Текст книги "Все к лучшему"

Глава 39

Когда я вернулся в город, Норм предпочел остаться в Ривердейле, чтобы спокойно пообщаться с Питом. Тогда это его желание не вызвало у меня подозрений, хотя следовало бы догадаться, что за всеми поступками Норма непременно кроется подвох: в данном случае ему хотелось избежать встречи со стриптизершей, на которую он оставил ребенка и которой на всякий пожарный дал мой номер. Войдя в дом, я вижу, что Норм с Лилой и Питом на диване смотрят фильм по видео, – ни дать ни взять, картина Роквелла[10]10
  Норман Роквелл (1894–1978) – американский художник и иллюстратор.


[Закрыть]. Мне хочется схватить Норма за шиворот, выволочь на крыльцо и спустить с лестницы.

– Привет, Зак, – здоровается Пит. – Мы смотрим “Индиану Джонса”.

– Зак! – завидев меня, радостно говорит Норм. – Какими судьбами?

Я встаю перед телевизором и бросаю на журнальный столик визитку Делии. Норм берет ее в руки, и я вижу, как выражение любопытства на его лице сменяется удивлением, он догадывается, в чем дело, и настораживается.

– Давай выйдем, – мрачно предлагает он.

– Нет уж, давай останемся здесь, – возражаю я.

– В чем дело? – недоумевает Лила.

– Ты загораживаешь телик, – хнычет Пит и вытягивает шею, стараясь взглянуть на экран за мной.

– И когда ты собирался нам обо всем рассказать? – спрашиваю я.

– О чем рассказать? – уточняет Лила.

– Что у него есть еще один сын.

– Что? – ахает Лила.

Норм закрывает глаза.

– Я как раз собирался тебе все объяснить, – признается он. – Ждал удобного случая.

– И ты надеялся, что он подвернется раньше, чем Делия до меня доберется.

– Делия – это мать? – спрашивает Лила.

– Делия – стриптизерша, – поясняю я.

– Танцовщица, – вяло оправдывается Норм.

– Ничего не понимаю, – с этими словами Лила поднимается с дивана.

Тут я, несмотря на все свое волнение, замечаю, что она сидела очень близко к Норму, практически прижавшись к нему, и догадываюсь, что, видимо, своим появлением нарушил не только семейный покой, но и куда более интимную атмосферу. Лила вопросительно глядит на Норма.

– Делия – мать ребенка? Ты женат?

Пит запоздало оглядывается, догадывается, что дело серьезно, и неохотно останавливает запись.

– На самом интересном месте, – ворчит он еле слышно.

– Я не женат, – с нажимом поясняет Норм специально для Лилы, и за его словами явно кроется подтекст.

Теперь я практически уверен, что он проводил время не только с Питом. Может, я все это придумал, а может, с самого начала было наивно полагать, что двое одиноких бывших супругов, один из которых сидит на виагре, будут под одной крышей четыре ночи подряд спать в разных комнатах. Разумеется, я никогда их ни о чем не спрошу, а они не признаются.

– Сьюзен умерла семь месяцев назад, – продолжает Норм.

– Кто такая Сьюзен? – интересуюсь я.

– Моя бывшая жена.

– Так ты вдовец?

– С формальной точки зрения – нет, – неохотно признается он.

– Это как?

Он кивает.

– Мы развелись за два года до ее смерти.

– Когда Генри было два года?

– Примерно так.

– Генри – твой сын? – уточняет Лила.

– В чем дело? – щурится Пит, пытаясь уследить за разговором.

– Питер, иди к себе.

– Почему?

– Нам надо поговорить.

– А кино? – возмущается он.

– Досмотрим позже.

– Ну вот, – обижается Пит, но, тем не менее, поднимается с дивана и плетется к лестнице, недоумевая, как так: только что все было хорошо – и вот пожалуйста.

