Текст книги "Дополнительный человек"

Бюстгальтер возвращается

Танец что-то сделал со мной. Три недели после него дела шли хорошо. Я держался подальше от «Салли», навестил тетушку, много работал и прочитал до конца вторую книгу «Дон Кихота». Но затем случились новые неприятности с бюстгальтером.

Не желая того, Мэри меня отшила. Я избегал ее, испытывая в ее присутствии чувство унижения с тех пор, как случилась вся эта история с «Барбизоном» и шерри, но я выстоял и выжил. Затем в один прекрасный день я пошел отксерить письмо к одной из моих дам в центре природы в Нью-Мексико. Это было примерно через полчаса после перерыва на обед. Мэри сидела на краю своего стола и протягивала бюстгальтер молодой женщине из офиса, Пауле, которая также мне нравилась, но не столь болезненным, словно удар под дых, образом, как Мэри. У ног Мэри лежала сумка с покупками, на которой было написано «The Limited» – это был магазин женской одежды на углу Мэдисон и Шестьдесят четвертой улицы, всего в нескольких кварталах от офиса. Должно быть, она сбегала туда в обед. И вот теперь она протягивала Пауле тонкий, восхитительный черный бюстгальтер.

– Замечательный, – сказала Паула, пощупав материал и обе женщины посмотрели на меня смущенно и в то же время с превосходством. Я был мелким сквайром, который осмелился приблизиться к принцессе и ее служанке в то время, когда они говорят о сексе. Вульгарная служанка оскорбляет сквайра, потому что они принадлежат к одному классу.

– А как тебе, Луис? – шутя, спросила Паула. Это была крепкая пышногрудая брюнетка, которая любила на обед съесть хороший гамбургер. Ее и моя принцесса Мэри была в черных чулках, белой шелковой блузке и черной шерстяной юбке. Она улыбалась мне – у нее были красивые зубы, – правда, немного смущенно. Она знала, что это нехорошо, что после того, как она отвергла мое предложение выпить по стаканчику шерри в отеле «Барбизон», я вижу ее бюстгальтер.

– У меня был один такой, – ответил я Пауле. Это был момент торжества остроумия, недалеко ушедший от правды, и красотки весело рассмеялись над слабосильным сквайром.

Я повернулся к ксероксу, чтобы исполнить свои обязанности, и вдруг почувствовал прилив дикой сексуальной страсти. Я мог в момент преодолеть те несколько футов, которые отделяли меня от девиц, схватить обеих в свои объятия и взять их одновременно. Но не так, чтобы они потом возненавидели меня, а так, чтобы они испытали почтение к таким вещам, как женственность и мужественность. И все-таки это были лишь фантазии, поэтому я с силой нажал копку ксерокса, копируя письмо.

С корреспонденцией в лапах я, словно монстр желания, удалился к себе в кабинетик. Я думал о нежных маленьких грудях Мэри, которые будет поддерживать этот черный бюстгальтер. Я видел, как моя рука движется к ним; видел ее безупречные ключицы, шею, волосы, чувствовал запах ее волос…

Инцидент с бюстгальтером был еще хуже, чем тот инцидент, когда у нее поползли колготки. Однако слова «бюстгальтер» или его сокращения «бюст» было достаточно, чтобы завести меня. Сказать про себя «бюст Мэри» было подобно смерти. Один раз я посмотрел слово «бюстгальтер» в словаре и, прочитав: «Женское белье для поддержания груди», испытал возбуждение. Потом я посмотрел это же слово в другом словаре, просто чтобы восхититься другим определением.

В общем, увидев «бюст» Мэри, я до того дошел, что готов был пойти в туалет в «Барбизоне» и там мастурбировать, но все-таки я этого не сделал, а остался на своем месте и ждал, пока она в четыре часа не отправится, как обычно, купить капуччино или замороженный йогурт. Так и случилось: верная себе, хотя и в десять минут пятого, в те десять минут, когда я думал, что спасен и погиб одновременно, Мэри вышла из «Терры», чтобы получить одно из сливочных удовольствий.

Я снова отправился к ксероксу, заглянул в сумку с покупками, обернулся и вспомнил раввина из моего детства. Он однажды сказал, что хороший человек – это тот, кто никогда не оглядывается. Я выбросил раввина из головы и, поняв, что на меня никто не смотрит, сунул руку в сумку, чтобы коснуться бюстгальтера.

