Текст книги "В клетке. Вирус. Напролом"

– Я пойду с вами? – спросил я.

– Нет. Раз уж вы, кажется, сами тут составили для себя план работ, вам надлежит отправиться в Калифорнию и отследить денежный перевод, а потом навестить тот «Город надежды» и узнать, что из всего этого можно выжать. Надеюсь, так вы утолите свою жажду деятельности.

– А как насчет Тони? – спросил я.

– Дайте мне его данные, я сама ему все объясню и сегодня же проведу в морг, – сказала Ванн. – Если он окажется треплом, все расходы я вычту с вас.

– Он не трепло, обещаю.

– Ему же лучше, если так. Мне совсем не хочется грохнуть его, а потом подставлять вас за убийство.

– Что-то это мне напоминает, – заметил я.

– Моя угроза кого-то убить вам о чем-то напомнила? – удивленно спросила она. – Мы не так долго знакомы, Шейн.

– Вчера вечером я встретился с детективом Тринх.

– Неужели?

– Ну да. Среди прочего она поведала мне о том, что вы довели свою бывшую напарницу до попытки самоубийства.

– Надо же, – сказала Ванн. – Что она вам еще рассказала?

– Что у вас завышенные требования к своим сослуживцам, но не к себе; что вы небрежны и даже немного опасны, когда дело доходит до протокола, и что у вас есть пагубные пристрастия, которые и привели или в огромной степени поспособствовали тому, что вы ушли из интеграторов.

– А она сказала вам, что я еще жарю маленьких щенят на огне? – поинтересовалась Ванн.

– Нет. Но, наверное, имела в виду.

– Сами как думаете?

– Думаю, маленьких щенят вы не жарите, – признался я.

Ванн улыбнулась:

– Я о том, что Тринх действительно сказала.

– Мы с вами работаем третий день, – начал я. – Сначала вы гоняете меня и в хвост и в гриву, против чего я, кстати, не возражаю, а потом вдруг учиняете такую хрень, как здесь сегодня, когда разрешаете кучке засранцев с ружьями преспокойно свалить, вместо того чтобы предъявить им обвинение в нападении. Если бы они обратились к адвокатам, ваша угроза припаять им сорок третью главу не украсила бы ваше личное дело.

– Заметили, значит.

– Заметил, – подтвердил я. – Так что это я могу расценивать как «небрежность». Также я заметил, что вы много курите, а когда мы с вами разговариваем после шести вечера, вы всегда оказываетесь в баре и ищете, кого бы склеить. Насколько я могу судить, на вашу работу это не влияет, а свое свободное время вы вправе проводить, как захотите. Поэтому мне на самом деле все равно, хотя я и считаю, что травить свои легкие инсектицидом в общем и целом скверная идея.

– Вы полагаете, все это имеет какое-то отношение к моему интеграторству?

– Не имею ни малейшего представления, – сказал я. – У меня не возникло чувства, будто вы так уж сильно торопитесь поведать мне о своем прошлом, из чего напрашивается вывод, что тогда произошло нечто по-настоящему хреновое. Но это ведь ваше дело – рассказывать или нет. То же самое касается ваших тёрок с Тринх, ведь совершенно очевидно, что она точит на вас зуб.

– Весьма образное выражение, – заметила Ванн.

– Из всего, что сказала Тринх, меня беспокоит только одно, – добавил я. – Она считает, что вы не сможете держать себя в руках, непременно съедете с катушек и меня потянете за собой.

– А сами как думаете?

– Спросите меня об этом после марша, – посоветовал я. – Может, тогда я и смогу ответить.

Ванн снова улыбнулась.

– Послушайте, – сказал я, – если вы пообещаете, что не съедете с катушек и не потянете меня за собой, я вам поверю. Но не давайте обещания, если не сможете его выполнить. Если не можете обещать, ничего страшного. Просто мне надо знать заранее, вот и все.

Ванн медлила с ответом, пристально глядя на меня.

– Слушайте, – наконец сказала она, – когда эти выходные закончатся, мы с вами завалимся куда-нибудь, я возьму пива, а вы – что захотите, и расскажу, почему я больше не интегратор, почему моя напарница пустила себе пулю в живот и почему эта засранка Тринх точит на меня зуб.