– Значит, получается, – продолжаю я после ухода Пита, – что ты снова женился, завел ребенка, потом опять развелся, а потом твоя жена умерла и оставила на тебя четырехлетнего сына, которого ты толком не знал.

– Я ухаживал за ней, когда она болела, – оправдывается Норм. – У нее никого не было, кроме меня.

– Значит, ты не бросил ее в беде, как бросал всех остальных, да?

Норм понуривается, как будто я заехал ему по яйцам, сцепляет руки, стараясь унять дрожь, и кладет их на колени.

– Я думал, что мы это уже выяснили, – вздыхает он.

– Я тоже так думал. Получается, нет.

– Зак! – тихонько окликает Лила.

– Нет, мам. Он нам врал все это время.

– Ему было трудно решиться нам обо всем рассказать, – поправляет она. – Ты и сам такой. Сколько ты не мог признаться Хоуп, что не хочешь на ней жениться?

– Дело не в этом, – я оборачиваюсь лицом к Норму. – Он вполне мог бы привезти Генри с собой и познакомить нас с братом. Это было бы чертовски трогательно, а мы все знаем, как Норм обожает эффекты. Вместо этого он приехал один, оставив сына стриптизерше, причем дольше, чем обещал. Где это видано? Даже для такого дерьмового отца, как он, это уже перебор. Поэтому я спрашиваю: Норм, зачем ты на самом деле приехал? Едва ли только затем, чтобы помириться.

На лбу Норма выступил пот, лицо побелело, как полотно, дыхание участилось, и я даже испугался, что он сейчас задохнется.

– Норм, ты в порядке? – спрашивает Лила.

Он кивает ей и делает несколько глубоких вдохов.

– Присядь на минутку, – просит он меня скрипучим голосом.

– Ничего, я постою.

– Пожалуйста, – повторяет он, умоляюще глядя на меня. Наконец я смягчаюсь и сажусь в кресло.

– Ты приехал, чтобы спихнуть на нас своего сына? – догадываюсь я.

Норм качает головой.

– Я приехал, чтобы попробовать помириться с вами и понять, могу ли я называться отцом, – он проводит ладонями по лицу, и я вижу, что у него слезы на глазах. – Я смотрел на этого малыша, о котором должен заботиться, и думал о тебе и твоих братьях, о том, как я перед вами виноват. Некоторые мужчины просто не созданы для отцовства. Я давно смирился с тем, что я никудышный отец. Как и мой отец. У меня ничего не получилось.

– Что не помешало тебе завести еще одного ребенка.

– Когда меня это останавливало? – грустно качает головой Норм. – Я всегда верю, что уж “на этот раз непременно получится”. Уж на этот раз все будет иначе. Вот только этого никогда не происходит. Пока я знал, что у Генри есть Сьюзен, я был за него спокоен. Но когда я остался его единственным опекуном, испугался. Я его люблю, но ведь тебя и твоих братьев я тоже любил и все равно потерял. Я приехал повидать сыновей и проверить, а вдруг еще не все потеряно и вы сможете меня простить. Я знаю, это глупо, но я решил, что если снова смогу стать частью вашей жизни, то значит, на этот раз все действительно будет по-другому.

– Значит, дело не в нас, – с горечью резюмирую я. – Мы для тебя были лишь декорацией.

Нахмурясь, Норм переводит взгляд на Лилу, а потом снова на меня.

– Зак, я уже старый. Ты себе представить не можешь, до чего я стар.

– Признайся честно.

– В чем?

– Ты хочешь, чтобы мы вместо тебя растили твоего сына.

Норм шмыгает носом и отводит глаза.

– Мне всего-навсего нужна ваша помощь.

– Вранье. Ты решил свалить, как всегда.

– Я желаю Генри добра, – по лицу Норма струятся слезы. – Мне шестьдесят лет, и я едва ли доживу до семидесяти. У меня больное сердце, и повторное шунтирование невозможно. Я смотрю на Генри, вижу, какой он милый и славный, и понимаю, что не хочу испортить жизнь еще и ему.