Там было несколько упаковок с колготками, но я мгновенно нашел бюстгальтер. Он был немного шершавым, пожалуй, слишком шершавым для кожи Мэри. Я начал сворачивать его в комочек. Я был не в состоянии уйти, как Ленни из «О мышах и людях», ломающий спину мыши, ломающий спину женщине. Я сам был жертвой. Я хотел этот бюстгальтер, так что я взял его и сунул в карман своей спортивной куртки, а потом рванулся к своему кабинетику. Выпуклость в кармане была заметна, но никто ее не видел, не было рядом никаких директоров начальной школы, вроде миссис Марш из «Претти Брук», которая так неожиданно появилась и поймала меня.

Оказавшись за столом, я сунул руку в карман и нащупал бюстгальтер. Он действительно был немного грубым, хотя одновременно нежным и сексуальным. Он был отделан черными кружевами. Касаться его было все равно что касаться Мэри.

Для чего она купила себе такой сексуальный бюстгальтер? Мне не хотелось думать, что для мужчины, чтобы угодить ему. Я предпочитал думать, что она слишком хороша для мужчин и не нуждается в нас, что она счастлива одна.

Надев помятый плащ и шерстяную кепку, я подошел к Джорджу, моему начальнику. В «Терре» царила терпимость, к тому же я был хорошим работником, так что, уже одевшись, я приблизился к своему шефу, который добросовестно сутулился над статьей о положении североамериканского волка, и сказал, что не слишком хорошо себя чувствую, а потому хочу уйти домой пораньше. Он рассеянно покивал.

Я сказал себе: «Пойди положи эту штуку обратно в сумку» – и, хотя получил разрешение уйти, направился к столу Мэри, но там была Паула, которая что-то копировала. Восприняв это как знак, что мне суждено стащить бюстгальтер, я все-таки про себя заорал: «Просто подожди, она почти закончила!» – но тут вернулась Мэри со своим вечерним капуччино. Теперь у меня не было возможности вер – нуть бюстгальтер.

Я прошел мимо Мэри в полной уверенности, что она своим рентгеновским взглядом может просветить насквозь плащ и куртку и увидеть свой только что купленный бюстгальтер. Я рванулся в метро.

В мыслях у меня царила паника. Я был уверен, что обвинение в воровстве падет на меня. У Паулы, без сомнения, больший размер груди, так что Мэри не подумает, что она его взяла, а кто еще, кроме меня, видел бюстгальтер? Скорее всего, никто. И я предлагал Мэри выпить вместе. Она решит, что я стащил бюстгальтер из мести. Но дело было не в этом. Я все равно стащил бы его, если б даже никуда ее не приглашал.

Единственная надежда выпутаться из всего этого была на то, что Мэри не догадается, что бюстгальтер исчез, до тех пор, пока не придет домой, а там она подумает, что его украли из сумки в метро.

Едва добравшись до дому, я потерся лицом о бюстгальтер и почувствовал тонкую, почти прозрачную материю чашечек. Потом бросился на кровать, прижимая бюстгальтер к груди. Мэри, вероятно, примеряла его в магазине, и теперь я пытался уловить слабый след ее духов, но у бюстгальтера не было запаха. Мне казалось, что у нового бюстгальтера должен быть свой особый запах, как существует запах у нового автомобиля, но он пах ничем, словно был ничто.

Отсутствие запаха разочаровало, но я обладал бюстгальтером, так что должен был извлечь из него все безумные удовольствия, какие только мог. Мне хотелось надеть его, но, поскольку я оказался настолько безумен, чтобы его украсть, следовало произвести полную трансформацию. В куче газет на выброс я нашел «Нью-Йорк пресс», увидел объявление мисс Харт о регрессивном отшлепывании и улыбнулся, вспоминая ее как своего товарища по безумию. Я не стал ей звонить, а позвонил в службу кроссдрессинга в Бэй-Ридж, в Бруклине.

Женщина, с которой я разговаривал месяцем раньше, сказала, что у нее сегодня есть окошко в семь вечера на два часа.