– Жду с нетерпением, – пообещал я.

– А пока скажу вам, Шейн, что съезжать с катушек я не собираюсь. Обещаю.

– Я вам верю.

– Вот и чудесно, – подытожила Ванн и достала телефон, чтобы узнать время. – С этим разобрались, теперь можно и поработать. У нас еще два участка.

– Я думал, что отправлюсь в Калифорнию, – напомнил я.

– Там до девяти утра никого не будет, – сказала Ванн. – До этого есть пара часов. Так что давайте попробуем разогнать по домам еще кучку смутьянов. Один из трилов в первом участке задержан за пьяный дебош. Мне не терпится узнать, как он умудрился это устроить.

Глава 15

Я огляделся и понял, что нахожусь в хранилище вещдоков в управлении ФБР Лос-Анджелеса. На меня смотрела агент ФБР.

– Агент Шейн? – спросила она.

– Он самый, – ответил я и попробовал встать, что, как вскоре выяснилось, оказалось не так-то просто. – Не могу двинуться с места, – добавил я через минуту.

– А, вы об этом? Наш действующий резервный трил сейчас используется одним из наших местных агентов, потому что ее обычный отправлен в ремонт, – деловито сообщила агент. – Мы дали вам наш единственный доступный трил. Он пробыл на складе какое-то время.

– «Какое-то время» – это сколько? – запустив диагностику, спросил я.

– Думаю, года четыре. Нет, пять. Да, скорее, пять.

– Вы позволяете мне использовать трил, который хранится как вещественное доказательство? А вам не кажется, что это, мягко говоря, нарушение прав собственности?

– О, то дело уже закрыто, – сообщила агент. – Хозяин трила умер в нашем следственном изоляторе.

– Как это случилось?

– Его пырнули заточкой.

– Хадена пырнули заточкой? Сурово.

– Это был плохой человек.

– Послушайте, э-э… – Я понял, что не знаю ее имени.

– Агент Изабель Ибаньес, – любезно подсказала она.

– Послушайте, агент Ибаньес, я не хочу показаться неблагодарным, но я только что получил результат диагностики этого трила. Его ноги не работают. Совсем. Судя по всему, им нанесен значительный ущерб.

– Наверное, это потому, что в трила попали из дробовика, – предположила агент.

– Из дробовика, – повторил я.

– Во время перестрелки с агентами ФБР, – уточнила Ибаньес.

– Похоже, хозяин трила и правда был плохим человеком.

– Еще каким плохим.

– Надеюсь, вы понимаете, что трил с обездвиженными ногами станет серьезным препятствием в той работе, которую я должен сегодня здесь выполнить.

Ибаньес шагнула в сторону и показала на инвалидное кресло, по всей видимости заранее поставленное туда.

– Инвалидное кресло, – сказал я.

– Да, – подтвердила агент.

– Трил в инвалидном кресле.

– Да, – повторила агент.

– Это похоже на шутку в дурном вкусе, – заметил я.

– Наш офис приспособлен для людей с ограниченными возможностями, – с гордостью сообщила агент Ибаньес. – Как я понимаю, вы собираетесь в почтовое отделение, которое по закону тоже должно быть приспособлено для людей с ограниченными возможностями. Поэтому в кресле вам будет вполне удобно.

– Значит, вы серьезно, – сказал я.

– Это все, чем мы располагаем на текущий момент. Мы могли бы нанять для вас трил, но это потребует официальных разрешений и бумажной волокиты. Вы застрянете здесь на целый день.

– Понятно, – сказал я. – Вы простите, если я отлучусь на минутку, агент Ибаньес? – И прежде, чем она успела ответить, я отсоединился от увечного трила.

Двадцатью минутами позже я вышел из офиса «Эйвис» в Пасадене в новеньком, с иголочки, темно-бордовом триле от компании «Камен зефир», оплаченном из собственного кармана, сел в такой же темно-бордовый форд, также оплаченный из собственного кармана, и направился в Дуарти. Вот вам и бумажная волокита, получите.