Ярость течет по моим венам, точно электрический ток, от нее кипит кровь.

– Какая же ты сволочь, Норм. Как ты мог?

– Прости меня, Зак. – Он протягивает ко мне руки, и я отшатываюсь.

– Иди к черту.

Он снова тянется ко мне, теряет равновесие и валится на стеклянный журнальный столик, тот под его тяжестью разбивается, и Норм падает коленями на острые осколки. Сидя в куче битого стекла, он всхлипывает, закрыв лицо руками. Наконец Лила опускается рядом с ним, прижимает его голову к своей груди и тихонько укачивает его, как баюкала меня в детстве, когда я ночами плакал от боли и тоски по тому, чего, как до меня только сейчас начинает доходить, вообще никогда не существовало.

Я сижу в комнате Пита, пока Норм и Лила о чем-то шепчутся внизу. Пит никак не может понять, что значит “брат по отцу”.

– У него другая мама? – спрашивает он меня в третий раз.

– Да, – отвечаю я.

– А почему мы раньше его никогда не видели, если он наш брат?

– Ему всего пять лет.

– Я слишком стар для пятилетнего брата.

– Ничего подобного, – возражаю я.

На мгновение Пит задумывается.

– А как его зовут?

– Генри.

– Генри, – повторяет Пит. – А что ему нравится?

– В каком смысле?

– Какое мороженое он любит?

– Не знаю.

– А какая у него любимая передача?

– Я о нем ничего не знаю, – признаюсь я. – Я сам лишь недавно услышал о его существовании.

– Он решит, что я глупый?

– Ты не глупый.

– Может, пятилетнему ребенку я покажусь глупым.

– Никто и никогда не скажет, что ты глупый.

– Ты так говоришь, потому что ты мой брат, – он легонько бьет меня по руке.

– Он тоже, – замечаю я.

– Точно, – кивает Пит. – Я совсем забыл.

Когда я спускаюсь в гостиную, Лила сидит в темноте и, глядя в пространство, прихлебывает чай из стакана.

– Где он? – спрашиваю я.

– Ты был с ним очень груб.

– Он нас обманул.

Мама поднимает на меня глаза и качает головой.

– Знаешь, Зак, как бы ты ни злился на человека, пусть даже заслуженно, все равно его надо пожалеть. Это очень трудно, поверь. Мне ли не знать! Но ради родных и близких стоит постараться.

– Он тебе не родной, – возражаю я.

– У нас общие дети, так что родной.

Я спускаюсь по лестнице в подвал, где на раскладном диване спит Норм. Он в рубашке, его живот поднимается и опускается от храпа. На его лице, всегда преувеличенно-оживленном, сейчас написано непривычное спокойствие, и я впервые могу рассмотреть его черты: скошенный подбородок, крючковатый нос, тонкие поджатые губы. Лицо спящего Норма кажется совершенно чужим. Затаив дыхание, я присаживаюсь на краешек дивана и вздрагиваю оттого, что под моим весом пружины принимаются скрипеть и качаться. Когда все стихает, я смотрю на лицо Норма в падающем с лестницы тусклом свете, пытаясь отыскать в своей душе родственные чувства к этому непонятному мне человеку. Я ложусь на спину, так что голова моя оказывается в считаных сантиметрах от его вздымающегося брюха, и таращусь в рябой, весь в потеках воды подвесной потолок. В детстве мы с Мэттом и Питом стаскивали с дивана подушки, укладывали на пол, прыгали и кувыркались на них, а Норм, сидя за столом в дальнем углу, после каждого прыжка записывал счет в баллах, а потом торжественно поднимал блокнот над головой и показывал нам. Он называл наши игры “Подвальной олимпиадой” и в промежутках комментировал каждое выступление, придумывая нашим выкрутасам смешные названия: “тройное сальто на унитазе”, “кувырок через пупок”. Постепенно мы с Мэттом смекнули, что, чем сложнее трюк, тем выше оценка, даже если исполнение оставляет желать лучшего, и лезли из кожи вон, чтобы оказаться на втором месте. На первом всегда был Пит.