– Мне хотелось бы надеть собственный бюстгальтер, – сказал я. – Это нормально?

– Многие из клиентов приносят свою одежду. У вас есть что-нибудь еще? Трусики, платье?

– Нет.

– А какой у вас размер?

– Одиннадцатый.

– А размер женских туфель?

– Не знаю.

– Ну почему же? Вы должны знать такие вещи… У вас, должно быть, большая нога. Одиннадцатый размер. У меня есть две пары туфель, которые наверняка вам подойдут.

Она рассказала, как добраться до Бэй-Ридж, и сказала что ее зовут Сандра, а я назвался Дэвидом. Цена все еще была восемьдесят пять долларов. В конце разговора женщина предупредила:

– Только никакого секса, верно? Облегчение сможете получить в других местах. Но не здесь. Придется подождать. Я предлагаю только переодевание. И никакого оргазма.

– Понимаю, – сказал я.

Глубоко в Бэй-Ридж

Я ехал в Бэй-Ридж и метался между сумасбродным счастьем и самобичеванием. Мое счастье было счастьем камикадзе. Я зашел слишком далеко, как сказал Наполеон, и наслаждался этим. Но потом наступали минуты, когда я не мог с этим смириться, чувствуя, что двигаюсь к безумию и не смогу вернуться обратно. Меня давила огромная проблема принуждения, которое я не мог контролировать и из-за которого теперь направлялся в Бэй-Ридж, чтобы одеться как женщина. Эта проблема изолировала меня от мира и погружала в тайну и унижение. И тем не менее я хотел это сделать. Я бы ни за что не повернул свой автомобиль обратно. Я просто не мог повернуть назад. Я должен был пройти через это.

Я выехал на федеральную трассу к Бруклинскому моему а потом на шоссе Бруклин – Куинс, чтобы найти Восемьдесят шестую улицу в Бэй-Ридж. С моих первых дней в Нью-Йорке я прошел долгий путь. И теперь мог ехать куда угодно. Я распростился с робостью.

Бэй-Ридж был отдельным маленьким городком, в котором можно было жить, не покидая его. Тут были все универмаги, которые только можно себе представить. Хотя он был частью Нью-Йорка, я потратил час, чтобы добраться сюда с Манхэттена.

Сандра жила на Сто первой улице, рядом с Четвертой авеню. Улица выглядела чистенькой, по обе стороны тянулись кирпичные многоквартирные дома, а над крышами возвышались (поскольку он был гигантским) освещенные арки моста Верразано-Нэрроуз. Он дыбился на фоне вечернего горизонта, словно гора.

Я припарковался на Четвертой авеню, которой заканчивался Бруклин. Передо мной лежало шоссе – табличка сообщала, что это Белт-Парквей, – а дальше был Атлантический океан.

С воды дул ледяной ветер, и я заторопился вдоль Сто первой улицы, проверяя номера домов в поисках дома Сандры. Я заметил знак, указывающий направление к Форт-Гамильтону. В будке стоял солдат. Это была действующая военная база. С другой стороны находился маленький парк с невероятных размеров бронзовой пушкой, нацеленной на океан. Здесь, должно быть, располагалась старая база.

Стала понятна оборона Нью-Йорка. Форт-Скайлер защищал его север, а Форт-Гамильтон – юг. В своих путешествиях по Нью-Йорку я стал военным экспертом.

Несмотря на то, что было холодно и темно, я решил зайти в парк посмотреть, какой открывается вид с конца Бруклина, воспользовавшись тем, что проделал такой путь. Пройдя мимо огромной пушки вдоль зеленого газона, я оказался на утесе. Внизу было шоссе, а за ним в лунном свете сиял океан. Справа над водой возвышался мост, соединяющий Бруклин со Стэйтен-Айлендом. Это был невероятный мост, казалось, он тянется на целую милю и никогда не будет разрушен.

Все это было очень красиво, Стэйтен-Айленд выплывал из воды, как гигантская черная тень. Он казался первозданным и нетронутым. Дальше к югу темнела еще одна длинная тень с мигающими огоньками, берег Джерси. К востоку же разливался только океан, ограниченный черным горизонтом, лунным светом и мерцанием звезд, и я подумал о старомодном пароходе, направляющемся во Францию.