Почтовое отделение Дуарти размещалось в невзрачном строении из бежевого кирпича. Арочные окна придавали зданию едва уловимое испанское очарование. Я зашел внутрь, вежливо встал в очередь, дождался, пока одна за другой три старушки наклеят марки и отправят свои посылочки, а потом, оказавшись возле окошка, предъявил почтовому служащему свой бейдж на нагрудном дисплее трила и попросил позвать начальника.

Вскоре передо мной появился невысокий пожилой человек.

– Я – Роберто Хуарес, начальник местной почты, – представился он.

– Здравствуйте, – ответил я. – Агент Крис Шейн.

– Забавно! – сказал Хуарес. – Вас зовут так же, как того знаменитого парнишку.

– Да, – согласился я. – Полагаю, что так.

– Он тоже был одним из ваших. В смысле, хаденов.

– Припоминаю.

– Наверное, это иногда раздражает, – сказал он.

– Не без того. – Я решил перейти к цели своего визита. – Мистер Хуарес, примерно неделю назад в ваше почтовое отделение зашел мужчина и отправил денежный перевод. Я надеялся поговорить с вами о нем.

– Ну так у нас уйма народу переводы отправляет. Здесь полно иммигрантов, и они пересылают заработки домой. А перевод был за границу или внутренний?

– Внутренний, – ответил я.

– Тогда выбор немного сужается, – сказал Хуарес. – Этих-то поменьше будет. У вас есть фото?

– Я могу позаимствовать у кого-нибудь здесь планшет на секундочку? – спросил я.

Можно было показать фотографию и на нагрудном дисплее, но люди обычно стесняются разглядывать грудь. Служащая, которую, судя по именной табличке на ее рабочем столе, звали Мария Уиллис, дала мне свой планшет. Я загрузился и вывел фото Джонни Сани – обмытого, с закрытыми глазами.

– Это не самая удачная фотография, – сказал я, показывая им снимок.

Мистер Хуарес лишь равнодушно глянул на изображение. А вот Мария Уиллис изумленно охнула и прижала ладонь ко рту.

– Боже мой! – воскликнула она. – Это же Олли Грин!

– Олли Грин? – переспросил я. – Значит, полное имя Оливер Грин? еще цвет такой есть[17]17
  Green – зеленый (англ.).


[Закрыть].

– Он умер, да? – кивнув, прошептала она.

– Да, – ответил я. – Мне жаль. Вы его знали?

– Он приходил сюда почти каждую неделю, брал бланк на перевод, конверт и марку, – сказала Уиллис. – Был очень милым. Может, слегка заторможенным, – она посмотрела на меня, словно проверяя, правильно ли я понял намек, – но очень милым. Всегда мог поговорить с тобой о том о сем, если не было очереди.

– И о чем он говорил? – спросил я.

– О самых обычных вещах. О погоде, недавно увиденном фильме или телешоу. Иногда рассказывал о белках, которых видел по дороге на почту. Очень уж они ему нравились. Однажды обмолвился, что хотел бы завести маленькую собачку, чтобы та гонялась за белками. А я сказала, что если он сделает это, то и белку, и собачку в конце концов задавит машина.

– Значит, он жил где-то поблизости, – сказал я. – Если ходил сюда пешком.

– Кажется, он говорил, что живет в «Бредбери-парк», – вспомнила Уиллис. – Или в «Бредбери-вилла»? Что-то типа этого.

Я тут же запустил поиск и обнаружил в полумиле от почты элитный жилой комплекс «Бредбери-парк». Действительно на расстоянии одной остановки.

– Он когда-нибудь рассказывал о своей работе? – спросил я.

– Не особенно. Только однажды упомянул, но потом сразу сказал, что она секретная и о ней нельзя говорить. Тогда я пропустила это мимо ушей, думала, пытается пошутить.

– Ясно, – заметил я.

– Хотя, по-моему, он свою работу не любил.

– Почему у вас сложилось такое впечатление?

– Последние несколько раз он выглядел подавленным и хмурым и все больше отмалчивался, совсем не как раньше. Я спросила, все ли в порядке. Он ответил, что работа его угнетает. Но больше ничего не добавил.

