!

Я знаю, это – смело. По отношению ко всему другому (к обществу, к родным, к самому себе) становишься в совершенно новое, удаленное положение – уплываешь… И летишь среди волн, утопая в лазури для всех. Пусть жалеют этот

 
…парус, в синих далях тающий,
Как «прости» всего, что рок унес,
Как привет, в последний раз блистающий,
Чтоб угаснуть там, вдали, без слез.
 

(К. Бальмонт)[573]573
  Цитируется заключительная строфа (без начала) стихотворения К. Д. Бальмонта «Прости!» («Кто услышал тайный ропот Вечности…», 1897). См.: Бальмонт К. Тишина. Лирические поэмы. М., 1898. С. 80.


[Закрыть]

Дорогой Эмилий Карлович, для других это уплывание за черту горизонта, которое я хочу предпринять, будет казаться гибелью, но пусть знают и то, что в то время, когда парус утонет за горизонтом для взора береговых жителей, он все еще продолжает бороться с волнами, плывя… к неведомому Богу… Ведь казался же Ницше безумцем, между тем он был только уплывшим…

Я глубоко разочаровался (признаюсь – это между нами) и в Соловьеве, и в Мережковском, и во всех, кто на меня влиял. Со мной только Ницше, Серафим и Христос. Тяжесть ноши на моих плечах. Никто не разделит ее. Буду же и я нести ее молчаливо, без криков и взываний во имя чего бы то ни было. Чувствую – настала и для меня полоса молчаливого плавания, а порой и умолчания.

Сейчас иду на концерт Николая Карловича[574]574
  См. примеч. 18 к п. 24.


[Закрыть]. Ожидаю получить бездну наслаждения. К великому моему прискорбию, обе репетиции мне решительно нельзя было быть у Николая Карловича, не оскорбив лиц, которые предварительно заручились мной на эти вечера. Все же мне удалось прослушать сонату Шумана (она ужасна!) и Бетховена. Я вынес оглушающее впечатление. Как обидно, как жалко, что такая гениальная вещь, как 2-ая соната Н<иколая> К<арловича>, не будет исполняться![575]575
  Первое публичное исполнение Сонаты f-moll (op. 5) Н. К. Метнера состоялось в его концерте в Москве 2 ноября 1904 г., в Малом зале Российского благородного собрания (см. комментарии З. А. Апетян в кн.: Метнер. С. 45).


[Закрыть] Признаюсь, – я даже сержусь на него за скромность, или… я не знаю, как это звать…

Буду отвечать на Ваше письмо[576]576
  Подразумевается п. 24.


[Закрыть], дорогой Эмилий Карлович, скоро. Это письмо – тоже не в счет, а просто так, невзначай писано…

Остаюсь любящий и уважающий Вас всей душою

Б. Бугаев.

P. S. Поклон мой и привет Анне Михайловне[577]577
  А. М. Метнер.


[Закрыть].

P. P. S. Посылаю свои стихотворения.

Гроза на закате

 
Вижу на западе волны я
Облачно-грозных твердынь.
Вижу – сапфирная молния
Блещет над далью пустынь.
 
 
Грохот небесного молота…
Что-то, крича, унеслось.
Море вечернего золота
В небе опять разлилось.
 
 
Плачу и жду несказанного.
Плачу в порывах безмирных.
Образ колосса туманного
Блещет в зарницах сапфирных.
 
 
Держит лампаду пурпурную.
Машет венцом он зубчатым.
Ветер одежду лазурную
Рвет очертаньем крылатым.
 
 
Молньи рубинно-сапфирные.
Грохот тяжелого молота.
Волны лазури эфирные.
Море вечернего золота.
 

1903. Март[578]578
  Впервые опубликовано в «Альманахе книгоиздательства „Гриф“» (М., 1903. С. 43) под заглавием «Гроза на западе»; вошло в книгу Белого «Золото в лазури» (С. 21), с вариантом ст. 3: «Вижу – мгновенная молния». См.: СП – 1. С. 87.


[Закрыть].

«Знание»

 
Боялся, что тайну вдруг открою
За гранью бытия.
С огнем в руках за дверью роковою,
Дрожал, боялся я.
И вот в колодезь ужаса я глянул.
Я утонул.
Дверь распахнулась… Мрак оттуда прянул.
Свечу задул.
И ничего… И только мрак со мною…
И ничего…
Да, я узнал… Но знанья не открою
Я своего.
Пусть шепчут мне: «Я вижу привидений
Бездонно-грозный знак!..»
Я посмотрю без страха, без волнений,
Но с грустию на мрак.
 

1903 г. Март[579]579
  По данному автографу впервые опубликовано в кн.: Андрей Белый. Стихотворения и поэмы / Вступ. ст. и сост. Т. Ю. Хмельницкой. Подгот. текста и примеч. Н. Б. Банк и Н. Г. Захаренко. М.; Л., 1966. С. 464 («Библиотека поэта». Большая серия). См.: СП – 2. С. 449–450.


[Закрыть].

РГБ. Ф. 167. Карт. 1. Ед. хр. 12. Помета красным карандашом: «ХII». Фрагмент опубликован: ЛН. Т. 92. Кн. 3. С. 197.

29 марта 1903 г. Нижний Новгород

Н. Новгород 29 марта 1903 г.

11 ч<асов> ночи.