Я замерз, но был загипнотизирован фантастическим видом. Я стоял спиной к миру над оконечностью Бруклина. Порыв холодного жесткого ветра с воды заставил меня сунуть руки в карманы. Я нащупал бюстгальтер Мэри. Я почти забыл о том, зачем приехал в Бэй-Ридж. Туристическое настроение покинуло меня. Мне снова захотелось надеть украденный бюстгальтер и ощутить себя красивым. Что за странное, детское желание перед лицом природы, края земли, военных баз, пушек и мостов.

Но желание сделать это не оставило меня. Я посмотрел на часы, было начало восьмого. Я вернулся обратно через парк и вскоре нашел дом Сандры – кирпичный дом без лифта. Она впустила меня, и я помчался по пяти пролетам вверх. Мои ноги были в порядке, но мускулы заныли, так я нервничал. Я подумал, что перед уходом мне следовало съесть банан, для энергии. Я постучал в дверь, отчетливо сознавая, что в коридоре есть и другие двери. Знают ли соседи, почему мужчины приходят сюда? Наверное, они думают, что Сандра проститутка. Но выглядит ли лучше правда?

Дверь приотворилась, она все еще была на цепочке. На меня глядели два зеленых глаза, обведенные черной подводкой. Казалось, что я смотрю на енота. Потом вырисовался покрытый веснушками нос.

– Дэвид?

– Да, – ответил я. Странно отзываться на вымышленное имя, но оно каким-то образом отделяло меня от ситуации. Делало в большей степени актером, снимало с меня ответственность. Удовлетворенная моим приличным видом молодого джентльмена, Сандра сняла цепочку и впустила меня.

Тошнотворный запах кошачьей мочи накрыл мое лицо, словно вонючая тряпка.

– Надеюсь, вы не против кошек, – сказала Сандра.

– Нет, не против.

Мы были в кухне, затем прошли в гостиную. Это была уродливая, неприятная комната с обтрепанной мебелью, совершенно неподходящая для переодевания. На потертой старой кушетке лежали, словно насельницы гарема, несколько кошек.

– Сколько их у вас? – спросил я, подумав, не опасно ли для женщины дышать кошачьей мочой.

– Восемь, – отозвалась она. – Не могу сказать «нет», когда вижу бездомного кота.

– Очень мило с вашей стороны, – сказал я.

– Для меня это легко, – ответила она. – Я кошатница.

Мы смущенно поулыбались друг другу. Сандра была профессионалом, а я пришел сюда по нужде, чтобы заняться переодеванием, но мы оба были застенчивы, что скрывали за добродушным подшучиванием над котами, как это свойственно обыкновенным людям.

Она провела меня через гостиную к двойной стеклянной двери с кружевными занавесками. Женский будуар, с надеждой подумал я.

Однако комната для переодевания оказалась вовсе не женственной. Она была голая, с длинной зеркальной стеной и высокими книжными полками. Другую стену украшали плакаты групп хеви-метал. Сандра прогнала кошек и закрыла стеклянные двери.

– Я не пускаю их сюда, – объяснила она.

В комнате для переодевания запах был менее отвратительным, но я все равно дышал ртом.

– Повесьте плащ сюда, – сказала Сандра, указывая на вешалку в углу. Дальше стоял большой аквариум с бледно – зеленой ящерицей около двух футов длиной и веткой, чтобы на нее карабкаться. Я повесил плащ и посмотрел на домик ящерицы. Там были нетронутые кусочки нарезанного яблока и сырое мясо для гамбургеров. Ящерица, совершенно неподвижная, притворялась, что слилась с пустыней, на тот случай, если я решу поохотиться на нее.

– Что это за ящерица? – поинтересовался я.

– Игуана.

– Она что, ест фрукты и мясо? – спросил я. С моей стороны было бестактно допустить, что хозяйка ящерицы не знает, что делает, но мне не верилось, что дитя пустыни может выжить на такого рода диете.

Но мой вопрос не обидел Сандру.

– Да, это именно то, что они любят. У меня есть и другая, в спальне. Я бы завела еще одну, но в это время года слишком холодно. Они умирают, когда покидают зоомагазин… Садитесь, мне нужно изучить ваши черты.

