Текст книги "В клетке. Вирус. Напролом"

Я бросил взгляд на Редхауса. Тот стоял с непроницаемым лицом.

– Да, об этом позаботятся, – подтвердил я. – Человек, предложивший свою помощь, пожелал сохранить анонимность, чтобы избежать лишней шумихи.

– Любопытно, почему вдруг он решил помочь? – спросила Роунхорс.

– Кто-то ведь должен был помочь, вот он и взялся, – уклончиво ответил я. Вам известен смысл слова «анонимность»? – поинтересовался я у Редхауса, когда Роунхорс вышла из зала.

– Она спикер Нации навахо, а еще близкая подруга моей мамы, – ответил Редхаус. – Как вы думаете, могу я что-нибудь скрыть от нее?

– Пусть хоть семья Сани не узнает.

– Не узнает, – пообещал Редхаус. – А вам теперь лучше дать мне какое-нибудь задание, ведь вы меня так засветили перед президентом.

– Я лишь хотел выставить вас в лучшем свете! – возразил я.

– За это я, конечно, признателен, но он же не вам будет звонить и спрашивать, как продвигается расследование.

– Хорошо, есть у меня для вас задание, – сказал я. – Просмотрите архив медицинских карт Нации навахо. Проверьте, есть ли кто-нибудь с такой же историей болезни, как у Джонни Сани. Ищите тех, кто заразился вирусом синдрома клетки, заболел менингитом, но потом поправился.

– И что мне делать, если найду?

– Для начала скажите им, чтобы не соглашались ни на какие предложения работы от незнакомцев, – посоветовал я.

Редхаус улыбнулся и ушел, а я позвонил Тони.

– Пытаюсь закончить отчет, – сразу доложил тот.

– Не хочу тебя отвлекать, но мне очень нужно, чтобы ты для меня кое-что проверил, – сказал я.

– И я могу попросить дополнительную плату? – спросил Тони.

– Что касается меня, я целиком за.

– Тогда выкладывай.

– Проверь, есть ли какая-нибудь программа, способная вырубить интегратора.

– Типа отключить его сознание? – спросил Тони.

– Да. Интегратор без сознания, но тело функционирует.

– Невозможно. Интеграторы – не просто пассивные емкости для чужого разума. Чтобы работать и помогать клиенту, они должны оставаться в сознании.

– Охотно верю. Но, пожалуйста, все равно уточни.

– Я так понимаю, это тоже надо к семи, – сказал Тони.

– Было бы здорово.

– Тогда праздничный тариф.

– Договорились. Приступай.

– Уже, – сообщил Тони и дал отбой.

С экрана на меня глядел Джонни Сани. Я молча посмотрел ему в глаза.

Глава 18

– Вы просто не поверите в это дерьмо, – пообещал Тони, подходя к нашему столику возле кафе «У Александра» на Кэдис-элли в Джорджтауне.

Ванн выбрала это кафе, чтобы допросить Бренду Риз в успокаивающей обстановке. Столик был стоячий, потому что хозяева кофеен не любили выгнутые кресла для трилов, но мне на этот мелкий технологический расизм плевать с высокой колокольни.

– А вы кто? – спросила Ванн у трила, пришедшего вместе с Тони.

– Тайла Гивенс, – ответила она прежде, чем я успел подать голос. – Я соседка Тони и Криса. Тони сказал, что мы заглянем сюда по пути в кино.

Ванн посмотрела на меня, явно чтобы проверить, как я отнесусь к присутствию Тайлы при нашем разговоре. В ответ я чуть шевельнул плечом, тем самым совершенно очевидно транслируя мысль «мне все равно».

– У нас конфиденциальный разговор, – Ванн снова повернулась к Тайле, – поэтому прошу вас никому о нем не рассказывать.

– Если хотите, я могу отключить слух, – предложила Тайла. – Я так частенько делаю, когда Тони рядом.

– Ну, зачем так! – воскликнул он.

– Не нужно, – улыбнулась Ванн. – Просто никому не рассказывайте.

– Вообще-то, Тони – мой пациент, – сообщила Тайла. – Я буду считать это врачебной тайной.