Дорогой мой аргонавт Борис Николаевич! Раньше, чем подробно отвечать Вам на Ваше XII письмо, я хочу откликнуться. Как аукнется, так и откликнется. Так ли? У меня нет тех сил, как у Вас! Откликнуться я могу только при помощи моего поэта. Но раньше скажу, что Вы, конечно, движетесь по спирали, а не по кругу. Hircus nocturnus[580]580
  Ночной козел (лат.).


[Закрыть] превращается в бабушкина козлика[581]581
  См. п. 21, примеч. 16.


[Закрыть]; луна, которая весело и чисто сияет сейчас на небосклоне, очевидно далека от оргиастических тенденций – астартизма, таков изгиб (n-ый) ее спирали… Она так же светила, когда Коля концертировал свою вторую тему второй сонаты[582]582
  Неясно, здесь – описка или подразумевается незавершенное произведение Н. Метнера: к весне 1903 г. им была создана только Соната f‐moll (op. 5).


[Закрыть]: Вы – свое, «невозможное, вечное, милое, старое и новое во все времена»[583]583
  Сокращенная цитата из части 2-й «Симфонии (2-й, драматической)» (Симфонии. С. 93).


[Закрыть]; а Гёте свою дивную таинственную песню месяцу, в которой звучит и Колино, и Ваше… Прочтите, дорогой Борис Николаевич, ее внимательно, вслушайтесь в нее всем существом в ночной тиши, всмотритесь во все ее очертания при свете завтрашнего полнолуния и тогда, быть может, Вы поймете мой восторг и вместе с тем признаете, что ничем иным я не мог и не должен был откликнуться на Ваше XII письмо, на его аргонаутизм.

An den Mond

 
Füllest wieder Busch und Tal
Still mit Nebelglanz,
Lösest endlich auch einmal
Meine Seele ganz;
 
 
Breitest über mein Gefild
Lindernd deinen Blick,
Wie des Freundes Auge mild
Über mein Geschick.
 
 
Jeden Nachklang fühlt mein Herz
Froh– und trüber Zeit,
Wandle zwischen Freud' und Schmerz
In der Einsamkeit.
 
 
Fließe, fließe, lieber Fluß!
Nimmer werd' ich froh;
So verrauschte Scherz und Kuß
Und die Treue so.
 
 
Ich besaß es doch einmal,
was so köstlich ist!
Daß man doch zu seiner Qual
Nimmer es vergißt!
 
 
Rausche, Fluß, das Tal entlang,
Ohne Rast und Ruh,
Rausche, flüstre meinem Sang
Melodien zu!
 
 
Wenn du in der Winternacht
Wütend überschwillst
Oder um die Frühlingspracht
Junger Knospen quillst.
 
 
Selig, wer sich vor der Welt
Ohne Haß verschließt,
Einen Freund am Busen hält
Und mit dem genießt,
 
 
Was, von Menschen nicht gewußt
Oder nicht bedacht,
Durch das Labyrinth der Brust
Wandelt in der Nacht[584]584
  Текст стихотворения (1769) в переводе В. В. Левика (Гёте. Избранные произведения. М., 1950. С. 37–38):
ЛунеЗыбким светом облеклаДолы и кусты,В мир забвенья унеслаЧувства и мечты,Успокоила во мнеДум смятенных рой.Верным другом в вышинеВстала надо мной.Эхо жизни прожитойВновь тревожит грудь.Меж весельем и тоскойОдинок мой путь.О, шуми, шуми, вода,Буду ль счастлив вновь?Все исчезло без следа –Радость и любовь.Самым лучшим я владел,Но бегут года.Горек, сердце, твой удел –Жить в былом всегда.О вода, шуми и пойВ тишине полей,Слей певучий говор свойС песнею моей –По-осеннему ль черна,Бурно мчишься ты,По-весеннему ль ясна,Ты поишь цветы.Счастлив, кто бежал людей,Злобы не тая,Кто обрел в кругу друзейРадость бытия.Все, о чем мы в вихре думИ не вспомним днем,Наполняет праздный умВ сумраке ночном.

[Закрыть].
 

Милый мой! Это почти невыносимо хорошо! Это граничит со святостью! Когда я только думаю об этой песне, я задыхаюсь от счастья… не своего, а какого<-то> общего и в то же время интимного. В этих благоухающих строфах Гёте схоронил часть своей души (не метафора, а факт), ту часть, тождественную которой я ношу и в своей маленькой душе; вот почему чтение этого стихотворения (и некоторых других Гётевских) есть для меня по крайней мере, – некий обряд.

 
Selig, wer sich vor der Welt
Ohne Haβ verschlieβt…[585]585
  Счастлив, кто бежал людей, // Злобы не тая (нем.; пер. В. В. Левика).


[Закрыть]
 

Проговорился!.. Ведь Гёте, несмотря на всю свою общительность (Geselligkeit), был одинок, как, может быть, никто.

P. S. Получил ли Алексей Сергеевич мое письмо, отправленное на этот раз незаказным?[586]586
  Подразумевается письмо к А. С. Петровскому от 4 марта 1903 г. (РГБ. Ф. 167. Карт. 16. Ед. хр. 7).


[Закрыть] Кланяйтесь ему! От меня и Анюты…[587]587
  А. М. Метнер.


[Закрыть] Получили ли Вы мое денежное письмо, адресованное Вам в Университет, педелю?[588]588
  Имеется в виду п. 21.