– Понятно, – сказал я.

– А теперь он умер. Может, из-за своей работы?

– Пока мы этого не знаем. Следствие еще идет.

Сзади кашлянул Хуарес. Я обернулся и, увидев за собой еще пару старушек, кивнул ему, чтобы показать, что понял намек.

– Похоже, мне пора закругляться. Вы что-нибудь еще запомнили об Оливере Грине? Что-нибудь необычное?

– В один из своих последних приходов он интересовался арендой абонентского ящика, – сказала Уиллис. – Спрашивал, сколько это стоит и что нужно сделать, чтобы все оформить. Я назвала цену и сказала, что понадобится два экземпляра удостоверения личности. После того он, казалось, охладел к этой теме. Я сказала, что ему лучше обратиться в банк и нанять там сейф.

– Почему?

– Он сказал, что хочет держать там нечто ценное.

– А, Оливер Грин, – сказала Рэйчел Штерн, менеджер «Бредбери-парк». – Приятный парень. Живет в однокомнатной квартире на первом этаже, рядом с садом и прачечной. Правда, арендатор не он, а его компания.

– Его компания?

– Да, «Филамент диджитал».

– Не уверен, что слышал о ней, – засомневался я.

– Вроде бы они занимаются чем-то связанным с компьютерами и медицинскими услугами, – сказала Штерн. – Точно не знаю. Слышала только, что они тесно сотрудничают с «Городом надежды», поэтому и снимают у нас квартиру. Чтобы в ней могли останавливаться люди, работающие там.

– Значит, мистер Грин не первый, кто живет в этой квартире? – спросил я.

– Да, было несколько человек до него, – сообщила Штерн. – В основном тоже приятные люди. Одного только пришлось попросить, чтобы не шумел после десяти вечера. Очень любил громкую музыку.

– Грин ничего такого не делал?

– Нет, – заверила Штерн. – Он образцовый жилец. Много разъезжает, особенно в последнее время. Даже не знаешь, когда он дома. – На ее лице отобразилось изумление. – А что, у мистера Грина проблемы с ФБР?

– Не совсем, – ответил я. – Он погиб.

– Боже милостивый. Как?

– Миссис Штерн, вы не будете возражать, если я взгляну на его квартиру? – спросил я, чтобы сменить тему.

– Разумеется, – сказала она. – То есть, будь он жив, наверное, понадобился бы ордер, но теперь, когда он мертв… – Она умолкла, очевидно раздумывая, как поступить, потом кивнула самой себе и посмотрела на меня. – Конечно, агент Шейн, пойдемте со мной.

– Какой замечательный у вас комплекс, – сказал я, когда мы шли из офиса, – просто чтобы завязать разговор и чтобы ей не пришло в голову все-таки потребовать ордер.

– Да, неплохой, – согласилась она. – У нас есть и другие, классом выше. Этот находится где-то посередине нашего спектра предложений. Но ведь, смею заметить, Дуарти и сам по себе приятный городок. Агент Шейн, вы не против, если я спрошу вас кое о чем?

– Пожалуйста.

– Вы, случайно, не родственник Сиенны Шейн?

– Вряд ли. Она – знаменитость?

– Что? Нет-нет, что вы. Я просто ходила вместе с ней в старшую школу в Глендоре, а когда приехала на десятилетие выпуска, Сиенна сказала, что ее кузен подхватил вирус и стал хаденом. Я подумала, может, это вы.

– Увы, – сказал я. – Я даже не отсюда. Родился в Виргинии.

– А почему вы спросили, не знаменитость ли она?

– Когда люди спрашивают, знаешь ли ты кого-то, речь чаще всего идет о знаменитостях, – заметил я.

– Не припомню ни одной знаменитости по фамилии Шейн, – сказала Штерн и указала на квартиру. – Мы пришли.

Я быстро огляделся и схватил ее за руку:

– Постойте-ка.

– В чем дело? – спросила Штерн.

Я кивнул в сторону внутреннего дворика. Большую его часть скрывала перегородка, но была видна верхушка раздвижной стеклянной двери, ведущей в квартиру. Эта дверь была приоткрыта на очень узенькую щелочку.