– Итак, – обратилась Ванн к Тони, – что же это за дерьмо, в которое мы не поверим?

– Крис, ты просил меня поискать код, отключающий сознание интегратора, – сказал Тони.

– Да, – подтвердил я. – Ты нашел его?

– Нет. Как я и говорил тебе, интегратор должен оставаться в сознании, чтобы помогать клиенту, – так оно и есть. Но эта программа реально может делать вещи гораздо более жуткие. Она лишает интегратора свободной воли. А потом стирает его память.

– Объясните, – попросила Ванн, внезапно ставшая очень внимательной.

– Интеграторы остаются в сознании по двум причинам, – начал Тони. – Во-первых, это их тела, и они должны иметь возможность запретить клиенту выкинуть какую-нибудь дурость, как, например, ввязаться в драку или выпрыгнуть из самолета без парашюта. Во-вторых, интегрирование ведь никогда не бывает стопроцентным, правильно? Нейронная сеть передает желания клиента в мозг интегратора. Мозг обрабатывает их, двигает тело, заставляя его делать то, что хочет клиент. Но иногда сигнал недостаточно сильный, и интегратору нужно вмешаться.

– Интегратору приходится считывать намерение клиента, чтобы помочь, – добавила Ванн, и я неожиданно осознал, что Тони ничего не знает о ее интеграторском прошлом.

– Точно, – подтвердил он. – Поэтому отключать сознание интегратора не только не этично, но еще и противоречит главной цели интегрирования, которая заключается в создании у клиента иллюзии обладания полноценным человеческим телом. Телу интегратора с отключенным сознанием будет трудно даже ходить, и вообще все его движения будут замедленными и неуклюжими.

– Но кто-то нашел способ это исправить, – сказала Ванн.

– Похоже на то.

– Как?

– Этот код воздействует на проприоцепцию, или, попросту говоря, на мышечные чувства, – объяснил Тони. – В результате у интегратора возникает ощущение, что он не воспринимает собственное тело.

– То есть код парализует их, – сказала Тайла, очевидно так и не отключившая слух.

– Нет, – ответил Тони. – В том-то вся подлянка. Интегратора нельзя парализовать, иначе клиент не сможет использовать тело. Но можно отнять у интегратора все ощущения собственного тела и в то же время оставить телу способность воспринимать сигналы. То есть интегратор заперт в своем теле, а оно пляшет под чужую дудку.

– Получается, у интегратора синдром клетки, – заметил я.

– Точно! – воскликнул Тони. – Он становится хаденом. Но, в отличие от нас, – он обвел рукой нас троих, включая Ванн, – с полностью исправным телом!

– Но если интегратор в клетке, тело ведь не сможет ходить, – сказал я. – А ты же сам говорил, что он должен помогать.

– А тут еще одна подлянка. Код не только загоняет интегратора в клетку, но и заставляет его мозг думать, будто сигнал от клиента также является его собственным сигналом. Таким образом, когда клиент говорит: «Подними руку», тело слышит это и от клиента, и от интегратора. И поднимает руку. Или ногу. Или жует.

– Или прыгает без парашюта, – добавила Ванн.

– Или прыгает, – подтвердил Тони.

– Вы сказали, что код еще и стирает память, – напомнила Ванн.

– Ну да. Хотя, возможно, не совсем правильно говорить, что стирает. Код просто не дает мозгу интегратора переводить кратковременную память в долговременную. Как только клиент отключается, все воспоминания об общении с ним из мозга бесследно исчезают.

– Так и получается провал во времени, – сказал я.

– Но не для клиента, – уточнила Ванн.

– Наверное, нет, – сказал Тони. – Если мозг клиента работает нормально, память тоже запишется нормально.

– То есть клиент может делать что угодно, а интегратор ничего не вспомнит, – подвела итог Тайла.

– Правильно, – сказал Тони. – Но в этом и состоит самая гнусная мерзость. Пусть интегратор ничего и не помнит, но, когда это происходит, он все чувствует. Ведь сознание-то код не отключает. Это и не требуется – достаточно того, что код отрубает мышечные чувства и скидывает сознание в буфер кратковременной памяти. Писать еще и код, который бы отключал сознание интегратора, – это только лишняя трата времени. Поэтому каждую секунду, в которую клиент использует запертого интегратора…

– Тот испытывает чувство, как будто он тонет, – договорила за него Ванн.