[Закрыть] Когда будет время и станете мне писать, сообщите Ваши переживания во время концерта…[589]589
  Речь идет о московском концерте Н. К. Метнера 26 марта 1903 г.


[Закрыть] Я пока получил только телеграмму, извещавшую об успехе… Дорогой Борис Николаевич! Не переутомляйте себя! Надо много сил, чтобы жить такою жизнью, как Вы. Сдайте экзамены кое-как. До свиданья! Анюта шлет Вам сердечный привет. Горячо любящий Вас

Э. Метнер.

РГБ. Ф. 167. Карт. 4. Ед. хр. 13.

Ответ на п. 25.

9 апреля 1903 г. Москва

Москва. 1903 года 9 апреля.

Дорогой и многоуважаемый Эмилий Карлович!

Христос воскрес! Поздравляю Вас и Анну Михайловну со светлым праздником[590]590
  А. М. Метнер. Пасха в 1903 г. – 6 апреля.


[Закрыть]. Желаю всего лучшего.

Сначала отвечу Вам на те вопросы, которые Вы мне предлагали в письмах.

1) Репродукцию бюста Макса Клингера работы Ницше <так!> я видел. Вы пишете – «голова Ницше нечто невероятное». Вполне согласен. Я бы сказал, что мне лицо Ницше нравится совершенно исключительно – больше головы Бетховена, Гёте, Канта.

2) Мое хождение на руках с разведением ног будет напечатано в «Мире Искусства» только летом[591]591
  См. п. 20, примеч. 1.


[Закрыть], потому что Философов и Дягилев уехали за границу и журнал без них не будет существовать самостоятельно.

3) Да: огромное спасибо за те хлопоты, которыми я невольно обременил Вас по напечатании статьи в «Приднепровском Крае». Деньги получил – и еще раз большое спасибо.

4) То, что Вы пишете о Канте 28-го февраля, мне очень нравится. По возможности постараюсь познакомиться с его «Religion». О «шестке» для философутиков и о рве, вырытом Кантом, я согласен: боюсь, что это не ров, а пропасть…

5) О Гарнеффере в газетах не читал… Не сообщите ли, где справиться.

6) Еще раз мне хочется повторить, что Ваше оправдание Канта мне чрезвычайно нравится.

7) Вы пишете, что мне следует быть экзотеричным в печати, если я хочу приучить к себе публику. Но я никакого сериозного значения своим произведениям за исключением 4-х «симфоний», пожалуй, – не придаю. Мне всегда кажется, что это мое временное амплуа, которое отметется.

8) Вы пишете: «голубой… нигде в природе не встречающийся, по котором я тоскую»… Мне это кажется сказанным очень и очень сильно, потому что действительно: голубые цвета природы, краски, и т. д. суть цвета, имеющие определенное положение в спектре, а голубой молитвенного созерцания Христа есть цвет потусторонний, лежащий за белым… Не белый, а «белый, тающий» на фоне внецветного. Такой цвет не может быть втиснут в мещански голубой спектральный цвет.

9) Вы пишете, что Вам противно выражение «начнем же дело делать»… Мне тоже… Недавно у меня был Перцов проездом, и мы долго говорили об этом[592]592
  Этот визит П. П. Перцов описал в мемуарном очерке «Андрей Белый на Арбате» (1935), в котором, в частности, затронул инцидент «за вечерним чаем у Бугаевых»: «На Борю напали семейные элементы, во главе с его матушкой, обличая и осуждая ненавистный и непризнанный символизм. На Бориса Николаевича эти нападки действовали чрезвычайно тяжело и доводили его почти до нервного припадка. Видимо, в те ранние годы ему жилось нелегко в домашней атмосфере и приходилось даже здесь быть мучеником новизны» (РГБ. Ф. 653. Карт. 50. Ед. хр. 37).


[Закрыть]. Он со мной соглашается относительно Мережковского. Он говорит, что еще впереди много времени. Но тут я шепну Вам на ухо: «Оно гораздо ближе, чем кажется… Быть может, через 3½ года что-то начнется…» Но это между нами, и мы не должны делать ничего (разве только молиться). Мы должны быть ясны и уравновешенны – должны с улыбкой успокоения смотреть в будущее, каким бы оно ни казалось.

10) Вы спрашиваете меня, кто такой Знаменский и Бухарев. Кто Знаменский – не знаю[593]593
  Петр Васильевич Знаменский (1836–1917) – церковный историк, профессор Казанской Духовной академии; автор брошюры «Богословская полемика 1860-х годов об отношении Православия к современной жизни» (Казань, 1902), упоминаемой в одном из писем А. П. Устьинского к В. В. Розанову, опубликованном последним («Из писем другов и недругов») в авторской рубрике «В своем углу» в «Новом Пути» (1903. № 2. С. 142–152). См.: Розанов В. В. Собр. соч.: Религия и культура. М.; СПб., 2008. С. 515.


[Закрыть], а Бухарев церковный писатель из священников, много потрудившийся в вопросе о браке и мало кем читаемый.

Отвечаю теперь на письмо 22-го марта.