– Пап, а помнишь подвальную олимпиаду? – спрашиваю я. Норм не отвечает. – Я сто лет о ней не вспоминал.

Я разговариваю со спящим отцом, рассказываю о событиях из детства и о том, в чем никогда бы не признался, если бы он мог меня слышать. Наконец я чувствую, что у меня слипаются глаза, а дыхание становится глубже и словно доносится издалека.

– Ладно, пап, утром поговорим, – бормочу я. – И все решим.

Но поговорить нам так и не удается. Потому что утром Норма и след простыл: он ушел, прихватив свои пожитки. В ванной на зеркале висит записка: “Пожалуйста, позаботьтесь о Генри. День его рождения 19 февраля. Он любит шоколадное мороженое и “Лигу Справедливости”[11]11
  “Лига Справедливости* (Justice League of America) – вымышленная команда супергероев, которая появляется в комиксах издательства DC Comics. Изначально включала Бэтмена, Супермена, Чудо-женщину и др.


[Закрыть]. Простите меня за все. Если бы для того, чтобы считаться хорошим отцом, достаточно было просто любить своих детей, я был бы лучшим отцом в мире”. Я сердито изучаю в зеркале свою реакцию. Этого следовало ожидать, и уж во всяком случае удивляться нечему. Затем, оставив записку на месте, точно важную улику, к которой нельзя прикасаться, я иду наверх, решив дать Норму несколько часов на то, чтобы передумать, прежде чем я позвоню Мэтту.

Глава 40

– Я так и знал, что за этим непременно кроется подвох, – говорит Мэтт. Он сидит на диване, облокотившись о колени, и теребит замок молнии на кармане потрепанных брюк. – Сукин сын, – добавляет он. – Если кому и не стоило заводить еще одного ребенка…

Сейчас около трех часов. Первая половина дня у меня ушла на то, чтобы найти Мэтта, поскольку его мобильный временно отключили за неуплату. В конце концов я отыскал Отто и, сославшись на срочное семейное дело, попросил его сходить к Мэтту.

– Он наш брат, – примерно в пятый раз торжественно поясняет Мэтту Пит. – Брат по отцу. У нас общий папа.

– Я понял, – раздраженно отрезает Мэтт и, спохватившись, треплет Пита по коленке. – Прости. Меня просто потрясла эта новость.

Смеркается. Мы втроем сидим в гостиной и обсуждаем, как нам быть, а Лила на кухне шумно перекладывает покупки в холодильник. Она сразу заявила, что это сугубо наше с братьями дело, и, таким образом самоустранившись, пытается расслышать хоть что-нибудь сквозь дверь.

– Как думаешь, куда поехал Норм? – спрашивает Мэтт.

– Понятия не имею, – отвечаю я. – Он как-то упоминал, что собирается работать во Флориде, но правда это или очередное вранье – не знаю.

– Часть общего грандиозного замысла, – задумчиво кивает Мэтт.

Я ждал, что он разозлится, примется обвинять Норма во всех смертных грехах, ругать на чем свет стоит и досадовать на нас за то, что мы снова позволили себя одурачить и бросить. Но Мэтт спокоен, я бы даже сказал, невозмутим, разве что застежку на кармане теребит.

– Ты его видел? – интересуется он.

– Вчера вечером, – отвечаю я. – Я ему слегка нахамил.

– Да не Норма, – качает головой Мэтт. – Мальчика. Генри.

Я осознаю, что Мэтту плевать на Норма, что фактически он его вычеркнул из своей жизни. Если, в отличие от меня, ему вообще было до него дело.

– Ага, – говорю я. – Видел вчера.

– Как он выглядит?

– Да, как он выглядит? – вторит ему Пит.