– У Грина были соседи? – спросил я тихо.

– По договору – нет, – ответила Штерн.

– Дверь во двор была в таком положении?

– Вряд ли.

Я потянулся к шокеру, чтобы расстегнуть кобуру, и вдруг понял, что нахожусь в арендованном триле.

– Проклятье, – выругался я и посмотрел туда, где никакого шокера не было и в помине.

– Что такое? – спросила Штерн.

– У вас есть с собой телефон?

– Да.

– Оставайтесь здесь, – велел я и махнул рукой на дверь квартиры. – Если ровно через одну минуту я не выйду из этой двери, звоните в полицию. Потом возвращайтесь в свой офис и ждите там. Все ясно?

Штерн посмотрела на меня так, словно я только что на ее глазах превратился в осьминога или еще в нечто подобное. Я молча отошел от нее, залез на стену дворика и спрыгнул вниз как можно тише. После чего на карачках прокрался к стеклянной двери, включил записывающий режим, отодвинул ее, чтобы можно было пролезть, скользнул в квартиру и только тогда выпрямился.

В кухонном закутке, в двадцати футах от меня, стоял матово-черный трил с конвертом в руке.

Секунд пять мы пялились друг на друга. Потом я задвинул стеклянную дверь, запер ее на замок и сказал трилу:

– ФБР. Не двигаться.

Трил бросился к входной двери.

Я метнулся за ним, для чего пришлось перепрыгнуть через диван, врезался в него примерно за три фута до двери и впечатал его в стену. Гипсокартон треснул, но выдержал.

Трил попытался ударить меня по голове, но ему не хватило размаха. Я схватил его и отшвырнул в коридор между гостиной и кухней. Конверт, который он держал в руке, упал на пол.

– Вы арестованы за взлом и незаконное проникновение, – объявил я и двинулся по дуге, чтобы на всякий случай отсечь ему путь к двери во внутренний дворик. – Вы также арестованы за нападение на государственного служащего. Сдавайтесь. Не усугубляйте свое и без того серьезное положение.

Пытаясь обмануть меня, трил дернулся к двери, потом резко поменял направление и рванул в кухню, что казалось довольно глупым, ведь она была огорожена с трех сторон. Я тоже вошел в кухню, перекрыв ему единственный путь к отступлению. Трил быстро оглянулся по сторонам, заметил набор ножей, схватил один и выставил перед собой.

Я посмотрел на нож, потом на трила:

– Вы что, шутите? – Тело моего трила было сделано из углеродного волокна и графена; нож его даже не поцарапал бы.

Трил метнул нож, и я инстинктивно отшатнулся. Лезвие лишь звякнуло по моей голове и упало на кухонный пол. Тогда трил выдернул из кучи грязной посуды в раковине здоровенную кастрюлю и нацелил ее прямо мне в голову. Она шмякнула с гулким звуком, развернула мою голову в сторону и оставила на ней приличную вмятину.

Вот тогда я понял, что болевые рецепторы у моего арендованного трила настроены на максимум. Какая-то часть моего мозга понимала, что это вполне логично, ведь прокатная компания не хотела, чтобы клиенты сотворили что-нибудь неразумное с их трилами, а настройка болевой чувствительности могла удержать от этого.

Но остальной мой мозг просто исступленно выл.

Трил размахнулся, чтобы снова приложить меня кастрюлей. Я подставил кулак, отбил ее, а когда она с грохотом упала на пол, кинулся на трила, собираясь ударить его локтем в шею.

По крайней мере, задумка была такой. Правда, в результате у меня получился не прием кунг-фу, а что-то вроде пьяной драки. Однако второй рукой я все же сумел оттолкнуть трила так, что он зашатался. Этого хватило.

На плите стояла сковородка с присохшими остатками яичницы. Я схватил ее и сразу повернулся к трилу, который уже выпрямился и снова сжимал кастрюлю в руке.

– Да ладно, – сказал я ему. – Неужели вы правда собираетесь это сделать?

Трил нерешительно теребил ручку кастрюли.