11) Да, конечно, в тот самый вечер, когда Вы сказали о Христовом чувстве, мы стали заговорщиками. Да и вообще белые начала суть начала заговорные. Это, конечно, белые козни – тайно культивируемая уютность среди людей, для которых характерно следующее четверостишие:

 
«Куда нам деваться от ужаса, братья?
Куда нас порывы влекут буревые?
Бескровные губы лепечут заклятья…
Священна тоска в эти дни роковые…»[594]594
  Автоцитата: заключительные строки стихотворения «Священные дни» («Бескровные губы лепечут заклятья…», 1901); в опубликованном тексте (Андрей Белый. Золото в лазури. С. 251–252) первая из приведенных строк: «Куда нам девать свою немощь, о братья?» См.: СП – 1. С. 172.


[Закрыть]
 

И если Вы живете белыми настроениями или бело-голубыми с оттенком пурпура, вокруг Вас начинают распространяться и белые вибрации. И Вы становитесь волей-неволей благотворителем, подающим милостыню, хотя бы Вы лично этого и не сознавали.

12) Все, что Вы пишете о Серафиме, нисколько не изменяет моего отношения к нему, что было, то было, а что есть – тут вопрос сложный, запутанный и… прохожу мимо.

13) «Сгущенное» толкование Фауста именно характерно Врубелю. Сгущенное, но не пряное. Сгущенная интимность на фоне ужасной меланхолии – это трагично, как-то невозвратно и жалко, жалко… В этой картине его, как и в картине «Муза»[595]595
  «Муза» (1896; холст, масло) – в собрании М. А. Умновой (Москва).


[Закрыть] (молодая женщина с невыносимыми глазами, матово-бледным лицом и золотым морем волос, на фоне грустно догорающей зари) – что-то роковое. Точно к интимной грусти «подкрадывается, опять подкрадывается» ОНО и шепчет: «А я знаю Вас, гуляющая пара» (Фауст с Маргаритой прогуливаются под руку в саду). Они отворачиваются, а ОНО качает цветами, спрятавшись; и опять говорит: «А я знаю… гуляющая пара»… Вот какой Врубель!

14) «Geburt der Tragoedie» Вы, вероятно, прочли уже. Это одна из моих интимнейше-любимых книг. Относительно ее, как и относительно «Заратустры» у меня составилось мнение, что все это уже было мне известно в момент рождения, но я забыл в суете и мне напомнили. Для меня деление на александризм, аполлоновское и дионисовское миропонимание (всегда понимание, знание, а не творчество) – незыблемая истина. Кто против этих категорий заспорит, я не буду в состоянии ему отвечать.

15) Пишу о концерте Николая Карловича[596]596
  См. примеч. 18 к п. 24. Н. Метнер исполнил следующую программу: Бах – Токката e-moll из Партиты № 6; Бетховен – Соната D-dur op. 10; Мендельсон – Прелюдия D-dur и Фуга A-dur из ор. 7; Шопен – Полонез es-moll из ор. 26, Прелюдия Des-dur из ор. 28; Шуман – Соната fis-moll op. 11; Скрябин – Этюд As-dur из ор. 8; Метнер – Прелюдия Es-dur из ор. 4, из «Картин настроений» ор. 1: es-moll, Ges-dur, fis-moll, A-dur; Лист – Этюд («Ab irata») (программа – ГЦММК. Ф. 132. Ед. хр. 1320; приведена в комментариях З. А. Апетян в кн.: Метнер. С. 42–43).


[Закрыть]: несомненно он произвел чрезвычайно благоприятное впечатление на сонных олухов, именуемых публикой. Что же касается меня, то я в восторге и от его игры – «знающей», «подмигивающей» – и в то же время удивительно благородной и корректной. Почти все произведения его (собственные) были бисированы единодушно. Особенное впечатление получилось от его прелюдии ко 2-ому альбому и от того отрывка из «Stimmungsbilder», который обозначен, кажется (программы у меня сейчас под рукой нет) «Allegro con ira». Вы, конечно, знаете, о чем я говорю. К сожалению, публика не совсем наполнила зал, что объясняется неудобным временем, выбранным для концерта Николаем Карловичем.

Исполнение бетховенской сонаты зачаровало меня в буквальном смысле слова. Вторая часть произвела на меня столь сильное впечатление, что я буквально не мог двинуться с места… так и застыл. Николай Карлович удивительный истолкователь Бетховена. Ему и Вам, дорогой Эмилий Карлович, я многим обязан в понимании Бетховена. Вы оба раскрыли мои прищуренные глаза на Бетховена (которого я еще раньше любил больше всех композиторов – но инстинктивно). Ужасна шумановская соната – я боюсь ее и отказываюсь что-либо писать. Вообще произведение гениальное… Вакхический гимн, сыгранный на бис Ник<олаем> Карл<овичем>, потряс меня еще и еще полнотой дионисианского восторга. Не хватало сонаты, которую я так давно не слышал[597]597
  Подразумевается Соната f-moll (ор. 5) Н. Метнера.


[Закрыть]. Непременно буду писать об альбоме в «Мир Искусства», только не теперь, а после экзаменов, которые придвинулись ко мне и как туча загородили все решительно[598]598
  Отдельной статьи о творчестве Н. Метнера Белый тогда не написал, но подробно охарактеризовал его цикл «Картины настроений» в статье «О теургии» (Новый Путь. 1903. № 9. С. 114–119). Три года спустя Белый опубликовал отзыв о «9 песнях Гёте для голоса и фортепиано» (ор. 6) Н. Метнера (Золотое Руно. 1906. № 4. С. 105–107).