Разговор обретает привычный ритм: Мэтт спрашивает и объясняет все себе и Питу, тот эхом повторяет за Мэттом, а я стараюсь ответить на все их вопросы.

– Даже не знаю, что вам сказать, – задумавшись, признаюсь я. – Серьезный. Пожалуй, одинокий.

Мэтт лихорадочно кивает головой, как китайский болванчик, совершенно не в такт разговору, от волнения у него дрожат губы.

– И когда мы за ним поедем? – спрашивает он.

Мы пока не обсуждали щекотливый вопрос об ответственности и опекунстве, о том, с кем будет жить малыш и чем нам всем это грозит. Но, глядя на Мэтта, я понимаю, что такой разговор неуместен, по крайней мере сейчас, и меня переполняет братская любовь к нему и Питу, смешанная с отцовской гордостью.

– Думаю, завтра с утра, – предлагаю я.

– Ага, – Мэтт кивает, поднимается на ноги и вытирает глаза рукавом. – Поехали.

Мы берем “мустанг” Пита, и в этом есть своя прелесть: поедем на машине, которую нашему брату вообще не следовало покупать, чтобы забрать другого нашего брата, о котором мы прежде слыхом не слыхали. Когда мы садимся в машину, с крыльца сбегает Лила со старым детским автомобильным креслом и огромной хозяйственной сумкой в руках.

– Если ребенок весит меньше двадцати килограмм, он должен ехать в кресле, – поясняет она. – Поставишь на заднее сиденье, только не посередине, и пристегнешь обычным ремнем.

Мы глядим на нее во все глаза.

– Ладно, мам, спасибо, – наконец отвечаю я. Она протягивает мне сумку.

– Тут бутерброды и кое-что еще перекусить, – продолжает мама. – Дорога долгая, малыш может проголодаться.

Мэтт берет у Лилы сумку.

– Спасибо, мам.

Она окидывает нас критическим взглядом. Лила слегка запыхалась от бега, ее щеки разрумянились, глаза влажно блестят, завитые волосы растрепались и лезут в лицо. Она делает шаг к Мэтту и стаскивает с его головы парик.

– Ты его напугаешь, – поясняет она, вертя парик в руках.

– Как скажешь, – весело ухмыляется Мэтт.

Мы с удивлением и надеждой смотрим на мать, так, словно от нее зависит наше будущее.

– Чего вы? – смущается она. – Может, Норм и скотина, но я всю жизнь забочусь о его детях. – Она подходит к нам и по очереди чмокает в щеку. – А теперь поезжайте и заберите его.

Пит хочет порулить, поэтому, как только проезжаем мост Джорджа Вашингтона, мы с братом меняемся местами. Мэтт вполголоса подсказывает ему, что делать, а я на заднем сиденье набираю номер Делии.

– Здравствуйте, – говорю я. – Это Закари Кинг.

– Кто?

– Брат Генри.

– Ах да. Вы нашли Норма?

– Да, – отвечаю я.

– и?

– Он ударился в бега.

– Вот урод. Ушам своим не верю.

– Ничего, нам не привыкать.

– Ну а мне теперь как быть?

– Мы едем за Генри, – сообщаю я, надеясь, что мой голос звучит достаточно уверенно.

– Кто это мы? – неожиданно подозрительно уточняет Делия.

– Я и два моих брата.

На том конце провода повисает пауза.

– Я о вас знаю не больше, чем вчера.

– Послушайте, – говорю я, – он наш брат, и мы едем, чтобы его забрать. Когда вы увидите моих братьев, вы поймете, что мы вас не обманываем. Мы все похожи. А мой брат Мэтт – вылитый Норм.

– Ни фига подобного! – возмущается Мэтт с переднего сиденья.

– Мне через час надо быть на работе, – неуверенно признается Делия.

– Прекрасно, – соглашаюсь я. – Где это?