– Ну да, – подтвердил Тони. – Или чувство, будто все это тебе снится и ты не можешь пошевелиться. Или что, по сути, ты стал хаденом.

– Как все это связано с железом? – спросила Ванн.

– Напрямую. Железо оптимизируется под софт, а не наоборот. К примеру, у этой сети густая концентрация волокон сосредоточена на заднем спинномозжечковом пути, который отвечает за бессознательную проприоцептивную чувствительность, иначе говоря, за восприятие своего тела. Таким образом, если у вас имеется софт, есть прямой смысл сделать под него железо. Эта сеть сконструирована под совершенно конкретную цель.

– Завладеть чьим-то мозгом, – сказала Ванн.

– В общем и целом – да.

Я заметил знакомое лицо в конце переулка:

– По-моему, я вижу Бренду Риз.

Я махал ей рукой, пока она меня не увидела. Она улыбнулась, помахала мне в ответ и пошла в нашу сторону.

– А нам пора, если мы еще хотим успеть в кино, – напомнила Тайла Тони.

– Последний вопрос, – сказала Ванн. – Эта программа сможет хоть как-то работать в другой сети?

– Вы имеете в виду, у другого интегратора? – уточнил Тони.

– Точно.

– Вам ответить подлиннее или покороче? – спросил Тони, и Тайла протяжно застонала.

– Покороче.

– Сомневаюсь, что получится.

Бренда Риз потянулась к своей сумочке, вытащила оттуда пистолет и направила его на Ванн. «Пистолет!» – завопил я, схватил Ванн и дернул вниз, одновременно накрывая ее своим трилом. Одна пуля расколола мне спинную панель, другая с визгом пробороздила руку. Меня пронзила нестерпимая боль, и я тут же отключил болевые ощущения. Дворик кафе наполнился криками и паникой. Я выхватил станнер и развернулся, чтобы выстрелить в ответ. Риз уже бежала по переулку вместе с перепуганной толпой.

– Твою ж мать, – прошипела Ванн.

Пуля попала ей в плечо. Тайла уже зажимала рану, чтобы остановить кровь.

– Шейн, какого хрена вы тут торчите? – разозлилась Ванн. – Живо за ней!

– Тайла, – попросил я.

– Все под контролем, – сказала она, не отрывая взгляда от плеча Ванн.

Я побежал за Риз.

Та уже свернула налево, на Тридцать третью. Когда я выскочил на перекресток, то увидел, что она еще раз повернула налево, на М-стрит. Снова послышался щелчок выстрела и за ним – громкие крики. Я завернул за угол, и меня чуть не сшибли бегущие в ужасе люди. Я сошел с тротуара, чтобы не столкнуться с ними, и увидел Риз в полуквартале от себя. Она озиралась – явно искала меня.

Вокруг было слишком много людей, чтобы стрелять. Поэтому я просто побежал ей навстречу.

Когда между нами оставалось всего футов двадцать, она заметила меня, подняла пистолет и выстрелила. Но – то ли промазала, то ли попала в такое место, что я ничего не почувствовал. Я налетел на нее со всего размаху и толкнул в стену дома, так что с ее ноги даже вырвало клок кожи, когда она ударилась о муфту пожарного шланга. Пистолет отлетел в сторону.

Спустя долю секунды я сам по инерции впечатался в стену и выпустил Риз. Согнувшись в три погибели, она заковыляла по улице, на ходу пытаясь что-то найти в своей сумочке. Я выхватил шокер, навел на нее, но выстрелить не успел.

Когда она повернулась ко мне, я увидел у нее в руке гранату с сорванной чекой.

– Да вы шутите, мать вашу, – пробормотал я.

Риз улыбнулась, проковыляла еще чуть дальше по улице и разжала руку.

И вдруг изменилась в лице.

Какое-то мгновение она казалась совершенно растерянной, а потом увидела, что у нее в руке.

Она завизжала, бросила гранату на землю и пустилась бежать. Я уткнул голову в стену и замер.