[Закрыть]. В «Мире Искусства» по всей вероятности знают о Вашем брате: я долго говорил о нем одному из членов редакции, проездом находившемуся в Москве. Он очень заинтересовался Николаем Карловичем. В «Мир Искусства» я пошлю оттого, что не хочу пока иметь никакого дела с «Новым Путем». Причины на это следующие: 1) Я не совсем в хороших отношениях с Мережковскими не феноменально, а нуменально, 2) Перцов не захотел поместить одно мое письмо, ссылаясь на непонятность его для публики[599]599
  Об этом Белому сообщил Блок в письме от 20 марта 1903 г.: «Перцов нашел статью „О религиозных переживаниях“ непонятной и не хочет ее печатать. Отдал мне, чтобы я переслал Вам» (Белый – Блок. С. 54). Белый отвечал 25 марта: «…о моем письме в „Новый Путь“ ‹…›. Вполне допускаю субъективизм его и невозможность напечатания в „Новом Пути“. ‹…› Письма моего в „Новый Путь“ мне совсем не нужно» (Там же. С. 59). Ныне статья Белого «О религиозных переживаниях» опубликована по автографу, сохранившемуся в архиве Блока; см.: Литературное обозрение. 1995. № 4/5. С. 4–9.


[Закрыть]. И хотя он меня просил присылать каждый месяц что-нибудь даже по нескольку строк, хотя мы с ним и в прекрасных отношениях, но я решил твердо не давать им ничего по крайней мере несколько месяцев.

Теперь отвечаю на письмо от 29-го марта.

16) Спасибо за утешительные для меня слова: «„Hircus nocturnus“ превращается в бабушкина козлика»…

17) Гётевское стихотворение до странного мило и близко мне. Читаю и перечитываю… Скользит незаметно и вкрадчиво прямо в душу… И вдруг узнаешь, что заворожен… И уже силы нет избавиться. Спасибо, спасибо за него…

У нас Государь[600]600
  Николай II с императрицей Александрой Федоровной и дочерьми прибыл в Москву 29 марта 1903 г. на страстную и пасхальную недели и отбыл из Москвы 16 апреля.


[Закрыть]. Не знаю – радоваться или печаловаться. Все-таки радуюсь. Почему-то я особенно люблю Николая II-го. От него добрые вибрации. Он знает и белое и голубое – мне так кажется. Насколько Александр III при всей своей разумности феноменальной был нуменально не то что глуп, а… уп… настолько Николай II-ой нуменально осмыслен, если не осведомлен. Была характерная сцена: царь гулял по кремлевским стенам. Собрался народ и кричал «ура». Когда царь сошел со стены, его подхватили на руки, целовали и гладили. (?!)[601]601
  Ср. описание «прогулки по Кремлевским стенам» днем 2 апреля 1903 г.: «…на Васильевской площади собравшиеся толпы не могли сдержать своей радости и восторга; раздалось единодушное ура, которое с этого момента все росло, усиливалось и достигло своего апогея у Никольских ворот. ‹…› Не проходя Никольской башни, Их Величества и Их Высочества спустились со стены в садик, прилегающий к зданию Судебных Установлений. Вся народная масса неудержимою волной, с радостными криками ура, бросилась чрез Никольские ворота на Сенатскую площадь, где также уже находилось многое множество народа. ‹…› Все устремляются ближе к Царю и Царице, никем и ничем не сдерживаемые. Вот Государь и Государыня уже в тысячной толпе; народ тесным кольцом окружил Их Величеств, у всех на лицах восторг и счастие. ‹…› Их Величества с трудом могли двигаться среди многолюдной толпы, отвечая на горячие приветствия народа, которые не поддаются описанию; у многих были на глазах слезы радости» (Пребывание Их Императорских Величеств в Москве // Московские Ведомости. 1903. № 92, 3 апреля. С. 2).


[Закрыть] Это – типично. У нас в Москве страшное брожение: «новое» искусство разливается вширь, стучит в двери; «скорпионовская кучка»[602]602
  Подразумеваются литераторы, объединившиеся вокруг московского модернистского издательства «Скорпион» (1900–1916).


[Закрыть] интересует всех: ее ругают, хвалят – но все интересуются. Словом, начался процесс ассимиляции. Образовалась целая порода молодых людей и девиц, которых газетные репортеры уже окрестили позорным по их мнению прозвищем «подбрюсков», «брюссенят», «брюссиков»… Характерно, что бывали случаи, когда Брюсовым увлекались и почтенные люди (даже старики). Какова характерная картинка – «старички нового искусства»!! Один из сих почтенных старцев в литературном кружке, обращаясь к декадентам, воскликнул: «Господа – вперед, вперед!» Его фамилия – Баснин (кажется)…[603]603
  Николай Васильевич Баснин (1843–1918) – адвокат, коллекционер, специалист по гравюроведению.


[Закрыть] Литературно-художественный кружок[604]604
  Литературно-художественный кружок – клуб деятелей литературы и искусств, функционировавший в Москве в 1898–1920 гг. См.: <Шруба Манфред>. Литературные объединения Москвы и Петербурга 1890–1917 годов. Словарь. М., 2004. С. 107–110.
Андрей Белый В реферате упущение Вызывает возмущение: Там ни слова нет про Белого!Голос из публики Что? Про белого бычка?Андрей Белый Про великого и смелого, Гениально-скороспелого Символиста новичка!Потресов Не слыхал об этом гении!Андрей Белый (гордо) Не слыхали? Прочь, смирение! Напрягите слух и зрение И падите ниц скорей: (бьет себя в грудь) Вот он Белый, вот Андрей!(Новости Дня. 1903. № 7107, 21 марта. С. 3).