Мы заезжаем на стоянку “Томминокеров”, “элитарного мужского клуба”, если верить его рекламе. Над пустынным побережьем Джерси гаснут последние лучи заката. Пит оказывается не готов к виду гологрудых девиц, которые скачут по подиуму, скользят по шестам и, лежа на спине, делают шпагат под старые песни Guns N’Roses. Он забавно приоткрывает рот от изумления и до смерти пугается, когда одна из стриптизерш зовет его в заднюю комнату для приватного танца.

– Нет, спасибо, – отвечает за него Мэтт, а Пит нервно хихикает. – Мы ищем Делию.

– Поговорите с Дейвом, – советует девушка.

– Кто такой Дейв?

– Хозяин.

Она указывает на длинную барную стойку у дальней стены. Там никого нет, только в левом конце бара на высоком табурете сидит здоровенный пузатый мужик с редеющими седоватыми волосами и бородой, которую он словно специально подстриг для того, чтобы продемонстрировать тройной подбородок.

– Это он? – уточняю я.

– Собственной персоной, – подтверждает стриптизерша и уходит к другим клиентам.

– Добрый вечер, – говорю я. – Извините, это вы Дейв?

– Раз вы спрашиваете, значит, уже знаете, – отвечает он, отхлебывая пиво.

Выглядит он так, словно когда-то, в другой жизни, профессионально занимался борьбой.

– Мы ищем Делию.

Дейв разворачивается на табурете и оглядывает меня с головы до ног.

– Вы за ребенком?

– Да.

Он бросает взгляд на часы и хмурится.

– Ей через десять минут выступать.

– Значит, нам придется поторопиться.

Дейв недовольно слезает с табурета и ведет нас сквозь двери справа от подиума по коридору в гримерку. Перед рядом зеркал сидит несколько обнаженных женщин; они красятся, заливают прически промышленным количеством лака и равнодушно засовывают свои силиконовые груди в кружевные лифчики. Остальные расхаживают по комнате на рискованно высоких шпильках, лихорадочно стаскивают и натягивают крошечные эластичные юбки и топики, болтают с подружками о всяких пустяках. Генри сидит на полу в углу, не обращая внимания на окружающий его лес длинных ног и задницы в стрингах.

В одной руке он сжимает Паровозика Томаса, а в другой – карандаш, которым раскрашивает логотип ночного клуба на флайере – очертания фигур двух обнаженных девушек, наклонившихся в разные стороны.

– Генри, – окликаю я его и по лицу замечаю, что малыш меня узнал. – Ты меня помнишь?

Он кивает, прижимая паровозик к груди. Я чувствую, что стоящие позади меня Мэтт с Питом рассматривают малыша. Но не успеваем мы приблизиться к нему, как от большого зеркала отходит Делия и встает между нами. На ней расшитый блестками лифчик и трусы; кричащий макияж делает ее похожей на марионетку.

– Привет, – говорит она. – Вы Зак.

– Ага.

– Они пришли за мальчишкой, – поясняет Дейв.

– Я в курсе, зачем они здесь, – отвечает Делия, оглядывая Мэтта с Питом. – У вас есть документы, подтверждающие личность?

Мы с Мэттом протягиваем Делии водительские права, та их внимательно изучает и передает Дейву.

– Что скажешь? – интересуется она.

Дейв возвращает ей права, даже не взглянув на них.

– Скажу, что это серьезный клуб, а не детский сад. Если они пришли за мальчишкой, разберись с ними и мотай на сцену.

Я присаживаюсь на корточки перед Генри, который наблюдает за нами, широко раскрыв умные глаза.

– Генри, ты знаешь, кто я? – спрашиваю я. Малыш кивает.

– Зак, – отвечает он.

– Правильно, – соглашаюсь я. – А это мои братья, Мэтт и Пит.