Взрывной волной меня вмазало в стену, сверху посыпались куски штукатурки, вырванные фрагментами гранаты, и осколки ближайших витрин.

Я поднял голову и огляделся. Вроде бы жертв не было. Единственные люди, которых я заметил, бежали слишком быстро, чтобы их успело задеть взрывом.

Я посмотрел на Риз.

Ей оторвало обе ноги.

Когда я подошел к ней, она, как ни странно, была еще жива. Ее левая рука превратилась в кровавые лохмотья, правой она ощупывала обрубок ноги.

– Я ничего не слышу, – увидев меня, прошептала она дрожащим голосом. – Совсем ничего. Помогите мне.

– Я здесь, с вами, – сказал я, хотя она и не могла меня слышать, взял ее правую руку и тихонько сжал.

Она заплакала.

– Я не хотела этого, – пробормотала она. – Это не я.

– Все в порядке, – заверил я и набрал по внутренней связи 911.

Она наконец оторвала взгляд от своих изувеченных ног и посмотрела на меня:

– Это вы. Я вас помню. Ужин. Я помню.

Я кивнул в знак того, что тоже помню ее.

– Он не все время был там, – прошептала она. – Это я была там все время. Я. Я была там. А он нет. Его не было. Он…

Она смолкла. Я не отпускал ее руки, пока она не умерла.

Когда минут через пять я поднял голову, то увидел, что передо мной стоит детектив Тринх с пистолетом в опущенной руке, а за ее спиной – еще двое копов, держащих меня на мушке.

– Даже не начинайте, – сказал я.

– Агент Шейн, вы не хотите объяснить, что все это значит? – спросила Тринх.

– Это слишком сложно.

– У меня есть время.

– Зато у меня нет, – отрезал я.

– Кто это? – ткнув в сторону Риз пистолетом, спросила Тринх.

– Для вас ее имя – Собственность ФБР, – ответил я.

Когда я вернулся к кафе, Ванн лежала на носилках с кислородной маской на лице, вокруг хлопотали врачи «скорой помощи».

– Со мной все хорошо, – заверила Ванн.

Я посмотрел на Тайлу, которая вытирала со своего трила кровь полотенцем, одолженным у медиков.

– Ничего хорошего, – сказала мне Тайла. – Пуля застряла в плече. Вроде бы ничего важного не задето, но Ванн обязательно надо в больницу. Я бы отправила ее в нашу клинику в Говард, чтобы самой за ней присмотреть, но Джорджтаун ближе. Я поеду с ней. Кое-кого я там знаю. На них можно положиться.

– Спасибо, Тайла.

– Мне все равно в кино не очень хотелось.

– А мне что делать? – спросил Тони.

– Я бы хотел, чтобы ты еще раз поизучал ту программу, – сказал я.

– Зачем?

– Помнишь, ты говорил, что она едва ли будет работать на какой-нибудь другой нейронной сети?

– Ну да, – подтвердил Тони.

– У меня есть веские основания считать, что ты ошибся. Возвращайся в морг. Я кое-что тебе перешлю.

– Э-э, ты шутишь или как? – с тревогой спросил Тони.

– Если бы.

– Шейн, – позвала Ванн.

Я посмотрел на нее.

– У вас треснула спина.

– Я поймал ею пулю. Но все в порядке. Завтра заменю панель.

– Спасибо.

– С вас причитается.

Она улыбнулась, потом спросила:

– Риз?

– Мертва.

– Как это случилось?

– Граната.

– Твою мать.

– Думаю, она не была собой все это время.

– Как Сани?

– Да, – сказал я. – Я уверен в этом. И еще одно. Мне кажется, перед смертью она пыталась сказать, что в тот день, когда взорвали «Лаудон фарма», она не была интегрирована с Самуэлем Шварцем все то время, что находилась на званом ужине у моего отца. Она послужила ему алиби, пока он отлучался и делал что-то еще.

– «Лаудон фарма», – заключила Ванн.

– Возможно.

– Тогда вам придется противостоять главному юристу крупной компании, – сказала Ванн. – Удачи вам с этим.

– Она всегда со мной, – заверил я.

– Ваши соседи…

– А что с ними?