[Закрыть] попал в объятия к декадентам: там читается почти сплошь о декадентах или читают декаденты. Большинство возражателей – декаденты; результат: каждое заседание – спор, почти граничащий со скандалом, и потом пережевываемый мелкими московскими газетками чуть ли <не> неделю. Раза два я имел неосторожность говорить там (по поводу реферата о Кальдероне и о символизме[605]605
  Имеются в виду заседания Литературно-художественного кружка 11 марта 1903 г. с выступлением К. Д. Бальмонта «Кальдероновская драма личности» (см.: Новости Дня. 1903. № 7097, 11 марта. С. 2) и 18 марта 1903 г. с выступлением С. В. Потресова (Яблоновского) «Оригиналы и копии в новой поэзии» (в программе лекции: «Характерные особенности символизма и породившие его факторы», «Русский символизм как разновидность западного» // Там же. № 7104, 18 марта. С. 2). Второе заседание было высмеяно в стихотворном фельетоне Lolo (Л. Г. Мунштейна) «Оргия», в котором выведены Хор бесноватых, В. Брюсов, К. Бальмонт и др., а также Белый:


[Закрыть]), за что мои кости перемывали довольно долго, обрадовавшись, что Андрей Белый появился (а то стали сочинять версии о «Симфонии»; например: что авторы ее – приказчики какого-то книжного магазина etc.) Одна газетка даже прямо облила ушатом грязи. Знаменательно, что «Скорпион» – открыл свою контору на театральной площади[606]606
  Редакция издательства «Скорпион» и журнала «Весы» располагалась в гостинице «Метрополь» на Театральной площади и Охотном Ряду. Ср. свидетельство Б. А. Садовского: «Если встать перед огромным домом „Метрополь“, то с левой стороны (где памятник первопечатнику), войдя со двора в первый подъезд направо, можно подняться на лифте в редакцию „Весов“. Помнится, это пятый этаж ‹…›» (Садовской Б. А. «Весы» (воспоминания сотрудника) / Публ. Р. Л. Щербакова // Минувшее. Исторический альманах. 13. М.; СПб., 1993. С. 18).


[Закрыть], и что образуется двойник «Скорпиона» – «Гриф»[607]607
  «Гриф» – модернистское издательство, существовавшее в Москве в 1903–1914 гг.; владелец и главный редактор – С. А. Соколов (Кречетов).


[Закрыть] – декадентское книгоиздательство. «Грифы» выпускают на днях альманах[608]608
  Имеется в виду «Альманах книгоиздательства „Гриф“» (М., 1903), в нем были опубликованы восемь стихотворений Белого и его «Отрывки из 4-й симфонии» (С. 43–61).


[Закрыть]; они просили напечатать мою 3-ью Симфония – «Возврат», к изданию которой приступят осенью[609]609
  Cм. примеч. 18 к п. 20.


[Закрыть]; кроме того они издадут в будущем сезоне сборник моих стихов[610]610
  Первая книга стихотворений и лирической прозы Белого «Золото в лазури» (М., 1904) была издана не «Грифом», а «Скорпионом».


[Закрыть]. Я очень рад их нарождению, а то «Скорпион» всегда переполнен и крайне медлителен (моя 1-ая симфония «Рыцарь и Королевна» появится, должно быть, года через два – не раньше[611]611
  См. примеч. 16 к п. 16.


[Закрыть]). Газетки делят теперь поклонников нового искусства на скорпионов, ложно-скорпионов и грифов, говоря, что двух гадин за глаза довольно для Москвы. Московские декаденты учредили еженедельные собрания в одном из ресторанов Москвы, который назвали по примеру парижских собратий (довольно бедная фантазия) «Chat noir» на радость газетчикам[612]612
  «Chat noir» (фр. «Черный кот») – знаменитое парижское кабаре на Монмартре, открытое художником Родольфом Салисом в ноябре 1881 г. и закрытое в 1897 г., место встреч представителей литературно-артистической богемы. Одноименное заведение было открыто в Москве 28 марта 1903 г.; ср. газетный репортаж о «первом собрании наших декадентов»: «Наши московские модернисты ‹…› сплотились в маленькую кучку и, с опозданием лет этак на тридцать от своих парижских собратьев, основали свой местный „Chat noir“. ‹…› Московский „Chat noir“ помещается в начале Пушкинского бульвара, в одной из грязноватых зал второклассного ресторана. ‹…› были налицо почти все участники собрания, состоящего из членов вновь нарождающегося книгоиздательства „Гриф“. ‹…› Юные „грифы“ ждали столпов „Скорпиона“ – мудрого ключника Тайн, „великого“ автора „Горящих зданий“ и „гениального“ творца „белой симфонии“. Но пришел только первый ‹…›» (Б. Московский «Chat noir» // Новости Дня. 1903. № 7117, 31 марта. С. 3. В тексте упоминаются В. Брюсов, К. Д. Бальмонт и Андрей Белый).


[Закрыть]. Вообще декаденты все больше и больше заявляют о себе. Если Москва будет прогрессировать в том же направлении, то, по словам Бальмонта, она превратится в декадентский городок менее чем через два года.