– Послушайте, – добавил я. – Полиция уже едет сюда. Вы могли бы…

Трил занес кастрюлю высоко над головой и покачнулся. Я отступил назад и в сторону, чтобы избежать удара. Когда руки трила начали опускаться, оставив его голову незащищенной, я шмякнул по ней сковородкой, как теннисист, отбивающий мяч. Трил плюхнулся на задницу.

Я тут же этим воспользовался, пнул его в бок, когда он попытался уползти, оттесняя его назад, в кухню. Его правая рука, все еще сжимающая кастрюлю, потянулась в мою сторону. Я наступил на нее двумя ногами, толкнул тело к плите и заломил его вторую руку за спину. Потом поднял сковородку.

Трил посмотрел на нее, затем на меня.

– Да, я знаю, это чертова сковородка! – сказал я и хрястнул его по шее ребром сковородки семь или восемь раз подряд, пока не лопнула обшивка из углеродного волокна.

Потом поднял с пола нож, сунул его в образовавшуюся трещину, пока не почувствовал под лезвием пучок проводов, ведущих от триловского процессора к системам его тела.

– Вот как надо использовать нож в драке трилов, – сказал я и стукнул по рукоятке ножа сковородой.

Лезвие рассекло провода, и трил перестал трепыхаться. Я глубже загнал нож в трещину, чуть раздвинул ее и увидел силовой кабель, питающий процессор в голове. Засунул в щель руку и ухватился за него пальцем.

– Я знаю, вы еще здесь и слышите меня, – сказал я. – И я знаю, что этот трил все еще может говорить. Так почему бы нам не облегчить друг другу жизнь? – Я обвел глазами разгромленную кухню. – Ну, во всяком случае, чуть-чуть. Скажите мне, кто вы и откуда. У меня ваш трил. И его встроенная память. Рано или поздно я сам все узнаю.

Трил молчал. Но тот, кто управлял им, по-прежнему был здесь и по-прежнему смотрел на меня.

– Будь по-вашему, – объявил я и дернул за силовой кабель, чувствуя, как он отрывается от одной из своих клемм.

Вот теперь трил был уже стопроцентно мертв.

Я встал и осмотрел квартиру. Выглядела она так, словно ее разгромила парочка неуклюжих идиотов. Я пошел к входной двери, открыл ее и увидел Рэйчел Штерн с телефоном возле уха.

– Я услышала шум и вызвала полицию, – сообщила она, изумленно таращась на меня.

– Блестящая идея, – сказал я. – Раз уж вы все равно взялись, позвоните в лос-анджелесское управление ФБР. Скажите им, что мне нужна следственно-оперативная бригада в полном составе и кто-нибудь из специалистов по компьютерной криминалистике. А еще скажите, что чем быстрее они прибудут, тем лучше.

– С вами все нормально? – глядя на голову моего трила, спросила Штерн.

– Скажем так, залог за этого трила мне уже точно не вернут, – заметил я и пошел обратно в квартиру.

На полу лежал оброненный трилом конверт.

Я поднял его. Это был простой белый конверт, на котором скорее детским, чем взрослым почерком, очень крупными буквами было написано: «Бабушке и Джейн». Конверт был заклеен. После секундного сомнения я вскрыл его. Внутри лежала карта памяти.

– Алло, – сказал я.

Пискнул сигнал вызова, и в поле моего зрения всплыло лицо Клаха Редхауса.

– Агент Шейн слушает, – добавил я.

– Крис, э-э, это офицер Редхаус, – неуверенно выговорил Редхаус.

– Знаю.

– Насчет того дела, что вы расследуете.

– Да, – ответил я.

– В общем, тут есть люди, которые хотят с вами поговорить о нем.

– Полагаю, важные люди?

– Правильно полагаете.

– И они наверняка сейчас рядом с вами в вашем офисе.

– Вообще-то, да. А как вы догадались?

– В основном по нервному заиканию.

На другом конце линии раздался смешок.

– Поймали. Ладно, так или иначе, эти люди очень надеются с вами сегодня потолковать.

Я присмотрелся к карте памяти и сказал:

– Думаю, это можно устроить. У вас там есть люди, с которыми я тоже хотел бы потолковать.