В середине комнаты стоял простой деревянный стул. Я уселся, Сандра глянула на меня, словно портретист, а потом сказала:

– Я всегда забываю, давайте сначала разберемся с деньгами.

Я вытащил бумажник и заплатил ей. Затем она стала изучать меня, а я изучал ее. Она была низенькой, в черных армейских ботинках, оранжевой мини-юбке и черной водолазке. На одежде кошачья шерсть. Но под одеждой и кошачьей шерстью у нее оказалась привлекательная компактная фигурка. Маленькие груди, сильные ноги. На вид Сандре было лет тридцать пять; ее кожа была загорелой и веснушчатой. Волосы выбелены, а корни темные. Я подумал, что она милая.

– Вы в первый раз переодеваетесь?

– Пробовал это делать, когда был подростком, но выглядел так уродливо, – сказал я.

– Сегодня вы не будете уродливым. Вы стройный, это облегчает задачу. Некоторые из моих клиентов очень крупные, и им трудно придать реалистический вид, но они обычно бывают счастливы от того, как меняются. Так что не бес – покойтесь, вы будете выглядеть хорошо.

Она обошла меня, с деньгами в руках, и стала изучать мои черты с разных углов зрения.

Передо мной было зеркало, в нем отражались книжные полки. Наверху стояло около дюжины пенопластовых женских голов с париками всех цветов. Они выглядели как отрубленные.

Сандра положила деньги между двумя книгами на полке и предложила:

– Давайте выберем парик. Вы, вероятно, хотите быть блондинкой. Все этого хотят. Но, исходя из вашей кожи, я думаю, что вам пойдет рыжий.

– Белокурый лучше, – сказал я. Мэри была блондинкой. Я мог бы стать Мэри и забыть о себе.

– Рыжий лучше, – настаивала Сандра.

– Мне нравится идея блондинки, – гнул я свое, борясь за права клиента, который платит.

– Ну хорошо, – согласилась Сандра без особого энтузиазма и указала на два белокурых парика. Я выбрал кудрявый, в стиле Дайан Кэннон, и стащил с полки пенопластовую голову, поскольку Сандра была слишком низенькой, чтобы до нее дотянуться.

Вдоль полок, перед книгами, которые все как одна были фантастикой, стояли десятки фигурок из «Звездных войн». Сандра с энтузиазмом мальчика-подростка из пригорода любила хеви-метал, ящериц, фантастику и «Звездные войны». Ее пристрастия, достойные прыщавого мальчишки, не внушали уверенности, что ей удастся переодеть меня и сделать женственным.

Я вручил ей парик и снова уселся. Она надела мне его на голову. Вид был ужасный. Из-за фальшивых белокурых локонов я казался измочаленным.

– Рыжий лучше, – опять повторила Сандра. Может быть, она и вправду знала свое дело.

Мы надели рыжий парик, и она расчесала его. Получилось лучше. Она объяснила мне, что парик – это первый шаг и что к парику уже следует подбирать одежду и макияж.

Она велела мне раздеться до белья и, порывшись в ящиках дешевого фанерного комода, подыскала мне трусики – черные бикини и еще одни с широким задом. Я выбрал бикини, повернулся спиной к Сандре, но оглянулся через плечо в уверенности, что она подглядывает за мной.

Ощущение от трусов было такое, будто их стирали уже сто раз. Я был немного разочарован. И у Сандры, и у мисс Харт были поношенные трусы, а я хотел первоклассного обслуживания, но так или иначе от бикини у меня началась эрекция. Сандра сделала вид, что не заметила этого. Она, вероятно, привыкла к тому, что у мужчин от трусиков случается эрекция.

– Вы сказали, что принесете бюстгальтер. Он у вас с собой? – спросила она.

Я вытащил из куртки бюстгальтер Мэри.

– Не думаю, что он подойдет, – сказала Сандра.

– Должен, – заявил я и просунул руки в бретельки. Сандра встала у меня за спиной, но он не застегивался. Это был тридцать четвертый размер, а Сандра сказала, что у меня тридцать восьмой. Я рисковал работой из-за бюстгальтера, который был мне мал на два размера! Моя промашка, моя тупость были невероятными. Я чувствовал, что потею под париком. Я показал себя дураком. И единственным утешением было то, что я получил по заслугам.