Кстати о Бальмонте: оный пиит, появившись в Москве после своей высылки, зачитал во всех обществах зажигательные рефераты в неимоверном количестве и стал злобой дня, возбуждая нападки и восторги. Последнее время я очень часто видал его, и всегда он производил на меня весьма серенькое впечатление, пока… у редактора «Грифа» не пришлось в продолжение 6-ти часов укрощать пьяного Бальмонта… Тогда я увидел, что это человек очень и очень незаурядный, необыкновенно углубленный, но в обществе или… молчащий, или… шалящий… Беру назад свое мнение: Бальмонт не сер, а сквозь желтое пламя и серный дым лазурен. Не правда ли, странная комбинация? И он, сознавая странность ее, молчит; когда же напьется, то начинает говорить, называя себя не-Бальмонтом, восклицая: «О, бедный, бедный Бальмонт!.. Как мне его жалко!..»

И действительно: и в обществе, и во время прений, и во многих стихах он – жалок и непонятен, и предосудителен.

Вышли «Северные Цветы»… Мне хотелось бы, чтобы Вы прочли мой отрывок из «ненаписанной мистерии», помещенный там[613]613
  См. примеч. 19 к п. 20.


[Закрыть]. Если в Нижнем их нет, я пришлю Вам экземпляр.

«Религиозно-философские» собрания закрыты правительством[614]614
  Указ Синода о запрещении Религиозно-философских собраний в Петербурге вышел 5 апреля 1903 г.; последнее, 22-е заседание состоялось 19 апреля. См.: Половинкин С. М. На изломе веков. О Религиозно-философских собраниях 1901–1903 годов // Записки петербургских Религиозно-философских собраний 1901–1903. М., 2005. С. 506–508.


[Закрыть]. Я жалею. Хотя, быть может, это – и пройденная стадия, к чему не стоит возвращаться. Мережковские в будущем году все равно не принимали бы там участие; они – разочаровались; им – надоело. Буду ждать, что дальше…

Весь пост тянулась в «Московских Ведомостях» длиннейшая статья Басаргина о современных богоискателях[615]615
  Имеется в виду опубликованный в «Московских Ведомостях» в 1903 г. цикл статей А. Басаргина (псевдоним А. И. Введенского) под общим заглавием «„Религиозное обновление“ наших дней», посвященный деятельности Религиозно-философских собраний и разбору публикаций в «Новом Пути»: 1) «Предварительный диагноз» (№ 52, 22 февраля); 2) «Астартизм» (№ 59, 1 марта); 3) «Розовое христианство» (№ 66, 8 марта); 4) «Религия конца» (№ 73, 15 марта); 5) «Свобода религиозной совести» (№ 80, 22 марта; № 83, 25 марта); 6) «Интеллигенция и Церковь» (№ 87, 29 марта); 7) «Воскресни Боже!..» (№ 94, 5 апреля).


[Закрыть]. Она написана с тактом, по-джентельменски, корректно, отдавая Мережковскому должное. Я этого не ожидал от Басаргина. Я – в восторге. Видно, он основательно и с пониманием (с «пониманием», на какое он способен) изучил исследование Мережковского[616]616
  Подразумевается книга Мережковского «Л. Толстой и Достоевский».


[Закрыть]. Одно место у него прямо замечательно: он сравнил свечение («мы – светимся») со свечением огней вальпургиевой ночи. Он говорит: «Вальпургиева ночь уже начинается… Древний хаос шевелится»…[617]617
  Приводимых фраз в статье А. И. Введенского нет («древний хаос», «хаос шевелится» – цитаты из стихотворения Ф. И. Тютчева «О чем ты воешь, ветр ночной?..», 1836); в целом же ход рассуждений и оценки автора Белый интерпретирует весьма вольно. Введенский видит в сфере современного богоискания «фосфоресценцию» – «обманчивое светение тлеющего», и в этом отношении уподобляет ее Вальпургиевой ночи (сцена 21-я из 1-й части «Фауста» Гёте): «Это – тление не обновляющее, не подготовляющее душу к принятию духовного света, но лишь обманчиво фосфоресцирующее, манящее обольщениями и призраками, – подобно огням легендарных вакханалий в Вальпургиеву ночь. ‹…› Ведь если „немецкий пророк“ ‹…› поставил пред взором своих соотчичей и людей культурно им близких яркую картину столь внушительного предостережения, в форме блуждающих огней Вальпургиевой ночи, которая, судя по многим признакам, там уже и началась, – то не должно ли подобное, отразившись на нашей жизни как бы рикошетом, оказаться и у нас?..» (Московские Ведомости. 1903. № 94, 5 апреля).


[Закрыть] Он кончил в великую субботу, обратившись к богоискателям с «Христос Воскресе», приглашая их ответить историческому христианству их ответное «воистину»… Эдакой прыти я не ожидал.

Дорогой Эмилий Карлович, прощайте. Желаю Вам всего, всего хорошего – Вам и Анне Михайловне. Христос с Вами.

Остаюсь любящий и глубокоуважающий

Борис Бугаев.

P. S. Пишите. Я же замолчу до после экзаменов. Простите меня за мое внешнее письмо. Сейчас у меня какое-то опустошение в способности выражаться. Посылаю Вам свои стихотворения.

Зов в безвременье

 
Шатаясь, склоняется колос.
Прохладой вечерней пахнет.
Вдали замирающий голос
В безвременье грустно зовет.
 