Генри кивает, достает из кармана брюк потрепанную фотографию, сложенную пополам, и протягивает мне. Я разворачиваю ее и вижу нас с Мэттом и Питом на рыбалке в Майами. Лила тогда поехала навестить мать после операции на спине, а я воспользовался случаем и устроил братьям маленькие каникулы. Было это лет шесть назад, и я понятия не имею, как этот снимок попал к Норму.

– Да, – говорю я. – Это я, это Мэтт, а это Пит. – Я смотрю на Генри. – Ты тоже наш брат.

– Я знаю, – отвечает Генри.

– Как ты смотришь на то, чтобы переехать к нам жить?

Генри обдумывает мое предложение с видом человека, которому не привыкать к резким переменам в жизни.

– Моя мама умерла, – буднично сообщает он.

– Я знаю, – киваю я. – Мне очень жаль.

– А где мой папа?

– Он ненадолго уехал.

Генри кивает и опускает взгляд на паровозик.

– Он всегда уезжает.

– Я знаю. Он и мой отец. Правда, здорово, что у тебя есть трое братьев? С нами ты никогда не будешь один.

Пит подходит к нам и наклоняется.

– У меня тоже есть поезда, – говорит он. – Целая куча. А еще рельсы, мост и даже депо.

– Они на батарейках? – спрашивает Генри.

– Какие-то да, какие-то нет.

Генри кивает и протягивает руку:

– Дай мне фотографию.

Я протягиваю ему снимок, и у меня комок встает в горле оттого, как аккуратно, точно талисман, малыш складывает карточку, с какой любовью расправляет сгибы, прежде чем спрятать ее обратно в карман.

– Ладно, – подает голос Делия. – Гоните мне еще штуку баксов, и будем считать, что мы в расчете.

– Что за фигня? – возмущается Мэтт.

– Я же дал вам вчера двести долларов, – добавляю я.

– За эти сутки, – отрезает Делия. – А ребенок жил у меня неделю с лишним. Я его кормила, одевала, не говоря уже о том, что мне приходилось пропускать работу.

– Вы договаривались с Нормом, – возражаю я. – А не с нами.

– Слушайте, – вмешивается Дейв. – Чем скорее вы все решите, тем лучше для вас, потому что через пару минут она должна быть на сцене, иначе мой бизнес понесет убытки, причем по вашей вине, и тогда я вам не завидую. Я понятно объяснил?

– Да забей ты на них, – говорит мне Мэтт. – Бери парня и валим отсюда.

– Вы должны заплатить ей за беспокойство, – настаивает Дейв и встает в дверях.

– Ладно, – я достаю кошелек и пересчитываю купюры. – У меня с собой ровно сто восемьдесят три доллара. Мэтт, у тебя сколько?

Мэтт бросает на меня взгляд с таким видом, будто хочет сказать: “Ты что, откуда у меня деньги?”

– Так не пойдет, – отвечает Дейв, который явно решил вести переговоры от имени Делии.

– Я не благотворительная организация, – добавляет она. – Я деловая женщина.

– Ага, показываешь сиськи за деньги, – язвит Мэтт.

– Да пошел ты, панк чертов!

Мэтт, Делия и Дейв принимаются орать друг на друга. Я перевожу взгляд на Генри. Испугавшись криков, мальчик отпрянул к стене. Он смотрит на меня широко распахнутыми от ужаса глазами, а потом внезапно подбегает, прыгает ко мне на руки и прячет лицо у меня на плече так, словно делал это миллион раз. Я впервые обнимаю Генри и глажу по спине; его кудряшки щекочут мне подбородок, и что-то во всей этой сцене есть до боли знакомое, словно воспоминание о будущем. Перепалка смолкает: Мэтт и Делия оборачиваются и смотрят на нас. В комнате воцаряется непривычная тишина.

– Пожалуйста, – прошу я, глядя Делии в глаза, – позвольте нам его забрать.

Делия бросает на меня долгий взгляд, потом качает головой и берет у меня из рук деньги.