– Если Риз была интегрирована…

– То ее клиент их видел, – договорил я.

– Я дам ваш адрес, мы пошлем туда агентов.

– Оставьте кого-нибудь для себя. Она же только в вас стреляла.

– Да, только в меня, – подтвердила Ванн.

До меня не сразу дошло, что она имела в виду.

– Вот черт! – охнул я и отсоединился.

– Эй, ты, стоять! – испуганно вздрогнул Джерри Ригс, когда я внезапно зашевелился в своем «Камен зефире». – Господи, парень, ты бы хоть предупреждал. Этот трил ни разу не дернулся за все время, пока я здесь.

– Джерри, – сказал я. – Тебе надо уходить. Немедленно!

– Что случилось?

– Я точно знаю, что скоро сюда придет тот, кто хочет меня убить.

Джерри рассмеялся, но тут же осекся:

– Ты шутишь?

– Джерри, пожалуйста, – сказал я. – Вали уже отсюда, к чертям собачьим.

Он с изумлением уставился на меня, потом положил на стол книгу, которую читал, и быстро пошел к двери.

Я взглянул на себя, мирно лежащего в «колыбели», и тоже направился к двери.

Мать с отцом ужинали на кухне. У прислуги был выходной. Оба повернулись ко мне, когда я вошел.

– Крис, – сказал папа.

– Что случилось с твоим шестьсот шестидесятым? – спросила мама, глядя на мой трил.

Внезапно погас свет.

– Уходите из дома, – прошептал я. – Сейчас же!

У «Зефира» был режим ночного ви́дения. Я включил его, огляделся и схватил с разделочного стола нож; потом подумал секунду и снял с крюка тяжелую чугунную сковородку. В общем, приготовился как следует.

В свою комнату я зашел одновременно с тем, кто проскользнул в нее через приоткрытую стеклянную дверь, ведущую во внутренний дворик. Гость был невысокий, коренастый; он шагал, выставив вперед пистолет, но держал его стволом вниз. Он сразу направился к моей «колыбели», окруженной созвездием огоньков, которые питались от аварийных аккумуляторов, рассчитанных на двенадцать часов работы. Этого освещения ему с лихвой хватило бы, чтобы загнать мне пулю в мозг. Он шагнул вперед, оставаясь ко мне спиной, и поднял пистолет. Выглядел он при этом вполне профессионально.

Если не учитывать того обстоятельства, что он даже не огляделся по сторонам.

Чем я немедленно и воспользовался – прыгнул на него сзади и сбоку и хрястнул сковородкой по черепу.

Он рухнул как подкошенный, успев дважды выстрелить. Первая пуля пробила дырку в моей «колыбели». Мой бок сразу обожгло болью, когда в него вонзились отколовшиеся щепки. Вторая пуля прошла по высокой дуге над «колыбелью», ударила в стеклянную дверь во внутренний двор, разбив ее вдребезги.

Мой удар сковородкой оказался недостаточно мощным. Лежащий на полу стрелок вытянул ногу и с силой пнул меня в колено. Будь я в человеческом теле, я бы тут же повалился с громкими криками. Но я просто упал, потеряв равновесие, и выронил сковородку.

Убийца встал с пола и снова поднял пистолет, и тогда я сжал нож, который все еще держал в руке, и со всей силы всадил лезвие ему в ботинок. Он взвыл, отпрыгнул в сторону и схватился за нож, чтобы выдернуть его.

Я рывком встал на ноги и толкнул его, а он, удержав равновесие, резко повернул пистолет в мою сторону и выстрелил. Я почувствовал, как пуля вошла моему трилу в левый бок и разорвала его до ноги. Тут же в поле зрения выскочил сигнал тревоги, сообщавший, что я полностью потерял контроль над левой ногой. Я и сам это понял, потому что сразу упал ничком на кафельный пол, разбив лицо «Зефира» о плитки.

Тут же перевернувшись, я увидел, что мужчина стоит возле дверного косяка, стараясь не наступать на раненую ногу, и целится в меня. Нож по-прежнему торчал из его ноги, сковородка валялась где-то за моей спиной. Никакой надежды спастись у меня не было.

– Эй, ты! – услышал я голос отца.