 
Зовет он тревожно, невнятно
Туда, где воздушный чертог.
А тучек скользящие пятна
Над нивой плывут на восток.
 
 
Шумит в лучезарности пьяной
Вкруг нас океан золотой.
Закат полосою багряной
Бледнеет вдали за горой.
 
 
И мир, догорая, пирует.
И мир славословит Отца.
А ветер ласкает, целует,
Целует меня без конца[618]618
  Опубликовано впервые в книге Белого «Золото в лазури» (С. 14–15) без заглавия, как 3-я часть цикла «Закаты»; в строфе III последовательность строк: 3, 4, 1, 2. См.: СП – 1. С. 84.


[Закрыть].
 

А вот стихотворение, характеризующее хорошую сторону Бальмонта и ему посвященное.

 
В золотистой дали
Облака, как рубины, –
Облака, как рубины, прошли –
Как тяжелые, красные льдины.
 
 
Но зеркальную гладь
Пелена из туманов закрыла;
И душа неземную печать
Тех огней сохранила.
 
 
И закрытые тьмой
Горизонтов сомкнулись объятья.
Ты сказал: «Океан голубой
Еще с нами, о братья!»
 
 
Не боясь огнезарной луны,
Прожигавшей туманные сети –
Улыбались, священной весны
Все задумчиво-грустные дети.
 
 
Древний хаос, как встарь,
В душу крался смятеньем неясным.
И луна, как фонарь,
Озаряла нас отсветом красным.
 
 
Но ты руки воздев к небесам
И тонул в ликовании мира…
И заластился к нам
Голубеющий бархат эфира.
 
 
Огонечки небесных свечей
Снова борются с горестным мраком.
И ручей
Чуть сверкает серебряным знаком.
 
 
О поэт – говори
О неслышном полете столетий.
Голубые восторги твои
Ловят дети.
 
 
Говори о безумьи миров,
Завертевшихся в танцах.
О смеющейся грусти веков.
О пьянящих багрянцах.
 
 
Говори
О полете столетий:
Голубые восторги твои
Ловят дети…
 
 
Говори, говори…[619]619
  Опубликовано впервые в книге Белого «Золото в лазури» (С. 3–5) как 1-я и 2-я части цикла «Бальмонту» (2-я часть – со строфы VII: «Огонечки небесных свечей…»); варианты заключительных строк: «чутко слышат притихшие дети. // Говори…» См.: СП – 1. С. 79–80.


[Закрыть]
 

А вот стихотворение, которое я написал под влиянием одной струйки в жизни, которую заметил; а через несколько дней зашел ко мне один знакомый из «знающих» и говорил, что ему казалось эти дни, будто неведомый вампир подстерегает его. Не затемняло ли в продолжение этих нескольких дней крыло вампира ясность астральных горизонтов? Стихотворения, говоря откровенно, я побаиваюсь, как приключения для меня странного, посылаемого для испытания.

Вот оно:

Вампир

1

 
Давно я здесь, в лесу – искатель счастья.
В душе моей столетние печали.
Я весь исполнен ужасом несчастья.
На холм взошел, чтоб лучше видеть дали.
 
 
Глядит с руин в пурпурном карлик вещий
С худым лицом, обросшим белым мохом.
Торчит изломом горб его зловещий.
Сложив уста, он[620]620
  В автографе описка: в


[Закрыть] ветру вторит вздохом.
 
 
Так горестно, так жалобно взывает:
«Усни, мечтатель жалкий… Поздно, поздно»…
Вампир пищит, как ласточка, шныряет
Вокруг него безжизненно и грозно.
 
 
Ревут вершины в ликованьи бурном.
Погасли в тучах горние пожары.
Горбун торчит во мгле пятном пурпурным.
На горб к нему уселся филин старый.
 

2

 
Гигант прошел во мгле виденьем длинным.
Его одежд затрепетала лопасть.
Истыканная золотом старинным
Над головою разверзалась пропасть.
 
 
Я задрожал – раздался вопиющий,
Далекий окрик, за собой манящий.
«Седой горбун – вампир, тебя сосущий,
Всегда следит он за тобой из чащи».
 
 
Молился я… И сердце билось, билось.
С вампирным карлом бой казался труден.
Был час четвертый… Небо просветилось
И горизонт стал бледно-изумруден.
 
 
Стал заклинать – и верил и заклятью.
Молил Творца о счастии лазурном.
Увидел вдруг – к старинному распятью
Был пригвожден седой вампир в пурпурном.
 
 
Я возопил восторженно и страстно:
«Зоря, зоря… И ужас обессилен…»
И мне внимал распятый безучастно.
Вцепившись в крест, заплакал старый филин[621]621
  Опубликовано впервые в книге Белого «Золото в лазури» (С. 118–119) под заглавием «Пригвожденный ужас», без деления на части, без строф I–II 2-й части; варианты – ч. 1, строфа I, ст. 3: «Я весь исполнен ужасом ненастья»; ч. 2, строфа IV, ст. 1–3: «Я заклинал, и верил я заклятью. // Молил творца о счастии безбурном. // Увидел вдруг – к высокому распятью»; строфа V, ст. 2: «Заря, заря!.. Вновь ужас обессилен!» См.: СП – 1. С. 128–129, 424–425.


[Закрыть].
 

РГБ. Ф. 167. Карт. 1. Ед. хр. 13. Помета красным карандашом: «ХIII».

Ответ на п. 21, 24 и 26.