– Прежде чем идти покупать вещи, нужно знать свой размер, – сказала Сандра. – Это дорогой бюстгальтер.

Чувство вины по отношению к Мэри стало сложнее. Теперь я гадал, сколько стоит бюстгальтер. Я вообще не представлял себе, сколько стоят бюстгальтеры. Хотел было спросить Сандру, что она имеет в виду под словом «дорогой», но тогда мне пришлось бы признаться, что я его украл.

– Если хотите, – предложила Сандра, – я могу как-нибудь пройтись с вами по магазинам. Я предоставляю эту услугу своим клиентам. Вы можете перед этим переодеться. После того как мы сделаем покупки, можем сходить в кино или в бар. Тогда вы получите полноценный женский опыт. Это интересно.

Я надеялся, что сегодняшний опыт переодевания станет последним. Что я увижу в себе женщину раз и навсегда и потом навеки отрину ее, избавившись от своих проблем. Поэтому меня оскорбило предположение Сандры, что я собираюсь погрязнуть в переодевании, но как я мог протестовать? Я ведь и так зашел уже достаточно далеко!

Она положила бюстгальтер Мэри на верхушку комода, порылась в ящике в поисках другого, выбрала большой черный бюстгальтер, подходящий к моим черным трусикам, и надела его на меня. Я почувствовал себя хорошо. Мне всегда нравились бюстгальтеры. Затем она вложила две резиновых каплевидных груди в чашечки. Они были телесного цвета и очень тяжелые, вроде того протеза, который тетушка использовала для своей недостающей груди. Я подумал о том, что старушка сейчас в Куинсе одна, и меня охватило чувство вины. Она бы заболела, если бы узнала, на что я потратил восемьдесят пять долларов.

После грудных протезов Сандра дала мне черные колготки и показала, как их надевать: я должен был немного скатать каждую чулочину и потом просунуть в нее ступню, медленно расправляя материал. Колготки напоминали презервативы. Когда я натянул их на трусики-бикини, Сандра спросила, не хочу ли я примерить корсет.

Я отказался.

– Я спрашиваю только потому, – сказала Сандра, – что большинству клиентов они нравятся. Им хочется ощутить специфическое стеснение. Но вам не нужен корсет, у вас хорошая фигура.

С нижним бельем было покончено. Сандра открыла шкаф и показала мне большое количество уродливых нарядов. С каждым, который выбирал я, она не соглашалась. В результате я оказался в черной мини-юбке, покрытой кошачьей шерстью, и оранжевом топе с капюшоном, чтобы прикрыть волосы на груди, которые высовывались у основания шеи. Когда я наконец был одет, я осознал, что женщина нарядила меня, сознательно или бессознательно под себя, только наоборот. На ней была оранжевая мини – юбка и черный топ. Мы оба были одеты в цвета Хеллоуина.

Затем последовала пара туфель. Сандра заставила меня походить по комнате, чтобы испытать новые ощущения. Она думала, что мне это понравится. Я же ужасно спотыкался и чувствовал себя страшно неуклюжим вместо того, чтобы чувствовать себя сексуальным.

– Ну как? – спросила Сандра.

– Давят в пальцах.

– Так у всех женщин, – резко бросила она, и я сел обратно на стул. Ей не понравилось, что я жалуюсь, она понимала, что я не испытываю удовольствия. Мне стало стыдно.

– Если вы не войдете в образ, – сказала она, – мне трудно будет уловить его. Для меня радость, когда я помогаю клиенту почувствовать себя хорошо.

– Я чувствую себя хорошо, – солгал я. – Вы отлично поработали.

– Теперь приступаем к макияжу. Нельзя по-настоящему судить, что получилось, пока не наложен макияж. Это самое важное.

Она думала, что мне плохо потому, что мой облик не завершен, но причина была в другом. Мне было плохо потому, что я вел себя ненормально и переодеваться оказалось скучно.

Сандра вытащила из шкафа огромных размеров коробку, словно для рыболовной снасти. Внутри она была многоярусной и вместо рыболовных принадлежностей была набита косметикой. Посредине коробки лежала кукла Кен, переодетая женщиной – в черном парике, желтой юбке и белой блузке с бюстгальтером. Все это было украдено из наряда Барби. По некоторым причинам меня это оскорбило. Кен выглядел смехотворно.