Убийца повернулся и в ту же секунду получил в бок заряд из дробовика.

Выстрел застал меня врасплох, но убийцу он, наверное, удивил еще больше. Он пролетел через дверной проем, крутанулся в воздухе и упал лицом вниз примерно в футе от меня, не издав ни звука.

Он был мертв.

– Крис! – закричал папа.

– Я в порядке, – откликнулся я. – И тот и другой. Один, правда, немного похуже. – Я подтянул свою бесполезную ногу и сел.

В комнату вбежала мама с фонариком в руке и направила свет прямо мне в лицо, ослепив меня. Я поднастроил глаза на нормальный режим.

– Брось мне фонарик, – попросил я.

Она бросила. Я навел фонарик на убийцу. В том месте, где раньше у него были ребра, зияла огромная дыра. Папа стрелял с очень близкого расстояния.

– Он мертвый? – спросила мама.

– Мертвый, – подтвердил я.

– Ты уверен?

– На все сто.

– Господи боже, – выдохнул папа. – Я только что убил человека.

– Да, убил, – переведя луч фонарика на него, подтвердил я. – Не пойми меня неправильно, но, думаю, ты только что закончил свою сенаторскую гонку.

Папа ничего не ответил, – наверное, шок был слишком силен.

Я перевернул мертвое тело на спину. Мой убийца оказался молодым человеком, темноволосым и темноглазым.

– Кто он? – спросил папа.

– Не знаю, – ответил я.

– С чего кому-то хотеть твоей смерти? – спросила мама.

– Я же агент ФБР, – сказал я.

– Но ты всего третий день на работе!

– Четвертый, – поправил я, чувствуя, что слегка обалдел, – все-таки день был слишком длинным. – Мам, пап, поможете мне? – сказал я. – Когда приедет полиция, надо представить все так, будто это было неудачное ограбление. То же самое говорите и Джерри.

– Он в твоей комнате, – сказал папа. – Твой трил подстрелили.

– Я пришел домой, чтобы поужинать с вами. Мы услышали шум. Я настоял на том, чтобы пойти и посмотреть, ведь я агент ФБР.

Отец с сомнением посмотрел на меня.

– Пап, да брось. Ты же самый знаменитый человек на всей планете, блин. Ты точно сможешь представить все так убедительно, что они поверят.

– Зачем ты заставляешь нас говорить неправду? – спросила мама.

Я посмотрел на мертвое тело:

– Затем, чтобы тот, кто это сделал, думал, будто бы я не знаю, что он улизнул.

– Крис, человек, который это сделал, мертв, – произнесла мама.

– Я хочу, чтобы он именно так и думал, – сказал я.

Мама взглянула на меня как на психа.

В моем поле зрения высветилось что-то еще, кроме сообщения от службы контроля за телом. Звонил Клах Редхаус. Я попросил родителей немного подождать и ответил.

– С вами все в порядке? – встревоженно произнес он, очевидно почувствовав мое состояние даже по голосу.

– Спросите меня об этом завтра, – посоветовал я.

– Я сделал то, что вы просили, и просмотрел медицинские архивы, – доложил Редхаус. – Президент Бесенти дал разрешение.

– Что нашли?

– По вашему запросу нашлось двое, – сказал Редхаус. – Одна из них – женщина. Анни Бригманн, умерла три года назад. Человек, с которым она ехала в машине, заснул за рулем и съехал с дороги. Она была не пристегнута. Машина ее раздавила.

– А второй? – спросил я.

– Брюс Скоу. Я попытался его найти, но он ушел из дому и пропал три месяца назад.

– Подождите секундочку, – попросил я, сфотографировал лицо убийцы и послал фото Редхаусу. – Это, случайно, не он?

– Похож. Вы его знаете?

– Прямо сейчас он в доме моих родителей. Мертвый.

– Это не может быть совпадением, – сказал Редхаус.

– Да, не может, – согласился я.

– И что мне теперь со всем этим делать?

– Подождать меня. Я скоро. Только улажу все здесь.

– Вы заслужили доверие, – сказал Редхаус. – Конечно, я подожду.

– Спасибо, – поблагодарил я и отключился.

Вдали послышался вой полицейских сирен.