– Ладно, – соглашается она и, как ни странно, наклоняется и чмокает Генри в затылок. – Только смотрите, заботьтесь о нем хорошенько.

Я оборачиваюсь к Дейву, тот спустя несколько секунд неохотно отодвигается от двери, и мы выходим из гримерки. Мэтт и Пит шагают по бокам от меня, точно телохранители, а я несу Генри, который, уткнувшись мне в плечо, крепко держит меня за шею, пока мы идем через весь клуб на стоянку.

Мы проезжаем Эгг-Харбор, городок примерно в получасе езды от Атлантик-Сити. Я сижу на заднем сиденье с Генри, который уснул в детском кресле, положив голову мне на плечо. Внезапно я наклоняюсь вперед и хлопаю Мэтта по плечу:

– Останови-ка.

– Что?

– Останови здесь, – повторяю я.

– Какого черта? – возмущается Мэтт, но тем не менее сворачивает на обочину.

– Т-с-с! – шипит Пит, показывая на Генри. – Не ругайся.

– Прости.

Я выхожу из машины в холодную ночь и напряженно вглядываюсь в деревья вдоль дороги. Я карабкаюсь по заросшему травой косогору к высокой радиомачте. Это здесь. Я уверен. Я не был тут с той самой ночи, но помню, как маячила над деревьями вышка, точно дракон в черном небе, когда меня уносили с места аварии. Я стремительно пробираюсь сквозь заросли, оглядываясь в поисках сломанных веток или покореженных деталей автомобиля, но в темноте ничего не видно. Наконец на полянке я замечаю ствол дерева с содранной снизу корой: обнаженная перламутровая древесина зияет, точно открытая рана. Я шарю на земле под деревом, но там ничего нет: лес либо отторг, либо поглотил все следы аварии. Я сажусь, прислонившись спиной к дереву, и таращусь в темноту. Слева раздается шорох, из-за кустов выбегает кролик и, дрожа всем телом, окидывает полянку испуганным взглядом. Наконец он упирается глазами в меня, и мы долго смотрим друг на друга, размышляя о спасении, каждый с точки зрения своего биологического вида. Я снимаю с ремня мобильный, раскрываю и нахожу в списке контактов номер сотового телефона Раэля. Я так и не смог заставить себя его удалить. Не сводя глаз с кролика, нажимаю на кнопку дозвона, и от волнения меня пробирает холодок. Телефон показывает, что здесь нет сети, однако спустя несколько секунд вызов все-таки проходит. “Это Мигель. Сейчас я не могу ответить на ваш звонок. Пожалуйста, оставьте сообщение, и я перезвоню вам при первой же возможности. Adios”.

– Привет, Мигель, – говорю я. – Когда-то это был телефон моего друга. Он погиб в автокатастрофе пару лет назад. Казалось бы, можно было уже и удалить его номер, а я вот не стал. Наверно, надеялся, что когда-нибудь, нажав на кнопку, я непременно дозвонюсь до него, но теперь понимаю, что этому не бывать. Надеюсь, у тебя все в порядке и этот номер служит тебе верой и правдой. Кстати, моего друга звали Раэль. Ладно. Тебе наверняка и своих проблем хватает. Не буду тебя отвлекать. Пока.

Я смотрю на светящийся экран и нажимаю на кнопку, чтобы удалить телефон Раэля. “Вы уверены, что хотите удалить номер Раэля?” – уточняет у меня мобильный. Я снова нажимаю “удалить”, и номер исчезает. Следующий в списке домашний телефон Раэля. Тамара берет трубку после второго гудка.

– Привет, – выдыхаю я, но из-за сбоя связи я ее слышу, а она меня нет.

– Алло! – отвечает она. – Алло!

Я тоже говорю “алло”, но она меня по-прежнему не слышит, поэтому мне остается лишь слушать, как она несколько раз раздраженно повторяет “алло” и вешает трубку. Ну и ладно. Я все равно не знал, что ей сказать, даже если бы она меня слышала.