Сандра сняла с меня парик и топ с капюшоном. Я остался в мини-юбке, колготках, черном бюстгальтере с грубы ми тяжелыми вкладками и туфлях с высокими каблуками. В бюстгальтере и трусиках я чувствовал себя хорошо, но этого было маловато.

Сандра опустила пальцы в банку с макияжем цвета плоти и начала намазывать мне лицо и шею. Я испугался, потому что банку уже открывали. Это было негигиенично, от этого могли пойти прыщи, или сыпь, или грибок от кожи других мужчин.

Я знал, что не следует ничего говорить, я хотел быть хорошим клиентом, но не мог сдержаться.

– Разве нормально использовать один и тот же макияж для всех? – спросил я, уверенный в своей правоте.

– Вас касаются только мои пальцы, – сказала Сандра, но в ее голосе послышались тревожные интонации. Она привыкла к странным, но простым мужчинам, у которых не было неврозов. На самом деле она сама была странной, но простой женщиной.

Я же чувствовал настоятельную потребность объяснить ей, что ее логика насчет макияжа ошибочна: ее пальцы касались клиентов, собирали с их кожи микробов и потом, с микробами, опускались в банку. Но я не попросил Сандру открыть свежую банку; я позволил наносить микробов себе на лицо. Я принадлежу к тому типу людей, которые не любят делиться вилкой и давать пробовать свой десерт, но всегда позволяю этому случиться, потому что не хочу показаться ханжой.

Зазвонил телефон. Сандра сняла трубку, выслушала, что ей сказали, сообщила свой адрес и цену и попросила перезвонить через два часа. Не успела она вернуться ко мне, как телефон зазвонил снова. Я гадал, будет ли это происходить весь мой сеанс.

Она сняла трубку, минутку послушала, затем ее маленькое тело содрогнулось и чуть ли не взвилось в воздух от гнева, лицо покраснело.

– У МЕНЯ КЛИЕНТ, ЧЕРТ ПОБЕРИ, НЕ ЗВОНИ МНЕ, КОЗЕЛ! – проорала она и, швырнув трубку, вернулась ко мне. Я был потрясен. Я решил, что какой-нибудь странный клиент преследует ее и теперь, может быть, стоит у подъезда. Он может напасть на меня в ревнивой ярости, когда я буду уходить, и мне придется, истекая кровью, просить помощи у солдата в Форт-Гамильтоне.

Я уже готов был спросить Сандру, часто ли у нее раздаются подобные звонки, но она опередила мой вопрос:

– Жаль, что вы это слышали. Мои родители на пенсии, они живут на Лонг-Айленде и все время мне звонят. Хотят поговорить. Надоело до жути. Это был отец.

– Ваш отец? – спросил я.

– Да, он звонил как раз перед вашим приходом. Они не дают мне покоя.

– Ваши родители знают, чем вы занимаетесь?

– Конечно. Я этого не стыжусь.

Она продолжала намазывать тональный крем – очень тщательно, в несколько слоев. Телефон зазвонил снова. Мы оба собрались с духом. Она протопала к телефону и сказала «алло» профессиональным тоном на случай, если это клиент, но потом злобно заорала:

– Я ТОЛЬКО ЧТО ВЕЛЕЛА ПАПЕ НЕ ЗВОНИТЬ. ДАЙТЕ МНЕ РАБОТАТЬ. БОЛЬШЕ НЕ ЗВОНИТЕ СЕГОДНЯ. ВЫ ОБА МЕНЯ ДОСТАЛИ, ЧЕРТ ПОБЕРИ!

Она бросила трубку. Я не мог в это поверить. Я вдруг понял, что у меня просто замечательная жизнь. Со мной происходили удивительные вещи. У женщины, которая меня переодевает, проблемы с родителями. Она проклинает их самыми грязными словами. Но в конечном счете они понимающие родители, думал я, они не возражают против того, чем занимается их дочь.

Сандра еле сдерживалась, я вежливо молчал. Она вмассировала еще немного тонального крема, затем начала работать над носом, оттеняя его именно так, как посоветовала однажды мисс Пеппер. Работа успокоила ее.

Я спросил, как она занялась этим делом, и Сандра сказала, что является профессиональным визажистом и работает на телевидении и в театрах. Начала переодевать мужчин, когда один актер по секрету рассказал ей о своей проблеме и попросил помочь. Затем он познакомил ее с некоторыми своими друзьями, и она начала свой бизнес. Делает это время от времени.

– Вам нравится? – спросил я.

– Вы хотите знать, возбуждает ли это меня?

Она была проницательной.

– Да, – сказал я.

– Я говорила уже, что мне нравится помогать клиенту почувствовать себя хорошо, но сексуально это для меня ничего не значит. Просто это то, что я умею делать. Мне нравится видеть окончательный продукт.

– У вас когда-нибудь были проблемы с клиентами? – Даже несмотря на то, что звонил ее отец, я все еще думал о мстительном психе.

– В самом начале случались происшествия, но я быстро научилась их пресекать.

Сандра начала работать над глазами. Мне никогда не нравилось, когда что-то делали с моими глазами. Вот и сейчас я с трудом переносил, как она подводила их, красила ресницы и накладывала на веки тени.

– Сидите спокойно, – все время повторяла она. Но именно тогда, когда она красила глаза, даже несмотря на то, что это было жутко, я по-настоящему возбудился. Эрекция от трусиков давным-давно исчезла. Теперь же она вернулась. Ее бедро прижималось к моему бедру, и она так пристально смотрела мне в глаза, что это было похоже на взгляд влюбленной. Затем она встала у меня между ног, чтобы добраться до ресниц. Ее лицо приблизилось к моему. Я чувствовал ее дыхание. Оно было сладким. Мне захотелось поцеловать ее. Это казалось возможным. Она смотрела в мои глаза так, как смотрят только тогда, когда человек нравится.

Я уже был готов сделать это, набрался мужества, чтобы просто наклониться вперед и поцеловать ее, удивить, сделать счастливой, но она закончила накладывать тушь и отступила. Я хотел, чтобы она приблизилась ко мне снова, хотел почувствовать ее ноги у своих ног, но боялся попросить. Она предупредила по телефону: никакого секса.

Макияж занял сорок минут. Финальным штрихом стала изрядная доза красной губной помады, которую Сандра позволила мне нанести самому под ее руководством. Затем она осторожно помогла мне надеть оранжевый топ, натянула на меня парик и немножко причесала его, чтобы он выглядел как надо. Я, насколько мог, избегал смотреть на себя в зеркало, но она заставила меня встать и оценить ее работу.

Я скосил глаза. Из зеркала смотрела высокая сексуальная рыжеволосая женщина с длинными, красивой формы ногами в колготках. Груди выглядели большими, что меня немного возбудило. Макияж придал мне более здоровый вид, скрасив обычную февральскую бледность. Алые губы и вампирские глаза енота соблазняли. Она накрасила мне глаза так же, как свои.

Когда же я посмотрел на себя пристальнее, не кося глазом, то увидел мужчину, который желает носить женскую одежду, несмотря на то, что ужасно в ней выглядит. Плечи оставались слишком широкими, бедра слишком узкими, зад слишком маленьким и плоским, лицо слишком накрашенным, грудные протезы слишком неестественными. Я был точь-в-точь как те любители, которые приходили к «Салли» и тихонько сидели в одиночестве в баре, не получая никакого внимания от мужчин. Вначале было заметно, что они переоделись, а потом они становились невидимыми.

– Как вы теперь себя чувствуете? – спросила Сандра, улыбаясь. Она гордилась своей работой, она была мастером.

Мне не хотелось ее разочаровывать, но чувствовал я себя дураком. Туфли жали. Я попытался пройтись, чтобы ощутить свою сексуальность и возбудиться от этого.

– Вы сделали великолепную работу, – поблагодарил я Сандру и оглядел себя снова. Капюшон действительно выглядел нелепо. Он был как оранжевый ошейник вокруг моей шеи, вроде тех пластиковых ошейников, которые надевают на собак, чтобы они не покусали себя. Как ошейник Лави. Кошачьи волосы на мини-юбке только усиливали уродство: я был псевдоженщиной в грязной одежде.